Текст книги "Курорт"
Автор книги: Сол Стейн
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Раздевайтесь, – приказала Шарлотта.
Маргарет повернулась, шагнула к ней, пристально посмотрела в глаза.
– Не буду.
– Доктор Браун, вы не первая женщина, которую привели на допрос. Они всегда раздевались, рано или поздно. Поздно означает, что нам придется воспользоваться некоторыми приемами, которым нас обучили аккурат для таких случаев.
– Вы понимаете, что совершаете преступление?
– Так квалифицируются мои действия за пределами «Клиффхэвена». А здесь я лишь следую правилам, которые действуют на его территории. Раздевайтесь!
– Не буду.
Шарлотта приоткрыла дверь.
– Клит!
Секунду спустя тот вошел в ванную.
– Доктор Браун не внимает моим просьбам, – пожаловалась Шарлотта.
– Напрасно вы упрямитесь, – заметил Клит.
Шарлотта достала из кармана наручники и бросила их Клиту. Он стоял позади Маргарет, и ей пришлось повернуться к нему лицом. Клит тут же перебросил наручники Шарлотте. Маргарет повернулась уже к ней, и в следующее мгновение руки Клита железной хваткой сжали ее локти. Подскочившая Шарлотта защелкнула наручники.
– Видите, к чему приводят ваши капризы? Спасибо, Клит.
Клит вышел из ванной.
– Теперь мне придется раздевать вас с этими наручниками.
– Вы не посмеете!
– Ладно, пусть будет по-вашему, – Шарлотта закурила и, вытянув вперед левую руку с сигаретой, двинулась на Маргарет.
Та отпрянула назад.
– Осторожно, милая. Упадете в ванну.
Маргарет оглянулась. И в этот момент Шарлотта схватилась за воротник рубашки и с силой рванула вниз, разорвав ее сверху донизу.
– Тварь! – воскликнула Маргарет.
– Вы вышли замуж за еврея. Кто из нас тварь? – огрызнулась Шарлотта.
В дверь постучали.
– Мы теряем время, – в голосе мистера Клиффорда слышалось недовольство. – Вам не нужна помощь?
– Вы позволите снять остальное или будете сопротивляться? – спросила Шарлотта.
Физическое сопротивление бессмысленно. Если Шарлотта не разденет ее, это сделают мужчины. Бороться надо с их вопросами. Пусть они смотрят на голое тело. Что мне до этого? Или таким образом они хотят подавить мою волю?
– Ну? – голос мистера Клиффорда.
– Мне кажется, она сейчас разденется, – ответила Шарлотта.
– Поторопитесь, – и шаги мистера Клиффорда затихли вдали.
– Могу я выкинуть сигарету? – спросила Шарлотта.
Маргарет кивнула.
Шарлотта подошла к унитазу, подняла крышку, бросила сигарету и спустила воду.
– Не хотите попользоваться туалетом, дорогая?
– Не зовите меня «дорогая»!
– Хотите облегчиться или нет?
– Нет.
Шарлотта расстегнула пуговицу за левом рукаве рубашки, разорвала его, повторила ту же процедуру с правым рукавом, осторожно сняла с Маргарет остатки рубашки, расстегнула бюстгальтер. Он свалился с груди на живот: скованные руки, прижатые к бокам, не давали ему упасть.
Шарлотта встала перед Маргарет.
Она смотрит на мою грудь!
– Зря вы надели брюки.
– Я сама сниму их и бюстгальтер, если вы освободите мне руки.
Шарлотта задумалась. Чтобы надеть наручники, вновь придется звать Клита. Без них ее не станут допрашивать.
– Ничего, я управлюсь.
Она вытянула бюстгальтер, бросила его на пол, расстегнула верхнюю пуговицу, молнию, стянула брюки вниз.
– Черт, – пробормотала Шарлотта, увидев еще и колготки.
С ними она обошлась проще, разодрав по шву на две части.
Маргарет едва не упала, выбираясь из вороха одежды у ее ног.
– Благодарю за содействие, – Шарлотта открыла дверь. – Вы пойдете первой.
Маргарет поймала свое отражение в зеркале. Думай, что они тоже голые,приказала она себе.
– Идите, – Шарлотта толкнула ее в спину.
