Текст книги "Тёмная дикая ночь (СИ)"

Автор книги: София Калитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Что-то Лера сегодня ворчливая, – говорит ей Света.

– Правда? – отвечает она. – А я собиралась предложить сыграть в покер, но теперь сомневаюсь, выдержит ли напряжение эта любительница посостязаться.

– Напои её и обчисти до последнего цента. Это меньшее, чего она заслуживает.

Она поворачивается ко мне с улыбкой, явно довольная этой идеей.

– Так и запланировано.

Я слегка усмехаюсь.

– Ну удачи тебе.

– Как бы ни жаждала посмотреть на эту кровавую бойню, но поеду: я пригласила Катю на ужин. Пока, подружки, – говорит Света и наклоняется быстро поцеловать ее в щеку. Я почти отчетливо слышу, как она ей говорит: «Прикончи её», – после чего сбегает с крыльца, и остаемся только мы двое. Снова.

Тася идет мимо меня в дом, и в ее движениях заметно что-то новое. Больше женственности, и она это осознает.

– Все хорошо? – спрашиваю я.

Рядом с кухней она останавливается и поворачивается ко мне.

– Хорошо, – она убирает свои густые волосы за уши. Они тут же падают назад, и она снова улыбается, выглядя моложе, чем есть на самом деле. – Света хорошо погостила?

Я озадаченно улыбаюсь.

– Что? Да, она хорошо погостила.

Тася продолжает улыбаться и смотреть на меня.

– Рада, что вы, девочки, сегодня повидались.

– Что с тобой? Твои потуги вести светские беседы так же ужасны, как и у моей тетушки Риты из Брисбена.

Смеясь, она идет на кухню, и я слышу звук открывающегося холодильника, звон бутылок и как он закрывается.

– Наверное, я нервничаю, – громко отвечает она.

Мой пульс грохочет в районе шеи.

– Нервничаешь от чего?

Теперь слышен какой-то шелест, позвякивание стаканов и звук льющейся жидкости, после чего она возвращается.

Покачивая бедрами, Тася подходит ко мне, протягивает пиво и шот текилы и смотрит мне в лицо.

– Нам сегодня о многом нужно поговорить, – говорит Тася.

Я сглатываю, желая раствориться в ней. Инстинктивно улыбаясь от ее близости, я спрашиваю:

– Вот как?

Она кивает, мизинцем убирая прилипшую к губам прядь волос.

– В Л-А ты сказала много интересного.

– О чем ты не подозревала? – тихо уточняю я.

– Возможно, не подозревала, да, – так же тихо говорит она, задерживаясь взглядом на моих губах, после чего смотрит в глаза. – Хотя уже давно хотела услышать.

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но она перебивает меня уже обычным голосом:

– Но сегодняшнее правило номер один: никаких поцелуев.

Она выпивает свой шот, морщится и делает большой глоток пива. А я поперхнулась своим.

– Что, прости?

– Ты слышала, – отвечает она.

Морщась, я большими глотками пью пиво.

– Никаких поцелуев когда?

– Пока мы пьяные, – объясняет она. – Я хочу поговорить.

Моя грудная клетка ощущается слишком тесной для всего, что внутри: сердце, легкие, эмоции, – и это не дает нормально вздохнуть. Вот оно, да? И происходит уже прямо сейчас?

Я протягиваю руку к ее волосам и спрашиваю:

– А существует правило номер два, если первое будет нарушено?

Ее медленно расцветающая улыбка просто волшебная.

– Не умничай.

Улыбаясь в ответ, я шепчу:

– Постараюсь.

Во мне бушует каждая капля крови. Наконец-то, блядь.

– И что сейчас тут происходит, Сладкая Тася?

Она невинно пожимает плечами.

– Мы будем играть в покер.

– Я тебя в порошок сотру, – предупреждаю я, прежде чем снова поднести бутылку ко рту.

Тася наблюдает, как я пью.

– Скорее это тебе придется стереть тут везде пыль своей одеждой, а я полюбуюсь, – я приподнимаю бровь, и она добавляет: – Мы будет играть на раздевание.

С удивленным смешком я отвечаю:

– Мы действительно о многом поговорим, если будем играть на раздевание, но при этом без поцелуев.

