Текст книги "Любите ли вы САГАН?.."

Автор книги: Софи Делассен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

9
ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ НАСТРОЕНИЕ

Франсуазе Саган сорок лет. Как быстро прошло время для нее и тысяч женщин, которые были молоды вместе с ней! Они вспоминают, как будто это было вчера, о тонком силуэте этого очаровательного чудовища, скандального и встрепанного, в котором узнают себя в двадцать два года. Удивленная и слегка опьяненная успехом своего первого небольшого романа, обошедшего весь мир, она, запинаясь, давала объяснения к тексту своей книги. Она была молода, свободна, богата, здорова, вокруг нее всегда было много людей, и она хотела этим воспользоваться. Тем более что в сорок лет она больше не сможет «выбрать свою жизнь». В этом возрасте можно либо принять свой образ жизни, либо терпеть. Франсуаза Саган с улыбкой вспоминает о своих собственных заявлениях и дает себе еще один срок: «Думаю, что теперь, пока нет шестидесяти лет, еще не все потеряно». В возрасте чуть больше двадцати лет та, чей ранний талант вызывал столько недоверия, опубликовала девять романов, поставила шесть пьес в театре, создала либретто для двух балетов, написала сценарий и диалоги для двух фильмов, сочинила десяток песен и опубликовала несметное количество статей самого разного жанра. После двух замужеств, рождения ребенка, нескольких дорожных происшествий, ночных праздников и череды несчастий Франсуаза Саган продолжала свой путь с тем же энтузиазмом, с неиссякаемой энергией, но с хрупкостью ребенка. Именно это, вероятно, заставило самую широкую публику сохранять ей верность, несмотря ни на что. Тратя деньги без счету, отказываясь от почестей, взяв на себя ответственность за свои ошибки, не выражая ни сожаления, ни угрызений совести, она – сама свобода, что вызывает зависть, но одновременно особенно притягивает читателей. Однако, как и героиня романа «Пианино в траве» Мод, прожившая блестящую молодость, но к сорока годам испытавшая разочарование, Франсуаза Саган переживает период некоторого спада.

Она покинула свою квартиру на улице Гинемер, где в течение года предавалась мрачным мыслям, и переехала на улицу Алезия, 25, где окна первого этажа выходили в сад площадью 80 квадратных метров. Здесь пахло свежей травой и сиренью. На втором этаже разместились Дени и Бернар Франк, а сама хозяйка дома расположилась этажом выше, в большой и очень светлой комнате. С тех пор как к ней вернулась жажда жизни, в ее голове возникали бесчисленные писательские идеи. Сначала романистка увлеклась предложением Жоржа Борегара, продюсера фильма Клода Шаброля «Ландрю», который в течение нескольких лет мечтал о том, чтобы она поставила свой собственный фильм. Франсуаза каждый раз отказывалась от его предложения: «Нет, я в этом ничего не понимаю, это не моя профессия. В конце концов, он мне безумно надоел, и поскольку этот год объявлен годом женщины, я решила: а почему бы и нет! Попробуем. Я в этом по-прежнему ничего не понимаю. Я не буду вникать в технические моменты. Я буду делать это, потому что это забавно и мило, вот и все». Прежде чем пойти на риск и нанять актеров, техников и потратить бешеные деньги, она решила набраться опыта, начав с короткометражных фильмов, но поставив все же одно условие: если результат ее не удовлетворит, Жорж Борегар будет обязан уничтожить киноленты.

«Еще одна зима» – таково название фильма, который в феврале в течение трех дней снимался в Люксембургском саду. В саду на скамейке немолодая женщина нетерпеливо ждет своего постоянного любовника. Он женат и опаздывает на свидание. «Придет ли он?» – с тревогой думает она. А пока она завязывает разговор с молодым человеком, который проявляет нетерпение по той же самой причине: его возлюбленная не пришла в назначенное время. Когда девушка наконец появляется, он понимает, что больше не любит ее. Очевидно, разговор с пожилой дамой оказался роковым для его идиллии.

