Текст книги "Любовный контракт (ЛП)"
Автор книги: Софи Ларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 14
Тео
Салливан настаивает на том, чтобы отвезти меня на работу в понедельник утром, несмотря на то, что моя машина прекрасно завелась.
– Не то чтобы я жаловалась, ― говорю я, опускаясь на его мягкое кожаное пассажирское сиденье. ― Видит Бог, я всегда мечтала о собственном водителе. Но я не совсем понимаю, как это нам поможет?
Салливан заводит двигатель и спокойно выезжает на дорогу.
– Позволь спросить тебя, Тео… как ты думаешь, чего хочет Ангус?
– Полететь на Марс, ― моментально отвечаю я.
Все это знают.
– А что еще? ― говорит Салливан.
Я пожимаю плечами и отвечаю:
– Не знаю… Может, девушку, которая встречается с ним не ради денег? Или родственника, который не подаст на него в суд… или электролиз спины11? Все остальное у него есть.
– Именно, ― говорит Салливан со странным удовлетворением. ― И именно поэтому он чертовски несчастен.
– Бедняга! ― Я усмехаюсь. ― Это я несчастна. Жизнь Ангуса похожа на мечту.
– Мечты не приносят удовлетворения, ― отвечает Салливан. ― Нами движет стремление добиться чего-то. Ангусу так чертовски скучно, что он придумал целую планету, чтобы развлечься.
– Ангус всегда был одержим Марсом.
– Может быть, ― говорит Салливан, меняя полосу движения. ― А может, это единственная вещь, которую он не может купить, проведя кредиткой. Люди хотят того, чего не могут получить… Лучший способ заставить Ангуса отчаянно захотеть мою землю ― это заставить его думать, что она ему ни за что не достанется.
– И как ты собираешься это сделать?
Салливан отрывает взгляд от дороги, чтобы одарить меня умопомрачительной улыбкой.
– Увидишь.
Он подвозит меня до работы, даже не пытаясь устроить встречу с Ангусом. Такими темпами Салливан завершит свою сделку лет через двести.
К сожалению, для нас, Ангус не собирается ждать так долго.
Я едва успеваю войти в офис, как он кричит:
– Тео! Надеюсь, ты захватила удобную обувь, нам нужно осмотреть участки.
Я не взяла удобную обувь, с чего бы? Все, кроме Ангуса, одеты в обычную офисную одежду. Однако у меня под столом припрятана пара кроссовок, потому что Ангус уже не в первый раз устраивает мне приключения на свежем воздухе.
Пока я переобуваюсь, Мартиника просовывает голову в мой кабинет размером с телефонную будку.
– Салливан подбросил тебя до работы?
– Да, ― осторожно отвечаю я.
– Что случилось? ― Она бросает на меня лукавый взгляд. ― Не могла сама сесть за руль после ночного трах-марафона?
– Мартиника! ― Я затаскиваю ее внутрь и закрываю дверь. ― Не говори «трах-марафон» в офисе; ты уже получила два предупреждения от отдела кадров.
– Пфф. ― Она пренебрежительно машет рукой. ― Только одно из них было обоснованным.
– А когда ты шлепнула нашего бухгалтера по заднице, оно не было обоснованным?
Мартиника пожимает плечами.
– Я подумала, что она ― это ты, в тот день, когда она покрасила волосы. Ну, вообще-то, наверное, на следующий день… Я полагаю, она не красила их утром. В любом случае, перестань менять тему ― зачем мы говорим о взбалмошной Лианне из бухгалтерии, когда могли бы обсудить Салливана?
Она произносит его имя так, будто в нем восемь слогов и несколько разных интонаций.
Я понимаю, что уже краснею, хотя и не по той причине, о которой думает Мартиника.
– На самом деле все не так, ― говорю я, удивляясь, как я смогу выдержать хотя бы один такой день. ― Мы не так давно встречаемся.
– Подожди… ― Мартиника наклоняет голову в сторону, так что ее глянцевое черное каре почти касается одного плеча. ― Ты хочешь сказать, что еще не переспала с ним?
– Э-э… ― Почему, черт возьми, я не подумала, что отвечать на эти вопросы до того, как пришла на работу? ― Не совсем.
– ЧТО? ― взвизгивает Мартиника.
Я зажимаю пальцами уши.
