Текст книги "Любовный контракт (ЛП)"

Автор книги: Софи Ларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Я вижу. ― Меррик запихивает в себя еду с такой скоростью, будто не ел месяц. А может, и не ел ― одежда на нем висит так, будто он когда-то был крупнее.

– Чем вы занимаетесь, мистер Меррик? ― Я немного спотыкаюсь на его имени.

Он делает вид, что не замечает.

– Раньше я был каскадером.

– Так мои родители познакомились, ― объясняет Салливан.

Меррик бросает взгляд на дом. Уже слишком темно, чтобы разглядеть спальню, но я, как и он, знаю, что портрет все еще там.

В этом доме Стелла Ривас ощущается повсюду. Как будто Меррик живет рядом с ее могилой.

А Салливан живет прямо в ней.

Я сглатываю ком в горле.

– Как вы стали им?

Меррик не отвечает, но потом я вижу, что он из вежливости вытирает рот бумажной салфеткой, прежде чем заговорить.

– Сначала я был гонщиком. Но не настолько хорошим, чтобы пробиться наверх. Чтобы свести концы с концами, я несколько раз сыграл водителей на съемочных площадках. Однажды каскадер, которого наняли для прыжка с крыши, не пришел. И я сказал, что могу попробовать.

– Вы смелый. ― Мне стало нехорошо, как только я представила эту сцену.

– Скорее, безрассудный и глупый. ― Меррик откусывает чудовищный кусок от своего стейка. ― Я понятия не имел, что делаю. Но с большей частью работы справлялась гравитация.

Я заметила, что он сказал, что был каскадером, в прошедшем времени.

Я бросаю взгляд на Салливана, который явно нервничает. Наверное, он боится, что я спрошу Меррика, чем он занимается сейчас.

Кажется, я уже стала свидетелем того, как он медленно уничтожает свою жизнь, день за днем. Пока Салливан пытается удержать своего отца от саморазрушения.

– Не знаю, смогла бы я спрыгнуть с крыши, ― говорю я. ― Даже ради миллиона долларов. Даже если бы чек ждал меня внизу.

Меррик издает захлебывающийся звук, который я в конце концов распознаю как смех.

– Миллион долларов! Они заплатили мне сорок восемь баксов.

Мы все смеемся над этой жалкой цифрой и пониманием того, что, если бы это было действительно важно… каждый из нас совершил бы такой прыжок.

Я бы прыгнула, если бы мне пришлось. Я бы прыгала каждый раз.

Глаза Салливана встречаются с моими. Он улыбается мне, показывая, что наконец-то расслабился и отбросил все заботы на сегодня.

Я улыбаюсь ему в ответ. Я не могу помочь его отцу. Но, возможно, я смогу его откормить… Меррик наполняет еще одну тарелку.

Пустые шампуры Салливана сложены, как хворост на тарелке.

Я получаю глубокое удовлетворение от того, что кормлю этих двух мужчин.

Это первобытная потребность, потребность быть нужной.

Это настоящее, еда, которую я готовлю, удовлетворение, которое она приносит, красота ночи, которую невозможно игнорировать, когда наши животы полны и все улеглось.

От свечей поднимается дым. Бледные, ночные мотыльки кружатся вокруг пламени.

Прошло много времени с тех пор, как я сидела за столом в кругу семьи. Эта семья маленькая и сломленная, но семьи ― как книги… те, которые используются и потрепаны, ― это те, в которых любили.

В моей семье были только я и моя мама. Я бы отдала все, все, что угодно, за еще один ужин с ней. Я бы стерпела все занозы, вонзающиеся в мою задницу, весь дым от гриля. Даже если бы она выглядела больной, как отец Салливана. Даже если она была больна, как в самом конце.

Может, это и милосердие, когда люди покидают нас, чтобы не испытывать боль. Но это не милость для тех, кто их теряет.

Я думала, что готова. Даже близко не была. Я и предположить не могла, как сильно буду скучать по ней. И каково это ― быть одной… ни одного человека на планете, который бы тебя любил. Кто даже знает твое второе имя.

