Текст книги "Голиаф"

Автор книги: Скотт Вестерфельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 41

В своей бесконечной мудрости Адмиралтейство представило Алека к медали за отвагу в воздухе в тот самый день, когда Соединенные Штаты вступили в войну.

Выбор времени показался Дэрин подозрительным, ну и само собой, медаль была не за что-нибудь действительно стоящее, как, скажем, отключение оружия Теслы ради спасения «Левиафана». Вовсе нет: Алек был награжден за то, что ползал во время шторма по хребтине корабля и шмякнулся со всей дури башкой (вот уж и вправду заслуга выше всех похвал). Словом, Адмиралтейство, как всегда, проявило себя во всей красе. Но это, по крайней мере, означало, что «Левиафан» теперь направляется обратно в Нью-Йорк, и они с Алеком еще раз напоследок свидятся. После боя на Лонг-Айленде с германскими шагоходами-амфибиями воздушный корабль был приглашен не иначе как в Вашингтон. Там капитану и корабельным офицерам предстояло дать показания перед Конгрессом, члены которого дискутировали, как прокомментировать эту вопиющую атаку на американской земле. Не обошлось без дебатов, согласований и компромиссов, но в итоге было решено, что Германия зашла слишком далеко, так что политики и от дарвинистов и от жестянщиков выступили единым фронтом за вступление в войну. Молодые же люди уже штурмовали призывные участки, чтобы идти громить кайзера. Так что, когда «Левиафан» держал курс на север, улицы внизу утопали во флагах и цветах; гремели пламенные речи, а мальчишки-газетчики взахлеб, с птичьим задором кричали: «Война! Война!»

* * *

Дэрин находилась на мостике, когда из Лондона прибыло второе послание, на сей раз под грифом «Совершенно секретно». Самочувствие уже позволяло Дэрин обходиться без трости, но карабкаться по тросам она еще не отважилась. Все это время она помогала офицерам и доктору Барлоу. Торчать безвылазно в гондоле ужасно прискучило, зато обязанности по мостику учили Дэрин азам командного управления «Левиафаном» (что, бесспорно, пригодится на случай, если доведется когда-нибудь самой командовать воздушным кораблем). Курьерский орел прибыл как раз тогда, когда в поле зрения очертились небоскребы Нью-Йорка, и именно в тот день, когда Алека ждало вручение медали. Орел промелькнул мимо окон мостика, заложив вираж к птичьему карману на правом борту. Буквально через минуту доложил вахтенный офицер:

– Доктору Барлоу лично в руки, сэр.

Капитан повернулся к Дэрин и кивнул. Она козырнула, вслед за чем отправилась к каюте ученой леди с посыльной трубкой в руке. Трубка слегка побрякивала.

На стук в дверь завыл Тацца, что Дэрин истолковала как разрешение войти.

– Добрый день, мэм. Вам депеша из Лондона. От некоего, – она прищурилась на маркировку трубки, – Пэ Эс Митчелла.

Ученая леди подняла глаза от книги:

– Ну, наконец-то. Прошу вас, вскрывайте.

– Тысяча извинений, мэм, но там указано: «Совершенно секретно».

– Ну, так тем более. Вы как раз зарекомендовали себя умелым хранителем секретов. Вскрывайте же.

– Секретов! – ехидно хихикнул лори.

– Слушаю, мэм.

Дэрин, сорвав пломбу, развинтила посыльную трубку. Она содержала листок папиросной бумаги, изящно обернутой вокруг фетрового мешочка с чем-то маленьким и твердым внутри.

Развернув бумагу, Дэрин вслух прочла:

«Дорогая Нора, как ты и предполагала: железо и никель с частицами кобальта, фосфора и серы. Образование стопроцентно естественное». И подпись: « С приветом, Питер».

– Как я и думала, – вздохнула ученая леди. – Хотя спасать его уже поздно.

– Спасать кого? – удивилась вначале Дэрин, а затем поняла очевидное: единственный, кто с некоторых пор нуждался в спасении, это Никола Тесла. Никто так толком и не узнал, что же произошло в ту ночь, когда его не стало. Досконально было ясно одно: каким-то образом великого изобретателя убил током сам «Голиаф» – машина, по удачному стечению обстоятельств выведенная из строя германскими снарядами и общим хаосом сражения.

