Текст книги "Тёмная дикая ночь (СИ)"

Автор книги: София Калитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Ты в порядке?

Я киваю. Я и в порядке, и нет. Ошеломлена и расколота надвое, желая её повсюду и одновременно.

Она дрожащими пальцами свободной руки поглаживает меня спереди; я чувствую её восторг и точно знаю: начав двигаться, она долго не продержится. Это потрясающе – слышать звуки, что она издает, как дрожит всем телом и скользит без какого-то ритма.

Слышать эхо её удивленного финального крика. Все это выпускает на свободу страх её потерять, который я так старалась сдерживать. Страх, что все хорошее в моей жизни может исчезнуть, а она уйдет от меня. Что мы выстроим совместную жизнь, а я ее уничтожу. Что даже когда все вокруг пойдет наперекосяк, для меня ничего не будет иметь значения, кроме этого.

Прямо сейчас она для меня – все.

Лера моет меня, поглядывая из-под отяжелевших век и благодаря меня каждым поцелуем.

– Как моя девочка?

Я отвечаю на её вопрос, но игнорирую подтекст – а он там огромный – потому что ментально и эмоционально прямо сейчас я совсем не в порядке. Я тону в своих чувствах к ней. Но физически со мной все хорошо.

– Хорошо.

И её влажный рот жадно набрасывается на мой.

Я понимаю, это ужасная банальность, но во мне все изменилось после этого душа. Не думаю, что я способна любить кого-то, как эту женщину.

Пока мы одеваемся в молчании, она продолжает наблюдать за мной с незнакомой смесью благоговейного страха и облегчения во взгляде.

– Ты точно в порядке? – снова спрашивает она с другого конца комнаты, доставая одежду из шкафа.

Я молча киваю.

Я люблю её. Люблю больше всего на свете, и это вычеркивает из моей жизни все остальное.

Она подходит ко мне, обхватывает руками мое лицо и пристально вглядывается мне в глаза.

– Сладкая Тася, ты не в порядке. Это из-за меня? Из-за того, что мы сделали? – её лицо напрягается.

Мотая головой, я приподнимаюсь и, обняв её за шею, прижимаюсь губами к её теплой коже. Наклонившись, она крепко стискивает меня в своих объятиях. Все, что я сейчас хочу, – это удерживать остальной мир на расстоянии, а самой просто остаться здесь, с Лерой, пока не придет пора снова отправиться в кровать.

***

Я ощущаю себя такой заторможенной, будто напилась. Медленно поднимаюсь по лестнице домой, изнуренная, но в самом лучшем смысле слова.

В квартире тихо – Вася, скорее всего ушла с доской на пляж – и, сделав себе кофе, я иду в свою комнату начать работать над стремительно пополняющимся списком срочных задач. Я не проверяла почту весь вчерашний день и до сих пор не хочу ее открывать. Мне нравится этот безопасный пузырь.

А еще я практически не спала. Я смотрю на свой компьютер, на так невинно лежащий стилус рядом с графическим планшетом, и вспоминаю, как много всего мне нужно сегодня успеть сделать, но так же знаю, что немного вздремнуть поможет делу.

Рухнув на кровать, я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на «Майском Жуке», на героине и ее истории. Но вместо этого мой ум отправляет меня к собственному телу и его ноющим частям. В ушах все еще слышен голос Леры, а губы помнят каждый из её поцелуев.

Я проснулась, когда на улице уже стемнело, а живот заурчал от голода.

Беру телефон и удивленно моргаю несколько раз от количества напоминаний на экране. Я пропустила четыре звонка от неизвестных мне номеров, плюс еще два Саманты, моего рекламного агента. Тут же ей перезваниваю.

– Сэм, – быстро говорю я. – В чем дело? Я спала.

Я слышу улыбку в ее голосе, когда она старается оставаться спокойной, чтобы не волновать меня. До сих пор я ни разу не видела и не слышала ее в стрессе.

– А-а, ладно. Я перенесла звонки, не беспокойся.

– Какие звонки? – спрашиваю я, садясь и прижимая ладонь ко лбу. – Черт, Сэм, что за звонки?

– Сегодня звонили из The Sun, – отвечает она и тут же добавляет: – Post и Wall Street Journal. Прости, знаю, в субботу – это слишком, потому что проще будет поработать с ними в понедельник. Я перенесла их на следующую неделю.

