Текст книги "Боец тишины (СИ)"

Автор книги: Стас Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Слава! Снова в этих норных простенках скрываешься?! Снова свою человекоосвиняющую отраву хлещешь или куришь тишком свою конебойную хрень?!

Человекоосвиняющая отрава – спирт, а конебойная хрень – никотин, Игорь Иванович. Полковнику не нравится, что я курю. Ну а про пьянство… Я не пью. Пьет полковник. От него порой настолько сильно перегаром разит, что он просто путает источник запаха, и считает, что разит от меня.

– Не пытайся от меня свою отраву спрятать! Сколько бы ты хвои ни сожрал, я твой табак почую! Он не пчелами переопылен, а генетиками! А эти генетики добрыми намерениями вооружены, а вирусами! Кончай травиться! Я тебе этого так с рук не спущу! Хоть весь муравейник, недожженный химикатами, сжуй заодно с муравьями, побитыми жесткими излучениями! Ходишь с дозиметрами и детекторами, как военный, а тащишь в рот всякую дрянь, как штатский! Только ты не штатский – тебе свободы выбора, что со своей шкурой делать, не дано! А мне свобода выбора, что с твоей шкурой делать, дана! И я тебе так просто подохнуть не разрешу! Ты у меня только с пользой стране подохнешь! Слышал?! Я тебе курить запрещаю! Я так решил! Ясно?! Слава! Я знаю, ты здесь! Здесь нет другого выхода – только эта бронебойная дверь! Я и у черта в заднице всех отслежу! Я ж тебе не такой слепо-глухо-тупой, как все думают! Слава! Словно сквозь стену!..

Старый полковник сотряс воздух крепко сложенным кулаком. А я сжал челюсти так, что желваки ходуном заходили. Нет, я не отзовусь. Я ведь… Я так устал, что – теряю облик. Несмотря на все мои волевые усилия, мое лицо – меняется. Мысли не концентрируются и, не зависимо от моих команд мышцам, скулы неумолимо заостряются, кончик носа задирается вверх, челюсть задвигается назад, а брови и верхняя губа – опускаются вниз… А главное, – мои глаза… Светлый и открытый взгляд веселого молодца Славы Соколова становится – сосредоточенным и жестким взглядом не столь молодого “волка”. Нет, в своем виде мне Снегиреву показываться никак нельзя – ведь этому суровому диверсанту не известно, что я не обычный боец-“волк”, а боец тишины высшего уровня – “волк”-“оборотень”… глумливый, как бес, и бесцветный, как белая бумага. Только мои мысли имеют окраску – они, как цветные карандаши, хранящиеся у меня не в коробке, а в голове. Ими я всегда могу раскрасить лицо точно так, как того будут требовать обстоятельства или Игорь Иванович. А главное, – я из тех, кто меняет не только тело, но и – душу, и – мышление. И об этом знает только Игорь Иванович. Он один знает, что я – это я. А полковник Снегирев считает, что я – Слава Соколов… такой добрый диверсант… такой боец с улыбкой Гагарина и трудолюбием Золушки.

– Черт бы этого парня побрал! Проскользнул, видать… Не зря, видно, Игорь Иванович из-за него все с ног на голову поставил… Проскользнул! Больно шустрым стал, как до ужина дело дошло. Еще бы – не заголодаешь здесь. К ужину и я не дурак поспешить. Хоть бы догадался парень эту лапшу сварить отдельно от этой тушенки. А нет, не догадается – бухнет все в котел – и делу конец. А надо… Да, сначала лапшу надо в кастрюле сварить, а после – на сковороде зажарить, заодно с мясом… Точно… Тогда лапша, пропитанная бульоном, не только пахнуть специями будет, но и на зубах хрустеть… Да еще бы хлеба с маслом… И сахара бы с чаем и с лимоном еще хлебнуть… А после – и водочки! Кристальной да чистой… с огурчиком и черным хлебом…

