Текст книги "Новое житие - покой нам только снится (СИ)"

Автор книги: Станислав Графов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

–   Троцкий незадолго до переворота 1917-го организовал свою политическую организацию, которую назвал «межрайонцы», – тактично начал советник. При этом он зорко фиксировал реакцию Фоммеля, который также прислушивался: – В этой организации состояли такие видные будущие большевики как Луначарский, Бухарин, Каменев и даже товарищ Молотов.  Видите, как я неплохо осведомлён в истории ВКП (б), не так ли? Признаюсь честно, я немного коммунист. С троцкистским уклоном, не забывайте… – он обворожительно усмехнулся. – Хоть и состою, как есть… в фиксированном членстве в национал-социалистической рабочей партии Германии. Но, как и наш фюрер, – он понизил голос, – симпатизирую многим положениям коммунистической идеи.

–   В части мировой революции? В части 4-го Интернационала?

–   Предположим, что вы опять угадали, – усмехнулся советник. – Почему бы и нет?

Во-первых, наша партия обязана вам своим становлением в 1923-м. Именно тогда представилась попытка провести Пивной путч. Увы, не совсем удачная. Ваш Ульянов-Ленин по матери Бланк? – улыбка вновь искривила его тонкие, аристократические губы. – Значит по матери он «фольксдойтч». Германец по почве. Незадолго до своей смерти он, выражаясь его же собственными словами, решил пойти другим путём. А именно: отказаться от красного террора. Фюрер перенял этот опыт. Он  пошёл дальше: пришёл к власти через законные выборы. Но в основе этой победы лежит воля Ульянова-Бланка. Именно он повернул мировую революцию в сторону… как есть…  О, новый экономический политик! Как вы называете – нэп. Когда стало возможным вновь открывать частную торговлю, создавать концессии с мировой буржуазией. Заметьте, мы также её презираем, как и вы! Это очень дальновидный шаг. В Германии в период 20-х тоже возникло много союзов и партий, что направлены на реставрацию империи. Один из этих союзов, «Стальной шлем», вскоре возглавил будущий фюрер. Правда, ему в этом здорово помог Герман Геринг, нынешний рейхсмаршал. Впрочем, как вашему Ульянову – Вальтер Модель, что его родственник по линии матери. В настоящий момент он командует 9-й армией при группе армий «Юг».

–   Что-то слышал о том, о сём, – напрягся для виду Цвигун.

  Он опустил ствол «вальтера» к  земле.

–   Хорошо, что слышали. Теперь вы видите перед собой человека, что состоял в союзе «Стальной шлем» с  1923-го. Не раз встречался с вашими… хм, гм… эмиссарами из европейской секции Коминтерна. Тогда же, в 1923-м, я присутствовал при встрече Уборевича и Тухачевского в Мюнхене. Они прибыли для подготовки Пивного путча. Но не будем об утраченном. Главное состоит в другом. Ульянов  верно понял свою задачу. То ли с молоком  матери, в чьих жилах текла германская кровь, то ли усилиями своих германских родственников. Во всяком случае, неудавшаяся карьера юриста не остановила его. Когда на него вышли посредники таких офицеров Генштаба как Бонч-Бруевича и Антонова-Овсеенко, он принял все их условия. Он стал агентом российской императорской военной разведки. И самое главное… – советник перехватил взгляд Цвигуна, – …он стал работать на сближение двух наших держав.  Это сближение было предопределено изначально всей историей Европы. Пока Ульянов следовал этой идее, он работал на сохранение европейской расы. Он был защищён от всяких неожиданностей. Когда же он стал неверно понимать эту великую идею, он немедленно ушёл из жизни, – советник, было, скривился, но тут же его интеллигентное лицо приняло прежнее, задумчиво-бесстрастное выражение. – Троцкий на первых порах вполне справлялся с нашими поручениями. Не мне вам рассказывать, сколько он и его верный паладин Тухачевский сделали для возрождения рейхсвера. Если бы не ошибка, коварная и роковая, которую допустил Лев Давидович. Ах, если б… Догадываетесь, о чём я, товарищ троцкист?