Повернувшись, Тася достает из кухонного ящика колоду карт и жестом приглашает меня присоединиться к ней за обеденным столом.

Все это так внезапно… но в то же время есть ощущение, что я ждала уже целую вечность.

Я хочу шагнуть за границы нашей дружбы. Хочу сделать этот шаг и еще один за ним. Тася ворвалась сейчас ко мне, готовая все сметать на своем пути, и хотя я никогда ее такой не видела, ни за что на свете ее не остановлю.

Решительная Тася – это потрясающее зрелище.

Она похлопывает рукой по столу и этим отвлекает меня от своих мыслей.

Я сажусь напротив нее. Мы встречаемся взглядами, и никто из нас не смотрит в сторону и не рушит это напряжение. Мы так долго ходили вокруг да около, что клянусь, кожу покалывает, а в голове крутится вопрос: чем закончится этот вечер.

– Делаем ставки, – шепотом говорит она и убирает в сторону волосы, чтобы снять серьги. Она бросает их в центр стола и выжидающе смотрит на меня.

Я оглядываю себя в поисках, что вообще у меня есть. Часы. Джинсы, футболка, ремень, очки. Нет даже обуви и носков.

– Кажется, мы не на равных.

– Везет же мне.

Она понятия не имеет, что это я себя считаю везучей. Раз уже заслужила ее доверие.

И особое расположение. А еще что стала свидетельницей, как она берет свою долю ответственности за наши отношения. Я улыбаюсь и хочу снова сказать, что люблю ее.

Но вместо этого я снимаю часы и кладу их на стол, пока она сдает нам по пять карт.

Мы смотрим, каждая в свои, разложив их, и мать вашу, у меня две чертовы пары: два валета, две тройки, – и семерка.

– Твой настоящий покер-фейс никуда не годится, – хихикая, замечает она. – Неожиданность века.

– Могу раздеть тебя одной левой, – говорю я, помахивая перед ней картами и ощущая, как внутри меня теплеет, когда замечаю, что она схватывает двусмысленность. – Я открываюсь, – я беру свой ремень, медленно снимаю его и, свернув, кладу на стол. —Открывайся или скидывай, Соколова.

– А ты знаешь, что не аннулируй мы наш брак, я была бы Таисия Пересыпкина?

Я киваю.

– Думала об этом раз или два, хотя всегда считала, ты оставила бы свою фамилию.

– Я до странного традиционна, – положив карты рубашкой вверх, говорит она. Как только я подумала, что Тася будет скидывать, она берется за край своего свитера и снимает его через голову.

Под ним на ней только бюстгальтер.

– Повышай или подтверждай, – говорит она, и тут я понимаю, что уставилась на нее.

Посмотрев в свои карты, я понимаю, что могу по максимуму раздеть ее прямо сейчас, но хочу посмаковать так долго, как только получится.

– Подтверждаю.

Кладу свои семь карт рубашкой вверх, и она дает мне новую карту. Я уже подсмотрела: тройка червей. И теперь у меня фул хаус.

Она сдает себе еще три карты – это уже максимум – и гримасничает.

– Круто.

– Твой покер-фейс еще ужасней.

Тася поднимает на меня взгляд и говорит:

– Можешь повысить, если хочешь.

Теперь моя футболка снята и лежит в центре стола.

– Можешь подтвердить, если ты хочешь.

Ее бюстгальтер приземляется на мою футболку, и я выдаю несколько сдавленных звуков, прежде чем дрожащей рукой потянуться к пиву. Я едва соображаю при виде ее обнаженной груди. Такой округлой и упругой. Рот наполняется слюной, и я замираю с бутылкой у губ, не в состоянии ее наклонить, чтобы сделать глоток.

– Ты пялишься, – шепотом говорит она.

– Ничего не могу с собой поделать, – ты же только что сняла с себя лифчик.

– Давай открывайся.

О черт, карты.

Я часто моргаю, потом сильно зажмуриваюсь и просто кладу их на стол. Она со стоном показывает мне пару четверок и три неподходящих карты: валета, туза и семерку. Уронив голову на сложенные руки, она трясется от смеха, посмотрев на меня, когда слышит, как я пододвигаю к себе одежду. Я надеваю футболку, ремень и часы. Нацепив ее лифчик себе на голову, я накидываю свитер на плечи, а серьги оставляю лежать у моей бутылки пива.

