Текст книги "Танец маленьких разбойниц"

Автор книги: Спаркли Хейтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава 24

Теперь, когда весь мир поверил, что Диана Бенхам покончила с собой, Майк мог приступить ко второй части своего плана. Он с самого начала примкнул к тем немногим скептикам, у которых версия о самоубийстве вызывала серьезные сомнения, хотя в принципе допускал такую возможность, не переставая потихоньку задавать осторожные вопросы, уточняя некоторые детали происшествия. Полиция также сомневалась в том, что дочь английского лорда наложила на себя руки, и продолжала расследование. Тело Дианы до сих пор не было найдено, но, с другой стороны, тело прекрасной графини Августы, которая в конце девяностых утопилась в Средиземном море, после того как ее имя всплыло в связи с разразившимся в Италии крупным политическим скандалом, тоже нашли не сразу.

Расследование могло зайти слишком далеко. Майк решил, что пора положить конец бесплодным попыткам полиции установить истину и подготовить почву для новой сенсации.

Маша, благодаря мудрому руководству бывшего друга, шла по ложному следу. Официально считалось, что они работают как одна команда, на самом деле каждый надеялся раскопать как можно больше информации и всячески старался утаить ее от коллеги. Тут Майк, естественно, опережал Машу, хотя та прилагала титанические усилия, чтобы выудить из него дополнительные сведения. Она пустила в ход свое главное оружие – неотразимые голубые глаза. Ее томный взгляд, подкрепленный сладкими речами, обещал неземные наслаждения, – обычная тактика, с помощью которой Маша привыкла манипулировать людьми. На мужчин подобные уловки действовали безотказно, когда-то Майк тоже не устоял перед очарованием девушки. Еще бы, надо быть полным тупицей, чтобы не заметить красноречивого взгляда, устремленного на тебя из-под полуопущенных век, в котором ясно читалось: «Ты – мне, я – тебе», и уж тем более трудно остаться равнодушным, если под прикрытием скатерти рука девушки ложится тебе на бедро.

Когда Маша вернулась из очередной командировки, Майк сказал, что они меняют место дислокации и переезжают в Арль, откуда гораздо удобнее добираться до отдаленных уголков Франции, чем из крохотного городка Сен-Мари-де-ля-Мер, расположенного вдалеке от больших автомагистралей и железнодорожных вокзалов. Но прежде чем покинуть городок, Майк заскочил на почту и забрал корреспонденцию из абонентского ящика. В ящике лежало одно-единственное письмо. Маша дожидалась коллегу в машине, ему пришлось взять автомобиль напрокат и самому сесть за руль, поскольку у Жана Баззера закончился отпуск и Альфонс вместе с лимузином вернулся в распоряжение хозяина. Майк попросил спутницу вскрыть письмо.

– Послание от Дианы Бенхам, – сказала Маша, – та же самая записка, которую получили другие репортеры.

– М-м, понятно. Пихни в бардачок.

Маша опустила конверт в карман пиджака Майка. Она на мгновение задержала руку и игриво покосилась в его сторону.

Несколько часов спустя в номере отеля «Юлий Цезарь» Майк сочинил новую интересную историю: «Скорее всего самоубийство мисс Бенхам было разыграно. Сегодня утром я получил по почте прощальную записку Дианы, отправленную через два дня после ее предполагаемой смерти. Либо Диана сама отправила письмо, либо это сделала ее канадская подруга». Загадочную подругу Дианы до сих пор разыскивали полиция и журналисты. «Дейли сплэш» даже пообещала вознаграждение в пять тысяч фунтов любому, кто предоставит достоверную информацию о местонахождении девушки.

Майк отсканировал конверт с почтовым штемпелем, на котором четко была видна дата отправления, и позвал Машу, чтобы сообщить ей потрясающую новость. Затем они позвонили в полицию.

«Я уверен, что Диана жива, – сказал Майк полицейским. – Скорее всего она просто разыграла самоубийство. У меня есть одно письмо, на которое вам стоит взглянуть…»

Кому: Майкл Хэндл

От: Враг Карлотты

Тема: Где, черт подери, находится Диана Бенхам?