Франсуаза Саган успокоилась: теперь можно перейти к более высокому уровню, тем более что она узнала о присуждении ее фильму «Еще одна зима» премии «Крис» (лучшее произведение года) на международном фестивале короткометражных лент в Нью-Йорке. Этим воспользовался Жорж Борегар, чтобы возобновить свое предложение. Кажется, он сказал ей: «Если публике понравился маленький фильм, почему же не сделать большой?» Итак, Франсуаза Саган пишет сценарий и диалоги по одной из своих новелл, которая должна выйти в издательстве «Фламмарион».

Интрига «Голубых бокалов» («Fougères bleues») – таково название ее фильма – незатейлива. Жером (Жиль Сегал) и его жена Моника (Франсуаза Фабиан) приглашают Станисласа (Жан-Марк Бори) и его подружку Бетти (Каролин Селлье) поохотиться на ланей в их роскошном горном шале. Слишком занятый архитектурой и многочисленными стройками, Жером в последние годы так часто оставлял жену одну, что однажды вечером она, в конце концов, уступила ухаживаниям Станисласа, наследника большого состояния, будущего декоратора и дамского угодника. Его последняя страсть – Бетти – жадная и неверная девушка. В самолете, на котором они летят в Альпы, Станислас попытался снова соблазнить Монику. Через несколько часов, в машине, он взял свою бывшую любовницу за руку. Жером, взглянув в зеркало автомобиля, все понял. Как только они вернулись в дом, он принялся чистить свое охотничье ружье. Возникает вопрос: кого же он хочет подстрелить? Одну из ланей с шелковыми глазами, пробегающую мимо шале, или-яюбовника своей жены? «Он действительно хочет поменять мишень, – подтверждает Франсуаза Саган. – И это все. В фильме нет никаких претензий. В нем нет никакой морали. Это фильм без морали, без пустых разговоров, без эротики. Просто забавный фильм, не претендующий на оригинальность».

Заботясь о том, чтобы уложиться в бюджет в 300 миллионов франков, выделенных продюсером, автор отдает предпочтение сценам в доме – съемки на природе стоят бешеных денег – и с легкостью делает поправки в сценарии, чтобы выполнить это условие. Съемки фильма, продолжавшиеся полтора месяца, начинаются в середине сентября в Межев, среди вершин, возвышающихся над долиной Аост. С постановщиком работают только оператор и директор по фотографии, которые должны ей помогать, но Франсуазу охватывает паника. Вероятно, она не сможет избавиться от воспоминания репетиций пьесы «Счастье, чет и нечет», ее единственного опыта в качестве режиссера-постановщика. Снимая «Голубые бокалы», она старается не повторять прежних ошибок. «Надо было видеть меня в первые дни съемок, – рассказывает она. – Поскольку я ни в чем не разбиралась, то страшно комплексовала перед техникой. Я не знала, куца ее надо ставить, что можно делать, а что – нельзя. Тем не менее у меня были кое-какие мысли. Несколько раз мне говорили: «Это невозможно». Теперь я знаю, что есть масса вещей, на которых я буду настаивать, потому что это возможно!» Франсуаза Саган и ее съемочная группа – артисты, техники и прирученная серна – остановились в отеле «Монблан», где каждый вечер репетировали сцены, которые им предстояло снимать завтра. Чтобы не отвлекаться, режиссер настоял на том, что журналисты и знакомые из «клана Саган» не будут присутствовать на съемочной площадке. Актеры с уважением отнеслись к дебютантке, которая, кажется, не лишена способностей. Франсис Перрен с удивлением обнаружила, что за неделю она освоилась с техникой и даже усвоила профессиональные термины: панорамный вид, американский план (до пояса), крупный план… ЕЙ немного не хватало твердости. Но на этот раз все получилось. К ней прислушивались, когда тихим голосом она робко командовала: «Мотор!», также привычными стали ее передвижения на съемочной площадке, когда она, поднявшись на носочки, шептала актерам свои замечания, если какая-то сцена ее не удовлетворяла.