–   Ну, как же… Лев Давидович торопил товарища Тухачевского с введением военной диктатуры ещё в 1927-м. Тогда по всему РСФСР бушевало. Митинги, демонстрации с матом и со стрельбой даже. В Питере на улицы даже броневики выкатили – сталинисты сыграли не по правилам.  Кстати, Шапошников Георгий Валентинович их и приказал выкатить, тогда – начальник Ленинградского военного округа! Знаете про такого? Ну, ясный пень, что знаете. То-то…  Вообщем, не выгорело у нас тогда. Сорвалось. Как говорят наши блатные: не можешь с… не мучай ж… Грубо, но верно. Не так ли, господа-товарищи? – Цвигун подмигнул исключительно советнику.

–   Да, в мудрости вашим бандитам не откажешь, – советник мигнул ему в ответ. – Вы правы: беда Троцкого в том, что он вечно спешил. Ему не терпелось удовлетворить свои неуёмные амбиции и стать хозяином Единой Европы. С нашей помощью, разумеется. Для этого он задумал устранить Сталина и ввести военную диктатуру. Где он бы стал военным диктатором и политическим фюрером одновременно. Не учитывать интересов общей серой массы, этого плебса, тоже нельзя. Германцы народ дисциплинированный. Это есть факт! И факт упрямый. Они не пойдут завоёвывать Европу без веской причины.  Потребовалось два экономических кризиса 20-х и начала 30-х, две оккупации Рейнской области французами, чтобы германский народ проникся идеей отрешиться от статей Версальского договора. Когда германский обыватель почуял запах близкого  хаоса, только тогда он принял идеи национал-социализма. Всё остальное его уже автоматически устраивало. Учреждение тайной государственной полиции, имперской службы безопасности, концентрационные лагеря для инфильтрации человечества, «источник вечной жизни», «жизненное пространство»… Он даже не задумывался над смыслом! Вначале 30-х ему было не до этого: чашка суррогатного кофе стоила тысячу марок. Чтобы пережить зиму и не замёрзнуть, помнится, многим берлинцам приходилось ездить в загородные леса и рубить дрова. Идеи Пика и Тельмана о всеобщем равенстве не пришлись, ибо не учитывали одного и главного: жажды мести. Хотя, кто знает…

–  Чего уж теперь трясти причинным местом! – хмыкнул Цвигун. – Положим, выиграли бы коммунисты. Объединившись с вами, изыскали бы способ заманить избирателей – увести их от этих… социал-фашистов! Я никого не обидел? – он невинно хлопнул ресницами, припоминая, что «фашизм» и «национал-социализм» ни одно и то же. – Нет? Ну и здорово. Так вот: Сталин бы установил в Германии свою железную диктатуру. Это я вам со всей ответственностью заявляю. Подожгли бы рейхстаг с помощью этого… ну, педика! Рёма, вот кого. Потом обвинили бы во всём вашего фюрера. Устроили бы ему и вашим эсэсам ночь длинных ножей.  Разве не так? На харе бы прокатило, господа-товарищи.  Слово-то наше, блатное: ночь длинных ножей. Видать в штурмовых отрядах точно зэки заправляли. А руководили приблатнённые, и то – для виду.

–   Вы не ошиблись. Там действительно было много уголовников и гомосексуалистов. Их фюрер и приказал уничтожить.

–   Что ж, пидаров… правильно! Если это дело как следует обмозговать и какую маляву сварганить подоступнее… Скажу вам, партайгеноссе – такое дело может завариться! За нами может весь блатной мир пойти. А те, что сидят в нём от чекистов, быстро засветятся. Ну, а по тропиночке ихней, по дорожечке мы всю сеть и раскрутим.

–   Мы или вы, господин троцкист?– попытался его огорошить советник.

–   Я не понял, бум или не бум по мишеням? – огорошил его в свою очередь Цвигун.

   Пока они изучали друг-друга, Фоммель, не найдя ничего лучшего, сделал знак дежурному.  Жёлтый флажок в руке обер-лейтенанта с жёлтым кантом войск связи очертил мах вокруг высокой фуражки. Снова загудели провода, лязгнул по рельсам транспортёр  с тремя мишенями.

