Текст книги "Тёмная дикая ночь (СИ)"

Автор книги: София Калитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Ну, это просто хуйня какая-то, – замечает она.

– Все нормально, – я вскрываю упаковку монет и бросаю их в кассу.

– Нормально? – переспрашивает она. – Неделю назад она вошла сюда и взобралась на тебя, как на дерево, а сейчас ведет себя, будто ты тут библиотекарша.

– Сейчас все… сложно, – вздыхаю я. Я люблю ее, но прямо сейчас не хочу быть с ней. Мне нужно куда большее.

– Знаешь, да, она ведь по-прежнему тобой увлечена?

Закрыв кассу, я бросаю на неё раздраженный «это не твое дело» взгляд.

– Я знаю, Оль.

Но её это не останавливает.

– И?

– И я начинаю подозревать, она была права, когда беспокоилась, что мы все испортим, – отвечаю я. – Может, нам стоило бы оставаться друзьями.

Я здороваюсь с подошедшим покупателем, и Оля отходит в сторону, пока тот оплачивает покупку. Положив ее в пакет, я с улыбкой протягиваю ее ему. Оля тем временем не сводит с меня неодобрительного взгляда.

– А ты не забыла про ту часть этой теории, где ты в нее влюблена? – интересуется она.

Облокотившись на стойку, я провожу руками по лицу.

– Не забыла.

– Тогда какого хера ты тут делаешь, раз она сейчас здесь?

Я качаю головой и смотрю, как она с уставшим взглядом листает комикс, параллельно слушая кого-то по телефону.

– Оля, это не твое дело, и все не просто.

– Ты собираешься снова встретиться с Эллисон? – спрашивает она.

Мой желудок в ужасе подпрыгивает.

– Это был просто ужин.

Она понимающе кивает.

– Это типа как всю жизнь ешь шоколад Хёршис, и думаешь, что он вкусный. А потом однажды пробуешь Шпрюнгли и такой: «Чуваки, Хёршис просто дрянь!»

Я поднимаю на неё взгляд.

– Шпрюнгли?

– Местечко в Швейцарии и марка шоколада. У моих предков дом в швейцарских Альпах.

Теперь я поворачиваюсь к ней всем телом, уставившись на неё во все глаза.

– Пиздец. Ты кто вообще?

Она со смехом отвечает:

– Ну, очевидно, не девушка по имени Оля.

– Нет-нет, не говори мне, – я поднимаю руку. – Это попортит всю тайну.

Слегка пожав плечами, она направляется к кабинету. В это время звенит колокольчик, и входят Настя со Светой.

– День добрый, Настюша, – приветствую я. – Не знала, что ты сегодня в наших краях.

От этого ласкового прозвища она бросает на меня агрессивно-снисходительный взгляд и снимает куртку.

– Взяла недельку отдохнуть.

Света с улыбкой прерывает нашу светскую беседу.

– Обедать идем? Я тут с голоду умираю.

Мы с Настей с улыбками переглядываемся: Голодная Света – это её единственная грубоватая ипостась.

– Да, сейчас я только… – начинаю я, и в этот момент подходит Тася.

– Привет, – говорит она каждой из них, прежде чем посмотреть на меня. Ее щеки розовеют, а улыбка становится шире. – Привет.

– Привет, – сдавленно отвечаю я, чувствуя, как сильно бьется сердце и напрягаются мышцы.

Я так сильно люблю тебя.

Настя поворачивается к Тасе.

– Ты случайно не общалась с моей женой в последний час?

– Мне до сих пор странно, что ты ее так называешь, – покачивая головой, отвечает Тася. – Катя чья-то жена, Полина тоже.

А целых двенадцать часов Тася была моей женой. Спустя какое-то время ее статус для меня стал куда лучше, а потом, буквально за считанные дни, – еще лучше.

Настя смотрит на нее, сжав губы в прямую линию и выжидая, когда она ответит.

– И вообще-то да, – продолжает она и протягивает руку шлепнуть её по голове. Она бросает на меня взгляд, будто это я ее подначила так сделать. – Она ездила в Дель Мар получить какие-то подписи от… кого-то… и сама знаешь, какие там пробки.

Настя кивает и, перегнувшись через стойку, выуживает из моего тайника маленькие сникерсы.