Внутри меня что-то ломается, и паника, взорвавшись, разливается повсюду. Извинившись, я отключаюсь и в ужасе смотрю в стену. Пропустила сегодня три интервью. На две недели запорола дедлайн. Я больше не знаю, кто я такая, а ведь единственное, что я про себя всегда знала, – это как писать и рисовать. Заниматься любимым делом.

Телефон жужжит в руке и, посмотрев на экран, я вижу имя Леры. Первым моим порывом было ответить, лечь в постель и купаться в её медовом голосе.

Вместо этого, затаив дыхание, я с ненавистью к себе кладу его экраном вниз на стол, после чего сбрасываю на пол. Мне нужно работать! Нужно погрузиться и все закончить. Отодвинуть все отвлекающее – и не просто отодвинуть: устранить. Всего-то нужно нарисовать одну линию, потом еще одну, потом еще и еще, и я закончу. Все, что мне надо сейчас сделать, – это встроить слова и изображения в сюжет, и я буду в порядке.

Все будет в порядке.

========== Лера ==========

После ухода Таси время будто застыло, все вокруг кажется тусклым и не достойным внимания.

Солнечные лучи пересекают мою кухню с утра, бьют прямо в лобовое стекло, когда я веду машину, в витрины моего магазина, окутывая все вокруг меня и засвечивая цвета. Я ничего не хочу делать, кроме как быть с Тасей в своей постели.

Выходные тянутся не спеша; в Анахейме проходит WonderCon, поэтому город замер. Я благодарна этому: обычно мои чувства не сказывались на работе магазина, но этот этап наших с ней отношений – когда от голода и одержимости кожу охватывает ноющий зуд в желании прикасаться, трахать, кончать – восхитительно отвлекает. Я не могу отказать себе в этих мечтах наяву – прячусь у себя в кабинете, чтобы избежать встреч с Олей и, уставившись в стену, вспоминаю, как мы проснулись, как целовала теплую кожу груди Таси, как пошла за ней в душ.

Я старалась быть нежной и не торопиться. Но меня невероятно трясло, и я чуть не спятила, когда поняла, что именно она хотела позволить мне сделать. Она кончила мне на пальцы, заверила, что ей было хорошо, но я не думаю, что она понимает, как сильно для меня все меняет произошедшее.

Наши отношения ощущаются устоявшимися, будто прошли годы, а не несколько дней. Вот оно: она и есть моя жизнь, мое сердце уже это решило.

Я набираю ей, чтобы убедиться, что ей лучше, что она дома и работает, но попадаю на голосовую почту. Знаю, из-за работы она подавлена, а встречи в Л-А прошли просто ужасно. Не удивительно, что она захотела уйти в себя и сосредоточиться.

Но затем начинает расти беспокойство, потому что Тася весь день не берет трубку и не пишет. Вечер субботы прошел в тишине за просмотров малобюджетных фильмов без звука и в попытке перечитать стопку отзывов на комиксы.

Попытка же ощущать себя как ни в чем не бывало – что нам не обязательно видеться каждый вечер, что это нормально, если она не отвечает взаимностью на мою любовь к ней – полностью провалилась.

Проснувшись в воскресенье, я так и не обнаружила от нее сообщения и, почувствовав легкую тошноту, не стала завтракать.

Загружаю себя бесполезной работой целых четыре часа – пакую излишек товара, мою стойку, навожу кругом порядок – после чего решаю сделать перерыв, иду в кабинет и звоню Насте.

– Хочу тебя кое о чем попросить, – говорю я. – Побудь моим барометром на степень адекватности реакции.

– Ого, – отвечает она. – Дай-ка мне тогда… ага, вот. Я засекла начало разговора.

В обычной ситуации я бы посмеялась, но сейчас для такого слишком напряжена.

– В последний раз я виделась с Тасей утром в субботу, а перед этим не видела ее неделю. Она осталась у меня в пятницу. Но сейчас уже вечер воскресенья, и я с ней так еще и не разговаривала. Я звонила и писала, ответа ноль, – я кручу по столу ручку. – Это странно ведь, да?

