Текст книги "Голиаф"

Автор книги: Скотт Вестерфельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 23

– Какого черта вы здесь делаете?

Малоне оценил вопрос:

– Вы хотите знать, почему я в Калифорнии? Или почему я здесь инкогнито, вместо того чтобы щелкать снимки вместе с другими репортерами?

– Собственно, и то и другое.

– Рад буду объяснить вам все, – засуетился Малоне. – Но сначала нам надо попасть на борт вашего корабля. Иначе вон те молодчики меня крепко отделают.

Дэрин посмотрела туда, куда был направлен тревожный взгляд Малоне, и увидела тройку дюжих молодцов в темно-синих мундирах, шагающих по летному полю.

– Это еще кто?

– Пинкертоны. Охранники в услужении у мистера Херста. Видите ли, моя газета принадлежала одному парню по фамилии Пулитцер, и они с мистером Херстом не сказать чтобы ладили. Поэтому давайте-ка лучше не мешкать.

Он чуть ли не волоком потащил ее к гондоле «Левиафана».

– Но они ж не накинутся на вас среди бела дня!

– Что бы они ни сделали, приятного в этом будет мало.

Дэрин еще раз поглядела на молодцов. В руках они держали дубинки. Возможно, безопасность сейчас была целесообразней запоздалого сожаления. Гондола «Левиафана» находилась все еще слишком высоко для прыжка на борт, а пробраться вместе с Малоне к сходням с другого борта, минуя при этом херстовских следопытов, не представлялось возможным. Однако там, где внизу под мостиком пузырилась штурманская капсула, имелись два стальных якорных кольца, до которых в принципе можно было дотянуться.

– Сейчас вы схватитесь за одну из тех прихваток, – указала Дэрин Малоне. После этого, повернувшись к только что распутанным тросам, она скомандовала: – А ну-ка, потянем на счет: р-раз… два-а… три!

Наземники дернули, навалившись всей массой, отчего корабельный нос качнулся чуть книзу. Малоне и Дэрин, подпрыгнув, ухватились за якорные кольца, а когда корабль через секунду снова выровнялся, взлетели вверх вместе с ним.

– Сюда, – указала Дэрин, взбираясь к окнам переднего грузового отсека. Малоне двинулся следом, в какой-то момент чуть не соскользнув каблуками с металлического рельса, опоясывающего днище гондолы. Снизу подоспели пинкертоны и остановились, рассерженно глядя.

– А ну слезай! – крикнул один из них, но Дэрин его проигнорировала, резко постучав в стекло иллюминатора.

Корабль под ногами колыхнулся: наземный персонал медленно, но верно стягивал его вниз. Через минуту, не больше, они с Малоне вполне могут оказаться на расстоянии досягаемости пинкертоновских дубинок.

С той стороны иллюминатора показалось лицо кого-то из экипажа, слегка растерянное.

– Открыть! – крикнула что есть силы Дэрин. – Это приказ!

Иллюминатор тут же открылся. Подталкивая в него Эдди Малоне, Дэрин мысленно недоумевала, к чему вообще этот жест во имя спасения. Быть может, тогда в Стамбуле Малоне и оказал им услугу, смолчав о готовящемся восстании, но ведь он делал это за мзду. А впрочем, они уже находились на борту, и теперь лишь от капитана зависело, выбрасывать отсюда незваного гостя или нет. Дэрин вползла следом, не дожидаясь, пока пинкертоны, чего доброго, не вздумали выместить свою досаду на ней. На пол она слезла по штабелю бочек с корабельным медом у окна и козырнула растерянному нижнему чину, который пустил их внутрь: – Служи, матрос!

Малоне между тем деловито оглядывал затемненный отсек, уже строча у себя в блокнотике:

– Значит, так выглядят здесь трюмы?

– Боюсь, у нас нет времени на экскурсию, мистер Малоне. Так зачем вас преследовали те люди?

– Ах да. Как я уже говорил, я работаю на «Нью-Йорк уорлд». А Херст владеет «Нью-Йорк джорнал». Можно сказать, давние соперники.

– А здесь в Америке газетчики-конкуренты прямо-таки набрасываются друг на друга, у всех на виду?

Репортер в ответ натянуто хохотнул:

– Не всегда. Хотя Херст, надо сказать, не высылал мне на подносе открытку с приглашением. Для того чтобы пробраться сюда и сделать несколько снимков, мне пришлось маскироваться. Что, надо сказать…

В одном из мешков с песком у Малоне обнаружился фотоаппарат, а в другом звукозаписывающая квакушка. Когда он поместил ее себе на плечо, она, подмигнув Дэрин, издала что-то вроде булькнувшей отрыжки.

– Я думал, вы в Стамбуле представляете вашу газетную редакцию, – сказала Дэрин. – Так что опять, что вы делаете здесь? Ведь до Стамбула отсюда десять с лишним тысяч километров!

Репортер сделал красноречивый жест:

– Принц Алек – самая громкая из сенсаций, какие мне удавалось когда-либо разжечь. И ради нее пара океанов на моем пути не помеха. Как только я услышал, что «Левиафан» направляется на восток, я тут же отплыл в Нью-Йорк. Там я проторчал почти две недели в ожидании, когда и откуда вы снова вынырнете.

