Текст книги "Любите ли вы САГАН?.."
Автор книги: Софи Делассен
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
В конце года Мари удивилась, что ей не прислали табель со школьными оценками, а дочка сделала вид, что ничего не понимает. Запутавшись в объяснениях, она дошла до того, что обвинила дирекцию учебного заведения в несерьезном отношении к делу. Поскольку мать была занята укладыванием чемоданов для поездки на каникулы, Франсуаза получила отсрочку. В начале учебного года она сделала попытку встретиться с мадемуазель Удо, но та выпроводила ее за дверь. Пристыженная, она вернулась домой на бульваре Малерб: «Кажется, меня исключили из школы». Отец схватился за телефон, чтобы узнать, в чем дело. Скоро инцидент был забыт, а Франсуаза прощена. Пьер Куарез успокоил себя тем, что дело не в школьных успехах дочери, а в плохой дисциплине. Быть может, он решил, что в этом она похожа на него. «Мой отец был очень прямолинеен, – вспоминает Франсуаза Саган. – Он подсмеивался над людьми. Иногда он был абсолютно аморален, но одновременно фантастически оригинален. Он всегда говорил то, что ему приходило в голову, и иногда это порождало конфликты». Как ее наказать? Если Пьер Куарез не пожелает воспользоваться своей властью и направить свою дочь на путь истинный, это сделают монахини. Он принял решение направить ее в монастырь дез Уазо, где с дисциплиной не шутят.
Вид юной Франсуазы Куарез не вызвал особого доверия у директрисы, однако она все же согласилась взять ее с испытательным сроком. «Ее родители были в отчаянии, – рассказывает сестра Одиль-Мари, – они уже не знали, что им делать. Франсуазу исключили из школы за непослушание, говорят, она была настоящей мятежницей. Было видно, что она пришла к нам не по своей воле. Видит Бог, мы не шли на крайности в религиозном воспитании, да и дисциплина была не такая уж строгая! Так случилось, что я была старшим учителем в этом классе и преподавала французский язык. Я проверяла ее задания… Я помню, у нее, безусловно, была своя манера писать, но форма не всегда соответствовала содержанию. Содержанию не хватало стройности. Эта девочка много читала, это так, но всего понемногу и без разбору. За некоторые книги она принялась слишком рано.
Я много говорила с ней. Франсуаза даже навестила меня, после того как ее исключили. Кстати, я даже не знаю почему. Мне было жалко ее, я чувствовала, что ей не по себе и что она слишком закомплексована. Тем не менее она вызывала у меня симпатию: несчастная девушка не хотела, чтобы ее наставляли, и не просила помощи. Как бы то ни было, но все учителя сошлись во мнении, что ее надо исключить из монастыря дез Уазо. Я сообщила ее родителям, что мы сделали попытку, но она не прошла испытательного срока. Они были очень огорчены».
По версии Франсуазы, ее выгнали из религиозного заведения из-за «отсутствия духовности». Она будто бы провоцировала сестер, декламируя стихи Жака Превера. Гораздо позже, в начале 60-х годов, через одного человека Франсуазе Саган представится случай встретиться с известным поэтом. Она будет вспоминать об этом эпизоде своей юности с диким хохотом. Об этом событии она упоминает в своем романе «Страницы моей жизни», опубликованном в 1998 году. «Признаться, читать эти стихи (Ж. Превера) в обители Господа было не очень прилично:
В монастыре дез Уазо она умирала от скуки. Каждый раз по пятницам на семичасовой мессе она встречала всех полуночников, всех праздно шатающихся людей с улицы Бери и Понтье, сидевших на урнах с бутылкой шампанского, в смокингах, совсем в духе Скотта Фицджеральда, и говорила себе: «Боже мой, они развлекаются гораздо лучше меня!» Они смеялись во все горло, говорили о том, что собираются делать днем, о лошадиных бегах и еще много о чем, а она в течение четырех часов должна была сидеть на уроке Закона Божьего! Конечно, это несправедливо! В это нелегкое время Франсуаза Куарез формируется как личность. Она делает выбор и утрачивает веру. Пребывание в монастыре дез Уазо, чтение книг Камю, Сартра, Превера и, наконец, посещение Лурда оказываются фатальными для ее веры. «Там находилось много несчастных людей, и все они ждали чуда, но чуда не произошло. Кстати, одно чудо меня бы не убедило, мне нужно было еще десяток. Я демонстративно порвала с Господом, как это и происходит обычно в моем возрасте».