– Это еще как странно, – я слышу, как она прикрывает рукой телефон и что-то кому-то бормочет. – Ага, в общем, Полина сказала, Тася дома и работает все эти выходные, – Поля ей что-то еще говорит, но мне не понятно, и Настя повторяет для меня: – Что самое главное, на звонки Полины она тоже не отвечает.

Я благодарю её и отключаюсь, чувствуя нечто среднее между смущением и болью. Я понимаю ее желание исчезнуть в своей норе, чтобы поработать – черт, да даже всю ее прошлую неделю в Л-А – но это, мягко говоря, пиздец, что она даже не озадачилась ответить на мои смс, и если дедлайнов и впредь будет достаточно, нам нужно найти компромисс, или, по крайней мере, ей стоит предупреждать меня заранее. А субботним утром она рвалась домой поработать, но при этом, была вялой и расслабленной от удовлетворения, с головокружительной улыбкой на лице.

Вместо того чтобы поехать на лифте, я взлетаю по ступенькам в лофт, стараясь бегом хотя бы частично уменьшить стресс. Иду по длинному узкому коридору к ее двери и останавливаюсь перевести дух.

Ничего не случилось. Все в порядке.

Но все дело в том, что это фигня. Я знаю Тасю. Знаю каждое из выражений ее лица. У меня чертов расширенный диапазон считывания реакций этой женщины, ее страхов, ее молчаливой паники. Даже если у меня все в порядке, с ней что-то происходит.

Через несколько мгновений на мой стук открывает Василиса с лакричной палочкой Red Vine во рту и геймпадом в руке.

– Titanfall, – объясняет она, кивает мне в знак приветствия и возвращается на диван. – Сыграешь? Тася залегла на дно.

Покачав головой, я выдаю слабую улыбку.

– Просто зашла с ней поздороваться. Она у себя?

Вася рассеянно кивает.

– Не выходила весь день, только раз взяла кофе и хлопья.

Я иду по коридору, надеясь, что звук моих шагов по деревянному полу предупредит ее о моем приходе. Тихо стучу в дверь, поворачиваю ручку и вхожу в комнату.

Я была у нее в комнате несколько раз, и сейчас все там выглядит, как я и запомнила: упорядоченный хаос. На полу чисто, кровать аккуратно заправлена, но на всех остальных поверхностях беспорядок. В углу стоит огромный стол, на нем компьютер и графический планшет. Все остальное пространство занято карандашами, баночками с красками и стопками эскизов. Сверху повсюду разбросаны клочки бумаги, салфеток и даже обертки от жвачки, на которых набросаны какие-то заметки. Стены, как обоями, увешены панно и рисунками – некоторые из них выполнены углем, а некоторые в цвете, и смотрятся настолько живо, будто изображение на них настоящее. Пучки света пересекают потолок, я представляю, как тут, должно быть, тихо и спокойно ночами. И насколько очевидно для нее комната ощущается уютной пещерой. Комод у окна и оба ночных столика по обе стороны кровати уставлены фотографиями.

Я еще раз оглядываю все вокруг и понимаю, что нахожусь сейчас практически внутри головы Таси. Островки логики, окруженные нескончаемым мощным потоком идей.

– Тут немного захламлено, – бормочет она вместо приветствия и закрывает за мной дверь.

– Ничего, – отвечаю я. «Я люблю тебя» – вот что хочу ей сказать, но сколько еще раз я должна это произносить, не получая от нее в ответ того же? Вместо этого я наклоняюсь к ее губам, умирая от желания снова почувствовать ее поцелуй.

Но Тася отодвигается сразу после еле ощутимого касания, снимает свои очки и смотрит на меня. Она растрепанная, явно перенапряженная, и сейчас я замечаю четыре пустые кофейные чашки на полу возле стула и ее безумный взгляд.

– От тебя никаких новостей, – говорю я. – И я волновалась.

Она кивает и трет глаза.

– Я пыталась наверстать упущенное. Начала паниковать… так что, – глядя на меня продолжает она. – Думаю, это все потому, что я никогда так сильно не запаздывала с проектами.

Я глажу ее по руке.

– Все в порядке, лапочка. Просто дай себе время все решить.

Она морщится и поворачивается лицом к столу.

– Ну, сейчас все совсем не в порядке. Я даже не располагаю роскошью что-то обдумывать. Просто стою посреди обвала всех крайних сроков.

