Текст книги "Боец тишины (СИ)"

Автор книги: Стас Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Войцех!

– Ян, это ты? Вернулся, да?

Я стою у стены, сжимая кулаки, а заспанный Войцех продирает слипающиеся глаза и сгребает с кровати раскиданные розы.

– Ян, зачем эти палки? Колючие же…

Он сел на кровати и завернулся в одеяло, всем видом показывая, как ему тяжело встречать зябкое утро и меня в нагрузку.

– Ян, да ты что такой? С дороги устал? Я тебе сейчас яичницу сделаю. И пиво осталось еще.

Войцех включил свет слабой со сна рукой, а я так и остался стоять у стены со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами. Поляк расправил широченные плечи, прищурил склеенные сном глаза, привыкшие к предутреннему сумраку и ослепленные искусственным освещением. Он присмотрелся ко мне и покачал головой.

– Да, досталось тебе. Это как же так вышло?

Убью! Я убью его! Глотку перегрызу! Растерзаю в клочья! Только… У меня в голове вдруг стало, как в пустом патроннике, – пусто. Сердце замерло, стиснутое злобой, как тисками, и затаенное дыхание замерзло в груди, хрустя инеем на зубах. Я остался стоять у стены, сжимая кулаки и челюсти до судороги. А Войцех… Он дружески хлопнул меня по плечу… с такой лихой и легкой силой, что чуть не вышиб у меня из груди притихшее перед грозой дыхание.

– Давно не виделись, Ян. Я бы тебя и не узнал, если бы так, на улице, встретил. Пошли ветчину жарить. Посмотрим, может, я вчера не всю съел…

Я схватил его за плечи, подтягивая к себе. Войцех с ухмылкой обхватил меня медвежьим захватом.

– Я тоже рад тебя видеть, Ян! Даже слов нет, как рад! Просто, я проснуться никак не могу – вымотался вчера.

– Твою ж… Войцех! Твою ж!..

Я вырвался из его хватки, оттолкнул его и… Я сейчас сердечный приступ получу. Как меня адреналин колотит… аж страшно становится. Схватившись за сердце, выскочил на лестницу… вспомнил про хромату и тяжело опустился на ступеньку… стал смотреть на уходящие вниз пролеты – так же отстраненно, как в пустой патронник…

Войцех хлопнул дверью и потащился за мной, оправляя второпях натянутые штаны. Эх, был бы у меня пистолет, не остался бы патронник пустым…

– Ян, а я что-то не пойму никак… Ты что так? Тебя, что по голове сильно били, да?

– Били… Сильно били…

Войцех сел на ступеньку, кладя мне на плечо тяжеленную руку… которую я сразу скинул.

– Да ты не говори, я вижу все. Не вспоминай зря – знаю я, трудно такое из головы выставить, так что не надо все снова в голову впускать.

– Войцех, заткни глотку… не то я ее тебе перегрызу…

– Да можно и молча… Ян, только ты спокойнее… Ты всегда боялся, что тебя по голове бить будут, – знаю, не зря ты так… знаю, трудно тебе теперь думать будет. Только временно, Ян… все – временно.

– Больше я не боюсь ничего… И ничего мне теперь не трудно…

– Ты думать не торопись, раз уж так с головой вышло. Мне тренер всегда говорил, что не меньше месяца с мыслями переждать надо после такого.

Я уронил голову на руки, упертые в колени.

– Подозревал я… А все равно – надеялся…

– Месяц – не так уж и много, Ян. А там – можно мучить голову, сколько влезет… от гематомы и следа к тому времени не останется.

– Не дождалась… А обещала – дождаться…

– Агнешка? Да, не дождалась… Только она же не знала, что ты так рано приедешь, – ты же не предупредил.

Я сокрушенно повесил руки, складывая голову на грудь.

– Не дождалась…

– Я же сказал, не знала она. Не знали мы, Ян. Она ненадолго отошла – просто, решила пораньше пана Влодека навестить. Одинокий он старик – одна она у него отрада и помощница.

– “Волка” на “медведя” променяла… А ты, Войцех… Ты ж меня другом считал…

– Ян, а я и сейчас считаю.