Полковник с довольным видом хлопнул себя по выставленному вперед брюху и двинул к выходу. Перечисляя мечты о любимых блюдах, он бурчит и мурлычет, как скрещенный с самосвалом кот. Так у него повелось – с людьми полковник мало говорит, а с собой – много. Занятный он мужик – за ним и просто, интереса ради, последить можно. Забавит он меня изрядно. Но мне сейчас не до веселья. Задач и забот у меня по горло, а времени… Мне время, как всегда, позарез нужно, а его у меня, как назло, – нет никогда. Я вслушался в отдаляющиеся шаги, выпутался из электро-паутины, слетел на пол и потащился следом за Снегиревым. Выжимал он меня в течение всех суток так же безжалостно, как лимон, – и выжал. Сдавил тяжелой рукой и отправил в рот, не кривясь. Так что теперь, вырвавшись из его мертвой хватки, я встал возле двери, кислый, как выплюнутая им лимонная корка.

Эх, Игорь Иванович, не вовремя вы меня из Берлина вытащили! Знаю, что дела англичан горячими кострами горят и холодные тени мне под ноги бросают, но – не вовремя вы меня из Берлина отозвали!

Я выглянул тайком из темноты, вдохнул чистый воздух с горьким дымом догорающей сигареты и огляделся тихонько. Вдали виднеется лучик белого света – Снегирев в пролеске бродит, собирает что-то под сосной… видно, – шишки. Это он о жене заботится – болеет она у него постоянно и поделки мастерит из всяких таких штук вроде шишек. Жена у него – подруга боевая, верная и преданная. Она с ним вместе по всем горячим точкам моталась – по всем, в какие она только могла попасть… в какие ей только разрешали поехать. Вот и подцепила где-то там чужеземную заразу какую-то… вот полковник и старается ее болезнь долгую скрасить хоть как-то – он никогда ее мучений из головы не выпускает. Да, они друг о друге много думают. А я… Я о многом думаю… в основном, – о себе, о своей стране и о своей службе. У меня ведь нет ничего, кроме страны, и никого, кроме командира, – Игоря Ивановича. Я пережал окурок пальцами, гася дымящий огонек, положил в пустой подсумок. Прикрыл рукой пламя, прикурил еще одну сигарету. Закрыл люк, закрутил вентиль, и всмотрелся в затянутые тучами выси. Видно, будет гроза… видно, от этого гнетет так тягостно.

Пропахший прелой травой и сосновой хвоей ветер обдал меня осенним холодом. Обернулся, вглядываясь в темный и тихий лес, скрывающий вдали завитые колючей проволокой заборы… вошел в открытые двери еще более темного и тихого корпуса… Все на объекте будто вымерло… Да вообще так оно всегда и бывает… Так оно и должно быть, когда на объектах объявляюсь я, – ведь меня запрещено видеть… меня нельзя знать. Все системы слежения отключены – иду к лестнице по короткому коридору, не думая, что меня видят, и светлый открытый взгляд Славы Соколова окончательно меняется, становясь иным, – моим истинным, никаким… похожим на чистый лист. Я скидываю мокрую куртку, стягиваю словно приклеенную к спине майку, поднимаясь по ступенькам… сжимаю челюсти и свожу плечи на пропахшем хвоей сквозняке. Из головы не идет, что недалеко отсюда, в Москве, снова бунтует толпа, заведенная старым правительством и пока не задавленная новым. Никак люди не поймут, что ничего не сделают нашей нынешней власти, как ничего не сделали ставленнику британцев и их товарищей. Они не понимают, что сейчас у власти не человек, взявший у врага деньги и отдавший врагу волю вместе с душой. Не понимают, что наши генералы поставили другого человека, могущего объединить и освободить от, скрыто вторгшегося, врага страну… могущего захватить власть и стать не человеком, а кошмаром – очередным чудовищем беспредельного властвования… ведь после вражеского вторжения и беспредела всегда приходит или конец, или – жесткая диктатура. Они никогда ничего не понимают – только хотят или не хотят… А главное, – всегда хотят хорошего и никогда не хотят терпеть плохого, хоть плохого – всегда столько же, сколько хорошего. Когда хорошего мало, – мало и плохого, но им не по душе, что хорошего – мало. А когда много хорошего и много плохого, – им не по душе, что плохого – много. Из-за этого люди и кружат по страницам истории, обжигая, как мотыльки, свои крылья об одни и те же огни и сгорая, как мотыльки, вдали от своей цели. Из-за этого жизнями людей и распоряжаются – “волки”… “Волки” ведь видят то, что стоит у них в глазах, а не – в голове… Мы видим войну, а не мир… видим всегда и везде… и воюем всегда и везде.

