Текст книги "Любовный контракт (ЛП)"
Автор книги: Софи Ларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 27
Салли
Первая встреча с Ангусом проходит даже лучше, чем я надеялся. Я вожу его по нескольким объектам, которые могут подойти. Если он решит купить один из них, я получу отличные комиссионные. Но настоящая цель ― продать ему мою землю. Если мне удастся поймать на крючок именно этого кита, я получу почти двенадцать миллионов долларов.
Земля досталась мне по дешевке, но мне пришлось использовать все средства, которые я мог выпросить, одолжить или украсть. Я вложил абсолютно все, и разорительные платежи не позволят мне долго держаться на плаву. Мне нужно закрыть дело с Ангусом в течение месяца.
Настоящая хитрость заключается в том, чтобы убедиться, что Ангус выбрал именно мою собственность, а не какую-либо другую, и вот тут-то и потребуется Тео. Мне нужно связать эту землю с ней, чтобы он почувствовал, что должен получить ее. В итоге ему будет казаться, что он получит все.
Это рискованная игра, но пока у меня получается направлять Ангуса в нужном направлении. Он не переставал задавать вопросы о наших с Тео отношениях все время, пока мы передвигались.
Меня это забавляет, и одновременно вызывает отвращение. Ангус заставлял Тео работать рядом с ним в течение четырех лет, и ему не было до нее никакого дела. Он стал одержим ею только сейчас, когда решил, что она потребовалась кому-то другому.
Это классический случай собаки на сене, и именно на это я рассчитывал, но это все равно выводит меня из себя. Только теперь, когда я вытащил Тео из грязи и отмыл ее, Ангус понял, что все это время топтал бриллиант под ногами.
Мне нравится позволять ей сверкать.
Я купил ей новое платье для премьеры Риза, хотя Ангуса там не будет. Это было специально для меня, чтобы увидеть улыбку на ее лице, когда она его наденет.
Тео вертится перед зеркалом в моей комнате, единственным в доме в полный рост, не считая старой комнаты моих родителей. Платье имеет силуэт 50-х годов, который ей так идет, с вырезом в форме сердца. На мне дедушкина рубашка на пуговицах, чтобы соответствовать ее платью.
– Мне нравится! ― Тео так ярко улыбается.
Так легко сделать ее счастливой. Я не могу перестать делать то, что заставляет ее улыбаться.
Я кладу на кровать свежую стопку триллеров.
– Кажется, ты уже прочитала все мамины.
– Не все… ― Тео бросает на книги виноватый, голодный взгляд. ― Но больше, чем я хотела бы признать для одной недели.
Она набрасывается на книги, поглощая аннотации.
– Убийственные домохозяйки! А этот о взломщике кодов… а этот про Аляску! Я не могу дождаться, когда прочитаю их! ― Она бросается ко мне и обнимает, прижимаясь щекой к моей груди и подставляя голову под мой подбородок. ― Ты меня балуешь.
Она идеально помещается в моих объятиях, мы как кусочки пазла, которые мечтают совпасть.
Я обнимаю ее, закрываю глаза, вдыхаю.
А потом…
Страх взрывается, забрызгивая все внутри меня блестящими черными чернилами.
Счастье опасно.
Оно заставляет все вокруг казаться ярким, сияющим и безопасным, хотя это совсем не так.
Именно прелесть Тео в этот момент, то, как она смотрит на меня, голубые глаза, лицо в форме сердца, как валентинка в моих руках, заставляет меня внезапно испугаться. Я знаю, что бывает, когда любишь кого-то так сильно.
Я отпускаю ее и отступаю назад. Это происходит неожиданно, она с любопытством смотрит на меня.
Я что-то говорю, что угодно, чтобы заполнить тишину.
– Очень мило, что ты согласилась пойти на эту вечеринку Риза. Должен предупредить, что это может быть плохо…
– Хуже, чем конные полицейские? ― Тео смеется.
От того, что она вспомнила эту дурацкую шутку, у меня на лице появляется неправильное выражение. Я должен был смеяться вместе с ней. Вместо этого я тяжело сглатываю.
