Текст книги "Любите ли вы САГАН?.."

Автор книги: Софи Делассен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Людей, которые подписали «Декларацию», постоянно преследуют. Но, несмотря на нависшую опасность, 22 сентября 1960 года под этим письмом появляются новые подписи: это аниматоры Сине и Тим, деятели кино Жак Дони-оль-Валькроз, Пьер Каст и Франсуа Трюффо, писатели Франсуаза д’Обон, Бернар Франк и Франсуаза Саган. Именно Морис Надо, корреспондент журнала «Экспресс» и одновременно директор-распространитель издательского дома «Жюльяр», поручил своей сотруднице Моник Майо уговорить Франсуазу Саган подписать «Декларацию». «Я поехала к ней в Экмовиль, – вспоминает Моник. – Было около часа дня, когда я прибыла в усадьбу. Мы выпили шампанского в небольшой гостиной с серебряными гобеленами. Вокруг нашего столика прогуливался ослик. Франсуаза сразу же согласилась подписаться под «Манифестом», несмотря на уговоры Рене Жюльяра, который советовал ей в это не вмешиваться». В это время Франция была разделена на два лагеря: правые партии выступали за то, чтобы Алжир принадлежал Франции, левые – против. Подписав «Манифест 121-го», Франсуаза Саган оказалась во втором лагере «инстинктивно и по чисто человеческим соображениям», как объясняет ее подруга Флоранс Мальро. Вопреки мнению своей семьи она будет в течение всей жизни придерживаться этой позиции. «В понедельник вечером я поставила свою подпись, потому что многих видных деятелей обвинили в том, что они подписали декларацию», – объясняла Саган в тот момент. «Я подписала, потому что была возмущена, считала, что то, что происходит, – отвратительно. Я видела, выходя из театра «Жимназ», как убивали арабов на бульваре Бон-нувель во время октябрьской манифестации. Но я не думаю, что женщина, какой бы она ни была, может иметь большое влияние в политике. Это не вошло в наши традиции, мы слишком привязаны к римско-католической церкви», – скажет Франсуаза через несколько лет. В Он-флере, куда она ходит за покупками, женщины на ходу бросают ей обидные слова: «негодяйка», «предательница».

28 сентября стало известно, что тринадцать из ста сорока двух подписантов уже обвиняются в провокации военных к дезертирству и к неповиновению. Франсуаза Саган и Бернар Франк также попадали в полицию. Во второй половине дня 27 сентября два полицейских города Канн посетили их усадьбу в Брейе. Бернар Франк в это время был в казино Довиля, где его предупредили, что он должен срочно вернуться в Экмовиль. В такси, которое везло его в Он-флер, у Франка появилась тысяча вопросов о том, что же случилось, и он пришел к выводу, что скорее всего кто-то умер или это десант полиции. Вторая гипотеза оказалась верной. В одном из своих произведений, «Безудержный век», писатель рассказывает об этом визите, прошедшем в форме допроса. На пороге дома он заметил Саган. «Не говори, что…» – и я, к сожалению, не расслышал, чего я не должен говорить. Это убедило меня в том, что своей оплошностью я усугубил положение. И это была еще одна из многочисленных ошибок, которые я уже совершил». В гостиной хозяйка дома и двое незнакомцев в форме потягивали пенящиеся напитки. По истечении нескольких часов допроса они подписали показания, подтверждающие их согласие с духом «Манифеста». Затем стражи порядка ушли. Как только полицейские удалились, Франсуаза завалилась в кресло, налила себе крепкого виски, издавая жалобные стоны, как в комедийной пьесе. Бернар Франк был возмущен: «Ну, ты сошла с ума, окончательно сошла с ума! Ты забыла, что на каждом этаже этого дома, во всех комнатах, лежат подшивки журналов Фронта национального освобождения, которые ты, очевидно, не читала. Подумай о письмах, которые валяются повсюду, о манифестах и о записных книжках с адресами!»