   Когда стрельба была завершена, имперский советник крепко пожал руку Цвигуну:

–   Я убедился, что вам можно доверить оружие. Оружие в ваших руках – надёжный залог победы. Я отправил руководству НСДАП в Берлин ваше предложение. То есть, предложение вашей организации,  – он улыбнулся многообещающе. – Ждём ответа с нетерпением, как говорят русские. Скажу вам по секрету, – он молниеносно скосил глаз на Фоммеля, – что в ставке фюрера  одна цель – сокрушить русские армии на центральном направлении. Но как? Военной силой? Ну, это чушь. И вы лучше меня это знаете. По основным видам вооружений вы уже нас превосходите в два раза. Ваше стрелковое оружие значительно проще и лучше. Пистолет-пулемёт Шпагина хоть и не снабжён коробчатым магазином, за который можно эффектно ухватиться, – он с усмешкой проводил взглядом германского солдата, что, прижав к груди MP40, прогуливался по земляному скату, что опоясывал полигон, – но зато в его патронном диске – 70 выстрелов. Ваша промышленность уже штампует их миллионами. А наша ещё не перевалила даже за половину от одной этой цифры. Так вот, фюрер не планирует победить Сталина на поле битвы. Это факт – можете доложить по начальству по прибытии, как говорят у вас. Фюрер хочет, – он взял Цвигуна под руку и увлёк за собой в сторону гофрированного домика операторской, – договориться со Сталиным. Вам это понятно, товарищ? По глазам вижу, что да. Очень хорошо. Иного я и не ждал.

–   С фюрером мы немного разобрались. А как же другой штаб? Не менее могущественный… – Васька  выразительно сплюнул сквозь зубы, чтобы не выдавать своего истинного настроения Фоммелю.

–   Ага! Вот это не менее важно. Рад, что вы ухватили эту мысль. Старцы в генеральских и фельдмаршальских погонах, что имели счастья принадлежать к группе Гофмана, – сузил глаза советник, – тоже не полагаются на силу танков «Тигр» и «Пантера». Жаль… Почему, спросите вы? Я вам отвечу так: они полагаются на военный переворот и установление военной диктатуры под прикрытием демократии. Важно, кто одержит верх: кружок Краузена, возглавляемый братом фон Шулленбурга Францем, либо… Вам знакома такая фамилия – фон Штауффенберг?

–   Откуда? – прищурился Васька. – Я конечно кот бывалый, но не по таким мышам. Короче, я не спец по фонам. Больше по баронам

   Советник сглотнул смех, но сдержал себя.

–   Мне приятен ваш русский юмор. Что ж, передайте своим, что фон Штауффенберг довольно близко снюхался… как есть? С тем, кто учиться в академии Фрунзе в 1927-м и организовать нападение на Сталина. Была такая группа военных под командованием Якова Охотникова. Назовите только эту фамилию – ваши поймут.

–   Простите, я не понял… – Васька собрал несуществующую складку на лбу, – вы меня за кого принимаете? Я революционер-троцкист, усатого деспота готов на портянки порвать, а…

–   Я вас принимаю за трезвомыслящего человека. Поймите, что Германия проиграла военную часть компании. Если ей удастся выиграть политическую часть, то выиграете ли Россия?  Вы думаете, ваши временные союзники вас так любят? Они не в грош вас не поставят, когда, не дай Бог… – лицо советника потускнело, – рейх капитулирует. Они примутся за вас. Америка уже сейчас занята производством тысяч дальних бомбардировщиков В-17 и В-24. Каждый несёт тонны бомб, способных уничтожить целый квартал. Каждый снабжён одиннадцатью пулемётами на турелях. Представляете, куда они устремятся?

   Они с минуту смотрели друг на друга, затаив дыхание. По краю полигона проехал тентованный «опель-блитц». Группа «хиви» в красноармейском обмундировании без знаков различия, но с отличительными повязками мгновенно выгрузилась из него. По команде унтера, что был с ними, построилась в одну шеренгу, по-германски оттопырив локти. Из кабины выпрыгнул офицер. По-видимому, их привезли на стрельбище.

