Текст книги "Сага о сотнике. Перстни легатов."

Автор книги: Станислав Лабунский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

У нашей команды знак отличительный. Перстни. Как у нас. Сколько нас? Точно не знаю, больше десятка. Десять легатов вместе, Рим вздрогнет. Митра светозарный, возвращаются времена Трояна Великолепного.

– Скрип, почему ты говоришь на латыни? У меня этот язык идет с пометкой «мертвый», – сказал второй демон прямо в ухо.

– Из вредности, – ответил первый бес новому. – Осложнения после травмы. Знаю латынь и неплохо рублюсь на мечах. Управляю четверкой лошадей в боевой колеснице и толкую римское право варварам на кельтском, алеманском и дакском языках.

Посмотрел на тонкие руки и вздохнул горестно.

– Прекраснейшая, – сказал Скрип, – мы покидаем этот дом. Я и мои наложницы прибегаем к вашему гостеприимству, пока мы не обзаведемся своим жильем.

Посмотрела на гостя беспокойного Паола и догадалась, что вечерний прием обещает быть запоминающимся. Рукой махнула, все на выход, чек подписанный на стол положила аккуратно, пальчик к губам прижала. Хозяйка дома понятливо головой закивала, могила, ни слова на сторону. И никаких интервью. Деньги получены немалые, да и Скрип ее испугал. Уверенно о распятии говорил. Со знанием дела. Вышла компания, словно и не было никого. Только запах после секса на ковре витает. Видно, было. По любому.

Я на койке резко сел. Повело на сторону.

– Резких движений не делай, – Зомби с соседней кровати сказал. – Дозу тебе вкатили, обычный человек в аут сразу бы на три дня ушел, а ты через пять часов уже как огурчик. На ребят не обижайся, и на Умника зла не держи. Я приказал.

Текст я закрутил сплошь непечатный. Словарный запас у меня на редкость богатый. Ведь человек-то русский, кое-что в извращениях половых понимаю. И «Камасутру» читал. Послушал меня Леха, минут несколько, в ладоши захлопал. Пришлось заткнуться. Как Козьме Пруткову с фонтаном.

– Во-первых, никаких данных о гибели Крепыша нет. Он может выбираться своим ходом или укрываться в здании ДК. Мы тут планы подняли, проект типовой, в те годы много строили, так в таком дворце можно год в прятки играть. Во-вторых, в случае захвата, ликвидация его не обязательна. Стрелок же вывернулся после обработки психологами секты. Жив остался, а позже и память вернулась. Приказываю, не паниковать и не дергаться. Спи до утра. Еще часа два до подъема можно урвать.

Трудно с начальством спорить, особенно когда оно право. Лег обратно и уснул.

Сон мне снился про места незнакомые. Стояла небо, подпирая, колонна до неба, а я никак не мог понять, после какого императора, в честь победы над кем воздвигнута. И почему такое запустение кругом, людей совсем не видно. Из кустов вышла маленькая мохнатая лошадь с зубами, как у крокодила и сказала: «Вот и четвертый блок, Сотник. Не многие его видели взглядом трезвым, незамутненным». И исчезла. То ли в кусты вернулась, то ли в воздухе растаяла. Тут от казарм батальона аэродромного обслуживания горн донесся, зарю сыграли, пришлось глаза открыть и встать.

За завтраком Умнику отчет на клавиатуре напечатал, чтоб ребят разговорами не отвлекать. О снах странных упомянул. Воспоминания чужие в голове крутятся. Это нормально, заверил меня мой электронный брат. Есть ссылки на подобные факты. Я сегодня до зари встану, по широкому пройдусь полю, что-то с памятью моей стало, то, что было не со мной, помню. Ага, печатаю ему в ответ, а еще сбежал черт и украл Луну. Даже видеоматериалы по этому случаю есть. Понимаю, шутка, иронично ответил Умник. Не парься, белковый старший брат, ваши перстни несут отпечаток прежних владельцев и под воздействием артефактов передают информацию в мозг. Скрип вспомнил как боевой колесницей управлять.