Дэрин перевернула фетровый мешочек себе на ладонь, и вот он, тут как тут: малюсенький кусочек, что она отхватила от предмета под кроватью Теслы.

– Так это насчет камня того ученого сумасброда? – Она еще раз заглянула в письмо. – Никель, кобальт и сера? Что все это означает?

– Метеорность, – сказал лори.

Дэрин воззрилась на зверка. Это слово, кажется, где-то ей встречалось в «Руководстве по аэронавтике» (не в главе по натурфилософии, нет?), но как его ни крути, что-то не вписывалось.

– Это означает, мистер Шарп, – доктор Барлоу пожала плечами, – что Тесла был мошенником. Или сумасшедшим: похоже, он и в самом деле считал, что способен разрушить Берлин.

– Вы что, хотите сказать, «Голиаф» бы не сработал? – спросила Дэрин громко, но неуверенно. – А как же, как ее… Сибирь?

Доктор Барлоу кивком указала Дэрин на руку:

– В Сибири камень упал с неба.

– Вот такусенький камешек, и понаделал таких дел?

– Будем точнее в формулировках: не камешек, а метеор. И не маленький, а гигантская глыба железа, летящая со скоростью многих, многих тысяч миль, и даже не в час. То, что нашел мистер Тесла, это лишь крохотная частица целого. – Доктор Барлоу отложила книгу. – Думаю, он испытывал свою машину примерно в то же время, когда упал метеор, и вбил себе в голову, что действительно владеет космической мощью. Что и говорить, на него это похоже.

Дэрин оглядела крохотный кусочек железа у себя на ладони.

– Помните, он послал сам себе металлодетектор? Значит, он разыскивал железо. Так он, наверное, знал, что это был метеор!

– Главная часть безумия состоит в сокрытии правды от себя самого. Или, возможно, Тесла воображал, что его машина способна вызывать огонь с неба. – Доктор Барлоу взяла на ладонь камешек для более близкого осмотра. – В любом из случаев, то, что произошло в Тунгуске, было не более чем случайностью. Так сказать, космическая шутка.

Дэрин скептически повела головой, вспоминая бесконечные мили поваленных во все стороны деревьев. Как-то не укладывалось, чтобы простая случайность могла послужить причиной таких чудовищных разрушений.

– А потому кажется особенно уместным, – с печальной улыбкой сказала ученая леди, – что Голиаф был сражен одним лишь камнем.

– Но ведь машина Теслы способна менять цвет неба. Сам лорд Черчилль это видел!

Ученая леди на это откровенно рассмеялась:

– Да, Тесла в самом деле заставлял небо менять цвет. Но вдумайтесь: на рассвете! Не такой уж хитрый трюк, особенно перед легковерной аудиторией. Или же «Голиаф» действительно мог изменять атмосферные условия. Но все равно это далеко от способности разрушить город, мистер Шарп.

– Легковерный, – хихикнул лори.

– Вы хотите сказать, что всё это яйца выеденного не стоило? Всё, что мы делали; всё, что Алек…

Дэрин прикрыла глаза. Алек оказался обманут, по-глупому, чего она так всегда боялась.

– Интересный нюанс, мистер Шарп. Если метеор падает в лесу и никто этого не замечает, кладет ли это конец войне? – Доктор Барлоу с медленным изяществом протянула камень обратно. – Германцы в «Голиаф» уверовали и в своей вере подтолкнули Соединенные Штаты принять нашу сторону. Так что получается, тот упавший камень так или иначе посодействовал миру.

Черный кусочек железа на ладони у Дэрин показался вдруг запредельно нездешним, загадочным. А ведь он и правда посланец из каких-то иных миров, разве нет? Она аккуратно упрятала его обратно в мешочек, свернула письмецо, сунула и то и другое в трубку, а трубку, шагнув, поместила на стол ученой леди.

– Но ведь это, мэм, я полагаю, останется в полном секрете?

