Текст книги "Тёмная дикая ночь (СИ)"

Автор книги: София Калитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Лера смотрит мне в глаза, но мы обе поворачиваемся в сторону бармена, который ставит перед нами напитки.

– Счет не закрывать? – спрашивает он нас.

– Да, конечно, – отвечает Лера, достает кошелек и протягивает ему карточку.

Бармен отворачивается, и тут до меня доходит.

– Что? Подожди, – я завожу руку за спину, нащупывая сумочку. – Подожди. Это я должна угощать! Я ведь притащила тебя сюда.

– Тася, – говорит она, останавливая меня и качая головой бармену, чтобы показать, что она по-прежнему платит. – Постой. Не имеет значения, кто угощает.

– Имеет, но спасибо.

Лера усмехается.

– Всегда пожалуйста.

Виновато улыбаясь, я снова вешаю сумочку на спинку.

– Это странно – забыть, что я теперь могу заплатить за напитки?

– Я так не думаю, – она проводит кончиком пальца по краю стакана. – Господи, я помню, как долго отходила от мышления полуголодной студентки. Мой отец умер пять лет назад и оставил мне кое-какие деньги, – длинные пальцы обхватывают стакан, и, поднеся его ко рту, она делает глоток. Мне хочется попробовать виски с её губ. – Это было огромное потрясение. Я не видела его с семи лет. Жила у бабушки с дедушкой. Почти все детство думала, что отец сидел на героине.

Я моргаю, спешно пряча свой полный неуместной похоти взгляд.

– Что?

Она кивает.

– Поэтому когда со мной связался юрист сообщить о его смерти – плюс об отличной новости, что я унаследовала его деньги – я была в ярости. Он жил своей жизнью, успел заработать денег, скопить их, но даже не озадачился вернуться ко мне.

Я ощущаю начинающие выступать слезы, жар и ком в горле, когда на её лице вижу боль.

– Я не знала о этом.

– Ну, в любом случае, – она протягивает мне мой стакан и слегка чокается своим. – За то, чтобы находить своих людей!

Кивнув, я выпиваю вслед за ней, но почти не замечаю, как обжигает алкоголь. Её тоже бросили. Отец. И даже мать. Мы словно два спутанных друг с другом провода, искрящиеся током.

– Тася? – зовет она.

Я смотрю на неё и стараюсь улыбнуться.

– Да?

– Потанцуешь со мной?

Меня едва не душит собственный пульс.

– Что?

Лера смеется.

– Потанцуй со мной. Давай, поживи немного.

Она протягивает мне руку, и что еще я могу ответить после только что рассказанного, кроме как «Хорошо»?

Мы отставляем наши напитки, встаем и идем на танцпол. Помимо бармена, в баре еще три человека, и они ни черта не понимают, почему мы стоим в центре пустого пространства, глядя друг на друга.

– Тут нет музыки, – говорю я.

Она пожимает плечами.

– Ну и ладно.

И тогда включают музыку, слишком громкую, от чего мы обе вздрагиваем. Бармен делает потише, и по бару растекаются звуки Aerosmith.

– Да неужели? – смеюсь я.

Лера усмехается, игриво извиняясь.

– Уж что есть.

– Это почти настолько же плохо, насколько хорошо, – говорю ей, задерживая дыхание, когда она скользит рукой по моей талии, и ощущая прикосновение каждого пальца. Другая её рука ложится чуть ниже, на поясницу, которая внезапно становится местом пересечения всех нервных окончаний. Лера притягивает меня к себе. Я ощущаю её ремень у своего живота и как моя грудь прижата к её солнечному сплетению.

Ухватившись за её плечи, я вглядываюсь ей в лицо. Темные брови, искорки в глазах… Каким-то образом все эти отдельные черты сплетаются в самое важное для меня лицо на свете. В момент, когда Лера смотрит на меня, на мгновение её губы приоткрываются, и я замечаю, как потом сжимается её челюсть, и как пальцы сильнее впиваются мне в спину. Это – напряжение. Это, вот прямо сейчас, – похоть, и я в жизни ничего так сильно не жаждала, как её поцелуев. Такое желание почти болезненно. Внутри меня что-то бунтует, пронзая меня острой потребностью и заявляя, что спокойствия не будет, пока я не получу желаемое. Я в заложниках у собственного сердца.

Мы движемся, еле переступая и очень медленно поворачиваясь.