Поздравляю. Ты догадливый парень: Диана жива. Но она не разыгрывала самоубийство. Это сделал кто-то другой.

Диана жива и невредима. В данный момент она находится рядом со мной. Она хотела бы поговорить с тобой. Возможно, Диана даже даст тебе эксклюзивное интервью. Но у нее есть несколько условий.

Не пытайся проследить путь этого письма. Оно было отправлено анонимно через Каймановы острова, Канаду и еще несколько почтовых ящиков. Сообщи нам номер телефона, по которому мы свяжемся с тобой (завтра в 17.00) и дадим дальнейшие указания.

Мы посылаем фотографию, на которой Диана держит сегодняшнюю газету и рукописную копию этого письма.

Никому не говори о том, что мы вышли на связь, иначе встреча не состоится.

Враг Карлотты.

Р.S. Учти, мы опытные хакеры, в нашем распоряжении имеется кое-какая неприятная для тебя информация, и если она станет достоянием гласности, твоей журналистской карьере конец.

Кому: Враг Карлотты

От: Майкл Хэндл

Тема: Согласен

2344832789. Это телефон кафе. Жду.

Кафе, куда пришел Майк, считалось традиционным местом встреч любителей французской корриды, которых в Арле было немало. На стене возле стойки бара висела огромная голова черного быка, под чучелом был укреплен телефон-автомат. Ровно в 17.00 раздался звонок. Вот что сказали Хэндлу:

– Завтра приезжай в Дижон. В двадцать один тридцать приходи в бар «Боноба-бит». Подойдешь к бармену и скажешь: «Я друг Врага Карлотты». Тебя отвезут в нашу штаб-квартиру, где ты встретишься с Дианой. Фотоаппарат не бери. Мы сами сделаем фотографии, тебе придется заплатить только за проявку и печать. Чтобы ты потом ничего не переврал, интервью будет записано на видеокамеру.

– Хорошо. Могу я поговорить с Дианой?

– Завтра поговоришь. Учти, если у нас появятся хоть малейшие сомнения в твоей честности, во всяком случае в том, что касается дела Дианы Бенхам, встреча не состоится.

– Если бы я мог сейчас задать Диане пару вопросов, просто чтобы убедиться…

– Майк, ты ведь игрок, не так ли? Кажется, полгода назад ты рискнул поставить на кон пятьдесят «косых»? Если не ошибаюсь, дело было в Атлантик-Сити? Сейчас риск гораздо меньше, а в случае выигрыша прибыль будет намного больше. Пока. До встречи.

Собеседник Майка издал смешок и повесил трубку.

Фотография, на которой Диана держала газету и листок с письмом, выглядела подлинной. Но предсмертная записка мисс Бенхам и фотографии, состряпанные Майком, тоже претендовали на подлинность. В наш век компьютерных технологий увидеть – еще не значит поверить.

И все же и фотография, и письмо, и разговор с Врагом Карлотты показались Майку достаточно убедительными. Он поверил, потому что ему очень хотелось верить, – точно так же читатели Майка верили в подлинность его историй.

Бармен в «Боноба-бит» выслушал пароль, молча кивнул и провел Майка через служебный вход на задний двор, где двое парней в черных масках скрутили ему руки, запихали в рот кляп и поволокли к машине.

Репортера затолкали в кузов фургона. Похитители связали ему ноги, обшарили карманы и отобрали мобильник, записную книжку и бумажник. Дверцы захлопнулись, машина рванула с места.

Майк сидел на чем-то мягком и шершавом, похожем на скатанный в трубочку ковер. В фургоне было достаточно места, он привалился к металлической стенке кузова и вытянул ноги. Когда журналиста заталкивали в машину, он отчаянно мотал головой, пытаясь спросить, что происходит, но кляп мешал говорить, вместо возмущенного вопроса у него получилось лишь невнятное мычание.