– Если тебе нужен перерыв, ты можешь поработать у меня, – говорю я, оглядывая ее комнату и размышляя, что, возможно, более организованное пространство ей поможет. – Я приготовлю ужин, а ты можешь сидеть за столом и работать.

Тася качает головой.

– Мне не перенести все вещи отсюда. И необходимо просто прорваться и все.

Кивнув, я разворачиваюсь и сажусь на ее кровать.

– Скажи, чем мне помочь.

Тася замолкает, уставившись на незаконченный рисунок на экране компьютера.

Кажется, она даже не моргает.

– Тася, как я могу тебе помочь?

Закрыв глаза, она резко вздыхает, будто только сейчас вспомнив, что я здесь.

– Раньше мне было проще, – тихо говорит она. – Я могла отвлечься от всего и не переживать, не упустила ли я что.

Я подаюсь вперед, поставив локти на колени.

– Упустила? Ты о чем?

Вялым жестом она показывает в сторону компьютера.

– Я работаю на этим уже несколько часов и не подобралась даже к середине. Нужно сделать еще двадцать шесть страниц, и пока что получается одно дерьмо, – она поворачивается и смотрит на меня через плечо. – Раньше я могла просто погрузиться в работу. Теперь же я знаю, что ты дома, ты в магазине, ты в кровати. И это все, о чем я в состоянии думать.

Улыбнувшись, я встаю и, подойдя к ней, целую в шею сзади. Она напрягается, потом обмякает, и я мягко провожу губами от шеи до уха.

– Сейчас я здесь. И мы научимся, как все сбалансировать. Мне тоже трудно работать.

– Я просто хочу нажать на паузу, – продолжает она, будто не слыша меня.

– На паузу?

Кивнув, она встает из-за стола и вынуждает меня отступить на шаг.

– Просто… чтобы все доделать. Знаю, мы планируем быть вместе. И я хочу это, правда. Просто я…

Я чувствую резко накатившую тошноту и холод.

– Тася, но ведь происходящее между нами не всегда будет ощущаться настолько всепоглощающе.

Она качает головой.

– Думаю… для меня будет. Но я не могу себе позволить все провалить, Лер. Это слишком важно для меня. Прекрасно понимаю, так будет не каждый день, но просто умру, если все испорчу.

– Знаю, любимая, я… – я останавливаюсь на полуслове, а сердце замирает от смущения, когда понимаю: она говорит не про нас. Тася снова показывает в сторону экрана.

– Я работаю над воплощением этой мечты с пятнадцати лет, – шепотом говорит она. – И почти не знаю, на что похожа моя жизнь без нее. Но вчера утром я просто легла спать, потому что не спала всю ночь. Я терпеть не могу работать с Остином и Лэнгдоном. И сама себя ненавижу, что запорола дедлайн. Но это именно то, что я хочу делать. И у меня сейчас есть возможность это делать, но я позволяю всему разрушиться.

У меня в груди растет предчувствие беды.

– Нам не обязательно каждую ночь проводить вместе. И я не жду, что ты сбавишь темпы работы ради нас. Я пришла сюда только потому, что после того, как именно мы расстались в субботу, мне странно ничего от тебя не слышать. Я беспокоилась.

Она садится на край своей кровати.

– Я знаю. Прости меня.

Сев рядом, я беру ее за руку.

– Тебе не за что извиняться. Мне просто жаль, что ты в таком напряжении.

Она кивает, и кивает, и кивает. Этот жест медленный, непрерывный и выражающий отчаяние. Затем она поворачивается лицом ко мне. У нее покрасневшие веки и белки.

– Давай поставим на паузу.

Мой мозг запинается, пытаясь понять ее слова.

– Что?

Сглотнув, она пытается снова:

– Давай сделаем перерыв.

Мне тоже пришлось проглотить образовавшийся комок в горле, прежде чем смогла говорить:

– Не уверена, что понимаю тебя.

– Я про то, что я хочу быть с тобой, но не думаю, что готова сейчас.

Я ничего не понимаю.

– «Сейчас»?

Она кивает.

Нахмурившись, я стараюсь ухватить суть.

– Так значит… тебе нужно неделю поработать в тишине? Конечно же, я за.