Я остановился, когда расслышал знакомый шаг – широкий, решительный… и при этом – приглушенный.

– Слава!

– Слава Отечеству, Игорь Иванович! А я вид теряю и от Снегирева скрываюсь.

Генерал выступил из мглы, и всмотрелся в мое лицо, лишенное возраста и отличительных черт, хитро-прищуренным взглядом. Ничего другого от него и не ждал. Просто, разведчики нелегалы вроде нас – народ насмешливый, как никто иной… Просто, знания подноготной людей и правды жизни не позволяют разведчикам вроде нас жить, не насмехаясь надо всем, что остальные люди считают серьезным… Мы ведь в такой кровавой грязи возимся, что только за счет жесткого веселья выживаем и высокой цели из виду не теряем.

– Я Слава, на час – спешу… водителя у ворот оставил.

– Ясно.

Игорь Иванович закрыл окно, опустился на подоконник… поднялся, стряхнул палые листья, принесенные ветром, и снова сел, серея лицом в тусклом лунном свете.

– Скверные у меня известья, Слава…

– Неужто хуже прежних, Игорь Иванович?

Я сел на подоконник подле генерала, прикрывшего глаза, покрасневшие после недолгого сна в дороге, и прикурил. Он заезженным жестом отмахнулся от дыма, задумался на секунду, стряхнул с седеющей головы тягостные думы, взял зажигалку, вынул сигарету и закурил… Видно, не судьба ему бросить курить… как и мне.

– Сложная у нас ситуация. Перейду сразу к… Черт… Слава, ночью Варягова скончалась со всеми своими людьми – с нашими сильнейшими специалистами-вирусологами. Захоронить их мы не можем. Мы не знаем, как их захоронить. Мы еще не знаем, как уничтожить этот вирус, грозящий утечкой при всех старых стандартных вариантах захоронения.

– Ясно. Их тела на объекте. Близко от Москвы… в области. Ясно. Транспортировать их сейчас никак нельзя. Осталось только закрыть объект, оцепить территории – и все… и ждать…

– Мы закрыли объект. Пока это все, что мы предприняли. Иначе секретности не сохранить. А риск осложнений – высок. И опасность распространения вируса – велика.

– Ясно. Я закончил. Хоть завтра в Лондон вылечу – и в Уганду.

– Операция отменяется… Англичане в срочном порядке покидают Уганду. Сегодня ночью последние их специалисты полетят прочь от этой чумы – от последнего варианта этого похожего на чуму вируса. А скоро – они покинут весь черный континент…

– Ясно. Оставят свой полигон на произвол своей заразы. Их специалисты не справились – вирус совладал с их вакциной. Вы правы, Игорь Иванович, известие скверное. Особенно с учетом того, что образец их убойной и бесконтрольной заразы на нашем объекте, вблизи Москвы… что наши вирусологи бессильны бороться с ней своими средствами, а мы с вами бессильны бороться с ней средствами врага… ведь у врага нет вакцины.

– Слава, ты скоро летишь… Но не в Британию – в Германию.

Я закурил еще сигарету, стараясь скрыть… стараясь скрыть все, – усталость, боль, боязнь за свою участь и участь своей страны…

– Игорь Иванович, вирус на людях и в лаборатории еще не испытан…

– У нас выбора нет… У нас нет другого варианта. У нас одна дорога! И у тебя одна дорога – в Германию!

– Нам про этот вирус-целитель почти ничего не известно!

– Мы знаем о нем все, что знают немцы!

– Немцы про него – почти ничего не знают! Они изучают его! Они знают, что они собирались создать, но не знают, что – создали! И не узнают, пока не исследуют и не испытают! Нам еще рано к их вирусологам… За их специалистами еще следить и следить…

– Слава, англичане в отчаянии… Они проводят испытания на подопытных людях на полигоне черного континента, запуская экспериментальные инфекции, не проверенные в лабораториях. И их специалисты не справляются с новыми, недавно запущенными, инфекциями. Их специалисты не в силах управлять своими вирусами, не в состоянии уничтожить свои вирусы… они этого – не исправят, но это их – не остановит. Слава, средства врага на исходе – его время подходит к концу. А это значит, что…

– Значит, что над Сибирью и севером Китая зависла угроза распространения черт знает какой заразы.