Кто стоит за его похищением? Сама Диана Бенхам? Возможно, но интуиция подсказывала Майку, что это дело рук Смити и Маши. Они решили убрать его с дороги. Смити не может допустить, чтобы Майк стал автором Большой Сенсации, и, конечно же, ему не нравится, что они с Машей снова работают в паре. А самой девушке не нравится быть вторым репортером, она хочет отнять у Майка перспективный сюжет.

– Может, вынуть ему кляп? – послышался голос одного из похитителей. Судя по выговору, парень был американцем.

– Ничего, и так сойдет, – сказал второй. Майк уловил мягкий индийский акцент.

– Дай-ка мне еще сэндвич, – попросил американец.

– Держи. Как думаешь, мы успеем к открытию выставки? Говорят, Бруно собирается показать кое-что из своих новых работ.

– Должны успеть. Вообще-то, я видел его работы в мастерской. Не уверен, что они мне понравились.

– Почему?

– Ну, не то чтобы не понравились, но… Ты же знаешь его манеру.

– Знаю. Бруно снимает обнаженную натуру.

– Верно, но я бы не назвал их произведениями искусства. Модели – молоденькие девушки лет по восемнадцать, откровенно-вызывающие позы, вроде бы неплохо сделано, а выглядит пошло. К тому же свет, текстура – очень похоже на любительские снимки. Знаешь, бывают такие извращенцы: сфотографирует у себя в гостиной голую женщину, а потом посылает фотографию ее мужу, просто чтобы подразнить человека.

– А может быть, это и есть фотографии-дразнилки. Вдруг Бруно специально сделал стилизацию под любительские порнофотки? «Полароидная классика» – тоже своего рода искусство. Нет, мне очень хочется взглянуть. Тем более, что сегодня в баре работает Ванесса.

Майк внимательно прислушивался к разговору в кабине фургона, надеясь уловить какие-нибудь случайные фразы и понять, куда его везут. Но разговор перескакивал с одной темы на другую: парни говорили о фотографии, живописи, о том, какие замечательные сэндвичи приготовила Джулия, а затем взялись перемывать кости какой-то Элли, которая на все лето уехала в Испанию. Американец сказал, что однажды трахнул ее и не отказался бы сделать это еще раз.

Кто его похитители – наемные бандиты? Бандиты, которые говорят об искусстве? Почему бы и нет, в конце концов, он находится во Франции, где любой водопроводчик или бездомный бродяга вполне может рассуждать о потоке сознания Пруста или о мыслящей субстанции Декарта.

Куда его везут и зачем? Они же не собираются его убивать? Глупости, Майк всего-навсего скромный репортер. Если похищение организовали Смити и Маша, они тем более не решатся на такую крайность, убийство – слишком серьезное преступление. Да нет, совершенно ясно, парни просто безработные художники. Их наняли, чтобы разыграть Майка. Конкуренты задумали сломить его морально, опозорить, унизить, выставить на всеобщее посмешище.

За что? Пленник с ужасом вспомнил мальчишник, который накануне свадьбы устроил один из его приятелей. Тогда Майк придумал отличный розыгрыш: они загрузили пьяного жениха в поезд, предварительно вытащив у него из кармана бумажник, и отправили в Чикаго. Или еще был случай – Майка часто приглашали на мальчишники, – они раздели жениха догола и положили на пол в общественном туалете, самое смешное, что туалет был женским. А женихом был один из его коллег-репортеров. Возможно, он, Смити и Маша сговорились…

Оказаться нагишом во французском общественном туалете – это еще не самое страшное наказание, правда, объясниться с дамами будет трудновато, в университете Майк всего полгода изучал французский. Ну, могло быть и хуже, вот если бы его раздели и пустили бегать по улицам Солт-Лейк-Сити, столице мормонского штата Юта, или, скажем, Багдада…

Гораздо хуже другое: у Майка могут отобрать его сенсационную историю, его гениальный сюжет, который он так долго искал и так виртуозно раскручивал… Нет, это несправедливо.