– Непременно, – заверила доктор Барлоу. – А пока идет восстановление «Голиафа», Зоологическое Общество будет скрывать правду с особенной бдительностью. Правительство его величества и то не должно знать.

Дэрин вдруг помрачнела:

– А как теперь быть Алеку? Ведь он по-прежнему собирает средства в Фонд Теслы.

– Ремонтные работы на «Голиафе» заставят германцев пошевелиться с заключением мира. А вот рассказывать обо всем Алеку, – строго взглянула доктор Барлоу, – было бы ошибкой.

– Но ведь он не марионетка, доктор! Вы можете себе представить, что он сейчас ощущает? Он-то думал, война вот-вот закончится!

– Ну, так тем более, – сказала ученая леди. – Зачем еще и усугублять положение тем, что Тесла держал его за дурачка? Думаете, ему от этого откровения станет легче?

Дэрин хотела было возразить, но сообразила: а ведь ученая леди по-своему права. Алека буквально сокрушит осознание того, что все его предначертания надуманны – сплошная игра воображения, не более чем комичное происшествие.

– Но Алек-то думает, это его вина в том, что война все еще идет, а он, по сути, воспрепятствовал наступлению мира, когда со смертью Теслы отключил его машину!

– Никакой его вины, Дэрин, в этом нет, – томно отмахнулась ученая леди. – И война когда-нибудь да закончится. С войнами всегда так.

* * *

Медаль Алеку пришпиливали в грузовом отсеке, на глазах у половины экипажа, стоящего навытяжку в парадной форме. Капитан Хоббс торжественно зачитывал правильные слова, а орава репортеров щелкала затворами фотоаппаратов, в том числе и некая гнида из «Нью-Йорк уорлд». Клопп, Бауэр и Хоффман стояли в свежевыглаженном штатском, а вильдграф Фольгер красовался в своем кавалерийском мундире. Присутствовало далее несколько сотрудников австро-венгерского посольства (следили, должно быть, кто из них проспорит, если Алек вдруг возьмет и вправду унаследует трон).

Дэрин во время церемонии умудрялась не закатывать глаза, даже когда капитан взволнованно заговорил о серьезных ранах, полученных Алеком при исполнении долга.

– Да башкой он шмякнулся, только и всего, – пробормотала она.

– Извините, что? – донесся из-за спины взволнованный шепот, и, обернувшись, Дэрин увидела Аделу Роджерс, ту Херстову репортершу.

– Ничего.

– Нет-нет, вы что-то сказали. – Мисс Роджерс подалась чуть ближе. – Начальник перезвонов никогда не говорит просто так.

Дэрин прикусила губу; так и подмывало втолковать наконец этой фифе, что она не начальник перезвонов, а младший офицер, к тому же представленный к награде. Да еще и без пяти минут тайный агент этого, как его, ч-черт… Зоологического Общества Лондона!

Однако пришлось лишь обернуться и тихонько сказать:

– Просто заслуги у него куда заметнее, только и всего.

– Возможно, насчет этого вы правы. Я ведь там была в ту ночь, когда погиб мистер Тесла. – Дэрин лишь вопросительно взглянула на репортершу – дескать, ну-ка выкладывай.

– На момент, когда мы с его высочеством прощались, – сказала леди-репортер, – он был крайне решительно настроен остановить мистера Теслу.

– Алек в ту ночь спас наш корабль.

– И Берлин, я слышала, тоже. – Мисс Роджерс уже изготовила карандаш и блокнотик. – Кое-кто говорит, что война, возможно, была бы уже и закончена, выстрели тогда «Голиаф». Только принц Александр того не захотел. Ведь он, в конце концов, жестянщик.

– Никто даже не знает, насколько та махина… – начала было Дэрин, но осеклась: слова эти слишком близко подводили к секрету доктора Барлоу. Но почему никто не видит, что Алек для окончания войны сделал куда больше, чем кто-либо? Он отдал свое золото Оттоманской революции и свои двигатели «Левиафану», что, в свою очередь, спасло Теслу от участи быть сожранным зверьем у черта на куличках. Разве не так? И разве это ничего не значит?

– Вам известен какой-то секрет, не так ли, капитан перезвонов? – не унималась репортерша. – Вечно вы что-то недоговариваете.

