Текст книги "Тёмная дикая ночь (СИ)"

Автор книги: София Калитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Не думаю, что у нее найдется хотя бы полсекунды подумать о романтике, но ничего страшного – я думаю об этом за двоих.

– Не знаю, кто придумал традицию, когда именинница разрезает свой торт, – говорит Тася и ставит передо мной шот с подозрительной зеленой жидкостью, – или же, как сейчас, когда проставляется девушка, по чьей книге снимают фильм. Но я не в восторге.

– Нет, – возражает Катя, – проставляется девушка, которая вот-вот покорит Голливуд.

– В наказание, – добавляет Полина. – И заранее.

Все поворачиваются, чтобы скептически уставиться на Полину. В отличие от всех нас, вся ее жизнь связана с Голливудом. Ее родители – актриса и оскароносный режиссер, а в браке она с восходящей звездой канала Adventure Channel, и я уверена, все мы думаем об одном и том же: учитывая то, кому Голливуд помогает оплачивать счета, проставляться должна Полина.

Словно почувствовав это, она отмахивается и говорит:

– Заткнитесь уже. В следующий раз так и сделаю.

Все приподнимают свои стаканы, и Полина провозглашает тост:

– За самую офигенную крутышку на свете: Таисия Соколову! Положи на лопатки этих засранцев, девочка.

– Точно-точно! – говорю я, и, поймав мой взгляд, Тася снова улыбается своей заговорщической улыбочкой.

Все вместе подняв бокалы – Полина, Катя, Оля, Тася, Василиса и я – мы опустошили их, и всех нас одновременно передернуло.

Василиса, соседка Таси, чуть не подавившись, говорит:

– Этот зеленый шартрез, – она кашляет, и ее светлые волосы, собранные на макушке в растрепанный пучок, чуть не рассыпаются, когда она качает головой, – должен быть запрещен.

– Он чудовищный, – соглашаюсь я.

– Я попросила бармена сделать что-нибудь, что можно было назвать Празднованием, – морщась и вытирая рот тыльной стороной ладони, говорит Тася. – Простите. У меня сейчас ощущение, что нужно в туалет.

Катя кашляет.

– Этот парень спутал праздник со страданием, – стащив мое пиво, она делает глоток и снова поворачивается к Тасе. Я так редко вижу Катю без прилипшей к ней Светы; общаться с ней очень приятно. Она милая и нежная, как младшая сестренка. – Ну давай рассказывай, мисс Крутышка. Что там произошло утром.

Сделав глоток воды, Тася вздыхает и, широко раскрыв глаза, с ужасом вздрагивает.

– Ну вот честно, что это за жизнь, девчонки?

Прислонившись к спинке, я начинаю внимательно слушать, как Тася рассказывает все то, что по большей части я уже слышала. По правде, думаю, я бы послушала еще сотню раз, это бы не надоело. А еще я не представляю, каково ей от всего этого.

Тася, кто, по ее собственному признанию, тратит больше времени на разговоры с воображаемыми людьми, нежели с теми, кто вокруг нее, была поистине блестящей. Насколько могу, я стараюсь умерить собственную реакцию на новости о ее работе, потому что в этом отчасти заключается моя любовь к ней. Но в любом случае, не похоже, что я могу ей проболтаться, каков гений Творец, что создал эту самую сексуальную и умную девушку из всех, кого я знала. Еще так часто, как только могу, я подчеркиваю в разговоре с клиентами, что ее книга сама по себе необычная и ни на какую другою не похожая, но при этом ощущается знакомой.

От «Рыбы Рэйзор» я чувствовала такой же головокружительный восторг, что и ребенок, впервые покупающий комикс в маленьком газетном киоске. Я была одержима силой, сражениями и мощью истории, рассказанной словом и цветом. Когда мне было одиннадцать, я была самым высоким и худым ребенком в средней школе и местные засранцы меня метко прозвали Длинная. И даже когда к старшей школе мои друзья меня догнали, имя все равно осталось. Долгое время я возвышалась над остальными и занялась велоспортом. А потом я перестала быть тощей – стала сильной и побеждала во всех школьных соревнованиях. И Длинная стало именем супергерини, а не слабачки.