– Войцех, я сейчас не соображаю… Только я… Я сейчас отойду и… Скоро я тебе глотку перегрызу, “медведь”! Мне зубы крепче и острее прежних вставили! Так что давай беги! Да без оглядки! Моей она будет! Моей! Ясно?!

– Ясно. Но она и так твоя.

– Она только моей будет – всегда! И больше ничье – никогда!

Меня обдало адреналином, и мир собрался в точку боевой готовности. Войцех недоуменно насупился, наклонил голову и начал напряженно соображать.

– Ян, ты что, думаешь, что мы с ней?.. Ты только не думай, что мы с ней… Ты что, Ян? Мы же друзья. Я у нее просто ночую пока – мне пока просто негде. Я зарплату еще не получил, и мне податься некуда.

– Ночуешь?! Просто ночуешь?!

– Ян, да ты меня не слушаешь.

– Не слушаю только твое вранье! А все остальное слушаю – и внимательно!

– Я правду говорю, Ян.

– Ври больше! Я тебе не детектор – меня не обманешь!

– Ты послушай, не кипятись. Кончились у нас твои деньги и…

– Мои деньги кончились?! Деньги пана Мсцишевского?!

– Ян… Ты не думай, я твои указания не забыл и требования соблюдал – ни разу из головы не упустил ни одного твоего упреждения. Не нарывался я, а все равно в историю попал, и пришлось платить. Я верну, Ян, – все верну. Не сразу, конечно. Просто, я же со старым завязал. Я теперь честным трудом и только на зарплату живу. И я только начал работать. Меня же с прежней работы поперли. Знаю, что с нынешней работой мне с таким долгом не рассчитаться – я же грузчиком пока нанялся. Только я же временно. Найду получше что – и все верну. Ян, ты подожди только. Ты мне, что не веришь?

– Верю?! Во что?! В то, что ты с ней не спишь, отсыпаясь в ее постели?! В то, что ты грузчиком пошел наниматься?!

– Да… Так и есть, Ян… Я вообще на полу сплю, а когда она уходит, – на ее кровати отсыпаюсь. А что грузчиком пошел наниматься… А куда мне еще идти? Я же только и умею – убивать да тяжести таскать. Меня же никто ничему другому не научил – я ничего другого делать и не могу.

– Это точно – в это верю. А в остальное – нет. Дознаваться я буду, Войцех, правды, пока ты на моих допросах из шкуры не вылезешь. И не вернешься ты у меня в свою шкуру, пока я ее заодно с твоим враньем наизнанку не выверну.

Войцех подавлено притих – знает, что я правду режу… и режу острыми клыками. Он боится признаться, но понимает, что через час будет еще больше бояться обманывать меня. Его нынешняя нерешительность – его последующее признание. Не выдержит он долго – взвинтится и выложит все, как есть, даже без дальнейшего давления. Тогда я его…

– Ян, ты обожди, с выводами не торопись… Тебя все же по голове били, так что… Тут такое дело… Я не знаю пока, как тебе доказать, что действительно правду говорю, что – просто отсыпаюсь так… Ты не верь, только с действиями подожди пока. А про то, что грузчиком пошел… Ты проверь. А деньги… Да, с деньгами провинился. Только я же – верну. Я же тебе обещал вернуть, а я не дурак – обещание перед тобой не держать.

– Видно, все же дурак ты, Войцех. Ты мне обещал на девушку мою не посягать. А все равно к моей девушке лапы потянул! И на мои деньги наложил лапы, “медведь”! Худо нам всем теперь придется! А тебе, Войцех, – хуже всех! Тебе не только по вопросу моей девушки и моих денег передо мной ответ держать предстоит!

– Ты про что?

– Про то, что ты трус и дурак! Про то, что ты духом не собрался и не сообразил сообщить мне!

– Про что?

– Про то, что мы – нищие! А хуже, мы – опальные нищие! Для нас сохранение наших жизней недешево стоит! И отныне для нас их сохранение стало слишком дорого! Нам наши жизни теперь не по средствам!

– Ян, я что-то не пойму… У тебя что, тоже денег нет? У тебя же всегда денег было…

– Лично у меня их никогда не было! Мне их государство давало – не для меня, а для моего дела! А главное, – дело было давно! Теперь я не в деле, и мне никто ничего не дает!