Когда она выпрямляется, ее длинные темные волосы скользят по плечам и ложатся на грудь. Такой контраст между темным оттенком ее волос и молочной кожей, когда кончики прядей прикрывают соски.

Теперь я понимаю, почему такой женский образ рисовали миллионы раз.

– Ты снова пялишься.

– Ты все еще без лифчика.

– Я наврала, – рассеянно потирая пальцем нижнюю губу, говорит она.

Ее интонация подсказывает мне, что она забавляется, по крайней мере, самую малость.

– Когда?

– Когда сделала вид, что не хочу тебя поцеловать.

Я чувствую, как мои брови сдвинулись к переносице.

– Ты про правило?

– Ага, про него, – она опускает взгляд и пальцем рисует круги по столу. – И про каждый раз, когда видела тебя.

Мои артерии не в состоянии расшириться и быстро пропустить такой мощный поток крови, поэтому я ощущаю, как перед глазами все плывет.

– Иди сюда.

Она качает головой, подталкивает в мою сторону колоду, после чего встает и берет нам еще по пиву.

– Ты сдаешь.

После очередного раунда двусмысленностей и напряжения Тася снова проигрывает, но на это раз она сообразила поставить только ботинки, прежде чем скинуть. На следующей раздаче она выигрывает назад свои сережки и мои часы, но потом проигрывает и то, и другое, плюс свои носки.

– Согласно моим подсчетам, на тебе остались только две вещи, – пока она тасует колоду, замечаю я. – Штаны и что-то под ними.

Она смеется.

– Я не против насчет джинсов, но не могу проиграть свое нижнее белье.

– Но тебе некуда деваться. Моя очередь вскрываться после раздачи.

Она размышляет, и эффект двух бутылок пива дает о себе знать: ее взгляд быстро теплеет.

– Тогда пиши Полине. Скажи, пусть выберет наказание для проигравшего. Только не говори ей, кто проигрывает.

Кивнув, я достаю телефон и пишу сообщение Полине:

«Нам нужно наказание проигравшему в покер. Одна из нас уже практически без одежды».

Не проходит и полминуты, как она отвечает:

«Чертов приватный танец, малышка».

Смеясь, я говорю Тасе:

– Она думает, это я проигрываю, не ты.

– Что она написала?

– Скажу, когда проиграешь.

***

Тася роняет руку на стол и со страхом смотрит на меня.

– Погоди. Мне понадобится еще пиво, прежде чем я буду готова это услышать. О боже.

– Тебе еще понадобится музыка.

Ее глаза округляются, и она хватает бутылку и залпом ее осушает, после чего берет мой телефон. Она знает мой пароль, и, не долго думая, вводит его.

Прочитав сообщение Полины, она застывает с отвисшей челюстью.

– Я не собираюсь это делать.

– Тогда отдавай мне свое нижнее белье.

– Фиг тебе.

Я с хохотом встаю и подхожу к музыкальному центру.

– Ты что предпочитаешь: рок-н-ролл или клубную?

Она стонет.

– Лера, я в жизни не исполняла приватный танец!

– Значит, клубная! – кричу я и жму на «play».

Развернувшись, я чуть не спотыкаюсь от вида Таси в полный рост у стола. Пока мы сидели, от талии и ниже мне ее не было видно, но господи.

Тася в одних только трусиках. В черных шелковых. Просто крошечных. Ее тело такое гладкое; мне хочется вонзиться зубами в мягкую плоть верха ее бедер.

Мою кожу начинает жечь.

Чувствуя биение пульса где-то в горле, я сажусь на стул.

Она шлепает мне по подрагивающей руке, и я прячу обе под внешнюю сторону бедер.

– Ты даже знаешь правила.

– Я смотрю, ты тоже.

Шагнув ближе, Тася впивается в меня взглядом.

– И почему бы тебе не проиграть?

Ее колени задевают мои, и я чувствую, как это прикосновение отзывается по всей длине моих ног.

– Было бы не настолько хорошо, правда?

– Это странно – видеть меня топлес? – спрашивает она, перешагивает через мои колени, после чего придвигается ближе и усаживается верхом.

Мне трудно дышать. Трудно думать.