– Мы знаем, какой… Зарегистрированы случаи заражения еще неизученной формой энцефалита со стопроцентным летальным исходом.

– Снова Япония… у них ведь этот вирус на вооружении.

– Скорей всего – Япония… скорей всего – новая версия их старого вируса… но точно неизвестно. Зоны заражения невелики. Очаги найдены, изолированы и ликвидированы, но – не все. Распространение инфекции не остановлено, несмотря на все наши старания. А в скором времени мы столкнемся с угрозой – серьезнее энцефалита. Нас ждет не просто вирусная атака, а атака вируса, неконтролируемого врагом… неконтролируемого никем… вируса, с которым никто не совладает и не справится. Думаю, ты догадываешься, каким оружием враг готовятся нанести нам решающий удар…

– Я знаю, что они замыслили вирусы свиного, птичьего и человеческого гриппа в свинье скрестить. Решили вывести воистину величайшую военную заразу на свете. Их мысли давно все вокруг да около свиней вертелись. Они, просто, замкнулись на этой задаче – серьезно этим занимались. Но мне неизвестно, что у них в итоге вышло.

– У них вышла “величайшая военная зараза на свете”. И мы знаем об этом. Они готовы обрушить ее на наши головы… на нас – беззащитных и безоружных. И мы знаем, что этого вражеского удара нам – не выдержать. А это значит…

– Значит, что скрытой войне придет конец, что мы перейдем к открытой агрессии… вооружаясь всем подряд, атакуя врага всем, что под руку попадет…

– Север, юг, запад, восток… земля, воздух, вода… техника, химикаты, жесткие излучения… Это все, что будет… больше ничего. Кто выживет, тот и выживет…если кто-то вообще – выживет. Мы должны заполучить этот вирус, Слава, – это оружие, эту защиту!

– Мы знаем, что вирус-целитель уничтожает все другие вирусы. Но еще неизвестно – может он уничтожить человека или нет, неизвестно – может человек уничтожить его или нет.

– Иначе мы с вражеским вирусологическим оружием бороться не можем!

– Верно, человеку с вирусами совладать трудно… Они не такие сложные, как бактерии, которые возможно уничтожить, воздействуя и на те, и на иные звенья ДНК, – они так просты, что уничтожить их сложно… почти невозможно.

– Слава, ты проведешь эту операцию – скоро. И начнешь подготовку к этой операции – сейчас.

– Понял…

– Утром ты перейдешь на четвертую площадку и пройдешь по первому маршруту.

– Площадку не достроили еще…

– Ночью бригада на объект прибудет.

– Я со Снегиревым останусь?

– На ночь на квартиру поедешь.

– А после?

– Со Снегиревым.

– Он знает много.

– Ничего. Я с ним скоро… я с ним сейчас… Слава, слушай… Нам надо…

Игорь Иванович положил руки на виски, прижал пальцы к векам…

– Что нам надо, Игорь Иванович?..

– Сейчас… Я не спал…Старею я, Слава…

– Да и я сдавать стал…

– Сосредоточусь сейчас и скажу…

– Кем и откуда я лечу, Игорь Иванович?

– Не решил еще точно… Нет, решил, но… Непросто у меня все получается, Слава… Получается, что ты Ларсеном летишь… из Осло.

– Это как, Игорь Иванович?..

– Так, что мы не одного зайца одним выстрелом убивать будем. В Берлине дезу запустишь насчет оружия, предназначенного странам третьего мира. Немцы не должны знать, что мы, а не британцы, груз перехватили.

– С этим разберусь – ведь через мои руки все грузы проходили… и немцев, и скандинавов.

– И со Шлегелем встретишься.

– В другом лице в Берлине появиться?..

– Придется рискнуть. Нам нужна информация. А главное, – вирусный образец получить. Во Франкфурт поедешь, как только Шлегель тебе информацию передаст.