Тася смотрит на свои руки.

– Я не знаю. Думаю, может нам стоит попробовать вернуться туда, где мы были пару недель назад, а потом, летом, посмотреть, как будут обстоять дела.

Я смотрю на нее, открыв рот, и чувствую, как мое сердце растворяется в кислоте.

– Но Тася, сейчас март.

– Я знаю, – глотая слезы, она снова начинает кивать. – Знаю. Просто я отстойно справляюсь и с одним, и с другим. Я неудачница, но не хочу облажаться с нами и с этим, – она кивает в сторону компьютера. – И думаю, мне нужно быть одной, чтобы доделать книгу. Без тебя в таком… доступе.

– Я понимаю, что дела в Л-А были просто ужасны, и ты в стрессе от работы, но это неправильный способ со всем справиться. Ты же чувствуешь что-то ко мне, – говорю я, и мой голос хриплый от разочарования и от того, что я тороплюсь. Я знаю о ее чувствах. – И это сильные чувства. Я же не вообразила это, Тася.

– Да, – она смотрит на меня полными слез глазами. – Я без ума от тебя. Но это сейчас – гораздо важнее. Я просто не готова. Мне не стоило приходить к тебе играть в покер. Должна была дождаться, пока не закончу со всем.

Я поднимаюсь и тру лицо.

– Тася, ты придумала ужасную идею. Люди не делают перерывов в отношениях, чтобы доделать работу.

Она закрывает глаза.

– Тут не богатый выбор, – она поворачивается ко мне. – Ты подождешь? Просто… – она качает головой. – Подождешь, пока я со всем не разберусь?

– Три месяца? – спрашиваю я.

– Может, меньше. Я не… – она отворачивается. – Я даже не знаю, что мне нужно.

Я смотрю на хаос на ее столе, чувствуя закипающие в груди гнев, боль и смятение.

– Пожалуйста, не сердись, – шепчет она. – Я не собиралась ничего говорить, но раз уж ты здесь… Я никуда не исчезла, я тут. Просто пытаюсь сказать, что собираюсь довести дела до конца.

Я киваю, желая превратиться в камень.

– Лер, скажи что-нибудь.

Мой голос звучит низким от боли, когда я отвечаю:

– Ты могла бы просто сказать мне, что на этой неделе собираешься засучить рукава. И в этом была бы логика.

Она проводит руками по лицу и умоляюще смотрит на меня.

– Мне нужно, чтобы больше ничего не происходило. Мне необходимо, чтобы в голове было только одно.

Я подхожу к двери и оборачиваюсь, опираясь на нее.

– Ты уверена, что именно этого хочешь? Нажать на паузу? Взять перерыв?

На панно изображена она, разбивающая стекло, а её грудь полыхает огнем.

Она кивает.

– Когда я работаю, мне важно понимать, у меня больше нет других возможностей. Что быть с тобой – такого варианта вообще нет.

– Значит, мы больше не вместе, – безжизненно произношу я. – И все потому, что это слишком хорошо для тебя и слишком отвлекающе.

– Но мы будем, – возражает она.

– Ты себя-то слышишь? Это так не сработает, Тася.

– Давай просто…

– Нажмем на паузу, да, – перебиваю ее я. – Я поняла, – я издаю скептический смешок. – Тася, я люблю тебя. И ты это знаешь. И хочешь, чтобы я… ждала месяцы, пока ты снова не станешь готова?

Она беспомощно смотрит на меня.

– Я должна поставить это на первое место.

– Как моя лучшая подруга, ты, я думаю, не ждешь этого же от меня, – отвечаю я. – Так что все это хрень собачья. Я вижу, что ты переживаешь из-за работы, но так же слышу, как ты сейчас несешь какой-то бред.

Она выглядит сожалеющей, но одновременно с этим словно выдохнувшей с облегчением, будто я только что согласилась принять этот горящий кусок дерьма, что она вывалила между нами.

– Значит, все кончено.

– Может, давай поговорим об этом через пару дней? – спрашивает она, когда я открыла дверь. Ее голос срывается на последнем слове, и я чувствую, до чего же я заебалась. Я никогда не ощущала себя достойной. Никогда ни для кого не чувствовала себя важным человеком. Но до Таси мне это и не было нужно. Да пошло оно все.