Глядя на Тасю, я поражаюсь, насколько мы похожи – предоставленные сами себе в детстве, мы превратились в амбициозных интровертов – и насколько важное место занимают комиксы в жизни каждой.

А пока она витала в идеях ее нового дела, болтая о нереальных офисах и смеясь над малоприятным началом встречи и тем, как в комнату ворвался Остин, я почувствовала, что мне нужно немного успокоиться и, забрав свое пиво, сделать глоток. Мне нужно подавить свои чувства, чтобы ощущать себя комфортно. Ведь на самом деле жизнь Таси изменится. Туда, где поначалу была только страсть, стремительно врывается бизнес – который принесет напряженность и проблемы, которые я предвижу в большей степени, чем понимает она. Кроме того, Тася невероятно талантлива, но по-прежнему немного наивная: Голливуд воплощает мечты, но так же может быть суровым и безжалостным. Я хочу отбросить в сторону свой беспокойный рефлекс, из-за которого меня тянет немного суетиться с ней и переживать, что это ее сломает или, например, уничтожит ее искрящееся идеями творческое начало – благодаря которому она сочиняет и рисует – и я не уверена, что стоит жертвовать этим ради кусочка жизни, о которой я мечтала.

Это заставляет меня хотеть ее защитить, сказать ей, чтобы слушала свой внутренний голос, потому что для Таси он куда реальней, чем те, что окружают ее большую часть жизни, начиная с детства. Так же, как и для меня. У меня нет ни братьев, ни сестер, ни родителей. Когда я была ребенком, опеку надо мной взяли бабушка с дедушкой, и лет в восемь мне стали больше интересны Супермен и Бэтмен, нежели то, что бабуля смотрела по телевизору, или те люди, которые приходили в магазин деда.

Когда Тася подходит к концу рассказа – и когда технические подробности стали малопонятными из-за специфического сленга – начинает светиться экран ее лежащего на столе телефона, и она, мельком глянув на него, снова отодвигается ближе к спинке, не сводя с меня глаз.

– Это Остин.

Из-за того, что она смотрит прямо на меня – не на Полину, Васю или Катю – мое сердце оживляется и искрит в груди.

– Ответь, – предлагаю я, кивком показывая на телефон.

Она неловко хватает его, чуть не сбросив со стола, и торопливо отвечает:

– Алло?

Не слыша разговор на той стороне, я не могу понять, почему она краснеет и улыбается, после чего говорит:

– Привет, Остин. Нет, извини. Просто только сейчас добралась до телефона.

Она внимательно слушает, а мы так же внимательно следим за ней, слушая односторонний разговор:

– Я все еще немного в шоке, – говорит она ему, – но в порядке… – она поднимает взгляд и, оглядев стол, продолжает: – Да, я вышла развеяться с подругами… Просто местный бар… в Сан-Диего, – смеется она. – Это была сумасшедшая и долгая дорога, Остин!

Какого хера?

Я смотрю на Полину, которая в этот момент поворачивается ко мне, видимо, думая о том же.

Блин, он же не едет сюда? Я смотрю на часы: сейчас почти десять, плюс два часа дороги.

– Я тоже до сих пор взволнована, – говорит она, поигрывая с сережкой. – Ну, я же никогда еще не писала сценарии, так что хорошо, если буду хоть чем-то полезна… – она хихикает ему в ответ.

Хихикает.

Я снова бросаю взгляд на Полину.

Тася хихикает только в нашей компании. И никогда – с людьми, которых знает всего пару часов. Кроме меня в Вегасе – и я предпочитаю считать ту ситуацию чертовски уникальной.

– Не могу дождаться с ними поговорить… Нет, не буду, заключения неплохие… Я знаю, извини. Здесь шумно… Хорошо, буду, – она кивает. – Буду! Обещаю! – очередное гребаное хихиканье. – Ладно… Хорошо. Пока.

Она нажимает отбой и выдыхает, после чего скользит взглядом ко мне.

– Это был Остин.

Смеясь, я отвечаю:

– Да я уж слышала.

Даже с тем странным инородным чувством, поселившемся в моей груди, я могу себе представить, насколько это захватывающе: так быстро ощущать себя комфортно с человеком, стоящим у руля воплощения в жизнь ее главного творения.