В декабре 1975 года Франсуаза Саган приступила к монтажу фильма «Голубые бокалы» при забавных обстоятельствах. «Во время монтажа я проделала важную операцию. Я просмотрела отснятые эпизоды у себя в номере. Я страшно устала и была в полном нокауте. Монтаж из небольшого материала, имевшегося в наличии, сделал Шанталь Делатр, и, кстати, очень неплохо». Через три месяца фильм был смонтирован целиком, и на экраны он вышел 25 мая 1977 года. Первая попытка поставить фильм оказалась для Франсуазы Саган не слишком удачной. Критика обвинила ее в чрезмерно классическом подходе, излишних повторах и ненужных длиннотах. Игра актеров не вызвала никакой реакции у профессионалов, за исключением Каролин Сел-лье, которой удалось с успехом сыграть свою роль. «К счастью, есть серны», – иронизирует Клер Деваррьё в заключение своей статьи, опубликованной в «Монд». Публика также прохладно отнеслась к фильму, хотя имела все возможности познакомиться с персонажами «Голубых бокалов»: Жеромом, Моникой, Станисласом и скупой Бетти, поскольку в это же время рассказ вышел в издательстве «Фламмарион». Сборник назывался «Шелковый взгляд» и включал еще девятнадцать рассказов. Здесь читатель встретился со стареющей женщиной, не верящей в любовь своего молодого любовника («Жиголо»), с женщиной, узнавшей, что ее муж – гомосексуалист («Незнакомка»). В тот же сборник вошла рождественская сказка («Отвратительная ночь»), читатели познакомились с немецкой графиней, несколькими бедняками, оперной певицей, тореро… Матьё Гале заявил, что, возможно, писательница нашла подходящий для себя жанр. «Все романы Саган – это сонатины, преподносимые как концерты. Очевидно, поэтому она пишет так мало рассказов, и это жаль: ее искусство создавать нечто «из ничего» здесь воплощается превосходно». Аннетт Колен-Симар, довольно строгий критик, писала: «В первый раз после десяти романов Франсуаза Саган опубликовала сборник рассказав, и в первый раз ей удалось растрогать нас до такой степени».

Съемки фильма «Голубые бокалы» остались одним из самых приятных моментов в жизни Франсуазы Саган. Но больше ей не представится случай сидеть в режиссерском кресле. «К сожалению, коммерческого успеха не получилось, и меня никогда больше не просили снимать фильмы, – с грустью признается она. – Тем не менее у меня масса проектов в шкафах и в голове». Несмотря ни на что, романистке все-таки удалось занять свое место в кинематографическом мире. Через пару лет, в апреле 1979 года, председатель Каннского фестиваля Робер Фавр-Лебре предложил ей возглавить жюри тридцать второго созыва, которое будет заседать на улице Круазетт с 10 по 25 мая. Саган согласилась. «Мне легко оценить фильм, – говорила она. – Поскольку это не моя вотчина, я могу высказать свое мнение без задней мысли». В этой области ее кругозор ограничен, а вкус не стабилизировался: ей нравятся американские сериалы, а эротические фильмы ей скучны. Она более проницательна, когда речь идет о ее детских впечатлениях после просмотра фильмов. В шесть лет, например, Саган была потрясена игрой Чарльза Лоутона, исполнившего роль Квазимодо. Чуть позже, как большинство девушек ее поколения, она сходила с ума по Кларку Гейблу, превосходно сыгравшему романтического героя в фильме «Унесенные ветром». Среди самых значительных фильмов она выделяет также «Сансет Бульвар» («Sunset Boulevard»), «Дети райка» и «Дьявол во плоти».

