Текст книги "Любите ли вы САГАН?.."
Автор книги: Софи Делассен
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
21 июня 1956 года, через месяц после выхода романа «Смутная улыбка», Франсуаза Саган праздновала в Сен-Тропезе свой двадцать первый день рождения. Чтобы отметить совершеннолетие, она выбрала не больше и не меньше, как «Эскинад», ночной погребок, который содержали братья Роже и Франсуа Феликс. Этой ночью алкоголь лился рекой, а к полуночи прибыла большая импровизированная компания гостей. Романистка была окружена друзьями: поздравить ее приехали Жанно Рок, Мишель Мань, Бернар Франк, Вероник Кампион, Флоранс Мальро, Аннабель, Марсель Ашар и Александр Астрюк. Последний присоединился к Саган в Сен-Тропезе, чтобы совместно написать сценарий к фильму «Рана и нож» – название, заимствованное у Бодлера. Автор «Дурных встреч» уговорил ее поработать с ним над этим сюжетом, где действуют три персонажа: Эрик, психиатр, его жена Анна и Брюно, искусствовед. Когда Брюно влюбился в Анну, Эрик понял, как сильно любит свою жену. Но когда она вернулась к нему после побега с любовником, было уже слишком поздно – Эрик кончил жизнь самоубийством. Думая о распределении ролей, Астрюк и Саган вспомнили о Курде Юргенсе и Лючии Бозе, Жанне Моро и Анни Жирардо, Робере Оссейне и Кристиане Маркан. Но сценарию не суждено было попасть на экран. «Продюсеры не посчитали его достаточно коммерческим, они придирались бог знает к чему, например, к очень сложным и не четко выписанным характерам персонажей», – объясняет Саган. Она поссорилась с Астрюком, но вскоре сценарий «Раны и ножа» послужил канвой для фильма «Добыча для тени». Их ссора оказалась преходящей, кинорежиссер по-прежнему продолжал любить и восхищаться своей подругой-писательницей. «Я знаю Франсуазу Саган вот уже полвека, я видел ее веселой, счастливой, беспечной, а также подавленной горем; я видел, как она боролась со смертью на больничной койке. И я всегда был поражен не ее опьянением, в котором она, казалось, искала забвения, не тем миром, где, как говорили, она не могла найти себе места, но тем удивительным соответствием между способом ее существования и тем, что она описывала. В течение двадцати пяти лет она возделывает все тот же маленький клочок земли, откуда произрастают гибкие лианы, населяющие ее книги, которым однажды надо будет предоставить их истинное первое место среди всех романтических произведений нашего времени», – признался он в интервью журналу «Пари-матч» в 1978 году.
«Виски-сюр» – смесь бурбона, сахара и лимона «– поднимает всем настроение на двадцать первом дне рождения Франсуазы Саган. Чтобы событие было поистине незабываемым, она решила отправиться в единственное место, которое раньше ей было запрещено, – казино. «Там был большой стол с игрушечной железной дорогой, и я моталась между ней и рулеткой. Это будут две мои самые любимые игры». В обитом сукном зале «Палм-Бич» в Каннах, следя за игрой за столиком на расстоянии, она учила правила игры на «железной дороге». Саган решила, что с помощью всего лишь двух карточек можно выиграть до 50 миллионов франков. «Я воображала, что так я разыграю свою судьбу в два удара», – скажет она потом. Франсуаза направилась к рулетке и поставила на 3, 8 и 1, которые станут для нее пророческими. Она, кроме того, всегда предпочитала черное красному, нечетное – четному, потерю дохода – риску. В игре ей больше всего нравились атмосфера казино, те флюиды, что витали вокруг столов, и незнакомцы, которые на время игры становились партнерами, но особенно то, что в таких местах деньги приобретали свое настоящее предназначение: «Это нечто, находящееся в постоянном движении, лишенное своего торжественного, сакрального характера, который им обычно приписывается». В тот вечер Саган выиграла «кругленькую сумму» в рулетку и спустила ее на «железной дороге». Она поняла, что за игрой удобнее скрывать свои чувства. «Увидев, как на лицах людей, старающихся, словно плохие актеры, изобразить излишнюю сосредоточенность, напряжение, проявляются такие многообразные чувства, как подозрение, доверчивость, разочарование, ярость, вспыльчивость, отчаяние, облегчение, ликование и даже то, что изображалось еще с большим притворством – равнодушие, я решила, что в любой ситуации в дальнейшем я буду противостоять судьбе, каковыми бы ни были ее удары и милости, обратив к ней свое улыбающееся и приветливое лицо».
