Текст книги "Новое житие - покой нам только снится (СИ)"

Автор книги: Станислав Графов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

–    Нyтe-с, нуте-с… – услышал он тут же знакомый гнусавый голос: – Мы где-то с вами встречались?

–    Что-то не припомню, – уверенно соглаг Васька. – Голос какой-то незнакомый.

   Он узнал Барятинского и хотел ответить вопросом на вопрос, но вовремя не стал этого делать. Это было б всё равно, что дразнить племенного бычка красным флагом.

–  Хорошая у вас память, я погляжу, – процедил собеседник весьма недоброжелательно. – Такое ощущение, батенька, что на память прежде не жаловались. А вот теперь… Так меня не припоминаете?

–   Не припоминаю, – снова солгал Васька ещё уверенней, чем прежде.

–   Ах, какая жалость… Не припоминаете, значит. А зачем комедию разыгрываете? Ась?

–   Какую-таку комедию? – Васька то расслаблял, то напрягал зрачки, фиксируя внимание на отдельных фокусах света.

–   О, как мы не любим, когда нам лезут в голову, – Барятинский наконец встал и прошлёпал вокруг стола, почти невидимый в световом круге. – Не догадываетесь, зачем вы здесь?

–   Не-а… Шёл себе по улице и вот тебе – оказался. Не такое бывает. Война, как говорится! Что с ней станется, со стервой проклятой? Житиё нынче такое, сами знаете. Хреновое…

–   Да время, время… Так вот – этого времени у вас почти не осталось. Если, конечно, будете продолжать в том же духе. Понятно или ещё пояснить?

–   Ай, ай, ай, как страшно,– съязвил Васька, нарочно спокойно. Он знал, что угрожают, когда боятся и хотят узнать как можно больше. Так, что о смерти да ещё преждевременной лучше б тебе не заикаться, подумал он.

   Кто-то из сидящих засопел и шумно задвигал стулом. Световое пятно померкло и немного сместилось. Яркий конус упал на одиноко сидящего в правом дальнем углу человека. Его руки были, очевидно,  прикручены к спинке стула. Мундир «филдграу» с рунами СС был измят и в пятназх коричневато-бурого цвета. Знакомые полуседые волосы были спутаны и частью прикрывали опущенное лицо. Из полуоткрытого рта на цементный серый пол капала кровь. Если бы не короткие, вырывающиеся из груди вздохи, могло показаться, что эсэсманн помер. Лоренц… Как он здесь? Хотя, ясней ясного. Их же захватили вместе. Как он мог профукать такой момент? Эх, горе-разведчик, диверсант ты хренов. Или херов?.. Он так уверенно привёз меня на свою явку. Стоял комендантский час – ни одна живая душа без пропуска не могла без опаски и носа казать на улицу. А вот же, целая группа вооружённых людей, да ещё с автоматами. И не побоялась нас похитить и привезти сюда. Что это за место? Катакомбы? Заброшенный дот, бомбоубежище? Чёрт его дери… Не будем разбрасываться! Всё, собрался с мыслями, снова успокоился. Ага, вот! Фоммель накануне вышел и как-то нездорово ухмыльнулся. А речь шла о явочной квартире, о «проявке». Может, это оно и есть? Ну, правильно, разыграли при мне дуриков, а сейчас проявляют. Этого нужно было ожидать прежде, а они потянули время лишь бы усыпить бдительность. Немного усыпили, еди их…

   Эти мысли ворвались слепящим вихрем в ещё гудящую от удара голову. Барятинский это почувствовал и отреагировал мгновенно:

–   Ну, что, сволочь фашистская? Будешь признаваться или нет? Говори, сука!

–   А вы у этого кренделя без пальто спросите, – Васька кивнул в сторону Лоренса нарочно небрежно, хотя его внутри то и дело мелко трясло. – Вот он вам лучше всех пояснит и всё скажет.

–  Ого! Я вижу, наметился прогресс – Барятинский удовлетворённо шмыгнул носом. – Значит, признаёшь, что виделся?.. Где, когда, цель встречи? Живо отвечать, мразь!

–   Что-то я не припомню, паря, что б мы перешли с тобой на ты. Ну, и хрен с тобой. Перешли, так перешли…

–   Слышь меня! Хайло своё побереги – зубов не досчитаешься…

–   Ну, вы прям как в гестапо, милейший мой батенька! Или того, у товарищей чекистов. Говорят так при товарище Ежове следователь подследственного… того… обрабатывал перед тем как, значит…

   Васька нарочно тянул время, подбирая самые нелепые, порой отстранённые формулировки. Его голову снова обожгла догадка: как Фоммель будет отчитываться о похищении обергруппефюрера СД, с которым выезжал на мероприятие? Вот, кретины…

–   Ты, гнида! Так вот…

    Барятинский в два прыжка достиг его и махнул ладонью.