Религиозные пансионы все меньше и меньше подходят ее характеру, но родители настаивают. Мать надеялась, что дочь вновь вернется к божественной идее, что было не так глупо. И потом, у детей в семье не было привычки обсуждать родительские решения. Ее пребывание в монастыре Сакре-Кер-де-Буа-Флери в Тронше, недалеко от Гренобля, было ужасным и краткосрочным. В этом частном католическом пансионе ношение сине-белой униформы обязательно, вся жизнь состоит из месс и молитв. Франсуаза чувствовала себя отвратительно, она не могла дождаться конца недели, когда отец забирал ее. Она покинула Тронше. Надзирательница монастыря Сакре-Кер-де-Буа-Флери, сестра Мари-Раймонд Вандаль, вспоминает о необычной воспитаннице: «У нее были передовые идеи. Позже, когда она опубликовала свой первый роман, я с трудом узнала ее на фотографии. Мне было любопытно увидеть роман «Здравствуй, грусть!» на полке книжного магазина, но я знаю, что это шокировало многих из моего окружения. Мы не взяли эту книгу в нашу библиотеку. Признаюсь, я ее не читала. Я дала обет послушания!»
Через несколько месяцев после Исключения мы находим Франсуазу Куарез в Виллар-де-Лан. Поскольку у нее анемия, она поправляет свое здоровье в деревне Веркор, где Дениз и Марсель Мальбо организовали в горах небольшую частную католическую школу «Клярте». В классах было не более десяти человек. А в этом году Франсуаза, Мелль Севеленж, Стефириан и Планде умещались за одним столом. Занятия скорее напоминали дискуссии. Религиозное воспитание сводилось к прослушиванию воскресной мессы. Франсуаза участвовала в этом добровольно, поскольку для нее и ее товарищей это был хороший повод совершить прогулку. Во второй половине дня, после нескольких часов свободного времени, некоторые ученики уезжали кататься на лыжах. Вечером девочки расходились по комнатам или собирались вместе, чтобы придумать какое-нибудь развлечение. Родители привезли ее сюда, потому что ей надо было поменять обстановку, и она оставалась в Веркоре лишь три месяца, с января и до Пасхи, а потом уехала в Париж готовиться к экзамену на степень бакалавра. Она была блестящей ученицей по французскому языку. Ее работа по «Дон Жуану» была великолепна. Для большей объективности это сочинение дали прочитать преподавателю коллежа «Шамполлион» из Гренобля. Он тоже оценил его высоко. По другим дисциплинам Франсуаза не выделялась и делала меньше, чем могла бы. Дениз Мальбо преподавала в школе латынь. Она вспоминала, что у Саган были средние результаты. Она не была гением, но подавала надежды. Тем не менее Дениз вспоминает, что, прочитав через несколько лет в журнале «Пари-матч», что Франсет опубликовала книгу, все были удивлены. У нее был шарм, и вообще это была особенная личность. Франсуаза была уверенная в себе, вовсе не робкая, а скорее замкнутая натура. В школе «Клярте» она произвела приятное впечатление на учеников и преподавателей.
Франсуаза отличалась очевидной непринужденностью и солидным образованием. Она обожала литературу: ей нравился сам процесс чтения, хотелось писать, у нее было тайное желание добиться известности. «Как и всем, мне хотелось быть гениальной, знаменитой, что было и нормально, и в то же время немного наивно, – рассказывает она. – Я представляла себе знаменитость как огромное круглое солнце, встающее над нами». Поскольку сестра и брат были гораздо старше ее, двенадцатилетняя Франсуаза скрашивала свое одиночество, делая наброски первого романа, действие в котором начиналось с дорожного происшествия, случившегося с героиней Люсиль Сен-Леже (которая несколькими годами позже появится в романе «Сигнал к капитуляции»). Саган написала ряд поэм под влиянием Рембо и несколько пьес для театра, которые сочла потом ужасными. «Помню, как с двенадцати лет я надоедала матери чтением своих исторических и драматических пьес до тех пор, пока она не шла спать», – со смехом признается Франсуаза Саган.