Увидев это, Света едва не сбивает её с ног, чтобы взять и себе.

– Тася, – разрывая упаковку, говорит Настя. – Можно я у тебя кое-что спрошу?

Она выжидающе приподнимает брови, и у нее на лице сейчас такое милое выражение, что мне приходится отвести взгляд, чтобы сдержаться и не подойти ближе.

– Я думала взять Полю в эти выходные в Секвойю. Отдохнуть в тишине и на природе, ну, все такое. Ты случайно не знаешь, как у нее с работой?

Она ухмыляется, а я сама чувствую, как мои глаза округляются.

– И ты что, будешь за рулем? – спрашивает она.

Настя кивает.

Тася смотрит, и на мгновение вся неловкость между нами испаряется, и мы с ней сообщники.

– Ты проедешь часов шесть, – продолжает она, – чтобы отвезти Полину отдохнуть где-то в лесу? На все выходные?

Она хмурится и поглядывает на меня.

– Так и задумано.

– Ты вообще знакома со своей женой? – спрашивает Тася.

Настя расплывается в самодовольной улыбке.

– Ей понравится.

– Ну ладно, раз ты так считаешь, – подмигнув, отвечает она. Вашу мать. В груди все сжимается от ее игривости. – И да, думаю, она не работает в эти выходные.

– Тася, ты все еще здесь, – замечает Оля, выходя из задней комнаты с бананом в руке и с намеком очищая его. – Еще не готова сбежать со мной?

– Вроде нет, – с улыбкой отвечает она.

– Кстати, чем ты тут вообще занималась? – интересуется она.

Она пристально смотрит на неё, после чего бросает быстрый взгляд на меня.

– Искала кое-что. А потом позвонил Бенни. У меня на следующей неделе по плану важное дело. Так что… я перенесла поездку в Л-А еще на неделю.

Я запоминаю каждое ее слово. Даже и не знала, что у Таси была на носу поездка, не говоря уже о том, что она ее отложила. Терпеть не могу это расстояние между нами – бессмысленность и абсурдность всего происходящего – и вот это: когда что-то происходит у каждой из нас, а мы этим не делимся друг с другом. Я скучаю по ней.

Блядь. Мне пора уже покончить с этим.

– В общем, рада, что ты здесь, – говорит Оля, – потому что я хотела тебе кое-что показать, – она идет туда, где была всего лишь мгновение назад и указывает Тасе на полку. – Смотри, что у нас есть.

– Боже мой, – произносит она и подходит поближе. Оттуда, где я стою, мне не видно, на что они смотрят, но потом Тася взволнованно добавляет: – Можешь достать посмотреть?

Оля улыбается, глядя в мою сторону.

– Лера! Дотянешься до той коробки с новыми поступлениями?

– Я достану, – вызывается помочь Настя, сделав шаг в сторону лестницы, но Оля её останавливает, положив руку ей на грудь.

– Думаю, Лера лучше знает, что мне нужно.

Бросив ей предостерегающий взгляд, я нутром чую: она что-то замышляет. Но едва подойдя к лестнице и взглянув наверх, я тут же понимаю, о чем они говорили. Каким-то образом Оле удалось найти набор фигурок героев из книги Таси, которые она выстроила для нее на полке. Я начинаю объяснять, что еще не успела даже взглянуть на них, но когда поворачиваюсь снять их, замечаю, что ее взгляд, вместо того чтобы быть на полке и фигурках, гуляет по моему обнажившемуся животу под задравшейся футболкой.

Я откашливаюсь, и Тася тут же смотрит мне в лицо, покраснев не меньше чем шестью оттенками розового.

А Оля уже смеется с дико самодовольной «я же тебе говорила» ухмылкой.

– Ну ты и тварь, – под нос бормочет в её адрес она, со смехом ударяя Олю по плечу и забирая у меня коробку. Я и раздражена, и позабавлена её упорством.

– Откуда вы это взяли? – избегая смотреть мне в глаза, спрашивает она.

Я мотаю головой, потому что вижу их сейчас впервые. Фигурок нет даже онлайн.

– Я даже не знала, что они у нас есть.

– Это я купила сегодня, – с гордостью отвечает Оля. – До этого даже нигде их не видела.