– Нет, ты права ― ничего не может быть хуже, чем это, мы будем в порядке.
Тео берет меня за руку и идет со мной к машине.
Я – словно робот со сбоями, все мои системы замыкаются, мигают.
Это свидание…
Это не свидание.
Она моя девушка…
Она не твоя девушка.
То, что я чувствую – слишком много. То, что я могу сказать – слишком мало.
Я рад, что опустил верх машины, потому что знаю – иначе вспотел бы. Я меняю радиостанции и включаю первую с чистым звуком. Из динамиков льется Paradise. Тео откидывает голову на спинку сиденья и улыбается мне.
Моя рука опускается на ее шею. Тео медленно моргает, глядя на меня, как кошка, теплая и сонная. Я нежно массирую большим пальцем напряженную мышцу у основания ее шеи, пока она не расслабляется.
Мы едем по шоссе Тихоокеанского побережья, которое является самым великолепным шоссе в Америке; я бы предпочел его любому другому. Поезжайте на закате и увидите, как побережье купается в пастельных бирюзовых и сиреневых тонах, а затем вспыхивает тающими оттенками оранжевого и красного.
Кожа Тео отражает все цвета, как жемчуг, а ее глаза прозрачны, как океан. Я не могу перестать украдкой смотреть на нее, зная, что, как и небо, она будет выглядеть именно так только один раз.
Ее рука скользит в мою. Она переплетает наши пальцы и сжимает.
– Ты нервничаешь? Из-за Риза?
Я выдыхаю и признаю правду.
– Чертовски нервничаю. Если это опять будет провал…
– Не будет.
Она так уверена.
– Если не это, значит что-то другое, ― говорит Тео со спокойной уверенностью. ― Помнишь тот показ первокурсников, где Риз устроил импровизацию со всем реквизитом? Даже учителя чуть не обмочились, а он получил главную роль… Никто из нас не удивился, когда он попал в «Rocko Rocks!». Риз прав… он создан для экрана.
Тео заставляет почувствовать то, что чувствует она.
Она верит в Риза. Она верит в меня. Она думает, что сегодняшний вечер будет прекрасным, и, возможно, так оно и есть… потому что с моего места он точно выглядит прекрасным.
Побережье остается за спиной, темные волосы Тео развеваются на ветру. Соленый воздух в наших легких создает ощущение, что мы плывем, а не едем.
Я говорю:
– Мне кажется, я хочу, чтобы он преуспел, даже больше, чем он сам. Как это произошло? Я не хочу быть таким заинтересованным.
Я сказал это в шутку. Я сказал это как бы смеясь. Но Тео видит меня насквозь.
– Ты заботишься о нем, ― просто говорит она, ее пальцы сжимают мои.
К лучшему или к худшему, когда бы я ни встречался взглядом с Тео Махони, она всегда видела меня насквозь.
– Сегодня я чистила бассейн вместе с твоим отцом, ― тихо говорит она. ― Он рассказал мне, что случилось, когда его посадили. Как ты остался один…
– Со мной все было в порядке, ― резко говорю я. ― Мы были в порядке.
– Твой отец чувствует…
– Я знаю, что он чувствует, знаю, как ему чертовски плохо. Я думал, что чувство вины убьет его в тюрьме. Оно убивает его прямо сейчас, только медленнее.
Я не хотел так крепко сжимать ее руку. Увидев боль на ее лице, я отпускаю ее пальцы.
Я сжимаю руль, чтобы пальцы не дрожали.
– Вот почему я делаю то, что делаю, все, что делаю… чтобы показать ему, что я в порядке, мы в порядке, мы со всем справимся. Потому что если он увидит, что у нас все отлично, то ему не придется продолжать причинять себе боль…
Слова вылетают слишком быстро. Мои руки лежат на руле, все тело твердое, как дерево, болезненное, напряженное…
– Не я должен был заботиться обо всех. Я был мудаком, засранцем. Ты знала меня… ты знаешь, каким я был.
Мягкая рука Тео касается моего бедра.
И мне тут же становится легче, мое тело, которое казалось таким напряженным, расслабляется.