Она «прошла по самому что ни на есть классическому пути рядового читателя»[4]4
В память о лучшем // Прощай, печаль. Москва, Эксмо-Пресс, 1998. С. 343.
[Закрыть]. Лишь детская литература наводила на Саган скуку. Ее тяга к книгам совпала с периодом военного времени. В тринадцать лет девочка прочитала «Яства земные», в четырнадцать – «Взбунтовавшегося человека», «Озарения» – в шестнадцать. Эти книги оказали такое огромное влияние на нее, что она помнила всю жизнь, при каких условиях прочитала их в первый раз. С книгой Андре Жида она познакомилась в Дофине, сидя под тополем и вдыхая запах акаций. «Яства земные» – оказались первой из трех библий, написанных для меня, первой книгой, указавшей мне, кто я есть в глубине души и чем хотела, чем могла бы стать»[5]5
Там же. С. 344.
[Закрыть].
«Взбунтовавшегося человека» Камю Франсет проглотила в Клярте между двумя спусками с горы на лыжах. Что касается знакомства с творчеством Артюра Рембо, то оно началось с произведения «Пьяный корабль», изучаемого в классе, но больше всего Франсуазе запомнился цикл стихов «Озарения». Они буквально очаровали ее летом в Анде, где она была со всей семьей. Дальнейшее знакомство с книгами продолжалось в Кажарке, на чердаке дома на Тур-де-Виль. Здесь можно было найти произведения Пьера Лоти, Клода Фаре-ра, Люси Де Лярю-Мардрю, Колетт, Достоевского и Монте-ня. Только Кики могла проводить летнее послеобеденное время под сводами черепичной крыши, где жара переносилась еще тяжелее, чем на улице. Удобно устроившись в старом глубоком кресле, покрытом велюровой накидкой, она изучала содержание библиотеки: «Шабаш» Мориса Сакса, полное собрание сочинений Кокто, Сартра, Камю, Ницше, Фолкнера, поэмы Шекспира, Бенжамена Констана… Особенно ее привлекает творчество Марселя Пруста. «Я поняла, что материя, из которой соткано любое произведение, касающееся человеческого существа, совершенно неограниченна. Если бы я захотела и смогла описать зарождение или исчезновение какого-либо чувства, то пришлось бы потратить на это всю жизнь, миллионы страниц, никогда не приближаясь к поставленной цели, не касаясь самой сути и никогда не имея возможности сказать: «Мне это удалось».
Чтобы подготовиться к сдаче двух экзаменов на степень бакалавра, Франсуаза поступает на курсы Хаттемера, расположенные на улице Лондр в Париже. Это время, когда привлекательность девочек определяется количеством мотороллеров марки «Vespa», ожидавших их у дверей лицея. Это была и эпоха бесконечных дискуссий с Флоранс Маль-ро, дочерью известного писателя, с которой Франсуаза познакомилась на школьной скамье и которая останется ее лучшей подругой до начала третьего тысячелетия.