– Кто-то пришел продать? – спрашиваю я и замечаю, что даже Настя – которая выглядит, как Супервумен, но не в состоянии отличить Женщину-Кошку от Бэтгерл – подошла поближе, чтобы посмотреть. Даже Свете стало интересно.

Оля пожимает плечами, будто тут нет ничего особенного, и откусывает банан.

– Ага.

– Это сделано специально для книги? – выглядывая из-за плеча Таси, чтобы получше рассмотреть, спрашивает Света.

Кивнув, Тася отвечает:

– Это в рамках рекламной кампании к релизу бумажной версии через несколько месяцев. Даже у меня их нет! Мне только через эти несколько недель дадут их подержать в руках.

Мне нравится ее трепет, и еще больше нравится, что я тому свидетельница, потому что с работой было столько проблем, а ей так необходима эта маленькая награда. Я забираю у нее коробку и кладу в фирменный пакет с логотипом магазина.

– Это тебе.

Она приоткрывает рот.

– Я не могу взять.

Оля мотает головой.

– Тот парень притащил кучу всего. Думаю, он спер их вместе с другими рекламными няшками, присланными ему на работу, и понятия не имел, что они еще не выпущены. Я заплатила совсем немного.

– Так бы и расцеловала вас обеих, девочки, – говорит она, заглядывая в пакет, а потом тут же соображает, что сказала. Прикусив нижнюю губу, она, не поднимая глаз, смотрит в пол.

Несмотря на весь этот созданный ею беспредел, во мне оживает что-то первобытное, и я вынуждена отвернуться.

– Я была бы обеими руками за, – говорит Оля, – но у меня свидание. Так что Лера может забрать мне причитающееся.

И все сразу же начинают усиленно делать вид, будто рассматривают что-то невероятно интересное.

Оля стонет.

– Ой, ну я вас умоляю. Не знаю, почему вы отрицаете очевидное. Вы же никогда не сможете быть просто друзьями.

После этого она достает из-под стойки свои ключи с брелоком Гринпис и выходит за дверь.

На десять секунд воцаряется самая неловкая тишина в истории.

Наконец Света прокашливается.

– Короче… обед. Тася, присоединишься к нам? – сладко улыбаясь, спрашивает она.

Округлив глаза, она смотрит на меня, будто ждет указаний. Я улыбаюсь и надеюсь, что это выглядит лучше, нежели ощущается, потому что внутри меня одна сплошная неопределенность. Мне хочется, чтобы она была со мной рядом, но еще больше – чтобы она сперва разобралась в себе.

У нее в руке звонит телефон, она смотрит на экран и читает пришедшее сообщение. Все мы наблюдаем, как поникают ее плечи, и она издает тихое:

– Вашу мать.

– Что такое? – с инстинктивным желанием помочь и защитить спрашиваю я.

– Это папа, – отвечает она и со вздохом выключает экран. – Его бросила Эвелина, – посмотрев на Свету, она продолжает: – Спасибо за приглашение, но мне нужно сделать пару звонков и съездить к папе.

– Надеюсь, все будет в порядке, – говорю я, и Света с Настей вторят мне.

Послав мне легкую смущенную улыбку, она берет пакет.

– Еще раз спасибо, Лер. Для меня это многое значит.

Когда Тася выходит из магазина, звенит колокольчик, а мы втроем смотрим, как она идет по тротуару.

Внутри меня все перемешалось: я терпеть не могу видеть, как она уходит, отчаянно хочу ее рядом, даже когда зла, но по-прежнему чувствую необходимость стен вокруг моего сердца. Повернувшись к подругам, я говорю, почесывая шею:

– Напомните мне уволить Олю, как только увижу её в следующий раз.

Сейчас середина дня, и в магазине пусто. Я беру ключи, поворачиваю табличку, чтобы читалось «Закрыто», и делаю знак выходить.

***

Мы идем несколько кварталов до Bub’s рядом с Петко парком и занимаем столик в патио.

– Как дела с Тасей? – спрашивает Настя, глядя на меня поверх своего стакана. – Вы обе кажетесь…

– Осторожными, – заканчивает за неё Света. – На что, точно тебе говорю, реально странно смотреть.

– Так же, – я кручу трубочкой в своем стакане. С момента того нашего разговора я толком это ни с кем не обсуждала, но эти двое и так достаточно знают, чтобы понимать: дела у нас с Тасей не фонтан. – Мы по-прежнему «на паузе», – помедлив, я продолжаю: – Хотя думаю, она хочет убрать эту паузу. Вчера вечером она попросилась прийти.