Весь праздничный вечер Франсуаза Саган не скрывала своего восхищения казино. И хотя она согласилась, по настоянию Жюльет Греко, оградить себя «от зеленых лугов запретных игр», через пятнадцать лет она призналась, что иногда просила друзей сыграть за себя, а иногда, когда бывала за границей, с удовольствием вдыхала необыкновенную атмосферу игровых залов. Например, в Лондоне, куда она приехала в феврале 1968 года, чтобы встретиться с одним британским издателем, который должен был ей немалую сумму за продажу авторских прав. Во время ужина у Аннабель она узнала, что на верхнем этаже находится «Клермон-клуб», известный далеко за границами Великобритании. Саган села за большой игральный стол, где экстравагантные пожилые дамы и другие любители спускали свои состояния «на железной дороге». Она выяснила, что в ходу есть монета – гинея, но не знала, каково ее достоинство. Ей принесли небольшую горку жетонов в обмен на чек, который она подписала не глядя. Потеряв все менее чем за час, она подписала второй чек. Радость переполняла ее: «Здесь чудесная, милая, спокойная обстановка. Люди вежливы и изысканны, они забирают ваши деньги с извинениями». Увы, удача не на стороне писательницы: «Сначала я только проигрывала: дом в Экмовиле, машину, мебель…» Через час она спросила, сколько составляет ее долг. Писательницу охватило сильное волнение, она полагала, что это будет не менее 160 тысяч франков. «На счете в банке у меня не было и четверти этой суммы. Чтобы заплатить долг, мне пришлось бы отказаться от моих сегодняшних апартаментов и, отправив сына к маме, снять рядом однокомнатную квартиру и работать два года, чтобы одновременно платить налоги и выплачивать долг «Клермон-клубу» без чьей-либо помощи. Прощай, каникулы, машины, выходы, дорогая одежда и беспечность», – вспоминает она. Франсуаза попыталась отыграться, пошла ва-банк, выиграла и продолжала играть до тех пор, пока у нее осталось не более 50 фунтов стерлингов, которые она тоже должна была отдать. Романистка отправилась в кассу, оплатила счет и, пошатываясь от усталости, вернулась в свою комнату в «Вашингтон-отель» в районе Пиккадилли. Изнуренная прошедшим вечером, вся на нервах, она обратилась к министру внутренних дел с просьбой снять запрет на ее выезд. Разрешение пришло 2 октября 1970 года. Теперь, после проведенного эксперимента, казино Довиля уже казалось ей менее рискованным.
«Пусть в игре во мне не видят плохого партнера. Как и мои друзья, которые всегда были настоящими друзьями, случай неизменно оказывался моим добрым спутником. Стучу по дереву: я чаще выигрываю, чем проигрываю», – говорит она. Так будет ночью 8 августа 1959 года. Тем летом Франсуазе Саган вместе с Вероник Кампион удалось снять небольшой дом в поместье Брей в Экмовиле, в трех километрах от Онфлер и в двенадцати километрах от казино Довиля; к разрушенному и пустынному трехэтажному дому вела вязовая аллея, вокруг парк в восемь гектаров. Говорили, что владелец дома – странный человек – по вечерам танцевал на Лестничной площадке, а его парализованная жена оставалась одна в комнате. «Я обнаружила две реальности, к сожалению, не совпадающие: море было слишком далеко, но зато казино всегда открыто. Мои солнечные дни превратились в белые ночи». В казино Довиля Франсуаза, как всегда, играла в рулетку. Она выиграла и покинула игорный дом в 8 часов утра с 8 миллионами франков в кармане.