Меньше чем через месяц Франсуаза Саган поделилась своим мнением относительно алжирского вопроса с одним немецким журналистом, работавшим в газете «Шпигель». По ее словам, каждый солдат имеет право дезертировать, если он боится войны, но в то же время обладает достаточной силой воли, чтобы стерпеть, когда его назовут трусом и предателем. «Я не толкаю молодых людей на службу к врагу, так как сама не окажу никакой материальной помощи ни одной из воюющих сторон, – говорит она. – Как эти юные переселенцы, по нескольку лёт живущие в Алжире, работающие на своей земле, видевшие, как убивают и мучают их жен, братьев и друзей сами алжирцы, могут вынести, чтобы во Франции кто-то сказал, что те, другие, поступают правильно? Я понимаю их точку зрения, она абсолютно естественна. И ничего здесь не поделаешь. Но всякие дискуссии на эту тему между ними и нами совершенно невозможны». Франсуаза Саган целиком погрузилась в борьбу. В этот смутный период ей случалось предоставлять убежище бежавшим алжирцам, и некоторых она провела через границу. Кроме того, она тайно встречалась с Франсисом Жансоном, разыскиваемым французской полицией за нанесение ущерба безопасности государства. Бывший главный редактор журнала «Там нуво» одновременно отвечал за деятельность руководящего комитета французского бюро Фронта национального освобождения. После встречи с Франсуазой Саган он поделился своими впечатлениями: «В компании с Франсуазой я чувствую себя словно в семье, настолько она прониклась идеями, которые я защищаю. Я был одним из первых, кто восхищался ее писательским талантом, что вызывало бурные дискуссии в журнале «Там модерн». Роже Вайян тоже был один из немногих, кто встал на ее сторону».

Из-за всех этих деклараций 23 августа 1961 года квартира на бульваре Малерб, где жили родители Саган, была опечатана. Пьеру Куарезу удалось проникнуть в дом меньше чем за тридцать минут до взрыва. В час ночи зарядное устройство, установленное около деревянной двери здания, взорвалось и выбило все замки. Также разбились все стекла как в доме Пьера и Мари, так и в соседнем строении.

Двадцать лет спустя после появления «Манифеста 121-го», в октябре 1988 года, подписавшие этот документ вновь объединились, во всяком случае, частично, и среди них – Франсуаза Саган. На этот раз они сформулировали другой документ, озаглавив его «Возмущение 121-го»: «В 1960-м в «Манифесте 121-го», из-за которого некоторые из нас были обвинены, но от которого мы никогда не откажемся, было написано: «Дело алжирского народа – это дело всех свободных людей». Опираясь на это убеждение, мы и сегодня выражаем свое возмущение. Мы осуждаем кровавые репрессии, которые проводит алжирское правительство против своей бунтующей молодежи. Мы требуем от французского правительства обратиться к алжирским властям с требованием положить конец политике, которая порочит независимую страну Алжир».

В 1960 году решительность, с которой Франсуаза Саган окунулась в общественную жизнь, имела особое значение. Разве она не являлась представительницей своего поколения? После публикации правительственного доклада по делам молодежи ее попросили ответить на вопросы Французского института общественного мнения:

– Как вы считаете, вам повезло или не повезло жить в эту эпоху и почему?

– Мне повезло. Исключительно интересное время.

– Чем вы занимаетесь? Довольны ли вы своей профессией? Почему?

– Я писательница. И очень этим довольна. Для меня это – лучшая профессия.

– Вы получили такое образование, которое хотели? Считаете ли вы, что оно помогло вам преуспеть в жизни?

– Два экзамена на степень бакалавра и один подготовительный курс в университете – этого вполне достаточно. Терпеть не могу учиться.

– Вы счастливы? Аргументируйте свой ответ.

– Да, но этого не объяснишь.

Саган явно приняла игру, но решительно отказывается и всегда будет отказываться, когда ее называют представительницей своего поколения: «Мне кажется, это полный бред. Меня это не интересует. Я хочу сказать, что не вижу в этом ничего полезного. Я не хочу быть «сегодняшней» девушкой. А ведь сколько матерей убеждены, что я типичный представитель послевоенной молодежи!»