Экзамен на степень бакалавра состоял из двух частей. В первый год в июле кандидаты сдавали французский язык, иностранные языки и естественные науки, в то время как следующий год был посвящен сдаче экзаменов по философии и другим дисциплинам. Чтобы быть допущенным к устным экзаменам, надо было получить проходной балл на письменных. Студенты, провалившиеся на экзамене, имели возможность пересдать в октябре во время дополнительной сессии. Так случилось и с Франсуазой, которая каждый раз успешно сдавала французский и философию и проваливалась на устных экзаменах. «Устные экзамены проходили не так гладко. Какая промышленность развита в департаменте Вар? Я не знала. Я не смогла также произнести ни одного слова по-английски, а один раз, негодуя на свою собственную беспомощность перед экзаменатором, перешла на язык жестов, пытаясь на пальцах изобразить Макбет. Я угрожала ей кинжалом, со зловещим видом ходила вокруг кафедры, подскакивала в прыжке, перерезала горло невинным детям. Словом, делала, что могла. Преподавательница пришла в ужас и поставила мне три из двадцати баллов». По французскому языку, где она всегда одна из лучших, Франсуаза получила семнадцать баллов из двадцати, написав сочинение на довольно сложную тему «Является ли трагедия неотъемлемой частью жизни?». Так же легко она сдала и философию, с которой познакомилась на занятиях мсье Берро. Франсуаза была одной из его любимых учениц. Ему импонировали ее живость ума, особый подход к философии, можно сказать, с литературным уклоном. Ему казалось, что она отличается не столько глубиной, сколько живостью мысли. Нравственность интересовала ее куда больше, чем философия в чистом виде. Провалив июльскую сессию, Франсуаза вынуждена была проводить летние каникулы в институте Ментенон, нечто вроде подготовительных курсов для сдачи экзаменов на степень бакалавра. Здесь она встретилась со своей подругой Соланж Пинтон из Луиз-де-Беттини. Франсуаза была очень довольна. Она стала проводить время со своим старшим братом Жаком. Здесь же она сблизилась с Вероник Кампион, с которой будет дружить в течение долгих лет.
В октябре 1952 года Франсуаза наконец сдала свой второй экзамен на степень бакалавра благодаря прекрасному сочинению о Б. Паскале и тотчас записалась на подготовительные литературные курсы. Но в Сорбонне лекционные аудитории оказались настолько забиты студентами, что попасть туда было невозможно. Она не столько училась днем, сколько развлекалась ночью. Франсуаза уже почувствовала вкус к праздной жизни. Вместе с братом они бродили по улицам, заходя в бары и погребки на Сен-Жермен-де-Пре. Во второй половине дня она чаще всего курила сигареты и слушала джазовую музыку в клубе «Сен-Жермен-де-Пре», куда вела лестница с угла улиц Сен-Бенуа и Аббе. После войны хозяин заведения, Фредди Шовле, устроил здесь бар, украшенный деревянными отреставрированными качелями, привезенными из Бретани, и установил пианино. Клуб, совладельцами которого изначально были известные актеры с Сен-Жермен-де-Пре Жюльет Греко, Анн-Мари Казалис и Марк Дельниц, славился своими тематическими ночами: «Ночь невинности», «Ночь 1925 года»… Здесь собирались самые знаменитые музыканты афроамериканского происхождения: Дюк Эллингтон, Чарли Паркер, Макс Роч… Иногда Франсуаза покидала этот клуб и отправлялась в другой, под названием «Вье Коломбье», расположенный под театром с тем же названием; здесь можно было встретить Марселя Эме, Орсона Уэллса, Мартин Кароль или Фернанда Леду, которые приходили послушать Клода Лютера.
Небольшая группа – Франсуаза и Жак Куарез, Флоранс Мальро и Вероник Кампион – расширялась изо дня в день. Именно в это время в клубе «Вье Коломбье» хорошенькая девушка Анн Бодуэн, которая готовилась стать художницей, встретилась с Франсуазой. «Я познакомилась с ней в клубе, с ней была Вероник Кампион, которую все называли Веринок, – вспоминает она. – Франсуаза сразу мне очень понравилась: она была очень смешная и отличалась необыкновенной живостью мысли. В моей жизни она заняла очень важное место. Франсуаза тогда писала роман «Здравствуй, грусть!», но ничего мне об этом не рассказывала, наверное, из скромности. Мы часто бывали в одних и тех же местах и даже в Сорбонне оказались в одной аудитории. Одним словом, наш литературный факультет был синонимом праздника. Я была немного застенчива в то время. Тогда она предложила мне познакомиться с ее братом. Как-то Жак пригласил меня вместе провести вечер и угостил потрясающим пуншем с теплым молоком. Он был очень забавный, притягательный, по-мужски красивый и изысканный. У него было такое обаяние, что под него подпадали как женщины, так и мужчины».