–   Прошу прощения, господа, – Фоммель снял фуражку с выгнутой тульёй, где хищно сверкнула адамова голова. Промокнул лоб платочком из нагрудного кармана. – Я, конечно, не слышал вашего разговора. Но, бьюсь об заклад, что вы решали политику рейха на востоке. Я вам скажу, что старичьё в штабах – главная причина провала этой политики. Причины начала восточной компании тоже в них. Эти старые пердуны! О, как был прав Азиат, – он бросил выразительный взгляд на Цвигуна, – что устроил им… как это по-русский…  О, великий чистка! У нас такое тоже бы не помешало. Я подумал об одном плане, пока вы разговаривали. Если кратко, то… Как бы фюрер посмотрел на одно странное обстоятельство?  Его генералы и фельдмаршалы затеяли свалить на него вину за поражение в битве под одним городом… ну, в центре России. А затем, за всю восточную кампанию.

   Он выразительно помолчал. «Хиви», отработанно повернувшись, затрусили мелким бегом, прижав полусогнутые руки к груди, к длинному, под гофрированной крышей блоку возле операторской. Видно, там они получали оружие. Впереди бежал, высоко поднимая колени в брюках французского сукна, германский унтер. Офицер неспеша шёл, посвёркивая галунными петлицами на воротнике, чуть поодаль. Заметив офицера СД и советника в его горчичном френче с оливковой ветвью в петлицах и нарукавной повязкой, он вскинул руку в нацистском приветствии. Сам являлся членом НСДАП.

–   Совершенно с вами согласен, – вздохнул советник, чей шитый золотом воротник потемнел от пота. – Более того. Для нашего русского коллеги я скажу: фюрер не начал бы эту самоубийственную войну. Всему причиной одно обстоятельство. Предательство Муссолини – вот истинная причина. Своим вторжением в Грецию он вверг Германию в открытую войну с Англией. Кроме того, этот мерзавец Геринг, что действовал с ним заодно. Помните, он подтолкнул фюрера начать бомбёжки британских городов?

–   Слушайте, господа-товарищи, при чём здесь это? – искренне удивился Васька. – Мы вам столько всего слали через границу. Эшелон за эшелоном. С углём, зерном, нефтью… Воюй хоть с Америкой – не хочу! Но вы же на нас попёрли, будто у нас мёдом было помазано. К чему такая подлянка?

   Немцы переглянулись. Вдали, где сверкали никелем и чёрным лаком машины под маскировочной сеткой, где ходил часовой в надвинутом шлеме и с гофрированным цилиндром противогаза, уже стоял раскладной столик с нехитрой снедью. Кроме всего прочего там высилась оплетённая круглая ёмкость, где что-то побулькивало.

–   О, подлянка… Что есть по русский? – советник поморщил лоб, хотя смысл был ясен ему.

–   Западло это.

–  Ясно, дружище. Уверяю вас, и можете заверить в этом… хм, гм… хоть самого Азиата – мы найдём виновных. Я имею в виду тех, кто столкнул рейх и Россию. Фюрер первый, кто заинтересован в этом.

–   Людей больно много полегло, – с сомнением протянул Цвигун. – Вот давеча в сарае – зачем надо было пленных убивать? Русский народ, если ему морду отметить, утрётся на первый, а на второй…  Уже знаете, поди. Сам в морду плюнет, а то и с размаху приложится.

–   Фюрер давно это понял, – заторопился советник. – Его вынудили проводить карательную политику на востоке. Этот… – он поморщился и продолжил не убирая с лица гримасу: – …этот Канарис. С его эмиссаром Ставински вы уже знакомы.  Он поторопился уйти, когда выяснилось, что вы – не Разведуправления РККА. Канарис вынудил фюрера начать Восточную компанию. Карательная политика, объявленная фюрером в России, всего лишь… хм, гм… попытка настроить население оккупированных земель против оккупантов.  А пленные… Чем больше их умерло от голода и болезней с 1941-го, чем больше расстреляно и отправлено в концентрационные лагеря, тем больше  они будут ненавидеть нас. И сражаться против нас. «Наше дело правое, враг будет разбит», – повторил он зачарованно обращение Сталина к советскому народу в начале войны. – Канарис считает, что Британии нужен союз с рейхом. Против вас разумеется. Для этого он посеял «драконьи зубы»…

–  Чего-чего?