У столика появляется официантка, и мы заказываем бургеры и луковые кольца. Когда она уходит, они обе выжидающе на меня смотрят.

– Блин, ну конечно же, я сказала «нет», – говорю я им.

Тишина вокруг словно уплотняется.

– Потому что, очевидно же, ей нужно разобраться со своей фигней в голове, – добавляю я.

– Разве она не может сделать это с твоим клитором во рту? – интересуется Света, и Настя пихает её в плечо. – Что? Это вообще-то серьезный вопрос.

Приподняв подбородок, Настя спрашивает:

– А у Таси не возникало мысли, что она в течение ближайших четырех месяцев станет еще больше занята? Ведь еще даже не стартовали съемки. Я про то, что сама, бывает, неделю не вижу Полину, и это дерьмово, но понятно же, что не всегда так будет.

– Не знаю, – отвечаю я. – Даже не стану притворяться, что знаю о происходящем в ее голове.

– А у меня всегда было ощущение, что у вас двоих свой тайный язык, – говорит Света.

– У меня тоже, – соглашаюсь я. Нам приносят огромную корзину луковых колец и ставят в центр стола. – Но поскольку я форменная сука, я сделала все еще хуже, сходив поужинать в среду с Эллисон.

У Светы глаза лезут из орбит.

– С Хард-рок Эллисон? – я киваю, и она, охнув, делает глоток своего пива. – И какого черта ты это сделала?

Пожав плечами, я сознаюсь:

– Это был импульсивный порыв. Она пришла и спросила, не хочу ли я перекусить. Я злилась на Тасю и согласилась.

– И она думала, что это было свидание? – спрашивает Настя.

– Да.

Настя окидывает меня изучающим взглядом.

– Но ты ведь ее не трахнула?

– Нет! – мгновенно отвечаю я. – Как только мы сели, я дала ей понять, что не свободна. Но все равно чувствовала, будто изменила, потому что знала: Тася будет ревновать, если узнает. И, приехав домой, мне хотелось с самой себя шкуру спустить.

– А если бы Тася сделала то же самое? – интересуется Настя.

По коже пробегает жар при мысли, что Тася может быть с кем-нибудь еще.

– Тогда с той бабы спущу.

– Ну а Тася-то знает? – поморщившись, спрашивает Света.

– Да, когда приходила в магазин в поисках меня. А засранка Оля не удержалась и выболтала чересчур много.

– Но ты ведь все равно бы ей сказала, – нахмурившись, говорит Света, – правда?

– Естественно, – раздраженно глянув на неё, отвечаю я. – Я чуть не позвонила ей прямо посреди ужина, потому что чувствовала себя жутко виноватой. Но все же не стала, подумав: «А что, если она работает и всерьез разозлится на меня за мой звонок и признание, что у меня был ужин, пусть и платонический, с другой женщиной?» – я провожу рукой по губам. – У меня в голове такой бардак. И я явно этим куда больше обеспокоена, чем она. Без понятия, как теперь вообще общаться с Тасей, и это ощущается так… неправильно.

– Вы обе идиотки, – заявляет Настя. – И у Таси бардак в голове не меньший, это я на всякий.

– Но ведь в неё и превращаешься, когда влюблена, разве нет? – усмехнувшись, говорит Света. – Я вот счастливая идиотка, и это благодаря Кате.

– Я… – начинаю я, но чувствую, как меня разбирает на смех. Несмотря на все происходящее, быть в обществе Светы означает заразиться хорошим настроением. – Тася, несомненно, – в ряду самых умных людей из всех, кого я знаю, но боюсь, что в отношениях она, говоря словами Полины, невероятная тупица.

– Катя говорила, что Тася всегда ставила свои комиксные дела на первое место, – сложив руки перед собой, говорит Света. – И что так было с подростковых лет.

Мою грудь стискивает от желания ее защитить, и я вступаюсь за нее:

– Она пережила тяжелые времена. И ей было нелегко, вот и все.

– Ну, черт, Лера, быть может, в этом-то все и дело, – замечает Настя. – Может, ей просто нужно знать, что это… ну, что там между вами – не означает выбор «все или ничего». И что ты не порвала с ней, только потому что она до сих пор в этом разбирается.