Вплоть до своей нелепой смерти Жак Куарез оставался самым дорогим человеком для Франсуазы Саган. Это создавало проблемы многим друзьям, так как брат и сестра всегда действовали заодно. Ради Жака Франсуаза готова была пожертвовать любым мужчиной, то же самое он сделал бы и для нее.
Развлекаясь, посещая ночные клубы, Франсуаза запустила занятия на подготовительных курсах. Вероник Кампи-он по-другому объясняет эту неудачу: «Франсуаза писала книгу и думала, что все и так будет хорошо».
Итак, Саган праздновала окончание курсов со своими друзьями в доме на бульваре Малерб. Вместе с ее одноклассниками пришли Брюно Морель, Луи Нейтон, ее друзья детства, с которыми она переживала тяготы войны в Сен-Марселен, и Ноэль Дюммоляр, молодой дизайнер. «Ноэль, Брюно и я были на свадьбе в Париже, – рассказывает Луи Нейтон. – Скука была ужасная, и тогда Брюно пригласил нас пойти в гости к его знакомой. Ею оказалась Франсуаза. Было около тридцати человек, все приблизительно ее возраста и лишь немногие – постарше. Я был старше ее на десять лет, Вечеринка проходила в доме ее родителей, вот почему все было очень пристойно: пили умеренно. Она была из очень обеспеченной семьи… Мы с Франсуазой сразу понравились друг другу. Тем более что у меня были преимущества. Во мне два метра роста, я играл в регби, умел поддержать разговор, а мой отец был страховым агентом… и потом, я умел ее рассмешить, а это всегда привлекает девушек. Мы больше не расставались, к большому сожалению некоторых снобов, которые тоже были там и считали, что я несколько староват для Франсуазы. К восемнадцати или девятнадцати часам, когда праздник подходил к концу, мы тихонько улизнули от всех, сели в мой «Пежо-203» белого цвета и поехали кататься в Булонский лес. Там мы немного пофлиртовали, а потом я проводил ее до дома, стараясь не вызвать родительского гнева».
Через несколько дней Луи вернулся в Бордо, а Франсуаза осталась в Париже. Она собиралась уехать отдыхать в Оссегор, на испанское побережье. В июне-1953 года Луи получил от нее это первое письмо.
Мой дорогой Луи!
Как хорошо, что ты мне написал. С тех пор, как ты уехал, я брожу по Парижу, как неприкаянная душа. Наш последний вечер был или слишком счастливым, или слишком грустным, скорее грустным. Я вспоминаю твое лицо в легкой дымке, темные деревья и ужасные выстрелы из ружья той ночью. Мы не должны забывать друг друга. Впрочем, я об этом и не думаю. У тебя забавная прическа, почти желтые глаза, ты – красивый, твое имя – Луи, и забыть тебя невозможно.
2
ПЕРВЫЙ РОМАН САГАН
«Это незнакомое чувство, преследующее меня своей вкрадчивой тоской, я не решаюсь назвать, дать ему прекрасное и торжественное имя – грусть. Это такое всепоглощающее чувство, что я почти стыжусь его, а грусть всегда внушала мне уважение. Прежде я никогда не испытывала ее – я знала скуку, досаду, реже раскаяние. А теперь что-то раздражающее и мягкое, как шелк, обволакивает меня и отчуждает от других»[6]6
Саган Ф. Здравствуй, грусть! Москва, Прогресс, 1975. С. 17.