Дэрин пожала плечами:

– Так вам договорить? Извольте. Мне точно известно то, что его ясновельможное высочество принц Александр жаждет мира, о чем он всегда неустанно твердит. Можете это процитировать со ссылкой на меня.

ГЛАВА 42

После церемонии, когда все снимки были сделаны, а все поздравления от дипломатов и важных персон приняты, Алек отправился искать Дэрин. Но не успел он сделать в толпе и двух шагов, как оказался зажат между капитаном Хоббсом и ученой леди Барлоу.

– Ваше ясновельможное величество, еще раз поздравляю! – воскликнул капитан и вместо поклона отсалютовал.

Отвечая тем же, Алек на миг представил себя членом экипажа. А впрочем, эта мечта уже из области былого.

– Благодарю вас, сэр. За это и… – он пожал плечами, – за то, что так и не бросили нас в арестную.

Капитан Хоббс широко улыбнулся:

– Да, те первые дни все складывалось непросто, правда? А для нас так и вообще немного странно: жестянщики на борту.

– Но тем не менее я всегда знала, что в конечном итоге из вас получится истинный дарвинист, – заметила доктор Барлоу, выразительно поглядев на медаль Алека.

Его наградили крестом «За отвагу в воздухе» высшая награда британских вооруженных сил гражданскому лицу, с профилем самого старика Дарвина.

– Истинный дарвинист, – сказал лори ученой леди, а Бовриль хихикнул.

– Я уж теперь и не знаю, кто я, – усмехнулся Алек, – но попытаюсь соответствовать оказанной мне чести.

– Достойный девиз для нынешнего смутного времени, ваше высочество, – сказал капитан. – С вашего позволения, вынужден отлучиться к нашим американским гостям. Их жестянщицкие корабли последуют за нами обратно в Европу. С ума можно сойти.

– Это точно.

Алек поклонился, а капитан уже торопливо шагал к группе офицеров в темно-синих американских мундирах.

– Как быстро все переменилось, – сказала доктор Барлоу. – Османы придерживаются нейтралитета, Австро-Венгрия ищет выход из войны, а теперь вот американцы вступили в перепалку. Возможно, Тесла и не положил бы конец войне, но тем не менее его смерть значительно его ускорила.

– Будем на это надеяться, – ответил Алек несколько натянуто, с явным желанием сменить тему.

– Клопп! – пискляво провозгласил Бовриль.

– Ах, да. – Алек взмахом руки подозвал своих. – Мастер Клопп, Бауэр и Хоффман от меня уходят, – с дружеским сожалением сказал он. – Они остаются здесь, в Америке.

– А что, – сказала ученая леди на прекрасном немецком, – страна возможностей.

– И единственное в мире жестянщиков место, – заметил со светским поклоном Клопп, – где нас, мадам, не кличут ни изменниками, ни заговорщиками.

– Это лишь до поры, мастер Клопп, – сказал ему Алек. – Когда-нибудь, я уверен, мы все возвратимся домой. – Как-то непривычно было видеть эту спетую троицу в цивильных костюмах и при галстуках; ну да скоро они облачатся обратно в рабочие комбинезоны. – С понедельника они приступают к работе у производителя пассажирских шагоходов.

– А не скучновато будет, – спросила ученая леди, – после месяцев разгульной жизни с вашим юным принцем?

– Чувствую, мадам, нам будет не до скуки, – ответил Бауэр. – Мистер Форд платит по пять долларов в день!

– С ума сойти, – округлила глаза доктор Барлоу.

Алек улыбнулся, вспоминая, как он недавно пытался всучить Клоппу остаток отцова золота, а тот уперся и стоял на своем. В любом случае зубочистка весила меньше двадцати граммов, то есть тянула не больше чем на пятнадцать долларов. А в «Шагоходах Форда» им на троих такая сумма причиталась каждый день.

– Страна возможностей, – хмыкнув, сказал лори ученой леди. Германский акцент у него был тоже безукоризненный.

– А где ваш граф Фольгер? – поинтересовалась доктор Барлоу. – Я тут для него заготовила целую кипу периодики.