Взяв луковое колечко, я весело ей улыбаюсь.

– Приятно слышать твою мудрость на эту тему, Настя.

Она приподнимает подбородок и усмехается в ответ.

– Приятно видеть, что вы, девочки, тоже облажались, Лера.

***

К тому моменту, как я закрываю магазин и еду к дому Таси, на улице начинает темнеть. С облегчением замечаю ее машину – видимо, она еще не успела уехать к отцу – паркуюсь на первом попавшемся свободном гостевом месте, вылезаю и иду к главной двери.

В их лобби обычно многолюдно – кто-то приезжает с работы, кто-то идет прогуляться или поужинать – но сегодня тут непривычно тихо. Я еду одна в лифте, наблюдая за сменяющими друг друга цифрами этажей на экране, погруженная в собственные мысли, и пытаюсь понять, о чем будет этот разговор.

Я все еще не знаю, что собираюсь сказать. Просто хочу ее увидеть. Может, стоит просто извиниться за произошедшее с Эллисон; это было хреново, тем более, я была уверена, Тася каким-нибудь образом об этом узнает. Или, может, сказать ей, раз уж я сейчас снова уравновешена – и плевать, что на самом деле она не это имела в виду – что это было жестоко: так отбросить меня в сторону, будто напрягающую помеху.

Не думаю, что мы готовы сделать шаг назад – туда, где мы были, до того как все пошло наперекосяк. Я просто хочу, чтобы она поговорила со мной. Как бы жутко это ни звучало, было хорошо увидеть ее расстроенной у Фреда, потому что так я смогла понять, что ей тоже плохо. Я привыкла чувствовать себя расслабленно рядом с Тасей, и даже без обсуждения наших чувств знала, какое место занимаю в ее жизни, как она стремилась быть поблизости, услышать мое мнение или даже довольствоваться одним зрительным контактом. Она первая русская, с которой мне было легко. Тася всегда была осмотрительной, прежде чем принять какое-то решение, и ничего не изменилось, когда речь зашла о нас. Поэтому я была ошарашена, когда она под влиянием истерики покончила с нами, едва мы стали парой.

Я знаю, что была не единственной всерьез влюбленной той последней ночью у меня. И знаю, что мне не показалось, насколько подлинно и значительно это было всю ночь, в кровати и в душе после.

Неслышными шагами я иду по лестничной площадке и останавливаюсь, услышав голос Таси сквозь стальную раздвижную дверь. Достаю телефон посмотреть время. Не увидев снаружи машину Василисы, я решила, что она на работе, тем более по времени в самый раз.

Полина предположительно должна быть весь день в Дель Мар, и я могу ошибаться, но в это время у Кати уроки. С кем тогда она разговаривает? С отцом? С Бенни?

Я стою прямо у двери, пытаясь решить, стоит ли постучать и войти, рискуя прервать ее разговор с кем-то, или же уйти, как в этот момент ее голос звучит громче.

– Я знаю, – с очевидной резкостью говорит она. – И мы уже обсуждали это на прошлой неделе. Как и сказала тогда, у меня еще один дедлайн. Мне жаль, что ты чувствуешь, будто это изменит весь твой график. Но если вы с Лэнгдоном будете поднимать эту тему на каждой встрече – кстати, я освободила целую неделю, чтобы присутствовать – то услышите от меня ровно то же самое, что я говорю тебе сейчас.

Я словно приросла к месту. Никогда не слышала, чтобы так Тася разговаривала… с кем-либо. Логика подсказывает мне развернуться и уйти, позвонив ей позже, и что никому не нравится, когда его подслушивают. Но еще больше я заинтригована, мне не терпится узнать, с кем она так разговаривает, и я восхищена этой ее гранью.

По ту сторону двери слышен ритмичный звук ее шагов – она вышагивает взад-вперед по деревянному кухонному полу. Я собралась было уходить, как меня снова останавливает ее голос.

– Нет, я полностью понимаю, о чем ты. Но вот что я тебе скажу: Рэйзор не станет такое делать. Я понимаю твои чувства и убежденность, но все это прямо противоположно тому, что будет делать главный герой.