–  Так вот, я тебя серьёзно предупреждаю! Заткнись и отвечай, когда спрашивают. Только по существу. Ну?!?

–   Я бы с удовольствием. Но ты же говоришь, заткнись. Как же мне отвечать? Нелогично как-то получается.

   Плоская боль обожгла его губы. Они онемели и стали чуть солоноватыми. Удар между тем пришёлся в пол силы, что было совсем неплохо.

–   Знаете, – как можно более снисходительно заметил он, – а вы это напрасно затеяли.

   Он подавил в себе желание облизаться, чтобы не выдать своё напряжение.

–   Что именно?

–   Этот допрос с пристрастием. Лучше уж сразу, как говорили в Гражданскую – в штаб Духонина. Я ведь всё равно больше положенного не знаю. И вам сверх того не скажу. Ведь ни слова больше не поймёте. Ну, слова-то, может, и уловите, даже запишите, а сам смысл… То, что мне известно, имеет такой смысл, что может вам повредить. Не говоря уже о том, что в процессе изложения эта информация начнёт сопротивляться мне, – Васька инстенктивно поморщился, – и я её начну вам излагать чёрт те как… Оно вам надо?

–   Да что ты говоришь!?!

–   Да то и говорю… Уж вы мне поверьте. Придётся разворошить массу всего сопутствующего. А вам это весьма и весьма не понравится. Сами должны допетрить… Лучше будет, если сами скажите – ради чего всё это затеяно?

–   Ага, чтобы вы подогнали свою легенду к нашим вопросам? – глухо спросил кто-то из сидящих. – Что, за идиотов нас держишь? Ну-ка, врежь ему для профилактики, дорогой товарищ!

–   Тише-тише! – Цвигун опустил подбородок и, убедившись, что его не бьют, продолжил: – Хорошо, хорошо. Со всеми условиями согласен. Спрашивайте же, наконец.

–   Был задан вопрос… – почти захрипел Барятинский над головой. – Напомнить или сам вспомнишь?

–   Ага, да-да… Конечно, был задан… Цели моего общения с этим, прости Господи, субъектом, что сидит понуро на вашем стульчике? Да какие могут быть у меня с ним общие цели? Познакомились намедни. Предлагал стать его агентом. Я вежливо отказался. Он ещё раз предлагал. Даже предложил подвезти с площади, где я, кстати, прятался во время облавы. Обратили внимание? Ну, то-то. Несоответствие, так сказать… Я опять, то есть снова ему отказал. Тут он меня куда-то повёз. Сказал, что б я сидел, не рыпался. Потом налетели вы… Дальше совсем неинтересно.

–   Ты ничего не забыл? – угрожающе встрял Барятинский.

–   Что именно? Напомните, пожалуйста…

   Цвигун начал довольно развязано, за что тут же был наказан: его со всего маху звезданули ногой по голени.

–   Эй, может, хватит, а? – из глаз Васьки нечаянно выкатились слёзы боли. – Силён ты, однако, бить связанных. Чай не один я у тебя такой в руках побывал. Угадал, поди?

–   Уймись…  Да, всякие побывали. Разговорчивые такие же и молчуны. До поры, до времени.

   С минуту установилось гулкое молчание. Угрожающая тишина вскоре стала рассасываться, как утренний туман. В ней зарядились прорехи, сквозь которые Цвигун уловил искры доверия и проблески интереса. Значит, сразу не прикончат. Есть среди этой кодлы кто-то из наших – внедрёнников-нелегалов. Неужели чуток подержат здесь, пока страсти наверху улягутся? Если только это не затея герр Лоренса и герр Фоммелем. А на лице у обергуппефюрера сейчас – не сложный театральный грим, избражающий кровоподтёки? Ась, не слышу?.. Он, кажется, стал шевелить губами, выйдя из себя, и тут же вновь собрался и живо успокоился. Нет, надо следить за собой. Так ещё ненароком выдам то, что внутри. Как говорится, на тарелочке с голубой каёмочкой.