– Ян, ты же всегда был при деньгах… Ты просто брал их, когда их тебе не давали…

– Брал… И теперь мне их брать придется… Только доставал я их такими средствами, что… Черт… При таком обороте дел риск велик всегда. А на данное время вдобавок к обычному риску я вынужден взять в расчет то, что у меня нет прежнего прикрытия, а главное, – что я не просто не в порядке, а – порядком покалечен.

Сбережений у меня нет, компромата у меня еще недостаточно для требований… И вообще, Польша – не моя территория, у меня в стране связей еще нет… и мне их не установить до того, как я с голода сдохну. В довершение всех бед – мое тело в скверном состоянии после того, что с ним в плену сделали. А про опущенный ниже змеиной задницы дух я и вовсе молчу. Вашу ж…

Нет, я не сдамся. Я слишком большой путь прошел, идя к цели… и зашел слишком далеко – обратного пути у меня просто нет. Я не могу вернуться в Отечество… вернее, могу только тайком – с другим именем, другими документами, другим лицом. А сменить лицо мне теперь труднее станет, чем удостоверение личности справить. И решить задачу с полячкой и поляком я могу лишь одним способом – точнее, я могу обеспечить их безопасность или убрать их обоих. А я не убью мою девушку и моего бойца, пусть они меня и подвели оба. Такой способ не годится. Так что решение одно – я останусь с ними хранить их жизни своими силами, и стараться сохранить их силами свою шкуру. Они оба будут моими. Сорвались они с моего поводка – я их на цепь посажу. Нет, не загнать судьбе “волка” в угол такими передрягами – “волку” и не такие переделки по зубам. Был я уже ни раз и бедным, и брошенным, и бессильным, но еще ни разу не был дохлым.

Я посмотрел вниз через череду лестничных пролетов, заслышав шаги, – легкие летящие шаги… Она… Агнешка… Красавица моя…

Глава 3

Она подняла голову и… Я замер, озаренный сиянием ее глаз. Агнешка взбежала, взлетела, вверх… ко мне. Только она не бросилась в мои открытые объятия, а… схватилась за грудь и кинулась вниз. Я перевел дух, возвращая потерянное дыхание, и ринулся за ней.

– Агнешка! Что, такой страшный?! Не такой же страшный! Агнешка постой! Я же еще и хромой…

Она собиралась выскочить из подъезда, но толкнула дверь в другую сторону и, так и не открыв тяжелые створы, припала к стене, отвернувшись от меня. Ее хрупкие плечи затрепетали под моей поправленной опытным хирургом рукой – она зашлась тихим плачем.

– Не распускай мне слез и… Да что ты?

Она так и осталась стоять ко мне спиной, не поворачиваясь, пряча лицо, – лишь ее тонкая рука судорожно сцепилась со стеной, царапая потрескавшуюся штукатурку.

– Агнешка… Я ж не совсем калекой к тебе заявился… Я бы не явился, если бы…

Она закричала и зарыдала в голос, сползая по стене на пол. Я подхватил ее, отодвигая встревоженного Войцеха, до которого, как и до меня, ровным счетом ничего не доходит.

– Да что все это значит?! Ты что, мне настолько не рада?!

– Вольф! Что с тобой сделали?!

– Что видишь, то и сделали.

– Я ничего не знала! Ты мне ничего не писал! О боже! Боже…

Она прерывисто всхлипнула, отводя глаза от моего лица и закрывая вздрагивающие губы руками.

– Я с таким трудом вернулся к тебе, а ты меня встречаешь, как… И врага так не встречают! А я… Я только и выжил, думая, что к тебе вернуться должен, что ты меня ждать должна! Пришлось мне на обратном к тебе пути такое пройти, что тебе и в страшном сне не снилось, – такие тяжкие страдания перетерпеть, такие сложные испытания преодолеть! Я такого насмотрелся, что ты и в кошмаре не видела! А ты… Думаешь, собирался я к тебе в таком виде являться?! Только выбора у меня не было – врачи и так старались, как могли, меня по обломкам собрать! А ты не можешь даже вид сделать, что рада! Не таким же жутким чудищем пришел! Не такое же страшное горе принес! А ты не можешь даже капли терпения проявить, даже постараться привыкнуть!