– Неплохо, – говорит она. – Я давно не танцевала.

Я продолжаю ждать, когда же наступит понимание, что происходящее – немного странно, но этого не происходит. Ощущение, будто я, перед тем как чихнуть, задержала дыхание.

– Дыши, Сладкая Тася, – шепчет она, и внутри меня что-то оживает.

Оказывается, я на самом деле не дышала. И просто бездыханно стою здесь, ожидая, что она меня поцелует, что мое тело расслабится, а время замрет, и тут внезапно ощущаю, каково это – быть в кого-то влюбленной.

– Я в ужасе, – произношу я. Мы сейчас так близко друг к другу, и хотя не могу покрыть поцелуями каждую черточку её лица, я ощущаю её дыхание и почти могу попробовать её губы с привкусом скотча.

Её взгляд путешествует по моему лицу, а голос мягко утешает:

– Я знаю, лапочка.

– Мне никогда не удавались отношения. Мне хочется,—говорю я и тут же быстро добавляю: – но это пугает.

– Знаю, – снова говорит она и прижимается поцелуем к моему виску. Одна её рука скользит вверх по спине и зарывается в волосы на затылке. – Но я просто хочу тебя. И мне не нужно, чтобы все было легко или идеально. Я не хочу ускорять события.

Вот оно: такое простое и откровенное признание. Её честность ломает плотину внутри меня, и я чувствую, как из меня рвется мое – грубоватое и сбивчивое.

– Мой первый раз был с самой настоящей наркоманкой, – выпаливаю я и чуть не плачу, когда она поворачивается и прижимается щекой к моей. Её ухо сейчас как раз у моего рта, и я шепотом признаюсь: – Она работала в 7-Eleven на углу и просто хотела кайфануть и потрахаться. Мы даже никогда толком не разговаривали.

Сглотнув, я продолжаю:

– Мне было всего четырнадцать. Ей двадцать, – я чувствую, как Лера напрягается всем телом. – О ней никто не знает, даже Полина с Катей. Они думают, я лишилась девственности совершеннолетней. Но папа работал до обеда, поэтому по большей части после школы я не хотела сразу идти домой, а искала что-то вроде… – я качаю головой, – чтобы отвлечься или… Даже не знаю. После ухода мамы я принимала не совсем верные решения.

– Ты тогда по-другому и не могла, – замечает она, целуя меня в щеку. Её губы оставляют на моей коже огненный след.

– Но как это ни ужасно признавать, те отношения были самыми легкими. Все, с кем я встречалась, после разрыва меня ненавидели, – я отстраняюсь, чтобы встретиться с ней взглядом. – Всегда было так, что едва все становится серьезным… Я не знаю. Короткое замыкание. Не хочу, чтобы и у нас так было.

Не отрываясь взглядом от моего рта, она спрашивает:

– Ты не хочешь, чтобы это было серьезно, или не хочешь, чтобы закоротило?

– Не хочу все испортить, – отвечаю я. – Наша дружба для меня слишком важна. Что, если… мы сделаем это, и все изменится?

Лера кивает и снова прижимается ко мне щекой.

– А у меня нет выбора не хотеть этого, Тася. Я влюблена в тебя.

Её слова жгут мои легкие, и я снова замираю, не дыша. Словами не описать, что я сейчас чувствую. Это как находиться на лезвии бритвы между блаженством и ужасом.

– Ш-ш-ш, – шепчет она. – Только не паникуй, ладно? Я просто хочу быть честной в этом. Я люблю тебя. Хочу тебя, – она прерывисто выдыхает у моей шеи. – Пиздец как хочу тебя. Но я понимаю, что все не просто, и не жду этого. Я просто хочу попробовать. В смысле, если мы…

Я быстро несколько раз киваю – мое сердце оказалось уже в горле, стуча без остановки и нуждаясь в ней – и когда она резко притягивает меня к себе и крепко стискивает, я ощущаю её облегчение. Не думала, что возможно быть еще ближе, но это так. Наши тела будто требуют так сильно прижаться друг к другу, чтобы стало трудно дышать.

Какое-то время мы молчим, и я замечаю, что танцевала без единой мысли. Мне далеко до прирожденной танцовщицы, но обычно я не задумывалась о том, куда ступают мои ноги, или как движутся руки и бедра.