Мои глаза округляются, а желудок сжимается. Она разговаривает с Остином. Ну ни фига себе. Где-то с минуту ее молчание перемежается возгласами типа «Ага», «Да», «Понимаю», а я задерживаю дыхание, гадая, будет ли она настаивать на своем или же позволит ему завладеть разговором и поддастся на его манипуляции. Мое сердце начало биться так сильно, что я тут же забеспокоилась, не услышит ли она его через дверь.

До этого момента я и не понимала, насколько сильно мне нужно было убедиться, что она снова управляет своей карьерой. Иначе это съело бы ее заживо. И изменило бы ее.

– Послушай, – говорит она, и по ее голосу я слышу, как она берет себя в руки. – Я думаю, что действительно согласилась на огромное количество изменений, о которых вы просили, и уже говорила тебе, что понимаю, куда ты клонишь, правда. Ты делаешь фильмы. Я – нет. Но что я умею – так это писать истории, создавать персонажей и придумывать миры. И эти два персонажа в этом мире не могут быть влюбленными друг в друга. Тут нет никакой романтической составляющей, какую нужно обыграть, никакого сексуального напряжения. Изменим это – и мотивы Рэйзора вместе со всеми его действиями окажутся под вопросом. Причина всех его поступков – потому что он видит, кем она может стать, а не потому что в нее влюблен.

Положив руку на дверной косяк, я чувствую, как в груди ослабляются все узлы. И несмотря на все произошедшее между нами за последние дни, я улыбаюсь, ведь Тася сейчас сражается за то, что любит. Она может сама о себе позаботиться. Если Тася может справиться с продюсерами крупной киностудии, она сможет штурмом взять путь ко мне.

В голове крутятся слова Насти, и несмотря на их справедливость, я лучше знаю Тасю. Она может быть неопытной, когда речь заходит об отношениях, но если чего-то хочет, она знает, как это заполучить. Ее не нужно спасать. Если я сейчас войду туда и попытаюсь ей помочь наладить наши отношения, то так всегда и буду гадать: вернулась ли она ко мне по собственной инициативе?

Я должна поверить, что она станет бороться за нас, и что я не ошиблась в ней. Поверить, что пусть я и хочу быть всегда с ней, она во мне не будет настолько нуждаться.

Отойдя от двери, я направляюсь к лифту, слыша, как с каждым шагом ее голос становится все тише.

========== Тася ==========

Я так давно не ночевала в своей детской постели, что, проснувшись, мне понадобилось какое-то время сообразить, где я нахожусь. Помогла стеклянная ручка на дверце шкафа. Каждую дверь в этом доме украшает такая большая хрустальная ручка. Маме приспичило купить их во время одной из папиных передислокаций, и она провела целые выходные, исступленно заменяя оригинальные латунные на эти. Они тяжелые, и, отражая свет, испускают лучи по всей поверхности двери.

Это одна из причин, почему я всегда любила этот старый дом: все здесь кажется таким прочным, даже когда души жильцов вот-вот развалятся на части при малейшем порыве ветра.

В дверь тихо стучат.

– Тася?

– Да, пап.

Он делает паузу, потом поворачивает ручку и просовывает голову.

– Не слышал, как ты вчера приехала.

– Я приехала проведать тебя, но ты уже вовсю пилил те огромные поленья. Не удивительно, что ты меня не слышал.

Со смехом он входит в комнату, и я замечаю у него в руке две кружки кофе.

– Уж и не помню, когда ты в последний раз тут спала.

– Я тоже, – я сажусь и убираю волосы с лица. Глянув на часы, вижу, что сейчас только шесть утра. Папа жаворонок еще со времен службы в морской пехоте и считает, что это он еще дал мне поспать.

– Тебе не обязательно было приезжать.

Забрав у него свой кофе, я говорю:

– Мне захотелось. Тебе давно никто так сильно не нравился, как Эвелина. Я хочу видеть тебя счастливым.

Папа скептически смотрит на меня.

– Ты терпеть ее не могла.

– Ладно, может, она мне не нравилась, но, может, помимо прочего я хотела увидеться с тобой, бестолочь.

– Я в норме, – ухмыляется он. – А тебе, наверное, просто захотелось сменить обстановку.

Глубоко вдохнув горячий аромат, я чувствую, как он помогает мне проснуться.

– Наверное.