– Может быть, мне нужно просто…

Я закрыла дверь, не дослушав конец ее фразы.

========== Тася ==========

– Мне что, силком тебя тащить на завтрак, чтобы поговорить?

Я испуганно вскакиваю, поняв, что отрубилась прямо за столом, и на пороге вижу Полину со скрещенными на груди руками. Глаза горят огнем, стойка боевая. Когда Поля в таком настроении, она рвет и мечет.

В мою комнату ворвалось яркое утро понедельника.

– Я собиралась позвонить, – запинаясь и щурясь от солнца, говорю я.

Оглянувшись вокруг, пытаюсь как-то воспрять духом. Если не считать те ужасные десяти минут с Лерой, я работала без перерывов с субботнего вечера. Монитор погас в спящем режиме. А я заснула со стилусом в руке и с прилипшими к ней стопкой стикеров.

– Значит, ты уже в курсе.

– Да, – резко отвечает она. – В курсе, – она подходит к моему шкафу и начинает доставать оттуда мою одежду. – Пойдем.

Я кладу голову на скрещенные на столе руки.

– Полин, мне столько всего нужно сделать.

– Часок отдохнешь. А тело нуждается в еде. Давай, Тася.

В обычных обстоятельствах я бы залезла в постель и проигнорировала ее. Сейчас же я куда осмотрительней. Вчера закончила несколько панно и окончание самой истории, от чего голова будто залита клеем, а сердце бьется чисто машинально. Прогнав Леру, я из витающей в облаках влюбленной дурочки превратилась в бездушного продуктивного робота.

Я честно не знаю, кого из них больше предпочитаю. Меня мучает чувство вины за выражение боли на её лице, и я на несколько секунд закрываю глаза, борясь с порывом позвонить ей и извиниться.

Полина молчит, плотно сжав челюсти. Все мы знаем, что означает молчание Полины. Вот только я не понимаю, злится ли она на меня… или на кого-то еще.

Ты себя-то слышишь?

Я думаю, ты не ждешь этого же от меня.

Слышу, как ты сейчас несешь какой-то бред.

Когда вспоминаю слова Леры, то чувствую, как мое сердце рассыпается на крошечные частички и оседает где-то в животе.

Да, скорее всего она злится на меня.

– Ты как вообще? – спрашивает она, пока мы едем по Вашингтон-стрит.

Ответ в общем-то простой: «Майского Жука» еще нет, и я не знаю, как найти суть этой истории, тем более сейчас, когда я на взводе. Кроме того, я чувствую, что поступила правильно и налажала с Лерой одновременно. Когда ученые наконец изобретут таблетки мудрости? Или вживят в головы чип, который будет сигнализировать о правильном решении в ситуации выбора между отношениями и карьерой.

И еще мне трудно ехать именно по этой улице без ощущения тошноты, так как именно тут Катя пролежала в крови под грузовиком почти час.

У меня получается проговорить хриплое:

– В порядке.

Полина, сидя за рулем, бросает на меня быстрый взгляд, и я чувствую, как ее вопросы нарастают с той же силой, что и бьющий в лобовое стекло встречный ветер. Она паркуется у Great Harvest и выключает зажигание.

– Где тебе удобней поговорить: здесь или там, вместе со всеми?

Мой смех больше похож на кашель.

– Давай просто пойдем. У меня на самом деле есть только час.

Решительно кивнув, Поля открывает дверь и ведет нас через парковку.

Катя и Вася уже на месте и радостно мне улыбаются. По лицу Кати я вижу, как она старается не реагировать на мой внешний вид. Мельком глянув в зеркало в ванной перед уходом, я могу справедливо сказать, что выгляжу, будто явилась на съемочную площадку играть зомби в ужастике.

– Привет всем, – говорю я, сажусь и кладу на колени салфетку. – Что нового?

Василиса смешливо фыркает на это, но тут же меняет выражение лица, когда Полина хмурится и всем своим видом дает понять, что «мы не позволим ей сейчас отпускать шуточки».

– Вчера на ужин приходила Лера, – без каких-либо вступлений, наклоняясь вперед и понижая голос, говорит Катя. – Сказала, что ты с ней порвала.