Но даже если Маша и Смити не имеют к похищению никакого отношения, они позаботятся о том, чтобы известие о позоре коллеги просочилось во все американские газеты, и он вновь станет героем шестой страницы «Обсервера», снова начнут трепать его честное имя. Если за похищением стоит Диана Бенхам, то она наверняка преследует ту же цель: унизить его и отдать на растерзание ничуть не более доброжелательным британским акулам, обитающим на Флит-стрит. А уж Смити и Маша постараются, чтобы новость из Лондона как можно скорее долетела до Нью-Йорка.

Казалось, они ехали целую вечность. Несколько часов. Наконец фургон остановился.

– Приехали, – сказал американец. – Давай, писатель, вылезай.

Парни помогли Майку выбраться из машины, подхватили под мышки и, не развязывая ноги, поволокли к дому. Со стороны было похоже, что они ведут своего подвыпившего товарища. Дверь со скрипом открылась, на пороге появился еще один парень.

– Добро пожаловать в ловушку для дураков! – он говорил с легким британским акцентом.

Майка перенесли через порог, поставили на ноги, завязали глаза шарфом и велели идти вперед, вернее, прыгать, ему пришлось проскакать ярдов двадцать. Миновали два поворота, он старался запомнить дорогу, но с завязанными глазами ориентироваться было довольно сложно.

Затем его затолкали в какое-то помещение, парни окружили свою жертву со всех сторон и прижались к нему почти вплотную. Послышался металлический скрежет. Майк понял, что они вошли в лифт. Дряхлый лифт, поскрипывая и подрагивая, долго полз наверх, потом Майка завели в комнату, усадили на стул спиной к двери, развязали глаза и велели ждать.

Парни ушли, громко хлопнув дверью. Наступила гробовая тишина. Он сидел на стуле в пустой комнате и тоскливо поглядывал на стену с ободранными обоями.

Сзади послышался шорох. Дверь снова приоткрылась. В комнату кто-то вошел, на этот раз шаги были легкими, непохожими на тяжелую походку похитителей. Затем послышался женский голос:

– Майк, зачем ты это сделал? Зачем ты убил меня, а потом воскресил и обвинил в том, что я имитировала собственную смерть? Ах да, ты же не можешь говорить, бедняжка.

Итак, ситуация прояснилась: его похитила Диана Бенхам.

Девушка обошла Майка и остановилась прямо перед ним. Она не стала вытаскивать у него изо рта кляп. Помолчав секунду, Диана продолжила:

– Я дам тебе эксклюзивное интервью. Но при условии, что ты никому не скажешь, где я нахожусь и как ты сюда попал. Правда, особого доверия ты не вызываешь, – Диана презрительно скривила губу, – поэтому сделаем так: ты напишешь статью и отправишь в газету, но мы тебя не отпустим. Посидишь здесь недельку-другую, у тебя будет надежная охрана, так что не надейся – сбежать не удастся. Потом напишешь еще одну статью. Какую, узнаешь позже. Но прежде чем мы приступим к работе, я хочу, чтобы ты ответил на очень простой вопрос: «Ради чего ты делаешь свои репортажи, в которых нет ни слова правды?»

Диана улыбнулась и вышла из комнаты.

Что он мог сказать? Что он журналист, что его мир существует по особым законам, что окружающие его люди похожи на голодных акул, и если ты не хочешь, чтобы тебя сожрали, ты сам должен превратиться в акулу. Но эта правда неведома его читателям. Для них, рабочих и мелких служащих, которые называют себя добропорядочными гражданами и пытаются жить по законам так называемого цивилизованного общества, хотя втайне и подозревают, что их обманывают, репортерская кухня остается за кадром.

Да, таковы его читатели, а работа Майка заключается в том, чтобы высмеивать тех, кто нарушает общепринятые правила. Он должен постараться изобразить их в самом смешном и жалком виде, убедив своих читателей, что они не прогадали, когда выбрали так называемую правильную жизнь, что их истинные ценности – семья, дети и работа в конторе с девяти до пяти – действительно являются таковыми.