А сейчас я представляю, каково это – быть с Лерой: как она будет рядом со мной, надо мной. Она выше, и её прижатые к моим бедра ощущаются такими твердыми. В движении её рук нет ни капли неуверенности; я могу вообразить, как она проводит ими по изгибам моего тела. Хочу её руку у себя в волосах, сгребающую их в кулак и оттягивающую голову назад. И хотя она не станет здесь так делать, в её пальцах, не отпускающих меня, таится обещание.

– Я была на Aerosmith в четырнадцать, – говорит она, а я задаюсь вопросом, она думала сейчас о том, как это было давно, или обо мне в четырнадцать, наедине с обдолбанной девушкой. Или же она говорит это, чтобы вернуть внимание в нас двоих, сюда. В то, что мы сейчас делаем, кто-то с признанием в любви, кто-то без него. – Это было как раз после их баллады из «Армагеддона»…

– «I Don’t Want to Miss a Thing»?

– Ага, этой, – смеется она. – Мы сами пошли на концерт и чувствовали себя охренеть какими взрослыми. До Сиднея мы доехали на автобусе, а это почти двести километров, но мои бабушка с дедушкой заявили: «Да, конечно, вперед». Я не шучу, когда говорю, что на автобусах нужно печатать фото каждого такого сумасшедшего.

– Ого.

– Ага, – соглашается она. – Это так по-детски, но я думаю, это был лучший вечер в моей жизни. Моему приятелю билеты дал его двоюродный брат. Я даже не знала ни одной песни Aerosmith. Хотя нет, знала, – продолжает она, – но не думала, что они – их. Песни были потрясные. Может, именно тогда я решила путешествовать. Может, и раньше, кто знает. Но, сев в тот автобус, я научилась бесстрашию. Решив, что если я уехала в Сидней на выходные, могу потом уехать, куда угодно.

– Мой первый концерт был Бритни Спирс.

Она тут же хохочет, немного отстраняется и улыбается мне.

– Ужас.

– Потрясающе, – говорю я. – Честное слово. Были я, Катя, Полина и Лиза – бывшая Кати, – я качаю головой и вспоминаю наши приплясывающие задницы и улыбки Лизы сквозь зубы. – Бедняга Лиза.

– Окруженная тремя девчонками? Ой да, что может быть хуже.

– Она встречалась только с одной из нас. Но, – подумав, замечаю я, – думаю, сейчас женская очередь к Лизе куда длиннее, чем к Стивену Тайлеру в 1979 году.

Лера смеется, но песня заканчивается, и она останавливается, выпуская меня из объятий.

– Ты сделала это, – с полуулыбкой говорит она. – Танцевала с австралийкой в пустом баре, и конец света не наступил. Поставь галочку в списке.

– И мы… – начала я.

Мы поговорили. Мы признали очевидное. Сделали это ужасающий шаг вперед. С теплым, но нейтральным выражением на лице она ждет, как я закончу фразу.

– Да, это мы тоже сделали, – наконец говорит она, кивая в сторону бара. – Выпивка ждет.

И все вновь стало легко.

***

Я в одиночестве просыпаюсь на огромной кровати среди белых простыней, купаясь в ярком солнечном свете.

За последние несколько месяцев я путешествовала так часто, что бледно-голубые стены и большое белое кресло в углу не сразу дали мне понять, где я нахожусь. Я переворачиваюсь и замечаю свои сложенные на стуле кожаные штаны и топ с лифчиком, аккуратно висящие на спинке.

Очевидно, Лера в своем номере.

Скучая по ней, я ощущаю пустоту в животе. Хочу её рядом с собой.

После второго стакана и от признания, что мы явно увлечены друг другом, напряжение быстро развеялось. Нас прервала умеющая потрясающе не вовремя появляться Оля, по телефону рассказавшая о том, что девушка, с которой у неё было свидание, сейчас пьяная спит у себя на диване, а когда она ушла, заметила севшую батарею на телефоне и что оставила кошелек в магазине, поэтому ей пришлось отдать таксисту свои часы, чтобы тот довез её до дома.

Где-то в час ночи мы ушли из бара и, держась за руки, прошли два квартала до нашего отеля. У меня было пять пропущенных звонков от Остина, но поскольку он не оставил ни одного голосового сообщения, я не стала перезванивать. Не хотелось, чтобы еще кто-то, кроме Леры, занимал мои мысли. Когда мы подошли к моему номеру, она махнула в сторону своего, но прежде чем я собралась с духом пригласить её к себе, она наклонилась и поцеловала меня в щеку.

