Текст книги "Голиаф"

Автор книги: Скотт Вестерфельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 9

– Сумасброд он, конечно, редкий, – заявил Алек.

Граф Фольгер задумчиво барабанил по столешнице пальцами, все так же не сводя глаз с Бовриля. Доктор Барлоу по окончании встречи отдала зверка Алеку, а он даже не стал тратить время на то, чтобы отнести его к себе в каюту, настолько чрезвычайной казалась новость. Теперь вот Фольгер и зверок пялились друг на друга (состязание, доставляющее Боврилю, судя по всему, немалое удовольствие). Алек снял тварюшку с плеча и поместил на пол.

– Мистер Тесла говорит, что проделал все это из лаборатории в Америке, – сказал он, подойдя к окну каюты, – активизировав какой-то прибор. Шесть лет назад.

– В тысяча девятьсот восьмом? – спросил Фольгер, не отводя глаз от зверка. – И все это время дожидался, чтобы поведать об этом миру?

– Русские отказывали ученому-жестянщику во въезде на территорию своей страны, – ответил Алек. – До тех пор, пока он не перешел на их сторону. Так что он лишен был возможности изучить эффект напрямую. Теперь же он своими глазами увидел, на что способно его оружие, и заявляет о своем намерении обнародовать свое изобретение.

Фольгер наконец отвел от Бовриля взгляд:

– Так зачем было испытывать оружие в месте, которое он не мог посетить?

– Мистер Тесла говорит, это была случайность, что-то вроде осечки. Он лишь хотел «устроить некий фейерверк», но не догадывался, насколько мощным окажется этот его «Голиаф». – Алек нахмурился. – Но вы-то, понятно, ничему этому не верите?

Фольгер обернулся и уставился в окно. Под «Левиафаном» проплывала зона, где разрушение выглядело уже не столь явным и повалены были лишь деревья помоложе и послабей. Хотя последствия чудовищного взрыва ощущались и здесь.

– У вас есть какое-нибудь другое объяснение тому, что здесь произошло?

Алек, медленно вздохув, подтянул к себе стул и сел:

– Конечно, нет.

– Голиаф, – сказал тихонько Бовриль.

Граф Фольгер удостоил тварюшку неодобрительным взглядом:

– А что думают дарвинисты?

Алек пожал плечами:

– Суждений мистера Теслы они не оспаривают. Во всяком случае, в глаза. Они довольны уже тем, что он принял их сторону.

– Еще бы. Этот субъект если и рехнулся, то все равно еще может козырнуть перед ними парой фокусов. А уж если говорит правду, то, глядишь, он и впрямь способен положить конец войне мановением руки.

Алек снова посмотрел в окно. Невиданный размер этого лесоповала, а также то, что Фольгер не принял абсурдное, казалось бы, заявление Теслы в штыки и даже не поднял его на смех, вызывало смутное чувство тревоги.

– Мне кажется, это недалеко от истины. А вы представьте себе после такого взрыва, скажем, Берлин.

– Нет, не Берлин, – возразил Фольгер.

– В смысле?

– Тесла серб, – заметил граф. – И на его родину напала не Германия, а наша страна.

Бремя войны надавило на плечи с новой силой.

– Вы хотите сказать, что вина в этом лежит на моей семье.

– Я-то как раз не хочу. А вот Тесла, не исключено, считает именно так. И если это его оружие в самом деле настолько разрушительно и он пустит его в ход, то от Вены останутся одни обломки.

Алек почувствовал, как пустота заполняет душу, вытесняя все другие эмоции; нечто подобное он испытывал, узнав о гибели своих родителей, только сейчас все было, пожалуй, еще серьезней.

– Да ну, бросьте. Никто не посмеет использовать такое оружие против мирного города.

– В войне не бывает ограничений, – произнес Фольгер, пристально глядя за окно.

Тут Алеку вспомнился живой летун, скормленный Теслой бойцовым медведям ради завершения эксперимента. Такой человек, похоже, не остановится ни перед чем.