Я оглядываю ее тело. Узкую талию и идеальные изгибы бедер. По всему боку у нее татуировка, и при таком тусклом свете ее не прочитать, но я надеюсь сделать это позже. А прямо сейчас я в миллиметре от того, чтобы прижаться лицом к ее груди.

– Это гребаное наслаждение, а не странно.

По кухне разливается музыка, медленно увлекая за собой мой пульс и, кажется, делая то же самое с пульсом Таси, и она нерешительно подает бедрами вперед и назад. Ее руки держатся за мои плечи, словно дают зыбкое обещает, что это не последний раз, когда они там лежат.

– Тася… – шепчу я. – Просто делай все, что тебе удобно.

Она наклоняется и так внимательно смотрит мне в глаза, будто ищет упавшую ресничку, чтобы самой загадать желание. Ее взгляд немного нечеткий, но мне нравится подвыпившая Тася. Она словно выползает из своего убежища и вглядывается в окружающий мир. Прямо сейчас этим миром хочу быть я. И хочу, чтобы она видела только меня.

– Твоя тату, что там написано? – спрашиваю я ее.

Облизнувшись, она не отводит взгляд от моего рта, когда отвечает:

– «Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму».

Я начинаю перебирать в голове, где могла слышать эту цитату, но из-за близости ее обнаженного тела, запаха ее шампуня, кожи и легкого намека на аромат ее похоти… в моей голове пустота.

– Откуда это?

– Автор – королева остроумия, та, кто заставила повзрослеть целое поколение женщин: Элеонора Рузвельт, – Тася держится за спинку стула и во время своих движений наклоняет голову.

Тепло ее тела рядом со мной делает мой голос хриплым:

– Сколько тебе было, когда ты ее сделала?

– Семнадцать.

Ее волосы соскальзывают с ее плеча и щекочут мне руку. Когда ее взгляд встречается с моим, мою грудь стискивает при виде ее слегка размазанного макияжа, он делает ее сладко потрепанной, будто я с ней уже делаю, что хочу. Даже мыслей об этом достаточно, чтобы я ощутила отчаянный до дрожи голод.

– Это неловко сейчас? – шепотом спрашивает она.

Мои слова выталкивает резкий от возмущения выдох:

– Ни хрена.

Ее брови приподнимаются.

– Ты имеешь в виду, что привыкла, когда полуголые подруги танцуют у тебя на коленях?

– Думаю, тебе недостает одного предмета одежды, чтобы называться «полуголой», – поддразниваю ее я. – И, пожалуй, тебя уже нельзя назвать просто подругой.

Она пристально смотрит на меня, покусывая свою губу.

– Это не неловко, потому что это – ты, Сладкая Тася. И полуголой ты выглядишь изумительно.

Тишина затягивается, когда она просто не сводит с меня глаз, от чего я не могу пошевелиться.

Но эта пауза не статична. В выражении ее лица есть очевидное изменение от игривости к искренности, и наблюдать это – словно одну за другой разорвать вибрирующие нити, стягивающие мои ребра.

– Ты мокрая? – она опускается ниже и потирается об меня, всего раз.

Ох, блядь.

У меня перехватывает дыхание, когда сердце подпрыгивает в горло. Она знает, что это так.

– А ты? – в ответ спрашиваю я.

Я знаю, что она мокрая. Когда она снова наклоняется вперед, я чувствую это легкое скольжение по мне.

Она смеется, и ее внимание переключается с моих глаз обратно на губы. Она так близко, и это сейчас не мимолетный взгляд; он намеренный, длящийся целый век и скользящий по моему носу, щекам, после чего остановившийся на губах. Если она посмотрит чуть ниже, не сомневаюсь, она увидит замерший пульс у меня на шее.

– Ты сейчас думаешь о том, чтобы меня поцеловать? – спрашивает она.

Мой взгляд падает на ее губы. И я облизываюсь.

– А ты сейчас думаешь о том, чтобы я тебя поцеловала?

– Ты ответишь хоть на какой-нибудь мой вопрос?

– Да, но только на этот.

Этот ее смех – мой любимый: легкий теплый выдох. Наверное, она даже не знает, что издает этот звук. А потом время останавливается: наклонившись и после легкого колебания задержав дыхание, Тася прижимается своими пухлыми губами к моим.