В то же утро ее остановил владелец поместья: «Этот немолодой и любезный господин тут же начал меня упрашивать купить у него все за 8 миллионов франков: и усадьбу, и ферму, и 8 гектаров земли. Он хотел сделать опись имущества. Но я смертельно устала, отдала ему весь мой выигрыш и пошла спать». Бернар Франк с юмором объяснил, почему Саган выбрала Нормандию: «Ей до смерти надоели эти шорты и всякого рода гадости». В это время, к концу 50-х годов, Саган устала от Сен-Тропеза, где, по ее мнению, стало слишком многолюдно: его посещали все, кто угодно.
В своей книге «Сорок три визита к сорока трем французским писателям» Жером Гарсэн так описал дом в Экмовиле: «На лесистой площадке, которая на 90 метров возвышается над устьем Сены, открывается панорамный вид на лиман и на Гавр. Вокруг – старые, добротные и безмолвные постройки, которые хранят тайны буржуазных семей за каменными и кирпичными стенами. Успокаивающий звук газонокосилки по воскресеньям, взрывы смеха, обычные при игре в крокет, запах баранины и розовых кустов. Благословенное место. Франсуаза Саган живет здесь в поместье Брей, где когда-то бывали Люсьен и Саша Гитри, И вон Прентан и «мушкетеры», как она их называла, – «веселые бородачи с бретельками»: Альфонс Алле, Альбер Камю, Тристан Бернар, Жюль Ренар».
Экмовиль был единственной недвижимостью, которую она приобрела. В Париже у нее не было ничего, и она никогда не владела там ни одной квартирой. Саган – вечная квартиросъемщица, она часто переезжала с места на место. Очевидно, это явилось реакцией на «оседлость» родителей, проживших пятьдесят пять лет на бульваре Малерб. «Обожаю менять обстановку, обожаю смотреть на новые облака!» – восклицает она. Этот цыганский образ жизни вдохновил ее на одно из тех редких стихотворений, которое она осмелилась опубликовать в журнале «Эгоист», оно называлось «Арендованные дома».
Страсть к игре и к лошадям, появившуюся в детстве, она компенсировала, посещая, как прилежная ученица, поле для скачек. «Лошадь выносит меня в полном смысле этого слова», – говорит она. Летом 1965 года на свой тридцатилетний юбилей романистка приобрела себе в-лодарок Малуа, четырехлетнего жеребца светлой масти. Сделку совершили ночью в «Нью-Джиммис». К Франсуазе Саган присоединяется Роберт Вестхофф – он покупает лошадь у Андре А. Картье.
Жеребец, проданный за 2 тысячи франков, оказывается неожиданной удачей. Несколько дней спустя счастливые обладатели присутствуют в Трамбле, наблюдая за его подвигами на скачках. На него ставят пари: 80 против 1. Жюльет Греко идет вместе с Саган и Робертом Вестхоффом на трибуны. Их любимец вырывается вперед и сохраняет это положение в течение двух третей времени скачек. Но Малуа, тренером которого был мсье Сартини, внезапно сдает позиции и прибывает на финиш последним. Такова его особенность: все скачки этот жеребец заканчивал, перейдя с галопа На рысь.
Тем не менее Саган не испытывала большого разочарования. В конце 70-х годов она приобрела еще одного жеребца при посредничестве тренера Ноэля Пэля. Так она стала хозяйкой Хасти Флэга, сына Эрбаже. По мнению тренера, лошади больше удавались прыжки. Но это не помеха, и ее начали готовить к скачкам с препятствиями. Тем не менее жеребец всегда оказывался в конце таблицы. «Надо сказать, что мои советы Хасти Флэгу перед скачками по традиции были не слишком воодушевляющими. «Не скачи слишком быстро. Береги себя. Лучше вернуться живым-здоровым, но последним, чем первым, но искалеченным. Не рискуй…» – вот что шептала я ему на ухо, представляя, как странно это выглядит со стороны». Во время розыгрыша гран-при Хасти Флэг упал перед первым же препятствием, сбросив жокея на землю, и вернулся к старту. Это был серьезный повод для разочарования хозяйки. Однако весной следующего года Хасти Флэг вновь участвовал в скачках с препятствиями на гран-при с залогом в 150 тысяч франков. В это время Франсуаза Саган испытывала материальные трудности. Спикер сразу объявил, что ее жеребец впереди всех. Он даже пошел на отрыв. Его владелица взволнованно следила за ним с трибуны в бинокль, как он скакал к финишу впереди всех. «Ах! Я хорошо помню Хасти Флэга! Каким он был хорошим, скромным, как блестел на солнце. Какая хорошая ветреная погода стояла тогда в Отейе. И как верно, что некоторые моменты жизни стоят многих других».