[Закрыть]. Так начинается роман «Здравствуй, грусть», героиня которого, Сесиль, – девушка семнадцати лет. У нее нет матери, и она проводит летние каникулы в компании отца, Реймона, и его последней возлюбленной Эльзы Макенбург. На уединенной вилле, на берегу Средиземного моря они мирно живут, пока не появляется Анна Ларсен, подруга умершей матери Сесиль. Красивая, яркая и прямолинейная, она нарушает беззаботное и фривольное существование этого трио. Анна, рассчитывая выйти замуж за Реймона, удаляет Эльзу и тотчас пытается продемонстрировать свою власть над будущей падчерицей: запирает ее в комнате и заставляет перечитывать классические литературные произведения. При этом она не одобряет легкого и чувственного романа Сесиль с юношей по имени Сириль. Сесиль восстает против насилия и продумывает хитроумную стратегию, чтобы избавиться от непрошеной гостьи. В конце концов Анне Ларсен приходится отступить, она уезжает в крайнем раздражении, что оказывается причиной трагедии. На вилле звонит телефон, и все узнают, что Анна погибла в дорожной катастрофе на пути в Эстерель. Вдали от Средиземного моря Сесиль и Реймон не заговаривают об этой трагедии. «Но иногда на рассвете, когда я еще лежу в постели, а на улицах Парижа слышен только шум машин, моя память вдруг подводит меня: передо мной встает лето и все связанные с ним воспоминания. Анна, Анна! Тихо-тихо и долго-долго я повторяю в темноте это имя. И тогда что-то захлестывает меня, и, закрыв глаза, я окликаю это что-то по имени: «Здравствуй, грусть!»[7]7
Там же. С. 94.
[Закрыть].
Франсуаза Куарез делала первые наброски этого романа, сидя в кафе Кюжа. Она тогда училась на литературном факультете. Писательница вспоминала, что, как только выдавалась свободная минута или в перерыве между интеллектуальными беседами, шла в кафе, где добродушный хозяин разрешал ей проводить сколько угодно времени, потягивая маленькими глотками безвкусный кофе. Предаваясь праздности и находясь в приподнятом настроении, она писала и бесконечно переписывала всякую чепуху. Но в конце концов ей удалось заполнить «этой чепухой» небольшую синюю тетрадь, в написанном уже начал проявляться смысл. Это были наброски романа «Здравствуй, грусть!». Потом наступило лето и вместе с ним экзамены. Франсуаза их провалила, получив крайне низкие баллы. Осенью у нее уже не будет дополнительной сессий, чтобы восстановиться, во всяком случае, продолжить учебу в аудиториях Сорбонны в ее планы не входило. В июле 1953 года она решила, что, хотя климат в Париже достаточно мягкий, лучше провести время в Оссегоре, где ее родители сняли виллу «Лойла». И она начинает думать только об отдыхе в полосатом купальнике, с распущенными волосами на испанском пляже. Франсуаза Саган регулярно писала из Оссегора письма Луи Нейтону, которого ласково называет «Дорогой». Она сообщала ему все подробности своего пребывания на каникулах: «В половине десятого я ем персик, в одиннадцать часов иду купаться, в два часа принимаюсь за чтение или играю в бридж со всей семьей, в пять часов принимаю ванну, а в семь – аперитив; я также завтракаю, обедаю и ужинаю в привычное время». Из этой переписки стало известно, что каждое утро она ждала прихода почтальона, надеясь, что он принесет ей известие о ее женихе. Но в Оссегоре Саган не задержится: отец отправлялся по делам в Париж, и она решила ехать вместе с ним. Утром 10 августа родители застали ее у лестницы с чемоданом в руках и с выражением решительности на лице. Они были удивлены и обеспокоены: неужели их дочь не боится умереть со скуки в пустом Париже? Они не знают, что она надеется встретить там Луи и планирует закончить роман «Здравствуй, грусть!». И действительно, к концу лета 1953 года книга написана, отпечатана на машинке и закрыта в шкафу в ожидании своего часа.