Майк привык оправдывать собственную ложь благородными целями. Но ведь он тоже вырос в рабочей семье: отец Майка был токарем, мать всю жизнь проработала секретарем в нотариальной конторе, и он прекрасно знал, что простые люди тоже нарушают правила, только делают это чуть иначе, и выгода, которую они получают от своих преступлений, бывает гораздо меньше, а наказание – гораздо серьезнее. Когда мальчик учился в школе, мама снабжала его ручками, карандашами, фломастерами и прочей канцелярией, которую она целыми коробками таскала из офиса. И у отца, и у матери случались романы на стороне. Майк видел, что его родители плетут интриги, прикидывают, как бы сделать гадость коллегам по работе, напакостить соседям и обмануть друг друга.

Он обвел глазами просторную, похожую на офис комнату с большим окном, выходящим на задний двор. На полу в дальнем углу комнаты лежали два матраса. Когда Диана вернулась и вытащила у него изо рта кляп, Майк сказал правду:

– Я – акула и живу среди таких же акул. Мы не знаем жалости.

– Ну что ж, по крайней мере, твоя искренность заслуживает уважения. – Диана выглядела на удивление спокойной. – Майк, скажи, это правда, что тебя застукали в машине на Пятой авеню, где ты резвился сразу с двумя проститутками? Я читала в «Обсервере».

– М-м… да, у меня тогда был сложный период в жизни…

– И про то, как ты пьяный уснул на скамейке в парке, а утром написал на клумбу прямо на глазах нянь, гуляющих с маленькими детишками, – тоже правда?

– Ну, вообще-то нянь и детишек было не так уж много, всего штук семь-восемь. Не знаю, со мной случилось что-то непонятное… и все из-за этой женщины, она…

– Ладно, мы начнем интервью завтра утром. А пока Сэм поможет тебе устроиться. Спать будешь там. – Диана кивнула в сторону нежащих на полу матрасов. – Бедняжка Майк, ты пережил столько потрясений, так что постарайся вздремнуть.

Глава 25

Первые несколько дней пребывания в раю показались Блэки довольно забавными. Едва проснувшись, они с Эдди бежали на пляж. «Утреннее купание заряжает бодростью на весь день, – говорил Эдди, – лучше всякого кофе». Хотя после купания Блэки все же получала свою порцию кофеина. Они варили кофе в старом медном кофейнике на костре, словно какие-нибудь бездомные бродяги. Всю остальную еду тоже готовили на костре – для голого человека задача не из легких, поскольку приходится следить за тем, чтобы на тебя не попали искры. Вездесущие комары и солнечные ожоги тоже были серьезной проблемой. Блэки поняла, почему люди прикрывают одеждой некоторые части тела. Эдди лечил свою подругу, прикладывая к местам укусов листья алоэ.

– Тебе никогда не хотелось остаться в каком-нибудь красивом месте, поселиться там и больше никуда не уезжать? – спросила Блэки. Они лежали на теплом песке, курили и смотрели в ночное небо. В тот вечер Эдди и Блэки долго сидели возле костра, а потом купались в море и занимались любовью прямо на берегу.

– Да, иногда попадались такие места. Мне казалось, что я мог бы остаться там, открыть небольшой отель или автозаправочную станцию, – Эдди усмехнулся. – Я знаю одного парня, он живет на севере Пакистана, практически посреди пустыни, держит крохотную гостиницу на восемь комнат и бензоколонку. Между прочим, очень прибыльное дело, учитывая, что на пятьдесят миль вокруг нет ни одного отеля. Парень этот никогда не ездил дальше Стамбула, но у него есть мечта – попасть в Мекку. Это единственное путешествие, которое он хочет совершить, прежде чем покинет наш бренный мир. Постоянно слушает программы Всемирной службы новостей, всем интересуется, задает массу вопросов, но не имеет ни малейшего желания таскаться по миру. «Мир сам приходит ко мне», – говорит он и показывает толстый журнал регистрации постояльцев, где полно подписей путешественников из разных уголков планеты. Думаю, я мог бы жить так, как живет он.

Блэки с удовольствием слушала дорожные истории Эдди, но иногда она чувствовала нечто вроде зависти: девушке хотелось самой отправиться в путь, побывать в разных странах и создать свои собственные истории. А Эдди станет одним из персонажей ее рассказов: «Безумный Канадец, с которым я познакомилась в Италии, он рисовал портреты Бога… Потом мы поехали во Францию и целых две недели жили в нудистском лагере на берегу Средиземного моря». В воображаемом дневнике путешественника, который начала вести Блэки, первая глава под названием «Эдди» была почти готова.

