Текст книги "Любовный контракт (ЛП)"
Автор книги: Софи Ларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 12
Тео
Продукты привозят в десять, как и обещал Салливан. У меня уходит двадцать минут на то, чтобы занести все пакеты и выгрузить их в холодильник и кладовку ― он купил столько еды, что хватит на небольшую армию.
Это не обычные продукты. Это еда для гурманов, те ингредиенты, на которые я пускаю слюни в продуктовом магазине, но никогда не могу себе позволить.
Я прихожу в восторг при виде всех этих хрустящих, сияющих перцев и яблок, ярких и кровавых пачек мяса, буханок не нарезанного хлеба и упаковок ароматных, фантастических сыров.
Я могла бы приготовить столько всего вкусного…
Кухня Салливана, возможно, немного устарела, выдержанная в стиле начала 2000-х годов, как и все в этом доме, но она все равно большая и хорошо спроектирована. Единственная проблема ― дерьмовое качество его кастрюль и ножей, явно купленных человеком, который понятия не имеет, как готовить.
Эти великолепные буханки хлеба и упаковка мясного бекона помогают мне решить, что приготовить. Я срываю помидоры с ветки, которая держит их вместе, как шесть пачек газировки, и приступаю к приготовлению поистине эпического BLT7.
Мне нечего делать и некуда идти, поэтому я провожу целых два часа, взбивая домашний майонез с чипотле8, тщательно туша бекон в коричневом сахаре и обжаривая толстые ломти многозернового хлеба.
Я даже кипячу масло в кастрюле и нарезаю два огромных клубня, чтобы приготовить свой собственный картофель фри.
Когда я заканчиваю, у меня есть две тарелки, которые выглядят так, будто им самое место на прилавке элитной закусочной, сэндвичи нарезаны треугольниками и закреплены зубочистками с флажками на концах.
Если подумать, то закусочная для гурманов ― очень крутая идея…
У меня в голове начинают крутиться все блюда, которые я могла бы там приготовить.
Жареные цыплята и вафли с домашними солеными огурцами, свиные отбивные с грушевым соусом, а может быть, эти сумасшедшие молочные коктейли с возмутительными украшениями, вроде бенгальских огней или целого куска торта, насаженного на край стакана…
Раньше я постоянно придумывала идеи для ресторана. Я проводила все выходные, составляя меню в блокноте, хранящемся под матрасом.
Но в последнее время я почти не занималась этим. Наверное, в глубине души я понимала, что в этом нет смысла.
Сейчас я снова чувствую воодушевление. Мой мозг полон идей, заряжен на полную мощность, как батарейка, и шипит, словно моя кровь газированная.
Я приготовила две тарелки, потому что надеялась, что Салливан вернется домой, пока я буду готовить. Но теперь у меня есть этот потрясающий сэндвич и никакой компании.
Разве что…
Мой взгляд устремляется на кухонное окно, выходящее на домик у бассейна.
Крошечное здание по-прежнему темное и безжизненное, увитое зеленью.
Я все время думаю об отце Салливана.
То, как Салливан говорил о возможности нашей встречи (Этого не произойдет…), не располагало к этому.
Но с другой стороны… мы живем в тридцати футах друг от друга. По крайней мере, на этой неделе. Наверное, я должна хотя бы представиться…
И кто откажется от бесплатного сэндвича?
Я накрываю тарелку перевернутой миской для смешивания и несу ее на задний двор.
Заросли поглощают меня. Когда-то это, должно быть, был невероятный сад, а теперь половина деревьев засохла и заросла сорняками, а кусты роз выглядят так, будто за ними скрывается замок Спящей красавицы.
Особенно печально выглядит бассейн ― целые кусты проросли сквозь потрескавшийся цемент, который, возможно, когда-то был выкрашен в голубой цвет, но уже облез до серой основы.
Запущенность этого места выглядит умышленной.
Учитывая, какой порядок в спальне Салливана, могу поспорить, что ему не все равно.
И все же он ничего не делает.
Причина в том, что он слишком много работает? Или в том, что отец ему не разрешает?
Моя нервозность растает по мере того, как я приближаюсь к двери домика у бассейна. Домик крошечный, дверь похожа на дверь хоббита с круглым маленьким окошком и большой латунной ручкой.
Я стучу тихонько, потом громче, хотя сомневаюсь, что он мог меня не услышать.