– Обломки, – шепотком повторил Бовриль.

Фольгер еще раз искоса посмотрел на тварюшку, после чего повернулся к Алеку:

– Быть может, принц, это и есть ваш шанс послужить вашему народу, да еще так, как способен редко какой монарх.

– Конечно. – Алек сел, держась прямо. – Мы убедим его, что Австрия не является ему врагом. Ведь он читал обо мне в газетах и должен понимать, что я тоже стремлюсь к миру.

– Это было бы наилучшим выходом, – подытожил Фольгер. – По мы должны удостовериться в его намерениях, прежде чем он ускользнет с этого корабля.

– Он, ускользнет? Я не думаю, что мы сумеем убедить капитана взять его под арест.

– А я не об аресте. – Граф Фольгер подался вперед, опершись о расстеленную по столешнице карту Сибири. – Как близко вы находились от него на том вашем собрании? И как близко от этого человека сумеет оказаться один из нас в последующие дни?

Алек недоуменно моргнул:

– Граф, не предполагаете же вы… насилие.

– Предполагаю я, мой юный принц, единственно то, что этот человек представляет собой опасность для вашего народа. Что, если он думает отомстить за то, что Австрия совершила с его отчизной?

– Гм. Снова месть? – процедил Алек.

– В Вене проживает два миллиона ваших подданных. И вы не поднимете руку ради их спасения?

Алек сидел и не знал, что сказать. Да, действительно, с полчаса назад он стоял так близко от знаменитого изобретателя, что мог запросто всадить в него нож. Но сама эта мысль казалась неслыханным варварством.

– Он считает, что «Голиаф» способен остановить войну, – нашелся наконец Алек. – Этот человек желает мира!

– Все мы его желаем, каждый по-своему, – заметил граф Фольгер. – Вообще, существует много способов остановить войну. И некоторые из них более мирные, чем другие.

В дверь постучали.

– Мистер Шарп, – сказал Бовриль и тоненько хихикнул.

– Заходи, Дилан! – подал голос Алек. Слух у этих лори настолько совершенный, что они способны различать людей по шагам, по стуку и даже по тому, с каким звуком они вынимают кортик или саблю из ножен.

Дверь открылась, и в каюту зашел Дилан, обменявшись на входе с Фольгером холодным взглядом:

– Я так и знал, Алек, что застану тебя здесь. Как прошла встреча?

– Сведений тьма. – Алек вскользь посмотрел на Фольгера. – Я тебе все расскажу, только…

– Я сейчас, пожалуй, лучше немного посплю, – сказал Дилан. – А то всю ночь на ногах. Да еще эта вылазка с медведями, пока ты дремал.

Алек кивнул:

– Тогда Бовриль побудет у меня.

– Ладно, только ты сейчас тоже приляг, – сказал Дилан. – Ученая леди просила, чтобы мы нынче пошастали-повыясняли, что там на уме у мистера Теслы.

– Пошастали, – мгновенно оценил словцо Бовриль.

– Прекрасная мысль, – одобрил Алек. – А то еще неизвестно, что он занес на борт.

– Ну, так увидимся, как стемнеет. – Дилан едва заметно кивнул Фольгеру: – Ваше графское.

Вильдграф в ответ тоже кивнул.

Как только закрылась дверь, Бовриль чуть заметно поежился.

– У вас двоих что, произошла какая-то размолвка? – задал вопрос Алек.

– Размолвка? – Фольгер хмыкнул. – По-моему, нас изначально нельзя было назвать друзьями.

– Изначально? Значит, вы действительно в ссоре. – Алек сухо усмехнулся. – Так что же произошло? Дилан начал брать верх в ваших занятиях по фехтованию?

Вместо ответа ландграф поднялся из-за стола и стал расхаживать по помещению. Алек уже не улыбался: он вспомнил тему их прерванного разговора. Но заговорив, наконец, Фольгер резко сменил тему:

– Алек. Насколько для вас важен этот паренек?

– Мне кажется, граф, еще минуту назад вы предлагали мне план хладнокровного убийства. А теперь вдруг переключились на Дилана?