– Он же не едет сюда из Л-А? – спрашивает Вася с некоторым подозрением в голосе, если я, конечно, не ошибаюсь.

Мне всегда нравилась Василиса.

– Нет-нет, – отвечает Тася, улыбаясь и глядя на стол. – Он просто шутил.

Некоторое время мы просто сидим и смотрим на нее.

Полина первая нарушает тишину:

– Ну и какого хрена тогда он звонил?

Тася удивленно поднимает голову.

– Ой. Хм, он просто хотел знать, в порядке ли я после встречи… и что он обдумал кое-что по поводу сценария к первому фильму.

– «Первому»? – переспрашиваю я.

Она слегка расстроенно качает головой, и ее длинные прямые волосы прилипают к помаде на губах. Не в состоянии сдержаться, я тянусь вперед, чтобы убрать их. Но она тоже поднимает руку, и ее пальцы оказываются быстрее моих.

Я быстро убираю свою и чувствую, как Полина поворачивается в мою сторону, но не могу отвести взгляд от Таси, которая смотрит на меня с тихим безумием в глазах.

– Черт возьми, Лера.

Вася берет телефон и заявляет:

– Сейчас погуглю этого Остина Адамса.

Мне она всегда очень нравилась.

– «Первому»? – снова и чуть мягче спрашиваю я у Таси.

– Он говорит, студия думает о трех фильмах, – почти пропищала она. – И еще у него есть идеи, которые он хочет со мной обсудить.

Полина матерится, Катя визжит, Оля широко улыбается, а Тася закрывает руками лицо, тихо заскулив от паники.

– Вашу мать! – кричит Вася. – Этот парень горяч! – она поворачивает к нам телефон.

Ладно, кажется, Василиса мне не настолько уж и нравится.

Не обращая на нее внимания, я напоминаю Тасе:

– Это хорошо, – и мягко опускаю ее руки вниз. Не в состоянии удержаться, добавляю: – Он сейчас хочет их обсудить? Или тебе завтра нужно быть в Л-А?

Она качает головой.

– Думаю, по телефону. Просто я с трудом представляю себе написание одного сценария, не говоря уже о трех, – говорит она и прижимает кончики пальцев к губам.

– Все решает сотрудничество, – напоминаю ей я. – Не об этом ли тебе сегодня утром говорил Остин? – ее растущее беспокойство помогает мне сдержать собственное. – Возможно, во втором и третьем фильмах ты будешь больше погружена в процесс, но это же круто, да?

Она быстро кивает, подпитанная моей уверенностью, но потом ее плечи поникают, и она невесело усмехается.

– Я не знаю, как это делается.

Я чувствую, как ее рука, подрагивающая и влажная, ложится на мою.

– Нужно еще выпить! – торжественно заявляет Полина, и краем глаза я вижу, как она встает заказать еще.

Оля протягивает руку и гладит Тасю по голове.

– Тась, ты звезда среди серости. Ты будешь на коне.

Я согласно киваю.

– Ты справишься. Лучше тебя эту историю не знает никто. Ты тут главная. А они просто эксперты в съемках.

Когда Тася выдыхает, ее мягкие губы образуют сладкую букву «о», и она держится за мой взгляд своим, чтобы не развалиться на части. Знает ли она, как я хочу быть ее опорой?

– Ладно, – говорит она и повторяет: – Ладно.

***

В конце концов мы расправились еще с пятью шотами каждая и перешли от обсуждения безумного дня Таси к бурной дискуссии о том, как будет выглядеть конец света. Как обычно, виной тому была Оля, а Тася стала такой расслабленной, очаровательно хихикающей от каждого звучащего предположения – зомби, ядерное оружие, вторжение инопланетян – и кажется абсолютно счастливой и отвлеченной.

– А я говорю, всему виной будет рогатый скот, – чудом умудрившись не зацепить бокал Полины, заявляет Оля, размахивая руками. – Какой-нибудь коровий или свиной грипп. А может, и птицы.

– Бешенство, – пьяно кивая, говорит Катя.

– Нет, не бешенство, – качая головой, отвечает она. – Что-то, о чем мы даже еще не знаем.

– Наша оптимистка, – Вася толкает её в плечо, и она поворачивается к ней.