После второго стука дверь распахивается. Передо мной стоит мужчина, совсем не похожий на ту давнюю фотографию в глянцевом журнале.
Этот человек ― дикий зверь.
Его русые волосы торчат во все стороны, глаза налиты кровью, а лицо раскраснелось. От спиртного, испаряющегося из его пор, слезятся глаза, не говоря уже о запахе человека, который сегодня еще не принимал душ. Да и вчера, наверное, тоже.
– Кто ты, черт возьми, такая?
Уровень агрессии в этом вопросе находится где-то между «столкновением со свидетелем Иеговы на своем крыльце» и «угрозой грабителю».
Тем временем уровень моей храбрости стремительно снижается с «любопытного искателя приключений» до «бабушки, которую поймали на Коачелле9». Я жалею о своем решении и хочу сбежать.
– Я Тео, ― еле слышно произношу я. ― Я друг Салливана.
– Салливан живет вон там. – Он дергает головой в сторону главного дома, пытаясь закрыть дверь перед моим носом.
Я должна позволить ему. Но моя нога не выдерживает ― вылетает вперед блокирует дверной проем.
Его глаза опускаются к моему кроссовку, затем возвращаются к моему лицу.
У отца Салливана голубые глаза, удивительно яркие, как Тихий океан в солнечный летний день. Но если вы думаете, что они добрее, чем у его сына, подумайте еще раз ― в данный момент они так налиты кровью, что могли бы принадлежать Куджо10. А их владелец выглядит примерно так же довольным моим присутствием на его территории, как настоящий бешеный сенбернар.
– Я остановилась у Салливана, ― продолжаю лепетать я, ― потому что мою квартиру дезинфицируют. Я приготовила обед. Я повар… то есть обычно я повар, но не сейчас… В общем, я приготовила слишком много и подумала…
Я замолчала, чувствуя себя глупо.
Он проводит рукой по волосам, почти так же, как это делает Салливан. Но на этом сравнение заканчивается, потому что если Салливан безупречно ухожен и безмерно обаятелен, то его отец полуодет, небрит, слегка покачивается на ногах и, кажется, не способен улыбаться.
На самом деле, судя по глубоким морщинам, вырезанным на лбу и прочерченным по краям рта, я не уверена, что этот человек вообще когда-либо улыбался.
– Итак, позволь мне прояснить ситуацию… ― произносит он грубым голосом, который звучит так, будто он не прочищал горло лет сто. ― Ты иногда бываешь шеф-поваром… но не сейчас… и поскольку ты приготовила обед, то сочла необходимым прийти сюда, постучать в мою дверь и разбудить меня, чтобы рассказать об этом.
– Ну… не только для того, чтобы рассказать об этом. ― Я протягиваю тарелку с куполом в виде чаши для смешивания. ― Я принесла немного.
Он рассматривает тарелку и через мгновение позволяет мне всунуть ее ему в руку. Он как бы вынужден это сделать, потому что я настойчиво пихаю ее в его сторону.
Теперь крышка миски для смешивания выглядит нелепо. Я жалею, что не использовала вместо нее полиэтиленовую пленку.
Поэтому я снимаю ее, пытаясь спасти ситуацию, говоря «Та-дам!», когда появляются сэндвич и картофель фри.
Отец Салливана смотрит на тарелку. Его лицо бледнеет ― я вижу, как это происходит, ― цвет уходит, пока его глаза не становятся почти такими же темными, как у сына.
– Зачем ты это приготовила?
– Ч-что? ― заикаюсь я.
Он смотрит на меня, и цвет возвращается на его лицо, оно становится красным, как кирпич, и яростным.
― Кто сказал тебе приготовить это?
Рука, не держащая тарелку, сжалась в кулак. Он так зол, что, кажется, вот-вот швырнет всю еду мне в лицо.
– Я… я сожалею… ― заикаясь, отвечаю я. ― Я не хотела…
– Убирайся.
Ему не нужно повторять дважды.
Я поворачиваюсь и бегу к дому, оставив тарелку и сэндвич, потому что я ни за что не рискну забрать их из его рук.
Час спустя я сижу на кухне у Салливана, стараясь прийти в себя после продолжительных, основательных рыданий.
Я не люблю конфронтацию. Я не люблю расстраивать людей. Особенно когда я не знаю, что сделала не так.
Почему отец Салливана вдруг так разъярился?
Неужели только потому, что я его разбудила?