– Это случится, ― говорит она. ― Риз получит свое шоу. Твой отец выздоровеет. И ты никогда не был неудачником, Салли.
Тео знает, каким я был.
Агрессивным. Злым. Даже до смерти мамы.
Во мне всегда жил дьявол, который уравновешивал ангела на плече моего брата. В подростковом возрасте дьявол брал верх.
Мне стыдно за то, как я вел себя тогда. Я не мог себя контролировать.
Я беру Тео за руку, на этот раз осторожно.
– Мне очень жаль. Что в школе я так с тобой обращался.
Она смотрит на меня, ее глаза широко распахнуты и светятся. Она поднимает наши соединенные руки и прижимается губами к моей ладони, накрывая мою руку, словно пряча поцелуй.
– Спасибо, ― говорит она. ― Это было так давно, и это совсем неважно, но мне все равно приятно. Это глупо?
– Нет. ― Я качаю головой, улыбаясь ей.
– Разве это не забавно… ― тихо говорит Тео, ее кожа светится в серебристом свете, мерцающем на воде, а глаза глубокие и призрачные. ― Я боялась тебя. Но даже тогда я хотела, чтобы ты поговорил со мной…
Ее рука игриво гладит меня по бедру.
В полумраке, с откинутыми назад волосами, она выглядит юной и невинной и как никогда похожа на ту Тео, которую я знал, застенчивую, нежную и такую соблазнительную…
Я не могу не почувствовать себя немного прежним Салли.
Низким и хриплым голосом я говорю:
– Когда ты одевала тот сарафан, голубой с бретельками, я по часу смотрел на твою спину на тригонометрии.
Тео сдвигается в своем кресле, сжимая колени.
– В тот раз, когда ты столкнулся со мной в коридоре…
– Прости, ― перебиваю я. ― Но это ты налетела на меня.
– Кто бы это ни был… ― говорит Тео, улыбаясь. ― Ты помнишь, что сказал мне?
Я помню, как будто это было вчера. Запах пота, кроссовок и одеколона Abercrombie внезапно перебило чем-то другим – сладким, теплым и вкусным. Я столкнулся с ней, и пока она, путаясь в книгах и бумагах, краснела и дрожала в моих объятиях, я понял, что обнимаю мягкое и удивительно чувственное тело Тео Махони.
Она похожа на куклу, подумал я, пораженный фарфоровой чистотой ее кожи вблизи, густыми темными ресницами, розовым оттенком, окрасившим ее щеки. Некоторые люди поражают тебя с другого конца комнаты – Тео потрясла меня тем, насколько красивой она была на расстоянии увеличительного стекла.
Я отпустил ее, произнеся какую-то рычащую фразу.
– Осторожно, Махони, это была вторая база.
Это звучит точно так же, как и раньше, как будто и не прошло столько времени.
Тео вздрагивает, ее глаза блестят в последних лучах.
– Верно, ― говорит она. ― Именно так ты и сказал.
– Почему я был таким ослом?
В агрессии не было необходимости. Но теперь я снова слышу это в своем тоне… Осторожно, Махони… Это желание, которое она у меня вызывает…
– Могу я тебе кое-что сказать? ― говорит Тео.
Кончики ее пальцев скользят вверх и вниз по моему бедру.
– Позже той ночью, в постели… это был первый раз, когда я… ну, ты понимаешь.
Я ловлю ее блуждающие пальцы, крепко сжимая их в своей руке.
– Ты серьезно?
– О, да, ― говорит Тео, заливаясь румянцем.
– У тебя был самый первый… опыт… когда ты думала обо мне?
– Ну… думала о том, как твоя рука приземлилась на мою грудь.
– Эта рука? ― Я просовываю ее в декольте платья и обхватываю ладонью теплую, голую грудь. Это левая грудь, та самая, которую я трогал тогда.