– Как это возможно? ― недоумевает она. ― Я бы не продержалась дольше первого свидания. Например, если бы он выбрал меня в Тиндере, я бы явилась на ужин в нижнем белье и на каблуках.
– Это потому, что у тебя было больше парней, чем у Тейлор Свифт. ― Я пожевала краешек губы. ― Салливан меня пугает.
– Даже несмотря на то, что он явно без ума от тебя? ― Мартиника толкает меня локтем. ― Да ладно… Я видела, как он смотрел на тебя на яхте.
Я знаю, что Салливан притворялся, но в моей груди все равно вспыхивает маленький огонек надежды. Мартиника зоркая, как ястреб. Она все замечает.
– И он топил Ангуса из-за тебя, ― напоминает она мне. ― Я бы переспала с ним только поэтому.
– Я испытывала искушение.
– Тогда чего ты ждешь?
Мартиника улыбается мне, ее темные глаза светятся от предвкушения.
Как бы я хотела просто сказать ей правду. Тогда я смогла бы получить от нее настоящий совет. Но Салливан заставил меня пообещать, что, в первую очередь, я не проболтаюсь Мартинике.
И не зря ― ее умение хранить тайны похоже на решето. Мартиника – это «сначала говори, потом думай».
Поэтому все, что я говорю:
– Я хочу, чтобы все шло своим чередом.
– Тогда не торопись, но помни… ― она поднимает предостерегающий палец, ― такой парень не привык ждать.
– Тео! ― Ангус стучит в дверь моего кабинета. ― Пошевеливайся! Машина уже у входа!
Я запихиваю туфли в сумочку.
– Мне пора, ― говорю я Мартинике.
Но когда я открываю дверь, вместо нетерпеливого лица Ангуса меня встречает курьер с гигантским букетом лиловых роз.
– Тео Махони? ― говорит он.
Аромат свежих цветов наполняет мой кабинет. Букет занимает почти весь мой стол, когда он ставит их рядом с компьютером.
Между стеблей вложена открытка…
Уже скучаю по тебе.
― С
– Видишь? ― триумфально заявляет Мартиника. ― Совершенно одержим.
Я не думаю, что эти цветы имеют ко мне какое-то отношение. Но, оглянувшись, я замечаю, что они чертовски сильно раздражают Ангуса. Он вышагивает возле входа, взволнованно бросая взгляды на возмутительно огромный букет, по крайней мере, трижды.
Почему это его беспокоит?
Он никогда так не реагировал, когда я встречалась с Трентом.
Но ведь и Трент никогда не присылал мне сотню лиловых роз.
Очевидно, я ничего не понимаю в мужской психологии.
А вот Салливан понимает. Он пробирается Ангусу под кожу, как клещ. Впивается в него.
Как только мы забираемся в машину, Ангус говорит:
– Вы двое, похоже, отлично провели выходные.
Я уверена, что выгляжу виноватой, хотя и не по той причине, по которой думает Ангус. Я бормочу:
– Салливан очень заботливый.
Ангус ведет машину слишком быстро, он входит в повороты на такой скорости, что мое плечо прижимается к двери со стороны пассажира. Он всегда так ездит, так что цветы тут ни при чем. Но в его голосе слышится упрек, когда он говорит:
– Я видел, он подвез тебя сегодня утром.
– Ага.
Ангус рывком пересекает две полосы, не включая сигнал поворотников.
– Ты же не переезжаешь к нему насовсем? Шесть месяцев ― не такой уж большой срок, чтобы принимать такие решения.
Ангус, который уже трижды был женат и разведен, и ни один из этих браков не продлился дольше года, говорит мне это.
Его лицемерие раздражает меня настолько, что я отвечаю:
– Ну, у Салливана огромный особняк, а ты знаешь, в какой дыре я живу. ― Затем, чтобы добить его окончательно, я добавляю: ― К тому же это ближе к офису. Я знаю, как ты ненавидишь, когда я опаздываю.
Пальцы Ангуса сжимаются на руле.
– Значит, все серьезно?
Он действительно не хочет такого развития событий.
Я украдкой бросаю на него взгляд, и по моей шее ползет тепло. Обычно во время таких поездок Ангус болтает о работе, о поручениях, которые я должна выполнить, и обо всех своих блестящих планах, которыми я должна впечатлиться.