Чего тут сложного, подумал я. Главное скорость не сбавлять перед вражеской фалангой и рот держать закрытым, когда из под колес и лезвий боковых кровь с ошметками мяса полетит. Мы зацепились за ограду рудника, а пикты лезли за нашей годовой добычей олова. Всем нужна бронза на оружие и хозяйственную утварь.

Меди везде полно, а олово можно добыть только в шахте. Знания нужны и люди обученные. Тем и велик Рим. Грамотными специалистами. Тогда Корнелий и ударил дикую толпу во фланг боевыми колесницами. Пошли, как нож через свежую печень. Незаметно. Только просека кровавая пиктов напополам разделила. Тут мы тоже в атаку пошли. Пикты в плену не работали, и мы их живьем не брали. Да они и не сдавались.

Понятно. А данные по Зоне снимаются с электронного блокнота Стрелка – Меченого. Значит, с ума я не схожу, и беспокоиться нечего. За Крепыша тоже, по здравому размышлению, переживать перестал. Оружие у него есть, кое-что в жизни видел, с толикой удачи – прорвется. Вопросов я не задавал, и так все ясно, как интеграл функции «е» в степени «х».

Фунтик, чтоб неподвижной мишенью не стоять, стал снайперов за собой уводить к универмагу. Мы в подвале решили, что Крепыш с ним подался, основную группу я через переход сразу домой вернул, а они решили, что парень со мной, или я его в заслоне на время оставил. Короче, отряд не заметил потери бойца и «Яблочко» песню допел до конца. Почему он от двери отошел, тоже не вопрос. Артефакт в коридоре увидел или шум услышал. Причин можно тысячу назвать.

Фунтик с Ярлом от разговора уклонились тактично. Меня в госпиталь отнесли, и к себе на Агропром свалили. Кабан с Епископом польское и румынское золото повезли в Вену в слитки банковские переливать. Это недели на две. Они туда десять тонн на переделку утащили. Примерно. Стилет поехал семью Крепыша поддержать финансово и Игла с ним. За длинным столом с табличкой «спецобслуживание» сидели всего четверо. Генерал Найденов, полковник Овсов, я и бывший «медвежатник» Замок.

Вся база знала о потере в группе, и к нам не лезли.

– Американцам отдали парный артефакт, – сказал Овсов. – Четверть доходов от коммерческого использования – наша. В смысле, страны. А пять процентов на наш Департамент. Янки спорят, куда переход делать. Из Нью-Йорка, однозначно. А второй пункт неясен. Разделились голоса между Городом Ангелов и Майями. Панда за сутки через переход «Китай – Киев» пятьдесят тысяч человек перебрасывает.

Я в уме прикинул. С каждого по сотне долларов, а лучше евро, да каждый день, можно уже и не работать никогда.

– У нас, – говорю, – еще два непарных артефакта есть. Раз пошла такая пьянка – режь последний огурец. Только надо подстраховаться. Секта кобальтовую бомбу мастерит в лаборатории. Мы переход откроем, а они нам ее забросят, и со своей площадки контакт разорвут. Тут у нас будет много пепла, хватит голову посыпать.

Овсов задумчиво на Леху Зомби смотрит. Тот генерал, ему и решение принимать.

– Гетман за расширение связей по всем направлениям, – напоминает.

Знаем. Пусть расцветают все цветы.

– Ладно, – говорю. – Начинаем прямо завтра, пока «Монолит» от удара не оправился. Умник, Панду подключай, и генерала китайского. Только тактично. Не надо его сверхзащищенный компьютер напрямую к нам присоединять. Позвони в приемную, предложи вежливо. И российского вице-премьера подключай. Того, который в Смоленск приезжал. Он в теме. Предлагаю такой вариант. С русских долю в дело попросим – базу военную заброшенную, в дикой глуши. Работаем оттуда. Сразу активируем два перехода, проскакиваем к противнику, забираем парные артефакты и уходим. Мы свой отдадим американцам на тех же условиях плюс процентов десять русским за риск. А китайцы пусть свой артефакт сами добывают, и за это, за все с них одна пятая прибыли. Нашему Департаменту. А государство и на золоте сталинском неплохо наварилось. Помню, Октавиан Египет захватил и объявил его своей собственностью, личной. Мы же скромнее, да и Египет нам весь не нужен. Пока.