– Вы уклоняетесь от ответа на мой вопрос?

– Нет, отчего же. – Алек пожал плечами: – Мне кажется, Дилан прекрасный солдат и друг. Я бы добавил, еще и хороший союзник. Ведь это он помог мне попасть на ту сегодняшнюю встречу. Без него мы бы тут с вами сидели и не имели ни малейшего представления о том, что происходит на этом корабле.

– Союзник, значит. – Фольгер снова сел, опустив взгляд на расстеленную по столу карту. – Что ж, пусть так. Значит, Тесла утверждает, что может выпалить из этого своего оружия по любой точке земного шара?

– Что-то я сегодня, граф, не поспеваю за ходом ваших мыслей. Хотя да, он утверждает, что способен поражать цели на любом расстоянии.

– Но откуда у него такая уверенность, если тот первый эпизод произошел, по сути, случайно?

Алек вздохнул, пытаясь мысленно вернуться к встрече. Тесла распространялся насчет этого достаточно подробно. Несмотря на разглагольствования о тайне, хранитель секретов из ученого был никудышный.

– Он работал над этой проблемой шесть лет, с той самой случайной осечки. Из газет он знал, что в сибирской глуши что-то произошло, нечто чрезвычайное. И вот теперь, вымерив точный эпицентр взрыва, он может соответственно откорректировать свои расчеты.

Фольгер кивнул:

– Стало быть, устройство, которое вы собрали вместе с Клоппом, предназначается для поиска эпицентра взрыва?

– Э-э… с чего вы взяли? Вообще-то Клопп говорит, что это металлический детектор.

– А когда приземляется снаряд, то разве после него не остается следов металла?

– Да нет, здесь речь идет совсем о другом. – Алек напрягся, пытаясь вспомнить, как изобретатель характеризовал свое детище. – «Голиаф» – это что-то вроде пушки Теслы. Точнее, он соотносится с земным магнитным полем. Через атмосферу он способен накапливать и делать выброс планетарной энергии буквально по всему свету. Что-то вроде северного сияния, только в миллионы раз мощнее. Как он это описывал, в момент подобного выхлопа воспламеняется сам воздух!

– Я вижу, – подавленно вздохнул Фольгер. – Точнее наоборот, не вижу в упор. Безумие какое-то, в чистом виде.

– Кто бы спорил, – согласился Алек, невольно при этом расслабляясь. Все-таки убивать ученого сумасброда лишь для того, чтобы пресечь поток его воображения, затея сама по себе абсурдная. – Я спрошу у Клоппа, какого он об этом мнения. Да и доктор Барлоу имеет на этот счет свои соображения, в этом сомнения нет.

– Сомнения нет, – глубокомысленно согласился Бовриль.

– И это все, на что способна эта диковина? – махнул рукой на зверка граф. – Повторять слова наобум?

– Наобум, – словно подтвердил Бовриль, хихикнув.

Алек нагнулся погладить мех сидящей на полу тварюшки.

– Я тоже так поначалу считал. Хотя доктор Барлоу полагает, что этот зверок очень даже, – тут он ввернул мудреное словцо, – прозорливо-проницательный. И временами действительно выдает толковые предложения.

– Ну да, – буркнул Фольгер. – Даже остановившиеся часы дважды в сутки показывают правильное время. Хотя ясно как день, что эти существа были всего лишь поводом для догляда по Стамбулу и его окрестностям. Настоящей же целью дарвинистов было не иначе как запустить в пролив своего «Бегемота».

Алек поднял тварюшку себе на плечо. Помнится, в Стамбуле он и сам так думал. Но теперь помнилось и то, как нынче под утро в грузовом трюме Бовриль позаимствовал у ученой леди медальон, с тем чтобы показать принцип работы загадочного устройства. А это, извините, уже не наобум.

Впрочем, говорить это вслух Алек не стал. К чему озадачивать вильдграфа еще сильнее.