Вместо этого он нервничает и раздражается, ковыряясь в этой истории с моим парнем, как в ране.
Неужели Салливан прав? Это может сработать?
Безрассудно я говорю:
– Да, все очень серьезно. Салливан невероятный ― такой чуткий и внимательный. И он очень умный. Мне кажется, он ― самый умный человек, которого я когда-либо встречала.
Я знала, что это будет больно. Ангусу нравится верить, что это он самый умный человек в моей жизни.
Его челюсть сжимается, и он делает поворот, от которого скрипят колеса.
– Это правда?
– О, да… ― Я действительно переигрываю. ― Он мог бы принять участие в Jeopardy12. Каждый раз, когда мы смотрим шоу, он знает все ответы первым.
Ангус обожает Jeopardy. Он плакал, когда умер Алекс Требек.
Под его загаром расцветает ярко-красный румянец. Он выглядит таким злым, что думаю, не перешла ли я черту.
Но потом он говорит:
– Ну, если все так серьезно, мне стоит узнать его получше. Почему бы нам всем не сходить на ужин в эти выходные?
– Конечно. ― Я отворачиваюсь и смотрю в окно, чтобы Ангус не увидел мою улыбку.
Мы с Ангусом осматриваем участок в Ирвайне, который представляет собой около пятидесяти акров незастроенной земли. Здесь есть все, что нужно Ангусу с точки зрения площади и доступа к коммуникациям, но на протяжении всей экскурсии он выглядит рассеянным и раздраженным.
Он срывается на Коргуса, который пытается петь дифирамбы застройщику и не замечает, что Ангус не слушает ни слова.
– Что ты думаешь, Тео? ― наконец спрашивает меня Коргус из чистого отчаяния.
Я бросаю взгляд на Ангуса, пытаясь представить, что сказал бы Салливан.
Если я буду критиковать этот участок, это будет слишком очевидно, и это разозлит Коргуса. Это его выбор, поэтому он и показывает его первым.
Но если я соглашусь, что он идеален, Ангус может купить его не задумываясь, и тогда у Салливана не будет возможности сделать свое предложение.
Немного подумав, я отвечаю:
– Мне нравится! Я удивлена, что Джефф Безос упустил его.
– Правда? ― Ангус мгновенно включается в разговор. У него любовь-ненависть к единственному человеку на планете, чье состояние превосходит его собственное.
Недовольно вздохнув, Коргус говорит:
– Он мельком рассматривал это место для объекта Amazon, но я не думаю, что там были какие-то серьезные намерения…
Он бросает на меня убийственный взгляд, но я уже нацепила на лицо милое невинное выражение.
– Ну и дурак же он, что упустил его! ― весело говорю я. ― Что для одного мусор – сокровище для другого.
– Хм, ― говорит Ангус, поджав губы.
Думаю, если бы он сейчас отвернулся, Коргус задушил бы меня.
К счастью, Ангус не отворачивается.
– Пойдем, Тео, ― говорит он. ― Мы оставим его в списке.
Когда мы отходим от Коргуса, я практически подпрыгиваю от радости.
Оказывается, я тоже могу быть хитрой.
ГЛАВА 15
Тео
Когда мы с Ангусом закончили наше сафари по объектам, было уже намного больше шести часов.
– Я подброшу тебя домой, ― говорит он самодовольно.
– К Салливану, ― напоминаю я ему.
– Точно, это я и имел в виду.
Когда мы подъезжаем к дому, я вижу, как на лице Ангуса отражается мое собственное удивление и замешательство, которые я испытала нескольких дней назад.
Только теперь, почему-то, я нахожу это оскорбительным.
– Что, черт возьми, случилось с этим местом? ― фыркает Ангус.
Я помню, что сама именно так и подумала, но когда он это произносит, то звучит как осуждающий засранец.
Ангус понятия не имеет, что здесь произошло.
И я не собираюсь ему рассказывать.
– Я думаю, что Салливан немного эксцентричный.
Ложь вылетает из моего рта легче, чем когда-либо. На самом деле, меня немного беспокоит, как быстро я привыкаю лгать.
Не то чтобы я стеснялась дома Салливана ― вовсе нет. На самом деле, чем дольше я здесь нахожусь, тем больше он мне нравится. Но я не могу выносить это выражение лица Ангуса, как будто он имеет право демонстрировать свое превосходство.