4
ОТ ПРОИСШЕСТВИЯ К ПРОИСШЕСТВИЮ
Франсуаза Саган уединилась в Кудрэйе, домике с мельницей, прекрасной постройке в центре Милли-ля-Форе. Она его сняла у кутюрье Кристиана Диора. В начале 1957 года в тишине этого дома с парком, водоемами, украшенными небольшими мостиками, она закончила третий роман и посвящает его Ги Шеллеру… Книга вышла в издательстве «Жюльяр» в сентябре. Романистка долго выбирала название: «Безжизненные веки», «Салон Малиграсс» или «Лишенные тени». Наконец в «Беренике» Расина она нашла то, что нужно, – «Через месяц, через год».
В домике с мельницей Франсуаза Саган делает наброски первых диалогов к театральной пьесе в надежде развлечь свое окружение, находящееся в полной депрессии. «Возникла проблема Суэцкого канала, у нас больше не было бензина, и мы на всю зиму застряли в Милли. Все эти события мы принимали близко к сердцу», – вспоминает Вероник Кампион. Почти весь артистический Париж, ведущий ночной образ жизни, собрался здесь, чтобы вместе с Франсуазой отдохнуть на природе. В воскресенье, 13 апреля, с ней были Жак Куарез, писатель и журналист Вольдемар Летьен, Вероник Кампион и Бернар Франк. К середине дня к этому узкому кругу присоединились Мелина Меркури, Джо Дассен и литературный агент Ален Бернхейм. Союз Мелины Меркури и Джо Дассена восхищал писательницу. «Этот русский американец с голубыми глазами и гречанка с золотыми глазами здорово развлекались. Я видела, что чета Дассенов все делала вместе, кроме одного: они никогда вместе не скучали. Я видела, как они ссорились, плакали, мирились, работали, отдыхали, беспокоились, смотрели и читали. Но я никогда не видела, чтобы они зевали. Земля вращалась под их ногами стремительно, они были столь притягательны, что так и хотелось танцевать вместе с ними».
После купания в горячей воде в час служения мессы Франсуаза Саган направилась в деревню. Она купила паштет в баночках и курицу для воскресного обеда. Стрелки часов стремительно мчались, уже было 14 часов, а накрытый стол все еще ждал гостей. Они задерживались, и в домике с мельницей на смену нетерпению пришло беспокойство. Наконец раздался телефонный звонок. Это Джо Дассен. Он извинялся за опоздание – они попали в пробку недалеко от аэропорта Орли – и деликатно предложил начать обед без них. Но для хозяйки дома и ее близких об этом не могло быть и речи. Франсуаза Саган предложила выехать навстречу гостям, чтобы показать Джо Дассену дорогу, ведущую к мельнице Кудрэй. Вероник Кампион, Бернар Франк и Вольдемар Летьен набились в ее ярко-красный «астон-мартен». Один лишь Жак Куарез остался дома. Случайно проходя по тем местам, какой-то крестьянин заметил спортивную машину, выезжавшую из парка на основную дорогу. «Трое сидели впереди. За ними, сзади, находился молодой человек высокого роста. Все они смеялись и разговаривали, кроме девушки, сидевшей за рулем. Она ничего не говорила, лишь напряженно смотрела прямо. У нее был вид прилежной ученицы. Она осторожно выехала на дорогу, потом очень быстро поехала в направлении Оверно», – рассказывал он. Проехав несколько десятков километров, «астон-мартен» встретил наконец автомобиль Джо Дассена. Они подали друг другу знаки из машины, затем Франсуаза Саган осуществила быстрый поворот и обогнала «пежо». В этот момент один из пассажиров, очевидно, решил бросить ей вызов: «Твоя машина слишком маломощная!» В ответ она значительно прибавила скорость. «Франсуаза летела как стрела. Она выжимала более ста километров в час. За несколько секунд она обогнала нас на двести или триста метров», – вспоминает Джо Дассен. Время 14 часов 15 минут. На национальном шоссе-448 между Плесси-Шене и Оверно произошло дорожное происшествие. После впечатляющего скачка и резкого поворота машину занесло, к тому же дорога была