– Да где-то здесь, – неопределенно ответил Алек, озираясь, и графа приметил лишь в затемненном углу отсека. Брови Фольгеру начисто спалило, когда тесловская молния стегнула по их саблям, и теперь он, по его собственному мнению, напоминал безумного кинозлодея. Или же он просто был в очередной раз не в духе. При известии, что трое слуг Алека думают начать новую жизнь в Америке, граф был единственным, кто встал на дыбы. Присягнувший на верность, в его понимании, должен был всецело содействовать восхождению кронпринца на трон Австро-Венгрии, даже вне зависимости, хочет того сам принц или нет. А тут…

Но когда доктор Барлоу с улыбкой, полной сочувственной нежности, направилась к страдальцу-вильдграфу, лицо его смягчилось. И вскоре они уже увлеченно беседовали в скрытной тени своего уголка.

– Может, я говорю не по делу, господин, – сказал, глядя на них, Хоффман, – только кажется мне, что их дуэт по меньшей мере странный, разве нет?

– Почему, – добродушно хмыкнул Клопп. – Наоборот, парочка что надо. Один другого стоит.

– Вы знаете, господин, о чем мне все время думается? – по секрету признался Бауэр. – Что с той поры, как они встали по одну сторону, эта война считай что закончилась.

– Заговорщики, – шепнул на ухо Алеку Бовриль.

Прошел еще час, прежде чем Алек сумел наконец выпутаться из объятий благожелателей и охотников за интервью и из грузового отсека потихоньку ретироваться в кладовую, куда до этого тихо удалилась Дэрин. Она по-прежнему сидела там, в ожидании, на бочонке меда от фабрикатных корабельных пчел.

После последнего скомканного прощания в сербском консульстве Алек с Боврилем видели ее впервые, и зверок попросту бросился ей на руки. Алек, можно сказать, тоже был не прочь, но с другой стороны незапертой дверцы шумел людный грузовой отсек. Поэтому Алек лишь кивнул, не зная даже, с чего начать.

Он-то думал, что теперь до следующей их встречи пройдут годы, но даже три недели показались сроком немыслимо долгим. Сказать это вслух он не осмеливался, во всяком случае пока.

Дэрин, поглаживая головенку Боврилю, не отрываясь смотрела на медаль Алека. Это, конечно, была та же самая награда, что и на ее парадном кителе, и та, которой за спасение жизни Дэрин был посмертно удостоен ее отец.

– Дурь какая-то, – сказала она наконец. – Давать медаль за то, что человек шмякнулся.

– Я и в самом деле, наверно, ее не заслуживаю? – спросил он.

– Да ты их заслуживаешь целую груду, Алек! За спасение корабля там, в Альпах, и за Стамбул, и еще за то, что отключил машину Теслы! – Она ненадолго смолкла. – Хотя за последнее от Адмиралтейства ты ничегошеньки не получишь: ведь ты спас Берлин.

– А ты, ты, Дэрин! Ведь ты при всем этом тоже была и участвовала, но я не вижу, чтобы хоть одна из медалей украшала тебе…

На него нашел кашель, и он отвел глаза.

– Грудь! – внятно сказал Бовриль.

Дэрин при этом захохотала, но не Алек.

– Да мне и одной довольно, спасибо, – отсмеявшись, сказала она. – И меня не было рядом, когда ты останавливал «Голиаф».

– В каком-то смысле ты была, – тихо сказал он, уставясь в пол. Лишь мысль о ее спасении заставила его нажать на тот курок.

Дэрин посмотрела на него с озорной улыбкой:

– А ты, я вижу, так и не оправился после того удара головой?

– Малость того! – сказал Бовриль.

– Пожалуй, что и нет. Так многое с той поры в мозгах вертится. – Алек посмотрел на нее глаза в глаза. – Хотя, конечно, кое-что прояснилось.

Бовриль хихикнул, а Дэрин, наоборот, хмуро отвернулась. Повисло неловкое молчание, невольно подумалось: неужели теперь между ними вот так будет всегда – неловкое заикание, неуверенность?

– Я должен тебе кое-что сказать, – произнес он. – Один секрет насчет Теслы.