Салливан здесь только потому, что заботится о своем отце. Это я знаю наверняка.
Я вижу это по его лицу, по тому, как он защищает людей, которых любит.
Когда-то я чувствовала то же самое, когда мне было кого любить.
Я никому не позволю смотреть на Салливана пренебрежительно, как и на то, что он сумел защитить.
– Увидимся завтра, ― говорю я Ангусу, закрывая дверь машины.
Я уже написала Салливану, что ему не нужно забирать меня с работы.
Как только захожу в дом, я понимаю, что опередила его. В доме стоит полная тишина, которая может означать только то, что я одна.
Проголодавшись из-за пропущенного обеда, я сразу же направляюсь на кухню и начинаю доставать продукты из холодильника. При виде стейков я превращаюсь в оборотня: желудок урчит, а во рту собирается слюна.
Я разжигаю гриль на заднем крыльце, нарезаю овощи и нанизываю их на бамбуковые палочки, смазываю ананасовые дольки маслом и коричневым сахаром.
Готовить на кухне Салливана ― это просто удовольствие, гораздо веселее, чем в моей крошечной квартире. Так приятно разложить все на столешнице, использовать его набор посуды, практически нетронутый.
Я включаю музыку на колонках ― «На подъеме» Стивена Санчеса, потому что именно так я себя сейчас чувствую.
Стресс, накопленный за день, отступает. Я кружусь в этом пространстве, летая по большой, светлой кухне.
Я могу заниматься готовкой бесконечно, когда под рукой есть эти чудесные продукты…
Если рай ― это когда у тебя есть все, что ты хочешь, и все происходит так, как ты хочешь, то на ближайший час ― я в раю.
Маленький аккуратный хибачи13 дымится. Вскоре по двору разносится аромат жареного мяса и карамелизированных ананасов.
Салливан выходит из задней двери, нюхая воздух, как один из тех мультяшных персонажей, который следует за вкусным запахом, задрав нос.
Я вспыхиваю, когда вижу его. Я как ребенок, горжусь тем, что мне есть что показать и рассказать ― вся эта еда и хорошие новости.
Он ослепительно улыбается мне своей белоснежной улыбкой.
– Тео, если ты будешь продолжать в том же духе, я никогда тебя не отпущу…
Обещания, обещания.
– Я никуда не собираюсь. ― Я отправляю в рот кусочек ананаса. ― Я переезжаю в твой холодильник.
Было бы преступлением уехать, не попробовав этот инжир. Или этот сыр эспрессо…
Я протягиваю Салливану последний кубик ананаса. Это просто идеальный кусочек. Когда я подношу его к солнцу, видно, что он полностью пропитан золотистым соком.
Прикосновение его губ шокирует меня, когда он выхватывает ананас из моей руки. Я задыхаюсь от внезапного тепла на кончиках моих пальцев.
Все мои внутренности плавятся, а бедра сжимаются вместе от неожиданного жара между ног. Почему я принимаю одно за другое, что за странная реакция? Мое лицо горит.
Салливан раздавливает ананас на языке. Все его лицо озаряется удовольствием, и в моей груди вспыхивает тепло от этого завораживающего зрелища.
– Ну, если это не лучший чертов ананас, который я когда-либо ел…
– Ты его купил.
– Я отлично справляюсь с покупками. ― Он подмигивает мне. ― Но мне нужен кто-то, кто не позволит мне все испортить.
Почему он флиртует со мной дома?
Может, он просто не может переключиться?
Это все равно, что просить птицу не летать или пчелу не жалить. Салливан сексуальный.
А я ― нет.
Я слишком неловкая. И слишком честная.
– Испортить рибай14 довольно сложно. ― Я поднимаю крышку и переворачиваю куски, делая несколько быстрых вдохов, пока у меня есть такая возможность.
Почему здесь, у гриля, кажется прохладнее?
– И все же мне это удается. ― Салливан бросает на меня озорной взгляд. ― Наверное, я должен это сказать… я могу чем-то помочь?
Я не могу удержаться от смеха. Эта его улыбка ― он знает, что неотразим.
– После такого заявления? Как я могу отказать?
– Думаю, я справлюсь… под присмотром профессионала.
Я и есть профессионал. Чертов профессионал.