– Устройство «Голиафа» я, вероятно, не вполне понимаю, – сказал он вместо этого. – Но еще менее я понимаю, зачем дарвинисты плодят этих своих фабрикатов.

– А вот это и впрямь прозорливо сказано, – одобрил Фольгер. – Вот на этом и стойте. Вы наследник австрийского трона, а не какой-нибудь там смотритель зоосада. Я еще поговорю обо всем этом с Клоппом. А пока, думаю, вам имеет смысл внять совету Дилана и поспать до вечера.

Алек вопросительно выгнул бровь:

– Ага. Значит, вы все-таки не возражаете против моего шастанья с простолюдином?

– Если то, о чем говорит Тесла, правда, то вашей империи грозит огромная опасность. А потому ваш долг разузнать все, что только возможно. – Граф Фольгер поднял на своего воспитанника глаза, полные истовости и одновременно почтительного смирения. – И, кроме того, ваше ясновельможное высочество, иногда шастанье в темноте может оказаться донельзя просвещающим.

Направляясь обратно в каюту, Алек вновь ощутил последствия прошлой бессонной ночи. Верный лори крепко сидел у него на плече, а в голове бессвязно кружили мысли: картина палого леса под кораблем; опасение, что ученый безумец может погубить Австро-Венгерскую империю; жутковатая возможность того, что для ее спасения ему, Алеку, придется, как какому-нибудь головорезу, взяться за нож. Уже упав на койку, он ощутил под собой газету Фольгера и, вынув ее, машинально взялся читать статью о своем друге.

Фольгер сегодня был такой странный, постоянно шарахался от одной темы к другой – от оружия Теслы к Дилану. О чем-то они меж собой повздорили, хотя о чем именно?

Алек разглядывал фотографию Дилана, висящего на хоботе «Неустрашимого». Вильдграф, разумеется, этот репортаж тоже читал. Все газеты, что приносила ему доктор Барлоу, он прочитывал от корки до корки.

– Видимо, Фольгер, вы знаете что-то такое, чего вам знать не следует, разве не так? – сказал Алек негромко. – Потому-то вы с Диланом нынче и на ножах.

– На ножах, – повторил задумчиво Бовриль, прежде чем сползти с плеча Алека на кровать.

Алек поглядел на зверка, снова вспоминая то, что происходило в грузовом отсеке. Тварюшка всю ночь просидела на плече у Клоппа, исправно слушая, пробуя на вкус такие слова, как «магнетизм», «электрика» и прочее. А затем вот так запросто стянула с доктора Барлоу ожерелье и продемонстрировала принцип работы того странного устройства.

Вот как работает проницательность этого создания. Вначале оно слушает, вникает, а затем р-раз и выдает все в стройной системной совокупности. Надо же, как занятно.

Алек перелистнул газету обратно на первую страницу и начал читать вслух. Время от времени Бовриль рядом подавал голосок, радостно повторяя новые для него слова, что-то усваивая.

– …отвага определенно течет в его жилах, ведь он и сам племянник бестрепетного воздухоплавателя, некоего Артемиса Шарпа, всего несколько лет назад погибшего при трагическом пожаре аэростата. Шарп-старший был посмертно представлен к награде, Кресту воздушной доблести, за спасение своей дочери Дэрин от беспощадного пламени разрушительного пожара…

Алек сел. Сон как рукой сняло. Что? Дочери, Дэрин?

– Тоже мне, репортеры, – сказал он со вздохом.

Удивительно, как эти писаки перевирают элементарные, казалось бы, факты. Скажем, он сам несколько раз объяснял Малоне, что Фердинанд – это второе, или среднее, имя его, Алека, отца. Так нет же, надо было в нескольких местах непременно указать на него как на «Александра Фердинанда», как будто это была его фамилия!

– Своей дочери Дэрин, – повторил Бовриль.

Однако что это за безалаберность, менять юношу на девушку? И откуда взялось это нетипичное, в общем-то, имя, Дэрин? Быть может, Малоне специально указал из родни Дилана кого-то не того, чтобы скрыть факт поступления в воздушный флот сразу двух братьев? Но Дилан сам сказал, что это все неправда, ведь так?