– Давай, ешь… ― Меррик подталкивает ко мне блюдо с последним куском мяса. ― Нужно немного подкормить тебя.

– Кто бы говорил, ― фыркает Салливан.

– Я старик. Неважно, что я усох.

Меррик отнюдь не старик, но в его движениях есть какая-то усталость и обреченность, словно каждая часть его тела болит.

Когда он двигает блюдо, я замечаю выцветшие татуировки на его руке ― такие не делают ни в одной студии. Они похожи на те, что бывают у моряков… или заключенных.

Небо становится пурпурным, появляются слабые звезды. Свечи потухли, один бедный сгоревший мотылек утонул в воске.

– Можно было бы развесить здесь фонарики… ― Я бросаю взгляд на голую беседку. ― Было бы очень красиво.

Чтобы двор стал красивым по общепринятым меркам, нужно проделать гораздо больше работы, но мне нравится его дикость. Если его немного подправить, убрать сорняки и сухостой, он может стать естественным, а не безысходным, как сейчас.

Когда приходит время убирать со стола, Салливан несет увесистую стопку посуды на кухню и тут же наполняет раковину, закатывая рукава рубашки и принимаясь за работу, чтобы отмыть все дочиста.

Меррик остается снаружи, убирая крошки со стола и подбирая бумажные салфетки, которые разлетелись от ветра.

Когда я присоединяюсь к Салливану, он пытается меня прогнать.

– Тебе не нужно убираться! Ты все приготовила.

– Я могу помочь вытереть.

Он косо улыбается мне.

– Ладно, я не хочу ссориться.

Звук воды расслабляет. Наши руки соприкасаются, когда он передает мне ополоснутые тарелки.

Я говорю:

– Спасибо. За цветы.

Я ожидаю, что Салливан спросит, видел ли их Ангус, но он только улыбается.

– Не за что.

Я сообщаю ему хорошие новости:

– Ангус спросил, можем ли мы поужинать вместе в эти выходные.

– Да? ― Салливан ополаскивает еще одну тарелку и передает ее мне. ― Это хорошо.

Я предполагаю, что он доволен, но, поскольку он уже был в расслабленном состоянии, трудно сказать.

– Лиловый ― мой любимый цвет, ― рискую я.

– Я знаю.

Я быстро поднимаю на него глаза.

– Откуда?

– Это был цвет твоего выпускного платья. И тех кроссовок, которые ты всегда носила. И блокнота, в котором ты делала наброски…

Он прав.

Если бы вы спросили меня десять лет назад, я бы ответила, что Салливан Ривас едва ли знает о моем существовании.

Теперь я улыбаюсь про себя, думая, что, возможно, цветы все-таки были не только для Ангуса.

ГЛАВА 16

Салли

Еще долгое время после того, как отправился спать, я лежу без сна.

Образ отца стоит перед моими глазами, когда он говорит, что ему заплатили всего сорок восемь баксов за прыжок с крыши, ― он говорит это, задыхаясь от смеха, его глаза прищурены.

Он никогда раньше не рассказывал мне эту часть истории.

Он всегда говорил, что это был самый лучший день в его жизни.

– Нужно верить в судьбу. У такого грубияна, как я, не было другого способа встретить такого ангела, как твоя мама.

Я давно не слышал, чтобы он так смеялся. И не видел, чтобы он так ел. Еда Тео просто неотразима.

В свете свечей она выглядела, словно картина, написанная маслом ― кожа мягко светится, бесконечная глубина этих проникновенных голубых глаз…

Она заставляет тебя почувствовать то, что чувствует она, просто глядя в глаза. Это нервирует. И опьяняет.

Я уверен, что она нравится моему отцу. А ему почти никто не нравится.

Мне нравятся люди на расстоянии.

Тео другая. Она проникает под кожу.

Она отбрасывает в сторону все наше притворство. Не хочет играть со мной в игры.

Я ничего не делаю…

Нет, делаешь.

Я потею под простынями, просто думая об этом… о том, как она смотрела на меня. Ощущение, что меня поймали с поличным.