Они теплые, мягкие и немного влажные, – это самый сладкий первый поцелуй в моей жизни. Тася дарит мне несколько первых изумительных и еле ощутимых прикосновений, прежде чем приоткрыть рот и осторожно захватить мою нижнюю губу своими.

Когда она посасывает и мягко покусывает, то издает еле слышный низкий звук, от которого я чувствую, что сокрушена.

Когда кончик ее языка задевает мой, мое сердце, похоже, собирается выскочить за пределы грудой клетки.

Блядь, я окончательно и бесповоротно сражена наповал.

Мне с трудом удается держать свои руки под бедрами, когда она отстраняется и облизывает губы.

– Я поцеловала тебя, – шепчет она.

Мой голос срывается, когда я отвечаю:

– Думала, мы не собирались этого делать.

Слегка пожав плечами, она шепотом продолжает:

– А я думаю, что собираюсь сделать это снова.

Сердце колотится так сильно, что я еле умудряюсь выдавить:

– Хорошо.

Когда она снова наклоняется, я со стоном высвобождаю руки и, отчаянно желая почувствовать ее вкус, тянусь к ней и встречаю ее на полпути, обхватывая ее лицо. Это словно взрыв: ощущение нашего соприкосновения в этом месте. Я, как голодная, жадно вбираю в себя каждый поцелуй, и все тело наливается ее сладостью, похотью и несдержанностью. Хочу поглотить Тасю целиком, но эти первые несколько поцелуев удивительно нежные. Ни к чему не ведущие, – поцелуи ради поцелуев. Потому что все сумасшедшее возбуждение спряталось в наших мышцах: в моих напряженных мышцах бедер под ней и в моих руках, еле касающихся ее лица, в её смявших мою футболку кулаках и подрагивающих ногах. Это словно секс – как она целует меня, скользя своим языком по моему – но при этом медленнее и бесконечно более невинно.

– Не могу поверить, что ты это делаешь, – бормочу я в ее рот. – Я так давно этого хотела.

Мои слова заставляют ее напрячься, и она отстраняется, медленно моргая.

– Теперь все испортится?

Я осторожно убираю руки от ее лица и опускаю их по обе стороны от своих бедер.

– Все может только улучшиться. Ну а мы можем делать все, что ты захочешь, – я тянусь к ней, чтобы поцеловать ее снова, и повторяю: – Все, что захочешь. Мы можем включить фильм и отдохнуть. Можем остаться здесь и целоваться. Или просто еще поиграть в карты.

Тиканье часов в холле раздалось не меньше сотни раз, прежде чем Лола заговорила.

– Я не хочу оставаться здесь и играть в карты.

Мне стало нечем дышать.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

– Или смотреть фильм.

Я киваю, давясь собственным дыханием.

– Все, что захочешь, лапочка.

– И мне будет мало только поцелуев, – она поднимается и тянет меня за собой. Мы стоим так близко, что мое дыхание играет с ее волосами, когда она смотрит на меня с широко раскрытыми глазами.

Тася рукой скользит по внешней стороне моей ладони и, переплетя наши пальцы, разворачивается и ведет нас по коридору.

========== Тася ==========

В комнате Леры я была всего раз – когда она что-то чинила в гараже и попросила меня принести её телефон – но тогда у меня особо не было времени осмотреться, как все устроено в её секретном месте. И еще казалось неуместным находиться в её неприкосновенном пространстве; схватив телефон, я быстро ушла. Я тогда не позволяла себе проанализировать свои чувства. Ведь мы были просто подругами. И находиться в её комнате, где она бывает голой или спит, не имело слишком большого значения. Просто ощущалось подчеркнуто личной территорией, куда обычно те Тася+Лера не заходили.

Но сейчас – после идеальных поцелуев, понимания, для чего мы пришли сюда – мое сердцебиение начало отдаваться в ушах.

Это происходит на самом деле.

Я не сплю.

Лера держит меня за руку, и воспоминание о её губах вызывает покалывание на моих. Её кровать в полуметре от места, где мы стоим. Она напротив двери, рядом с окном, откуда видно океан. Окно открыто, и ароматы соленого океанского воздуха смешиваются с чистым сосновым запахом постельного белья.