–   Дезинформацию будто Сталин собирается нападать на рейх. С помощью ряда генералов из группы покойного ныне фон Секта. И ваших…  Таких как Жуков, Тимошенко и Будённый, – видя как Цвигун чуть не присел, он успокаивающе махнул рукой к столу со снедью: – Я вас понимаю, дружище. Наш общий интерес состоит в том, чтобы рейх и Россия не уничтожили друг-друга. В этой бойне, что затеяна  Форинг Офис и палатой  лордов. Мы согласны признать Сталина вождём… даже российским самодержцем.  На любых условиях! Вы слышите… – он, таинственно округлив глаза, заметил заговорщицки: – Даже уступив вам часть Европы. Сперва …

   В небе с обратным гулом, что катился по земле как паровой котёл, летели поредевшие «девятки» бомбардировщиков «юнкерс-88», что вспыхивали на солнце плексигласовыми фонарями кабин.  Их сопровождали «мессера», чей боевой порядок прежде именовался «тройками». Противовоздушная оборона русских на Курском выступе несколько поясов зенитных батарей, защищающих сам город, а также оборонительные рубежи. Прорвать её не удалось ни одной эскадрильи люфтваффе.

   Один «мессершмидт» вылетел из поредевшего белёсого облака. Он картинно прошёл, покачивая крыльями с жёлтыми полосами. Лётчику явно хотелось, чтобы его заметили. Фоммелю показалось, что на фюзеляже с синим коком, мелькнул силуэт чёрных раскрытых лепестков. Его скривило, не то от зависти, не то от восхищения. Скорее всего, это был обер-лейтенант Эрих Хартманн. Будучи неполных двадцати лет, он стараниями герр Геббельса и штаба люфтваффе, уже стал асом. За ним числилось до сотни сбитых русских самолётов. В день их набиралось до тридцати – ни больше, ни меньше… За каждого сбитого по количеству двигателей на нём, он получал, как говорили, по тысячу марок. Ничего не скажешь, повезло мальчику.

– Давайте накажем виновных сообща, – тяжёлая рука Фоммеля опустилась на плечо Цвигуна. – Вы уже поняли что я и герр советник – одно целое? Как две половинки одного яблока. Передайте своему руководству, что стоящие за нами чины вермахта, СС и СД в состоянии провести некую акцию. И помните, что Канарис не дремлет. Он тоже затевает свою акцию, что отражает интересы Уайт Холла. Вы понимаете дружище?

  Как быстро я становлюсь для них дружком, подавил своё презрение Цвигун. Или дружбаном…

–   Ну… – начал он, намекая на столик со снедью, к которому ещё предстояло идти.  – Генералы, конечно, во всём виноваты. Мать их перемать. И ваши и наши. Хотя не стоит так грубо о матерях. Но генералов иных надо наказать.

–   О, конечно так, дружище, – Фоммель незаметно подмигнул советнику. – Вот и славно. Можно подвести итог. Русская контрразведка СМЕРШ имперская служба безопасности и… ну, всем понятно… достигли соглашения о совместной акции. Цель данной акции – устранить влияние генералитета вермахта и Красной армии на политическое руководство. Чтобы Европа, в первую очередь, Германия и Россия остались независимыми имперскими державами.

–   Что ж, нам это подходит, – усмехнулся Цвигун.

–   Тогда прошу, – советник увлёк его почти насильно к палатке, ухватив выше локтя. – Чем Бог послал, как говорят в России.

–   Благодарствуйте, – Цвигун, чувствуя железные тиски его пальцев, делал вид, что всё идёт по плану. – Только с Абвером не надо обрывать всех нитей. Они дюже злопамятны. Зачем злить ребят? Организуйте мне встречу… ну, так… случайно с этим гусём…

– Вы имеете в виду…

– Да. С исполнителем.  Ведь эта группа, что совершила сейчас пробежку, здесь не случайно? Не смешите…  Ясное дело, что на акцию вы не направите тех, кого я отобрал в сарае. Кого-то из этих, не правда ли? Так вот, пусть его в зависимости от результатов стрельб пригласят за наш стол. Идёт?

–  Ну, с вами опасно иметь дело, товарищ. Думаю, что вы правы.