– Давай не будем торопиться, – сказала она. – Увидимся утром.

У меня в голове тут же сформулировался ответ, но я не смогла произнести его вслух: можем ли мы в таком случае заняться неторопливым сексом?

Я снова переворачиваюсь, отключаю телефон от шнура зарядки и проверяю почту.

Приподнявшись на локте, я прищуриваюсь, чтобы прочитать написанное на экране.

– Какого хрена?

Я сажусь на постели, скрестив ноги, и увеличиваю текст, чтобы убедиться, что это не плод моего воображения. Оказывается, пока мы с Лерой флиртовали и выпивали, избегая разговоров о свиданиях, Columbia-Touchstone утвердила основной каст. И мне пришло больше трехсот писем и не меньше десяти голосовых сообщений от СМИ, чтобы я сделала заявление.

«Пытался поймать тебя после ухода. По поводу сценария, – написал на почту Остин.

Слава богу, я отметила его письма как важные, иначе, кто знает, нашла бы я их теперь? —

Там Лэнгдон на прошлой неделе уже кое-что сделал. Но не нервничай, хоть мы и быстро утвердили каст, ты все замечательно успеешь».

Он не догадался рассказать мне об этом вчера вечером? Сказал только, что Лэнгдон только начал писать и еще не закончил.

Проверка банковского счета и обнаруженная на нем огромная сумма чуть не довели меня до тошноты. В панике я начинаю думать, что пора прятать золотые слитки под матрасом.

От стука в дверь я подпрыгиваю и надеваю халат. На пороге стоит Лера, она выглядит потрепанной и немного нервной.

В выражении её лица мне тут же заметно уязвимое счастье, мелькающее в легкой улыбке и прищуренных глазах – всего на мгновение, после чего она тщательно все стирает.

По моим ощущениям, с прошлого вечера прошла целая неделя, и она выглядит как-то иначе. Меньше чем просто симпатичная подруга и больше похожа на женщину с таким телом под одеждой, к которому мне все более отчаянно хочется прикоснуться.

Мы обе молчим, и я боюсь, что вчерашний вечер все изменил. Мне не хочется испытывать неловкость в общении с Лерой.

– Как дела у самой лучшей на свете владелицы магазина комиксов по имени Валерия Пересыпкина?

Она так широко улыбается, что слегка приподнимаются её очки, а в уголках глаз появляются морщинки.

– Представь, что я говорю смайлами. Так вот: иконка яичницы.

Ага, можно сказать, что дела отлично.

– Пойдем позавтракаем? – предлагаю я. – Или… закажем сюда?

Этот вариант звучит куда интимнее, и Лера, кажется, тоже это понимает.

– Не-а, – отвечает она. – Давай сходим в ресторан внизу. У них шведский стол, и думаю, я готова съесть там все.

– Заходи, – говорю я и беру свою сумку и одежду. – Дай мне минут пять. Нужно быстренько позвонить Бенни.

Лера входит в номер, и я замечаю её задержавшийся взгляд на моей вчерашней одежде, так аккуратно сложенной на стуле. Интересно, думает ли она о том же, что и я: если бы она осталась вчера здесь, то мои кожаные штаны, наверное, были бы принесены в жертву богам секса.

– Тася! – кричит Бенни через громкую связь, и я съеживаюсь, глядя на экран, будто он меня обжигает.

Еще нет и девяти утра, откуда столько бодрости?

– Привет, Бенни.

– Спорим, я знаю, почему ты звонишь? – пропел он. – Рэйзор вошел в список Sexiest Man Alive в People, и предрекаю, что ты жаждешь оказаться сегодня в Голливуде отпраздновать.

Лера поворачивается ко мне с округлившимися глазами. Я поднимаю палец, имея в виду, что мне нужно еще пару секунд.

– Я уже в Голливуде, – отвечаю я. – Но собираюсь домой. Остин вчера не слова не сказал о сценарии.

– Наверное, потому, что знал, ты попросишь его прочитать прямо там, на месте, а потом будешь требовать внести правки, прежде чем его утвердить, но он уже утвержден.

Я покусываю губу, подавляя усмешку.

– Ну и что сейчас происходит?