Я не могу перестать флиртовать с Тео.

Я хочу прекратить, когда она просит меня об этом. Но потом она говорит что-то своим мягким, музыкальным голосом или дарит мне одну из своих застенчивых, мимолетных улыбок, и я ничего не могу с собой поделать. Я хочу заставить ее смеяться, хочу заставить ее краснеть. Я хочу сократить расстояние между нами.

Но потом я вспоминаю ее уязвимость, болезненную честность, когда она сказала: мне будет больно…

И я чувствую себя куском дерьма из-за того, что надавил на нее.

Потому что я действительно не хочу причинять боль Тео.

Чем больше я узнаю ее, тем больше понимаю, что этого не должно случиться. Ей и так достаточно тяжело.

И самое главное…

Она этого не заслуживает.

Тео добрая, трудолюбивая, талантливая, творческая, искренняя… Что бы ни происходило между нами, чем бы не завершилась эта история со сделкой, когда все закончится, ей будет лучше, чем, когда мы встретились. Это обещание я даю себе прямо сейчас. А я всегда выполняю свои обещания.

Я переворачиваюсь, мне слишком жарко, чтобы спать. Мне нужен стакан воды.

Выскользнув из-под простыней, я пробираюсь по коридору, без рубашки и босиком, в одних боксерах. Уже далеко за полночь, Тео, должно быть, спит.

Но когда прохожу мимо ее двери, я слышу звук ― низкое, пульсирующее жужжание.

Я замираю, босые ноги погружаются в ковер.

Мягкий стон Тео слышится над гулом. Звук то нарастает, то затихает длинными, ленивыми очередями, а ее вздохи и стоны звучат в одном ритме с гулом.

Боже мой. Она использует вибратор.

И использует его… чертовски активно.

– Пожалуйста… ― стонет Тео. ― О Боже, пожалуйста…

Святое дерьмо.

Это самое горячее, что я когда-либо слышал, находясь в десяти футах, по другую сторону двери.

Если бы Тео знала, что я это слышу, она была бы в ужасе… Я должен развернуться и пойти обратно в свою комнату.

Но тут она издает еще один стон, и волна жара накатывает на меня, увлекая за собой, словно приливная волна, пока мое ухо не оказывается прижатым к двери.

– Ооо… ― стонет она. ― О, да-а-а…

Господи боже, это несправедливо.

Я хочу быть хорошим парнем, правда хочу… но я просто не могу уйти. Не тогда, когда Тео стонет по ту сторону двери.

Жужжание усиливается. Не знаю, что у нее там, но клянусь, она только что прибавила мощность.

Ее стоны громкие, отчаянные и глубоко эротичные. Они проникают в основание моего черепа и спускаются дрожью по позвоночнику…

Я бы все отдал, чтобы увидеть, как выглядит ее лицо сейчас. Открыты или закрыты ее глаза. Как она лежит на кровати…

А еще лучше… я бы отдал свою машину, чтобы узнать, что она представляет.

– О! ― Тео всхлипывает. ― О!

Жужжание звучит, как десять тысяч разъяренных шершней.

Я трогаю свой член через трусы. Он пульсирует, как в лихорадке, тяжелый, набухший и ноющий.

Я собираюсь уйти. Через пять секунд…

Стоны Тео становятся все чаще. Вибратор издает циклический звук, как будто она водит его кругами в каком-то очень интересном месте. Никогда еще дверь не вызывала у меня такого отвращения. Пока я прижимаюсь к ней всем телом.

Вибратор издает короткий, судорожный звук и резко замолкает.

– Черт! ― произносит Тео, удивительно четко за стеной.

Я подавляю смех. Я изо всех сил молюсь, чтобы у Тео был еще один комплект батареек. Она не может оставить меня в таком состоянии. И себя тоже, надеюсь…

Мое сердце стучит в ушах, а член жаждет продолжения. Возможно, именно поэтому я не замечаю, что Тео не роется в ящиках, а пересекает комнату и открывает дверь. Я узнаю об этом, когда чуть не падаю на нее.