Маргарет неторопливо спустилась по лестнице. Входя в гостиную, выпрямилась во весь рост и втянула живот. Мистер Клиффорд указал ей на стул с высокой спинкой, стоящий перед полукругом удобных кресел, в которых расположились мужчины.
– Спасибо, Шарлотта, – кивнул мистер Клиффорд. – Если вы понадобитесь, я позвоню.
Маргарет не хотелось, чтобы она уходила. А эти животные смотрели на нее во все глаза.
Маргарет села. Когда она положила ногу на ногу, мистер Клиффорд улыбнулся, как бы показывая, что это единственное послабление, которое они могут ей позволить.
– Доктор Браун, – начал мистер Клиффорд, – вам, разумеется, известно, что ваш муж предпринял глупую попытку убежать от нас.
Маргарет промолчала.
– Вы можете ничего не говорить, за исключением тех случаев, когда вопрос будет адресован непосредственно вам, – пояснил мистер Клиффорд. – Несомненно, вы и ваш муж после первой неудачной попытки спуститься вниз по дороге решили, что же делать дальше. Каким образом вы намеревались покинуть «Клиффхэвен»? Можете отвечать.
Маргарет молчала.
– Я, естественно, рассчитываю на вашу помощь. Видите ли, доктор Браун, в «Клиффхэвене» вы – инородное тело, если не учитывать то прискорбное обстоятельство, что вы, будучи молодой и неопытной, вышли замуж за еврея.
– Мистер Клиффорд, – как только она произнесла первое слово, все тут же подобрались, – почему вас так занимают евреи? Меня вот никогда не волновала национальность.
– Доктор Браун, – процедил мужчина, которого назвали Джорджем Уайттейкером, – вы находитесь здесь, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их.
– О, ничего страшного, Джордж, – остановил своего управляющего мистер Клиффорд. – Пусть это будет дружеская беседа между неевреями, так, доктор Браун? Взглянув на историю нашей страны за последние сорок лет, нельзя не отметить степень влияния евреев на прессу. Если им не принадлежат все газеты, то они контролируют наиболее влиятельные из них, не говоря уже о других средствах массовой информации. Си-би-эс, Эй-би-си, Голливуд, наша культура, как массовая, так и элитарная, подвержена постоянной эрозии еврейским образом мышления. Хотя у нас еще не избирали президента-еврея, вы, доктор Браун, я в этом уверен, обратили внимание, что среди его ближайших помощников обязательно встретятся один-два еврея. Так было при Рузвельте, Трумэне, Эйзенхауэре, Кеннеди, Никсоне, так продолжается и теперь. Мы пристально следим за этим, и нас не обманешь изменением фамилии или формы носа. Вы, конечно, можете спросить, а что в этом плохого?
Ждал ли он ответа? Похоже, что нет.
– Евреи – мигранты, – продолжил мистер Клиффорд. – Они не принадлежат ни Америке, ни какой-либо другой стране, за исключением клочка земли на Ближнем Востоке. И, тем не менее, эти временные постояльцы отравляют наше общество. Подрывают наши духовные устои. Они не верят ни во что, кроме своего умения подзуживать, манипулировать людьми, торговаться, выступая в роли ничего не создающих посредников. Они – эксплуататоры и спекулянты, эти враждебные нам иностранцы, не имеющие ничего общего с нашей Америкой!
Маргарет могла представить себе, какой эффект производили эти речи на молодых калифорнийских недоучек вроде Клита.
– А что сделал бы ваш муж, если б не добился успеха в выбранной им сфере бизнеса? Сами знаете, ответ только один. Он занялся бы чем-либо иным. Евреи, когда их прижимают, склонны идти на переговоры, в этом они большие доки. И, скорее всего, их реакцией на принимаемые нами меры будет стремление уехать в другую страну, туда, где они без помех смогут продолжать свою дьявольскую деятельность. Даже совершив единственную ошибку, вы, не принадлежа к этому племени, должны согласиться, что мои выводы ясны, логичны и базируются на фактическом материале, который без труда можно почерпнуть в нашей истории.
Мистер Клиффорд встал и подошел к Маргарет. Умная женщина. Он с удовольствием обсудил бы с ней некоторые аспекты своей генетической теории. Она поняла бы суть находок Ван ден Гаага. Но не здесь и не сейчас.
– Где намеревался спрятаться ваш муж?
– Не знаю.