Папа садится на край кровати у моих ног и попивает кофе, уставившись в стену. Я чувствую надвигающийся разговор: сейчас он начнет рассказывать об Эвелине или же расспросит о работе и обо мне самой. Мне неспокойно – не уверена, что хочу здесь находиться, но и домой тоже не хочу.

Если честно, именно так я и ощущаю происходящее со мной: мне действительно необходима созданная мной карьера, но хотелось бы, чтобы она была попроще, не такой значительной и более управляемой. Еще я хочу Леру, но чтобы не настолько сильно нуждаться в ней. Мне необходимо свободно дышать, без ощущения затянутой веревки вокруг грудной клетки. Но в моей жизни сейчас все раскручивается на полную катушку. И больше всего я хочу исправить, что натворила. Хотя это кажется неодолимым.

Папа переводит взгляд на мою раскрытую и наспех собранную сумку в углу.

– Знаешь, мы с тобой говорим, но не разговариваем по-настоящему, – начинает он.

Его голос еле слышен и немного резковат, – так всегда бывает, когда нас захлестывают эмоции. Никто из нас обоих не знает, как начать. Это все равно что в первый раз сажать ребенка на велосипед. Он смотрит на педали и на тебя, не зная толком, что теперь делать.

Мы с папой примерно так же говорим о чувствах.

– Мы общаемся почти каждый день, – напоминаю я ему.

– Я знаю, чем ты занята, но очень мало о том, что у тебя на душе.

Сделав глоток кофе, я испускаю стон.

– Я думала, мы будем обсуждать вас с Эвелиной.

Он пропускает мой ответ мимо ушей.

– Ты все это время была по уши в работе, – говорит он, повернувшись посмотреть на меня. – Я серьезно. Хочу поговорить с тобой. Ты в раздрае.

Папа в курсе всех моих удачных и не очень решений, знает всю мою жизнь, и поэтому я всегда думала, он знает о моих чувствах – просто потому, что знает меня. Но в целом он прав: это не частая тема для обсуждений. Точнее, исключительно редкая. Мы отпускаем саркастические шуточки, веселим друг друга, но не разбираем эмоции. Трудно понять, хорошо это или плохо, но у меня выходит ровно то же самое с Лерой.

– Приходи на кухню, давай позавтракаем. И поговорим.

Я оглядываюсь вокруг, чтобы посмотреть, где вчера разбросала свои вещи, прежде чем рухнуть в постель.

– Вообще-то, если у тебя все хорошо, я бы поехала домой. У меня куча работы, – я закрываю глаза и сглатываю подступающую к горлу панику.

– Нет, – отвечает папа, и кажется, я с детства не слышала, чтобы он говорил со мной таким резким тоном. От чего мне тут же требуется глоток свежего воздуха и физическая дистанция.

Поставив кружку на столик, я вылезаю из кровати.

– На кухне, – говорит он. – Через десять минут.

***

– Ребенок, ты ужасно выглядишь.

– Ты уже говорил, – я обхожу его, чтобы сварить еще кофе. – Просто очень занята с книгой. Что случилось с Эвой?

Он слегка сутулится, когда отвечает:

– Судя по всему, начала видеться с каким-то парнем с работы.

– Насколько вольно мне трактовать термин «видеться»? – прислонившись спиной к стойке и повернувшись лицом к нему, спрашиваю я.

– Я сказал так из уважения к нежным чувствам моей дочери. А если точнее, то она трахнулась с ним в баре.

Я морщусь.

– Она сама тебе сказала?

Он смеется и растягивает это короткое слово с легкой дрожью в голосе:

– Не-а. Я застукал ее с ним, когда зашел к ней после ее смены. Хотел сделать сюрприз. Она стояла, перегнувшись через барную стойку, с его языком в глотке. И они не выглядели только что познакомившимися.

– Хочешь, я ей врежу?

Снова засмеявшись, он качает головой.

– Я хочу, чтобы ты сделала свою фирменную яичницу и рассказала о чем-нибудь хорошем.

Повернувшись к холодильнику, я достаю картонную упаковку яиц и пачку масла.

– Мне нечего рассказать.

– Нечего? – удивленно посмеивается он. – А как же Лера?

Я пожимаю плечами, радуясь, что стою к нему спиной, и достаю хлеб.