Получается, эта самая Дэрин имеет некое отношение к тому истинному семейному секрету, который так упорно не желает разглашать Дилан.

У Алека отчего-то закружилась голова; подумалось, а не отбросить ли эту газету к чертям и заснуть, обо всем забыв из уважения к желаниям Дилана. Да, надо бы заснуть. Но вместо этого он прочел еще абзац:

«По следам этого трагического происшествия лондонский „Дейли телеграф“ писал: „И когда пламя с ревом объяло купол аэростата, отец сбросил свою дочь в крохотной гондоле и, спасая ей жизнь, таким образом предрешил свою участь. Как славно и достойно, что в рядах наших братьев по ту сторону Атлантики есть такие храбрецы, как Шарп, беззаветно служащие в воздушном флоте во время этой ужасной войны…“»

– Предрешил свою участь, – печально повторил Бовриль.

Алек кивнул. Значит, ошибку два года назад допустила британская газета, а Малоне ее просто скопировал. Вон оно что. Тогда все понятно. Но как «Дейли телеграф» мог сделать такую нелепую ошибку?

Тут Алек похолодел. А что, если на самом деле это была Дэрин, а Дилан обо всем просто наврал? Наблюдал за происшествием со стороны, а затем поставил себя на место сестры? От такой непростительной по нелепости мысли Алек прикусил губу. Кому взбредет в голову приукрашивать рассказ о смерти собственного отца? Нет, это просто ошибка.

Но тогда почему Дилан солгал воздушной службе о том, кем был его отец?

Странное, подобное глухой панике ощущение. Видимо, сказывается утомление, а еще эта вздорная, странная ошибка болтуна-репортера. Но как тогда можно верить вообще всему, что читаешь, когда газеты способны так извращать реальность? Ощущение подчас такое, будто весь мир зиждется на лжи.

Он лег, заставив себя закрыть глаза и умеряя гулко стучащее сердце. Какая, в сущности, разница, как произошла та трагедия несколько лет назад? Кому теперь до этого дело? Дилан видел гибель своего отца, и сердце его из-за этого по-прежнему не на месте, это можно сказать с уверенностью. Может, парень сам точно не знает, что именно произошло в тот ужасный день.

Тянулись долгие минуты, но сон не шел. Наконец Алек открыл глаза и поглядел на Бовриля:

– Ну вот, дружок, теперь у тебя все факты.

Зверок лишь пристально смотрел и хранил молчание.

Алек подождал немного и тяжело вздохнул:

– Видно, ты мне в этом деле не помощник? И правда, куда уж тебе.

Он скинул ботинки и вновь закрыл глаза; голова по-прежнему шла кругом.

Так хотелось забыться, просто отдохнуть перед пресловутым ночным шастаньем. Но сон никак не шел в тяжелую от бессонницы голову. Затем к голове подобрался Бовриль, ища себе тепло и защиту от поддувающего сквозь раму сквозняка.

– Мистер Дэрин Шарп, – прошептал он Алеку на ухо.

ГЛАВА 10

Тацца навострил уши и натянул поводок, волоча Дэрин вперед, в темноту прохода. Впереди из сумрака вырисовывался странный двухголовый силуэт.

– Мистер Шарп, – послышался знакомый голосок, и Дэрин улыбнулась. Это был всего лишь Бовриль на плече у Алека. При их приближении Тацца присел на задние лапы и подпрыгивал от радостного волнения. Бовриль свое расположение выказал хихиканьем. Однако у Алека вид был невеселый. На Дэрин он смотрел запавшими глазами.

– Ты что, не спал? – спросила она.

– Да так, не особо, – вяло откликнулся он, наклоняясь потрепать по загривку сумчатого волка. – Я заглядывал к тебе в каюту. А Ньюкирк сказал, что ты здесь.

– Да, у Таццы это любимое место для прогулок, – сказала Дэрин. Желудочный тракт громадного летуна был местом, где сходилась вся органическая материя корабля, перерабатываясь и разделяясь на энергообразующие сахара, водород и отходы. – Видно, ему здесь нравятся запахи.