Поднимаясь по ступенькам Дворца фестивалей, Франсуаза Саган вспоминала один день лета 1960 года, когда она покинула Гассен, чтобы в качестве простой зрительницы присутствовать на празднике кино. «О Каннах я знала только то, что там проходят фестивали, которые представлялись нам калейдоскопом ледяного шампанского, теплого моря, восторженной толпы, американских полубогов. Признаюсь, все это нас не очень интересовало». Как только она приблизилась к Дворцу фестивалей, ее тут же подхватила толпа, возникшая из-за появления Аниты Экберг и пышногрудой Джины Лоллобриджиды. Она чуть было не потеряла равновесия, но кто-то крепко схватил ее за руку, чтобы вывести из этой истеричной толпы. Этим человеком оказался настоящий великан по имени Орсон Уэллс. «Он действительно был крупный, высокий, – вспоминает Франсуаза Саган. – У него были желтые глаза, он громко смеялся и смотрел на порт в Каннах, на блуждающую толпу и роскошные яхты с любопытством и некоторым разочарованием. Это был типичный взгляд иностранца». Как отблагодарить этого человека, который спас ее от неверного шага? Она решила организовать ужин, чтобы представить своего спасителя Даррилу Занюку, который являлся не только мужем Жюльет Греко, но и самым влиятельным продюсером Голливуда. Тем более что Орсон Уэллс был вынужден прервать съемки последнего фильма из-за нехватки средств. То были благие намерения, но встреча произошла не так, как представляла себе писательница. Все было замечательно до тех пор, пока гигант не начал поносить продюсера, называя его торговцем и давая другие обидные прозвища. Франсуаза Саган, нисколько не смутившись, в глубине души восхищалась им. «Мне было одновременно обидно за его фильм, но я была очарована им, – скажет она потом. – Я была за него, за жизнь, за искусство, за «артистов», как он говорил, за правду, за непринужденность, за величие, за все что хотите и то, что, впрочем, продолжает восхищать меня и сейчас». Она сохранила эту смесь нежности и восхищения к Орсону Уэллсу, который воплощал для нее гения: это человек «огромного роста», «живой», «фатальный», «лишенный иллюзий» и «полный чувств». Режиссер и романистка увидятся через десять лет в Париже. Он пригласит ее на обед, и по дороге, переходя улицу, она почувствует, как сильная рука схватила и приподняла ее. У Орсона Уэллса была такая забавная привычка.

В мае 1979 года мир пережил глубокие потрясения: из Ирана был изгнан шах; Симон Вейль была избрана первым председателем Европейского парламента; Маргарет Тэтчер стала премьер-министром Великобритании. В это время Франсуаза Саган провела две недели в отеле «Карлтон», между двумя просмотрами зачитываясь произведением чешского писателя Милана Кундеры «Книга смеха и забвения». По иронии судьбы именно здесь она узнала о самоубийстве Жан-Себерг, которая исполняла роль Сесиль в фильме Отто Премингера «Здравствуй, грусть!». Саган получила почетное предложение председательствовать на престижном фестивале, тем более что в этом году отбор фильмов был просто великолепен. По словам Жиля Жакоба, главного ответственного за проведение Каннского фестиваля, в этот день она будет в центре всеобщего внимания. В день открытия члены жюри были приглашены на просмотр короткометражного фильма Франсуазы Саган «Еще одна зима», который был показан в начале работы секции «Смутный взгляд», а также фильма венгерского режиссера Жолта Кезди-Ковача (также члена жюри), «Дорогой сосед», рассказывающего смешную историю о жизни в доме под снос. Празднества пышно открывались фильмами Милоша Формана «Волосы» и «Манхэттеном» Вуди Аллена, представленными вне конкурса. За эти две недели будут показаны следующие фильмы: «Китайский синдром» Джеймса Бриджеса, «Жестяной барабан» Фолькера Шлендорфа, «Апокалипсис» Френсиса Копполы, «Замужество Марии Браун» Фассбиндера, «Тэсс» Романа Полански, «Роза» с Бетт Мидлер, «Черная серия» Алена Корно, «Эйлиен» Ридли Скотта, «Мэд Макс» Жоржа Миллера, «Король и птица» Поля Гримо, «Крамер против Крамера» Роберта Бентона, «За нас двоих» («A nous deux») Клода Лелюша, «Христос остановился в Эболи» Франческо Рози, «Сестры Бронте» Андре Течине, «Странность» («La Drolesse») Жака Дуайона, «Урожай с неба» («Les Moissons du ciel») Терранса Малика, «Большая пробка» Луиджи Комменчини и «Репетиция оркестра» Федерико Феллини.

Во время церемонии закрытия тридцать второго Каннского фестиваля «Пальмовая ветвь» безоговорочно была вручена фильмам «Апокалипсис» Френсиса Копполы и «Жестяной барабан» Фолькера Шлендорфа… Ничто не указывало на противоречия между членами жюри и организаторами фестиваля. В течение последующих месяцев после выхода фильмов на широкий экран первый лауреат фестиваля добился необыкновенного успеха у зрителей и получил 30 миллионов франков выручки во Франции (рекорд года) по сравнению с 14 миллионами, которые принес фильм «Жестяной барабан», оказавшийся только на восьмой строчке рейтинга.