– Не лгите мне! – мистер Клиффорд с силой ударил ее по лицу. – Он не мог не сказать вам.
Несмотря на охватившую ее ярость, Маргарет заметила набухшие вены на лице Клиффорда. Эта пощечина стоила ему больше, чем мне, подумала она. Они все смотрели на него. Такая высокопарная речь, а потом обыденная затрещина.
– Джордж, займись ею! – приказал мистер Клиффорд.
Джордж Уайттейкер гордился своим высоким ростом. Ему нравилось разговаривать стоя, дабы собеседнику приходилось смотреть на него снизу вверх.
– Доктор Браун, – Уайттейкер поднялся, – вы – интеллигентная женщина. Вы можете не соглашаться с только что услышанным здесь, но, несомненно, должны признать, что многие влиятельные американские политики с нетерпением ждут успеха нашего начинания. Слишком долго раболепствовали они ради голосов еврейских избирателей. Спросите любого конгрессмена, и он скажет, что ему до смерти надоело еврейское лобби.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответила Маргарет.
– Спросите арабов! – Уайттейкер возвысил голос. – Они не могут найти ни одного человека, который выслушал бы их доводы.
Дэн Питц решил, что ему пора вмешаться, если он хочет произвести впечатление на мистера Клиффорда.
– Извините меня, но мне хотелось бы взглянуть на эту проблему под иным углом.
– Прошу вас, – поощрил его мистер Клиффорд. Для управляющего курортом Джордж слишком вспыльчив, отметил он.
– Доктор Браун, почему вы вышли за вашего мужа?
Ответить проще, подумала Маргарет.
– Потому что любила его.
– Это слишком традиционный ответ, доктор Браун. Клише. А вас совершенно не волновало, что он еврей?
– Его волновало, меня – нет.
– Значит, он волновался?
– Он не хотел навлечь на меня беду.
Дэн искоса глянул на мистера Клиффорда, который с неподдельным интересом следил за разговором.
– Как по-вашему, доктор Браун, люди, ожидающие неприятностей, заслуживают того, чтобы с ними что-то случилось?
– Нет. В мире множество невинных жертв.
– Вы полагаете, что служащие вашего мужа думают о нем как о невинной жертве?
– Служащие моего мужа преданы ему.
– Естественно. Иначе им пришлось бы искать другую работу, – вопросы не приближали его к цели. Требовалось нанести решительный удар. – Доктор Браун, к счастью, вы врач и сможете оценить мой следующий вопрос по существу. Если женщине… Вы внимательно слушаете меня, доктор Браун?
– Да.
– Если женщине вставить во влагалище пропитанный бензином тампон и поджечь его, сможет она после этого любить своего мужа или кого-то еще? Вы стремитесь именно к этому?
Дэн заметил, как вздрогнули остальные. Робинсон, Клит, Трэск. Его мягкий подход усыпил и их бдительность, а последний вопрос застал врасплох.
– Вы садисты! – взвизгнула Маргарет.
Уайттейкер следил за реакцией мистера Клиффорда. Этот Питц представлял собой серьезную опасность.
– Вы чудовища! – кричала Маргарет, понимая, что потеряла контроль за ходом событий, чего не хотела допустить.
А Клиффорд принял решение. Питц знал, как вести себя с этими людьми.
Клиффорд встал. Просто удивительно, каких прекрасных результатов можно добиться, найдя правильный подход.
– Называйте нас как угодно, доктор Браун. Кричите, если вам этого хочется. Думаете, вам это поможет? – он подошел к окну и отдернул портьеру. Внизу несколько человек остановились, услышав вопли Маргарет. Увидев Клиффорда, они поспешили уйти. Мягкотелый сброд. Клиффорд повернулся к Маргарет. – Рузвельт обожал евреев. Помог он им в Европе, когда сидел в Белом доме? Как бы не так. В экстремальной ситуации, доктор Браун, евреи остаются одни! Слышите, доктор Браун, одни! Мы обязательно победим, и единственный ваш шанс на спасение – отделить себя от интересов вашего мужа. Иначе вы разделите его судьбу. Так что вы на это скажете?
С закованными за спиной руками Маргарет не могла вытереть глаза.
– Спрашиваю в последний раз: каковы намерения вашего мужа?