– Ну это же очевидно, – говорит Оля. – Гребаные курицы станут нашей погибелью.

Тася приставляет палец к своей голове на манер пистолета и, притворяясь, в предсмертных судорогах падает на меня. Ее волосы скользят по моей ладони и голой коже ниже рукава футболки, и это впервые, когда я не борюсь с желанием к ней прикоснуться. Накрыв рукой ее голову, я веду ею вниз, пропуская волосы через пальцы.

Приподняв голову, она смотрит на меня.

– А Лера стопудово пьяна, – объявляет неразборчиво она, и, кажется, я единственная ее слышу.

– Почему это? – спрашиваю я. Моя улыбка в ответ – это что-то подсознательное. Инстинктивная реакция на ее близость.

– Потому что ты прикасаешься ко мне, – чуть тише говорит она.

Я немного отклоняюсь, чтобы лучше видеть ее лицо.

– Я часто к тебе прикасаюсь.

Она медленно качает головой, потираясь об мою руку, после чего поднимается и садится, опираясь на спинку.

– Как подруга. А сейчас как любовница.

Моя кровь превратилась в ртуть. Если бы она только знала.

– Как любовница?

– Ага, – она выглядит усталой, и глаза закрываются.

– Прости тогда, Сладкая Тася, – говорю я, откидывая ее челку со лба.

Она снова резко мотает головой.

– Не извиняйся. Ты моя героиня.

Я смеюсь, но она неожиданно резко выпрямляется и говорит:

– Я серьезно. Что бы я сейчас без тебя делала? – она показывает на Полину: – Одна в браке, – потом на Катю: – Другая – тоже.

По-видимому, услышав нас, Вася наклоняется вперед.

– А я вот нет.

– Ты нет, – пьяно расплываясь в улыбке, говорит Тася. – Но ты постоянно сёрфишь. Или занята в баре. Или же отшивая девушек.

Оля согласно кивает, и Василиса слегка шлепает её по груди.

– Поэтому Лера моя героиня, – говорит Тася и поворачивается ко мне. – Я могу на тебя опереться. Ты мой угомонитель, – потом хмурится и поправляет себя: – Успокоитель?

– Усилитель, – шепчу я.

– Точно, – щелкнув пальцами, отвечает она. – Он. – Тася понижает голос и наклоняется ближе. Так близко, что мое сердце, как сумасшедшее, начинает биться в горле. – Ты никогда меня не оставишь.

– Не оставлю, – отвечаю я. Блядь. Да я и не смогу. Я бы хотела обнять ее и унести подальше, защищая от всех лживых и жадных людей, которых ей еще суждено повстречать.

– Не смей, – говорит она, держа подрагивающий от выпитого палец у моего лица.

Я наклоняюсь, прикусываю его кончик, и ее глаза округляются.

– Не посмею, – не выпуская палец из зубов, произношу я, и мать вашу, до чего же хочу наклониться еще ниже и прикусить ее губы.

========== Тася ==========

Пока не выпью кофе, я самый настоящий зомби, особенно после ночи шотов, празднования и черт знает, чего еще. Я даже не помню, как добралась домой из бара, поэтому не до конца поверила своим глазам, когда в 7 утра увидела на своем диване спящую Леру.

Высокая, она неуклюже распласталась, неудобно согнувшись. Одна её нога лежит на полу, вторая упирается в конец дивана. Футболка задралась до ребер, обнажив плоский живот с еле заметной полоской волос посередине. Ноги расслаблены, руки и шея под таким углом, что явно будут болеть, когда она проснется…

Она действительно здесь, и выглядит потрясающе.

Это не первый раз, когда она у меня после попойки, – отсюда до её магазина всего несколько кварталов, и мы дали Лере ключ на случай, если понадобится нас впустить, починить протекающий кран или зайти перекусить. За те восемь месяцев, что я её знаю, она спала тут дважды: один раз, когда торжественное открытие продлилось допоздна, и она едва смогла добраться до нас, не то что до дома. И ушла, прежде чем я проснулась. А другой – когда после закрытия магазина мы выпили слишком много, чтобы кто-либо был в состоянии вести машину. Правда тогда это был клубок из наших спотыкающихся и рухнувших на первую попавшуюся мягкую поверхность тел.