Агнешка задохнулась, рыдая в просто пугающем исступлении. Войцех, удерживая спешно надетые и спадающие штаны, сел на корточки рядом со мной, стараясь ее успокоить. Только она зашлась сухим плачем еще страшнее.

– Агнешка, не надо. Нельзя так. Не встречают так.

– Тупые! Оба! Тупые! Если бы я знала! Если бы знала! О боже! Боже! Сжалься над нами! Сжалься над грешными! Сколько страданий, боже! Прости нас, господи!

До меня вдруг дошло, и я побледнел. Сердце свело, и оно снова зашлось отчаянным стуком.

– Сознаешься?! Смотри мне в глаза! Отвечай! Не дождалась?! Не дождалась!

– Вольф! Я не знала!

– Жалко меня стало?! И сразу передо мной стало стыдно?! А прежде не жалко было и стыдно не было?!

– Прекрати! Прошу тебя!

– Не приходило в голову, что сильным больно бывает равно, как слабым?! Что не кричат они просто о муках, а молчат, как покойники, – пока не подохнут, сраженные сердечным приступом?! Нет, не приходило… Забыла обо мне подумать, решила, что для меня достаточно и засевшего у тебя в голове заблуждения, что одних слабых беречь надо?!

– Вольф, довольно!

– Считаешь, что слабым дозволение на слабости свыше дано?! Думаешь, что для всех и всего довольно дозволения такого?! Что тебе с ним и стараться сильно не надо слабый дух скреплять?! Что тебе простят, стоит прощения попросить?! Так проще жить! Только так нельзя жить! Я не позволю тебе так жить, – как бог позволяет! И поступать со мной так, как разрешает он, – не разрешу! Ты у меня прощение не проси – не прощу! Искупай вину!

Она не ответила, и я подхватил ее на руки, потащил наверх. Хлопнул дверью, кидая ее на усыпанную колючими цветами кровать, невзирая на то, что “медведь” Войцех превратил постель в настоящую берлогу. Он стучит в дверь – колотит так, что чуть не вышибает, только я…

– Ян, ты мне хоть одеться дай! Без завтрака я могу, а без одежды никак! Ян! Дверь открой! Ты что, глухой?!

На вид искреннее раскаяние девушки преобразилось в действительно убедительный страх от моей мстительной грубости.

– Вольф! Отпусти меня! Не надо!

Золотой дождь ее волос полился на пол. Она, вырываясь, вскрикнула… соскользнула с кровати, путаясь в белых простынях. Войцех вышиб дверь.

– Ян! Не трогай ее! Ты что творишь?!

Повалил его подсечкой, заломил ему руку за спину, припер его коленом.

– Я тебе почки отобью! Будешь у меня кровью мочиться! Будешь у меня знать, как мою девушку!..

Агнешка повисла у меня на руке, крича. Оттолкнул ее… только она уцепилась за меня, моля еще отчаяннее.

– Не бей! Не бей его, Вольф! Он не виноват! Я! Я виновата, Вольф! Только я!

Войцех сорвал мой захват, рискуя переломом руки, отбросил меня с такой неимоверной силой, что я просто влетел в стену.

– Моя вина, Ян!

Мощный поляк намертво охватил меня, как медведь, – так, что не пошевелиться и не продохнуть.

– Ян, успокойся ты. Давай выясним все спокойно.

– Спокойно?! Ты что, не видишь?! Не видишь, каким я вернулся?! Я покалечен, я приметен и к прежней службе не пригоден! Я остался без лица, без службы и без гроша за душой, с одними шрамами! Думаешь, я после такого ее тебе отдам?! Нет! Я за нее до смерти драться буду! У меня, кроме нее, нет ничего! Она моя, Войцех! Моя!

Войцех придавил меня крепче, угрожая переломать ребра, и я перестал вырываться.

– Ты сначала рваться перестань, а после мы все обсудим. Уверен, мы справимся со всем – вместе, Ян. Не настолько все плохо. Сейчас все в порядке, а все, что у нас прежде случилось, – в прошлом осталось. Случайно все вышло у нас. Ненамеренно мы. Просто получилось так. Не знаю, как так получилось.

– Я знаю! Как всегда получается!