И да, конечно, я помню то ощущение внезапной и дразнящей мягкости, безошибочной несмотря на то, что это было совершенно неожиданно, вдруг из ниоткуда в моей руке оказывается девичья грудь. Возбуждение обрушилось на меня, как удар молота. Кто знает, что бы я сделал, если бы мы не находились в переполненном коридоре…
А сейчас мы одни в машине. Сосок Тео твердый, горячий и напряженный, когда я провожу по нему большим пальцем.
Моя рука лежит на ее груди, прижимая ее к сиденью. Ее глаза встречаются с моими, словно мы сцепились в схватке. Я сжимаю ее сосок пальцами. Губы Тео раздвигаются, и она дышит быстро и неглубоко.
– Мы не можем, ― говорю я, пока ее глаза заволакивает желание, и она ерзает на сиденье.
– Определенно нет… ― говорит Тео, прижимаясь щекой к моему плечу, выгибая спину так, что ее грудь заполняет мою ладонь. ― Мы не должны.
Она прижимается ко мне, и моя рука скользит ниже, по мягкости ее тела, опускаясь к коленям…
Я не отрываю глаз от дороги, словно это означает, что я могу прикасаться к ней, где захочу. Как будто это не нарушает правил, пока не смотрю…
Кончики моих пальцев скользят по шелковистой мягкости ее внутренней поверхности бедра. Тео сдвигается на своем месте, ее колени слегка раздвигаются.
Мои пальцы пробираются чуть выше, и я обнаруживаю нечто очень интересное…
Хорошая девочка Тео Махони не надела нижнего белья.
Бархатная мягкость губок ее киски – самый изысканный сюрприз. Я провожу кончиками пальцев туда-сюда… влажность сочится, как масло.
– Мы точно не должны этого делать… ― Я провожу большим пальцем по мягкому, скользкому узелку ее клитора.
Голос Тео мягкий и мечтательный, выражение лица такое же.
– Это нормально, ― говорит она. ― Мы должны внести это в контракт: все, кроме секса…
Мой большой палец продолжает выводить мягкие круги по ее клитору.
– Все, кроме секса, тебя устроит?
Тео медленно кивает.
– Думаю, да. Никто не пострадает, если мы немного пошалим…
– Тогда лучше дать тебе кончить… – говорю я. ― На удачу…
Я нежно глажу ее, эту влажную и тающую киску, которая оживает под моими пальцами, дрожит, сжимается, рассказывая мне о том, что Тео нравится, когда ее трогают, прямо здесь, моей рукой…
И хотя мы оба знаем, что это не предусмотрено контрактом и, вероятно, не должно быть предусмотрено, я заставляю Тео кончить на пассажирском сидении, наблюдая за тем, как ее кожа краснеет, глаза стекленеют, бедра сжимаются, голова откидывается назад, и каждый дрожащий вздох проносится через нее, пока не появляется очень большая вероятность того, что мы окажемся в океане, потому что я не могу оторвать от нее глаз…
Когда я заканчиваю, она задыхается, обхватив мое запястье обеими руками. Ее щеки пылают, а волосы растрепались.
Она видит себя в боковом зеркале и смеется.
– Стоит только посмотреть на меня и всем все станет ясно.
– У тебя такой румянец, как у только что оттраханной, да?
Она начинает нервничать.
– Надеюсь, это пройдет…
– Тео… ― Я подношу ее руку к своим губам и целую ее. ― Ты выглядишь идеально.
Так и есть. Но мне не следовало этого делать, потому что это та же рука, которой я прикасался к ней, и она пахнет киской Тео. Теперь я еще больше возбудился, а через двадцать секунд мы должны войти в кинотеатр.
Тео тоже не ожидала, что мы приедем в кинотеатр так быстро. Она поспешно пытается поправить волосы.
Мигают вспышки камер. Знаменитых лиц гораздо больше, чем на шоу Mountie.
– Посмотри на это! ― говорю я. ― Настоящая красная дорожка.
– Может это оно? ― По лицу Тео расползается ухмылка. ― Может ли это быть…
– Не говори этого, ― прерываю я. ― Не сглазь.
Вместо этого Тео возвращает свою руку в мою.
Когда мы ступаем на ковер, нас ослепляют камеры.