Вася уже проснулась и ушла – на пляж с доской, скорее всего – и я еще никогда не была так рада обнаружить её здесь без никого. Для меня самой не новость, что я веду себя как маньячка: пялюсь на неё спящую – и потом сделаю все возможное, чтобы отругать себя за это – но сейчас мне просто нравится видеть её с утра. Наслаждаться ей.

Я знаю, это всего лишь вопрос времени, когда Лера отойдет от стресса из-за открытия магазина и сможет сосредоточится на других областях своей жизни… Например, пригласить кого-нибудь на свидание. Ту же Хард-рок Эллисон. Ей-богу, вокруг неё в магазине всегда крутится толпа девиц в надежде, что владелица их заметит. И как бы мне ни было неприятно, знаю, что рано или поздно это произойдет. Меня тоже полностью отвлекает собственная карьера, и все эти разъезды помогают не обращать внимания на то, как сильно она мне нравится. Позволяют брать все, что я могу сейчас взять.

Но в эти последние несколько недель, даже со всем сводящим меня с ума, я словно вышла из тумана. Я вынуждена признаться самой себе, что хочу её. А вчера вечером мы флиртовали больше, чем когда-либо. В груди тревожно шевельнулись воспоминания.

Когда мы познакомились в Вегасе, она была хороша и интересна, и у неё был самый сексуальный акцент, который я когда-либо слышала, но тогда я её еще не знала. Она меня не захотела? Переживу. Но то, как я проводила с ней время – практически все мое свободное, если уж честно – и видела, как прекрасно она вписалась в мою жизнь, превратило мое еле заметное желание в большую ноющую боль. Теперь я узнала её, но не её сердце. Так – еще нет. А в последнее время… захотела. Захотела сказать ей: дай мне неделю. Неделю тебя, твоих губ и смеха у меня в постели. Просто неделю, и тогда я буду в порядке.

Конечно же, это не правда. И даже несмотря на то, что она меня никогда не целовала – не считая быстрого мягкого поцелуя на нашей псевдо-свадьбе – я знаю, мне было бы гораздо хуже, если бы она осталась здесь на неделю и потом ушла. После этого мое сердце станет бесформенным, как растянутый от большого тела шерстяной свитер. Хотя кто знает, может быть, оно и до встречи с Лерой было деформированным. Но в отличие от моих прошлых девушек – с кем-то я встречалась пару недель, с кем-то месяц – Лера, кажется, не станет давить на мои слабые места, желая знать обо мне все подробности. Вместо этого она просто принимает все, что я ей скажу.

Может, именно поэтому у нас такие близкие отношения – ведь у меня еще не было шанса их разрушить, закрывшись именно в тот момент, когда необходима открытость и близость.

В ту ночь, когда наши лучшие подруги своими либидо крушили стены спинками кроватей в номерах в Вегасе, мы с Лерой гуляли по Стрипу и разговаривали о работе. О писательстве и иллюстрации, о женских образах в комиксах, о книгах, которые сейчас читаем. Говорили о «Рэйзоре» и буквально пару слов о её магазине, – я даже не знала, что она переезжает в Сан-Диего.

С ней так легко. Это похоже на тонкий вкус какого-то восхитительного лакомства, которое я хочу продолжать есть, пока не лопну. Где-то посреди хаоса, царящего на Стрипе, я набралась смелости, чтобы остановить её на полушаге и, взяв за руку, развернуть лицом к себе.

– Наши номера, наверное, заняты, – начала я, глядя на её подбородок, после чего заставила себя встретиться с ней взглядом.

Она улыбнулась, и я впервые обратила внимания на то, какие у неё идеальные зубы – ровные и белоснежные, с заостренными клыками, что делало её почти похожей на волчицу – какие гладкие губы и насколько голубые глаза за стеклами очков.

– Наверное.

– Но мы можем… – я замолчала, переведя взгляд в сторону.

Она ждала, следя за мной, и её глаза не выдавали, что она знала, какое именно предложение я собираюсь ей сделать.

Собрав все свое мужество, я посмотрела на неё.

– Мы могли бы снять номер на эту ночь, если ты хочешь. Для нас двоих.