–  Как я понял, приговор мне либо давно вынесли, либо только выносят, – разрядил он  обстановку скорбным голосом. –  Что ж, не сказать, что б радости было много, но всё-таки… Приятно помирать среди своих. (Кто-то из сидящих за столом сочувственно хмыкнул, но на него тут же зашикали.) Вот, вот… Я о том же, дорогие товарищи. Надеюсь, что дадут хоть прикурить перед тем, как «дырка в голова». Или петлю на шею. И от ста грамм не откажуся. То же приятно – для жития в загробном мире. Там, старики говорят, многое вспоминается. То, что при жизни делалось. И хорошего, как говорится, и не очень. А у кого, значит, одно или другое перевешивает, тот идёт по распределению. Либо на сковородки с маслом кипящим, либо в райские кущи. Кто куда… Так вот, товарищи дорогие. Если не желаете выслушать, поразмыслите вот над чем. Я вам нужней живой, чем калеченный. Не говоря уже про башку со свистом. Или с петлёй на шее. У кого какая фантазия, конечно…

–   А он прав, – густым басом прокомментировал кто-то в центре светового круга. – Мы уже наметили его, а зря… Если гражданин, хм-гм… желает что-то сказать, облегчить душу, то надо выслушать.

–   Ага, как на парткоме, – хмыкнул отчего-то «сочувствующий». – Этот холуй фашистский издевается над нами! Сто грамм ему, видите ли…

–   Издевается, говорите? Ну и пусть… – прогудел бас. – Перед смертью не нахохочешься. Нам от этого ни тепло, ни жарко. Согласись, а? Пускай говорит, как хочет. А ты, Сиз…

   Барятинский оглушительно закашлял, что заглушить кличку. Между тем было странно, что «бас» решился озвучить её в присутствии посторонних. Или они решили их всё-таки прикокнуть? А с мертвецов, какой спрос?

–  А зачем мы ему… это самое… – начал было Барятинский, но решил этим ограничиться.

–   А тебе не интересно полюбопытствовать? – голосом под «бас»  поинтересовался Василий.

–   Или ты только по мордасам шлёпать можешь, гражданин следователь?

   Барятинский с ненавидящим «y-e-e…» занёс было руку. Но тут же убрал её за спину. Из-за стола донёсся тихий, свистящий шорох. Затем всё стихло.

–   Вот так, – произнёс бас. – Отойди в сторону или сядь с нами. Не маячь… Что ж, гражданин, трясите языком. Внимательно слушем до поры до времени.

   Василий специально затянул паузу. Это не заставило себя долго ждать.

–  Э, так что ты нам хотел сказать, господин хороший? – подал голос «сочувствующий».

   Чувствовалось, что он заметно нервничал, за что Василий немедленно ухватился.

–   А вы собственно кто будете? – весьма уверенно начал он. Моя личность вами давно установлена. Я её особенно не скрывал, когда имел счастья пообщаться кое с кем из вас. Теперь не имеет смысла молчать и отнекиваться, раз уж меня хотят выслушать. Коли со мной всё ясно, кто вы такие будете? Мне, как говориться, дюже интересно.

–   Вот что, – тоже уверенно заявил бас. – Не надо нам ставить свои условия. Время идёт. Вы достаточно умный человек, чтобы понять, кто мы. Предположим, что перед вами – ячейка подпольного райкома. А один из нас его секретарь. Но только предположим…

–   Этого как раз достаточно. Ладно, я на собрании подпольного райкома. Вернее, его ячейки. Здорово, что вы присутствуете в таком составе – даже с первым секретарём. Тогда я начну…

–   Сделайте одолжение, наконец.

–   Так вот, хрена этого, – Василий кивнул в сторону Лоренса, – я знаю столько же, сколько вы. Катался с ним по городу, не отрицаю. Болтали кое о чём, не отрицаю тоже. Что не бежал, когда позвали в его авто? Глупо отрицать. А зачем было бежать? От облавы сховался, так мне тут под пули подставляться? Ну, подумайте, рассудите, товарищи дорогие? А… Он хотел меня привезти на свою явку, чтобы продолжить вербовку. Что мне было делать? У него рука на пистолете, а у меня, как говорится… Даже при условии, что тот первый, что позвал в машину, вышел, шансов вырваться было никаких. Ну, дальше появились некие товарищи в плащ-накидках. То ли от вас, то ли… Вот, собственно, и всё.

