Текст книги "Невеста генерала Грозы (СИ)"
Автор книги: Соня Мишина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Глава 4
Стоило мне сделать пару шагов, как и без того темный зал стало заволакивать желтоватым паром. Нос защекотало от запаха тухлых яиц.
«Не морщиться! Не чихать! Не показывать отвращения!» ― напомнила себе я, продолжая наощупь пробираться сквозь влажную тьму, которая оседала на коже и одежде тончайшей пленкой испарины.
Тяжелое дыхание, которое, видимо, должно было меня напугать, дополнилось звуками мокрых шлепков ― словно кто-то хлопал по поверхности воды мокрой тряпкой. Эти шлепки можно было бы принять за звук шагов, если бы они приближались или отдалялись и звучали более ритмично. А так…
– У нас в замковой прачечной еще и не так шумят, ― объявила я темноте и пошла прямиком на звуки. ― Но, надо признать, там посветлее и воздух посвежее.
Еще десяток шагов, и в мою ногу ниже колена ткнулось что-то твердое и тупое.
– Осторожно! Я же споткнуться могу! И придавить ненароком! ― предупредила я и присела, вглядываясь в облака пара.
Нос к носу со мной обнаружилась чешуйчатая голова с короткими рожками и огромными глазищами.
– А мы уж думали, нас до утра никто не помоет! ― пропищала она.
– А ты кто? ― не торопясь разбрасываться обещаниями, поинтересовалась я.
– Гингельрод Санктур Третий! ― гордо объявил дракончик.
В том, что это именно драконий детеныш, я уже не сомневалась.
– А кто еще с тобой? ― догадываясь, что шлепки, доносящиеся из глубин зала ― дело лап или, скорее, крыльев других таких же крылатых малышей, спросила я.
– Мои кузены Маргольд и Свельгруд! ― дракончик уцепился коготками крыльев за подол моего платья и потащил меня за собой. ― А ты не похожа на наездницу! Скорее, на мою няню Кло! ― сообщил по пути.
Вот же мелкий чешуйчатый зазнайка! В прислугу меня записал!
В глубине души я немного возмутилась, но виду не подала. Вместо этого решила воспользоваться детской непосредственностью и расспросить Гингельрода о том, как проходили этот этап отбора мои предшественницы.
– Хочешь сказать, девицы, больше похожие на наездниц, тоже вас мыли? ― не стала ходить вокруг да около.
– Других мыли. Мы с кузенами последние остались. ― Что-то в голосе дракончика меня насторожило. Похоже, его задевало, что он оказался в числе последних.
– И как же так вышло, что вы в конце очереди на помывку очутились? ― с сочувствием спросила я.
– Первыми королевских и герцогских сыновей и племянников запускали, ― проболтался дракончик и тут же взвился, зашипел раздраженно. ― А вообще, не твое дело, вот!
Хорошо, что отвечать мне не пришлось: я бы за себя не поручилась. Но вместо этого мы выбрались из клочьев желто-серого тумана и оказались на берегу небольшого природного озерца, заполненного коричневой булькающей жижей.
В озере плескались друзья Гингельрода, издавая крыльями те самые шлепающие звуки, которые издалека могли напугать кого-то более впечатлительного, чем старшая дочь барона Горнфельда.
«Лечебные грязи!» ― догадалась я.
Об этом природном чуде были наслышаны даже в нашем отдаленном северном баронстве. Поговаривали, что в регулярном купании в этой грязи ― один из секретов драконьего здоровья и долголетия.
– А ты чего встала? – просипел Гингельрод, тычась рожком в мою спину. – Работай, няня! Нам спинки натереть надо, хвосты почистить, чешуйки отполировать!
Из озера выползли еще два дракончика, покрытые блестящей коричневой слизью. Один чихнул, и на мое платье брызнули теплые капли.
– Маргольд! – взвизгнул Гингельрод. – Сколько раз тебе говорили – при чихании прикрывай пасть крылом!
– А она кто? – уставился на меня второй дракончик, Свельгруд, вращая огромными глазами. – Пахнет человеком. Но не противно.
– Это наша новая няня! – объявил Гингельрод с такой уверенностью, будто лично нанимал меня на службу.