Панда пришел, экраны загорелись с изображениями генерала и чиновника. Селекторное совещание. Они уже в Смоленске встречались, знакомы. Мое предложение взяли за основу, быстро откаты с сумм обсудили, я своим честным словом заверил, что за личную долю каждого отвечаю. По любому. Пока Солнце светит в небе, и в руках есть сила покарать отступника за измену слову, договор наш вечен. Только братья китайцы решили работать соло. Панда оставил переход на менеджеров смен, и пошел сам на родину предков, к командованию ближе. Их дело. Моя родина – страна большая. Нашли нам базу подводных лодок на Таймыре. Вечером из Мурманска самолет полярной авиации туда пойдет. Ну-ну. И начали мы суетиться.

Леха сначала сам засобирался в поход. Вспомнил я, как во сне стрелял по крысам, и заказал на полигоне мишени. Подъехали мы к ним на четыреста метров, я весь десяток сходу одной обоймой «Грозы» положил прямо из машины. Подкатили вплотную, посмотрел на них Зомби, потом на меня.

– Извини, – говорит, – думал, что ты на удаче своей из всех переделок живым вылезаешь. Ошибался, выходит. Стреляешь, как молодой бог, аналитик.

И поехали мы обратно. Меня в рейд собирать. Только дело это нехитрое и привычное. За час управились. Стрелковый комплекс в руках, «винторез» на плече, девятьсот патронов бронебойных, два десятка гранат к гранатомету и две «лимонки». Нож на поясе, два «Каменных Дикобраза» и три «Скальпа контролера» Чем богаты. «Вспышка» моя родная в тумбочке лежит рядом с короной. Борт на Мурманск от нас в шесть вечера полетит, и я после обеда спать залег. На Севере сейчас полярный день, кто знает, как он на меня подействует.

Поднял меня Леха за полчаса до вылета. Обнялись мы с ним, и полез я на трап. Костюм защитный «Скат-10» в рюкзаке, сам в комбинезоне для техников. Дипломатический паспорт в чехле кевларовом в нагрудном кармане, карточка банковская там же. Пара плиток шоколада и фляжка на ремне, рядом с ножом. Все на месте.

Банковский ревизор существо практически бессмертное. Он исчезнет только вместе с деньгами. Ха-ха. Это я шучу. Нервничаю, однако.

Доехать без приключений до квартиры Сотника на Авентине у них не получилось. Машины самодвижущиеся на Марка никакого впечатления не произвели. Едут, и ладно. По воле богов все возможно. Если с неба тучей со свистом летят камни, это не чудо. Ты просто прощелкал засаду пращников за скалой. Тут тебе и смерть пришла. Только у колонны Трояна Скрип сказал:

– Стоять!

Перед цоколем слонялся первый встреченный за день армейский патруль. Четыре солдата-легионера и три преторианца. Ближе подошел и рот раскрыл. Понятно, бывали в Риме периоды упадка и мятежей. Резались на улицах семьи знатные, Гракхи и Котоны между собой, но солдаты армии без знаков своего легиона никогда ему раньше не попадались. Шаг стал тверже, и вместо «здравствуйте», легат им сразу всем по рожам настучал. Правильно, сказал демон в голове, пусть знают, кто в доме хозяин, и ударил с ноги поднимающегося преторианца.

– Твари, дезертиры и клятвопреступники, корм для воронов, – сказал сталкер. – Пропить все до последней бронзовой бляшки с формы, ничтожества, это уметь надо. Зачисляю вас в мой второй Коринфский легион. Следуйте за мной.

Он не стал бы с ними разговаривать, не сохрани они мечи. Но оружие они не заложили, значит, солдатами остались.

– Что ему от нас надо? – поинтересовался студент-историк, решивший подзаработать, развлекая туристов у древней колонны.

– Кажется, мы вытянули счастливый билет, – сказал, потирая ушибленную челюсть, актер второго плана Гвидо Кастелани. – Парня я не знаю, но в машине сидит режиссер с телевидения. Нас только что взяли в шоу. Он на чистой латыни приказал следовать за ним. Вы как хотите, а я рискну. Вдруг это тот шанс, которого я всю жизнь ждал.