– У нас примерно то же самое, что и у тебя с Эвелиной.

– Лера тебе изменила? – хрипло восклицает он.

– Нет, – тут же отвечаю я, желая её защитить. – Ничего такого, это не… Долго рассказывать.

– На случай если ты не заметила, у меня теперь нет девушки. Так что времени у меня предостаточно, – он наблюдает, как я достаю из пакета два ломтя хлеба и ломаю на мелкие кусочки серединку для Яичной Корзинки – любимого завтрака папы. Когда я ее готовлю, он всегда наблюдает за мной с удивленным выражением на лице, будто это какой-то завораживающий ритуал. Это, конечно, потрясающе, но весь секрет в том, чтобы яйца и хлеб готовить вместе. Иногда я поражаюсь, как он только выживает в одиночку.

– Что произошло? – настойчиво спрашивает он. – Тем вечером вы тут с трудом отходили друг от друга. А сегодня ты приехала одна и спала в своей комнате впервые за долгие годы. Расскажи.

Оставив яйца и хлеб на столе, я достаю сковородку.

– Я не хочу говорить о Лере, – говорю я, чувствуя, что меня застали врасплох внезапно появившиеся слезы. Понимаю, что папа видит, как я их смахиваю, поэтому бормочу: – Прости, я на взводе. Я испортила все, что только возможно. Фильм, будущую серию книг. Отношения с Лерой. Все.

– Это не похоже на тебя, особенно что касается Леры.

Я смеюсь и включаю конфорку.

– Не похоже? Вспомни, когда Лера впервые пришла сюда. Ты смотрел на неё как на вымирающий вид.

– Это просто было необычно, – оправдывается он. – Ты еще никогда не приводила домой девушку.

– Я паниковала насчет работы и сказала ей, что мне нужно немного пространства, перерыв. Ну а она отправилась ужинать с кем-то еще, – потирая глаза, говорю я. – Она злится, и думаю, поэтому-то и пошла, – я кладу кусочек масла на сковородку и наблюдаю, как он тает. – Я сожалею о том, что сделала, но теперь не знаю, как это исправить.

– Но ты ведь буквально… – он делает паузу и качает головой. – Честно говоря, я из-за этого больше расстроен, нежели из-за произошедшего с Эвой.

Ко мне приходит облегчение. Где-то в глубине моего сознания запечатлелся образ папы в тот момент, когда его оставила мама, и я боялась, что он снова станет таким, если Эвелина уйдет. Слава богу, что он уже другой.

– Так, давай с самого начала, – говорит он. – Что у тебя с работой?

– Я пропустила срок сдачи книги. Не говоря уже о трех интервью, что я проспала.

Папины брови, кажется, взлетели к потолку.

– В жизни не запарывала дедлайны, но я настолько отвлеклась, что запоздала со сдачей книги, будучи не в состоянии сосредоточиться… – я обжариваю на сливочном масле кусочки хлеба, переворачивая, чтобы они схватились со всех сторон.

– Но – ты только не расстраивайся, – предостерегающе поднимает руки папа, – потому что я просто пытаюсь понять – какое это имеет отношение к Лере?

Из-за дискомфорта, что я обсуждаю это с отцом, в животе все сжимается, но у меня уже нет сил сопротивляться.

– В последнее время, сев за работу, я ловлю себя на том, что кручу в голове, что она сказала или сделала. И настолько забылась, что решила, будто у меня есть еще неделя, чтобы закончить «Майского Жука».

– Но ты все же успела ведь, нет?

– Я задержала книгу на три недели. Думаю, я свалила вину на произошедшее с Лерой, вместо… даже не знаю…

Папа ждет несколько секунд, что закончу, а потом мягко продолжает:

– Вместо того чтобы признать, что ты была совершенно и оправданно потрясенной? – в этом ключе причина моего безумия не такая уж и не понятная. – Тася, детка, твоя жизнь перевернулась с ног на голову еще до отношений с Лерой.

Я разбиваю в сковородку два яйца, убавляя огонь, чтобы они не пережарились. Он так легко меня понимает, – от этого снова на глазах наворачиваются слезы.

– Я знаю.

– За последние несколько месяцев ты провела в самолетах больше часов, чем мой сосед-пилот.

– Знаю.

– Ты помнишь, когда впервые начала рисовать? – спрашивает он.