Очень скоро литература вновь взяла верх в жизни Франсуазы Саган. Ее новый роман уже с нетерпением ждут в издательстве «Жюльяр», его выход запланирован на 15 июня 1961 года. Но в феврале она не написала и третьей части. Ее существование в Париже было слишком насыщенно, и искушение встречаться с друзьями слишком велико. Чтобы уединиться, она уехала в швейцарские Альпы, на виллу в Клостер. Здесь она одна, или почти одна – ее сопровождают Паола Сан-Жюст, Жак Шазо и Бернар Франк. Между двумя спусками с заснеженных гор, которые Франсуаза освоила через два месяца после выздоровления, она продолжила работу над книгой, но никак не могла ее закончить. В апреле Саган появилась в Париже, где у парикмахера Александра отпраздновала появление своего первого седого волоса. С бокалом шампанского в руке, посреди шампуней, маникюрных принадлежностей, в компании неекольких клиенток, среди которых Жизель Жюльяр, супруга Рене Жюльяра, и Мари Белль, уверяющая Саган, что теперь есть «чудесные краски для волос», романистка смеялась, видя в зеркале, как она постарела. После короткого пребывания в Париже Франсуаза вновь уединилась в Экмовиле. Здесь наконец в стихотворении «Чужой», включенном в цикл «Небольшие поэмы в прозе» Бодлера, она нашла заглавие к своему новому роману. «Волшебные облака» так оно звучит.

Саган пишет, что ее нет ни для кого. Но очень скоро ее имя вновь появилось на страницах газет. Читатели были удивлены и встревожены, узнав, что романистка находится в клинике Виллекрен (в департаменте Валь-де-Марна). Говорят, что она в полном здравии, скорее всего переутомилась. «Моя дочь просто устала, ей необходимо несколько дней отдыха», – подтвердил Пьер Куарез. Мать посоветовала дочери ехать в горы, но они «наводят на нее тоску». Ее друг, Жак Шазо, представил свою версию: «Позавчера я ужинал с Франсуазой в ресторане «Лаперуз». Она совершенно здорова. Сегодня утром я разговаривал с ней по телефону. Речь идет лишь о профилактическом лечении. Мы считаем, что она должна пройти обследование. В последнее время она похудела, легко раздражается, мало ест и плохо спит».

На последнем дыхании Франсуазе Саган все-таки удалось закончить книгу, и она вновь уехала на Капри вместе с Жаком Шазо и молодой женщиной по имени Паола Сан-Жюст, чтобы немного отдохнуть за десять дней до выхода в свет романа, который должен появиться в день ее двадцатишестилетия.

Все чаще и чаще э» та Паола появляется под руку с Франсуазой Саган. Обе женщины жили вместе со времени развода романистки с Ги Шеллером. По объяснению большинства ее близких, она любила компанию женщин не меньше, чем компанию мужчин. Саган просто увлекалась личностью независимо от того, мужчина это или женщина. «Паола была очень богата. Ее семья сколотила состояния на лошадиных бегах, – рассказывает Бетгина. – Она была смешная, энергичная, часто организовывала ужины и всяческие вылазки. Она очень дружила с Франсуазой». «Она была очаровательна, – вспоминает Вероник Кампион. – Франсуаза не афишировала своих отношений с ней, но ничего и не отрицала, а поскольку Паола была известная лесбиянка, все об этом только и говорили. Паола нравилась многим, и женщины дрались из-за нее! Мы часто ходили с ней и с Франсуазой в бар, посещаемый преимущественно женщинами, недалеко от Сен-Филипп-дю-Руль. Когда Ги Шёллер покинул Франсуазу, Паола очень помогла ей избавиться от подавленного настроения». По словам Пьера Берже, социальное происхождение романистки всегда мешало ей говорить открыто или признаться своей семье в большой сексуальной свободе, которую она себе позволяла: «Думаю, она не только никогда не признавалась в своих гомосексуальных наклонностях, она даже их отрицала. Франсуаза – таинственная личность. Она полна противоречий. Не следует забывать, что она вышла из мелкобуржуазной среды. При таком воспитании о некоторых вещах говорить не принято, равно как и высказывать вслух некоторые мысли. Она не скрывалась, но и ничего не говорила. В ее обществе не принято было говорить о наркотиках, об алкоголизме и о супружеской измене».