– Но как вы добрались сюда?

– После того как о той цирковой выходке мистера Теслы начали трубить газеты, я вскочил на поезд до Лос-Анджелеса. Там находится самое большое летное поле на всем Западном побережье. Однако прошлой ночью до меня дошла весточка, что вы направляетесь сюда.

Дэрин скептически покачала головой. Сменить маршрут и сделать дозаправку здесь, у Херста, мистер Тесла уговорил офицеров лишь вчера, причем уже под вечер.

– Весточку? И от кого же?

– От великого изобретателя собственной персоной. Радиоволны и курьерские голуби, мистер Шарп, не одно и то же. Радиосигналы может поймать любой человек, имеющий антенну. – Малоне пожал плечами. – Вас не должно удивлять то, что Тесла решил отправить свое сообщение нешифрованным. В самом деле, зачем дарить все сливки лишь одной какой-нибудь газете?

Дэрин выругалась, прикидывая, кто еще мог отслеживать передвижения «Левиафана». Ведь радио есть и у германских шпионов. Подумалось и о том, с какой стати ей вообще понадобилось спасать Малоне. От таких, как он, вездесуек в итоге одни неприятности.

– Что ж, мистер Малоне. Сюда-то вы добрались, но решать, оставаться вам на борту или нет, будут офицеры. Следуйте за мной.

Она провела его к центральному пролету, затем вверх и вперед в сторону мостика. Коридоры корабля гудели как улей: грузовой отсек был уже открыт для приема топлива и припасов. Проникновение преследователей Малоне на борт было лишь делом времени.

Впрочем, на мостике царила такая же суета, как и везде, и Дэрин, не дослушав, посылали от одного офицера к другому. Капитан сейчас позировал на съемках киножурнала, и никто не хотел нести ответственность за какого-то приблудного репортера. Поэтому Дэрин вздохнула с облегчением, когда в офицерской кают-компании она застала за чаем доктора Барлоу с лори на плече. Малоне она затащила внутрь и прикрыла следом дверь:

– Добрый день, мэм. Это вот мистер Малоне. Репортер.

Ученая леди чуть жеманно кивнула:

– Как любезно со стороны мистера Херста помнить, что для интервью на борту этого корабля есть не только ученые жестянщики.

– Жестянщики! – надменно пискнул у нее с плеча лори.

– Прошу простить, мэм, – сказала Дэрин, – но это не совсем тот, кто вы думаете. Дело в том, что мистер Малоне работает не на мистера Херста.

– Я от «Нью-Йорк уорлд», – пояснил мастер желтой прессы.

– Вот как. Стало быть, нарушитель? – Взгляд доктора Барлоу прошелся по его униформе наземника. – Да еще, насколько я вижу, в маскировке. Вы сознаете, мистер Шарп, что здесь в Америке повсюду германские шпионы?

– Насчет этого, мэм, вы правы, – улыбнулся Малоне. – Целые стаи их. Орды!

– А как именно, мистер Шарп, этот человек проник на борт?

Дэрин сбивчиво начала объяснять:

– Я, это… гм… типа протащил его через иллюминатор, мэм.

Доктор Барлоу вскинула брови, а лори обличительно пискнул:

– Шпионы!

– Но он не может быть германским агентом! – воскликнула Дэрин. – Помните, мы с ним встречались в Стамбуле? Вы, кстати, тоже! На посольской элефантине, припоминаете?

– Парень прав, – Малоне сделал шаг вперед, – хотя с вами мы особо не общались. И уж, конечно, я не носил вот этого.

Он взялся за кончик своих пышных усов и, рывком сдернув их, кинул на стол. Ученая леди изумилась, а ее лори подполз и занялся изучением накладных усов.

– А, так вы тот самый Малоне? – вспомнила она. – Автор тех жутких статей про принца Александра?

– Он самый. И как я тут объяснял юному мистеру Шарпу, останавливаться я не намерен. Если вы, дарвинисты, считаете, что у вас с Херстом на все эксклюзивная сделка, то это еще как посмотреть!

– Никакой сделки у нас с этим вашим Херстом нет, – отмахнулась доктор Барлоу. – Весь этот обходной маневр – затея мистера Теслы.

– Теслы, – подтвердил лори, примеряя усы к своей мордахе.

– Я пытался дойти до капитана, мэм, – сказала Дэрин. – Мистер Малоне находится сейчас в несколько щепетильном положении. За ним по следам идут люди Херста.

– А как же им не идти. – Доктор Барлоу погладила своего лори, который сейчас гордо позировал с усами. – Эта земля – частное владение, что делает этого человека нарушителем.

Дэрин с досадой застонала: ну уж у ученой-то леди откуда такая щепетильность? Или ей те статьи про Алека тоже против шерсти?

– А, так вот на что вы делаете упор? – Эдди Малоне, подтянув стул, сел напротив нее. – Так вот, позвольте вам, доктор, кое-что сказать. Вам вряд ли стоит иметь дело с этим самым Херстом. Из его друзей-воротил некоторые пахнут прескверно.