– Мне действительно ничего не известно о его планах, – ответила Маргарет. – Но я бы ничего вам не сказала, мистер Клиффорд, если б и знала.
– Что ж, доктор Браун, это смелый ответ. К сожалению, вас нельзя отнести к знатокам человеческой натуры. Любого из нас можно заставить говорить. В каждом случае важно лишь найти метод воздействия и продолжительность его применения. Вы сделали выбор. Теперь пеняйте только на себя.
Маргарет переводила взгляд с одного на другого, и каждый, хоть на долю секунды, отводил глаза.
– Пусть поможет вам Бог, – выдохнула она. – Вы не христиане.
Клиффорд убил бы ее на месте, задушил голыми руками, но в присутствии подчиненных ему пришлось вести себя иначе. Он не хотел отвечать на дерзость насилием. Существовали более тонкие формы наказания.
– Пусть Бог помогает вашему мужу после того, как мы его найдем, доктор Браун, а я уверен, что произойдет это очень скоро. А пока просите Бога, чтобы он помог вам. Оливер и Аллен, проследите, чтобы эта женщина прикрыла чем-нибудь свое отвратительное тело, и отведите ее в шкафчик.
– Будет исполнено, сэр, – кивнул Оливер Робинсон. – На какой срок, сэр?
– Раз эта дамочка хочет стать христианской мученицей ради еврейского отродья, я просто оставлю ее там.
Когда двое мужчин увели Маргарет, Клиффорд повернулся к Дэну.
– Мистер Питц, вы действительно смогли бы поджечь тампон?
– Разумеется, сэр, – без запинки ответил тот.
– Вот и отлично. Клит, я придумал, как поймать твоего беглеца. Но сначала я хочу, чтобы ты поводил мистера Питца по «Клиффхэвену», показал ему достопримечательности нашего первоклассного гетто. Пусть он сразу полюбит это место.
– Да, сэр, – Клит вскочил.
– Возвращайтесь через двадцать минут. А мы с Джорджем кое-что обсудим.
Едва они остались одни, Клиффорд пригласил Джорджа на кушетку и намеренно сел рядом, зная, что подобная близость всегда раздражала Уайттейкера.
– Что вы думаете о нашем новичке, Джордж?
– Я уверен, что Питц очень мне поможет.
– У него есть одно достоинство, Джордж, которого не было у вас, когда вы приехали в «Клиффхэвен».
– Какое достоинство?
– Он убил трех человек и сумел избежать наказания, Джордж. Разумеется, сейчас на вашем счету гораздо больше покойников, но вам пришлось к этому привыкать. Джордж, меня беспокоит ослабление контроля. Клит виновен в побеге Брауна?
Уайттейкер помнил, что Клиффорд души не чает в этом молокососе.
– Нет, сэр. Клит у нас молодец.
– Согласен. То есть вы берете ответственность на себя?
– Больше этого не повторится.
– Во всяком случае, вы сделаете для этого все, от вас зависящее?
– Совершенно верно, сэр.
– Джордж, у меня есть доказательства того, что вы прямо в этом доме несколько раз вступали в половую связь с миссис Клиффорд. Это правда?
Уайттейкер медлил с ответом.
– Вы хотите просмотреть видеозапись?
– Инициатива исходила от нее, сэр.
– Вы полагаете, это снимает с вас вину?
– Нет, сэр, но что я мог поделать?
– Отказать ей. Надеюсь, в дальнейшем так оно и будет?
– Да, сэр.
– Джордж, я хотел переговорить с вами по более серьезному поводу. Зачем вы ведете дневник?
Уайттейкер побледнел.
– Какой дневник, сэр?
– Значит, у вас их несколько?
– Нет, сэр.
– Только один?
Уайттейкер всегда презирал людей, которые, давая свидетельские показания в суде, ссылались на пятую поправку к конституции. [17]17
Имеется в виду следующая часть пятой поправки: «…никто не должен принуждаться свидетельствовать против самого себя в Уголовном деле…»
[Закрыть]Сейчас он с радостью поступил бы точно так же.
Мистер Клиффорд взял «дипломат», щелкнул замками, откинул крышку, достал дневник.
– Зачем? – повторил он, держа дневник в футе от лица Уайттейкера.
Управляющий опустил голову, лихорадочно пытаясь придумать что-нибудь убедительное.