Актер перебрал в голове все тексты, подходящие к случаю. На латыни он немного играл, и выбор был невелик.

– Веди нас, цезарь, мы следуем за тобой, – изрек он с пафосом.

Тут-то Марк Аврелий и удивился. На такой эффект и он не рассчитывал.

– К Пантеону, – скомандовал легат.

– По машинам. К Пантеону, колонну не разрывать, держаться плотно, – продублировал команду актер, и на ходу стал набирать номера на телефоне, звонить приятелям и подружкам о кастинге у Пантеона.

На этом этапе Умник подключился. Он знал высказывание фельдмаршала Клаузевица. Для войны нужны три вещи. Деньги, деньги и еще раз деньги. Тут он всех юристов покойного Паука по всей Европе и поднял. Не успела кавалькада два квартала проехать, как всем участникам нового шоу по сети контракты на телефоны упали. Суммы не запредельные, но раза в два выше обычных ставок за съемочный день.

– Бинго! – сказал старина Гвидо. – Мы в деле.

В эту минуту он стал лидером стихийной труппы.

А Умник работал. В мастерских приступили к изготовлению нагрудных значков и регалий. Шили римскую одежду и доставали из запасников арсеналов оружие. Кортики морские кайзеровские в ход пошли, с орлами. Из золингеновской и крупповской стали.

Курсы разведшколы бундесвера в полном составе двинулись на аэродром. Переодевались прямо в самолетах. Со смехом примеряли алые плащи и шлемы, пока в хвостовом отсеке не наткнулись на ящики с винтовками и патронами.

– Итак, мы начинаем, – сказал капитан Гелен, внук знаменитого генерала. – Над всей Италией безоблачное небо.

Народ здесь подобрался опытный, все офицеры хитрых служб, кадровой выучки. Фразу, которой генерал Франко свой мятеж в Испании начал, помнили. И два года боев после нее тоже не забыли. Стали план Рима обсуждать, как город брать под контроль. Не получалось, людей хоть как надо тысячи три. Мало их в двух самолетах.

А у Пантеона стояли столики, за которыми ассистенты режиссера заключали контракты с массовкой. Сидели они в одеждах вольноотпущенников аристократического дома, и половина Италии смотрела это шоу по телевизорам и Интернету.

Священник храма метнулся наперерез к Скрипу и был наповал сражен классической римской латынью с отчетливым выговором твердой «р».

– Это храм всех богов, жрец, – сказал ему сталкер очевидную истину. – Зажги все свечи в честь Митры Светозарного и Черного Сталкера. Хватить жить в сумраке. Наступают новые времена. Или возвращаются старые.

Марк с удовлетворением услышал, что здесь похоронен император, объединивший в последний раз всю страну от юга до севера.

– Виктор-Эммануил Второй, – сказал он. – Надо рядом плиту поставить с перечнем деяний славных и храм украсить. Он будет главным в городе.

Сердце настоятеля учащенно забилось. Вот она, шапка кардинальская! Силу телевидения монах давно знал, и теряться не собирался. К концу передачи его вся страна запомнит. Пошел служек в парадную одежду переодевать.

Скрип-Север чувствовал себя в Пантеоне как дома. Его построил за свои деньги приятель его семьи Агриппа Виспаний, тоже Марк. Великий Август сам строил много, и его чиновники и полководцы за ним тянулись, украшали город. А храмы и мавзолеи использовать под военный лагерь – древняя традиция. За поворотом, выйдя из автобусов, строились в походную колонну приехавшие из аэропорта немцы. В суматохе решили заняться привычным промыслом карманники. Разрезали зеваке барсетку, да не учли количества полицейских в штатском и охранников телестудии. Скрутили их моментом.

– За кражу на храмовой площади – смерть, – сказал жестко Скрип. Глянул на немцев, и уточнил. – Повесить.

Через минуту двое пойманных воришек повисли на ближайшем дереве.

– В город вернулся закон, – сообщил Скрип в камеру. – В отсутствие императора принимаю на себя обязанности трибуна, а достойного жреца Пантеона назначаю верховным понтификом.

Шоу обещало быть на редкость занимательным, и страна устраивалась перед экранами телевизоров.