Пока еще не время показывать, ее издателю! Франсуаза сильно сомневается в достоинствах своего романа! Позже она признается, что даже не осмеливалась перечесть на следующий день то, что написала вчера, настолько она боялась почувствовать себя уязвленной, если это оказалось бы плохо. Она повторяла себе, что может написать гораздо лучше, и ей хотелось все бросить в корзину. Романистка-дилетантка, уже не обучающаяся на литературном факультете, не может быть настоящим писателем. А пока она тщательно исследует клубы Сен-Жермен-де-Пре, танцует, пробует виски и курит слишком много сигарет. Днем она пишет несколько новелл, которые посылает Пьеру Лазареффу, директору ежедневной газеты «Франс суар», но ответа нет. Мари Куарез оставалась единственной читательницей этих коротких историй. «Кики читана мне новеллы, которые она посылала в газеты, – рассказывала она. – Но ни одна из них не была опубликована, тем не менее я была убеждена, что у моей дочери богатое воображение». Франсуаза пыталась также писать стихи, но они навсегда оставили у нее чувство неудовлетворенности. Самая важная встреча, которая определила ее писательскую карьеру, состоялась в октябре 1953 года. Франсуаза Куарез направилась на киностудию «Биллянкур де Булонь», где режиссер Жаклин Одри экранизировала пьесу Жан-Поля Сартра «3а закрытыми дверями». Подруга Сартра и Симоны де Бовуар, Жаклин Одри сблизилась с экзистенциалистами. Однажды, гуляя по Булонскому лесу, Франсуазе удалось проникнуть на съемочную площадку, но на нее тотчас же обрушилась с гневом сама Жаклин Одри, которая велела никого туда не пускать. Но, видя простодушие молоденькой девушки, которая в панике представилась как «мамзель Никто», она сменила гнев на милость и в конце концов разрешила Франсуазе присутствовать на съемках и приходить, когда ей захочется. Вскоре режиссер и его поклонница стали довольно близкими друзьями, и Франсуаза осмелилась спросить у Жаклин ее мнение относительно своей книги «Здравствуй, грусть!» – романа, с лета забытого в ящике стола, с эпиграфом из поэмы Поля Элюара «с небольшими изменениями»:
Восхищенная стилем своей протеже, Жаклин Одри незамедлительно передала рукопись романа своей сестре Колетт, преподавательнице филологических наук в лицее Мольера, чдену редакционного комитета журнала «Там модерн». Последняя также одобрительно высказалась относительно стиля этого небольшого романа. «Больше всего меня поразило необычайное изящество ее стиля. У нее уже была своя собственная манера писать, легкая и безыскусная. Причем такое изящество предполагало необычайную ясность ума», – вспоминает Колетт Одри. Свидание назначено в баре «Бак», находящемся на одноименной улице. Колетт посоветовала молодому автору изменить развязку романа, сделать ее более неопределенной. Когда Реймон и Сесиль узнают о гибели Анны Ларсен в дорожном происшествии, они – а вместе с ними и читатель – не должны знать, был то несчастный случай или самоубийство. На прощание писательница предложила Франсуазе представить роман «Здравствуй, грусть!» сразу в два издательства: «Жюльяр» и «Плон». Начинающий автор внес изменения в концовку повествования и попросил машинистку аккуратно напечатать все сто шестьдесят страниц своего романа с исправлениями в трех экземплярах. На этот раз именно Вероник Кам-пион, которая также не осталась равнодушной к истории Сесиль, выступила в роли доброго ангела и оплатила работу машинистки – двести франков. Роман получил всеобщее одобрение. Так же как и Вероник Кампион, Флоранс Маль-ро, дочери известного писателя, он также понравился. Ее отец скажет о Франсуазе: «В ней есть не только изюминка, но и шарм». В это время Саган часто рассказывала забавную историю – правдивую или чуть приукрашенную, – что она ходила к гадалке на улице Аббе-Гру и та предсказала ей: «Вы напишете книгу, которая пересечет океан».