– Так точно…

Мы замолчали, слушая ночную тишину. Не знаю, что со мной теперь будет. Перегрузите вы меня, Игорь Иванович, – так, что все под угрозу срыва поставите. Да все не беда… Не долго мне на базе тренироваться и Снегирева терпеть. И в Берлине я быстро управлюсь, хоть и трудно придется. А вот дальше не просто будет – во Франкфурте не одно лицо сменить предстоит и не один маршрут пройти. Скверные у меня мысли появляются по этому поводу, но пока их следует из головы выбросить, как и все остальные – такие же.

Глава 3

Сижу на съемной квартире в Москве, на краю раковины возле электроплиты, – варю в прогоревшей кастрюле нечто вроде глинтвейна… глинтвейн без рома и без остальных правил… и вообще – без правил. Эх, Игорь Иванович, надо было вам стулья предусмотреть! Или стол – на худой конец! Шибанет ведь меня так током рано или поздно – верное дело! А за окном в ночи слышны одиночные выкрики и выстрелы. Да не беда. Новое правительство только начало после переворота порядок наводить, правила прописывать и людей на места расставлять. Старые власти свергнуты – и точка. Так что беспорядки – остаточное явление, временное… такая тень этой короткой и не особо кровавой гражданской войны. Пытались без нее обойтись, но – не получилось. Просто, тогда еще деньги в труху не обратились – и бумажки были оружием вместо железок… а у нашего старого скрытого врага, все время старающегося тайно внедрять своих людей в наши власти и тишком вредить нашей стране, бумажек было больше. Враг, хоть своей цели в итоге не достиг, свой кусок добычи не упустил, конечно, – нашу страну он ослабил, как и все остальные, стоящие его внимания… но и враг ослаб, посягая на все страны нашей планеты. Поистрепались, поистратились, в общем, британцы со своими “великими и туповатыми товарищами”. Да и теория управляемого хаоса подвела… Что за дурь вообще?.. Управляемый – хаос… Хаос на то и хаос, что – неуправляемый. Конечно, они контроль потеряли – заварили свою ядовитую кашу, распустили ее по всему свету растекаться… нахлебались все их отравы, только вот она и на их территории со временем затекла… А они люди – разнеженные, к жесткой жизни непривычные и неприученные… Куда им свое варево расхлебать – горькую ведь кашу они другим уготовали… сготовили, вернее. А как оборотились все их злые козни, сговоры да заговоры в их британскую сторону, они только рты открыли. Обернуться вокруг себя не успели, как из “друзей” всем врагами стали. И сейчас, после долгого угнетения, после длительного усыпления, мы и остатки ЕС начинаем на ноги вставать и врага на колени опускать. Не впервой за вражеский же счет освобождаемся и вооружаемся. Выждалось время – и оказалось, что ручная партия оппозиции поставленного врагом правительства ручной только притворяется… а возглавляет ее совсем не подлый предатель и преступник, видящейся врагу в лице лидера. Собирался враг устроить у нас затяжную тупиковую гражданскую войну – он войны добился… но не такой, как требовалось. У нас все было точно рассчитано и подконтрольно, подготовлено и приведено в исполнение по четкому плану – операцию провели в короткие сроки без сучка без задоринки. Правда, при поддержке Китая – нашего будущего врага… Но главное, что… Не вышло у противника окончательно устранить нашу способность к сопротивлению… и вообще, – все наши способности и свободы. Не верную он стратегию избрал. Считал, что, действуя скрытно, а не в открытую, он не вызовет противодействия… Что ж… С него станется… думать, что его “невидимое” остальным действие действительно не видно другим… и вообще – не идет в счет из-за того, что его – не видно. Как дети, считающие, что стоит им закрыть глаза, – они сразу станут незаметными… только так дети и все окружающее не исчезает… так дети только перестают видеть окружающее.