Я найду своего внутреннего Гордона Рамзи. Он бы точно устоял перед обаянием Салливана.
– Тогда вымой руки и возьми фартук.
Оставив гриль, я следую за Салливаном на кухню.
До моего переезда у Салливана не было ни одного фартука, поэтому он взял один из двух, которые я привезла с собой. К его несчастью, это фартук, который мама сшила для меня, когда я только начинала готовить, поэтому он розовый и с рюшами. Да ладно, мне тогда было всего восемь.
– Розовый ― твой цвет, ― дразню я.
– Правда? ― Он поворачивается ко мне, чтобы потрясти своей задницей. ― Я боялся, что он немного откровенный.
Она, конечно, прикрыта брюками, но с фартуком, обрамляющим ее розовыми оборками, совершенно невозможно игнорировать тот факт, что у Салливана Риваса фантастическая задница.
Когда он снова поворачивается, мои глаза все еще устремлены ниже пояса. Это невероятно очевидно, когда я поднимаю их и встречаюсь с ним взглядом. Салливан смеется надо мной.
Это возмутительно. Я должна быть здесь шеф-поваром.
– Хватит мельтешить этой штукой и приступай к работе. Можешь нарезать помидор?
– Конечно. ― Салливан ухмыляется. ― Если не возражаешь против кусочков пальцев в нем.
Я вынимаю нож из кухонного блока.
– Ты заставляешь меня нервничать…
Он подходит ближе, чтобы взять его у меня из рук.
– Правда? ― рычит он прямо у моего уха.
Его рука тяжело ложится на мою. Я чувствую его дыхание у ворота моей футболки. Все волоски встают дыбом на моей руке, и я знаю, что он это видит.
Салливан никогда не играет честно.
Я смотрю, как он режет помидоры, на что уходит больше сил, чем нужно, потому что его ножи затупились.
Он правда не умеет этого делать. Я должна научить его, на это больно смотреть.
– Вот так… ― Я кладу свою руку поверх его, на рукоятку. ― Поварским ножом нужно раскачивать лезвие…
Салливан уже снял пиджак и бросил его на спинку стула. Тепло его тела проникает сквозь тонкую рубашку, как будто ее нет.
Его запах смешивается с запахом жареного мяса и сладкого ананаса. Должно быть, я все еще нахожусь в режиме оборотня, потому что мой рот наполняется слюной…
Я думаю о его постели, о том, как ощущались его простыни.
Я вспоминаю, каково это ― быть окутанной его запахом…
Если Салливан будет продолжать возить меня на работу, когда я смогу пробраться в его спальню еще раз?
Боже, я гребаная извращенка.
Он не стал бы пробираться в мою комнату. Он же джентльмен.
Или нет?
Его задница прижимается к моим бедрам. Каким-то образом наши тела слились, моя рука обнимает его спину.
Чувство такое же, как когда мы танцевали, как будто ощущения не ограничиваются моим телом, а проникают в его руку. Двое движутся как одно целое. Это ощущение вызывает привыкание, потребность испытать это еще раз. Невидимая грань между двумя живыми существами стирается…
Мой подбородок лежит на его плече, его густые черные волосы мягко касаются моей щеки.
Я чувствую только его запах. Если бы он повернул голову, наши губы могли бы соприкоснуться…
Я отпускаю его и делаю шаг назад, задерживая дыхание. На кухне слишком жарко, у меня кружится голова.
Салливан смотрит на меня своими глубокими темными глазами.
Я отошла, но не очень далеко. Я все еще достаточно близко, чтобы видеть его черные, длинные ресницы и крупицы золота, сияющие в глубине его глаз. Его лицо приближается, в то время как остальная часть кухни расплывается от пара. Что за пар? У меня даже кастрюля не кипит!
– Ты хороший учитель. ― Его голос низкий и хриплый. Он шероховатый и царапает мою кожу…
Мое сердце бьется так сильно, что он не может не услышать его в тишине кухни, в долгом молчании, повисшем между нами.
Я спрашиваю:
– Что ты делаешь?
Салливан наклоняет голову, улыбаясь.
– Я ничего не делаю.
– Нет, делаешь.
Он поднимает брови так, что это должно выглядеть невинно, но не обманывает меня ни на секунду… Я знаю, что его все это забавляет. И только.
– Что я делаю?