– Мистеру Ньюкирку здесь было вполне уютно, – заметил Алек.

Дэрин вздохнула:

– Теперь здесь и его каюта. Несколько следующих дней у нас будет нехватка коек. Но даже это лучше, чем то время, когда нас, гардемаринов, было по трое на одну каюту.

Алек нахмурился, взгляд его снова остановился на Дэрин. Даже в слабом освещении светляков в брюхе летуна было видно, насколько бледное у него лицо.

– Алек, ты в порядке? Вид у тебя такой, будто ты повстречался с привидением.

– Да так, голова чего-то кружится.

– Похоже, что не только у тебя. После той встречи с ученым жестянщиком офицеры мечутся как сверчки в коробке. Что он там, этот Тесла, вам наговорил?

Алек на секунду смолк, все еще странно на нее поглядывая:

– Говорит, что этот лес повалил он сам. У него в Америке есть какое-то оружие, называется «Голиаф». Гораздо мощнее того, что мы уничтожили в Стамбуле, и что он хочет им остановить войну.

– Он сказал, ч-чего… ч-чем хочет сделать? – заикаясь, переспросила Дэрин.

– Ну, это такая штука вроде пушки Теслы, которая, он говорит, способна воспламенять воздух в любой точке планеты. И теперь, когда он своими глазами убедился, на что она способна, он хочет ее использовать для принуждения жестянщиков к миру. В смысле сдаться.

Дэрин растерянно моргнула. Паренек произнес все это так спокойно, будто зачитывал расписание нарядов на день. При этом сказанное им явно не вписывалось ни в какие рамки разумного.

– Сдаться, – солидарно сказал Бовриль, – мистер Шарп.

– Так это все сделало то чертово оружие?

Дэрин со всей отчетливостью вспомнилась ночь сражения с «Гебеном», германским броненосцем, когда молния из пушки Теслы пронеслась по обшивке «Левиафана», угрожая спалить весь корабль – зрелище, что и говорить, ужасающее, но все равно это мушиный пук в сравнении немыслимым разрушением здесь, в Сибири.

Голова пошла кругом – не то от новости, не то от того, что этим вечером не выдавали ужин, а может, и того и другого вместе. Тацца, голодно поскуливая, ткнулся влажным носом в ладонь.

– Неудивительно, что ты не мог заснуть, – сказала Дэрин.

– Отчасти. – Алек снова посмотрел ей в глаза. – Хотя, понятно, это могло быть и вранье. Никогда нельзя понять, насколько люди привирают.

– Ну да, или когда несут чушь. Неудивительно, что ученая леди велела нам нынче ночью пошастать. – Дэрин потянула волка за поводок: – Пойдем, зверушка. Пора тебе домой, в каюту.

– Нам бы не мешало взять с собой лори, – сказал Алек. – Он с недавних пор проявляет завидную проницательность.

– Мистер Шарп, – пискнул Бовриль, вызвав укоризненный взгляд Дэрин.

– Что ж, ладно, – согласилась она. – Будем надеяться, он знает, когда следует заткнуться.

– Чш-ш, – отреагировал лори.

Нижние палубы были полны храпящего люда. Быть может, на «Левиафане» для гостей не было в достатке коек, но места в пустых хранилищах было вполне достаточно. Русские, за исключением своего капитана, ютились здесь всем скопом как сельди в бочке. Хотя, судя по всему, их это вполне устраивало: как-никак первая спокойная ночь за несколько недель сна под убаюкиванье голодных бойцовых медведей. По нижним палубам гулял сквозняк, и люди по-прежнему были закутаны в свои меха. Проходя мимо, Дэрин не заметила блеска наблюдающих глаз. Бовриль на плече у Алека тихонько изображал похрапывание, дыхание и шум полета. В хвостовой части корабля они подошли к запертой, окованной железом двери. Здесь Дэрин вынула ключи, которые ей нынче выдала доктор Барлоу. Дверь открылась на бесшумных шарнирах, и они с Алеком скользнули внутрь.