– А чем ты занималась до нашей встречи? – спросил юноша. – Расскажи мне о своих европейских приключениях, или ты все время утешала Хлою?

Блэки очень хотелось рассказать о своих европейских приключениях, но она побоялась, что Эдди не понравятся ее криминальные истории.

– Так, – она вяло махнула рукой, – ничего особенного.

– Вы давно дружите с Хлоей?

– Со школы. Мы познакомились в реабилитационном центре городской клиники, где нас пытались отучить от курения.

– Понятно. А ее родители, они действительно идеальная пара?

– О да, такое бывает только в романах. Они женаты уже почти тридцать лет. Да что там родители, дедушка и бабушка Хлои прожили вместе пятьдесят пять лет, дедушка умер года три назад. До последнего дня они называли друг друга Большой Билли и Малышка Салли. Очень милая пара. Я была у них на золотой свадьбе. Помню, как Большой Билли смотрел на свою Малышку Салли, с такой любовью и нежностью… Удивительно. – Блэки расплылась в улыбке. Она вдруг поняла, что больше не сердится на подругу.

– Но бедняжка Хлоя стала печальным исключением из общего правила?

– Да, начисто разрушила семейную традицию. И не пошла в семейный бизнес. Все ее предки занимались фотографией. Большой Билли был торговым представителем фирмы «Кодак», его часто посылали в Европу, думаю, от него Хлоя и унаследовала страсть к путешествиям. Родители тоже каждый год ездили отдыхать за границу. Как гласит легенда, Хлою зачали на каком-то французском острове.

– И конечно же, Хлоя – единственный ребенок в семье?

– Да. Я ей вместо сестры. Боюсь, что «дорожный вирус» я подцепила от Хлои. А ты говорил, что заразился им от сестричек Херш?

– Угу.

– Кто они такие?

– О, это длинная история. Она началась давным-давно, когда я еще был «плохим мальчиком». Ты уверена, что хочешь знать подробности?

– Сгораю от нетерпения.

Эдди поднес сигарету к губам, глубоко затянулся и выдохнул в ночное небо длинную струйку дыма.

– Я совершил ужасное преступление. И не одно.

– Неужели? – встрепенулась Блэки. – Какое преступление? Тебя арестовали?

– Арестовали. И отправили в специальную школу для трудных подростков.

– Не может быть! За что? Наркотики?

– Нет. Взлом и незаконное проникновение в чужое жилище. Я занимался этим с двенадцати лет. В шестнадцать меня арестовали.

– Значит, ты был вором?

– Да ты что! – возмутился Эдди. – Я никогда в жизни не брал чужого, ну, если только пару ложек растворимого кофе. У меня была совсем другая цель: когда люди уезжали в отпуск, я забирался к ним в дом и просто бродил по пустым комнатам, листал их семейные альбомы, смотрел телевизор.

– Зачем?

– Понимаешь, у меня дома… родители постоянно ссорились, старшая сестра превратилась в злобного панка, она ненавидела весь мир и орала на родителей, а дедушка был убежден, что я гей. Он все время зудел, что мне надо пойти служить в армию, и заставлял выполнять разную мужскую работу.

– Какую же? Делать деньги и рубить дрова?

– Рубить дрова? О, я вырубил целую рощу! – Эдди расхохотался. – Нет, дедушка хотел, чтобы я ходил на охоту. «Настоящий палень неплеменно должен охотиться в длемучем лесу», – дедушке было семьдесят восемь, и у него не хватало зубов.

– И ты ходил на охоту?

– Не уверен, что то, чем мы занимались, можно назвать охотой. Дедушка сидел в инвалидном кресле и держал ружье, а я толкал кресло перед собой и одновременно пытался разглядеть на земле следы оленя. Дедушка громогласным голосом командовал: «Направо! Налево!» – он был глуховат и поэтому орал во всю глотку, разгоняя всех окрестных оленей.