Конечно, был уже полдень, но он никого не ждал… может, он работает по ночам, и для него это было равносильно полуночи. Я даже не спросила Салливана, чем занимается его отец.
Может, мне стоит спросить его прямо сейчас? Может, мне стоит рассказать ему, что случилось… наверное, будет лучше, если он узнает об этом от меня, а не от своего отца…
Обычно в таких случаях я звоню Мартинике, но сейчас я опасаюсь, что не смогу ответить на ее вопросы. Ей будет интересно, почему Салливан не познакомил меня со своим отцом с самого начала, и даже более того, почему отец не был поставлен в известность о моем присутствии в доме.
К тому же не хочется просить совета у Мартиники, когда я не могу рассказать ей, что происходит на самом деле. Даже самая маленькая ложь моей лучшей подруге заставляет меня чувствовать себя дерьмом.
Я бросаю взгляд на телефон, представляя, как Салливан здоровается со мной, как он это обычно делает, как будто мы уже в середине разговора, словно он ждал моего звонка…
Поддавшись импульсу, я беру телефон и набираю его номер.
Он отвечает на втором звонке.
– Привет, ― говорит он, слегка задыхаясь, ― все в порядке?
– Да, – отвечаю я автоматически, хотя это совсем не так, ― все отлично.
– Продукты привезли?
– Да, я положила их в холодильник.
– Надеюсь, не мороженое…
– Мороженое в морозилке ― это я еще в школе поняла, когда выбросила его первый раз.
Салливан смеется, и мне кажется, что кто-то положил грелку на центр моей груди.
Вдалеке раздается сердитый голос:
– Не торопись, Салливан…
Мои плечи напрягаются, и я прижимаю телефон к уху.
– Тебе нужно идти?
– Нет, – говорит Салливан. ― Я могу поговорить.
― У меня, блядь, нет целого дня…
– Ты уверен?
– Поверь мне, ― говорит он, и я слышу стук ботинок о тротуар, когда он отходит чуть подальше, ― будет лучше, если он воспользуется передышкой, чтобы остыть. Мы не совсем понимаем друг друга в этой сделке.
– Похоже, твоя работа такая же веселая, как моя.
Усмешка Салливана ― это кончик пальца, гладящий мой позвоночник.
– Ты не единственная, кто пытается выбраться из дерьма, Тео.
Я никогда особенно не любила свое имя ― оно мальчишеское, а единственный известный Теодор ― это пухлый бурундук. Плюс Тедди Рузвельт, наверное.
Дело в том, что только один человек когда-либо заставлял мое имя звучать сексуально.
Салливан говорит «Тео» с пьянящей интимностью, как будто знает обо мне все, как будто мы всегда были друзьями.
Хотя это совсем не так.
Мы никогда не были друзьями. Мы и сейчас ими не являемся ― это деловая договоренность.
Но если бы мы стали друзьями… это было бы не так уж плохо.
Салливан может быть высокомерным и требовательным, с моральными принципами, как у серого шлакоблока, но еще он ― забавный и удивительно внимательный.
Такие мелочи, как то, что он взял трубку, как только я позвонила, и что он разговаривает со мной прямо сейчас, пока этот засранец на заднем плане постукивает ногой…
Он принес мне завтрак и самый красивый купальник, который я когда-либо одевала. Он без колебаний предложил мне пожить у него и заказал прекрасные продукты для моего развлечения…
Салливан относится ко мне как к другу.
Я это очень ценю, потому что у меня их было не так много.
Мне нравится, как он произносит мое имя. И мне стало легче, когда позвонила ему, хотя я еще не рассказала о том, что произошло.
На самом деле я думаю, стоит ли вообще об этом говорить. Если у Салливана и так плохой день, ему не нужна еще одна драма. Я могу рассказать ему о случившемся позже, когда он вернется домой.
– Я не знала, что ты в дерьме, ― признаюсь я. ― Думала, что твоя жизнь идеальна.
Смех Салливана немного резкий.
– Поэтому я тебе никогда не нравился?
Я рада, что он не видит моего лица, гарантирую, оно пылает.
– Кто сказал, что ты мне не нравился?
– Тео… ― Его голос низкий и строгий. ― Я уверен.
– Не будь смешным. Мы едва знали друг друга.