Она положила каждый экземпляр романа в желтый пакет и написала на них свои данные: «Франсуаза Куарез, проживает по адресу: бульвар Малерб, 167, Карно, 59–61. Родилась 21 июня 1935 года». Вместе с рекомендательным письмом от Колетт Одри 6 января 1954 года она отправила первый экземпляр рукописи в издательство «Жюльяр» на улицу Университе, 30, где ее получила Мари-Луиз Гибаль. Второй экземпляр Франсуаза отдала Мишелю Брутта, секретарю издательства «Плон» на улице Гарансьер. Она решила также попытать счастья в издательстве «Галлимар». Постоянно печатающийся в этом издательстве писатель Реймон Кено счел эту встречу неудачной, о чем сообщил в своем «Журно»: «Я удивился, почему в самом начале карьеры Саган не принесла нам свою рукопись, ведь она была подругой дочери Мальро. Однако Клод Галлимар поправил меня, сказав, что она ее приносила, но потребовала немедленного ответа, и тогда мы (то есть мадам Легль) строго ей возразили: «Что вы себе позволяете? Здесь авторы ждут ответа по три месяца». И Саган ушла со своим романом. Галлимар очень сожалел о происшедшем, наблюдая за успехом романа Саган, и никто никогда больше не обсуждал почему «Здравствуй, грусть!» не был опубликован на улице Себастьен-Ботген». В издательстве «Плон» также сожалели, что у них из рук уплыл роман, ставший бестселлером последнего десятилетия. В свою очередь, Мишель Брутта, прочитав только первую главу романа, тотчас отдал рукопись художественному директору Мишелю Деону, рецензенту издательства «Плон» и литературному обозревателю журнала «Пари-матч». Будущий академик настолько был уверен в успехе романа, что неделю спустя настоятельно рекомендовал прочесть его своему коллеге Шарлю Оренго, о чем тот узнал лишь месяц спустя. В конце концов он разрешил Франсуазе опубликовать роман, если она внесет в него некоторые изменения. Но она на это не согласилась.
Рене Жюльяр – элегантный мужчина. Его легко узнать по толстым стеклам очков в роговой оправе. Он любил женщин, казино, машины, оперу и роскошную жизнь. Ездил на престижной американской машине с шофером или летал на собственном самолете, которым сам же и управлял. Этот денди издательского дела обладал чувством риска и интуицией в делах, и это были две составляющие его успеха. В обязанности его второй жены, Жизель д’Асселли, которая работала вместе с ним, входила организация приемов в их двухэтажной квартире не реже двух раз в неделю, обычно с сентября по декабрь. Это сезон вручения литературных премий, которые оживляли деятельность книжных магазинов и популярных журналистов. Жюльяр и его супруга умело справлялись со своим делом, а с 1946 года даже вступили в конкуренцию с самыми крупными издательскими домами, в частности с Галлимаром.
Рене Жюльяр мог гордиться: его авторы получили не менее пяти премий Ренодо, три премии «Фемина», три премии «Интералье» и три Гонкуровские премии благодаря «Истории одного происшествия» Жан-Жака Готье, «Темных лесов» Жан-Луи Кюртиса и «Сильных мира сего» Мориса Дрю-она. Кроме того, он опекал такие влиятельные журналы, как «Там модерн», «Леттр нувель» и «Кайе Рено-Барро». Его издательская политика ясна. У него не было коллекции классических произведений, и он не брал уже известных авторов. Кроме того, никогда не принимал тех, кто первое свое произведение уже опубликовал в другом издательстве. Он хотел, чтобы его издательство стало домом для начинающих авторов. Жюльяр к тому же еще был очень общительным человеком: он первый создал службу по связям с общественностью, где очень успешно работала Иветт Бессис. «Я создаю рекламу, исключительно чтобы порадовать моих авторов, – говорил он, прекрасно сознавая, что положительный результат может быть достигнут только при личной беседе. – Конечно, реклама способна усилить устную пропаганду, но никогда не будет первопричиной успеха». В методику Рене Жюльяра входила главным образом публикация большого числа новых романов, которые неизменно издавались в белой обложке с зеленой каймой. Так, в период с 1945 по 1956 год он опубликовал более четырехсот новых произведений. Он проводил политику «сачка», которая заключалась в том, чтобы охватить как можно больше новых авторов и, выплатив минимальный гонорар, предоставить им шанс. Отобранные рукописи печатались, как правило, за два месяца. Это происходило в спешке, без особой подготовки. Книги выходили без обложки и в обычном формате. Изданные произведения предлагались в розницу и оптом во все книжные магазины и в то же время представлялись прессе. После этого надо было ждать реакции со стороны критиков и читателей. Если на книгу обращали внимание, с ней начинали заниматься особо, организовывая рекламу и проводя специальную торговую политику. Другие произведения были предоставлены сами себе.