Я вздохнула. «Не морщиться, не возмущаться…» – повторила снова про себя и, подоткнув подол, решительно шагнула в теплую жижу.
– Так-так, малыши… – сказала тоном, каким обычно усмиряла младших сестер. – Кто у нас тут самый грязный?
– Он! – тут же запищали все трое, указывая друг на друга.
Пришлось действовать по методу своей матери: хватать каждого за загривок и тереть, не церемонясь, губкой, которую принес мне Гингельрод. Как старший. Дракончики верещали, булькали и плевались серными пузырями, но, кажется, им все нравилось.
– Сильнее! – требовал Гингельрод. – У няни Кло когти были острее!
– Жалуешься – останешься с грязными ушами, – отрезала я, вытирая со лба пот… или, может, серную грязь.
«Заодно и масочка для лица. Тоже на пользу», – придумала для себя утешение.
Вдруг Свельгруд радостно булькнул:
– А ты лучше той, что вчера плакала! Она все причитала: «Ай, мое платье! Ай, мои ручки!»
– Или той, что пыталась нам стихи читать, – добавил Маргольд. – Ску-у-учно!
Я едва сдержала улыбку. Похоже, «помывка» была проверкой не только на переносимость серы, но и на характер. Кто-то брезговал, кто-то лебезил… А я просто делала дело – как всегда.
– Ладно, – сказала я, когда дракончики засверкали чистой чешуей. – Теперь полоскание!
– Ура! – взвизгнули они и дружно нырнули в чистое озерцо рядом, подняв фонтан брызг.
Я отряхнула руки… и вдруг заметалась: что делать со всей этой грязью? Она же на платье, на лице! Или, может, сделать «естественный» макияж, как те знатные дамы, что мажутся белой глиной?
Выбор был сделан за меня: Гингельрод вынырнул и тряхнул крыльями и хвостом, обдав меня с ног до головы водой. Этот фокус повторили и его кузены.
– Благодарю, – выдавила я сквозь зубы. – Теперь я тоже пахну… драконьим здоровьем.
Из тумана раздался знакомый смешок:
– Поздравляю, леди Горнфельд! Вы единственная, кто прошел испытание… без намека на высокомерие. Хотя, – голос задрожал от смеха, – ваш новый «аромат» определенно… своеобразен.
Я лишь вздохнула. Если это цена за дракона – что ж, потерплю. Хуже, чем в хлеву, все равно не пахнет.
– А теперь, – прошелестел голос, – идите сушиться. Вам предстоит… э-э-э… встреча со Статуей. Только, ради слез Девы, не вздумайте смеяться над ее моноклем!
Дракончики дружно зашипели в сторону темноты. Видимо, Статуя статую они недолюбливали.
– К Статуе – без нас! – пропищал Гингельрод. – Еще увидимся, толстушка!
– Увидимся. – Мне оставалось лишь отряхнуться, поправить прическу и готовиться к новым странностям.
Глава 5
Испытание надменностью
Новая цепочка огоньков под ногами привела к невысоким ступенькам, преодолев которые, я оказалась в коротком коридорчике. Дверь за спиной закрылась. Дверь впереди оставалась запертой. Я замерла, оглядываясь, гадая, что происходит, и тут на меня сверху обрушился вал горячего воздуха!
Ладно, на самом деле воздух показался горячим в сравнении с прохладой промокшей ткани и сыростью грязелечебницы. Но, переждав пару мгновений и привыкнув, я поняла, что обдувающий меня поток очень теплый, но все же не обжигающий. Зато уже через пару минут высохли и волосы, и одежда. Правда, и то, и другое сохранило непередаваемый аромат серной воды. Но с этим я надеялась разобраться позднее.
А пока помахала рукой и сообщила в пространство:
– Достаточно! Благодарю, я уже высохла!
Обдув прекратился, а все тот же насмешливый голос ответил:
– Пока ты высохнешь, красотка пышнотелая, кто-нибудь более тощий сдохнет! Нет-нет! Не отвечай! Мне, конечно, нравится с тобой пикироваться, но тебя там памятник Первому Императору заждался! Поторопись!
– Ладно, – я шагнула к открывшейся двери.
– … и не вздумай шутить над его моноклем! – напомнили мне в спину.