– Дашь света, высочество? – обратилась она шепотом. Пока Алек возился с командным свистком, Дэрин заперла изнутри дверь. В темноте послышался негромкий сигнал, а следом звуковое сопровождение Бовриля. Вокруг замерло зеленоватое свечение светляков. Это было самое небольшое из хранилищ воздушного корабля, единственное с массивной дверью. Здесь хранились спирт и винные запасы офицеров, а также другой особо ценный груз. В данный момент помещение пустовало; исключение составляли капитанская сейфовая ячейка и то странное магнетическое устройство.

– Так экипаж все же оставил эту машину? – спросил Алек. – Даже повыбрасывав все деликатесы?

– Ну, а как. Ученой леди, правда, пришлось потопать ногами, чтобы выбросили спиртное. Она голова! Все просчитывает наперед.

– Голова наперед, – не преминул хохотнуть Бовриль.

Алека словно озарило:

– Ну, конечно же! Это устройство и предназначено для поиска того, что рассчитывал найти Тесла!

– Ага. И он его уже нашел! Капитан Егоров сказал, что люди Теслы что-то такое выкопали из земли несколько дней назад. И что бы они там ни отыскали, как раз сейчас оно находится на борту «Левиафана»! – Дэрин посмотрела на устройство. – А он, этот изобретатель, обеспечил нас возможностью выяснить, где же именно оно находится.

Алек уже радостно улыбался, положив руки на рычаги машины.

В этом он весь. Дай Алеку умную схему и устройство жестянщиков, и он уже на небесах от счастья. Ну и хорошо, что он, наконец, приободрился, а не ошивается по кораблю с таким видом, будто завтра конец света.

– Здесь стены сплошные, – сказала Дэрин. – Так что русские не услышат, если ты ее включишь.

Алек постукал по одному из дисков, после чего щелкнул тумблером. Машина ожила, заполнив каморку негромким гудением. Замерцали три стеклянные сферы с трепетными прожилками крохотных молний в каждой. Электричество, казалось, удивленно моргнуло, но затем стабилизировалось.

Дэрин, подавшись ближе, ругнулась:

– Глянь-ка, то же самое, что и утром: две указывают вверх, а одна назад. Снова ухватывает моторы.

– Айн момент, – сказал Алек.

Дэрин наблюдала, как он возится с элегантными рычагами управления. Все части машины были как будто ручной выделки – больше под стать оборудованию «Левиафана», чем бездушной машине жестянщиков. Вспомнилось бурчание Клоппа насчет излишней вычурности тогда, при сборке.

– Вид такой, будто она создана для такого корабля, как наш, – невольно заметила Дэрин.

– Мистер Тесла какое-то время жил в Америке, – кивнув, сказал Алек. – А там сложно избежать дарвинистского влияния.

– Да. Бедняга. Как он, наверное, мечтал, чтобы она выглядела поуродливей.

– Ну вот, – воскликнул Алек, – она что-то такое уловила!

Прожилки молний на мгновенье истаяли, но затем вострепетали с новой силой. Все три теперь указывали в одном направлении: вверх и в сторону носа.

– Там у нас офицерские каюты, – нахмурилась Дэрин, – а может, капитанский мостик. Они не могут так реагировать на металл в корабельных инструментах?

– Возможно. Придется на всякий случай произвести триангуляцию.

– В смысле, ты хочешь этот агрегат подвинуть?

Алек пожал плечами:

– Ну, да. В конце концов, он же переносной.

– Так-то оно так, но не забывай, что мы должны действовать тайно, а не вальсировать с этой шумной приладой, которая к тому же искрит в темноте.

– Искрит! – констатировал Бовриль и начал изображать гудение машины.

– Ну, я могу ток немного прибрать, – сказал Алек и повозился с рукоятками. Стеклянные сферы слегка потускнели. – Так годится?