–   Нет, не всё, – прогудел бас, не давая ему замолчать. – Слишком складно у вас получается. Зашёл к одному нашему товарищу, вышел с ним на контакт. Аусвайс, что найден при вас, на имя Тацинского Александра Евгеньевича, капитана 35-го охранного Восточного батальона. Документ явно настоящий. Подделки мы сами умеем делать, так что отличить можем. Кто вам его выписал? Откуда вы знаете нашу явку… ум-гм… на рынке? Что вам известно о нас? И наконец, почему после контакта вы подсели в машину к этому эсэсовскому субъекту? Лучше говорите сразу – не тяните…

–   Я вам ещё раз намекаю, что этого субъекта я знаю также,  как и вас. Не бежать же мне от него? Верно?.. Документы откуда? Они меня в авто обыскали, вытряхнули всё из карманов, пиджак велели сбросить. Тот, другой, на меня выставил пистолет. Дуло смотрело прямо в глаз. Так что я запросто мог просмотреть, что мне в мой пиджачок-то подкинули, когда возвернули. Логично? То-то… Я рад, что у нас такое взаимопонимание. Ещё вопросы?

–   Во, гоношистый… – начал было «сочувствующей» недоброжелательно, но тут же заткнулся.

–   Не надо показывать свой гонор, – слегка повысил голос бас. – Вопросы, говорите… Так зачем вы потревожили нашего товарища? Это первый и главный вопрос. Второй вопрос, откуда вам известен пароль и отзыв? Третий вопрос, почему вы не были задержаны в ходе облавы, как говорите сами? И наконец, последний вопрос, почему машина резидентуры СД притормозила рядом с вами, а вы послушно в неё сели? Достаточно или повторить?

– Ну, я не вредный, – закусил губу Васька, чувствуя, что «бас» самый рассудительный и вовсе не жестокий человек. – Зачем же так-то – повторить… Вашего товарища?.. А кто он, этот ваш товарищ? Этот что ли? – он осторожно кивнул в направлении отошедшего Барятинского. – Дак мне его порекомендовали знакомые коммерсанты. По части сахарина. Дескать, есть такой Барятинский, заведующий торгом в горуправе. Может устроить… Не верите? – Васька обвёл глазами сидящих, что, как показалось, сдвинулись и мрачно засопели. – И правильно делаете. Дело в том, что у нас общие знакомые за линией фронта.

–   Так, а вот с этого места поподробнее, – заметил «бас» более спокойно.

–   Простите, не уполномочен отвечать. Знать бы надо. Наверняка и знаете…

–   Ладно. Почему вы  говорите неправду, что знаете этого фашиста совсем-совсем?.. Судя по всему, это не так.

–   Я не знаю, кого и за что надо судить, но я сказал правду. Знаю, как вас. Вашего товарища, правда, больше чуть-чуть.

–   Так, а другого эсесовца тоже недавно знаете? – неожиданно встрял «сочувствующий».

   Сказал он, прямо сказать,   не по делу и совсем некстати. На него оглушительно зашикали.

–   Сформулируем вопрос иначе, – продолжил «бас» как ни в чём не бывало: – Почему вы пошли на контакт, зная или догадываясь, что за вами «хвост»?

–   Отвечаю на ваш вопрос. Врагу, похоже, всё о вас давным-давно известно, – уверенно произнёс Васька. Чувствуя и слушая молчание, он, наконец, решился на последний шаг: – Герр Фоммель! Ау! Где вы заховались, вашу мать? Хоть покажитесь – без вас уже заскучали…

    Мёртвенно-гнетущая тишина как установилась, так и  продолжалась.

–   Кто такой герр Фоммель? – протянул «сочувствующий».

–   А это тот, кто срежесировал этот спектакль. Стоит у вас за спиной и хихикает, падла такая.

   В тишину вплелись шёпот и сопение.

–  Я не знаю, что за Фоммеля вы имели в виду, – угрожающе начал голос Барятинского. – Никого третьего в машине кроме вас, этого эсэсовца и его шофёра не было. Мы  проследили за вами по выходу из управы. Некто в форме СД вышел из машины по ходу следования и пешком, а затем на извозчике проследовал туда, куда ему надо.

– Ого! – хохотнул Васька. – Вы, оказывается, так плотно вели меня? Интересно, кто вам помог организовать такую слежку? Откуда вы взяли авто, что бы угнаться за машиной этого господина? Честно говоря, у меня глаз намётанный. Кроме грузовика «Хеншель», пары грузовых «опелей», одного мотоцикла я ничего не срисовал. Так что, дорогие товарищи, на кого кто работаете? Колитесь, не стесняйтесь?!?