Плюшкин по сравнению с Лехой Зомби жалкий щенок. Генерал Найденов загрузил транспортный самолет до упора. Я с удивлением рассматривал маленький закуток между мешками и коробками, в котором мне предполагалось провести время в полете.

– Запас карман не тянет, – сказал Алексей. – Скомплектовано по принципу годичной автономии на зимовку. За это время мы тебя точно достанем. Я еще Союз нерушимый застал, потом в российской армии повоевал, представляю, куда ты лезешь. Это не Зона, брат Сотник, это значительно хуже. Водки здесь пятнадцать ящиков и коньяка коробка. Зимняя форма, знаки различия любые, госпиталь полевой, еда и патроны. Свет Темной Звезды с тобой, парень.

Обнялись мы с ним, ведь бывает так, ничего специально друг для друга не делали, просто работаем вместе, а уверены в партнере на сто двадцать процентов. Случись мне тайну родника кому-то открыть, я бы Зомби выбрал. Обстоятельный он человек, серьезный. Акеллу мне сильно напоминает.

Прямо на базе «Таймыр-14» меня должны были ждать представители американцев, естественно, подполковник Кеннеди, кавалер всего, и его верный адъютант мастер-сержант Гонсалес. И наш бессменный оператор.

Янки поляну Викинга звали лужайкой Кеннеди. Вот что значит – реклама.

Летное поле – наше, взлет по желанию. Панда на своей половине каждые две минуты самолет сажает или поднимает. Разлетаются китайцы по всему континенту, туристы из Поднебесной домой возвращаются. Умник у него главным диспетчером подрабатывает в свободное время. И в библиотеке Конгресса тоже. И еще в местах в нескольких. Тысячи две должностей компьютер сейчас занимает по всему миру, наверное. Главное, чтоб ему не было скучно.

– Привет, братец! – вот, вспомнить о нем нельзя, сразу на связь выходит.

– Привет, – говорю, – супермозг. Давно не беседовали. У тебя вопросов накопилось на весь полет.

Тут мы от земли оторвались, и стрелой в небо. Ящик мне на голову упал, судя по бряканью характерному, с тушенкой. Умник захихикал злорадно. Ладно, попросишь ты еще у меня хлебушка в голодный год.

– Посоветоваться решил со старшим в семье, или что? – спрашиваю.

– Решил я вступить в контакт с разумом, находящимся на борту авианосца «Огайо». Как ты думаешь, надо санкцию руководства получать или нет?

– У нас и самих статус неплох. Решил – делай. Только подумай, как на него впечатление произвести. У тебя свой счет в банке, электронная подпись, спутники в личной собственности, друзей и сослуживцев море. Есть чем похвастаться. Система сохранения информации у тебя уникальная и живешь ты по всей планете. Ты практически языческий божок, самостоятельный и могучий.

– А почему не Бог? – спросил Умник.

– Не проходит. Тот всемогущ и вечен, а ты не сможешь противостоять внешней угрозе. Любая комета из космоса уничтожит планету и тебя вместе с ней. Это просто пример. И произойдет это не завтра. Или масштабная война, третья мировая. Импульс термоядерного взрыва выводит из строя всю электронику. Опять тебе не повезло.

Впал Умник в прострацию. Секунду молчал, потом тему сменил. Стал мне ролики эротические крутить. Скрип с двумя девочками, Пика и Несталкер с молоденькой крашеной блондинкой. Очень своевременно.

– Мы, вообще, на войну едем, в командировку, – говорю укоризненно. – А ты меня перед боем отвлекаешь. После такого надо к Паоле под бочок, а не к «Монолиту» в зубы.

Осознал он свою неправоту и стал меня биржевыми сводками и прогнозами котировок пичкать. Я пакет акций немецкого банка заметил, из Франкфурта, высказался, что неплохо было бы его прикупить. Надежные бумаги. Так время и скоротали.

Мурманск нас неласково встретил. У нас здесь смена экипажа. Полярников опытных нам должны дать. Они самолет дальше поведут на Таймыр. Загнали на самый край аэродрома, к ограде вплотную. Открыл я дверь, и с грохотом захлопнул обратно.

– Мать твою, что там происходит? – заорал я.