Во время Каннского фестиваля романистка, кажется, общалась несколько раз с журналистом из «Матен де Пари»: «Нужно поговорить о фестивале. Здесь не все ясно». Но пока еще не было материала для целой статьи. Фестиваль закончился, фильмы вышли на экран, и Саган сочла необходимым сделать признание. Скандал разразился в декабре 1979 года. В интервью, данном ежедневной газете, близкой к социалистической партии, Франсуаза Саган заявила: «Проведение конкурса на Каннском фестивале – сплошной обман». Она рассказала о практике «давления», которое, по ее словам, испытали на себе члены жюри. Саган пояснила, что в субботу, 19 мая, после показа «Апокалипсиса» она неофициально переговорила со всеми членами жюри. Большинство выразило разочарование данным произведением, кроме Мориса Бесси, который менее требовательно, чем его коллеги, оценил суперпродукцию за подписью Копполы. Председатель жюри внес поправку: «Мы согласны: фильм Шлендорфа «Жестяной барабан», получивший всеобщее одобрение жюри на предыдущей консультации 18 мая, является лучшим конкурсным фильмом Каннского фестиваля». На следующий день за завтраком Франсуаза Саган с удивлением прочитала в «Журналь дю диманш» заголовок, набранный крупным шрифтом: «Апокалипсис» получил «Пальмовую ветвь». Несколькими часами позже, рассказывала она, ее пригласил Робер Фавр-Лебре. «Он завел со мной довольно странный разговор в своем кабинете, и мне показалось, что я ничего не понимаю. Он объяснил мне, что нельзя идти против прессы, против зрителей, что фестиваль – это хрупкий ребенок, что американское телевидение в первый раз делегировало на фестиваль представителей своих основных телеканалов и что он надеется, я не рассержусь, как это сделали некоторые заместители председателя, не пожелав согласиться с мнением прессы». Смущенная и обеспокоенная, Саган как председатель жюри поспешила задать вопрос Жилю Жакобу, главному организатору фестиваля в Каннах, который уверил ее, что не надо пытаться что-либо понять. Тогда она обратилась к своему другу Джо Дассену и рассказала ему эту историю. Они вместе решили переговорить со всеми членами жюри на следующий день. В понедельник, 21 мая, в отеле «Мажестик» в 11 часов утра состоялось тайное заседание членов жюри. «Я спросила их, не изменили ли они своего мнения относительно того, что фильм «Жестяной барабан» является лучшим, – продолжала Франсуаза Саган. – Все согласились. Я взяла с них слово не менять своего решения при вручении «Пальмовой ветви». Мори Бесси – единственный, кто одинаково высоко оценил оба фильма. Франсуаза Саган так защищала фильм «Жестяной барабан» потому, что считала его совершенно необыкновенным. Когда она присутствовала на просмотре внеконкурсных лент, то лишь некоторые фильмы, такие, как «Волосы», «Манхэттен», а также некоторые добротные произведения, как «Сибириада», «Урожай с неба», «Войзек» и «Репетиция оркестра», не оставили ее равнодушной, в большинстве же случаев она скучала и чувствовала разочарование, покидая кинозалы Каннского фестиваля. По ее мнению, именно фильм «Жестяной барабан», безусловно, являлся шедевром из-за своей неожиданности и интеллигентности. Фильм «Апокалипсис» – это произведение, сделанное с большим размахом, с прекрасными сценами, это чудесный фильм о войне, первая часть которого впечатляет, а вторая скорее поражает своей жестокостью. Но его поместили на одну ступень ниже «Жестяного барабана». Наконец пришло решение. Робер Фавр-Лебре заявил, что предпочитает не присутствовать на церемонии, члены жюри выразили протест. После нескольких часов дискуссий по этим двум фильмам председатель провокационно предложил присудить «Пальмовую ветвь» внеконкурсному фильму, но на шутки не было времени, и обстановка осталась напряженной. «Так не делается», – сухо заметили ей. К ее большому удивлению, в момент принятия окончательного решения большинство членов жюри проголосовало за фильм «Апокалипсис». «Я не понимаю, то есть не совсем понимаю», – размышляла Франсуаза Саган, слушая, как в выступлениях некоторых членов жюри, которые еще вчера защищали фильм «Жестяной барабан», звучали хвалебные характеристики фильма «Апокалипсис». Возмущенная, доведенная до бешенства, она встала и ушла, хлопнув дверью. Опасаясь, как бы не разразился скандал, так как Франсуаза Саган может опубликовать статью, когда захочет и где захочет, Робер Фавр-Лебре решил организовать второй тур голосования. В результате второго тура оба фильма набрали по пять голосов. Франсуаза Саган вспомнила, что в качестве председателя жюри имеет право на дополнительный голос, который может помочь сдвинуть чашу весов, и, естественно, она решила им воспользоваться. «Нет! – резко возразил Фавр-Лебре. – Вы не имеете права!» Фильм «Апокалипсис» был признан лучшим при большой поддержке прессы, а Френсис Коппола специально приехал в Канны в сопровождении представителей американских телеканалов… Этот фильм должен был по политическим или по крайней мере стратегическим причинам получить «Пальмовую ветвь». Как бы там ни было, Фолькер Шлендорф, режиссер фильма «Жестяной барабан», был очень счастлив; он и представить себе не мог, что Саган будет отстаивать его фильм. По окончании заседания председатель жюри вспомнила об инсинуациях одного журналиста, утверждавшего, что все было спланировано заранее. Романистка сделала вывод: «Я ничего не имела против фестиваля, и я продолжаю верить, что он идет на пользу развития кинематографии». Она только уточнила, что, кроме членов жюри, и другие люди влияют на итоги конкурса.