– Да? – Глаза у Дэрин расширились. – Вот черт.

– Эх, нам бы куда-нибудь подальше от глаз, – неуверенно сказал Алек и, сердясь на свою нерешительность, вмиг решил, куда именно ему бы хотелось направиться. – Я понимаю, мистер Шарп, что не служу на этом корабле, но как вы думаете: меня могут напоследок один-единственный раз пустить наверх?

– Кто знает, – широко улыбнулась Дэрин. – В сопровождении награжденного офицера, может, и пустят. Да и мне, возможно, пришло время опробовать тросы.

– Ой, у тебя ж, наверно, колено еще болит! А твоя трость?.. – Заметив накануне Дэрин среди толпы, он лишь машинально заметил, что трости при ней нет.

– Да брось ты, со мной уже все в порядке. Просто стараюсь без надобности не рисковать. А вот узлы уже все позабыла! – Она тряхнула головой. – Но если ты готов лезть вот так, при параде, то и я попробую за тобой угнаться.

ГЛАВА 43

«Левиафан» зависал над Ист-Ривер якобы с целью патрулирования от германских водоходов, способных атаковать Манхэттен (вероятность чего была более чем скромная). С юга задувал океанский бриз, отчего городские шпили не затягивались туманом. Интересно, что думает о чужеродных ему небоскребах дремлющий воздушный зверь – ведь они почти одних с ним габаритов, только всажены торчком в землю, вытягиваясь указующими перстами прямо к небу. Колено при совместном карабканье по тросам, конечно же, сразу дало о себе знать, хотя жжение в нем было уже, можно сказать, привычным. Ощущение вервей на руках и чуткое подрагивание под ногами воздушного зверя вытесняли все остальное. А как выбрались на хребтину, мышцы рук ныли еще больше, чем повреждение.

– Вот черт, размякла вся.

– Что-то не похоже, – сказал Алек, расстегивая на выходном костюме верхние пуговицы.

Наблюдение за субмаринами велось с гондолы, к тому же половина экипажа все еще не разошлась с наградной церемонии, так что наверху сейчас почти никого не было. Дэрин повела Алека вперед, подальше от немногочисленных такелажников, занятых посередине корабля. Когда по дороге миновали колонию стрелковых мышей, Бовриль на плече у Дэрин пошевелился, имитируя их тихий шепот. На носу корабля было пусто, но заговорить Дэрин решилась не сразу. Честно признаться, достаточно было просто стоять здесь, рядом с Алеком, под солоноватым бризом. Видимо, этот самый секрет насчет Теслы подразумевал какие-то сведения о метеоре, и заговорить об этом – значило окончательно все испортить. Но стоять так бесконечно тоже было нельзя, как бы того ни хотелось. Пришлось подать голос:

– Ну ладно, твое высочество. Что там за секрет?

Алек повернул лицо к гаснущему небу, глядя туда, где в полусотне миль отсюда находилась разрушенная машина Теслы.

– Знаешь, – сказал он просто, – Теслу убили не германцы. А я.

Прошла секунда, прежде чем смысл этих слов дошел до Дэрин.

– Это не то, что я… – начала она как бы по инерции. – Э-гм.

– Иного пути остановить его не было. – Алек посмотрел вниз, себе на руки. – Я убил Теслу его собственной тростью.

Дэрин подошла ближе и взяла Алека за руку. Вид у него был такой же печальный, как тогда, в первый день на борту «Левиафана», когда он еще находился под гнетом неотвязных мыслей о смерти родителей.

– Я сожалею, Алек.

– Когда я помогал Тесле, то не сталкивался с правдой, что же на самом деле являет собой его «Голиаф». – Он пристально смотрел ей в глаза. – А когда германцы ворвались на берег, все пошло как-то очень быстро, кувырком. И вот, вижу, он уже стоит, абсолютно готовый разрушить город… А я не мог ему этого позволить.

– Ты поступил правильно, Алек.

– Я убил безоружного человека! – воскликнул он, а затем потряс головой. – Хотя Фольгер не устает повторять, что назвать его безоружным нельзя. «Голиаф» ведь, в конце концов, тоже оружие.