– О, Боже! ― вскрикивает она. ― Что ты здесь делаешь? Боже мой!

На ней только огромная футболка, а к груди она прижимает две половинки ярко-розового вибратора. Ее лицо стремительно окрашивается в тот же цвет.

Я стою, как идиот, член натягивает трусы.

Я не могу это скрыть. Нельзя притвориться, что это не то, чем кажется.

– Прости. Я проходил мимо и услышал… ― Ухмылка растягивается на моем лице, и я не могу ее остановить. ― Ну, это было довольно весело.

Глаза Тео опускаются на мой член, и каким-то образом ее румянец становится еще ярче. Думаю, большая часть крови в ее теле теперь прилила к ее лицу.

– Что ты слышал? ― слабо спрашивает она.

– Почти ничего, ― заверяю я ее. ― Только… может, тебе нужны новые батарейки?

Тео делает несколько медленных вдохов с закрытыми глазами.

– Можно ли умереть от смущения?

– Не смущайся. Это были лучшие десять минут в моей жизни.

Ее глаза распахиваются.

– Ты слушал десять минут?!

– Ну, может быть… ― Я останавливаюсь и говорю правду. ― Да, слушал. Десять минут, как минимум.

Как магнитом, глаза Тео тянет вниз. Невозможно скрыть, какой эффект она произвела на меня. Ее стоны были… чрезвычайно возбуждающими. От ее взгляда становится только хуже.

Или лучше, в зависимости от точки зрения… Мой член пульсирует, а тело нагревается.

Тео заставляет себя посмотреть мне в глаза. Она прикусывает губу и очень тихо говорит:

– Тебе понравилось то, что ты услышал?

Я наклоняюсь вперед, опираясь рукой на верхнюю часть дверной коробки.

– Чрезвычайно.

Глаза Тео снова опускаются, задерживаясь на явных очертаниях моего члена в трусах.

– Господи, ― бормочет она.

Признаюсь, мне приятно убедиться, что мой член больше, чем розовая штучка в ее руке.

Если Тео издавала такие звуки со своим вибратором, интересно, какие звуки я смогу заставить ее издавать…

Не спеши, Салли. Вы только что говорили об этом ― буквально два часа назад. Вы не будете заниматься сексом.

А это значит… что мне придется довольствоваться вторым вариантом.

– У меня на кухне есть запасные батарейки, ― предлагаю я. ― Я не хочу, чтобы ты ложилась спать неудовлетворенной.

– Как щедро. К сожалению, ― говорит Тео с достоинством, ― он сломан.

Неееееееет…

– Хочешь, я посмотрю?

Она раздумывает, затем сует мне в руки две половинки вибратора.

Должно быть, она в отчаянии. Или это ее любимый.

Силикон все еще теплый от ее тела, что очень отвлекает. Я осматриваю моторчик, корпус.

– Он сломался. ― Я показываю ей трещину. Но не могу удержаться и добавляю, ― Слишком сильно надавила, да?

Она смотрит на меня.

– Не усугубляй ситуацию.

Я передаю ей вибратор, глубоко разочарованный.

– Не думаю, что смогу это исправить.

Я действительно сожалею. Чего бы я не отдал, чтобы услышать финал этого шоу…

И тут меня осеняет безумная мысль.

– Знаешь… я мог бы помочь тебе кончить.

Плечи Тео опускаются, она прижимает вибратор к груди.

– Мы не должны заниматься сексом. Мы только что говорили об этом.

Я знаю.

– Это не секс. Это просто… рука помощи.

Уголки ее рта опускаются, но мне кажется, что она прячет улыбку, а не хмурится.

– Ты невозможен.

– Я гибкий. И совершенно незаметный… никто не узнает, что ты позволяешь своему фальшивому парню прикасаться к тебе по-настоящему.

Мы одни в доме. Тишина полная, ощущение изоляции одновременно безопасное и заманчивое. Спальня Тео ждет, кровать со смятыми простынями уже теплая и пахнет ею…

Я считаю удары ее пульса во впадинке горла.