в плохом состоянии. Саган не смогла справиться с управлением машины – она закончила свою бешеную гонку и съехала в поле, перевернувшись два раза. «Я как сумасшедший бросился к машине, колеса которой беспомощно крутились в воздухе. Из кабины раздавались ужасные крики. Я попытался высвободить пассажиров, но дверцы заклинило. К счастью, у Мелины Меркури хватило самообладания позвонить в жандармерию и вызвать «скорую помощь». Надо было перевернуть автомобиль. Франсуаза была вся в крови, она поранила себе голову. Ее пассажиры, казалось, пострадали в меньшей степени», – рассказывал Джо Дассен. Выйдя из клиники, Вольдемар Летьен, сидевший впереди, между Франсуазой Саган и Вероник Кампион, расскажет свою версию случившегося: «Мы еще не набрали большой скорости, а машину уже начало заносить. Франсуаза не испугалась. Она стала более внимательной и выправила ситуацию без помощи тормозов, лишь поворачивая руль. Мы объехали дерево и кучу камней». Что до Вероник Кампион, то у нее не осталось никаких воспоминаний об этом происшествии.
Троих пассажиров выбросило из машины в результате сильнейшего толчка. А романистка оказалась зажатой под тонной металла. У нее была повреждена грудная клетка, она не могла встать из-за боли в ноге. Пока Джо Дассен и Ален Бернхейм пытались аккуратно вынуть свою подругу из-под груды металлических осколков, к ним с пронзительными сиренами и скрежетом тормозов стали съезжаться люди, заметившие катастрофу. «Мне удалось выбраться из машины самостоятельно и затем помочь спасателям освободить Франсуазу», – расскажет позже Бернар Франк. Полицейские приехали на место катастрофы через час с лишним после и увидели юную звезду лежащей на черном пальто на обочине дороги. «Странная вещь, Франсуаза, у которой никогда не было под рукой ни одного экземпляра романа «Здравствуй, грусть!», упомянула об этой книге, упавшей на траву в нескольких сантиметрах от ее руки», – скажет потом Ален Бернхейм. Тем временем Жак Куарез, взволнованный тем, что сестра и ее друзья все еще не вернулись домой, сам поехал по тому же пути и обнаружил дымящуюся машину и свою младшенькую, не подававшую никаких признаков жизни. В 15 часов черный фургон жандармерии перевез молодую женщину и ее друзей, меньше пострадавших от катастрофы, в клинику Корбей, где им оказали неотложную помощь: у кого-то обнаружили перелом тазобедренного сустава, у кого-то была сломана рука, также имелось несколько ран, но неглубоких.
А что же с Франсуазой? «Она умрет, это дело нескольких минут», – объявил дежурный врач. Жак Куарез в полной растерянности взял из чьих-то рук сумочку своей младшей сестры, в которой лежали паспорт на машину, водительские права, коробок шведских спичек и расческа для волос. В клинику прибыл священник, он снял с нее золотую цепочку, которую она всегда носила на шее, вложил в ее руки распятие и приступил к спешному соборованию. Говорят, что он долго читал молитву, пока не пришел профессор Жювенель, знакомый хирург, которого срочно вызвал брат Франсуазы Саган. Доктор быстро осмотрел пациентку, тотчас прервал траурную церемонию и приказал срочно перевезти больную в клинику Майо, расположенную вблизи Булонского леса в Нейи-сюр-Сен. Карета «скорой помощи» в сопровождении красного «ягуара» Жака Куаре-за (подарок его сестры) и двух полицейских на мотоциклах, выделенных префектом департамента Сен-э-Марн, покинули Корбей в направлении Нейи. Во время переезда профессор Жювенель порывался определить, есть ли у его пациентки шансы выжить. Ее дыхание замедлилось, и сердце еле билось. «Я любила своего брата. Быть может, именно поэтому я решила выжить в машине «скорой помощи». Мое сердце, на какой-то момент остановившись, вновь принялось биться», – призналась впоследствии Франсуаза Саган.