Что это было? Совет? Предупреждение? Я не знала, но мысленно поблагодарила голос: теперь я хотя бы отчасти буду готова к тому, с чем столкнусь. Так, во всяком случае, мне думалось.
Но действительность снова превзошла мои ожидания. Потому что в центре нового зала, где я оказалась, стояло каменное кресло, а на нем, заложив ногу за ногу, восседал в совершенно человеческой позе каменный дракон! Лучи света из невидимых источников скрещивались на его величественной фигуре, а в одной из его глазниц и в самом деле красовалось чуть выпуклое круглое стекло…
Кресло выглядело выточенным из цельного куска черного мрамора. Первый император, точнее, его статуя, был изваян из малахита; на когти, судя по всему, не пожалели бриллиантов, а глаза казались янтарными. Крылья отливали позолотой.
Красиво. Богато. И уже подавляюще-высокомерно. Потому что даже не всякий драконий род мог себе позволить увековечить своего первородителя в столь ценных материалах. Что уж говорить о простых смертных.
– Встань передо мной, – мне показалось, или голова статуи в самом деле чуть наклонилась и в монокле зажегся отраженный огонек светильника?
Посмотрев под ноги, я обнаружила, что уже знакомая дорожка из огоньков заканчивается в пяти шагах от статуи – прямо возле небольшого каменного помоста, к которому вели три ступеньки.
Взойдя на них, я почувствовала себя ребенком, которого поставили на стульчик, дабы он мог выступить перед гостями семейства. Мне самой на таком стоять не приходилось: с декламацией и пением у меня были те же проблемы, что с вышивкой и музицированием. А вот одна из младших сестренок выступала так каждый раз, стоило в замке появиться гостям.
– Петь не умею, – заранее предупредила статую. – Декламировать тоже.
– Мы наслышаны о ваших необычайных талантах, леди Горнфельд, – холодно отозвалась статуя низким скрипучим голосом. – Сожалеем, но конкурса по перековке лошадиных копыт в программе отбора не предусмотрено. Изложите вашу родословную до шестнадцатого колена.
– Дочь барона Горнфельда. Внучка барона. Правнучка барона. Праправнучка барона, – затянула я заунывным голосом, загибая пальцы, чтобы не сбиться со счета. Плечи – прямые, подбородок – вверх, на губах – снисходительная улыбка.
Статуя сидела молча и неподвижно.
Дойдя до восьмого пальца, я устала и, задрав подбородок еще выше, заявила:
– Я потратила бы все детство, чтобы произнести имена всех предков моего жеребца. Все пять поколений. С описанием мастей и побед на ярмарочных скачках. Вы требуете от меня такой же подвиг для моей собственной семьи? Это… утомительно.
Алмазные когти статуи со скрежетом царапнули по малахитовым подлокотникам кресла. Или это был трон? Монокль в глазу снова блеснул.
– Вы посмели явиться на отбор без шестнадцати колен родословной? – зловеще проскрипела статуя. – Может, ваш отец, дед или прадед хотя бы состоял в переписке с одним из архидраконов? Или ваша семья упоминалась в Летописи Величия?
Внутренне я скривилась. Мой дед в основном вел переписку с соседями насчет потравы капусты нашими козами. Но нельзя же такое говорить!
– Архидраконы? – протянула я гнусавым противным голосом. – Боюсь, их бесконечные просьбы о совете по поводу смены чешуи в межсезонье отнимали у моего деда слишком много времени.
Мне показалось, или у статуи в груди заскрежетали непереваренные камни, которыми она, вероятно, отужинала?
Ах, ну не рассыплется же каменный идол, если я договорю?
– Что до Летописи Величия, то моя семья слишком занята совершением великих дел, чтобы тратить время на возню со скрипучими пергаментами! Мы предоставляем это тем, у кого больше чернил, чем крови в жилах.
Скрежет внутри статуи усилился, каменные челюсти раздвинулись…
– Апчхи-и-и! – оглушительный, мощный чих потряс ее с ног до головы.
Монокль выскользнул из когтей и, звякнув, покатился по мраморному полу.
Наступила тишина. Давящая, полная недоумения и лопнувших амбиций.