Я снова веду её за собой, дрожащей рукой стягиваю покрывало и осторожно откидываю его в сторону. Хлопок её простыней холодит мою спину и делает кожу еще более чувствительной. Лера наблюдает, как я ложусь, и ждет всего мгновение, после чего медленно крадется и останавливается у меня между ног. Выражение её лица полно удивления, когда она смотрит на меня, и это наполняет меня головокружительным всплеском энергии. Она жаждет происходящее так же сильно, как и я. Знаю это, потому что она сама мне сказала, но вплоть до этого вечера я до конца не верила.

От тепла моего тела и бешеного возбуждения прохлада простыней исчезла в считанные секунды. Я чувствую, как вниз по шее и груди течет тонкая струйка пота. Соски ощущаются набухшими и гиперчувствительными, а жар её кожи, когда я потираюсь об неё, вызывает у меня легкий вздох.

– Тася, – мое имя нетерпеливым шепотом срывается с её губ, и, протянув руку, я снимаю её очки. Она забирает их у меня и с такой осторожностью кладет на тумбочку, что от её продуманных движений кажется, будто она под водой.

– Так лучше, – когда она поворачивается ко мне, говорю я.

Пока мои глаза привыкают к темноте комнаты, я провожу кончиками пальцев по её лицу, по резкой линии челюсти. Она – сочетание острых углов и плавных линий. Приподнявшись навстречу, я прижимаюсь своей обнаженной грудью к её, и Лера, издав прерывистый стон, скользит рукой по моему боку, бедру и колену и закидывает мою ногу себе на бедро. Скрытая джинсовой тканью, её мокрая киска прижимается ко мне, и я чувствую её очертания, когда мы то приближаемся друг к другу, то отодвигаемся, покачиваясь вперед-назад.

– Ты уверена? – шепотом спрашивает она.

– Уверена.

На панно изображены двое, сплетенные пламенем.

От жгучей необходимости выпустить на волю дикого зверя из своей груди мои вдохи становятся резкими и прерывистыми. За исключением трусиков, я полностью обнажена и наслаждаюсь царапанием джинсовой ткани по мягкой коже моих бедер, но я хочу чувствовать её без них. Хочу ощущать тепло кожи. Пока её рот спускается по моей шее к ключицам и набухшей груди, я веду пальцами между нашими телами, расстегиваю её джинсы и, насколько могу, стаскиваю их. Рокочущий стон в её груди сначала ощущается, а уже потом становится слышен. Она подается бедрами вперед, заставляя меня резко охнуть, когда прижимается – теперь уже в одних только трусиках – прямо к моему клитору.

Лера наклоняется провести губами и зубами по моей шее обжигающую дорожку.

– Охренеть можно, Тася…

Она перебивает сама себя, когда её рот встречается с моим, уже приоткрытым и ищущим её, и в ту же секунду, когда я пробую вкус её губ, я понимаю: нам мало этого неторопливого изучения друг друга. Её губы мягкие и сильные, и они скользят по моим так нетерпеливо, так небрежно и хаотично – с укусами и нарастающим голодом.

Это желание, подстрекаемое адреналином, бьет меня, словно хлыстом. Я хватаю её за затылок, поторапливая целовать меня жестче и наконец коснуться меня. Звук, что я издаю, когда она проводит большим пальцем по моему соску, – эхо почти одной сплошной боли.

Она стягивает нервы в тугой узел и сталкивает в пламя. А Лера делает так снова и снова – плотно прижимая, вырисовывает маленькие круги. Мое сердце стремительно бьется у неё под рукой, когда она крепко удерживает меня для своего рта и наклоняется ради влажного посасывания… и острых укусов… пока её бедра продолжают прижиматься ко моему клитору, а я, царапая, хватаюсь за её плечи, желая, чтобы она вжала меня в матрас, раздвинула мне ноги и вошла.

Я провожу пальцами вниз по её животу, ощущая одновременно безумную жажду и страх.

– Да. Дотронься до меня, – просит она в мой приоткрытый рот.

Я ныряю ей в белье и ахаю от жара. Она нетерпеливо пульсирует на моих пальцах и по ощущениям в точности такая, как я себе и представляла: шелковистая кожа и мокрые складочки. Лицо Леры преображается от облегчения, когда я поглаживаю её, мягко тяну клитор, а она начинает двигаться вперед-назад по моей ладони, жадными губами ища мои.