– Хорошо, ― шепчет она.

Возбуждение вспыхивает во мне, горячо и стремительно. Я подавляю его, скользнув рукой по ее талии.

– Пойдем, приляжем.

Я не был здесь с тех пор, как Тео распаковала вещи. Мне нравится, как она обустроила пространство ― книги на тумбочке, веточки лаванды в керамической кружке. Комната пахнет свежестью, как живое существо.

Футболка Тео почти ничего не прикрывает, под ней мелькают голые ноги. Ее волосы спускаются по спине. Когда она утром собирается на работу, то скручивает их в аккуратный пучок у основания шеи. Распущенные, они черные как смоль и удивительно дикие. Ее бедра бледные в свете луны.

В комнате царит полумрак. Тео скользит сквозь тени, грациозно, как лань. Она доходит до кровати и поворачивается, широко раскрыв глаза и нервничая, словно потеряв уверенность в себе.

Но аромат возбуждения поднимается от ее кожи и от каждой складки простыней… Он дразнит мои ноздри и проникает в легкие, мед и пряности, сладкий, животный запах Тео…

Я обнимаю ее челюсть своей ладонью, и мы вместе падаем на кровать. Ее рука касается моей обнаженной груди. Ее ладонь такая мягкая, что в тот момент, когда она прикасается ко мне, вся остальная кожа трепещет в надежде почувствовать больше.

Я провожу кончиками пальцев по ее лицу, по телу, по старой хлопковой футболке, по ее рваному подолу. Моя рука задерживается на границе ткани и гладкого, бледного бедра.

Я знаю, я чертовски уверен, что под ней нет нижнего белья.

Я в нескольких дюймах от самого чувствительного, самого уязвимого места Тео.

Я смотрю вверх, нахожу ее глаза, когда моя рука останавливается.

– Я могу?

– Да, ― говорит Тео низким, мягким и четким голосом. ― Заставь меня кончить.

Я поднимаю подол ее футболки, как бархатный занавес. То, что я обнаруживаю под ним, лучше любого бродвейского шоу…

У Тео самая красивая киска, которую я когда-либо видел.

Она уже теплая, влажная и набухшая от вибратора, губки розовеют… Она нежная, как чайная роза, мягкие лепестки и робкий маленький узелок клитора.

Я раздвигаю ее бедра и слегка провожу тыльной стороной ладони по ее шелковистому бугорку. Тео испускает долгий вздох, ее бедра приподнимаются…

Я переворачиваю руку и провожу кончиками пальцев по губам ее киски, возвращаясь большим пальцем вверх, чтобы погладить ее клитор…

От каждого прикосновения по ее ногам пробегают мурашки. Тео откидывается на подушку, спина выгибается, подбородок вздернут. Ее соски как камушки натягивают футболку.

– Ты такая мягкая… ― бормочу я, поглаживая большим пальцем ее клитор. ― Ты такая нежная, хорошая девочка…

Тео прижимается ко мне в тепле своей кровати. Ее лицо уткнулось в мою шею, и она делает глубокие, медленные вдохи.

Я провожу большим пальцем вверх-вниз, нащупывая влагу внизу, и массирую ею ее клитор.

Ее кожа похожа на лепестки роз, на свежие, мягкие листья…

Я прижимаюсь к ней, впитывая ее запах и мягкость Тео рядом со мной, ее простыни и обнаженные конечности, а больше всего ― эту тающую киску под моей рукой…

Мои пальцы скользят вверх и вниз, ее маленький розовый клитор зажат между ними. Я нажимаю и тру, дразню и массирую, наблюдая за реакцией на ее лице.

Тео чутко реагирует, ее стоны и вздохи ― как музыка для меня. Не знаю, кто из нас ближе, но ни один не собирается останавливаться.

Ее щеки раскраснелись, ресницы трепещут. Когда ее глаза открываются и встречаются с моими, я тону в синеве.

– Не останавливайся, ― умоляет она.

– Даже ради миллиарда долларов.