– Я могу сам ответить на этот вопрос, Джордж. Вы хотели иметь документ, подтверждающий, что во всех делах вы руководствовались моими указаниями. Тогда, в случае разоблачения «Клиффхэвена», вы могли бы прикинуться простым исполнителем. Я прав?
К счастью для Уайттейкера, в дверь постучали.
– Войдите, – крикнул мистер Клиффорд.
Клит и Дэн Питц вернулись в гостиную.
– Как вам наш курорт? – спросил Клиффорд.
– Я потрясен, – честно ответил Дэн.
– Я рад, что вам тут понравилось. Клит, я хочу незамедлительно собрать всех сотрудников. Мы поговорим о том, как поймать Брауна. Я также объявлю, что Джордж попросил освободить его от должности управляющего и его обязанности теперь исполняет Дэниэль Питц. Клит, надеюсь, ты поможешь Джорджу собрать вещи и отвезешь его вниз?
Уайттейкер потянулся за дневником.
– Пусть он останется у меня, – остановил его мистер Клиффорд.
Как только они вышли из резиденции Клиффордов, Уайттейкер повернулся к Клиту.
– Сукин сын! Ты донес ему про дневник?
– Какой дневник?
– Не притворяйся, будто ничего не знаешь.
– Тогда послушай меня, – осклабился Клит. – Ты сам вдалбливал мне в голову – верность, верность, верность, не так ли? И речь шла о верности «Клиффхэвену», а не лично тебе.
– Ну, погоди, Клит.
Клит вытащил пистолет.
– Мне приказано вывезти тебя с территории «Клиффхэвена». Будешь дергаться, я вывезу твое тело, ясно? А теперь пошли за твоими манатками.
Уайттейкер решил, что жизнь дороже мести. С последней можно и подождать. Хватит ли у него духу рассказать правду об этом «курорте»? И признаться в совершенных преступлениях? Этот Клиффорд позаботился о том, чтобы замарать всех.
– У меня много вещей, – заметил Уайттейкер, открывая дверь номера.
– Ничего страшного, – ответил Клит. – На стоянке есть пикап. Там места хватит.
Уайттейкер собирался не спеша, обдумывая следующий шаг. Клит вызвался помочь со сборами. Клит не стал бы помогать, если б не хотел поскорее выдворить его отсюда. Где же ему найти работу? Он не мог сослаться на «Клиффхэвен». Можно представить, какую рекомендацию даст ему мистер Клиффорд.
Чемоданы загрузили в пикап. Клит сел за руль, Уайттейкер – на заднее сиденье. Клит видел, что Уайттейкер заметно нервничает. Он не любил иметь дело с нервными людьми.
– Послушай, Джордж, раз уж у тебя столько вещей, я оставлю тебе пикап, пока ты где-нибудь не обоснуешься. А потом позвонишь, и я приеду за машиной.
По ответу Уайттейкера не чувствовалось, что он заподозрил подвох.
– Спасибо тебе, Клит. Ты довезешь меня до поворота на шоссе?
Клит не ответил.
– Клит, – продолжил Джордж, – а почему бы тебе не привязать мотороллер к пикапу. Тогда тебе не придется идти обратно пешком.
Внезапно пикап рванулся с места, огибая здание ресторана.
– Эй! – крикнул Джордж.
Клит не отрывал взгляда от дороги, ведущей в пропасть. Уайттейкер отчаянно дергал ручку дверцы, наглухо заблокированную Клитом. Пора, скомандовал себе Клит, резко нажал на тормоз раз, другой, скорость еще двадцать миль в час, ну и черт с ней, открыл дверцу заученным движением, как много раз до этого, выпрыгнул из кабины и покатился по земле, как его и учили, слушая крики Джорджа, так похожие на крики евреев, раздающиеся в то мгновение, когда машина валится в пропасть, думая о том, что Питц покруче Уайттейкера, и о предстоящей охоте на Брауна.
Глава 15
Генри проснулся с мыслью, что многие неевреи, пришли бы в ужас, узнав о творящемся в «Клиффхэвене».
А над ним сияло солнце, по синему небу плыли редкие облачка. Спал он как убитый.
Генри потянулся. Заныла спина. Все это придумал Клиффорд. Его сторонники слепо подчинялись ему. Но много ли сторонников найдет он за пределами «Клиффхэвена»?