Последние восемь месяцев были медленной и мучительной прелюдией, а лихорадочный жар под моей кожей, делающий меня нетерпеливой, заставляет освободиться из её объятий, но только с тем чтобы спустить вниз её трусики, и она вместе с джинсами отпихивает их подальше.

Лера не в состоянии оставаться недвижной надо мной, её зубы царапают мне соски, когда она поцелуями гуляет по моим ребрам, по руке, по подмышкам, покусывая бицепс, и продолжает двигаться на моих пальцах.

Я чувствую её руку между нами, когда она стягивает вниз мое нижнее белье, чтобы я высвободила одну ногу, и вот наконец её пальцы там, скользят по мне и ныряют внутрь, и

это ощущается, будто меня вот-вот унесет за пределы Солнечной системы, и все внутри меня – есть огонь и свет; я извиваюсь под ней, желая её, потому что я уже близко. Мне хочется знать, как она чувствует меня, и как ощущается сама, когда меня трогает, поэтому я тоже уже там, одним пальцем скользя вокруг её, а она смеется сквозь поцелуи и говорит мне, насколько это потрясающе. Как ей удается найти слова, когда я совершенно потеряла дар речи? Её большой палец снова и снова потирает мой клитор, и я ощущаю такое отчаяние, что резко приподнимаю бедра, чтобы впустить поглубже её бесконечно длинные пальцы.

Её киска касается наших рук, и наконец она приподнимается, убирает в сторону мои руки – её пальцы уже почти там, так близко – и, когда у нас обеих перехватывает дыхание, она одновременно с этим толкается вперед и скользит в меня.

– Ох, блядь, – произносит она – Тася. О-о, блядь. О-о, ебать.

И это превращается в безумие.

Она движется.

Нет, не просто движется, а по-настоящему трахает меня.

Это наконец-то Лера! Её пальцы внутри меня.

Погружается так глубоко и стонет мне в шею.

Лера упирается коленями в матрас и движется – в темноте вокруг нас нет ничего, кроме звуков: изголовье кровати грохочет о стену, пружины кровати протестующе скрипят.

А она рычит мне на ухо, потому что это наконец произошло – трахать меня быстро и несдержанно. Пальцы её свободной руки скользят мне по подбородку, а следом и её язык, слизывая вкус моей с кожи.

Мы смеемся сквозь поцелуи, потому что это ощущается хорошо – настолько хорошо – и мои руки побывали всюду: на её груди, бедрах и на клиторе. Где-то в глубине души я знала, что будет именно так, – была уверена. И где-то в ее закоулках, когда я позволяла себе представить себя в такой близости с кем-то – это всегда было про неё. У этой фантазии были темные волосы, щекочущие мою шею, длинные пальцы, движущиеся глубоко во мне, в её улыбке опыт и искушенность, когда я начинала кончать…

– О боже…

Мои слова оборвало удовольствие. В венах вместо жидкости уже пар, обжигающий и невесомый, а я чувствую, что уплываю, впиваясь в неё пальцами и ногтями, неразборчиво умоляя её продолжать делать то, что она делает, потому что это хорошо – так хорошо, пожалуйста – и я так громко кричу под ней, что мой вопль эхом раздается по комнате.

Каждую часть тела наполняет удовлетворение, пока я, растаявшая и безмолвная не сгораю, растворяясь в эйфории.

Её ритм просто бешеный сквозь мой оргазм, но как только я замолкаю, захлебываясь воздухом, она резко подается назад и выходит так грубо, что я тут же ощущаю пустоту.

– Пиздец, – она задыхается, садится на пятки, склоняет голову к тяжело вздымающейся груди и потирает рукой лицо. Наклонившись ниже, делает несколько рваных вдохов.

Паника и блаженство в моей крови дают такую странную смесь, что я едва нахожу слова, чтобы спросить:

– Что случилось?

Подрагивающей ладонью она обхватывает мое бедро.

– Я чуть не кончила позже тебя.

Мое сердце стремительно колотится, кожа влажная от пота, а я сама еще не оправилась от только что произошедшего.

Мы только что занимались сексом.

Едва упав на её кровать, спустя считанные минуты мы трахались, как самые настоящие дикари.

Я инстинктивно хватаю её за предплечье, пока она поглаживает меня вверх и вниз по раскрытым бедрам.