– Я не порвала с ней, – я улыбаюсь официантке, когда та наливает мне кофе, но уверена, с ее стороны это смотрится, будто я оскалилась. Я несколько раз моргаю, облизываю губы и прикусываю их, чтобы не спросить у Кати, что именно она говорила и как выглядела. И как она вообще.

– Просто передаю тебе её слова, – отвечает Катя. – Она сказала, что вы окончательно расстались.

Я отхлебываю кофе, ощущая в груди странную сжатость и холод. Она меня не поняла. Если честно, я и сама с трудом себя поняла, но не думала, что все так получится. Ощущалось правильным попросить её дать мне время, чтобы я убедилась, в нужном ли направлении повернута моя голова. Она всегда понимала все мои потребности. Но почему не сейчас? Когда ушла мама, папа был просто уничтожен, и мы едва перебивались. Друзья привозили нам продукты и делали вид, будто ничего особенного не произошло, но для нас это было очень значимо. И я больше не хочу сводить концы с концами. Не хочу беспокоиться, смогу ли позаботиться о себе. И еще не хочу отказываться от чего-то важного для себя, поэтому если Лера не может подождать меня, чтобы я почувствовала себя более уверенно, тогда у нас проблемы куда серьезнее.

– Так значит, ты не порвала с ней? – уточняет Полина.

По ней видно, что она пытается понять, к чему склониться. Защищать ли меня и мои потребности либо вбить мне в голову немного ума.

– Я лишь сказала ей, что мне нужно поставить наши отношения на паузу.

– Серьезно? – переспрашивает Полина, и я понимаю, что только нежелание привлекать внимание удерживает ее от того, чтобы протянуть руку и треснуть меня.

– Слушай, я не знаю, почему это настолько важно, – я глубоко вздыхаю, уставившись на трещинки на деревянном столе. – Я на самом деле опаздываю по всем срокам, поэтому просто решила отставить нас в сторону – и это единственная причина. Мне нужно за полторы недели успеть сделать правки сценария и провести бóльшую часть времени в безрезультатных спорах с одним говносценаристом. Я также должна быть переполнена идеями по новой книге, которая выйдет сразу после «Жука», и от меня уже ждут первые несколько страниц через неделю после сдачи «Жука»… что должно было произойти две недели назад. То есть: первые страницы самой новой книги уже запаздывают на неделю. А еще я уезжаю в промотур к книге на две недели. И я просто… – я ковыряю маленький заусенец на большом пальце. – Я и так была занята с поездками и написанием книг, а как только позволила себе думать о нас с Лерой, то действительно влюбилась – сильно и быстро. В Л-А я была совершенно не способна взять себя в руки, провалила дедлайны. И вижу, как быстро могу лишиться всего, – наконец я смотрю на них. – Я просто хочу постараться управиться со всем, а потом позволить себе насладиться… остальным.

Я вижу, как они обмениваются обеспокоенными взглядами, но, похоже, не знают, что ответить.

– У тебя миллион дел, – говорит Вася. – Это я понимаю.

– Но это же Лера, – замечает Катя. – Она не… – она оставляет слова висеть в воздухе, и

я знаю

я знаю

знаю.

Это Лера. Она не будет давить. И не станет препятствовать. Ощущение, будто я сама стою у себя на пути.

– Даже когда занята, ты раз в несколько дней все равно с нами созваниваешься и встречаешься. Почему с ней по-другому? – спрашивает Катя.

Я не могу ответить на этот вопрос. Не могу, потому что вряд ли объясню той, кто безумно влюблена в свою жену, что все по-другому, когда ей приходится выбирать всего лишь между любовью и встречами с подругами. Я хочу быть с Лерой каждую секунду, хочу, чтобы каждая частичка её соприкасалась с каждой моей. Но не уверена, что могу все сбалансировать.

– Как ты справлялась с тем, что Света работала, как сумасшедшая, в Париже?

Она пожимает плечами и копается соломинкой в ледяной крошке у себя в стакане.

– Я оставляла её в покое, и она работала по ночам.

Господи боже, ну как, как, как? – хочется мне спросить. Эта загадка заставляет меня хотеть разодрать на себе кожу. Если бы Лера была со мной в комнате, да хоть у себя в магазине, будучи при этом моей, я не смогла бы работать. И «Рэйзор», и «Жук», и все, кого я еще люблю, – все рухнуло бы в тартарары. И я это уже доказала.