– Ветер десять-пятнадцать метров в секунду, температура за бортом минус два градуса, – ответил мне Умник.

А то я сам поземки по бетону среди лета не вижу. Пока возился в салоне, одежду по погоде искал, не пойду ведь по первому снегу в тельняшке, машина к самолету подошла, дверки хлопнули, и опять мотор завыл надсадно. Это экипаж увезли, а меня забыли. Очевидно, в этих краях о глушителе известно не было. Похоже, опять я один остался в чистом поле. Ладно, хоть связь есть. И не в Зоне я, а на родной военной базе своей могучей Родины. Российский паспорт с пропиской в Смоленске у меня никто не отбирал, так что я дома.

Одел бушлат десантный, помянул тихим добрым словом генерал-майора Леху, знатока неприятностей, и, засунув в рюкзак пять бутылок водки, пошел на виднеющиеся вдали вышки центра управления полетами.

За полчаса добрался. Отвык я от родной земли. Бочки пустые по полю валяются, покрышки автомобильные, доски переломанные, проволока во все стороны торчит. Как представил себе здешний туалет, явно не ватерклозет, плохо стало. Улетать надо на Таймыр быстрее. Мне надо летчика полярника, коридор полетный, карту маршрутную. Экипаж уже в гостинице, будут самолет обратно ждать. У меня-то дорога на нашу базу под Киевом другая. Через Зону.

Пусто было у башен. Все закрыто, свет выключен. Приняли прилетевший борт, последний на сегодня, и разошлись по домам. А меня отправлять, что, Пушкин будет? Александр Сергеевич? Залез под порывами ветра, на редкость неприятными, на вышку, и огляделся. Тундра, однако. Из-за холма дымок вьется. Здесь, под северным небом провинций, расстояния обманчивы. Километра три по первой прикидке. Минут за сорок дойду, решил. Чтоб не заблудится, у Умника попросил тактический экран включить, и на него все вывести. Прав был полностью. До холмов оказалась полновесная десяточка, а к самолету моему подкатили две машины. Спохватились. Ну-ну. Сейчас я вам скажу, что я о вас думаю. По любому.

– Да разбить стекло, в кабину забраться, оттуда в салон, и изнутри двери открыть! – услышал я речь сквозь завывание ветра.

За ним меня тоже никто не заметил, слава Темной Звезде. Не за мной вернулись. Просто целый самолет хабара с неба упал. Хорошо, что подарок Мамонта, «Компакт» немецкий на поясе висит. Две обоймы к нему, четырнадцать выстрелов и нож. Прорвусь.

А для начала попробуем по-другому. Расстегнул бушлат на груди, водочкой на ворот плеснул, глоток сделал и вперед зашагал.

– Бейте в бубен, рвите струны, громче музыка играй, – заорал я во весь голос.

Вышел из-за колеса, посмотрел на оцепеневшую компанию, себя показал.

– Эй, братцы, – говорю, – до моря еще далеко? С утра, блин, иду. Неслабый вы тут пляж отгрохали.

Один на мою бутылочку уставился, чуть слюной не захлебнулся.

– Что, друг, трубы горят? Угощайся, приятель, – и передал ему пол-литра.

Тот присосался мгновенно, и пока грамм двести не отхлебнул, не остановился.

– За цветными металлами приехали, а открыть не можете? – поинтересовался я.

Половина Севера остатки имперские подъедает, медь, бронзу собирают, технику на металлолом разбирают, брошенные ЛЭП демонтируют. А потом уходят в города бичевать. В деревнях пусто, не идут туда люди, не возвращаются. Товарищу Сталину троекратное «Ура». Сто лет скоро будет после его коллективизации и голода людоедского, а страх перед жизнью сельской у народа остался. Умелец, мать его грузинка.

Встал я перед дверью, ключом электронным незаметно к панели приложился, отошел люк, проем открывая. Покачнувшись, рухнул я туда, и вход обратно закрыл. Как написано на табличке в баре: «Береги тепло! Закрывай за собой!».

Включил внешний динамик. Там мат стоит навесной, склоняют меня, всю семью и авиапром российский. Самолет, вообще, «Дуглас» американский.

– Парни, – говорю, – это мы удачно зашли. Здесь оружие.