***

   Усиленные тремя СУ-122 и СУ-76, пополненные боезапасом и горючим (через пятнадцать минут после провод  убитых подкатили два заправщика) оставшаяся батарея САУ  в составе танкового полка  шла во втором эшелоне дивизии – на сближавшуюся с ними вторую волну панцеров 2-го панцерного корпуса Хауссера. В его составе имело до двух десятков «Тигров». Используя преимущество (88-мм пушка 60-калибров) они открыли с 2000 метров прицельный огонь. У пары Т-34 тут же заклинило башни, у трёх порвало гусеницы. Наши танки, сблизившись на тысячу метров, открыли огонь в стык башен и орудийные маски, не считая гусениц. Полыхнули синевато-белым огнём два Pz.III, что шли в задних рядах. Делая остановки, САУ Виктора, получив от него приказ сосредоточить огонь на головном «Тигре» (на его башне виднелся чёрный угловатый флажок с эмблемой мёртвой головы), двумя выстрелами разбила ему правую гусеницу. Вскоре закруглённая с боков, продолговатая башня, украшенная трубками «дымоиспускателей», бессильно замерла в положении 17-00. Объехав подбитую «тридцатьчетвёрку» с неохотно разгорающимся двигателем на солярке (который вскоре полыхнул кустом ярко-оранжевого неугасимого пламени) СУ-85 точным выстрелом продырявила лобовой бронелист в 70 мм Pz.Kpfw.IV Ausf G. Из подбитого панцера, что взялся гореть чёрно-красными бензиновыми парами, через боковые люки, что открылись на башне, тот час же показались две фигурки в чёрных комбинезонах. Испытав мимолётное желание раздавить их гусеницами, Виктор, всё же не дал волю внутреннему зверю. Поиграв скулами, отдал другой приказ. СУ-85 укрывшись за 100 мм бронёй обездвиженного «Тигра», принялась методично посылать снаряд за снарядом во вражеские машины.

   Прорвавшись через боевые порядки первой волны, первый эшелон Т-34 и Т-70 с поддерживающими их батареями САУ, принялись расстреливать вражескую пехоту.  Та подоспела на полугусеничных тягачах «бюссинг», а также гробовидных бронетранспортёрах «ганномаг» (Sd.Kfz.250). Наученные опытом, танковые роты старались не отрываться друг от друга. Они вели огонь по скученным вражеским машинам, обеспечивали боевое охранение, где поражали оставшиеся на ходу и повреждённые панцеры и штурмгещюц. Те явно пасовали пред таким боевым мастерством «рус Иван». «Фрицы» стремились сгрудиться вокруг командирской машины (Bf.Pz.) Получая указания по рации, они либо атаковали малым ромбом прорвавшиеся советские танки, либо продолжали двигаться вперёд, врезаясь во вторые эшелоны, где их поджидали бронебойщики, противотанкисты и САУ. Кроме того в воздухе всё чаще повисали краснозвездные бронированные штурмовики Ил-2 и Ил-4, что роняли на вражескую технику кумулятивные бомбы ПТАБ-2-5. Из установок РС, подвешенных к крыльям, они уничтожали спешенную и моторизованную пехоту, противотанковые  батареи, что уже были выставлены в порядках второй волны.

   …В перископ командирской башенки Виктор  мгновенно заметил на фоне крытых камуфляжных тентом тягачей на дырчатых зубчатых колёсах с гусеницами характерно-вогнутые щиты противотанковых 50-мм (Pak.50)  и 75-мм(Pak.75) пушек. Вокруг суетилась прислуга в распахнутых на груди серых рубашках или оливково-зелёных рабочих комбинезонах. Эсэсманы расставляли и укрепляли массивные металлические станины. Крутя колёсики поворотных механизмов и сообщаясь с окулярами превосходных цейсовских прицелов, они торопливо наводили длинные стволы с массивным дульным тормозом. От парочки БТРов с низкими гробовидными кузовами рассыпалась пехота, одетая зачастую в такие же лёгкие хлопчатобумажные рубашки поверх которых на портупеях крепилось снаряжение. На стальных шлемах солдат были видны либо ремни от сухарных сумок, либо проволочные каркасы, на которые крепились срубленные ветки или пучки травы. Вторые и первые номера пулемётных расчётов переносили бегом на спинах свои MG 24. Их было по одному на каждое пехотное отделение, как в вермахте, так и в Ваффен-СС. Нередко, по команде, первый номер ставил пулемёт сошками на спину второго номера, и  вполуприседе начинал бить короткими или длинными. Очереди расходились красными или зелёными, зловещей красоты трассерами.  Сами бронетранспортёры медленно отползали в тыл, под защиту второй атакующей волны. Передний «ганномаг» внезапно подбросило в кучах взметнувшейся земли. Он встал, как вкопанный. В перископ Виктор, испытав  к кому-то благородную зависть, заметил смятый в гармошку бронированный радиатор, что также был выполнен в форме гроба. Из раскрывшихся по обе стороны угловатых бронированных дверек наружу выскочил солдат-водитель и офицер, на фуражке которого были закреплены очки-консервы. Вскоре из кузова вырвался наружу клуб чёрно-оранжевого пламени.