Рене Жюльяр собирался выпустить новый роман Саган «Волшебные облака». В дирекции издательства уже посчитали, что от книжных магазинов Франции получен заказ на 120 тысяч экземпляров. Роману, увидевшему свет 15 июня (189 страниц, стоимость 9 франков), заранее предрекали большой успех. Будет продано 250 тысяч экземпляров. Основная сюжетная линия романа – ревность. Нельзя сказать, что это в полном смысле слова продолжение романа «Через месяц, через год», но мы встречаемся здесь с той же героиней, Жозе. Она парижанка и часто посещает салон Малиграс на улице Турнон. Жозе замужем за американцем. Теперь она живет во Флориде. Ее муж Алан миллионер, но он несчастлив. У него полно комплексов и слишком сильно развит собственнический инстинкт, который, естественно, проявляется в отношениях с женой. Его постоянно мучает прошлое его супруги, он осаждает ее вопросами и следит за каждым ее жестом. Такая исключительная и сильная любовь побуждает Жозе к побегу. После короткой остановки в Нормандии она снова попадает в Париж, где вновь обретает вкус к виски и к светским вечерам. Озлобленный муж тоже приезжает в Париж и проникает в то общество, где вращается его возлюбленная. Но ничто не может успокоить его ревность. Несмотря ни на что, ему удается на время поменяться с ней ролями. Он делает безусловные успехи в живописи и гоняется за хорошенькими девушками. Ему удается вновь покорить Жозе. Но Жозе никогда не сможет сделать выбор между фривольным светским миром, за которым она наблюдает на расстоянии, и супружеской жизнью, с которой она не решается расстаться.

Франсуаза Саган начинает повторяться, критики устали петь ей дифирамбы. Обстановка и персонажи романа «Волшебные облака» кажутся уже очень знакомыми. По словам Робера Кантера, «некоторые скажут, вероятно, с удовлетворением, что она повторяется, что она кончилась как писатель. Я думаю, она способна противостоять этому литературному инциденту, так же как она смогла противостоять дорожному происшествию». В газете «Монд» Жаклин Пиа-тье говорит о Саган, нашедшей свою, именно ей присущую «сагановскую» манеру писать: «Написав свой пятый роман «Волшебные облака», Саган, как никогда, верна себе». И наоборот, Франсуа Эрвалю из еженедельного журнала «Экспресс» кажется, что «Франсуаза Саган наконец окончательно порвала с детством». Клебер Хеденс, язвительный критик из «Пари-пресс», не упускающий случая разгромить роман Франсуазы, конечно, остался равнодушным к обаянию романа «Волшебные облака». «Саган сама вращается в том обществе, которое она пытается описать и даже не чувствует, что задыхается в этой узкой клетке, – пишет он. – Ничто не указывает на то, что она лучше своей героини, и мы считаем, что она не в состоянии создать персонажей, которые бы делали или говорили что-либо разумное». Мари-Пьер Кастельно из журнала «Информасьон» делает жестокий вывод: «Это небольшая книжица, которую открываешь в надежде найти там друзей, виски, солнечные пляжи, немного скуки, небольшое разочарование, какие-то любовные романы, скорее неудавшиеся, нежели несчастные, – короче, все необходимые составляющие некой писательницы Саган. И они в ней действительно присутствуют».

Гораздо позже, в конце 90-х годов, Франсуаза Саган перечитает роман «Волшебные облака», чтобы прокомментировать его в автобиографическом произведении «Страницы моей жизни», оригинальной книге, где она сделала попытку взглянуть критически на свое писательское творчество. «Ревность и снисходительность изображены в ней крупными мазками, а герои настолько неестественны, насколько это возможно, – считает она. – Да и сюжет довольно скучен; короче, плохой роман, и, перечитывая его, я испытывала стыд»[20]20
  Саган Ф. Страницы моей жизни. Москва, Эксмо-Пресс, 2001. С. 40.


[Закрыть].