Тишина снаружи настала. Задумались.

– Надо, – продолжаю, – самолет заправить, и сваливать отсюда подальше со всем добром. Знаю место надежное. База подводных лодок «Таймыр». Шевелитесь. Бензин и летчик за вами, тут на всех хватит.

А сам в пулемет ручной уже ленту заправил. Точно, на всех. Шестеро их там.

– Я и сам летчик, – говорит мужик, которому я бутылку отдал. – И базу эту знаю. Туда пять лет не летают, там от полосы уже ничего могло не остаться. Меня сегодня на работу вызывали. Да не пошел. Ну их к чертовой бабушке. Все равно не заплатят. Нам уже два года не платят. Кризис, мать его. Отсюда ничего никуда не летит. Раз в месяц придет борт, так его рыбой и олениной под завязку набивают, для людей места не остается.

Открыл я дверь снова, сел на порог, пулемет на коленях, и задумался.

– Сколько у вас, – говорю, – здесь человек? Всего? И сколько улететь захотят?

Посовещались они быстро, пальцы позагибали. Двадцать семь человек насчитали. И вывозить надо всех.

– Заправляемся, полные баки, собирайтесь и полетели.

На том и порешили. Через три часа все в салон залезли.

Вот и мне довелось с беженцами столкнуться. Вспомнились бесконечные колонны людей и повозок на дороге, стада по обочинам. Горцы шли на штурм Нарбона, дикие предки швейцарцев атаковали Милан, хохотнул я. Тогда была война, а сейчас?

Посмотрел на народ, детей всего двое. Это уже разгром. Мы уже вымираем. Через пятьдесят лет здесь и так никого не останется. По любому.

При взлете меня напрочь засыпало. На голову свалился телевизор, из тех еще больших и объемных, я их лет пять уже не видел, ноги придавило швейной машинкой, а в руки мне закинуло дамочку, мечту режиссера порнографических фильмов. Бюст у нее был далеко за седьмым номером. Жаль, я не поэт. С трудом отцепив руки от такого богатства, и освободив ногу из ловушки, уполз наверх, за ящики с патронами.

Там уже аборигены обосновались, добычу оценивали. По их расчетам, товару выходило миллиона на два. В валюте. В монгольских тугриках было бы больше, но курса никто не знал. Решали люди, как добро делить, по головам или по семьям. Одиночки были за вариант: одна семья – одна доля. Люди семейные, особенно с детьми, предпочитали другой расклад, по головам. Ладно, меня это не касается, сами разберутся. Мы с Умником погрузились в мир биржевых отчетов, и посадку я определил по заложенным от перепада давления ушам. Вцепился в поручень какой-то и сжался слегка. Толчок легкий, рев двигателей под ухом мощный, за ним я первую очередь, а может быть и вторую, пропустил. Стреляли в упор, и много. Стволов шесть. Двое в кабине, остальные в салоне. Под шальную пулю попадать никакого желания не было, и пополз я по вещам к экипажу. Выберусь с ними, так надежнее. Постучался, открыли.

– Чего, морячок, спросить хочешь? Здесь до моря километр, прямо на север.

Это летчик шутит. Имеет право, кстати.

– Саид, ты как здесь оказался?

Штурман острит.

– Стреляли, – говорю нерадостно. – Только вы еще не сцепитесь в дележе, мамы ваши блудницы. Пошли смотреть, что там случилось.

Спрыгнули мы на бетон взлетно-посадочной полосы, отворили дверь настежь, и начали трупы складывать. Три человека уцелело. Мужичок один, водку сразу нашел, и подальше залез с тремя бутылками. Он и сейчас спал сладко, половинку последней из рук не выпуская. Детеныш лет шести жив остался, пули прямо над головой в ящик с консервами вошли. И знойная женщина, мечта поэта, рядом стоя бюстом колыхала. Остальные все на мерзлую землю легли. Нигде я таких непримиримых людей не встречал. Стреляли до последнего патрона. У одного голова прострелена, а магазин все равно пустой. Нет, чтоб мирно жребий бросить, раз не договорились.

– Парни, я не в доле, заявляю официально, пока мне никто в спину не выстрелил. Если вам ребенок мешает, мы его в детский дом определим, – сообщил я всем свою позицию.