– Мы с ней не собирались, а просто… Не долго мы с ней ночи делили. Сейчас все не так. Мы, как только одумались, перестали так встречаться. Как подумали, что ты скоро приедешь, так сразу решили прекратить… взять себя в руки и все выправить.

– Испугались меня!

– Ян… Ты не правильно понял… Нервничали мы просто сильно все время, а как только поняли, что ты приедешь и все решишь, напряжение у нас спало – как рукой сняло. Просто, сложно нам пришлось поначалу привыкать к тому, что нас преследуют и… И в Варшаву мы – впервые приехали… еще и с поддельными документами. Не ясно нам было, что с нами будет, что нам вообще дальше делать. Тяжело нам было – трудно. Мы же города не знали и… Ты же нас одних оставил, Ян. Нам казалось, что мы словно на всем свете одни остались.

– Я еще и виноват! Я еще и провокатор!

– Так все правда, Ян. Так все и произошло.

– Пусти, Войцех! Придушил – все, хватит!

Поляк недоверчиво выждал и несильно разжал руки. Подумал поначалу его очередной подсечкой повалить, но понял, что он меня придавит насмерть. Пришлось окончательно прекратить сопротивление, спокойно ожидая его доверия. Он отпустил меня, и я рухнул на пол.

Навел на девушку, стоящую передо мной на коленях, “волчий взгляд”, просвечивая ее глазами, как рентген лучами. Она бледна, красные от слез глаза блеклы – словно снова перенеслась в ту ночь, когда я ее из изолятора забрал… и меня она своим видом в ту ночь перенесла. Отчаянье и надежда стояли у нас перед глазами плечом к плечу… и сейчас – стоят.

– Как ты только могла? С Войцехом? Он же дубина безмозглая…

Поляк дал мне коленом под лопатки, но я проигнорировал его предупреждение, не сводя с девушки напряженного взгляда.

– Зачем ты только меня книги заставляла читать? Тебе же такого, как Войцех, достаточно. А знаешь, – не зря заставляла. Мне по душе пришлось книги читать! Порой в них честные люди попадаются! Ты что не думала, что я могу взять и послать вас обоих к черту?! Что могу перестать возиться с вами обоими и начать спокойно читать книги про честных людей?! Не приходило в голову, что вы оба без меня делать будете?! Или пришло в голову все от меня скрыть?! А что от меня ничего не скрыть, в голову не пришло?!

– Вольф, ты… Не оставляй меня… Нет, только не…

Войцех настойчиво и крепко сцепил руки на плечах девушки, не давая ей дергаться.

– Тише, молчи. Не оставит он тебя. И меня – не оставит. У него выбора нет. Мы все связаны – связь такую только смерть обрывает. Одного возьмут – он другого под угрозу подставит… вдруг выдаст. Мы друг друга бросить не можем – только убить. А все, что произошло, – не повод для убийства. Нужно просто спокойно все решить и найти выход.

Агнешка вздрогнула, словно впервые осознав всю скверность нашей связи. Я склонил голову поляку в подтверждение.

– Верно Войцех все пункты обозначил и достаточно точно все тебе объяснил. Выбор вариантов действий у нас невелик, и обстановка отвратная. Задача перед нами стоит серьезная, и ее придется решить, не откладывая… и решать ее нам предстоит на холодную голову. Иначе никак. Так что студите кровь, как я. Я вам промаха не спишу, но судить обоих стану по меркам военного времени – при боевых действиях порой не только кусок хлеба делить приходится. Только теперь берите в расчет оба, что она, как мой последний патрон, который я никому – ни брату, ни другу, ни соратнику – не отдам.

Я поставил стул в центр комнаты, сел верхом, сложил руки на его спинке, опустил голову на руки, поднял глаза на провинившихся и припер их к стенке “волчьим взглядом” исподлобья.

– Вольф, я виновата, я знаю. Я не прощу себя, только я прошу тебя…

– Тогда не думала, что делаешь, теперь – не думай подыскивать оправдания бездумному поступку!

– Ты никогда не простишь нас…

– Я не прощаю! Я знаю людей, знаю, что от них ждать, и – жду! И не такие “верные” под чужим кулаком меня предавали! И не такие “честные” под моим кулаком предателями становились! Я всегда готов, и вы меня врасплох не застали! Теперь я здесь и все решу! Вы оба будете делать все, что я вам буду говорить, – и все! Больше я от вас ничего не жду и не требую!