Выражение её лица осталось совершенно таким же – удивительный покер-фейс Леры включал в себя милую улыбку и не осуждающий мягкий взгляд – и она очень вежливо отказалась.

Я почувствовала себя униженной, но в конечном счете справилась с этим, и с тех пор мы эту тему больше не поднимали.

Позже, когда я обнаружила, что она сюда переехала, и что, помимо общих подруг, у нас есть общая страсть к комиксам, мы часто виделись, и осадок от того отказа исчез. На его место пришла своего рода идеальная дружба.

Лера никогда меня не осуждает, не высмеивает, не давит. Она не бывает против моего молчаливого настроения, когда все, что я хочу делать, – это склониться над листом бумаги и рисовать. Она не возражает, когда я, фанатея от чего-то, болтаю об этом целый час. Лера ненавязчиво честна, когда я рассказываю ей о новых сюжетных линиях. Она часто включает для меня странную музыку и заставляет сидеть и слушать, потому что даже если мне не нравится, она хочет дать мне понять, почему ей – да. Она может говорить о чем угодно, начиная от «Вероники Марс» и «Гена 13» и заканчивая NPR и ремонтом автомобилей. Или же она может просто молчать, что я тоже люблю. Она отличный слушатель, она забавная, добрая. Целиком принадлежит себе, и её природная уверенность – лишь часть того, что делает её совершенно неотразимой. А тот факт, что она высокая, великолепная, с самой потрясающей улыбкой на свете, – практически контрольный в голову.

Спустя два месяца после нашего брака и аннулирования я привела её познакомиться со своим папой. Тем вечером, после куриного барбекю и чипсов с сальсой – и пока я на заднем дворе пыталась масляными красками запечатлеть закат – Лере поведали о моей жизни.

Когда мне было двенадцать, папа вернулся домой из своей третьей поездки в Афганистан. Он был в совершеннейшем раздрае: прошел путь от талантливого медбрата к отправленному с честью в отставку ветерану, страдающему бессонницей и прячущему на кухне оксикотин. Не вытерпев и месяца, мама ушла посреди ночи, даже не попрощавшись. Ни с кем из нас.

Сначала я пыталась собрать папу по кускам, потом он меня, и так прошло несколько лет, прежде чем мы поняли, что каждый должен сам нести свою ношу. Некоторое время все было плохо, но потом стало улучшаться, и сейчас мои отношения с отцом – это самое светлое, что у меня есть. Я рассказываю ему обо всех своих мыслях, не зависимо от того, насколько они незначительные. Благодаря этому я могу держаться молодцом. Я бы предпочла больше никогда не видеть солнце, нежели его.

Я никогда не догадывалась, что именно рассказал Лере папа, но после того вечера вместо расспросов Лера просто сложила все услышанное в воображаемый ящичек Таси и оставила там. Иногда в разговорах всплывали мелкие детали – те, что до сих пор знали только Катя и Полина – которые давали понять, что она знала куда больше, нежели я ей говорила.

Когда все это случилось в моей жизни, рядом были Катя и Поля, ведь мне никогда бы не справиться в одиночку. Но если и существовал кто-то, про кого я хотела, чтобы он знал меня лучше всех, – это Лера.

Месяц назад после нескольких бутылок пива я наконец спросила её:

– Как много тебе папа рассказал обо мне?

Она замерла, держа бутылку у губ, после чего медленно поставила ее обратно.

– Он рассказал мне свою версию. От твоего детства до взрослых лет.

– Хотела бы ты услышать мою?

Повернувшись ко мне, Лера кивнула:

– Конечно, хочу. Когда-нибудь. Когда угодно и все, что захочешь рассказать.

Тем вечером я чуть было её не поцеловала, чуть было не осмелела. Потому что когда я ответила, что хочу услышать и о ней, она выглядела настолько благодарной, настолько полной тем, что на моем лице называлось бы любовью. И тогда в первый и единственный раз я подумала, а что если она так же сильно увлечена мной, как и я – ей? Но мне пришлось разрушить момент, опустив взгляд на стол.

Когда я снова посмотрела на неё, у неё на лице красовался фирменный покер-фейс, и она сменила тему разговора.

Я вспоминаю сейчас обо всем этом, наблюдая, как она спит. При этом желая, чтобы проснулась, и можно будет смолоть кофе. Но мой телефон делает это вместо меня, горланя на столе на максимальной громкости рингтоном Бенни.