– А ты кончила? – шепчет она.

Я до сих пор не могу найти слов, поэтому киваю, еле выдавив:

– Да. Боже.

На самом деле я думала, что потеряла сознание.

Её горячая рука движется по моему бедру, животу и накрывает мою грудь.

– Не могу поверить, – она тяжело сглатывает и закрывает глаза. – Что мы…

Привыкнув к темноте, я теперь лучше вижу её тело. Одно дело – разглядывать её в нижнем белье при ярком полуденном свете в своей гостиной, но это ничто по сравнению с её очертаниями в полумраке, когда она стоит на коленях между моих раздвинутых ног.

Я рассматриваю её широкий торс, рельефный пресс и резкий изгиб её бедер, ведущий к влажной киске.

Её большой палец с нажимом кружит вокруг моего соска.

– Думала, что это будет сплошное неторопливое смакование, когда мы… если бы это сделали.

Все мои связные мысли мошками разлетелись в разные стороны.

– Сейчас я ощущаю себя слишком сумасшедшей для неторопливого смакования.

– Я тоже, – смеясь, отвечает она. – Еще как.

Хочу её туда, где она была двадцать секунд назад, накрыв меня своим вспотевшим телом и двигаясь, подкручивая рукой, у меня между ног. Я сажусь, хватаю её за затылок и, целуя припухшие влажные губы.

Её пальцы скользят у меня между ног, а рот движется в глубоких и жадных поцелуях.

Я опускаю руку вниз, обхватываю её и наслаждаюсь влажным скольжением вверх и вниз по ней, когда она стонет мне в рот, почти всхлипывая. Свободную руку она кладет поверх моей, но не направляя, а просто чтобы почувствовать мои пальцы на себе, как и я чуть раньше. После нескольких неспешных поглаживаний она начинает двигаться на моей руке, целуя все более жадно.

– Быстрее, – шепчу я, и она закрывает мне рот своими губами.

– Стой, погоди, – говорит она и мягко убирает мою руку. – Не спеши. Это не… Я хочу притормозить и все прочувствовать, – её поцелуи превращаются в легчайшие прикосновения. – Не хочу так же быстро захотеть кончить, если мы опять возьмем прошлый темп.

Не представляю себе сейчас, как секс с Лерой может быть неспешным, ведь я знаю, каково это, когда она слетевшая с катушек. Теперь я вряд ли захочу, чтобы она пыталась быть со мной нежной. «Нет, – думаю я. – Я знаю, как ты ощущаешься, когда просто берешь и трахаешь меня».

Всем телом нависнув надо мной, она наклоняется и целует, замедляет меня и одновременно с этим распаляет, словно показывая, как можно смаковать.

Манящий рот, изящные плечи и сильные руки.

Четко очерченные мышцы её спины, упругая задница под моими ладонями, когда она двигалась, врываясь в меня.

Мягкая дорожка светлых волос, прижимающаяся к моему пупку.

Секс у нас и был, и не был; проникновение – только формальность. И по её взгляду я понимаю: с каждым поцелуем она говорит мне что-то, с каждым прикосновением к моей коже.

Она так смотрит на меня, что складывается впечатление, будто видит больше, чем мое поднятое к ней лицо. Она видит всю меня. Из-за нарастающего от всего этого жара кожа горит огнем, вскипает кровь, а я превращаюсь в совершенно безумную.

– Кажется, для смакования у нас впереди будет куча времени, – тихо заскулила я. – Я не…

Кажется, она хочет что-то сказать, но так же я чувствую, что этого всего слишком много, чтобы слова не прозвучали бы банально или излишне сентиментально. Наверное, именно поэтому я тоже молчу.

Она наклоняется, нежно целует меня и спрашивает:

– Ты хочешь меня так?

Я предполагаю, она спрашивает, оставаться ли ей сверху.

– Да.

На ощупь её киска – самая горячая часть тела, как едва сдерживаемый фейерверк. И от её ощущения в моей руке внутри меня все плавится, а перед глазами плывет. Кусая губы, я закрываю глаза, чтоб отрешиться от всего вокруг и чувствовать только её, когда она, растягивая, входит внутрь двумя пальцами.

С тихой руганью она ртом прижимается пониже моего уха.

– Блядь, – снова выдыхает она.