Войцех насупился и еще крепче стиснул плечи девушки, закрывшей лицо руками.

– Ян, ты дело говоришь… Только не злись так… не кровью ведь нам вину искупать.

– Как скажу, так и искупите, – хоть и кровью.

– Ян, не специально же мы… Случайно мы.

– Случайно! Случайно? Случайно…

Сердце рухнуло за ребра, когда я понял, что…

– Войцех, а ты про защиту, про безопасность не забыл?

– Про какую такую?

– Предохранялись вы, Войцех?!

– Нет, Ян… Мы же не намерено…

Я помолчал, подумал.

– Войцех, а тебе после плохо не было?

Войцех недоуменно уставился на меня, краснея, как девица.

– Вообще мне хорошо было…

– Не сразу, а после – через час, через сутки?

– Я не пойму никак…

– Отвечай!

Поляк развел руками.

– Я не помню, Ян. У меня столько забот было.

– А после первого раза предохранялись?!

– Что за вопросы, Ян?

– Отвечай!

– Я же сказал – случайно у нас все получилось… всегда у нас все случайно получалось. А что такое, я не пойму?

– Каждый раз случайно! Как дети в песочнице! Натворили дел! А мне, что делать?!

– Дети в песочнице такого не творят, Ян…

– Ты заражен!

Агнешка вскрикнула в ужасе, устремив на меня угнетенные горем и высушенные отчаяньем глаза.

– Вольф, я его заразила?!

– А ты что думала?!

– Вирус передается через кровь… Ты сказал – только через кровь…

Войцех подавлено осмотрелся, и остановил на мне не по росту робкий взгляд.

– Ян, я что, заразу подцепил? А что за зараза, Ян?

– Вирус-целитель. Нет у него названия еще – один номер. Он другие вирусы уничтожает, только больше о нем пока никто ничего не знает. Это – экспериментальная инфекция. Вирус спит отныне в нас троих, и активируются только при столкновении с другими – врагами. Только еще не известно, проснется он и начнет захват власти или проспит спокойно и послушно все время. Войцех, это серьезно. Мы втроем – опасны. Так что отвечай мне на все мои вопросы четко и точно.

Поляк понуро свел могучие плечи.

– Да, Ян. Я отвечу на все, что нужно.

– Ты после заражения с ней одной спал?

– Ян, не думаешь же ты, что я…

– Четко и точно!

– С ней одной.

– А кровь? Дрался ты, Войцех?

– Нет. Я здесь тихо достаточно себя вел. Только я… Денег у меня не было, и я… Ян, я кровь сдавал – в больнице.

– Донором был?

– Точно.

Похоже, сердечный приступ подкрался со спины к нам троим и стал ковыряться холодными руками в грудной клетке у каждого из нас одновременно.

– Утечка. Утечка! Вашу ж!.. Нужно изъять кровь… Мне нужны списки людей… Нужен каждый, кому кровь перелили…

Агнешка поняла, что я с зараженными людьми сделаю, и заорала в потолок, запрокинув голову, сложив сжатые в кулаки руки у шеи, словно выжимая руками из души раздирающий слух крик. Я зажал ей рот, перестав замечать Войцеха, которого еще никогда не видел таким жалким и нерешительным.

– Замолчи! Сейчас полицию вызовут! Мы и так нашумели здесь! Крыса… Мне нужна крыса…

Никто ничего не ответил, никто ничего не сделал – за всех отвечать и действовать мне одному, как всегда. Черт… Нашарил взглядом вольно расхаживающую по квартире крысу. Схватил испуганного и пытающегося спрятаться под кроватью зверька. Набросил рубашку, подхватил куртку, перемахнул через подоконник и проверил на прочность примеченный еще раньше карниз.

Поляк, совсем растревоженный, поднялся на ноги, неспешно направляясь ко мне и незаметно разводя руки для захвата.

– Ян, ты что это? Не делай этого… Мы придумаем, что делать… Только сойди с карниза… сюда сойди, а не туда.