– Чувствую, что ты к себе слишком строга, – тихо говорит Василиса. – И что, быть может, сама себя наказываешь.

И да, она права. Наказываю. Мы не можем контролировать свои чувства. Я знаю это. И вижу, как три мои подруги вглядываются в меня, будто я живописная трещинка на стекле, потому что – по крайней мере, Катя и Полина – они никогда не озадачивались вопросом, как уравновесить личную жизнь и любимое дело. Катя справилась с этим уже давно, а Полина просто прогнет под себя весь мир, и он будет ей соответствовать. Я не настолько наивна, чтобы решить, будто просто спросить об этом – обычное дело.

Мне хочется кричать, что я только сейчас поняла, что попросила Леру о слишком многом, даже неразумном, но при этом я не уверена, что могу извиниться, и я знаю: она это тоже понимает. Я не хочу уничтожить свою карьеру. Мне не нравится, как легко я пустила все на самотек, едва Лера стала моей любовницей. И чувствую, что мне нужно покорить эту небольшую гору, и тогда стану куда спокойней и уверенней. Стану лучше для неё и самой себя.

Достав из сумки ручку и смятый чек, я начинаю рисовать.

На панно изображена сгорбившаяся над столом девушка. Вокруг нее разбросана карандашная стружка и клочки бумаг на полу.

– Так значит, думаешь, она решила двигаться вперед? – опустив голову и ощущая, как сердце медленно разрывается на кусочки, спрашиваю я.

Все замирают, и когда моя ручка зависает над бумагой, где-то под ребрами я чувствую хрупкое собственническое чувство, которое может вот-вот разбиться. Я хочу, чтобы Лера была мне подругой. Она необходима мне, как подруга, потому что я её люблю. Ну и кто я, если не самая большая идиотка? Я не думаю, что просила о чем-то экстремальном, просто немного тишины и шаг назад. И я совершенно не понимаю, как с этим справиться, если услышу, что все действительно кончено.

– Просто хочу сказать, что вчера вечером она была жутко злая, – слегка пожав плечами, отвечает Катя. – Она как-то не очень об этом распространялась. Бóльшую часть времени мы бродили по дому, и Света с Лерой обсуждали, что они смогут отремонтировать сами.

Будь все нормально, она позвонила бы рассказать мне об этом. Нет, будь все нормально, я бы пошла с ней. Я по умолчанию была её все эти месяцы, а она была моей. Теперь же у меня с ней нет не только секса, но и её звонков.

– Что, разве люди так не делают? – обхватив кружку обеими руками, спрашиваю я. – Разве они не отставляют в сторону отношения, пока не выровняется остальное?

– Тася, это называется порвать, – медленно говорит Полина.

– Выходит, это глупый вопрос? – я чувствую себя уязвленной ее защищающей интонацией.

Она тут же раздраженно поднимает взгляд к потолку.

– Мне не понятно, почему ты ей не сказала, что у тебя начинаются сумасшедшие рабочие недели, и ты ей позвонишь, когда появится свободный вечер?

– Потому что все мои способности выключаются, когда я располагаю таким вариантом, – отвечаю я. – Когда я с ней, я не хочу работать. А со мной никогда такого не случалось. И прости, но она должна быть на первом месте. Мое дело и было со мной раньше.

Я не могу просто взять и все бросить, потому что стала с кем-то встречаться, а рабочая нагрузка стала почти неподъемной.

Прямо сейчас я вижу, что Полина снова хочет меня шлепнуть, но сдерживается. Она просто кивает и тянется через весь стол к моей руке.

***

После завтрака я отправляю смс Лере: «Как дела?» – но она не отвечает. На следующее утро я просто выключаю телефон, чтобы перестать его проверять. И перестать ждать.

Не высовываясь из своей пещеры до вечера среды, я наконец отправляюсь в «Downtown Graffick». Дорога от моей квартиры до магазина выложена тысячами моих следов, а стоять у входной двери ощущается странно ностальгически. Меньше недели назад я выскочила из машины и прыгнула в объятия Леры. Сейчас же меня подташнивает при мысли войти туда и вести себя как ни в чем не бывало.