Франсуаза со всей страстью окунулась в мир театра. Из-за суеверия она долго хранила первый театральный жезл, которым обычно возвещают о начале спектакля. Пьеса «Замок в Швеции» показала, что она истинный драматург. Как же обстоит дело с ее второй пьесой, которую ожидают с таким же недоброжелательством, с каким когда-то ждали выхода ее второго романа? «Причины, заставившие меня продолжать продвигаться в этом направлении, очень серьезны, – объясняет Франсуаза. – Репетиции я люблю до безумия. Мы все в Париже. Целый день находимся в театре, и у нас создается что-то вроде огромной дружной семьи». Вдохновленная успехом пьесы «Замок в Швеции», при поддержке Мари Белль, актрисы и директора театра «Жим-наз», которую она случайно встретила у парикмахера в предместье Сен-Оноре, Саган вновь обратилась к театру. Она вспоминает: «В тот день Мари Белль мне сказала: «Нет пьесы, в которой я хотела бы сыграть». Я подумала: «За этим дело не станет!» Проходит несколько месяцев, прежде чем им удалось встретиться еще раз. Франсуаза Саган приняла Мари Белль на вилле Софи Литвак на Kan-Сен-Пьер, чтобы обсудить с ней будущую пьесу. Тотчас по возвращении в Париж романистка спонтанно создала два женских образа. Один – для Мари Белль, другой – для Сюзан Флон. Та, для кого создана главная героиня, недовольна текстом сценария, но не осмеливается сказать об этом автору – у Саган непростой характер. Действительно, она отказалась изменить что-либо в тексте. Тем не менее эти разногласия не помешали дружбе между писательницей и драматической актрисой. Франсуаза Саган решила отказаться на время от этого проекта, временно названного «Сиреневое платье Валентины». В сентябре в усадьбе Брей она на одном дыхании, буквально за четыре недели, пишет «Скрипки, звучащие иногда». В одно из воскресений Мари Белль приехала в Экмовиль на обед. Как только все убрали со стола, Саган вручила ей красную папку со сценарием пьесы и попросила прочесть его незамедлительно, после чего исчезла. Заглянув в приоткрытую дверь, Франсуаза тут же поняла, что актриса в восторге». Мари взяла рукопись почти трепетно и сказала: «Эта пьеса более жестокая и злая, чем «Замок в Швеции». Во всяком случае, она производит такое впечатление». Для Франсуазы Саган Мари Белль – это львица, она стала ей настоящей подругой. Посредственные актеры обычно спорят о пустяках, обсуждая сценарий. Великие, такие как Мари, – никогда. Она говорит все, что думает. Что до Мари Белль, то она долго будет вспоминать о сотрудничестве с той, кого считает «настоящим драматическим автором». В сентябре на афише театра «Жимназ» появилась пьеса «Скрипки, звучащие иногда», идущая в паре со спектаклем «Прощай, осторожность», с успехом поставленным Софи Демаре и Жаном Шеврие. В комедии Саган, состоящей из двух актов, «простодушие берет верх над ловкостью». Ее вечный сюжет – любовь и деньги.

Был выбран постановщик – Жером Килти и распределены роли: Мари Белль играла Шарлотту, Пьер Ванек должен был воплотить образ Леопольда (он заменяет Марка Мишеля, который в этой роли чувствует себя не в своей тарелке), Роже Дютуа получил роль Антуана, Анриетт Барро Огюста, Тристани Винклер и Ивонн Марсьяль играли Сели.

Занавес поднялся. Перед глазами зрителей – богатая провинциальная гостиная в Пуатье. В глубине сцены два окна выходят на площадь д’Арм. Декорации времен Бальзака. Первой на сцену поднялась Шарлотта, женщина сорока лет, довольно коварное существо, что нетипично для романов Саган, и ее любовник Антуан, который на пять лет ее моложе. Шарлотта, нечто вроде роскошной проститутки, собирается оставить это ремесло, а поэтому рассчитывает на наследство одного старого клиента, крупного промышленника из Пуатье, который недавно скончался. Они с Антуаном обманывали беднягу на протяжении пяти лет. И тут она узнает, что все состояние ее бывшего клиента, 300 миллионов франков, перешло к его младшему кузену Леопольду, о существовании которого они и не подозревали. Шарлотта приходит в ярость. Что до Антуана, то он скорее цинично смотрит на ту злую шутку, которую сыграла с ними судьба. «Чего ты хочешь? – бросает он Шарлотте. – Я огорчен. Потерять пять лет, играя роль заботливого кузена, красноречивого путешественника, лучшего друга семьи и вдруг оказаться на улице… на улице в Пуатье…» Шарлотта сообщает свой коварный план: «Милый кузен, милый кретин, ничтожество из Нанта, законный наследник, приедет сюда. И я думаю им заняться». Вот неловкий, запинающийся, простовато одетый Леопольд появился на сиене: «Вчера в какой-то газете я прочитал о кончине моего дядюшки. Я хотел бы… присутствовать на похоронах не потому, что я хорошо его знал, просто я проезжал через Пуатье. Мне показалось, что…»