– Кхм-кхм… – прокашлялся другой голос. Тот, что встречал меня в самом первом зале. Но теперь он звучал смущенно и сипло. – Твои шутки так же сокрушительны, как твой кулак. То есть, мы хотим сказать… Испытание пройдено! Хотя твоя родословная, леди, кхм… требует определенных… дополнений.
– Думаю, она засияет новыми красками, когда к имени моих детей добавится имя драконьего рода, – снисходительно кивнула я.
– О, имя генерала Грозы украсит любую родословную! – отозвался голос.
– Что?.. – напускная надменность слетела с меня, как сухая шелуха. – Но разве он будет на отборе⁈
– Его величество император устроил этот отбор ради него! – заверила статуя.
И тут я впервые растерялась. Герольд обещал мне неприкосновенность – но от служителей порядка, а не от лапы императорского трона, которая, к тому же, будет хозяйничать на отборе! Соглашаясь участвовать в нем, я окажусь в полной власти генерала! Да он же меня испепелит сразу, как увидит…
– Простите. Кажется, я передумала. Мне нужно домой. В баронство. Очень-очень срочно! – я спрыгнула с тумбочки, не обращая внимания на ступеньки, и заторопилась к двери, через которую вошла в этот зал.
– Стоять! – рявкнул голос. Громко, раскатисто и по-настоящему властно и грозно. – Ты уже дала согласие на участие, Альриана! Обратного пути нет!
Я замерла на полпути к двери, почувствовав, как по спине пробежали ледяные мурашки. Это был уже не насмешливый шепот и не скрипучий голос статуи. Это был приказ.
– Но… он же меня зажарит! – выдохнула я, оборачиваясь. – На шашлык! На завтрак! Вы знаете, что я про него в анкете написала⁈
– Слышали, – голос снова превратился в насмешливый шепот. – И долго смеялись. Генерал, кстати, о твоем присутствии на отборе пока не в курсе. Его императорское величество счел, что… э-э-э… элемент неожиданности добавит отбору пикантности.
– Пикантности⁈ – я фыркнула, и в носу снова защекотало запахом серы. – Это генерал меня добавит к своему ужину в качестве приправы!
Внезапно тяжелая дверь передо мной со скрипом отворилась, но вела она уже не в зал с грязями, а в узкий, слабо освещенный коридор, откуда пахло… свежим хлебом и тушеной бараниной. Мой живот предательски заурчал.
– Всех участниц, прошедших предварительные испытания, ожидают в восточном крыле, – прокомментировал голос, теперь снова веселый и беззаботный. – Там тебе покажут комнату, дадут поесть и, ради слез Девы, возможность отмыться. Ты, прости, все еще пахнешь… драконьим здоровьем. И немного зазнайством.
Я выдохнула. Меня не сожгут на месте. Пока.
– А… генерал? – осторожно уточнила я.
– Генерал Гроза рыщет по городу в поисках одной слишком шустрой беглянки, вместо того чтобы готовиться к официальному открытию завтра утром, – ответил голос, и в его тоне послышалась ухмылка. – У тебя есть ночь, Альриана, чтобы… э-э-э… морально подготовиться. Или сбежать через окно в отхожем месте. Но учти, окна там забраны решетками. Проверяли.
Я вздохнула. Отступать действительно было некуда.
– Ладно, – сдалась я и шагнула в приятно пахнущий коридор. – Но, если из меня на завтрак сделают стейк, я буду являться вам каждую ночь призраком и рассказывать в стихах о своей родословной. Все шестнадцать колен. Вы об этом пожалеете сильнее, чем я!
Голос рассмеялся – густым, довольным смехом.
– Договорились! А теперь иди, «пышнотелая красотка». Завтра тебя ждет самое интересное: парад участниц, приветственная речь императора и… первое знакомство с драконами. Постарайся не бить никого в первый же день. Хотя бы до обеда.
Дверь захлопнулась за спиной, оставив меня в коридоре, ведущем к еде и вожделенной помывке. Я пошла на запах хлеба, чувствуя себя так, будто только что заключила сделку с неведомым и очень остроумным придворным.
«Ну что ж, Альриана, – подбодрила я себя. – Либо твоя родословная вскорости украсится именем Грозы… либо закончится вместе с тобой на его обеденном столе. В любом случае, будет не скучно».