Пресса была уже в курсе случившегося. Орды журналистов – французских, английских, американских, швейцарских и немецких – поджидали «скорую помощь» у дверей клиники Майо. Естественно, когда в 18 часов 15 минут появилась машина, тут же защелкали десятки фотоаппаратов со вспышкой. Это событие вызвало такой переполох, что ситуация могла выйти из-под контроля. Чтобы избежать проникновения фанатов и папарацци в палату номер 36, где находилась романистка, у ее дверей круглосуточно дежурила полиция. После длительного осмотра тела пострадавшей профессор Жювенель диагностировал черепно-мозговую травму, сдавливание грудной клетки и перелом тазобедренного сустава. Приняв все меры предосторожности, опасаясь повреждения внутренних органов, он призвал на помощь гастроэнтеролога, специалиста по брюшным травмам профессора Пателя из клиники Ларибуазьер. К ней также пригласили профессора Лебо, заведующего отделением неврологии в Ларибуазьер, и ее лечащего врача, доктора Шварца. К двенадцати часам ночи они решили приступить к операции, которая позволила бы пациентке легче дышать. Ей сделали электроэнцефалограмму, чтобы проверить, нет ли сотрясения мозга. Молодая женщина в бинтах и повязках, покрывающих все ее тело, кроме рта и одного глаза, провела первую ночь довольно спокойно благодаря большой дозе морфия.
Утром она несколько раз открывала глаза и вновь погружалась в небытие. Жак Куарез ни на шаг не отходил от своей младшей сестренки, он больше не мог спать. Очень скоро Сюзанна Деффоре, сестра, и отец, Пьер Куарез, узнав из газет о случившемся, присоединились к нему. Что до Мари, матери писательницы, то она срочно покинула Ка-жарк и немедленно отправилась в Нейи. В кулуарах клиники изысканный денди Ги Шеллер нетерпеливо ожидал выздоровления своей подруги и старался поддержать и успокоить ее родственников. Здесь же можно было встретить Аннабель и знакомые лица Джо Дассена, Анатоля и Софи Литвак, Александра Астрюка. Букеты цветов, присылаемые поклонниками, заполнили все коридоры клиники. Издательство «Жюльяр» отправило роскошную корзину гортензий от имени всех работников. Сам Рене Жюльяр находился далеко от Нейи. Он отправился в кругосветное путешествие в Карибское море и подплывал к берегам Колумбии, когда на борт корабля пришла тревожная радиограмма от его сотрудника Мишеля Буи: «Франсуаза Саган воскресенье дорожное происшествие мозговая травма вначале врачи обеспокоены теперь менее пессимистичны дают прогноз три дня». На следующий день уже Пьер Жаве послал новости о состоянии здоровья известнейшей романистки: «Состояние Саган явно улучшилось нуждается строгом наблюдении надеемся полное выздоровление». Третья радиограмма была подписана Ги Шеллером: «Видел Франсуазу 15.00 состояние удовлетворительное насколько возможно завтра должны быть положительные результаты». Последнее послание от Мишеля Буи полностью успокоило издателя, который, как легко можно себе представить, потерял покой и сон.
В клинику прибывали послания с пожеланиями скорейшего выздоровления. В большинстве случаев их авторы – анонимные поклонники всех национальностей. Среди них попадались телеграммы от известных лиц, которые хотели бы напомнить ей о своей привязанности: Франсуа Миттеран, Бернар Бюффе, писатель Артур Адамов, актриса Жан Себерг, выбранная Отто Премингером на роль Сесиль для экранизации романа «Здравствуй, грусть!». Из клиники Корбей, где он все еще лежал под наблюдением врачей, Бернар Франк направил послание той, которую нежно называет своей «проказницей Лили». В этом толстом послании была посылка с его талисманом, жестяным медальоном Святой Девы, с которым он решил расстаться и подарить его Франсуазе. «Надеюсь на ваше скорое выздоровление», – писал он ей.