– Я сделал заявление от твоего имени, – говорит он. – Как там пишут? «Подтверждаю, что Таисия Соколова в абсолютном восторге от каста».

Я жду продолжения, но понимаю, что он закончил. В другом конце комнаты Лера, кажется, тоже ждет, но потом наклоняет голову, как бы говоря: «А все ведь не так уж плохо». Это еще раз показывает, что я далека от СМИ и с трудом понимаю такие ходы.

– Это идеально, правда, – замечаю я. – Я действительно в восторге от этой новости. И не думаю, что есть необходимость в личном интервью. Но Бенни, может, ты подтолкнешь их прислать мне сегодня сценарий? Если они хотят, чтобы я откорректировала – и я надеюсь, что под этим подразумевается нещадная правка – мне нужно увидеть его как можно раньше. В моем расписании и так полно дел.

– Я уже. А ты иди занимайся своими делами. На тебя скоро будут набрасываться с просьбой получить автограф, поэтому все, о чем я тебя прошу, – это хорошенько надрать всем задницы.

Я благодарю его, шлю воздушный поцелуй и кладу телефон на кровать. Мои руки дрожат.

– Не была уверена, что люблю Бенни, – говорю я. – А теперь да. Не представляю, что бы я без него сейчас делала.

– Они уже провели кастинг? – спрашивает Лера. – И Остин вчера ничего об этом не говорил?

Когда мы с Лерой ушли с вечеринки, мы практически не обсуждали фильм.

– Он говорил, что ведет переговоры. Лэнгдон – что делает наброски. Либо все произошло довольно быстро, либо, – я обдумываю и добавляю: – они на самом деле не собирались подключать меня в начале работы, – я поднимаю руки и смотрю, как они дрожат, будто листья. Такое чувство, что моему мозгу нужно время, чтобы все случившееся разложить по полочкам.

– Ладно, – с успокаивающей улыбкой говорит Лера. – Одевайся, и давай поговорим об этом внизу. Я жутко голодная.

Взяв одежду из сумки, я иду в ванную, там собираю волосы в пучок и надеваю джинсы и белую футболку.

Когда я выхожу, Лера стоит у окна и смотрит в него. На ней темно-синяя поношенная и от того тонкая и мягкая футболка. Поэтому мне хорошо видны крепкие мышцы на плечах и спине. Мое сердце делает резко сжимается, вынуждая меня закашляться.

Она оборачивается на звук и с улыбкой подходит ко мне.

– Готова?

Я не могу смотреть на неё слишком долго. Она не меньше чем на пятнадцать сантиметров выше меня, и мне всегда открывается прекрасный вид на её шею, горло и изгиб нижней губы.

– Готова.

Мы молча идем по укрытому ковром коридору, потом Лера нажимает на кнопку вызова лифта, отступает и кладет руку мне на поясницу. Этот жест так нежен.

– У тебя есть финансовый консультант? – спрашиваю я её. – Мне нужна помощь.

– Есть, но он скорее спец по бизнесу. Хотя, может, и тебе будет полезен, – отвечает она, жестом пропуская меня вперед, когда подъезжает лифт.

– Пришли деньги от студии.

Она кивает, глядя на отсчет этажей.

– У меня было схожее чувство, когда умер мой отец. Смесь радости и страха. Ощущение, что бездельнице, живущей с бабушкой и дедушкой и питающейся консервированными печеными бобами, пришла пора стать взрослой. У меня не было внутренней готовности разбираться с такими вопросами, как планирование бюджета или надежное сохранение финансов.

– Ну да, – говорю я, слегка прислоняясь к ней. От Леры ощущение именно надежности.

– И в общем, какое-то время я не думала об этом, пока не стала готова. И пока не поняла, что именно хочу сделать с этими деньгами.

– Магазин?

Она кивает.

– Ты тоже поймешь. Просто оставь эту тему в покое, потом сообразишь.

Лифт останавливается на третьем этаже, мы выходим и следуем указателям ресторана.

– Наверное, стоит купить новую машину.

Она смеется.

– И я знаю, что хочу свое жилье.

Лера молча идет несколько шагов, после чего спрашивает:

– Дом?

– Думаю, да.

И тут мой мозг сворачивает на мысль, что у Леры уже есть дом, и если у нас что-то получится, а потом выльется во что-то большее, будем ли мы жить вместе? Нужно ли нам тогда владеть двумя домами?