Не иначе и с нашими заядлыми захватчиками произошло… да и в прошлом происходило – с их старыми колониями. Хлебнули они последствий давления в виде объединительных и освободительных движений… а главное, – в виде возврата всего худшего, вышедшего из их больной головы и обрушенного на завоеванные территории, – все обратно на их голову ливануло. Как с Китаем… Британцы думали китайцев опиумом одурманить и усыпить досмерти, а вышло, что китайцы не только выжили и, вторгшихся, британцев со своих территорий выставили, но и стали их сильнейшим соперником. И с опиумом все не так просто получилось – как захлестнуло британцев откатной волной, так и захлебываются в ней… до сих пор не знают, как от наркоты избавиться. Считаешь человека рабом – считай, что он твой раб сегодня, а завтра – ты его рабом запросто станешь. Иначе и не случается – все отзывается… только никогда заранее точно не знаешь, что с какой стороны вернется… Чаще именно с той, куда целишь, куда стреляешь возвращается, а иногда – и с другой… непонятно, с какой. Главное, – знать… а еще главнее, – запомнить, что ты – считаешь себя сообразительным, а пуля – дура. Ты думаешь, а она – нет. На расчеты траектории полета и прицел ей, конечно, не плевать, но все, что касается человеческих задумок, ей параллельно. Пуля проста настолько, что путается в изощренных замыслах людей и плутает в выдуманном ими законодательстве… зато законы физики – соблюдает исправно, следуя им слепо и повинуясь беспрекословно. Так что, когда мы совершаем промах, – промахиваемся мы, а пуля – всегда попадает в цель. Эх, Игорь Иванович, надо людям срочно тупеть или умнеть скорее – тогда они, как пули, на простые и понятные законы физики равнение и ориентировку держать будут… тогда они будут в силах избежать кучи ошибок, бьющих рикошетом то в грудь, то в спину.

Глава 4

Как всегда, зажатый тенями, затаил дыхание, слушая тишину. Ничего – ни шороха. Тяжелый воздух содрогается лишь от моего сердцебиения, как всегда. И, как всегда, от боли, усталости и духоты тошнит. Отер с лица холодную испарину. А скоро, считай сейчас, с меня опять потоки жаркого пота потекут.

Заломил закостенелую руку за спину и просунул под промокшую куртку, стараясь не замечать амуницию, стягивающую все мое тело, вроде как спутанными сплетениями путины. Черт… Меня всего, как в клей окунули! Как потопили в клее, которого я напился и надышался! Оперся о стену и опустился на затянутый скользкой слизью пол. Постарался расправить плечи и растереть сведенные судорогой мышцы. Шея скована так, что не повернуть. А вдоль позвоночника к лопаткам и к пояснице тянутся твердые тяжи. Еще часа три, и я – сдохну, Игорь Иванович! На рассвете я немо насмехался надо всем подряд, не зная пощады и оставаясь спокойным! Но к закату сил на злое веселье, защищающее меня от простой злости, у меня – не осталось! Ночь не знаменует конец моих мучений, и я начинаю считать, что моего мучителя пора приструнить жестче! Попрекаете?! Не надо!

Пора мне сосредоточиться на системе, следящей за темнотой и тишиной этого сектора. Определил частоты просматривающей и прослушивающей сектор аппаратуры – не автономной, а связанной с центральной системой беспроводным соединением. Эта аппаратура серьезная. Она следит, снимает и слушает все время и постоянно пересылает все сведения центральной системе на запись и анализ. С одной стороны с этой системой слежения сложностей полно, но только – с одной стороны. С системами, спящими в покое и просыпающимися, только замечая тепловое излечение или движение, сложностей столько же. Но мне все по плечу! Мне плевать – проходит ориентация системы по посланным или по принятым сигналам, по рентген лучам или по инфракрасному излучению. Плевать – проходит опознание человека по внутренним или по внешним очертаниям. Я и людям, и технике и так, и эдак десятью вариантами пыль в глаза пускаю и незримым призраком прямо перед ними пролетаю – по темноте, по тишине и по делам главного разведуправления.

Подключил эту “штуку”, создающую переменные поля, подогнал программу. Проверил настройки и показатели остальных “штук” из моего арсенала. Постарался рассчитать и сопоставить все, что показалось мне чересчур нечетким, точнее. Получилось, что погрешности остались, но несерьезные. Плюнул на риск неточности показателей и расчета, поправил настройки, как решил, – точнее, как пришлось. Стараясь не потерять строго ограниченных секунд, ринулся в схватку. Натравил сильный электромагнитный шторм на передатчики внешнего периметра, частично пресекая высокочастотный сигнал. Сейчас он понесет центральной системе на анализ покалеченные сведения – затемненные и замутненные картинки, зашумленные звуки. Сейчас я прокрадусь к первой полосе препятствий невидимкой. Помеха – пошла! Время – пошло! Я – пошел!