Впрочем, разве не там подбирал он персонал курорта?
Генри коснулся головы и поморщился от боли.
Ты хороший еврей. Не такой, как другие.
Какая фамилия была у твоего отца до того, как он стал Брауном? Браунштейн?
Если у евреев всегда неприятности, наверное, в них самих есть что-то такое, навлекающее эти неприятности, не так ли?
Не надо только впадать в панику. Нужна крепкая воля. Помни, есть неевреи, которые стараются возместить ущерб, нанесенный евреям за долгие столетия угнетения, которые любят евреев. Им нравятся смутьяны? Их привлекает еврейский интеллект, брызжущий идеями, играющий словами, способный найти решение неразрешимых задач? Дерьмо собачье. Их влечет к евреям чувство вины!
Генри, ты заходишь слишком далеко. Как, впрочем, и всегда. Время от времени еврей оглядывается и видит, что никто его не преследует.
Генри рассмеялся. Почувствовал, что его тело возвращается к жизни. Вновь потянулся.
Пора действовать. Осторожно, он приподнялся и выглянул из-за парапета. Вдалеке гости шли на завтрак. Интересно, подумал он, а каково в «Клиффхэвене» тем, кто дома ел только кошерную пищу? Что они едят здесь?
То, что дают.
Дома, почувствовав голод, можно открыть холодильник. В чужом городе – зайти в ресторан или, на худой конец, в закусочную. Генри улыбнулся, подумав о кредитных карточках, что лежали у него в кармане. Маргарет называла их пластиковыми палочками-выручалочками. Но ни они, ни все деньги мира не могли накормить его в «Клиффхэвене», если только он не сдастся врагам. За сто долларов ему не купить зубной щетки, пасты и стакана воды. В тридцатых годах Майкл Голд написал книгу «Евреи без денег?». Тут их полным-полно.
Генри вновь выглянул из-за парапета. Гости все еще тянулись к ресторану. Если среди них и была Маргарет, на таком расстоянии он не мог отличить ее от других. Но, находись Маргарет рядом, она бы сказала: Рассуждай логично. Homo sapiens, используй свой разум.
Генри вспомнил, когда она впервые произнесла эти слова. Через два года после того, как он организовал свою фирму, Центр заказов, превратившийся в предмет постоянных забот. В иной день число жалоб превышало количество заказов. Не хватало денег, работники приходили и уходили, все время приходилось обучать новичков, которые вскоре увольнялись. Казалось, он пытается маленькой чашкой наполнить худое ведро. В конце концов он пришел со своими заботами к Маргарет.
Homo sapiens,сказала она, используй свой разум.
– Какова основная задача твоего Центра заказов?
– Покупатели должны получить то, что заказали, и ничего больше.
– И в чем проблема?
– Они требуют, чтобы заказы доставлялись быстрее, но что я могу поделать? Сортировщики получают самую низкую зарплату. Это тупицы. Они не реагируют даже на стимулы.
– Наоборот, реагируют, – возразила Маргарет. – На антистимулы. На наказание. Они никогда не нарушат правил дорожного движения на глазах у полицейского.
С этого все началось. Весь вечер они проговорили о том, что следует сделать, создавая Центр заново.
Сортировщик каждый день составляет сотни наборов, и любой из них должен содержать только перечисленные в заказе предметы. Однако за эту тяжелую работу платят сущие гроши, поскольку труд этот считается неквалифицированным. Увеличение жалования сортировщиков поставило бы под удар рентабельность Центра. Кроме того, монотонность работы могла свести с ума, и люди, которые могли бы безошибочно составить четыре сотни наборов, предпочитали заниматься чем-то еще. Поэтому Генри с Маргарет пришли к выводу, что необходима система контроля за сортировщиками.
Антистимулы, по терминологии Маргарет.
Он мог нанять двух инспекторов, которые проверяли бы соответствие бланка-заказа готовому набору. Оправдают ли они свою зарплату, думал Генри, если обнаружат за день пять-шесть ошибок? Вероятно, да, учитывая, что сортировщики будут более внимательными, зная о дополнительной проверке наборов. Инспекторы выполняли бы роль полисмена, одно присутствие которого зачастую предотвращает преступление.