Кризис в Иордании и перебои с доставкой почты, о чем в последнее время только и говорили, отошли на второй план. Кажется, что вся страна затаив дыхание следила за здоровьем писательницы, вознесенной на вершину славы и одновременно подвергавшейся резкой критике. Каждый час средства массовой информации сообщали французам о состоянии здоровья романистки, и подавленное состояние, появившееся во Франции, быстро распространилось и на другие страны мира. В Соединенных Штатах Америки канал Си-би-эс сообщил о происшествии и ретранслировал интервью, взятое у писательницы во время ее первого путешествия в Америку два года назад. Она как раз говорила о своем пристрастии к быстрой езде и поведала о том, как увлекательно было колесить на огромной скорости по дорогам Америки за рулем «фандербарда». В тот раз ее предупредили, что скорость на дорогах ограничена до 40 миль (60 километров в час) и у нее могут конфисковать водительские права. В теленовостях кутюрье Кристиан Диор, который в тот момент находился в Лос-Анджелесе, публично выразил свою скорбь: «Если она не поправится, это будет невосполнимой потерей для Франции. А ведь у нее огромный талант!»
В Соединенных Штатах продано 2 миллиона экземпляров романа «Здравствуй, грусть!», а во время катастрофы роман «Смутная улыбка» оказывается в первых рядах бестселлеров; газеты «Нью-Йорк гералд трибюн», «Нью-Йорк пост», «Нью-Йорк телеграм» посвятили этому событию первые полосы своих изданий и каждый день публиковали бюллетень о здоровье Франсуазы Саган. В Англии в газетных киосках были выставлены печатные издания с изображением писательницы, которая столь блестяще смогла выразить состояние души современной молодежи. Когда в декабре 1955 года по случаю выхода романа «Здравствуй, грусть!» она приехала в Лондон, англичане сразу приняли ее и ласково стали называть «насмешливая француженка», или «typical French girl». Здесь все еще помнят о литературной хронике Нэнси Спейн в «Дэйли экспресс»: «Эта молодая робкая женщина похожа на птичку». В Лондоне ей удалось быстро отделаться от журналистов и пойти танцевать в бар на Оксфорд-стрит.
В литературных кругах романских стран также наступил шок при известии, что «Саганта» находится между жизнью и смертью. Тридцать четыре лицеиста из Италии, члены кружка имени Франсуазы Саган, даже заказали автобус с сотнями букетов цветов, которые они собрались возложить у ее изголовья.
Во Франции раздавались самые разные комментарии. «Если бы вы, Франсуаза, погибли в этой аварии, последствиями которой столь немилосердно пользуются ваши друзья, вы бы окончательно стали Мадемуазель Радиге, – написал Эрве Базен в колонках «Пари-пресс». – Вы бы заняли достойное место среди тех, кто никогда не терпел поражения». В тот же день журнал «Пари-матч» опубликовал какую-то размытую фотографию Франсуазы Саган, которая зловеще выглядела на глянцевой обложке. Журналист Жан Фарран в своей статье сравнил молодую романистку с американским актером, который выжимал на «порше» скорость 150 километров в час и безвременно скончался полтора года назад на автотрассе в Калифорнии. «Романтические герои Дин и Саган – брат и сестра» озаглавил свою статью еженедельник. «Но что же в них есть такого, помимо стиля Дин-Саган, помимо свитеров, виски, ног на столе, волос, спадающих на глаза, закрывающихся дверей автомобилей, увлечения художником Бюффе и страстью к негритянскому пению? Что в них есть такого помимо их ребячества, что сделало из них идолов? Есть нежелание стареть, что преувеличенно называют депрессией. Дин и Саган – романтические герои. Они как брат и сестра. Они похожи. У них такой же лукавый вид, тот же встревоженный и глубоко человечный взгляд».
Скорость – это предмет восхищения Франсуазы Саган.