В колонках газеты «Матен де Пари» Франсуаза Саган также пожаловалась на то, что ей самой пришлось оплачивать счет за гостиницу – 12 тысяч франков, – хотя ей пообещали, что все расходы возьмет на себя фестиваль. Но она утверждала, что не располагает такой суммой, запрашиваемой дирекцией отеля «Карлтон». Кроме того, организаторы фестиваля отказались оплатить ее счет за телефонные разговоры, составляющий 2 тысячи 759 франков. На следующий день «Матен де Пари» опубликовала ответ на жалобы Саган: фестиваль не брал на себя обязательства оплачивать вышеозначенные расходы, речь шла только об экстренных случаях. Потом Фавр-Лебре вынужден был объясняться по поводу этой темной истории с «давлением», о которой говорила писательница. Его речь выглядела малоубедительной: «Если бы я в течение тридцати двух лет существования фестиваля позволял себе подобное, это давно стало бы известно! Я только сказал членам жюри: на фестивале будет вручение «Пальмовой ветви», надо, чтобы выбранный фильм пользовался широчайшей поддержкой прессы и зрителей». В следующие дни все участники фестиваля получили возможность высказаться. У Анатоля Даумана, продюсера фильма «Жестяной барабан», не было и тени сомнения в том, что «господин Фавр-Лебре несколько раз пытался повлиять на исход голосования, стараясь любой ценой отстранить фильм «Жестяной барабан», который, по его мнению, не сможет собрать достаточную международную аудиторию, необходимую для престижа фестиваля». Из членов жюри только четыре человека согласились обосновать свою точку зрения, остальные предпочли промолчать. «Я испытываю крайнее смущение по поводу заявлений этой персоны, которая семь месяцев назад рассталась со всеми с громкими поцелуями и объятиями», – иронизировал Р.М. Арио. Последний больше всего был «шокирован» неким заговором, который замыслила Франсуаза Саган с Джо Дассеном и Серхио Амидеем. «Поклянитесь, что не будете голосовать за фильм Копполы», – попросила она нас, хотя большинство еще колебались. Ни на каком этапе не было подтасовки фактов. Утверждать противоположное было бы безумием». Морис Бесси заявил, что это резкое выступление смахивает на махинацию. Он считал, что Франсуаза Саган пришла в восторг от фильма «Жестяной барабан» и совершенно не восприняла «Апокалипсис», но особенно ей было досадно, что к ее голосу не прислушались. Действительно, по его словам, вначале большинство склонялось к фильму «Жестяной барабан». Но, вероятно, члены жюри думали: «Если «Апокалипсис» уедет из Канн без главного приза, это будет ужасная пощечина для американского кино и для Копполы, который, хотя и имел уже награды, рисковал своим именем». Бесси заключил, что «Франсуаза Саган действовала очень искренне, но немного неловко». Что касается Серхио Амидея, то он в стане обвинителей: «Это правда, что члены жюри постоянно испытывали давление со стороны продюсеров, средств массовой информации. Франсуаза Саган в первый раз попала в жюри и была ошеломлена этой атмосферой, когда оценивают не только фильм, но и все остальное». Луи Гарсиа Берланга вообще ничего ненормального не заметила: «Наоборот, мы все знали, что дирекция фестиваля сделает все возможное, чтобы американский фильм получил «Пальмовую ветвь».