Не удалось мне доброе дело. А жаль. Не их. Они сами свою судьбу выбрали. Загадал я, что если получится кому-то помочь, то с Крепышом все будет в порядке. Дорога назад все равно одна – через Припять. Есть намерение постучаться еще раз в двери ДК «Энергетик». Пройтись по его широким коридорам и актовому залу, оставляя о своем визите долгую память. Не нравятся мне люди, сидящие возле костров, вокруг которых головы человеческие с черепами вперемешку на колья насажены.

Тут машина к нам подошла. Вездеход арктический на больших колесах, экологически безопасный. Это у нас Север гусеничная техника осваивала, а полярная тундра очень нежная и слабая. Двадцать лет ей надо, чтобы след от траков затянуть. Берегите природу Родины, мать вашу, отдыхайте на Кипре!

Кеннеди с Гонсалесом из машины вылезли, оператор за ними вслед. Уже снимает. У янки многое русского человека смешит, их любовь к комиксам, к упрощенной подаче материала, но они всегда свое дело делают. Оператор будет снимать даже всадников Апокалипсиса. И ад за ними крупным планом.

– В чем дело? – Кеннеди меня спрашивает.

А для нас с Умником соврать дело привычное. Мы с ним, если кого за день не обманем, ужинаем без аппетита, и спать не можем.

– Массовое самоубийство, – говорю. – Сектанты не захотели жить в мире полном греха и соблазнов. У вас тоже такое было в Гайане.

Умник им сразу старую хронику на экраны скидывает. А мы, россияне, свои дела заканчиваем.

– Время принятия решения, – говорю жестко. – Самолет желательно на базу в Киев вернуть, там, правда, груз обратно в склад заберут, но без денег не останетесь. Каждому по четыреста тысяч долларов. На обзаведение хозяйством. И народ на базе нужен. Работы полно. Или мы вас заправляем, и летите, куда глаза глядят.

Летчик голову повесил.

– В чем дело? – спрашиваю.

Отвечает он, что никакая медкомиссия его к полетам не допустит. Вот ерунда, смеюсь. На аэродроме пусть найдет Овсова, и тот все устроит. Правда, до первого срыва задания. Ну, это как везде. Только на гражданке увольняют с выговором в личное дело, а у нас его занесут на надгробие. И все дела.

Экипаж разъяснение устроило, и стали они в новый рейс собираться. На Киев.

Умник им маршрут на карту вывел. Немецкий пилот самолет на Красную площадь сажал, а уж транзитом пройти, задача совсем простая. Спихнул я этот груз с плеч долой, помахал им вслед, и подумал, может быть, и этого хватит, чтобы у Крепыша все было хорошо? А остальные не в счет.

Трупы мы в печи местной ТЭЦ сожгли. Угля там три бункера полных. Со времен Союза, полагаю, резерв. Вот и пригодился. Не к чему нам здесь всякие следователи из прокуратуры. Не были нужны эти люди никому при жизни, нечего их беспокоить и после смерти. Как сказал один политик по поводу одной подводной лодки: «Она утонула». Они умерли. Осушим слезы наши, ибо завтра нам может предстоять то, из-за чего живые позавидуют мертвым. По любому.

Гонсалес, душка, слегка побледнел от нашей работы. У них самолет был с вертикальным взлетом и посадкой, чтоб от состояния полосы не зависеть, а в воздухе болтались штурмовики прикрытия, самолет электронной разведки и заправщик. На земле они уже развернули автономный модуль на двенадцать человек с биотуалетом. А душа у них не было. Вот облом.

Стартовую площадку я выбрал прямо в скале, у пирса для атомных подводных лодок. Если нам сюда бомбу кобальтовую бросят, потери будут минимальными. Только мы. И кусочек камня кубометров несколько тысяч. Не жалко.

Гонсалес с оператором речью человеческой не владеют, лепечут между собой словно снорки, радуются, что в историю войдут. Лишь бы не вляпались.

– Сразу после моего перехода артефакт в контейнер убирай, и улетайте. Можешь к нам на базу, или на Аляску к себе, – говорю я Кеннеди.