Крики «Риз, Риз!» и «Роко!» говорят о том, что меня принимают за брата. Когда я присоединяюсь к нему, по толпе пробегает волна замешательства и удивления, а затем следует новый всплеск вспышек фотокамер.
Мой брат ухмыляется так, что его лицо скоро треснет. Если после этого ничего не выйдет, то, по крайней мере, я буду знать, что в этот момент Риз был счастлив.
Он подхватывает Тео на руки и обнимает ее.
– Ты можешь поверить во все это? Подожди, пока не увидишь пилот, Тео, он чертовски крут. У моего персонажа трагическая предыстория, о которой ты узнаешь только во втором сезоне, но это очень мрачные вещи, именно поэтому он так себя ведет, ну, знаешь, когда чувствует…
– Мы увидим его через две секунды, ― напоминаю я ему.
– Я знаю, я просто подготавливаю вас…
– Шшш, ― громко говорю я, когда в театре гаснет свет.
Риз занимает свое место, ликуя, как ребенок.
Я тоже чувствую возбуждение, пока не начинается фильм, и я не понимаю, что мой брат нашел способ в очередной раз эффектно меня трахнуть.
ГЛАВА 28
Тео
Свет гаснет, погружая зал в темноту, но не в тишину, потому что на премьере много народу, и большинство актеров все еще возбужденно болтают со своими гостями. Лишь когда начинается эпизод, шквал шиканья заглушает последние перешептывания.
Я сижу между Салли и Ризом, довольно подавляющей парочкой. Салливан достаточно пугающий сам по себе, и, хотя Риз более дружелюбен, то, как он похож и одновременно не похож на своего брата, может дезориентировать.
Мартиника была в ярости от того, что поручения Джессики не позволили ей прийти. Но поскольку Риз приглашен на презентацию Джессики, ей придется подождать еще несколько дней, чтобы встретиться с ним.
Меррик тоже отказался присутствовать, сославшись на плохое самочувствие. Салли, похоже, решил, что это отговорка, ведь заставить отца посетить даже самое незначительное светское мероприятие ― это все равно, что выдернуть зуб. Полагаю, шикарная премьера, худшее, что можно себе представить для него, она наверняка вызовет горько-сладкие воспоминания о посещении подобных мероприятий с женой.
Но я не думаю, что на этот раз это было оправданием. Он действительно выглядел измученным и больным, когда мы закончили чистить бассейн накануне.
Риз – полная противоположность: он так воодушевлен, что для того, чтобы испортить ему вечер, потребуется что-то близкое к зомби-апокалипсису.
Салли очаровательно нервничает. Думаю, он отдал бы почку, чтобы обеспечить второй сезон для шоу своего брата.
С первых же кадров у меня появляется ощущение, что донорство органов не потребуется. Пилот потрясающий.
Он яркий, кровавый и драматичный. Риз почти неузнаваем в своих римских доспехах, ему приходится подталкивать меня и указывать на себя на экране, прежде чем я узнаю его.
– Это странно… ― говорю я Салли едва дыша. ― Он похож на тебя.
– Почти идентичен, говорят некоторые.
– О, заткнись, ты знаешь, о чем я.
Я всегда была убеждена, что нельзя понять, красив ли человек, пока он не заговорит. Именно выражение лица, эти мгновенные вспышки мыслей и эмоций, по-настоящему формируют образ. Несмотря на то что внешне их сложно отличить, я никогда не считала, что Салли и Риз похожи друг на друга, потому что Риз выглядит дружелюбным и покладистым, в то время как Салли выглядит так, будто он замышляет что-то недоброе.
Но римлянин Риз на экране ― это совсем другой зверь. Он вовсе не выглядит легкомысленным. Он напряженный и решительный. Даже безжалостный. С этой железной челюстью и горящим взглядом он как никогда раньше похож на своего близнеца.
Даже немного жутковато. Я смотрю на экран, как завороженная.
Персонаж Риза – часть отряда, который захватывает деревню. Нападение кровавое и жестокое, гораздо хуже того, что я обычно смотрю. Я не переношу фильмы ужасов, и даже от Джона Уика у меня сводит живот.