Франсуазу Саган совершенно несправедливо обвинили в том, что она спровоцировала такой скандал для рекламы своего нового романа. «Из всех низостей, которые были произнесены, эта самая гадкая…» – заявила она. В конечном счете эта история была бурей в стакане воды, и через несколько дней о ней уже больше не говорили.

Организаторы фестиваля обвинили Франсуазу Саган в злбупотреблении полномочиями председателя жюри, потому что не знали, вероятно, что три года назад она мужественно бросила пить. Передав рукопись сборника «Шелковый взгляд» своему издателю, она срочно легла в клинику. Некоторые ее одноклассницы утверждали, что Франсуаза много пила уже с шестнадцати лет. Потом она продолжила, очевидно, бравируя перед ордами журналистов, которые преследовали ее после получения «Премии критиков». Действительно ли виски помогал ей лучше пережить депрессию? Со временем звон кусочков льда в бокале с алкоголем стал частью легенды о Саган, так же как любовь к скорости и ночным барам… Франсуаза Саган никогда этого не отрицала, наоборот, говорила: «Очарование алкоголя состоит в том, что он уводит нас в детство, к нескончаемым дурацким дискуссиям о Боге, о жизни, о смерти. Алкоголь – это своеобразный кокон, которым люди отгораживаются от жизни. Это способ защиты, который выбирают в основном те, у кого слабый характер». Но в течение последних нескольких месяцев романистка не могла выпить ни стакана спиртного, не испытывая при этом ужасной боли. На консультации она узнала, что затронута поджелудочная железа и необходимо срочное хирургическое вмешательство. После операции Франсуаза Саган успокоилась – опухоль оказалась доброкачественной. Однако отныне алкоголь ей был категорически запрещен. Придется жить без «кокона», и такая перспектива ее совсем не радовала. «В сущности, это было очень приятно, – вздыхала она. – Без спиртного ум остается удивительно ясным. Очень жаль. Чтобы писать, алкоголь необходим, он придает уверенности, способствует появлению новых идей… Когда я бросила пить, то поняла: все, что я написала, ничего не стоит, и я все рвала». Отказавшись от этой вредной привычки, она радикально изменила свой образ жизни, стала меньше выходить в свет, больше работать. Вот почему роман, который она собиралась опубликовать, получился более объемным (триста страниц), чем предыдущие. «Я перенесла довольно неприятную операцию на поджелудочной железе и совершенно не могу потреблять алкоголь, иначе я сорвусь, – говорила она Пьеру Демерону. – Как видите, я пью кока-колу. Теперь все кончено: гулянки, ночная жизнь. Поскольку нет больше праздника, который играл в моей жизни такую значительную роль, у меня будет больше времени для написания романов. И теперь, вместо того чтобы проводить вечер в ночном кабаре, я работаю».

Так, за две недели до выхода фильма «Голубые бокалы» в афише уже упоминался роман, который должен выйти в издательстве «Фламмарион» в апреле 1977 года. Его название, «Смятая постель», было позаимствовано из поэмы Поля Элюара:

 
У окна с вычурными занавесками
Смятая постель – живая и обнаженная
Грозная орифламма.
Страна почти пустынная.
 