Технически ― это правда, но ложь во всех смыслах. В моем мозгу проносится сотня раз, когда я видела Салливана в коридорах, классах и переполненном спортзале. Наши круги общения редко пересекались, потому что в его кругу были все, кто из себя что-то представлял, а в моем ― я и еще несколько недотеп.
Но не было и дня, когда бы я не думала о Салливане Ривасе.
Между нами всегда была какая-то нить, невидимая, но тянущаяся ко мне ― зрительный контакт, который длился слишком долго. Несколько слов, сказанных мимоходом, которые заставляли мое сердце биться сильнее на протяжении нескольких дней…
Я наблюдала за ним.
И, похоже, иногда… он наблюдал за мной.
– Мне всегда было интересно, что происходит в твоей голове, ― говорит Салливан. ― Ты была такой тихой. Но ты всегда читала, писала, рисовала что-то…
– Ты меня пугал, ― признаюсь я. ― Я боялась тебя.
Мой желудок скручивается, когда я вспоминаю выпускной вечер – именно тогда я увидела самую уродливую сторону Салливана.
– Я был засранцем, ― говорит он.
– Может быть, немного… ― Или чертовски много… ― Но сейчас ты не так уж плох.
– Ты так думаешь? ― Я слышу, что он улыбается, и это заставляет меня представить его улыбку, эту вспышку потрясающей белизны на его сильно загорелом лице. ― Ну, ты можешь стать первым членом моего фан-клуба. Я немного завидую Ризу.
На заднем плане я слышу, как раздраженный спутник Салливана что-то кричит. Это звучит как:
– Тащи свою гребаную задницу сюда, или я ухожу….
– Не думаю, что он собирается составить тебе компанию.
Салливан смеется.
– Ни за что, особенно после того, как я скажу ему об окончательном предложении от моего клиента.
– Я должна отпустить тебя…
– Возможно, ― говорит он, почему-то не задаваясь вопросом, зачем я вообще позвонила. ― Но знай, Тео, я не собираюсь проводить так все свои воскресенья. Мы выберемся из этого дерьма. Ты и я, вместе.
Теперь тепло в моей груди ― как одеяло только что из сушилки. Я окутана теплом его слов с ног до головы.
Салливан больше, чем друг.
Он партнер.
А такого у меня не было… вообще никогда.
Завершив звонок, я оглядываю кухню. Я не убрала грязную посуду после обеда, поэтому все еще вижу жирную сковороду с беконом и разбросанные зубочистки ― воспоминания об оскорбительном BLT.
Но вместо того чтобы видеть в этом свидетельство моего провала, еще один пример того, как я всегда умудряюсь все испортить, я слышу голос Салливана в своей голове:
Мы выберемся из этого дерьма… Ты и я, вместе…
Я задвигаю этот инцидент на задворки сознания, заменяя его образами того, как именно может выглядеть это будущее.
Я представляю себе виниловые кабинки в ретро-стиле, старомодный музыкальный автомат, может быть, постеры в стиле пин-ап на стенах…
Ингредиенты, разложенные на столешнице, снова становятся живыми и яркими, они словно взывают ко мне, словно умоляют взять их в руки и придать им форму чего-то нового…
Вместо неудачи я вижу возможность.
И я надеваю фартук и приступаю к работе.
ГЛАВА 13
Салли
Проходит еще несколько часов, прежде чем я завершаю одну из самых неприятных сделок в своей жизни. От того, как этот парень обсуждает каждую незначительную деталь, мне хочется поднять его на последний этаж здания и показать ему вид, а потом как следует толкнуть.
Когда он, наконец, подписывает договор аренды, отправляю Тео смс, чтобы она знала, что я скоро буду дома, но, когда выезжаю на дорогу уже почти восемь вечера.
Поскольку сегодня вечер воскресенья, я ожидаю застать ее в трениках с бокалом вина, смотрящей телевизор или наслаждающейся хорошей книгой, если она вообще дома.
Вместо этого я вхожу в помещение, которое выглядит так, словно тут готовится эпический ужин из десяти блюд. На плите и столешницах расставлены десятки кастрюль, сковородок и мисок, некоторые из них еще кипят и булькают, в воздухе витают смешанные ароматы сладкого и соленого.
Сама Тео мечется, как ураган. Фартук завязан на талии, волосы скручены в узел на голове, на щеке ― полоса чего-то темного. Ее лицо раскраснелось и блестит от пота, глаза яркие и увлеченные.
– О, хорошо, что ты здесь! ― кричит она. ― Попробуй!