– Ты… ― Как я могу сказать это, чтобы не показаться глупой? ― …сексуально режешь помидоры.
Ну вот. Я это сказала.
Салливан повторяет это, чтобы я услышала из его уст, насколько глупо я звучу:
― Я… сексуально режу помидоры?
Я скрещиваю руки на груди.
– Да.
Его губы дергаются, но он подавляет улыбку.
– Зачем мне это делать?
– Потому что тебе нравится издеваться надо мной. Тебе нравится чувствовать… – Скажи это, киска… ― …что ты меня привлекаешь.
Салливан подходит ближе, слегка опускает подбородок, чтобы мы смотрели глаза в глаза.
– Что ж, это проблема, Тео. Что мы будем с этим делать? Потому что я должен сказать тебе… что ты меня тоже привлекаешь.
Что?
Я делаю крошечный вдох.
Я думала, что, возможно, иногда… может быть. Немного. Некоторые части меня. Ему нравятся.
Но сейчас Салливан выглядит не так, словно я ему немного нравлюсь. Он выглядит так, будто хочет съесть меня целиком. Как будто он достаточно голоден, чтобы сделать это.
И это очень опасно.
Потому что то, чего я хочу… и то, что на самом деле хорошо для меня… это две противоположные вещи.
Каждый удар моего сердца я ощущаю, как сжатие кулака.
– Мы не будем ничего с этим делать… это было бы катастрофой.
– Правда? ― мягко говорит Салливан. ― Почему?
– Потому что все это не по-настоящему. Мы не встречаемся. И если мы займемся сексом…
– То, что? ― Он снова стоит очень близко, наши тела почти соприкасаются. Он протягивает руку, кончики пальцев касаются изгиба моего бедра. ― Что ужасного произойдет, если мы займемся сексом?
Ничего.
Все.
– Мне будет больно.
Я говорю это тихо, чуть громче шепота. Но Салливан отдергивает руку.
– Ты права, ― говорит он. ― Я был жадным.
Даже это слово… жадность… ощущаются как укус на моем затылке. Мои колени слабеют и дрожат.
Я не могу заняться сексом с Салливаном Ривасом, как бы сильно мне не хотелось. Потому что я знаю себя. Я не сторонник случайных связей ― за всю мою жизнь у меня был секс только с четырьмя парнями, и с каждым из них у меня были отношения.
Я никогда не отделяла секс от эмоций, и сейчас не время пытаться, потому что я уже и так полностью потеряла контроль из-за Салливана. Когда он рядом, меня бросает то в жар, то в холод, словно у меня климакс. Я говорю то, что не должна говорить. Он убеждает меня сделать то, что я никогда не стала бы делать.
Салливан, наверное, занимался сексом с миллионом женщин. Наверное, он относится к этому как к жевательной резинке.
Он бы не придал никакого значения нашему сексу, это ничего бы не изменило.
Но для меня это будет означать падение последних осколков моей брони. А моя защита от Салливана и так слаба – она из мокрого картона, из лапши для спагетти.
Я должна защитить себя.
Поэтому я скрещиваю руки на груди и говорю:
– Мы не можем заниматься сексом. ― Я говорю это для нас обоих.
Салливан вздыхает. Он снова берет нож и прижимает его к кожице свежего помидора.
– Это правда… мы не должны заниматься сексом.
Это то, что я только что сказала, и все равно испытываю разочарование.
Я бегу обратно к хибачи, чтобы снова окунуться в дым.
Прекрати это, идиотка. Ты ставишь себя в неловкое положение.
Это влечение к Салливану никуда не денется. Более того, все становится только хуже.
Я никогда не испытывала таких чувств к Тренту, а ведь мы встречались больше года.
Трент мне нравился. Секс был достойным. Но я никогда не зацикливалась на нем. Я никогда не бросала на него взгляды, не вдыхала медленно и неглубоко его запах, не падала в обморок каждый раз, когда он проводил пальцами по своим волосам…
Это какая-то магия.
Уровень притяжения, который, на самом деле, вызывает беспокойство.
Даже сейчас я не могу перестать наблюдать за Салливаном через кухонное окно. Я не могу оторвать взгляд от него, нарезающего наш салат.