Франсуаза Саган начала писать роман «Смятая постель», где действовали два главных персонажа: Беатрис Вальмон и Эдуар Малиграс. Несколькими годами раньше, в произведении «Через месяц, через год», эти герои пережили краткосрочный роман и расстались. Беатрис, тщеславная актриса, предпочла молодого драматурга, театрального продюсера. Между тем молодой провинциал завоевал Париж своими авангардистскими пьесами. Он по-прежнему любит Беатрис, и она вновь возвращается к нему, все так же демонстрируя свои амбиции, свою любовь к мужчинам и страсть к измене. Случается иногда, что Беатрис отдается молодому актеру-дебютанту, мускулистому моряку или фотографу, – это не имеет значения: она, как и раньше, привязана к нему. Эдуар, талантливый драматург, превосходно справляется с ролью рогоносца, в этом его сила. Он не требует, чтобы Беатрис оставалась ему верна, он не хочет быть в ней уверен. Он предпочитает любить недоступную звезду. «И в это я верю, – комментирует Франсуаза Саган. – Если вы вступаете в близкие отношения с кем-то и вас бьют или вы бьете, то это оставляет неизгладимое впечатление[25]25
  Саган Ф. Смятая постель. Москва, Бук Транс, 1998. С. 177.


[Закрыть].

В первый раз персонажи Саган проявляют интерес к своей профессиональной карьере. В прежних романах они характеризовались лишь теми чувствами, которые испытывали. Времена меняются, и стиль Саган тоже. «Прошли времена Расина, – говорила она. – Сегодня люди слишком заняты заботой о хлебе насущном, вот почему трудно написать роман о правдивой, искренней истории любви, если не ощущаешь в них этого постоянного усилия, чтобы жить, чтобы потреблять». Помимо прочего, в этом повествовании содержится несколько сексуальных сцен, нетипичных для ее творчества. Прежде ее герои стыдливо натягивали одеяла на свои обнаженные тела. Так, ненасытная Беатрис и ее верный любовник опускаются до самых грубых чувств в проявлении любви: «Он слегка повернул голову, и тут же губы Беатрис нашли его губы, он перестал бороться с собой, распахнул пунцовый пеньюар, ни на секунду не удивившись, что под ним ничего не было, и приняв это как должное, хотя еще час назад умер бы, представив такое. И тогда, прижав ее к стене между двумя зелеными и равнодушными растениями в кадках, он овладел ею…»[25]25
  Саган Ф. Смятая постель. Москва, Бук Транс, 1998. С. 177.


[Закрыть].

Мнение критиков оказалось неоднозначно! Луи Пауэле из «Фигаро-магазин» нанес удар ниже пояса: «когда у Виктора Гюго спросили, что он думает по поводу романа, написанного некой дамой, он ответил: «Лучше бы она связала себе что-нибудь». Вот, к сожалению, мое впечатление о последнем романе Саган». Мнение Габриэль Ролен из «Монд» прямо противоположно. Она считает, что «Смятая постель» —» возможно, лучший роман Саган. «Ее последние книги, – пишет она, – «Синяки на душе» и «Неясный профиль», навевали мысли о меланхолии. Сегодня интеллигенция широко расправляет крылья, не останавливается на самоанализе, избегает самолюбования, чтобы лицом к лицу встретить смерть, болезнь, одиночество». Робер Кантер, читая роман, подумал о Расине: несмотря на несколько одурманивающую атмосферу смятых простыней, можно сказать, что это наиболее «расиновский» роман из всех произведений Франсуазы Саган. Его собрат по перу Жильбер Ган склонен считать, что роман больше ассоциируется с Фейдо: «Фейдо был бы ошеломлен обилием подобных сцен, когда героиня прогуливается нагишом и попадает в объятия к мужчинам, будь то на ковре, на палубе корабля или в стогу сена». Матьё Гале сохранил всю свою нежность к романистке, поскольку он наблюдал ее восхождение в литературе. «Несмотря на двенадцать романов, она остается маленькой Саган, какой мы ее знали в начале пути, а потому мы должны быть к ней более нежны и менее требовательны, чем к другим», – писал он. Прием публики был восхитителен: «Смятая постель» с апреля стала одной из самых продаваемых книг и сохранила эту позицию в течение месяца, опередив следующие произведения: «Ногу» Жана-Луи Бори, «Луизиану» Мориса Денюзьера и «Французскую болезнь» Алена Пейрефита.