В одной из своих книг-воспоминаний она даже посвятила этому целую главу: «Она (скорость) делает плоскими платаны, растущие вдоль дороги, ночью она вытягивает и деформирует светящиеся вывески автозаправочных станций, она заглушает скрежет шин, которые внезапно замолкают, она сглаживает несчастья: нельзя потерять голову от любви, если несешься со скоростью 200 километров в час». Чтобы прогнать тоску, Саган окружала себя людьми, любящими развлекаться, танцевала ночи напролет, играла в казино и покупала новые машины, которые водила без тормозов. В то время у нее было два «ягуара», один «гордини», «бьюик» и «астон-мартен». Автомобиль – это часть мифа о Саган. Для нее он символ свободы. Поскольку бессознательность – это ее практически постоянное состояние, и она этого не скрывала, последнее происшествие, по мнению французов, – это предсказуемое и трагическое последствие ее беспорядочной, суматошной жизни. Франсуаза Саган с юмором рассказывает о том, какой ее представляли в то время: «Моя жизнь превратилась в некое подобие комиксов. Я вставала, выпивала стакан виски, запрыгивала в свой «ягуар», завтракала в кафе «Липп» или где-нибудь еще в компании с бездельниками, которые жили за мой счет. Потом опять садилась в «ягуар», сбивала несколько человек, ехала к Шанель, опустошала магазин (я всегда платила наличными, доставая деньги из кармана) и возвращалась к себе, где меня ждала другая компания бездельников. Наконец, я уезжала в ночь, чтобы повсюду сеять смуту и разрушения. Я стала комическим персонажем». Уже не первый раз публика узнала из прессы, что Франсуаза Саган считает себя мастером вождения. «Я ездила на моем «гордини» без обуви. Так я теснее ощущаю контакт с механикой», – будто бы заявила она в 1956 году. В том же году в августе она чуть было не погибла по дороге в Макон, когда ее «ягуар» врезался в дерево. К счастью, она отделалась несколькими синяками. Невозможно сосчитать, сколько раз в действительности или в чьем-то воображении она превышала скорость, о чем тот час же сообщалось в газетах в рубрике «сплетни».
После трагедии в Милли-ля-Форе общественное мнение разделилось. Напрасно Саган утверждала, что она «аккуратно водит машину» и что «это происшествие абсолютно идиотское», что «дорога была роковой для многих автомобилистов». Далеко не все французы встают на ее сторону. Открыв глаза, она нашла в своей почте не только пожелания скорейшего выздоровления, но и оскорбления. «Сначала меня это шокировало, потом я перестала находить это странным. Эти люди устали от моей рекламы, от меня самой, моих фотографий, и я не могла им написать: «Вы ошибаетесь. Это все журналисты». И потом, Мне это совершенно безразлично», – говорила она.
На следующий день после дорожного происшествия некоторые друзья Саган, попавшие вместе с ней в катастрофу, еще находились под наблюдением в клинике Корбей. Очень быстро их состояние стало удовлетворительным, и через два дня они вернулись домой. Что до Франсуазы, то ей стало немного лучше. Тем не менее сообщения профессора Жювенеля оставались довольно сдержанны: «Больная чувствует себя удовлетворительно с точки зрения общей хирургии. Она легче дышит. Но остается черепно-мозговая травма, о которой еще нельзя ничего сказать». При пробуждении она ничего не помнила об автокатастрофе. «Что я делаю на больничной койке?» – это вопрос, который писательница задает себе. Брату пришлось показать ей фотографии смятого «астон-мартена», чтобы она поняла серьезность положения. «Ты уверен, что я никого не убила?» – с тревогой спросила Франсуаза. Несмотря на явное улучшение, врачи предпочитали выждать еще один день, прежде чем вынести решение, тем более что они выявили другие переломы, в частности в области грудной клетки. «Нельзя диагностировать, но можно прогнозировать. Вчера еще у нее было состояние крайней тяжести. Сегодня оно еще достаточно серьезное. У Франсуазы Саган перелом в области грудной клетки и несколько различных переломов, в частности левого запястья, что не подвергает ее жизнь опасности», – утверждает доктор Лебо вечером 16 апреля. 17 апреля Жак Куарез сам сообщил о состоянии здоровья своей сестры: «Потребуется еще десять дней, чтобы быть абсолютно уверенным в полном выздоровлении Франсуазы. Но первые сорок самых опасных часов уже прошли». Мари Куарез утверждает, что ее дочь, кажется, начинает приходить в себя: «Франсуаза показалась нам абсолютно здравомыслящей. Врачи сняли с нее бинты и вымыли волосы. У нее По-прежнему сильно опухшее лицо, но она говорила со мной в полном рассудке».