Леопольд, пешком пришедший из Нанта, человек простодушный, он и не помышляет о материальных благах. Когда Шарлотта объявила, что он законный наследник, этот простофиля воскликнул: «Как мило! – и добавил: – Мы были так мало знакомы… как это мило, что он вспомнил обо мне в последний момент». Поскольку, как говорит Леопольд, в нем нет «практической жилки», он поручил Шарлотте вести все его дела. Она занимается его денежными вопросами, злоупотребляя невежеством новичка, но в конце концов он начинает ее интересовать как мужчина. Они проводят ночь любви. «Потушите свет. Идите сюда, Леопольд. Обнимите меня», – шепчет она ему. Антуан, естественно, раздражен и немного ревнует. «Невозможно кого-то обманывать и одновременно гладить ему волосы», – бросает он. С этого момента между циничным Антуаном и простодушным Леопольдом завязывается настоящая битва за благосклонность Шарлотты. Некоторое время они даже будут жить втроем. Леопольд просит руки Шарлотты и предлагает Антуану жить вместе с ними. Он любит Шарлотту и будет любить ее друзей. Вспоминая об этом персонаже, Саган скажет: «У простодушных за душой ничего нет. Их не боятся. Поэтому они опасны. В этом смысл названия моей пьесы, а также реплика одного из персонажей: “Осторожно, иногда и скрипки могут нести разрушение”».

Репетиции пьесы «Скрипки, звучащие иногда» начались в октябре 1961 года, через несколько дней после переезда Франсуазы Саган на бульвар Инвалидов, в квартиру, где она будет жить вместе с Паолой Сан-Жюст. Автор почти всегда присутствовала в театре. Сидя в задних рядах, она делала пометки, которые потом обсуждала с постановщиком. По мере продвижения репетиций Саган подправляла диалоги в зависимости от игры и сложностей, встававших перед артистами. Чем ближе к роковой дате генеральной репетиции (она назначена на 9 декабря), тем больший страх охватывал Франсуазу Саган: «О, это ужасно! Когда вы сидите в темном зале, в потаенном закутке, в глубине ложи, то слышите совсем близко дыхание людей, и вам начинает казаться, словно в вас самой сидит дикий зверь. Вокруг одни дикие звери, они вас ждут… и это похоже на корриду!»

Буквально за несколько минут до поднятия занавеса один инцидент потряс публику. За кулисами и в оркестровой яме появились девять агентов полиции. Они искали бомбу, о которой сообщил анонимный абонент по телефону. Все зрители принялись заглядывать себе под кресла. И только Франсуа Мориак остался хладнокровным – он привык ко всяким угрозам. Наблюдая из ложи за действиями своих людей, префект полиции беспокоился за официальных лиц, сидевших рядом с ним: это министры Валери Жискар д’Эстен, Бомгартнер и Бокановски. Но бомба так и не была найдена, спектакль начался без происшествий. Можно сказать, что здесь собрался весь цвет Парижа. В этот декабрьский вечер на бульваре Бон-Нувель, 38, можно было встретить семью Ротшильд, Мелину Меркури, Джо Дассе-на, Софи Демаре, Жоржа Помпиду, Саша Дистеля, принца Александра из Югославии, Мари-Лорде Ноай… На выходе из зала слышались сдержанные комментарии, и это очень беспокоило Пьера Куареза, отца Франсуазы, который ради такого случая надел красивый голубой костюм в светлую полоску. Однако в ложе актеров автор, постановщик и директор театра «Жимназ» выслушали теплые слова благодарности. Президент Фор, Морис Дрюон, Рене Клер и Виль-фрид Баумгартнер высказали свое удовлетворение спектаклем. Мари Белль и Франсуаза Саган сфотографировались с букетом сильно пахнущих нарциссов, оформленном в виде скрипки, который автор пьесы подарила своей главной героине. Пьера Ванека также все поздравляли. Около полуночи их пригласили к баронессе и барону Ги де Ротшильд в их старинный особняк «Бомон» на праздник, который длился всю ночь.