И, предвкушая тарелку с бараниной, я зашагала быстрее.
Глава 6
Погоня вслепую
Если бы не отвратительное настроение, которое владело им уже пятый день, генерал Гроза, он же герцог Герт Раттлин Гремучий, никогда бы и носа не показал в таверне «Горгулья на углу», хотя это было самое популярное заведение у драконов, сбежавших от строгих нравов императорского дворца.
Это омерзительно-мерзопакостное настроение овладело генералом не на пустом месте. Гроза, как он сам давно привык себя называть, злился, гневался и ярился. Но разве можно злиться на самого императора? Тем более, когда тот с отеческой улыбкой объявляет, что желает тебе только добра!
…И объявляет отбор драконьих наездниц, чтобы найти тебе пару!
Обычно Гроза не топил горе в бочках с брогом, который все равно не вызывал у драконов ничего, кроме сонливости и икоты, но это был особый случай. Генерал категорически не хотел жениться! И на это у него были свои причины. Об одной из них не знал даже сам император. И то, что ее приходилось скрывать, угнетало Грозу еще больше.
А потому вот уже пятый вечер он, глава Дома Грозы, просиживал штаны на лавке в таверне, словно дорвавшийся до свободы птенец, покинувший родительское гнездо. Перед Грозой громоздился десяток пустых кружек, и он заказал еще столько же: до сонливости ему было далеко, а спал он в последнее время слишком мало ― даже для дракона.
По сторонам Гроза не смотрел: драконы, с их дальнозоркостью, свойственной всем крылатым хищникам, все равно вблизи видели слабо. Настолько, что для чтения приходилось пользоваться моноклями. Впрочем, при мощи и размерах драконов их плохое зрение было проблемой тех, кто вставал у них на пути.
И кто бы мог подумать, что здесь, в таверне, найдется та, кто рискнет это сделать!
Он уловил движение – смутную тень, склонившуюся над его столом, чтобы убрать пустую посуду и выставить полные кружки. Сквозь горький аромат горящих в очаге поленьев и сладковатый запах жареного мяса он едва уловил ее аромат – смесь пота, дорожной пыли и чего-то простого, сдобного, вроде пирогов с вареньем.
Ничего примечательного. Никаких изысканных духов, как у столичных аристократок. Обычная служанка. Он даже не повернул головы, погруженный в мрачные думы на тему брачных уз, которые ему уже почти навязали. Но не заметить пышный бюст, зависший прямо перед его носом, генерал Гроза не мог ― даже без монокля!
Его рука, давно не сжимавшая ничего, кроме оружия и хвостов строптивых дракончиков, напросившихся на поучительную трепку, против воли хозяина потянулась и легла на волнительно-круглый зад. Пальцы сжались сами собой, оценивая его упругость.
Разум, затуманенный гневом и слабым, но обильным возлиянием, отметил: «Приятно. Напоминает лошадиный круп под пятью слоями попоны. Только нежнее и без хвоста».
Мысль не успела оформиться, как мир взорвался.
Сперва – оглушительный рык прямо над ухом: «Р-руки!». Вопль был настолько громким и яростным, что заставил Грозу на мгновение откинуться на спинку скамьи. А затем…
Затем в его тяжелую квадратную челюсть врезался кулак.
Это не было похоже на удар. Это было похоже на падение небольшой, но очень обиженной скалы. Или на шлепок хвостом молодого, но невероятно строптивого дракончика. В глазах у Грозы потемнело, а на языке он почувствовал солоноватый привкус крови. Провел по губе языком – да, разбита.
И тогда его гнев, копившийся пять долгих дней, нашел себе выход. Не на императора. Не на глупый отбор. Не на свою собственную тайну. А на эту трактирную выскочку!
Воздух вокруг генерала затрещал, в волосах заплясали синие искры. Он взвился, готовый изрыгнуть поток ярости, обратить наглую служанку в горстку пепла, ― и бросился прочь из таверны: превращать «Горгулью на углу» в залитое потоками ливня пожарище он не имел права!
* * *
Замерев посреди мостовой, Гроза сжимал и разжимал кулаки.
«Проклятая деревенская булка! – Ярость кипела в нем, горячая и слепая. ― Ты у меня поплатишься!»