–   Ну, вот что, – начал «бас» с нотками юмора, – вы помните, что мы вас в любой момент…

–   Что, порешить можете? Ха-ха, хо-хо! Что ж, с вами всё ясно. Причём, давно. Приговор здесь же будете зачитывать? Это у вас – расстрельный подвал? Стены, правда, цементные. Рикошет будет, ого-го… Лишних потерь не боитесь?

–  Ладно, финита ля комедия, – сказал Барятинский, шумно расшаркиваясь в лучах света. – Кончайте его наверху. Керосинку я возьму, а ты… – он заглушил голос, – … эту сволочь. Не в обиду будет – меня от него тошнит. Вот-вот блевану…

–   Ой, только не под ноги. А то здесь итак дышать нечем – всё запукано… И плесенью тянет.

   Васька качнулся – его ударили в грудь ногой. Скорее всего, Барятинский. Затем его отвязали от спинки стула. Затем кто-то большой рывком поднял и поставил его на ноги.

–   А этого здесь собираетесь оставить? – прогудел «бас», очевидно, намекая на Лоренса. – Он так ничего и не сказал.

–  Ничего, у меня заговорит. Не в молчанку играли…

  Василию затянули глаза пропахшей бензином ветошью. Затем его повели по  каким-то извилистым проходам. Это были либо катакомбы, либо подземный бункер, каковые настроили по всему СССР с середины 30-х. В этих убежищах, что имели по два, три, а то и больше подземных этажей, располагались помимо жилых помещений узлы связи, а также долговременные огневые точки (ДОТы), что простреливали  фронтальным и фланкирующим огнём  окрестности. Строились эти убежища местными партаппаратчиками с использованием отпущенных «внеплановых» Наркомата обороны. Все они, как на подбор, были троцкистами. Как законченные прагматики, они не верили до конца в успех мировой революции и создание «земшарной республики». Опасаясь на случай поражения народного гнева, они задумывали отсидеться в этих крепостях под земной твердью до лучших времён. (Было от чего: политика военного коммунизма довела народ до полного обнищания. А грядущее поражение в ходе вторжения армий Тухачевского в Европу грозило просто взорвать общество изнутри.) После частичного разгрома оппозиции, в 1937-38-ом, Сталин приказал эти сооружения частью превратить в склады военно-стратегических материалов, а частью – в пункты оперативного управления военных округов. Там же, где они были близки к Старой границе, к «линии Молотова» – в дополнительные ДОТы укрепрайнов. Но, как вскоре выяснилось, оппозиция в значительной степени уцелела в подпольях. Там она на лаврах потчивать не собиралась – довольно энергично оттуда тормозила мероприятия сталинского Центра. Притормозило и эти, хотя не до конца. Раз ведущие его на мнимый или – вот ужас-то! – явный расстрел так называемые подпольщики знают о бункере, то о нём же наверняка знают в СД. Получается так…

   Хотя то, что расстрел будет мнимый, он не сомневался. Слишком всё выглядит театрально. Кроме того, он не сомневался, что за всем этим действом стоит Фоммель. Возможно и сам Лоренс. Вот-вот как возникнут в самый неподходящий момент со своим «Русс Ивановитч», что б и, конечно, пусто было… Твари, ну, твари…

–   Всё, аллес. Пришли. Вот здесь, пожалуй, самое место, – прогудел «бас», когда они, совершив восхождение по ступенькам (Василий насчитал их до тридцати) вышли наружу через лязгнувшую стальную дверь. – Зер гуд, как говорят фрицы.

–   Повязочку-то снимите, – жалостливо потянул Васька, вдыхая свежий воздух. – А то неба хочется увидать. Небось не жалко, а ?

–   Обойдёшься. Неба ему… Шибко много захотел, господин холуй. Прочие пожелания и всё такое?

–   Идите-ка вы… ну, сами знаете.

   «Бас», густо рассмеявшись, щёлкнул затворной пружиной (судя по звуку, это был ТТ). Васька тут же ощутил прикосновение металлического «зрачка смерти». Причём ко лбу. «Бас» тут же хохотнул, чтобы нагнать жути. И плавно, надо полагать, отпустил  спусковой крючок. Грянул оглушительный выстрел. Но вместо провала в небытие, Василий ощутил, как его ещё раз ткнули в лоб тупым металлом. Голова уже ничего не понимала, а уши ничего не слышали, будто наполненные ватой. Он собрал напряжение у копчика, чтобы перенести стресс. Напряжение тут же соскользнуло вниз и комом ушло сначала в желудок, а потом в землю, чтобы раствориться в её недрах. Сколько там его… А внутренний голос подсказал, что стрелять ещё будут.