– Все еще, черт бы его побрал, громковато, – ответила Дэрин, но деваться было некуда. Если идти только в одном направлении, то им придется обшаривать добрую четверть корабля. – А ты тихо, зверок! Чш!

– Чш-ш, – прошептал Бовриль, и спустя секунду звук в каморке начал меняться. Гудение сделалось как будто тише и отдаленней, словно машину уносили куда-нибудь вдаль по длинному коридору. Хотя при этом она находилась здесь, непосредственно перед Дэрин.

– Это ты так сделал? – спросила Дэрин Алека.

Молодой человек качнул головой, держа на отлете руку: дескать, тише. Он обернулся поглядеть на проницательного лори у себя на плече. Дэрин прищурилась в зеленоватом сумраке и вскоре кое-что заметила. Всякий раз, когда Бовриль делал паузу, чтобы отдышаться, гудение устройства на секунду прибавляло в громкости, а затем снова шло на убыль.

– Это Бовриль так делает? – спросила она.

Алек, прикрыв глаза, приложил руку к уху:

– Почему-то зверок своим завыванием заставляет машину сбавлять громкость. Два звука как будто борются друг с другом.

– Но как такое может быть?

– Понятия не имею, – ответил Алек, открывая глаза.

– Тогда, видимо, это вопрос к нашей ученой леди. – Дэрин взялась за одну из ручек машины. – А нам разведку проводить надо.

Устройство для двоих оказалось достаточно легким, однако уже в грузовом отсеке Дэрин поняла, что не все так просто. Среди спящих вповалку на полу тел свободной была лишь узкая извилистая полоска, все равно что каменная стежка среди сплошного ковра из терний.

Алек двинулся первым, медленными выверенными шагами. Дэрин пошла следом; ладони на скользких металлических ручках внезапно вспотели. Не сомневаться можно было лишь в одном: если устройство невзначай выскользнет, то тот, на кого оно приземлится, неминуемо поднимет шум.

Гудение машины здесь оказалось даже более тихим, приглушаемое скученностью тел и голосовыми фокусами Бовриля. Тот же звук, что оставался, гасился шелестом ветра, скользящего встречным потоком по гондоле корабля. На их с Алеком пути к носовой части «Левиафана» молнийки в стеклянных сферах постепенно смещались, пока не начали указывать непосредственно вверх. Дэрин вгляделась в потолок, припоминая планы палуб, которые сама сколько уже раз копировала из «Руководства по аэронавтике». Палубой выше находились офицерские ванные, а еще выше…

– Ну, конечно, – прошипела она. Над ванными располагалась лаборатория доктора Баска, которую глава по науке уступил под каюту мистеру Тесле. Осознание застало ее как раз в момент очередного шага, как раз когда Алек переступал через спящего русского. Дэрин запоздало почувствовала, как прохладный металл выскальзывает из рук…

Ступню она выставила вовремя: задний край аппарата приземлился на нее со всеми соответствующими неприятными последствиями. Дэрин, как могла, подавила крик, с трудом выровняв устройство, прежде чем оно рухнуло на спящего русского. Алек, обернувшись, бросил на нее вопросительный взгляд.

Дэрин дернула подбородком в сторону хранилища, боясь открыть рот, чтобы сдавленный крик боли не вырвался наружу. Алек поглядел на стеклянные сферы, затем на потолок и понимающе кивнул. Он выровнял машину, после чего потянулся и выключил ее.

Путь назад оказался еще тернистей. На этот раз впереди шла (точнее, влачилась) Дэрин со ступней, пульсирующей от боли, медленно и с трудом переступая через лежащих вповалку русских. Но машина, наконец, все же снова оказалась в каморке и была надежно там заперта. На обратном пути через грузовой отсек Дэрин искоса поглядывала на спящих. Никто из них не пошевелился, и, несмотря на пульсацию боли в ноге, она ощутила некоторое облегчение. Однако когда они поднимались по центральной лестнице, Бовриль на плече у Алека пошевелился и воспроизвел какой-то тихий звук, подозрительно напоминающий перешептывание в темноте.