Подключил горелку. Плазма, прорезающая панели, полыхнула на меня жаром. Лицо стало мокнуть под маской, защита на глазах запотела. Черт! Ничего не вижу! Протиснулся в простенок вслепую. Наушники зашипели заглушенным сигналом.

– Соколов! Что встал?! Пошел, Слава! Пошел! Не отставай от секундомера!

Я закрыл рукой камеру на каске – через нее товарищ полковник четко видит все вокруг, не взирая на мрак и вспышки света.

– Не вижу я, товарищ полковник! Ничего не вижу!

– Включи эту хреновину!

– Какую именно?! При мне полно всего, что мы с вами “штуковинами” и “хреновинами” именуем!

– Такую штуку, которая картинку с камеры на очки выводит!

Я, мысленно смеясь над суровым полковником, пошарил в отсеках куртки и в подсумках.

– Нет такой!

– Ты куда смотрел, когда снаряжение походное проверял, когда на операцию шел?!

– Туда, куда вы сказали! Вы мне своей головой думать под страхом смерти запретили – я по вашему приказу стал не думать, что делаю, а делать, что вы говорите!

– Хватит мне из себя гнуть и строить! Ты вообще не думал, что делал!

– Я думал, что делал то, что говорили вы!

– Твою!..

– Не только мою!.. Нашел я эту “штуку” – нашарил! При мне она!

– Соколов! Ты снова за свое! Слава, я с тебя за твои вредные выходки шкуру спущу!

– Хоть все три! Только не требуйте от меня бездумных действий – от них толку не будет! Остановите время! Мне в такой тесноте с этой “штукой” скоро не совладать! Я на свободный участок вернусь – Мигом пролечу! Эту “штуку” быстро из барахла вытащу! Комплектующие возьму! Не будет с ними возни! Соберу, как следует, и скоро включу! Быстро сделаю! Обещаю! Пустите только на миг!

– Не пущу! Хватит время тянуть! Ощупью иди! Шевелись, Соколов! Они передатчики пошли проверять! Они на подходе!

Черт… Я послал все к черту, плюнул на все, включил систему восстановленного видения и прозрел. Эта штука позволяет мне видеть всегда и везде, со сносной четкостью взирая на все вокруг в глухой темноте и слепящем свете. Аппаратура ориентирует меня, составляя вполне привычное моему глазу изображение по клочкам света во мраке или по клочкам мрака в свете, по инфракрасному излучению или по ультразвуку. Никак у меня не выходит передохнуть! Но хоть Снегирева проучить вышло!

Не закрепил погашенную горелку на бедре, как обычно, а, повинуясь совету полковника, закинул ее, горячую, за спину и сунул за заплечный крепеж. Черт! И через куртку жжет! Только Степан Петрович упорно утверждает, что на втором этапе моего пути горелке место у меня за плечами, что мне за нее сзади удобнее и быстрее браться будет.

Поднял руки, нащупал нижнюю трубу и потянул, пробуя ее, тонкую, на прочность. Подтянулся, перекинул через нижнюю трубу ногу, пригибаясь под следующей, – средней.

– Соколов, время!

– Не вы один секунды считаете!

Занес ногу над средней трубой, с трудом оседлал ее, низко склоняясь под верхней, проходящей под потолком высокого простенка. Прогнулся назад, завел руку за спину сверху и попытался вытащить горелку. Не вышло. Рука предельно выкручена, а горелку вынуть никак! Черт! Еще один рывок, и я… суставы сверну. Отвел руку в сторону, припирая локоть к стене и отстраняя от стены плечо. Еще чуть, и я… с трубы сорвусь. Черт!

– Не правильное действие – не верное! Соколов, я тебе говорил, как ты двигаться должен! А ты снова свои движения выдвигаешь!

– Не считайте время, товарищ полковник! Крепеж низко!

– Выше закрепишь – трубу заденешь и кабель зацепишь! Горелка тебе не меч – над плечом торчать не должна! Закинь руку, как я сказал! Локоть к голове, а не к стене!