–   Надо же, живой, – сказал неожиданно голос Барятинского.  – Может, нам оружием стоит поменяться?

–   Иди ты… – сказал «бас». А потом добавил: – Хотя давай. Держи вот!

   В следующий момент воздух снова гулко разорвало над головой. Горящие пары ударили в лицо. Верх правой макушки колко обожгло. Вскоре на одежду капнула первая струйка крови. Она горячо скатывалась по щеке и по изгибу шеи.

–   Костюм совсем испортили, – с трудом произнёс Василий, чувствуя тошноту и отвращение. – К чему всё это? Мне ведь ещё за линию фронта топать и топать. А с перевязанной башкой…

   Ему не дали договорить. Очевидно, Барятинский заехал ему точным ударом в подбрюшье. После этого Васькины ноги сами по себе сложились. Он рухнул сначала на колени, а затем клюнул носом в тёплую, щёкотную травку. (С ушей моментально слетела ватная пушистая тяжесть.) Стало необычайно тихо. Судя по всему, дело происходило ночью. Доносились голоса каких-то редких птиц. В голове снова мелькнула мысль, что за германские КПП да ещё во время комендантского часа они вряд ли могли выехать за город. А Лоренс просто обязан был в табеле оперативных мероприятий отчитаться о своей с Фоммелем поездке. Или оставить дежурному по СД запечатанный конверт с подробной записью, куда и с кем он выезжает и когда вернётся. С указанием точного времени, когда этот конверт надлежит вскрыть. Ох, башка ты моя, башка! Всё б тебе принять, всё б переработать…

–   Довольно! Развяжите его, – сказал спокойным голосом Ставински. – Русс Ивановитч! Я вижу, что вы уже успели по мне соскучиться, как говорят у вас в России. Но вы ошиблись, что это герр Фоммель организовал ваше и герр Лоренса похищение. Ничего, это бывает. Привыкайте…

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

-...Это ничего, милок, – улыбнулся Василий Иванович. – Иринка моя, девочка подготовленная. Всё пройдёт. Стало быть, такой ей Господь отмерил испытание. Причём, не такой уж это гадюшник. Так, кобра, которая танцует под дуду факира. Причём, сразу двоих. Нашего и, сами понимаете…

 –   Ну, да, ну, да…  Британского в геополитическом и деструктивного в планетарном… Яснее ясного. Ведь США с момента раздела Германии на ФРГ и ГДР стали разменной монетой в руках британского бионегатива. США и СССР. Как только СССР канул в небытиё, временное или постоянное… то Америке окончательно не повезло. Теперь эта «самая свободная страна» превратилась в единственный буфер между Востоком и Западом. Между планетарным и вселенским Разумом и планетарным бионегативом.

–   Одновременно мыслим… Ну, спаси Бог вас, дорогой Василий Иванович. Можно мне вас обнять на правах, так сказать…  ну, сами понимаете…

–   Можно, можно… – Василий Иванович слегка нахмурился, но тут же скрыл этот факт.

   Вместе, почти одновременно они привстали. Миша осторожно заключил старика в объятия. Тот в свою очередь обнял молодого человека, ощутив крепость его мышц. А под лопатками старика под грубошерстным свитером так и перекатывались упругие шарики. Цвигун поймал себя на ощущении, что любит парня уже как родного, самого близкого Человека. Ну, ничего, думал он в это мгновение, растянувшееся у него в воображении на целую Вечность. Если стерпится, то слюбится. Моя Иринка там, в этом «гадюшнике» с Божьей помощью не подкачает. А он ей здесь «подмогёт», как говорится. И мы подсобим. Вот так они и создадут Единое Целое по Божьему Закону. А там, кто их знаете… Может, философ у них какой родится, что придумает как нам жить без войн, без катаклизмов, без вражды. Или писатель, или учёный, или… Хотя нет, будем надеться, что бойцы и разведчики к тому времени уже рождаться не будут. Отпадёт в них надобность. Как в полицейских, милиционерах, частных детективах, частных охранниках, телохранителях и прочих сотрудниках спецслужб. Может такое приключиться?  Думаешь и сам не веришь этому. Устыдившись, он тут же подумал: «Ну, и старый же ты пень! Породил ты мыслю, обхохочешься! Хотя ничего плохого в ней нет,  но, может, сделать что-нибудь для свершения этой мысли? А вот когда сделаем и почувствуем, что упало семечко на готовую почву и почва приняла его, вот тогда…»

24.02.09г., Сочи.