– Могу помочь с поиском, – разрушая мои разрастающиеся фантазии, говорит она.

Мы заходим в ресторан и садимся за столик с видом на Санта-Монику. Мы с Лерой ели вместе десятки раз, но сейчас все иначе, хотя я совсем не разбираюсь в таких ситуациях, и, может быть, все это только у меня в голове. Может, из-за того, что я позволила вылиться тому потоку чувств, сейчас все ощущается особенным и нагруженным дополнительными смыслами.

Что бы сделала Полина? – размышляю я. Она бы спросила. Что-то вроде: «все в порядке?»

Это действительно так просто?

– Все в порядке? – спрашиваю я, претворяя эту мысль в жизнь. Лера смотрит на меня, вопросительно нахмурившись. – Я имею в виду, после вчерашнего вечера…

Она улыбается и кладет меню на стол.

– Все прекрасно.

Полина на была бы такой лаконичной. Она объяснила бы, почему спрашивает. Черт, да Полина уже сидела бы у неё на коленях.

– Окей, хорошо, – отвечаю я и опускаю глаза, изучая огромный выбор вафель.

Я чувствую, как на мне задерживается её взгляд, после чего она снова берет в руки меню.

А я откладываю свое.

– Все уже совсем по-другому, – говорю я.

– Нет, – мгновенно отвечает она, а когда я поднимаю на неё взгляд, вижу её улыбку.

Она явно ожидала, что я запаникую.

Я смеюсь.

– А я говорю, да.

Покачивая головой и глядя в меню, она бормочет:

– Чокнутая.

– Идиотка, – в ответ выдаю я.

Подходит официантка и наливает нам кофе. Лера с улыбкой наблюдает, как я отказываюсь от шведского стола и заказываю блинчики. Она тоже просит себе их и яйца. Официантка уходит, а она облокачивается локтями на стол.

– Чего ты хочешь, Тася?

Начать с малого, моя австралийка.

– Чего я хочу? – бормочу я, придвигая кофе поближе.

Я хочу четче понимать, куда катится моя жизнь.

Хочу нарисовать все, что у меня сейчас крутится в голове.

Хочу быть с Лерой и не потерять её.

– Не знаю, – я добавляю три порции сливок в кружку.

Она скептически вздыхает и кивает.

– Не знаешь.

Я смотрю, как она почесывает подбородок.

Ну ладно.

Хочу, чтобы на следующей неделе она меня трахнула.

Чтобы будила по ночам, прижимаясь мокрой киской.

– Что ж, Сладкая Тася, тогда дай мне знать, когда поймешь, – говорит она.

Лера кончиком языка облизывает губы и наблюдает, как я слежу за движением.

Она все обо мне знает.

Это тоже так просто?

– И все?

– И все.

Я понимаю, что она сейчас словно подошла на мою сторону на теннисном корте и осторожно послала мячик в центр.

– Все-таки ты идиотка, – повторяю я, сдерживая улыбку. Я обожаю её, и так сильно. И эти всепоглощающие и нарастающие эмоции делают мои щеки горячими, а живот скручивают от удовольствия. Не знаю, смогу ли однажды решиться отпустить бортик и поплыть.

На панно изображена девушка, держащая в руках сверкающий метеорит.

Улыбаясь, Лера подносит ко рту чашку кофе.

***

Я засыпаю где-то в районе Лонг-бич, и когда Лера паркуется недалеко от магазина, она меня осторожно расталкивает.

– Спасибо за поездку, – говорю я, когда она достает мою сумку из багажника. Она ставит ее на тротуар и засовывает руки в карманы джинсов, от чего те приспускаются.

На ней сегодня красные трусики. Виден плоский живот. И начало линии бедра.

– И спасибо, что съездила со мной, – говорю я и смотрю в сторону, оттаскивая свой взгляд от дорожки волос. – Я думаю, одной было бы очень скучно.

– Всегда пожалуйста, – замечает она и наставительным тоном добавляет: – А я вот думаю, ты замечательная, Таисия.

Я улыбаюсь ей.

– Думаю, ты тоже замечательная, Валерия.

Она удивляет меня, когда обхватывает руками мое лицо, наклоняется и прижимается губами к щеке. Поцелуй слишком близок ко рту, чтобы быть невинным, но она не касается моих губ. Это и поцелуем-то на самом деле не назовешь.