Блэки хихикнула и зажала рот ладошкой.

– И как долго продолжались твои экскурсии по чужим домам?

– Часа два-три. Обычно это было поздно вечером. Днем я подрабатывал в кондитерской, а по ночам «ходил в гости». Чаще всего я наведывался к Хершам. Они работали в школе. Каждый год родители забирали дочерей и месяца на два уезжали в индейские резервации или за границу – учить детей. А я почти все лето проводил в их доме.

– Симпатичный домик?

– Да. Не очень богатый, преподаватели, сама понимаешь. Но уютный. У них были замечательные альбомы. После каждого путешествия появлялся новый. Сестрички Херш собирали фотографии, открытки и всякие памятные безделушки: ну, там, засушенные растения, корешки от билетов, счета из ресторанов. Помню, меня особенно поразил индийский альбом: там был приклеен билет из кинотеатра «Джамуна» на Чаринджи-роуд и выписанный от руки счет из винного погребка «Мохана» в Джасалмере. Я видел массу потрясающих снимков: сестрички верхом на слонах, на верблюдах, на лошадях, все семейство в окружении туземцев, мама и папа играют в карты со старым китайцем, пьют чай с японцами, разговаривают со школьниками из Непала. Тогда-то во мне и проснулось желание путешествовать.

– Но семейство Херш сдало тебя полиции? – усмехнулась Блэки.

– Нет. Меня заложили Миллеры. Предполагалось, что на Рождество они уедут в Квебек – кататься на лыжах, но их сын остался дома со своей подружкой. Оказалось, что мы учились с ним в одной школе, парень застукал меня на месте преступления, узнал и сдал полиции. А что касается Хершей, думаю, они даже не догадывались о моем существовании. Одно время я представлял, как прихожу к ним, стучу в дверь, они открывают, мы знакомимся и вскоре становимся друзьями, потом я влюбляюсь в одну из сестер…

Эдди горько рассмеялся.

– Ну и что тебе помешало прийти к ним и постучать в дверь?

– Если бы я решился зайти к ним, мне пришлось бы во всем сознаться…

– Почему?

– Потому что иначе я не смог бы с ними общаться, а если бы я рассказал правду, они сочли бы меня ненормальным.

Блэки неопределенно хмыкнула.

– А сколько ты пробыл в спецшколе?

– Год, и еще год испытательного срока. Можно было бы отделаться более легким наказанием, но сыграла роль плохая репутация: низкая успеваемость, драки – словом, мальчик из неблагополучной семьи. И они решили перевоспитывать меня по полной программе. В спецшколе я тоже много дрался и не очень хорошо учился. Но все же кое-какая польза от их воспитания была. К нам приходил один старичок, бывший домушник, он вел у нас уроки рисования. Старичок сказал, что из меня может получиться неплохой художник. Летом я занимался на курсах в художественном училище, а после окончания школы поступил на факультет прикладного искусства…

– А потом все бросил и уехал из дома. Почему?

– Ну-у, была причина… но это не интересно. Рано или поздно я все равно бы уехал. Альбомы Джессики и Сары Херш произвели на меня слишком сильное впечатление. Знаешь, «дорожный вирус» не поддается лечению.

– И ты у них ничего не брал? Кроме кофе, разумеется?

– Нет, боже сохрани, я же не вор. Херши стали для меня чем-то вроде семьи. Я понимаю: это выглядит мерзко – залезть в дом, копаться в чужих вещах, все равно, что подглядывать за людьми. Но я не хотел ничего плохого. Они мне нравились.

Да, выглядит мерзко, но Блэки беспокоило совсем другое, только она никак не могла понять, что именно. Это было неприятное чувство, похожее на подступающую к горлу тошноту. Вначале девушка даже подумала, что отравилась или у нее начинаются месячные.