Она сует мне в рот ложку.
Обычно я против того, чтобы меня кормили, еще с тех времен, когда Риз предложил мне ложку арахисового масла, которое оказалось веджимайтом. Однако то, что Тео только что засунула мне в рот, стало для меня откровением.
– Что это? ― спрашиваю я, когда снова обретаю дар речи.
– Мой деревенский бранч на сковородке, ― с гордостью говорит Тео. ― Что думаешь?
– Я думаю, наложить его в тарелку, а потом немедленно съесть.
Тео довольно смеется.
– О, у меня есть еще много чего интересного для тебя!
Она ведет меня на экскурсию по моей собственной кухне, демонстрируя плоды своих трудов.
– Вот здесь у нас сыр с грудинкой на гриле, а это слайдеры с перепелиными яйцами… попробуй это, это попперсы из халапеньо с мексиканским чоризо… а это яблочный пирог с жареной карамелью и домашним мороженым…
Возможно, это лучшее возвращение домой в моей жизни. Я проголодался после целого дня на ногах, последний раз я ел восемь часов назад, и времени мне хватило только на то, чтобы перекусить одним жирным куском пиццы у уличного торговца. Мой желудок урчит от одного только запаха, и как только Тео начинает кормить меня образцами своих творений, я полностью теряю контроль над собой, набивая рот обеими руками.
– О Боже! Что, ты сказала, здесь?
– Грудинка! ― радостно говорит она. ― Тебе нравится?
– Тео, ― говорю я с предельной искренностью, ― я как будто всю жизнь сидел на тюремном пайке. Пока не встретил тебя, я, кажется, даже не знал, что такое еда.
Она смеется и качает головой.
– Ты просто добр ко мне.
Я бросаю в рот один из попперов с халапеньо и хрумкаю, наслаждаясь фиестой специй.
– Я много кто, но точно не добрый.
– Расскажи мне, что тебе понравилось больше всего! ― требует она, пока я пробую каждое из блюд.
– Как я могу выбрать? ― Я откусываю огромный кусок яблочного пирога, затем уничтожаю два слайдера. ― Это все равно что пытаться выбрать между Моной Лизой и Тайной вечерей.
Тео подпрыгивает от удовольствия.
– Тебе правда нравится?
– Разве ты не видишь, как много я ем?
Я наберу десять фунтов, если Тео проживет у меня неделю.
Не говоря уже о том, что я не возвращался с работы к освещенному дому и теплой еде уже… слишком долго, черт возьми. Лучше бы мне не привыкать к этому.
– Для чего все это? ― спрашиваю я, откладывая вилку.
– Сегодня днем мне в голову пришла идея, ― объясняет Тео. ― Это высококлассная закусочная. Я экспериментировала с блюдами, которые могла бы там приготовить…
Она показывает мне меню, написанное ее очаровательным витиеватым почерком на отдельном листе бумаги. Я вижу, что она уже подправила несколько блюд, основываясь на своих сегодняшних опытах, вычеркивая ингредиенты и делая пометки на полях.
– Почему ты подумала о закусочной?
– Было одно место, которое мы с мамой часто посещали в Старом Голливуде. Это был ресторан в стиле 50-х годов, его владелец был кантонец, поэтому в меню были все эти крутые блюда ― теплые булочки с ананасами, конги с беконом и яйцами… и все в таком духе. Когда готовила BLT на обед, я начала задумываться, какие новинки я могла бы привнести в такую еду, если бы хотела сделать ее модной…
– Я люблю BLT. ― Я снова беру вилку, чтобы поесть еще немного из деревенской сковороды. Одна вилка превращается в шесть, я просто не могу остановиться.
– Не думаю, что твой отец тоже, ― с горечью говорит Тео.
Я опускаю сковороду, и мой желудок сжимается.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… ― Тео морщится. ― Я приготовила порцию для твоего отца и отнесла ему. Но он очень расстроился.
– О, черт…
– Прости, я не должна была его будить.
– Дело не в этом. ― Я осторожно поставил сковороду обратно на плиту.
– А в чем дело? ― Тео прикусила губу. ― Что я сделала не так?
– Ничего. ― Я качаю головой. ― Это просто неудачное стечение обстоятельств. BLT был единственным блюдом, которое моя мама умела готовить.
– О… ― Руки Тео падают по бокам, а плечи опускаются.