Однако я не хочу обидеть Риза, поэтому стараюсь выглядеть заинтересованной обилием мечей, раскалывающих черепа, и топоров, отрубающих руки.
Салли, похоже, заметив мои сцепленные руки на коленях, а может, и слабый блеск пота на верхней губе, снова кладет руку мне на шею и легонько поглаживает.
Он словно нажимает на кнопку, которая снимает все напряжение в моем теле. Я прикрываю глаза, позволяя крови и крикам на экране расплыться, в то время как волны удовольствия прокатываются по моей спине.
Теперь персонаж Риза захватил какую-то варварскую жрицу. Это уже лучше, потому что это означает, что убийства прекратились. Однако не похоже, что можно расслабиться, потому что в палатке Риза, когда он приказывает жрице принять ванну, чувствуется определенная двусмысленная атмосфера. Ванна необходима, он выглядит как Кэрри после выпускного вечера, но я предполагаю, что у него есть скрытые мотивы…
Я украдкой бросаю взгляд на Салли, размышляя, должна ли я быть возбуждена. Секунду назад убивали кучу людей, а сейчас ― сексуальный свет факелов, и это HBO.
Римлянин Риз выглядит довольно сексуально в своей набедренной повязке. Более сексуально, чем я готова признать в данный момент.
Меня не привлекает брат Салливана. Я знаю, это звучит безумно, потому что они идентичны, но поверьте мне… это сахар и соль. Они не похожи.
А я, оказывается, люблю соль.
С этим напряженным, голодным взглядом на лице, пока жрица снимает с себя одежду, мужчина на экране выглядит как чертова соль. Его тело подтянутое, загорелое и мускулистое… в точности как у Салли.
Свет костра мерцает на его груди. Его темные глаза наблюдают за жрицей. Она бледная, с черными волосами, веснушчатая… под определенным углом зрения она немного похожа на меня.
Я украдкой бросаю еще один взгляд на Салливана.
Он шевелится в своем кресле. В линии его плеч чувствуется напряжение.
– Вот это хорошая часть… ― бормочет Риз.
Жрица обмывает центуриона губкой, вода скатывается по впадинам между его грудными мышцами. Брюшной пресс Риза занимает весь экран прямо перед моим лицом. Только он не похож на пресс Риза ― он похож на Салли, когда он выходит из спортзала и направляется прямо на кухню, чтобы наполнить бутылку водой, полотенце на шее, пот стекает по груди…
Теперь я ерзаю на своем месте, пытаясь устроиться поудобнее. В этом кинотеатре так жарко. Кто-то должен включить кондиционер.
Не знаю, насколько жрице нравилась ее прежняя работа в языческом храме, но, похоже, она очень заинтересована в своей новой должности. Она вытирает губкой каждый сантиметр Риза и не торопится. Она проводит тканью по мощным мышцам на его спине и останавливается у набедренной повязки.
Она жестом спрашивает, не снять ли ее.
Да, да, уберите эту штуку отсюда…
Салли прочищает горло.
Жрица развязывает набедренную повязку и снимает ее, обнажая круглую, аппетитную, великолепную бронзовую задницу Риза. Толпа аплодирует.
Я делаю медленные, неглубокие вдохи, стараясь не реагировать, не пялиться, не двигаться в своем кресле.
Я чувствую Салли рядом со мной, он напряжен, его руки вцепились в подлокотники сидения. Его дыхание вырывается короткими толчками через нос.
Камера скользит по телу Риза, запечатлевая каждую выпуклость, каждую впадину. Риз упорно трудился в джунглях, и упорный труд окупается… он выглядит впечатляюще.
Мой мозг сходит с ума. Он не перестает сравнивать Риза на экране и Салли в жизни.