Что это? Почему все мое тело ноет от одной только формы его плеч? Что такого особенного в пропорциях этого мужчины, в том, как он стоит, как наклоняет голову, линии его челюсти, что зовет меня, шепчет: только этот и никто другой…
Уже сейчас его движения стали более плавными, нож лежит в руке как надо. Он быстро учится.
Его рукава закатаны до локтя. Каждое движение посылает зыбь по его рукам, по венам и мышцам, по гладкой смуглой коже…
Капелька пота скатывается между моих грудей и падает на гриль.
Салливан поднимает взгляд, и наши глаза встречаются через окно. Он не сердится на мои слова – улыбается так, будто я их вообще не произносила, правая сторона его рта чуть выше, чем левая.
Его кривая улыбка – единственный его недостаток.
Конечно, это вовсе не недостаток.
Именно это делает его улыбку такой, какая она есть, ― моей любимой.
Вместо того чтобы улыбнуться в ответ, как все нормальные люди, я отворачиваюсь, словно меня поймали с поличным.
Моей любимой?
Нет, нет, нет, нет, нет.
Салливан не может быть твоим любимым ни в чем.
Потому что он не останется с тобой. И ты не сможешь пережить еще одну потерю.
Вот оно. Ясно как день. Я не хотела этого говорить, но придется.
Ты в полном дерьме, Тео, и ты не выдержишь еще один удар. Хоть раз в жизни защити себя…
Я украдкой бросаю взгляд на Салливана.
Он слегка хмурится, проверяя на морковке свою новую технику нарезки. Когда он сосредотачивается, кончик его языка касается центра нижней губы.
Запах подгоревших перцев напоминает мне о том, чем я вообще-то должна тут заниматься.
– Черт! ― Я начинаю переворачивать шампуры так быстро, как только могу.
Дверь домика у бассейна открывается. Отец Салливана выходит в угасающие сумерки, моргая так, будто сейчас полдень и светит солнце.
Он выглядит немного лучше, чем вчера, в том смысле, что его волосы не такие грязные, а глаза меньше налиты кровью. Но его одежда все еще выглядит так, будто ее подняли с пола, а щетина уже на пути к полноценной бороде.
Пока он шагает через двор, я подумываю о том, чтобы сбежать обратно на кухню. Замереть на месте ― это скорее реакция оленя в свете фар, чем настоящая храбрость.
– Тео, верно? ― говорит он, когда подходит ко мне.
– Д-да…
Он не улыбается, ни капельки. Выражение его бледно-голубых глаз пугает. Я жду, что он снова накричит на меня.
Вместо этого его рот делает судорожное движение, что-то вроде болезненной гримасы, и он ворчит:
– Прости за тот день.
Я понимаю, чего ему стоило это сказать.
Он как я… печальная, открытая книга. Которую никто не хочет читать.
– Это была моя вина. ― Я скажу что угодно, лишь бы его лицо стало менее мрачным. ― Я не должна была вас будить.
– Я съел сэндвич. ― Он заставляет себя сказать это. ― После того, как ты ушла. – Затем, еще более неохотно: ― Это был лучший BLT, который я когда-либо ел.
– Правда? ― От облегчения мне кажется, что я сейчас просто упаду. ― Я рада, что вам понравилось.
Я действительно рада. Еда ― это магия, она питает тело и душу. Вот почему одиночество кажется таким тягостным.
Салливан ухмыляется, выходя через заднюю дверь.
– Почувствовал запах жарящихся стейков и решил, что тебе стоит извиниться?
Его отец хмыкает:
– Я собирался извиниться в любом случае. – Затем признает: ― Стейки просто приблизили этот момент.
Он смотрит, как я мажу их маслом.
Салливан гораздо больше похож на свою маму, чем на отца, если говорить о цвете кожи. У нее были темные миндалевидные глаза, волосы цвета вороного крыла и смуглая кожа, а у его отца ― лохматые волосы серфера, которые можно встретить только у мужчин, родившихся и выросших в Калифорнии, и невыносимые голубые глаза.
Но когда он смотрит на меня, то выглядит точно так же, как его сын.
Этот взгляд пронзает меня насквозь. Когда каждый из них складывает руки на груди и прислоняется к ближайшему дереву, такое впечатление, что у Салливана появился еще один близнец.
– Тео останется с нами на неделю, ― напоминает Салливан отцу.