– Она была отличной актрисой, но ужасно готовила. Она даже иногда сжигала бекон, но моему отцу было все равно. ― Мое горло сжимается, и слова выходят с трудом. ― Он считал, что все, что она делала, было… абсолютно идеальным.
– О Боже. Он, наверное, подумал, что я специально это сделала… вот, пожалуйста, любимое блюдо вашей жены. ― Тео закрывает лицо руками.
– Я поговорю с ним. ― Я делаю шаг к задней двери кухни, но Тео преграждает мне путь, упираясь обеими ладонями мне в грудь.
Я смотрю на ее руки, и она поспешно опускает их.
– Пожалуйста, не делай этого… Я правда не хочу, чтобы ты что-то ему говорил, это не так уж важно.
– Он был груб с тобой?
– Нет! ― кричит она, явно лжет. ― Нет, нет, он просто… – Она отступает к двери, чтобы убедиться, что я не смогу пройти мимо нее. ― Наверное, я его удивила.
Я переминаюсь на месте, размышляя, что именно мне следует сказать.
– Это моя вина. Я сказал ему, что ты поживешь здесь, но он был… ― (пьян), ― уставшим в тот момент.
– Да, да, я все понимаю… ― говорит Тео, прижимаясь спиной к двери, ее тело ― баррикада, ― но мне не следовало идти туда и будить его.
Мы смотрим друг на друга, все невысказанные слова витают в воздухе. Тео не дура, она понимает, что происходит.
– Наверное, будет лучше, если ты не будешь его навещать, ― наконец говорю я. ― Ему не очень хорошо.
Это преуменьшение десятилетия.
Но Тео понимает.
– Конечно. Я просто позволю ему побыть наедине с собой.
– Спасибо. ― Я выдыхаю, и давление в груди ослабевает. ― Спасибо за понимание.
Тео кивает. Через мгновение она тихо говорит:
– Мой отец пил. До того, как бросил нас.
Я быстро вздергиваю подбородок, осознавая ее слова, хотя мое сердце отвергает мысль о том, что мой отец может поступить так же, как ее.
– Мой отец не бросил бы нас. И я его не брошу.
Тео смотрит на меня пристально, не мигая, не осуждая.
– Так вот почему ты все это затеял?
Взмах ее маленьких рук, кажется, охватывает мой дорогой костюм и поношенные туфли, часы на стене, показывающие поздний час, и саму Тео, живущую в моем доме как часть этого продуманного плана.
– Да, ― соглашаюсь я просто и твердо. ― Я собираюсь выплатить все, что мы должны за этот дом, чтобы он навсегда остался у моего отца, даже если он утонет на дне бутылки. Я продолжу помогать Ризу, когда у него будут перебои с деньгами, даже если он опустится до чтения телеграмм. Я заработаю столько денег, что мне будет наплевать, когда в следующий раз кто-то назовет меня Роко Роксом, потому что я буду смеяться до упаду. И я открою тебе ресторан, Тео, будь то забегаловка или шикарный французский дворец, потому что я, может, и не очень милый, но я упорный. Я не сдаюсь. Я не ухожу. И я держу свое слово.
– Я верю тебе, ― мягко говорит Тео. ― И ты можешь верить в меня. Мы в этом деле вместе.
Нетрудно поверить в Тео, когда вокруг меня полно доказательств ее гениальности. Не говоря уже о том, что большая часть из них уже в моем животе.
И хотя знаю, что она повторяет то, что я ей сказал, мне приятно это слышать.
Я не одинок. По крайней мере, сейчас.
– Хорошо, ― говорю я. ― Тогда дай мне еще кусочек этого пирога, потому что это лучшее, что случилось со мной за день.
Теплый, маслянистый пирог действительно исключительный.
Но пока Тео накладывает мне на тарелку очередной кусок, я не могу отделаться от мысли, что по-настоящему лучшей частью моего дня, моментом, который запомнился ярче всего, была Тео, когда она открыла мне дверь, с лицом, раскрасневшимся от пара и темной полоской под одним глазом.
– Чему ты улыбаешься? ― говорит она.
– Ты похожа на бейсболиста.
Тео смотрит в ближайшее зеркало и раздраженно морщится.
– Почему ты не сказал мне, что у меня на лице грязь?
Я не сказал ей, потому что не хотел, чтобы она ее стирала, что она и делает, вытираясь полотенцем, пока не становится снова чистой.