– Дурак, Войцех! Обо мне молчите оба! Без расхождений рассказывайте мою версию! Здесь люди не пуганые – полиции все расскажут, как слышали. А слышали они, что орали мы на три голоса, дрались и двери ломали. Так что в моей версии – трое участвуют. Ты с ней поссорился, и она тебе назло незнакомого парня с улицы привела. Ты заподозрил измену, приревновал и разнес дверь, дознаваясь правды. Ты подрался с незнакомым парнем, и он через окно деру дал. Ясно?! Не так далеко от правды! С таким враньем без потери убедительности оба справитесь! И главное, – помните, что вы оба были на нервах и подробностей не помните! Ничего точно не помните! Тогда все нестыковки с вашими и чужими показаниями не беда! Нам путаница всегда на руку!

Я подобрался к пожарной лестнице еще до того, как полицейские преодолели несерьезную преграду в виде выбитой двери, и полез наверх – на крышу.

Глава 4

Тихонько напевая песенку Карлсона, прошел в помещение, похожее на пристанище шведского человечка с пропеллером. Бросил прихваченные вещи и выбрался на продуваемую всеми ветрами крышу. Карлсону в старом Стокгольме такие просторные крыши и не снились – есть здесь, где разгуляться, разлетаться. Крыса почуяла вольный ветер вершины, носящийся вокруг меня, и показалась на свет, выкарабкиваясь из подсумка. Подмигнул настороженному зверьку – крыса посмотрела на меня и постаралась спрятаться в подсумке и притаиться.

– Что, крыса, страшно? Высоко, светло? Знаю, не по нраву тебе просторы привольные. Привыкла ты в темной тесноте прибежище искать – в крови у тебя такое определение безопасности… в ДНК, вернее. Давай в рукав – знаю, по душе тебе нора такая придется.

Спровадить зверька в рукав куртки оказалось не трудно – сообразительный зверь. Крыса быстро сиганула в убежище, устраиваясь удобнее и успокаиваясь. Пусть спит теперь у меня под рукой – под контролем. Я больше зверя упускать из вида не должен. Да и просто порядок такой установлен у нас – козыри в рукаве прятать.

Пригибаясь, пробрался на другую сторону здания, выглянул из-за парапета. Полицейский ведет к машине обоих. Задержали, значит, – заподозрили что-то посерьезнее простых разборок из-за ревности, разбираться будут. Наверное, мы перестарались с криками и натолкнули свидетелей на мысли об убийстве. Ничего. С ними в участке все выяснится. А документы я им обеспечил такие, что беспокоиться нечего, – даже достаточно тщательную проверку выдержат. Плохо, правда, что дела на них заведут. Немцы поиски не прекратили – базы данных польской полиции их разведчики просматривают. По снимкам они моих подопечных проследить смогут. Придется мне отныне быть еще бдительнее – старательно следить за положением дел и общей обстановкой. Перепрятать вообще хорошо бы обоих. Только денег у меня… ни на оружие, ни на жилье, ни на документы, ни на транспорт.

Эх, Игорь Иванович, никогда еще не находился я в таком плачевном положении. Вроде вольный, как ветер, – не в плену, не в госпитале, не в управлении заперт, а разница не велика. Ничего нет – разве что свобода… только толку от нее, как от упорно добродетельной девственницы. Перед глазами стоит – руку протяни и бери… а попробуй возьми – не дается.

Сел, опершись спиной о парапет. Остудил голову и стал думать, что у меня на руках. Решил рассматривать только правду и только в нагом виде, несмотря на всю ее непривлекательность. Придется изнасиловать себя и разделить с ней постель для дела.

Агнешка… Я не рассчитываю на то, что она любит меня, – что будет любить такого, как я. При хорошем раскладе она ко мне просто – привыкнет и привяжется. А так я ей, запуганной и поврежденной, нужен только как надежный защитник – она ведь мне на шею только от страха перед всем и всеми и вешается, в надежде на мою поддержку. Агнешка – девушка достаточно тонкой духовной организации. Ей для души другой человек нужен – я с такой стороны ей не особо гожусь. Так что нас с ней связывает только опасность и моя страсть. Нет, не только. Еще она жалеет меня. А еще – она провинилась передо мной и испытывает муки совести. Неплохо для повышения прочности нашей связи – вернее, моей привязи. Пусть ей не хватило чувства преданности прежде, ныне чувство жалости и вины не позволит ей меня предать. С учетом того, что подвела она меня без умысла, а просто дала слабину от беззащитности – я могу рассчитывать на ее последующую преданность. Не устояла под тяжестью угрозы и уступила страху быть одной наедине с опасностью хоть секунду, – не худшая измена. Теперь я ее на одну руку положу, другой – прикрою, и порядок. Она будет моей и будет со мной. С ней вопрос отпал.