– Алло? – я отвечаю так быстро, как только могу, едва не уронив телефон.

От звука Лера резко садится, ошалело озираясь вокруг. Я машу ей рукой из кухни, и она, увидев меня, расслабляется. Потирает лицо и смотрит на меня с неприкрытой нежностью.

Она так же смотрела на меня тем вечером в баре месяц назад. Слегка приоткрыв рот и прищурившись без очков. Её улыбка – как появившееся из-за облаков солнце.

– Привет, – хриплым ото сна голосом говорит она.

– Тася, это Бенни, – раздается в трубке голос Бенни. – У меня тут Анджела на второй линии.

– Да? – бормочу я, не отводя взгляда от лица Леры. Я вижу, как на нем облегчение и счастье сменяется легким смущением, когда она оглядывает комнату.

Она садится, опираясь локтями на бедра и опустив голову на руки:

– Ох блядь. Моя голова.

Полина однажды сказала, что по тому, как на тебя смотрит человек, если видит тебя сразу же, проснувшись с утра, можно понять, какие чувства он к тебе питает. Опустив глаза, я провожу ногтем по столу, стараясь никак не интерпретировать утренний взгляд Леры.

– Сейчас рано, и я прощу прощения, – говорит Анджела. – Ты как?

– В докофейном настроении, – отвечаю я. – И не на многое гожусь.

Лера хохочет надо мной, сидя на диване, а Анджела в трубке смеется чуть менее искренне. Я включаю громкую связь, чтобы ей было слышно.

– Что ж, – продолжает Анджела, – вчера был большой день, а сегодня выходит пресс-релиз.

– От меня что-нибудь требуется? – спрашиваю я.

– Ничего, кроме того, чтобы ты была готова, – говорит она. – Я не хочу, чтобы ты сегодня отвечала на какие-либо вопросы. Это – наша работа. Позже мы пришлем тебе текст для соцсетей. Еще мы организовали несколько интервью. И все, что мне сейчас нужно, – чтобы ты была в курсе: что это означает.

Лера наблюдает за мной из гостиной, нарочито выпучив глаза.

– Хорошо… – говорю я, улыбаясь и благодарная уже тому, что она здесь и слышит это из первых уст вместе со мной.

Анджела сейчас говорит чертовски серьезно. И я чувствую, что мне нужен очевидец.

– Это означает, что тебя начнут узнавать.

Лера выглядит преувеличенно шокированной, и я подавляю смешок. В последние десять недель книга находилась в тройке лучших графических романов в списке «Нью-Йорк Таймс», но пока моя жизнь не сильно изменилась, если не считать появившихся поездок на автограф-сессии и нескольких мероприятий. Очевидно, мы обе серьезно сомневались, что наш район станет объектом паломничества для папарацци.

– Возможно, будут фотографировать и ходить по пятам, – продолжает Анджела. – Будут задавать по сотне раз одни и те же вопросы, и нужно делать вид, словно ты слышишь их впервые, и на каждый придется отвечать. Еще это означает, что ты не сможешь контролировать, что о тебе пишут. Это понятно?

Я киваю, по-прежнему не отводя глаз от смешливого взгляда Леры, но, вспомнив, что они меня не видят, отвечаю:

– Да.

– Ты будешь великолепна, – обнадеживает Бенни. – Это фантастика, Тась.

– Так и есть, – с писком выдаю я. Знаю, Полине никогда не понять это мое настроение, но мне действительно хочется спрятаться и переждать в своей писательской пещерке, пока все не закончится, чтобы потом в парике и солнечных очках пойти на премьеру.

Все нормально. Я в порядке.

– Хорошо, – говорит Анджела. – В течение часа это появится на Variety. Наслаждайся моментом, Тася. Он твой.

Похоже, что разговор подошел к концу, но на заднем плане я слышу уже знакомый грохот стеклянной двери и приглушенный мужской голос, рычащий: «Ну что за хуйня».

Анджела прокашливается.

– А, это Остин, он хотел сказать пару слов.

– Ладно, – отвечаю я. Встав с дивана, Лера идет на кухню.