Прислушавшись к себе, Блэки вдруг поняла: то, что ее мучает, называется «чувством вины». Она не видела в поступке приятеля ничего предосудительного. По сравнению с преступлениями, которые были на ее совести, шпионские выходки Эдди казались невинной шалостью. Грабить престарелых ловеласов и сбывать краденые часы – гораздо более мерзкое занятие. Но с другой стороны, ловеласы получали по заслугам. И нечего их жалеть. Однако Блэки так и не решилась рассказать Эдди о своем криминальном прошлом, испугавшись, что он придет в ужас и перестанет уважать ее.

Боже, как противно, все-таки угрызения совести – очень неприятная штука.

Неожиданно Блэки поняла, что ужасно соскучилась по Хлое. На фоне подруги с ее замашками закоренелой воровки Блэки выглядела почти ангелом. Рядом с Эдди все было по-другому: несмотря на его переживания по поводу грехов юности и нездорового пристрастия к подглядыванию, парень представлял собой тип классического «доброго полицейского». И почему-то от этого он нравился ей чуть меньше. В присутствии Эдди Блэки чувствовала себя еще большим куском дерьма.

Днем, когда Эдди садился рисовать или принимался что-то сосредоточенно писать в своем дневнике, Блэки уходила в «Морской прибой». Она смотрела телевизор и играла с Оми в пинбол. Когда хозяйки бара не было рядом, Оми разрешал пользоваться компьютером. Ей очень хотелось написать Хлое, но подруга по-прежнему хранила гордое молчание, а Блэки не могла заставить себя заговорить первой. Заглянув в почтовый ящик, она обнаружила записку от Камерона: «У меня все отлично. Хлою не нашел. Познакомился со странной девчонкой, которая пытается вовлечь меня в миссионерскую деятельность. Надеюсь, скоро увидимся. Когда выберете место встречи, дайте знать – я подъеду. Мы с миссионершей находимся в городке Кассис, самом сердце Каланга. Это красивейшие места, их еще иногда называют французскими фьордами».

Блэки решила проверить, выполнил ли Камерон просьбу Эдди. Открыв сайт с громким названием «Фабрика грез», она убедилась, что не выполнил – фильм о Ганеше по-прежнему значился в списке его кинематографических шедевров. Блэки отправила срочное сообщение: «Камерон. ПОЖАЛУЙСТА, убери Ганеша и мои фотографии. Нас преследуют индийские религиозные фанатики. Мы все еще живем в нудистском раю. Эдди одичал, перестал пользоваться компьютером».

Блэки перечитала записку и собралась нажать кнопку «отправить», когда у нее за спиной раздался голос:

– Привет, кажется, мы знакомы.

Как говорил Миллман по прозвищу Безумный Калифорниец, «это была одна из тех непредвиденных встреч, которые сводят людей на перекрестках дорог, проложенных самой судьбой».

Блэки подняла глаза. Она не сразу узнала стоящего перед ней мужчину.

– Черт подери, Дуглас Мейсон, поэт! Как поживаете?

– Отлично. А вы… извините, как ваше имя?

– Мишель, – неуверенно пробормотала Блэки, она не могла вспомнить, каким именем назвалась при первой встрече.

Но это не имело значения: Дуглас и сам забыл, как звали Блэки и ее «симпатичную подружку». Старичок был без рубашки, однако свои пестрые шорты-бермуды снять не решился. Под мышкой он держал полиэтиленовый пакет, до отказа набитый поэмами. По-видимому, мистер Мейсон еще не привык находиться среди обнаженных людей: разговаривая, он пристально смотрел Блэки прямо в лицо, стараясь не опускать глаза ниже ее шеи. Когда же взгляд невольно скользил вниз, старичок быстро вскидывал глаза и разглядывал пространство над головой девушки.

– А как продвигается ваш поэтический бизнес? – вежливо поинтересовалась Блэки.

– Отлично. За последнее время круг читателей значительно расширился. Я познакомился с одним местным поэтом, он согласился перевести мои произведения на французский язык. Но за сегодняшний день я продал всего одно стихотворение. Почему-то у голых людей поэзия не пользуется большим спросом.

– А сюда вы приехали вместе с группой?

– Да, у нас однодневная экскурсия.

– Кто-нибудь из ваших товарищей решился пройтись по городу нагишом?