Его самые высокооплачиваемые сотрудники сидели в бюро переписки с покупателями. Их работа свелась бы к минимуму, если бы заказы выполнялись правильно и быстро. Главное, быстро. И Генри разработал гибкий график работы фирмы. Первыми на работу приходили служащие, обрабатывающие почту, затем – диспетчеры заказов, следом за ними – сортировщики и последними – упаковщики. Те, кто обрабатывал почту, первыми и уходили, но лишь после того, как последний заказ поступал к диспетчерам. Когда этот заказ переходил к сортировщикам, могли идти домой и диспетчеры. Сортировщики уходили, подготовив для упаковки последний набор. Упаковщики, приходящие последними, покидали Центр позже всех. По понедельникам всем приходилось работать дольше, разбирая накопившиеся за три дня заказы. Зато по пятницам они уходили в полдень, изредка – в час, имея дополнительные полдня к уикэнду.
Генри понадобилось шесть недель, чтобы реализовать свои замыслы на практике. Служащим новшества понравились, особенно изменение времени работы. Хорошие работники начали оставаться. Практически отпала надобность в обучении новичков. Теперь Центр гарантировал доставку заказа в тот же день. Покупатели стали получать только то, что заказывали. В бюро переписки остался только один человек, да и у того появилось свободное время. Так один вечер интенсивной работы мысли позволил превратить убыточный бизнес в прибыльный.
На коленях Генри прополз по всему периметру, проверяя, что делается с каждой из сторон здания. Используй свой разум.Он долго смотрел на лес, под прикрытием которого добрался до «Клиффхэвена».
Одно дело – побег из настоящей тюрьмы. Совсем другое – из той, что не имела права на существование. Побега тут мало, необходимо уничтожить саму тюрьму. Разглядывая далекие деревья, Генри внезапно понял, каким образом один человек, при удаче, может освободить всех пленников «Клиффхэвена» и открыть миру его тайны.
Генри весь горел от возбуждения. А вдруг он найдет помощника? Кого? Что, если тот окажется ненадежным? Но основное достоинство его плана состояло в том, что при необходимости он мог в одиночку воплотить его в жизнь.
Генри услышал приближающиеся шаги. На четвереньках добрался до противоположной стороны крыши, приподнялся над парапетом.
Никого.
Генри рискнул перегнуться через парапет и посмотреть вниз. Увидел мужчину лет шестидесяти, хрупкого телосложения, с оранжевой повязкой на рукаве. Он поставил на землю ведро с тряпкой и ключом открывал дверь. Почувствовав на себе взгляд Генри, мужчина поднял голову, и тот едва успел отпрянуть.
Хлопнула дверь, старик вошел в здание.
Генри оглядел крышу. В середине заметил едва выступающий прямоугольник. Добравшись до него, понял, что это закрашенный световой люк. Генри замахнулся, чтобы разбить стекло, но сдержался. Шум мог привлечь чье-нибудь внимание, а осколки стекла – поранить руку. А если ударить ногой? Впрочем, и этого не потребовалось. Генри заметил замазанную краской задвижку. Попытался сковырнуть краску ногтем. Неудача. Тогда ключом. Получилось. Он выдвинул задвижку, а затем, со всей силой дернув люк, откинул его на крышу.
Старик стоял внизу, с испугом глядя вверх. Генри приложил палец к губам. Старик что-то сказал, но так тихо, что Генри не разобрал слов.
– Я вас не слышу, – прошептал Генри.
– Вы – тот человек, которого они ищут.
Он положил тряпку на пол и посмотрел на дверь.
– Как ваше имя? – спросил Генри.
Старик молчал.
– Меня зовут Генри Браун. Моя жена тоже узница.
– Вам не разрешено употреблять такие слова, – напомнил старик.
– Как ваше имя?
– Мортон Блауштейн. Моя жена здесь, – он указал на стену.
– Я вас не понимаю. Послушайте, мистер Блауштейн, я хочу спуститься и поговорить с вами. На улице, около стены, лежит металлическая лестница. Она достанет до люка.
– Они меня убьют.
– Никто не узнает.
– Они всегда все узнают.
– Так было раньше. Я расскажу вам, что я задумал. Пожалуйста, мистер Блауштейн.
Старик покачал головой.
– Мы должны это сделать! – Генри повысил голос. – От этого зависят наши жизни!
– Я не хочу попасть в беду, мистер.