– Я помню. ― Сомнительно. ― Кстати, я Меррик. – Он отталкивается от ствола дерева и делает шаг вперед, чтобы пожать мне руку.
– Приятно познакомиться, Меррик. ― Я сжимаю его ладонь, шершавую и мозолистую. ― Формально.
Мне немного неловко называть его Мерриком, но «мистер Ривас» звучало бы еще хуже.
Тем более что отец Салливана не выглядит старым. Он печальный и изможденный, но, должно быть, дети у него появились рано ― сомневаюсь, что ему вообще есть пятьдесят.
– Так вы двое…? ― Меррик оставляет вопрос открытым.
– Мы просто друзья, ― спокойно отвечает Салливан.
Я бросаю на него взгляд ― у меня сложилось впечатление, что мы притворяемся парой для всех, просто для надежности.
Салливан отвечает на мой взгляд небольшой улыбкой, которая означает… понятия не имею, что. Наверное, мы поговорим об этом позже?
– Ладно, ― говорит Меррик, как будто не верит нам.
А может, ему все равно. Его взгляд скользит в сторону дома. Он смотрит на окна восточного крыла, где у него была спальня с женой. Вдруг я понимаю, что через окно виден портрет Стеллы Ривас, и она как будто смотрит на нас.
– Где ты хочешь поесть? ― спрашивает меня Салливан, пока я перекладываю стейки с гриля на тарелку с помощью щипцов.
Меррик спускается с крыльца, как будто собирается вернуться в домик у бассейна.
Недолго думая, я говорю:
– Я надеялась, что мы сможем поесть здесь ― погода просто великолепная.
Я киваю в сторону старого стола для пикника с рассохшимися сиденьями.
Салливан бросает на него сомневающийся взгляд. Он зарос сорняками.
Но Меррик делает шаг вперед и начинает обрывать лианы, обвивающие его ножки.
– Я принесу свечи, ― говорит Салливан и бежит в дом. Через минуту он появляется с пестрым набором полурасплавленных огарков и быстро зажигает их, пока солнце опускается за линию горизонта.
Я несу тарелки к столу, ананасовые дольки красиво подрумянены в глазури из коричневого сахара, шампуры с овощами повернуты так, что слегка обугленная сторона не видна.
Салливан триумфально ставит на стол свой салат.
– Это я приготовил, ― сообщает он отцу.
– Спасибо, что предупредил, ― ворчит отец. ― Теперь я могу его не есть.
– Тео контролировала.
– Насколько тщательно?
– Достаточно, чтобы быть уверенной, что в нем нет его пальцев. ― Я улыбаюсь Салливану, накладывая себе большую порцию салата в знак доверия.
Салливан и его отец полностью игнорируют салат и набрасываются на то, что я приготовила.
Я смеюсь.
– Вы даже не собираетесь его попробовать?
– Если у меня останется место после всего остального. ― У Салливана рот набит стейком.
– Салли хищник, ― замечает Меррик. ― Первые десять лет своей жизни он не ел ничего зеленого.
Салли.
Мне это нравится. Это ему подходит.
Или, по крайней мере, этой его части.
Салливан улыбается отцу.
– Надеюсь, с тех пор я немного повзрослел.
– Да? ― Меррик смотрит на кусочки перца, которые Салливан снял с шампура и отложил в сторону.
– Перец не в счет. Но смотри… ― Салливан выхватывает из салата кусочек огурца и бросает его в рот. ― Впечатлен?
Я фыркаю.
– Показушник.
Меррик с подозрением смотрит на ананасовые дольки.
– Горячий ананас?
– Это вкусно, ― уверяет его Салливан.
Его отец пробует кусочек. Затем наполняет свою тарелку.
Салливан смеется, хотя в смехе слышится обида.
– Ты никогда не съедаешь даже треть того, что я готовлю!
Меррик усмехается:
– И ты тоже! Как ты додумалась до этого, Тео?
Я говорю Меррику правду.
– Однажды я попробовала его на одном из бразильских грилей, ну, знаете, где к столу приносят мясо на шампурах? Ананас принесли только один раз, и это было лучшее, что было во всем заведении. Так что мне пришлось придумать, как приготовить его самой.
– Где ты взяла рецепт?
– Рецепта нет, я сегодня впервые попробовала их приготовить.
– Тео очень талантлива, ― говорит Салливан.