– Ну, а то, – сказал Бовриль.

Дэрин поежилась, сознавая, насколько права была доктор Барлоу. Насчет метеора Алеку сейчас просто нельзя говорить. Он не должен знать, что убил человека ради уничтожения оружия, которое не работает.

Но она же обещала и то, что больше не будет держать от него секретов…

– Идея солгать пришла Фольгеру, – продолжал Алек. – Мы рассказали правду насчет остановки «Голиафа», так как спасение Берлина делало меня героем в глазах наций жестянщиков. Но мы ни в коем случае не можем сказать, каким образом я это осуществил.

– Да, и он прав! – Дэрин взяла обе его руки в свои, вспоминая подозрения, озвученные Аделой Роджерс. – Никому не рассказывай, что ты убил его, Алек. Они подумают, что ты был в сговоре с германцами, и всю вину за продолжение войны свалят на тебя!

Он кивнул:

– Но я должен был сказать тебе, Дэрин. Потому что мы обещали больше не хранить друг от друга секретов.

Она страдальчески закрыла глаза:

– Ох, дурачина ты, принц.

Теперь никакого выхода уже не было.

– Отрицать этого в полной мере не могу. – Алек смотрел на свои выходные туфли, немного исцарапанные тросами. – Я думал, что мое предначертание – остановить эту войну, и в конечном итоге я должен был лишь чуть посторониться, отойти на шаг, и она сейчас была бы уже закончена. Но вместо этого я позволил ее продолжить. Так что отныне вся вина за это лежит на мне.

– Нет, это не так! – выкрикнула Дэрин. – Ни сейчас, ни когда-либо. И ты все равно не мог ее остановить, потому что машина Теслы не работала!

Алек по-детски моргнул. Он отошел на шаг, но Дэрин его остановила, крепко схватив за руки.

– Метеорно, – хихикнув, сказал Бовриль.

– Помнишь тот мой кусочек от камня Теслы? – спросила Дэрин. – Так вот, доктор Барлоу послала его какой-то ученой шишке в Лондон, и тот установил, что это частица метеора. Ты же знаешь, что это такое?

– Падающая звезда? – растерянно переспросил Алек. – Собственно, так я и предполагал: это был лишь научный образец.

– Да не было это никакой упавшей звездой! – Дэрин силилась вспомнить все, что слышала от доктора Барлоу. – То, что нашел Тесла, – это лишь крохотный кусочек, а сама эта штука была громадная – может статься, не одну милю в поперечнике. И шла она на такой жуткой скорости, что взорвалась, когда попала в атмосферу. Вот что посшибало те деревья, а не какая-нибудь жестянщицкая халабуда! Так что Тунгуска была лишь случайным совпадением, а Тесла как тот петушок возомнил, что благодаря ему наступает рассвет!

Алек молчал и смотрел, сверкая глазами:

– Но тогда зачем он пытался сделать выстрел из «Голиафа»?

– Потому что он сумасшедший, Алек! Полностью свихнувшийся на желании остановить войну! («Прямо как ты», – напрашивалось на язык).

– И доктор Барлоу это подтверждает?

– Полностью. Поэтому не твоя вина, что война все еще продолжается. Она бы и так шла, год, язви ее, за годом, что бы ты ни делал. – Она обхватила его руками и прижала, притиснула к себе. – Но ты этого не знал!

Алек, застыв, неподвижно стоял в ее объятиях. Наконец он ее легонько отстранил и прошептал:

– Я бы все равно это сделал.

– Ты про что? – вздрогнув, спросила она.

– Я бы убил его, чтобы спасти «Левиафан». Спасти тебя. – Он положил руки ей на плечи. – Это единственное, о чем я думал, когда наступил момент выбора – о том, что я не могу потерять тебя. Вот тогда я понял.

– Понял что?

Он подался вперед, чтобы ее поцеловать. Губы его были нежны и мягки, но при этом воспламеняли в ней страстное желание; то, что столь терпеливо ждало своего часа все те месяцы, когда этот мальчик впервые ступил на борт.

– А-а, – сказала она, когда он оторвался от нее, – вон оно что.