Или можно назвать? Я чувствую, как мой пульс колотится в горле, и задерживаю дыхание, чтобы не произнести ни звука. Она задерживается на один спокойный медленный вдох, после чего отстраняется.

– Тогда, – говорю я, – может, встретимся где-нибудь попозже?

– Малышня, вы что это, целуетесь?

Мы инстинктивно отпрыгиваем друг от друга, оборачиваемся и видим с подозрением косящуюся на нас Олю. Её прическа в жутком состоянии, больше похожа на помятый кактус, чем на ирокез, а футболка надета задом наперед.

– Нет, – отвечаю я. – Мы просто…

Ладно, может, мы действительно вот-вот бы поцеловались. Поганая Оля.

– Да мать вашу, – она полукричит-полустонет, – раз не целуетесь, тогда свалите с дороги. Мне нужно прилечь.

Сегодня понедельник – единственный день, когда магазин закрыт для покупателей – и Лера открывает ей дверь. Мы обе смотрим, как Оля вваливается внутрь и направляется в читальный уголок.

– Мне нужно внедрить систему наименований своего похмелья, как у ураганов, – бормочет она, укладываясь на диване. – Это назову Эбби. Первостатейная шлюха.

Лера наблюдает за ней с оправданным подозрением: ставлю восемь к одному, что Оля собирается заблевать диван.

– Что ты вообще здесь делаешь? – интересуюсь я. – Почему не дома?

– Думаю, кому-то понадобился её кошелек, – Лера достает его из-за стойки и кидает его на грудь Оли. – Держи, героиня.

– Слишком громко, – стонет та. – И тут слишком ярко. Наверное, именно так себя ощущают аутисты.

Лера с ужасом хохотнула, прежде чем ответить:

– Оль, ты совсем ебанулась, ты что несешь?

– Только вот не говори мне, что я не права.

Раздраженно покачав головой, Лера идет за стойку и включает музыку. Звуки разрывают тишину магазина, а Лера достает воображаемую гитару.

– Да! – я подыгрываю ударными на стойке.

– Ну какого хуя, а! – Оля переворачивается и утыкается лицом в подушку.

Лера подходит к читальному уголку и кричит прямо ей в ухо:

– Врежем рок в этой дыре!

Оля бьется в конвульсиях, а меня пробирает на хохот.

– Это Revelation? – спрашиваю я Леру.

Она кивает и, высунув кончик языка, «исполняет» гитарное соло.

– А ты когда-нибудь думала об этом? – спрашиваю я, а Лера возвращается к стойке немного уменьшить звук.

– О чем думала?

Когда я смотрю на неё – на эту широкую улыбку, на бегающие пальцы по грифу нелепой воображаемой гитары, на гримасу крутой рокерши – то понимаю, что её очки сглаживают её образ, остужают, будто добавляют льда в напиток.

Без них она сплошная резкость и вибрирующий цвет: сверкающие голубые глаза, теплые губы.

– Стив Перри против Арнела Пинеды – видя её непонимание, я поясняю: – Парень, который на YouTube пел каверы Journey… и в конце концов стал их новым вокалистом.

Лера увлеченно кивает головой в такт музыке.

– А, точно. Кажется, где-то слышала.

– Я про то, что бы ты выбрала: настоящие или трибьют-группы?

– Подожди, я думала, Пинеда – это и есть настоящие Journey.

Я притворяюсь, что раздражена.

– Ну ты же понимаешь, о чем я.

Она пожимает плечами.

– Я думаю, это смотря о ком мы говорим.

– Ну хотя бы о Дилане.

Лежа на диване, Оля тихо стонет: «А?» – и открывает один глаз. Она мгновение смотрит на нас и медленно моргает от самого странного молчания на свете. Наконец она отворачивается, чтобы спрятать лицо, возвращаясь к своему похмелью.

– Да ну на фиг, – качая головой, говорит Лера, снова вливаясь в нашу дискуссию. – Боб Дилан – легенда. И потом, по сути все музыканты – это трибьют-группы Дилана.

– Ну ладно-ладно, – отвечаю я. – А как насчет Heart? Ты выберешь сегодняшних молодых телок, горланящих «Barracuda», или же самих сестер Уилсон в их шестьдесят…

Лера выглядит потрясенной.

– Из тебя какая-то фиговая феминистка.