Я ввожу в нее палец. Все ее тело сжимается, руки напрягаются, киска пульсирует вокруг моей руки. Она задыхается, как будто я облил ее холодной водой.

Импульсивно я целую ее.

Я знаю, что не должен этого делать ― это не часть «руки помощи». Но вкус ее рта восхитителен ― теплый, голодный и сладкий. Она целует меня в ответ, обнимает за шею, путаясь руками в моих волосах.

Целовать ее мягкие губы, поглаживая рукой ее бедра, ― это новый вид нирваны.

Я словно лежу в кровати, сделанной из Тео, заворачиваясь в нее, окунаясь в ее мягкость…

Тео прижимается ко мне, издает нежные, отчаянные звуки, трется о мою руку.

Я чувствую, как нарастает ее кульминация, как учащаются ее стоны. Я узнаю темп, который слышал через дверь.

Ее волосы растрепаны, а глаза сверкают. Ее ногти впиваются в мою руку. Я открыл что-то внутри нее, и теперь полон решимости выпустить это наружу.

Мое желание заставить ее кончить всепоглощающее ― кажется, это важнее, чем вылечить рак или решить проблему мира во всем мире. Единственное, что сейчас имеет значение, ― это заставить Тео взорваться.

Я ввожу в нее два пальца, а большим пальцем натираю круги на ее клиторе.

Поцелуи Тео становятся все более влажными и дикими. Я чувствую по вкусу во рту, насколько она близка к краю…

Этот вкус сводит с ума, он заставляет биться мое сердце втрое быстрее. От ее кожи исходит аромат. Я чувствую его в ее волосах, на шее, во рту, в киске, эти феромоны, которые означают только одно…

Я рычу ей на ухо:

– Скажи мне, что тебе хорошо…

Она поворачивается и смотрит на меня, омывая меня океаном голубого цвета.

– Это похоже на плавание, ― шепчет она. ― Когда мы плавали вместе…

Только теперь мы плывем в наслаждении, как в освещенной солнцем воде, соединенные везде, где мы соприкасаемся…

Я целую ее в губы, а потом не могу удержаться, опускаюсь между ее бедер и зарываюсь лицом в эту сладкую, мягкую киску. Я заставляю ее кончить теплыми, влажными движениями языка, от которых она вскрикивает и выгибается, ее ноги на моих плечах, ее бедра сжимают мои уши.

Я поглощаю ее сладость, лаская ее киску, обхватив руками ее попку, пока не вылизываю все до капли, и Тео не падает на кровать, расслабившись.

Я слизываю ее вкус с губ и провожу рукой по рту, последний раз ощущая ее запах на пальцах, на коже.

Я приподнимаю одеяло, укладываю ее, взбиваю подушки и убеждаюсь, что она удобно лежит на кровати.

Тео так расслабилась, что выглядит немного одурманенной, с сонной улыбкой и тяжелыми веками.

– Как это было? ― Я убираю волосы с ее лица.

Она закрывает глаза и испускает вздох, который говорит гораздо больше, чем слова.

– Чертовски идеально…

Пора уходить, но я все еще сижу на краю кровати.

Тео после оргазма ― зрелище, на которое стоит посмотреть. Румянец на ее лице позорит восход солнца, волосы слегка потные, а губы нежные и припухшие.

Она поднимает ресницы и улыбается мне.

– Знаешь… это действительно несправедливо, как хорошо ты во всем разбираешься.

Я ухмыляюсь, в груди становится тепло. ― О, тебе понравилось?

– Ты посрамил мою любимую игрушку.

Я с ухмылкой смотрю на сломанный вибратор, как будто он знает, что я выиграл.

– Рад быть полезным.

– Но знаешь… – Тео пытается быть строгой, но у нее ничего не получается, потому что она улыбается мне, раскрасневшаяся и сияющая. ― Это только разовая акция.

– Да, конечно.

Я говорю это серьезно.

Но через несколько мгновений после того, как я выхожу из комнаты Тео, мне уже хочется пробраться туда снова.