Войцех… Простой парень – да не полностью и не до конца. Из глухих мест он все же вышел – аж до Франкфурта дошел, пусть и спотыкаясь. Он силен, не слишком умен и учен, умеренно горд… не остро хитер, но и не тупо простодушен, не лентяй, но склонен к поиску покоя, не лишен расчетливости, да не совсем корыстен – наемник, а не такой, которого перекупить просто… свои представления о чести всегда при нем. Неплохой боец, хоть и не без изъяна. Он вроде обладает всеми требуемыми боевым командиром качествами. Конечно, от такого бойца не должно ждать героических действий и действительно бескорыстных выходок, как, впрочем, и обратного… особо пагубного помысла от него так же не дождешься – в вариантах его дальнейших действий все, в меру диктуемое обыденными обстоятельствами и воинскими убеждениями. Меня, как и все другое, он воспринимает, как данность, а главное, – побаивается. Не из тех он, кто станет гоняться за тем, что ему в руки не идет. Девушку он у меня из рук никогда вырывать не будет. А во всем остальном он меня вполне устраивает – мне подчиненный, моей девушке охранник. Он тоже при мне останется – будет моим бойцом. Да вообще, у меня выбор невелик – или устранить его, или оставить при себе в качестве подручного. Девушка моя мне его устранения с рук не спустит, и я другого такого вояки в ближайшее время не найду. Так что, устранение – вариант крайний. Ко всему, я еще никак не восстановился и довольно ограничен в действиях. А Войцех – обладатель силы немереной и сносного навыка – его только натаскать, и будет боец, что надо. Сделаю я из него такого бойца, что по нему спецназ сохнуть будет, как красна девица. Тогда свалю на его плечи часть своей нагрузки. Займусь им, как только мне его вернут. Из Войцеха на тренировках все силой выбивать придется, но ничего – заставлять я привык.

Следующим пунктом рассмотрю добычу денег. Решаемая задача… несколькими путями решаемая. Для начала попробую тропинку помягче, а там уж… на жесткую тропу перейти никогда не поздно. Мысль додумаю – и займусь разработкой задачи.

Первое – остановить заражение. Сначала следует изъять и уничтожить источник заразы, после – пресечь распространение… ликвидировать зараженных и зачистить зону заражения. Второе – найти оружие и убежище, достать деньги и документы на троих. Третье – скрыться всем троим на территории Польши. Четвертое – прогнать из головы страсти и сделать из девушки протез души, а из парня – протез тела. Пятое – подготовить передачу крысы немцам и тайком перейти на их территорию. Седьмое – дать деру всем и ото всех в Норвегию. И напоследок главное, – спокойно отоспаться на затерянном в глуши хуторе Улафа Гундарсона… на моем хуторе. Он – мое последнее пристанище, покинутое и пришедшее в упадок, но – мое.

Расклад у меня скверный – просто отвратный. Но крыса – козырь в рукаве. Тряхнул рукой, и зверек вылез у меня из рукава, являя свету умные глаза и лысый хвост.

– Знаешь, зверь, если бы ты сдох, – я бы застрелился. Точно застрелился бы… Так что ты уж не дохни пока… Постарайся продержаться до передачи. А то мне в последнее время, как по сговору, все планы срывают… Хоть ты не подведи.

Крыса серьезно посмотрела на меня и скрылась у меня в рукаве, занимая прежнее пригретое место. Знала бы она, как я боюсь ее смерти, – боюсь ее гибели равно, как своей собственной… и даже больше – ведь на кону и жизнь моей девушки… и моего бойца.

Неприглядная у нас троих жизнь получается. Зато – реальная и лишенная иллюзий, мешающих выживанию. Что делать, если мы втроем можем выжить только так и только – втроем.