–   По батарее ПТО – осколочно-фугасным. Прицел пятьдесят. Поправка четыре. Семь выстрелов, беглым! – гаркнул Виктор, заметив, как массивный ствол Pak.75 стал обращаться в их сторону.  А присевший на колено вражеский командир орудия, в скошенной налево пилотке, где посвёркивал металлический череп, не мог оторваться от бинокля. В упор он разглядывал плоскую зелёную махину СУ-85. На губах у него змеилась напряжённая улыбка, с которой стремятся переиграть смерть…

   Затвор семь раз  вытолкнул стрелянные дымящиеся гильзы, что тонко запели в латунном звоне, столкнувшись на резиновом днище. Борзилов ещё не выпустивший из опытных больших рук пусковой шнур из металлической цепочки в замшевом чехле, в злом азарте распихал их сапогами. Хохленко, дёргая перебинтованными руками рычаги коробки передач, совершал гусеничные манёвры. Так он уходил от вражеского огня. Вскоре болванка срикошетила от головной бронелист. По счастливой случайности, она не заклинила орудие. Что-то тяжёлое с визгом врезалось в корму, но, соскочив с наклонной брони, угодило в развороченный остров Pz.III. В перископ стало заметно (когда маленько улетучились цветные шары в глазах да утих звон в ушах), как возле 75-мм ПТО со смятым дырявым щитом, распластав руки и ноги, лежит артиллерийской прислуга.

–  Внимание! Говорит тридцать девятый. Батарея, слушай!  На связи… – гаркнул Виктор в шлемофон. – Весь огонь по центру. Подавить противотанковую батарею. Ориентир – подбитый «тигр» без правой гусеницы.  Смотрите, только, меня не задеть!

   После того, как из шлемофона раздались многочисленные «слушаюсь», «сделаем, комбат» и «есть» (среди своих голосов он улавливал и вновь поступивших), в грохот танковой пальбы стали вплетаться знакомые «ба-а-анг» и «ду-х-х» 122-мм гаубиц на СУ-122. Одна из этих «сук» вскоре выдвинулась из-за подбитого Pz.III, у которого взрывом БК сорвало башню. Действовал молодой командир старший лейтенант Сергиенко неосмотрительно. Не обращая внимание на крик Виктора, что не оседал  в  наушниках  («…Куда, му… Лейтенант! Немедленно осади! Назад, под прикрытие! Уе… Уши оторву, засранец! В штрафную…»),  он решил погеройствовать. Вывел свою САУ на прямую из-за надёжного прикрытия, что помимо стального, хоть и смятого взрывом корпуса стелило по ветру султан пышного бензинового пламени. Дважды, гулко ухнув, короткая (20-калибровая) гаубица  выбросила синевато-бледный трассер. Один из выстрелов разнёс тентованный тягач с боеприпасами. Из облаков взрыва тут же кометами  устремились во все стороны бронебойные снаряды.  Но вскоре Сергиенко вовремя осадил. Впереди показался опасный «конкурент» – STUG Marder III Ausf Е. Вроде бы ничего особенного. На шасси чешских панцеров или Pz. I размещалась неподвижная рубка из противопульной брони. Но в ней было установлено 88-мм орудие. Виктор тут же сжался. Чувствуя холод, он стал орать Борзилову, лишь бы тот выстрелил первый. Но оказалось, орал напрасно. То ли дым от рвущихся боеприпасов помешал фрицам прицеливаться, то ли Ангел-Хранитель оберегал Сергиенко, но два вражеских выстрела  угодили в развороченный многострадальный Pz.III.