Он запрокинул голову к небу. В нем быстро собирались и закручивались в спираль темные грозовые тучи. Тяжелые, как его собственный нрав. Не прошло и пары минут, как разразилась настоящая буря. Хлесткий ветер трепал волосы генерала, пытался сорвать с его плеч развевающийся плащ. Ледяные потоки ливня превращались в пар, соприкасаясь с горячей кожей.
Но, когда первые порывы гнева начали стихать, смытые обильными струями ливня, ум Грозы, отточенный годами тактики и стратегии, невольно начал анализировать произошедшее.
Пусть девица была грубой, наглой и дурно воспитанной, но она смело отстаивала свою честь…
«И, надо отдать ей должное, – промелькнула невольная мысль, – далеко не каждая взрывная тыковка способна нанести удар такой точности…»
Он снова почувствовал жжение в ушибленной челюсти. Удар был мастерским. Четким, быстрым, нанесенным без размаха, с короткой дистанции. Так бьют те, кто дрался не на турнирах, а в настоящих, грязных уличных потасовках. Это было… неожиданно.
И именно это осознание – что его, герцога Раттлина, уложил в лужу один меткий удар какой-то трактирной служанки – заставляло его кровь бурлить с новой силой. Вот что было по-настоящему унизительно. Не сам удар: физическая боль была мимолетной. А та дерзость, та первобытная, дикая отвага, с которой она это сделала. Ни страха, ни подобострастия, ни попытки оправдаться. Просто раз! – и готово.
Он даже не разглядел ее как следует! Помнил только смутный образ: круглые щеки, растрепанные волосы орехового оттенка и яростные глаза, на долю секунды опалившие его синью полуденного неба. И… все. Ни имени, ни черт лица. А теперь даже запах утрачен навсегда, смыт драконьей яростью. Простой, сдобный запах пирожков с вареньем растворился в вони мокрой мостовой и запахе озона.
Мысль о том, что нахальная трактирная подавальщица где-то рядом, что она прячется и смеется над тем, как он бесится и мечет молнии в пустоту, заставляла кровь Грозы кипеть с новой силой. Он должен был найти ее! Не затем, чтобы казнить. Нет! Чтобы просто посмотреть в глаза, проучить как следует. Чтобы понять, что это вообще было такое.
Когда последние отголоски грома затихли, сменившись равномерным шумом дождя, Гроза, промокший до нитки и в еще более отвратительном настроении, чем прежде, тяжелой поступью вернулся в «Горгулью».
Хозяин, бледный как полотно, уже ждал его у стойки, зажав в трясущихся руках зонт, который так и не решился вынести и предложить герцогу.
– Ваша милость, простите… это недоразумение! – залепетал он.
– Молчать, – голос Грозы прозвучал низко и опасно. – Где она?
– Сбежала, ваша милость! Сразу, как я сказал, что она уволена! Позор на заведение… – хозяин замотал головой. – Но я знаю, где она остановилась! «У кабана и вепря», постоялый двор тут, в четырех домах от таверны!
Гроза, не сказав больше ни слова, развернулся и снова ринулся в ночь. Он мчался по залитым дождем улицам, не замечая луж, снося на своем пути лотки и пугая мирных горожан, спрятавшихся от непогоды. Но когда он вломился в указанный постоялый двор, было уже поздно. Комнатка под самой крышей была пуста. Пахло плесенью, щами и ничем больше. Никаких следов. Ни одной вещицы. Ни намека на тот самый, сдобный запах.
Она снова ускользнула.
Генерал застыл посреди убогой комнатушки, сжимая кулаки. Дождь на улице стих, оставив после себя лишь капель и горькое, щемящее чувство досады. Гроза был разочарован. Глубоко, до рези в когтях, разочарован. Он упустил ее ― единственную за последние сто лет загадку, которая заставила его кровь вскипеть не от гнева, а от чего-то другого.
И теперь его ждал только ненавистный отбор и толпы жеманных, пахнущих духами и жаждой наживы претенденток. Мысль об этом вызывала тошноту.
«Вернись, толстушка, – прошептал он в сырую, пропитанную запахом неудачи ночь. – Я тебе такое устрою…»
Но эта угроза была пустой, потому что больше всего на свете он хотел просто увидеть бешеную тыковку снова.