Риз еще и играет лучше, чем я думала, его выражение, голос, манеры полностью изменились. Он не полная копия Салли, но похож настолько, что, когда он хватает жрицу и сжимает ее в поцелуе, мое сердце колотится от странной смеси восхищения, возбуждения и даже ревности…
Я знаю, что это Риз, но я не могу перестать видеть Салли. А когда он стягивает с девушки платье, обнажая пару молочно-белых грудей с бледно-розовыми сосками, я не могу не представлять на ее месте себя. Именно так выглядели бы наши тела вместе, обнаженные, переплетенные…
Мое лицо пылает, и я никак не могу это скрыть. Я не хочу смотреть на Салли и усугублять ситуацию, а значит, мне придется продолжать смотреть на экран.
Риз бросает девушку на груду шкур, полностью демонстрируя свой эрегированный член. Театр разражается оглушительными аплодисментами. Риз ухмыляется. Салли говорит, низко и яростно:
– Я собираюсь убить тебя.
Я не отрываю взгляда от экрана, запоминая каждый кадр.
Мне все равно, что это неправильно.
На самом деле, это определенно неправильно, но мне плевать. Это самое горячее, что я когда-либо видела, и я не упущу ни секунды.
Риз в образе римлянина трахает жрицу под звуки грохочущих барабанов. Это самая великолепная сексуальная сцена, которую я когда-либо имела удовольствие наблюдать, снятая без купюр, как будто HBO и режиссер заключили сделку во имя всего гетеросексуального женского сообщества.
Должно быть, режиссер был влюблен в Риза или мстит Салли, потому что я никогда не видела столько затяжных кадров потных грудных мышц и напряженных ягодиц. Кажется, что это продолжается целый час, и все же я не хочу, чтобы это когда-нибудь прекращалось.
Даже звуки, которые издает жрица, до извращения похожи на мои собственные. Эти кадры спутанных темных волос, бледных бедер, голодных губ и сжимающих рук вызывают головокружение. Все это удивительно знакомо, как будто лихорадочные сны, которые одолевают меня каждую ночь, достали из моей головы и транслируют на экране.
Салли сидит рядом со мной, испытывая мучительный дискомфорт. Я могу только представить, что он чувствует, когда целый кинотеатр разглядывает его обнаженное тело на экране.
Мне ужасно жаль его, но, видимо, этого недостаточно, чтобы вернуть мне самообладание, потому что я крайне возбуждена.
И я не имею в виду чуть-чуть.
Я с красным лицом, ерзаю, сжимаю колени, надеясь, что не промокну насквозь в кинотеатре, где полно народу, а по обе стороны от меня сидят мой ненастоящий парень и его брат.
Так что да, все плохо. И лучше не становится.
Риз взрывает экран. Он занимается сексом так, как я даже не знала, что люди могут заниматься сексом.
Салли погрузился в угрюмую задумчивость, когда он безразлично смотрит на экран, как будто время не имеет никакого значения.
Я предаюсь фантазии, в которой Салли забывает, что все это вообще происходило, и наряжается римлянином на Хэллоуин. А может, просто одалживает набедренную повязку у Риза…
Наконец, все заканчивается. На экране появляется римский царь, а жрице, предположительно, разрешают немного поспать.
Риз поворачивается к нам, ухмыляясь.
– Довольно круто, да? Актрису зовут Мэдди. Она подумывает открыть магазин смузи.
– Это здорово, ― говорит Салли сквозь стиснутые зубы. ― Тебе будет что поесть через соломинку после того, как я сломаю тебе челюсть.
– Ты выглядишь взбешенным, ― замечает Риз. ― Да и голос у тебя такой.
– Бинго, ― шипит Салли. ― Двойное попадание.
Ризу очень повезло, что в театре около четырехсот свидетелей, и он в безопасности по другую сторону от меня. Он откидывается на спинку кресла, явно нервничая.
– Я же сказал тебе, что это для HBO…
– Ты не говорил мне, что собираешься продемонстрировать наш член западному полушарию…
– Шшш! ― шикает кто-то сзади.
Салли бросает взгляд через плечо, исключающий возможность дальнейших шиканий. Или, возможно, этот человек будет сидеть на унитазе от испытанного страха в течение следующих трех дней.
Мне жаль его, правда жаль.
Но когда этот эпизод будет доступен для просмотра…
Я буду пересматривать эту сцену сотни раз.