– Тася! – кричит Остин, и я радуюсь, что у меня включена громкая связь, иначе бы оглохла.

– Доброе утро, – говорю я и слегка шлепаю Леру по носу, чтобы отвлечь её внимание от телефона, на который она сурово уставилась.

– Слушай-ка, у меня в пять встреча, – говорит Остин, – и я просто хотел поздороваться, но вот о чем подумал вчера вечером: что, если Рэйзор будет не из параллельного мира, а вообще с другой планеты?

Я часто моргаю, а мои мысли останавливаются на полном ходу.

Глаза Леры округляются, и она беззвучно произносит: «Какого хрена?»

– Прости, – говорю я и мотаю головой, чтобы прийти в себя. – Пришелец? С Марса, что ли?

– Ну, детали можно продумать по ходу, – как ни в чем не бывало заявляет Остин. – Просто думаю, американцам легче понять инопланетянина, нежели обитателя параллельного мира.

– Но «Доктор Кто» – крутой, – это все, что я могу возразить.

– Его делали BBC.

– То есть британцы умнее?

Он смеется, полагая, что мой вопрос риторический.

– М-да? Ну просто подумай об этом. Полагаю, мы запросто все можем поменять, и это не будет сильно влиять на сюжет – просто сделает его более доступным.

Кивнув, я снова соображаю, что он меня не видит.

– Ладно, я подумаю над этим.

– Превосходно! – горланит он. – Поболтаем позже, Тасенька!

Трижды гуднув, мой телефон дает понять, что разговор окончен, и я осторожно откладываю его в сторону.

Скрестив руки на груди, Лера опирается на раковину.

– «Тасенька»?

Мои брови вздымаются практически до самого потолка.

– Мы что, начнем с этого?

Она смеется и медленно качает головой.

– Не уверена, что кто-то из нас жаждет начать с марсиан.

Подойдя к холодильнику, я достаю пачку кофе в зернах.

– Я… – я поворачиваюсь, высыпаю зерна в кофемолку и беспомощно слежу, как та с грохотом их перемалывает.

Мой мозг как каша, сердце ухнуло вниз, а легкие, кажется, просто сдались и сдулись.

Выключив кофемолку, я говорю:

– Не знаю, что и сказать. Марсианин. Натуральный марсианин. Это ведь не серьезное предложение, а? Ну то есть Рэйзор и другие из многопёровых появились в четвертом измерении, но они такие же земляне, как и мы, просто… иные. В альтернативном времени в альтернативных обстоятельствах, – схватившись за голову, я стараюсь не запаниковать. – Весь смысл того, кто он такой, – что он представитель параллельной эволюционной ветви, – я смотрю в её ярко-голубые глаза. – Но – здесь. На Земле. Единственная причина, почему ему есть дело до Куинн и ее проблем, потому что Земля – и его планета тоже. Просто немного иная ее версия.

Я знаю, что для Леры это не новость, но еще раз проговорить это – такое облегчение. Иначе я слечу с катушек.

– Ты можешь не согласиться, Тася, – говорит она. – Хочу сказать на всякий случай, что не согласна с Остином. Сюжетная линия становится слишком навороченной.

– Я думала, мы будем обсуждать более мелкие детали, – замечаю я. – Например, навыки боя Куинн один-на-один и ее первая схватка, или как Рэйзор с отрядом Шиншилловых пришел ей на помощь.

Лера пожимает плечами и крутит ложку по поверхности стола.

– Ну да, я тоже.

– Еще этот пресс-релиз, – я качаю головой и высыпаю молотый кофе в кофеварку. – Если ты не против, я спрячусь сегодня в магазине.

– Думаю, магазин не самое удачное место, чтобы спрятаться, Сладкая Тася.

Я киваю, обожая, когда она так меня называет. Её «а» всегда получается такой волнующей, и ничто так не поднимает мое настроение, как звук её голоса.

– Есть хочешь?

Нырнув рукой под футболку, она почесывает живот, и мое сердце бомбой падает к ногам.

– Умираю от голода, – пожав плечами, отвечает она.

Махнув рукой в сторону тарелки с фруктами на столе, я достаю из шкафа над холодильником рисовые хлопья, потому что знаю, она их любит. Она уже рядом со мной и достает из холодильника молоко.