 «…Стало быть, нагрешил его бывший хозяин на нашей земле», – отчего-то подумалось Виктору. Он, было, решил скомандовать Борзилову и накрыть «мардер», но та предусмотрительно лязгнув гусеницами, уползла в дым. После того, как наводчик разразился витиеватой многоэтажной бранью, Виктор приказал Иванову переключиться на штаб полка САУ, к которому он вновь был подчинён:

– Пятидесятый! Говорит тридцать девятый, приём. Докладываю! Уничтожена батарея ПТО. Калибр 50-мм и выше. Какой, сами, поди, догадаетесь, –  от гордости у него, по Крылову, « в зобу дыханье спёрло». Он позволял себе лишнее, зная наверняка, что простят: – Наблюдается скопление «фасоли». Насчитал около полуроты. Нашей что-то не видать. Где только прячутся, прости Господи! Нужно организовать удар по флангам. И «соколов» бы не мешало – путь подбросят гостинцев!

–   Тыл открытый? – захрипел сквозь шум и треск командир полка САУ майор Беспечный, что был, к слову, мужик серьезный и не злой.  – Не попадём в «мешок»?

   Он явно попадал на уцелевшие очаги «обороны ПТОП».

–   Одна САУ «Мардер», – зло сказал Виктор, вращая командирскую башенку. – Не сумел достать. Скрылась в дыму, нехорошая такая. Я прикажу… накроем!

–   Ладно, сообщу в штаб. Смотри, только не геройствуй там! За командиром 30-й посматривай. Хороший парень, но горячий. Воюй, комбат. Молодец!

–   Есть, пятидесятый!

–   Не понял, повторите!

–   Есть, говорю, воевать и быть молодцом.

–   Ну, с Богом!

   Самоходка Виктора отошла за подбитый панцер, чья сорванная взрывом башня валялась метрах в пяти и была расплющена гусеницами СУ-122. Сергиенко удирал так лихо, что спрятался за горящей «тридцатьчетверкой». Оттуда он, не получив приказа время от времени посылал одиночные выстрелы по вражеским грузовикам и транспортёрам, что маячили или застыли вдали. При этом «старлея» не заботил факт укрывшейся где-то вражеской самоходки, что могла спокойно ударить с фланга. Чему его, пистона, учили, там, где учили, зло подумал Виктор. Он испытывал острое желание выскочить из рубки. Домчаться до СУ-122 и как следует накостылять этому Сергеенко Игорю Степанычу, какого-то там года рождения, хохлу не женатому, любителю сала и цидуль…

–   Щоб я здоровенки був! – Хохленко тоже не

сдержал эмоций. – Як вин хлопец не бережётся! Шо ему жить не охотно? Яки дурни…

–  Молокосос! – подключился Борзилов не убирая с рычагов рук, на которых сквозь почерневшую марлю проступили тёмно-бурые пятна. – А ты, не казав, не казав! Себя обнаруживает и нас. На орден охота заработать…

–  Не, на медаль… – было встрял одессит Иванов, сверкнув в сумерках бронерубки своими зубами. Он крутил тумблером настройки. Через обшитые войлоком наушники неслась сквозь различные шумы то знакомая матерная брань, то германский лай: – От, падлы! Сейчас поймал их командирскую волну! Один гауптманн своему оберсту: мол, ещё одна яркая вспышка – запишите на счёт люфтваффе ещё одного «ивана».  Это они нас так до сих пор оскорбляют – мол, одних Иванов русские бабы рожают. Ни тебе Степанов, ни Викторов…

–   Ладно, не трепитесь, – сжал губы Виктор. Не заметно для себя он почувствовал, как правая рука скользнула к груди и, казалось, сама собой, перекрестила её. – Помоги, Господи.

–   Чего, командир?

–  Я говорю, что обзор хреновый. Надо кому-то выбираться, – он внезапно накинулся на Иванова: – Ты кончай по волнам блуждать. Переключайся на КО. А Сергиенко категорический приказ – не тратить снаряды. Не то башку оторву.

–  Я уже казав, – под Хохленко жалобно протянул Иванов. – У них что-то с рацией. Всё твердят, что слышимости никакой. То ли фриц им чего повредил, то ли нарочно выпендриваются.