Смеясь, я ей отвечаю:

– Феминизм тут не при чем. Я просто рассуждаю. Представь себе реалити-шоу, где идет кастинг участниц для трибьюта. Насколько же нужно ненавидеть свою великолепную карьеру длиной в сорок лет, чтобы потом состязаться со своей же трибьют-группой?

Она подходит и ерошит мне волосы.

– Вот почему я никогда тебя не оставлю.

Я замираю, затаив дыхание, и все внутри побуждает меня насторожиться.

Наверное, моя реакция написана у меня на лице, и до Леры тут же доходит, что она сказала.

– Черт, Тася, – она обнимает меня за плечи и притягивает мое лицо к своей шее. – Я просто хотела сказать, ты такая милая. Конечно же, я тебя никогда не оставлю.

И это правда, говорю я себе. Она серьезно.

– Может, вы двое уже наконец перепихнетесь, и покончим с этим? – стонет Оля с дивана. – Господи боже, кто-нибудь, нужно срочно освятить это прóклятое место.

Мы отодвигаемся друг от друга, но на этот раз иначе. Наши руки разъединяются куда медленней: ладони, пальцы, затем их кончики.

– Мне нужно сделать несколько звонков, – говорю я Лере. – Чем будешь потом занята?

Она пожимает плечами и смотрит на мой рот.

– Пока не знаю.

Я спиной иду к двери, наблюдая за её медленно расцветающей улыбкой. Внутри меня что-то щелкает. Я словно наклоняюсь и сама подаю тот мячик в центр площадки.

– Окей, я позвоню тебе попозже.

========== Лера ==========

Я давно знаю, что Тася редко когда повинуется импульсу. Если не считать нашу свадьбу в Вегасе, ей обычно требуется время – будь то секунды или дни – чтобы взвесить все «за» и «против». Никогда не знала кого-то, настолько осмотрительного.

Впервые я заметила это на пляже одной потрясающей августовской ночью. В тот день вышла ее книга и тут же оказалась на вершинах чартов в своем жанре. Тогда я пьяная рванула к воде и, разувшись на бегу, нырнула прямо в одежде.

Тася была еще пьянее меня, но, еле волоча ноги, она подошла к полосе прибоя и, замявшись, уселась на песок.

– Мне не во что переодеться, – промямлила она. После чего упала на спину, раскинув руки в стороны. – Я промокну и вся буду в песке.

– Ты уже в песке, – заметила я, убирая мокрые волосы со лба.

– Зато не мокрая. И у тебя дома для меня нет одежды.

Я хотела отпраздновать объяснением в любви, пивом и безудержным трахом. Хотела сказать ей: «Да хрен с ней, Тася, можешь переодеться в мое. Ты вообще можешь ни во что не одеваться».

Но я промолчала. Потому что уже тогда знала, что нельзя давить. Ей не хотелось плавать и не хотелось ехать домой в промокшей насквозь и тяжелой одежде.

Именно знание этой черты ее характера позволило мне спокойно отпустить ее из магазина – когда она так многозначительно спросила, что я делаю сегодня вечером – и, расслабившись всем телом, отступить за стойку.

И это же помогает понять, почему все общение с ней за последнюю неделю выглядит как два шага вперед и один назад. Но когда всего через пятнадцать минут она пишет мне, можно ли ей прийти ко мне вечером… по биению своего сердца я чувствую, что Тася уже приняла решение. И остается только надеяться, что оно то, какое я хочу.

Я пишу в ответ простое: «Конечно».

***

Три часа спустя, одновременно с тем, как Света берет свои ключи, раздается звонок в дверь.

– Ожидаешь компанию? – она смотрит на дверь и затем поворачивается ко мне. Она приходила взять на время моющий пылесос для своего нового дома, но задержалась на час, болтая о новом жилье, о том, как хочет, чтобы Катя родила ребёнка, и о прочих своих идеалистичных мечтах.

В окне виден силуэт Таси, и это именно та причина, по которой я хотела спровадить Свету до ее прихода.

– Просто ужинаю с Тасей, – говорю ей я.

– «Просто ужинаю с Тасей», – самодовольно ухмыляясь, повторяет она.

– Давай домой, Светик.

– А я и собираюсь, – отвечает она, посмеиваясь всю дорогу до двери.

Я открываю дверь, и мое сердце подскакивает при виде ее, стоящей там, и одетой, будто только что пришла с какой-нибудь вечеринки или интервью.