– Знаю, что не кельтский меч у меня за спиной и кругом не просторы шотландские! Только мне другим образом горелку не достать никак!

– Не пойдет так! Примеряйся не примеряйся, – не пройдешь ты так! Игнорируя мои инструкции, – не пройдешь! Тебе теснота не даст сбоку горелку быстро достать!

– С такого крепления я только сбоку дотянуться могу! Надо было на бедро крепить!

– Ты с бедра горелку в трубопроводе быстро не достанешь!

– Как не сделаю, когда делал, – да по десять раз сряду?!

– Ты прежде только время терял! Не позволю я его тебе впредь терять!

– Я вам не червяк беспозвоночный! Не могу я руку сильнее назад сверху скрутить!

– Ты не червяк беспозвоночный, а мокрица беременная!

– Ругаетесь вы, будто мы с вами в песочнице! Не мальчишка я вам, товарищ полковник! С вашей ругани проку никакого не будет! Я вам все силы отдаю – не добьетесь вы от меня вашей бранью ничего сверх того, что я делаю! Думайте, как мне горелку достать, а не орите на меня попусту! Не тратьте моего времени!

– Ты мое время тратишь! Не можешь сделать так – не делай никак! Я командиру доложу, что девицу его бойцом переодетую, гулять отпустил на все стороны!

– Не злите меня, товарищ полковник, а радуйтесь, что меня разозлить непросто! Не могу я действовать в точности так, как вы говорите! Думайте, как мне в таких обстоятельствах действовать!

– Вытащи горелку! Так, как я сказал! Только так! Тяни руку сильнее! Или я буду вынужден снова все в исходное вернуть! Не берегись! Через боль давай! Рви связки! Или я их тебе порву!

– Товарищ полковник, ни кнутом, ни пряником не заставите вы меня калечиться! Не стану я связки рвать!

– Другого варианта нет! Делай, что говорю! Или они тебя возьмут и отдерут так, что ты меня с моей бранью добрым словом вспомнишь!

Мысленно поставил на весы Степана Снегирева и Эриха Шлегеля. Шлегель перевесил в худшую сторону, и я решил повиноваться суровому полковнику. Вашу ж!..

– Сейчас!

– Скорее!

Запрокинул голову, резко закинул руку за спину, потерял равновесие и полетел на пол. Шлем глухо стукнул по нижней трубе, и я упал на спину. Черт! Полковник привык, что я сразу встаю на ноги и вскакиваю в седло, – вернее, взбираюсь на трубу, но сейчас я безжизненно валяюсь на полу.

– Соколов! Ты что, заснул?!

Я закрыл разъеденные глаза, глубоко вдыхая. К черту простенки, к черту полковника!

– Соколов! Ты в порядке?!

– Отдыхаю я!

– Вставай! Возвращайся в исходное!

– Поздно же! Ночь на поверхности! Не стану я снова сначала все начинать в сотый раз! Считайте время с прерванных секунд!

– Верно, вечер поздний. Давай на трубу! Скорее!

– Сейчас!

– Время пошло!

– Товарищ полковник, я вам не акробат из китайского цирка!

– Начальнику скажи! Я ему докладывать не собираюсь, что его диверсант, какой нетренированный был, такой и остался!

Степан Петрович обдал меня отборной бранью. Я прикинул, как отрапортую Игорю Ивановичу – начальнику нашей нелегальной разведки – о своей несклонности к акробатике. Нет, не пойдет. Никак. Выгнулся мостом, чуть ни выворачивая суставы и отчасти разрывая связки. Выкрутил руку, вырвал горелку и откинулся на спину, кривясь от боли. Прощупал верхнюю трубу, нашарил короб над ней, под потолком, и пустил плазменный поток, прорезая его пол. Искры полетели в глаза, осыпая меня кусками прожженного железа. Припер сапогом подрезанную панель и окончательно прожег ее по периметру. Погасил горелку и положил ее на грудь. Осторожно прошелся пальцами по раскаленному краю чуть отошедшей срезанной панели. Просунул пальцы в щель и попытался перехватить панель покрепче. Черт! И через перчатку руку жжет! Стащил панель, откинулся назад, вытянул руку вниз, аккуратно спустил кусок железа на пол и кинул его к стене.