– Ешкин кот, – тихо сказал Бовриль.

– Когда мы были наверху под штормом, ты об этом… – начал было Алек. – В смысле, я правда сошел с ума?

– Пока нет.

Дэрин подтолкнула его ближе, и их губы снова слились в поцелуе.

Наконец она отступила на шаг и внимательно огляделась, на секунду встревожась, что их могут увидеть. Но ближайшие такелажники на хребте находились в ста с лишним метрах, вокруг водородной ищейки, обнаружившей прорыв в мембране.

– Немножко рискованно, правда? – спросил Алек, глядя в направлении ее взгляда.

Она молча кивнула, опасаясь, что одно неверное слово может все погубить. Алек что-то вынул из внутреннего кармана, и сердце Дэрин замерло при виде кожаного футлярчика – того самого, с папским эдиктом внутри. На какую-то нелепую, блаженную секунду она забыла, что Алек наследный принц, будущий император, а она так, простая грязь.

– Хитро, – сказал Бовриль.

– Еще бы. – Дэрин, отстранившись, потупила взгляд. – Мне-то грамотку о присвоении монаршего титула никто не пришлет. И принцесса из меня никакая, даже если бы сам папа римский сшил мне платье. Да, только диву даешься.

Алек задумчиво посмотрел на футлярчик:

– Да нет, все как раз очень просто.

От захлестнувшей надежды у Дэрин бешено заколотилось сердце, а ладони сжались в кулаки:

– Ты хочешь сказать, мы сможем держать это все в секрете? Ну да, конечно, придется как-то прятаться: я же как-никак таскаю брюки. А изворачиваться ты нынче, надо сказать, стал искуснее…

– Нет, я не об этом.

Она оторопело глянула на Алека: опять у него этот упертый, твердый взгляд.

– А… что тогда?

– Кое-какие секреты, понятно, нам придется до поры держать при себе. И эта маскировка может тебе понадобиться, пока мир не дорастет до тебя. А вот в этом, – Алек вздохнул, – мне пользы нет.

И с этими словами принц Александр Гогенбургский с размаху метнул футлярчик со свитком через правый борт. Блеснула на свету дорогая кожа, и океанский бриз, подхватив его, понес в сторону кормы. Крутясь в воздухе, футлярчик словно нехотя отдалялся от корабля, постепенно отставая на лету. Сверху было видно, как он с ярким всплеском врезался в воду.

– Метеорно! – задорно визгнул Бовриль.

А Дэрин все не могла отвести взгляда от темной реки:

– В этом письме было все твое будущее, дурачина ты, принц.

– В нем было мое прошлое. Этого мира я лишился в ту ночь, когда не стало моих родителей. – Он снова подошел к ней: – Но я нашел тебя, Дэрин. Может, мне и не было предначертано закончить войну, но зато я повстречал тебя. А это и был знак судьбы, я это знаю. Ты спасла меня от бессмыслицы того будущего, которое мне светило.

– Мы спасаем друг друга, – прошептала Дэрин. – Только через это все и происходит.

Оглянувшись мимолетом на группу такелажников, она опять слилась в поцелуе с Алеком – на этот раз упоительно длительном, глубоком, со сплетением объятий. Стойкий встречный ветер создавал ощущение, что корабль летит вперед, в какую-то новую, неизведанную, но, несомненно, чудесную даль, а на борту их только трое.

Эта мысль словно привела Дэрин в чувство:

– Алек, но чем ты, черт возьми, думаешь заниматься?

– Думаю, надо будет подыскать приличную работу. – Он со вздохом поглядел вниз на реку. – Золото у меня кончилось, а в экипаж, скорей всего, не возьмут.

– Императоры – персоны на редкость помпезные и никчемные, – брякнул Бовриль.

Алек возмущенно уставился на него, а Дэрин лукаво улыбнулась.

– А знаешь, не волнуйся, – сказала она. – Я ведь сама собиралась с «Левиафана» уходить.

– Да ты что! Ты, с «Левиафана»? Но это же… абсурд.

– Не скажи. Тут оказалось, у ученой леди есть для меня работенка. И думается мне, как бы не для нас обоих.