Но на следующий день, когда все светские любезности закончились, наступила очередь критиков.

Профессионалы считали, что пьеса «Замок в Швеции» – замечательна. Но этого они не могут сказать о «Скрипках, звучащих иногда». «Безусловно, можно иронизировать по поводу этой слишком нежной, слишком несложной, наивной и даже слишком нравоучительной музыки, – писал Бертран Пуаро-Дельпеш. – Некоторые услышат лишь неспешные удары смычка, и никто не будет виноват. Пьеса «Скрипки, звучащие иногда» воспринимается не всеми. Каждый слышит по-своему». «Эта пьеса на волне популярности, но именно на волне, – отмечал Поль Гордо. – Здесь концы не вяжутся с концами, несмотря на сложнейшую комбинацию, здесь нет ни правды, ни даже ее подобия». Остается лишь Франсуа Мориак, который слепо хвалит все, написанное Саган: «Я не знаю, что меня трогает в этой юной женщине, даже когда речь идет о ее менее удачных или совсем неудачных произведениях. Здесь другой случай. Я понимаю, что меня трогает. Это ее видение зла: она о нем действительно знает, распознает его и демонстрирует. Вот что меня ошеломляет. И если вы мне скажете, что здесь нечем восторгаться, вы ошибетесь, так как людей разделяют не столько их добродетели и пороки, сколько умение отличить одно от другого».

Все предвещало, что пьесу «Скрипки, звучащие иногда» ожидает успех, подобный «Замку в Швеции». В декабре 1961 года Дэвид Пэлхам, продюсер театра, приобрел авторские права на постановку пьесы. Он надеялся поставить ее в лондонском театре к Пасхе, потом в Нью-Йорке к осени, тогда Франсуаза Саган смогла бы в ноябре вылететь в Соединенные Штаты, чтобы присутствовать на репетициях, Но в Париже публика пьесу не оценила, и пришлось приостановить выступления на пятьдесят пятом спектакле.

С 19 февраля по 24 марта 1962 года в Соединенных Штатах проходил французский театральный сезон. В программе значилось пять спектаклей, причем каждая пьеса должна была идти в течение недели. Сезон начался с пьесы «Скрипки, звучащие иногда», за ней следовал «Мизантроп» Мольера с Мадлен Делавевр и Жаком Франсуа. Эти же актеры играли и в спектакле «Лунный Жан» Марселя Ашара. С 12 марта Дени Робен и Жорж Маршаль исполняли роли в спектакле Жана Ануйя «Приглашение в замок». Чтобы закончить сезон на оптимистической ноте, была показана пьеса «Сообщение для Марии» Поля Клоделя с Даниэль Делорм, Лоле Беллоном, Мишелем Эчверри. «Скрипки, звучащие иногда» плохо перенесла поездку за океан. «Пьеса мадемуазель Саган страдает явными структурными недостатками и банальностью сюжета», – писала газета «Таймс». В газете «Дейли мейл» критика была еще более категорична: «Эта скучная бульварная пьеска поставлена с совершенно неуместной торжественностью, хотя Мари Белль играет довольно прилично». Статья заканчивалась следующими словами: «Это довольно грустная прогулка по бульвару Саган». «Франсуаза Саган, почему вы пишете столь примитивные пьесы? – вопрошала «Дэйли экспресс». Что касается публики, то ей, кажется, понравился стиль Франсуазы Саган.

Все билеты были проданы, осталось лишь несколько откидных мест, билеты на которые с руками вырывались у перекупщиков черного рынка за бешеные деньги. В конце представления публика аплодировала Мари Белль и всему актерскому составу в течение пятнадцати минут. Месяц спустя на той же сцене, в театре на Пиккадилли, шло представление пьесы «Замок в Швеции». Полный провал. «Это очень неудачная пьеса хорошего театра, – писала «Дейли мейл». – Была сделана попытка слегка скопировать Ж. Ануйя, а получилась претенциозная пошлость». «“Замок” Франсуазы Саган рушится со страшной силой» – озаглавила свою статью «Дейли экспресс». «Здесь присутствуют элегантность без души, техника без содержания, движение без сюжета… Саган нас разочаровывает».