Если жизнь для него беда, подумал Генри, то чем станет свобода? Катастрофой? Или он готов вечно мыть полы?
– Послушайте, мистер Блауштейн, я вас взгрею почище, чем они.
Старик смотрел на него. Со страхом в глазах.
– Тащи лестницу! – повелительно рявкнул Генри. Старик затрусил к двери. Не убежит ли он? – Блауштейн! – Когда старик обернулся, Генри показал ему кулак.
Блауштейн выскочил за дверь. Генри прислушался к шагам. Старик огибал здание, но не удалялся от него. Прошла целая вечность, прежде чем он вновь появился под люком.
– Она слишком тяжелая. Я не могу ее поднять.
Генри хотелось задушить его. За трусость, за старческую немощь.
Шаги на дорожке они услышали одновременно. О боже, подумал Генри, я не успеваю закрыть люк. Если он загремит, шум обязательно услышат. Он лег, прижавшись щекой к крыше, чтобы видеть происходящее внизу.
Оранжево-синий втолкнул в зал юношу лет двадцати.
– Я привел вам помощника, мистер Блауштейн. Научите его вежливости.
– Пошел ты к черту, – огрызнулся юноша.
Оранжево-синий засмеялся и захлопнул дверь. Его шаги стихли вдали. Когда Генри вновь посмотрел вниз, Блауштейн указывал пальцем на люк. Генри узнал юношу.
– Эй! Вас привезли прошлой ночью на «мерседесе»?
– Да, – кивнул тот.
– Я пытался предупредить вас. На дороге.
– Неужели?
– Как получилось, что вас в первый же день направили на уборку?
– Этот Клит решил, что я слишком умный. А что вы там делаете?
– Не могу спуститься. Прыгать боюсь, высоко. Я знаю, как выбраться отсюда. Я возьму вас с собой, если вы принесете лестницу и поможете мне слезть вниз. Она лежит у стены.
– Конечно, принесу.
– Я не имею права выпускать вас из здания, – заикнулся Блауштейн.
Юноша засмеялся.
– Попробуйте остановить меня.
Он приоткрыл дверь, убедился, что никого поблизости нет, обогнул угол, нашел лестницу, поднял ее, взявшись за середину, и затащил в зал.
– Закройте дверь, – бросил он Блауштейну.
– Нас убьют!
– Замолчите и делайте, что вам говорят!
Генри это понравилось. Юноша только что с воли и так не похож на остальных. Его еще не успели обломать.
Юноша положил лестницу так, чтобы один конец оказался под люком, перешел к другому концу и поставил ногу на первую перекладину.
– Поднимайте лестницу, – приказал он Блауштейну.
– У меня не хватит сил.
– Тогда идите сюда и встаньте, как я.
Блауштейн повиновался. Юноша прошел под люк, поднял свой конец лестницы и двинулся вперед, перебирая руками перекладины. Лестница поползла вверх. Протянув руку, Генри схватился за последнюю перекладину.
– Подтяните ее ко мне, – попросил он.
Юноша кивнул, потянув лестницу на себя.
– Отлично, – воскликнул Генри. Верхняя перекладина легла на кромку люка. – Я спускаюсь.
Юноша крепко держал лестницу, чтобы она не шаталась.
Спустившись на пол, Генри протянул юноше руку.
– Благодарю. Я Генри Браун.
– Джейкоб Феттерман. Можно Джейк.
– А это Блауштейн, – Генри мотнул головой в сторону старика.
Джейк повернулся к нему.
– Что это значит?
Только сейчас Генри заметил длинный ряд звезд Давида, тянущийся по двум стенам. Под каждой звездой крепилась табличка с именем и фамилией.
– Что это, Блауштейн? – повторил он вопрос юноши.
Старик посмотрел на Генри, потом на Джейка.
– Тут они ведут учет.
Секунду или две все молчали.
– Вы хотите сказать, что на табличках написаны имена и фамилии людей, оказавшихся в «Клиффхэвене» после его открытия?
Блауштейн кивнул.
– А ваша жена?
Волоча ноги, ссутулившись, Блауштейн подошел к стене и указал на табличку у самой двери.
– Она выдержала три недели. И все из-за субботы, которую она полагала священной. Она наотрез отказалась работать по субботам. Нас отправили на ферму. Она сказала, что будет работать в воскресенье. Ей этого не разрешили.