– Я бы сказала, сэр, что определенный душок – неотъемлемый атрибут вообще всей прессы.

– Ха! – Малоне хлопнул по столу так, что лори подскочил. – Эк, вы меня поддели! Но есть атрибут, а есть полный капут. Одни из нас с душком, а другие откровенно опасны. К примеру, малый по имени Филип Фрэнсис.

– Мистер Фрэнсис? – удивилась Дэрин. – Я с ним вот только что познакомился. Он руководил наземным персоналом.

– Не персоналом он руководит, – саркастично поправил Малоне, – а киностудией «Херст-Пате». По крайней мере, так многие думают. – Он придвинулся ближе и вкрадчиво добавил: – Только они того не знают, что настоящая его фамилия не Фрэнсис. А Дифендорф.

Возникла пауза, которую тоненьким возгласом нарушил лори:

– Жестянщики!

– Он германский агент? – спросила Дэрин.

Малоне пожал плечами:

– Родился в Германии, это точно. И что шифруется, это факт!

– Многие из тех, кто переехал на жительство в Америку, действительно меняют свои имена, – заметила доктор Барлоу, постукивая по столу пальцами. – Но опять же, не все в качестве профессии избирают пропагандистские фильмы.

– Точно, – согласился Малоне. – Вам должно быть известно, как Херст в своих газетах и кинохронике поносит Британию, да и дарвинизм тоже. И вдруг ни с того ни с сего он встречает вас с распростертыми объятиями, расшаркивается и любезничает. Не странно?

Дэрин повернулась к доктору Барлоу:

– Нам надо сказать об этом капитану.

– Я сама все должным образом доложу. Мистер Шарп, – ученая леди изящно махнула рукой на чайную утварь, – вы можете все это прибрать, а вас, мистер Малоне, я попрошу пройтись со мной. Если капитан уже закончил свой бенефис, то, может, он уделит нам пару минут. И тогда я попробую донести до него суть вашего довода: не складывать все яйца в одну корзину.

– Мадам, – великосветски сказал репортер, вставая со стула, – я думаю, мы понимаем друг друга. – Дэрин он дружески хлопнул по спине: – А вам, Шарп, спасибо за помощь во всем этом. Нет, правда.

– Рад стараться, – сказала Дэрин, собирая чашки и блюдца и мысленно радуясь: как все-таки удачно, что удалось вот так натолкнуться на ученую леди. Знаменитым Теслой все на борту были словно околдованы, а этот Херст со своими кинокамерами и газетами мог все только усугубить.

Но затем произошло нечто крайне непредвиденное. Когда Малоне отодвигал перед доктором Барлоу стул, лори озорно кинул усы в чайную чашку, вызвав недовольство Дэрин. Она, не раздумывая над последствиями, показала зверку язык.

– Дэрин Шарп, – сказал тот с плеча идущей к двери ученой леди. И был очень даже доволен собой.

ГЛАВА 24

Уильям Рэндолф Херст, безусловно, знал, как принимать гостей. Его столовая напоминала залу средневекового замка, с гобеленами на стенах и фресками из библейских сюжетов на потолке. Люстры были из венецианского стекла шестнадцатого века, но мерцали крохотными электрическими огоньками; мраморный же камин был такой величины, что Алек мог при желании войти в него не нагибаясь. Все это кричаще пестрое и какое-то надерганное, как будто декораторы Херста до этого порыскали по Европе, хватая весь этот антиквариат без разбора и без торга. Обед тем не менее был поистине безупречен. Омар Вандербильт, жареные рябчики с салатом d’Alger, куропатка шофруа, а на десерт сюксе де глас в форме Гранд-Отеля. По сути, это была первая приличная трапеза, которую Алеку довелось вкушать со дня побега из дома. Бовриль пунктуально отведал каждое блюдо и теперь, свернувшись клубком, дремал на высокой спинке стула хозяина, хотя ушки у него были по-прежнему навострены и временами подергивались.

Официальные обеды и ужины с родителями Алек терпеть не мог, но здесь все обстояло совсем по-иному. Ребенком ему не позволялось и слова вымолвить, едва речь за столом заходила о политике; здесь же он был в центре дискуссии. За столом на тридцать персон Алек сидел от мистера Херста по правую руку. Тесла сидел по левую, рядом с ним капитан, а дальше по убывающей тянулись офицеры «Левиафана». Доктор Барлоу с уязвленным видом сидела на дальнем конце стола с прочими дамами – одна репортер, остальные киноактрисы. Перед обедом Алеку устроили с ними знакомство под объективами кинокамер; жужжащим машинам актрисы улыбались как старым друзьям. Дэрин как простому члену экипажа путь сюда был, разумеется, заказан.

На завершающей фазе трапезы мистер Херст высказал свои взгляды на войну:

– Вильсон, разумеется, сплотится со своими британскими друзьями. Он не будет протестовать, если королевский флот блокирует Германию. Но если германские субмарины сделают что-либо подобное с Британией, он покажет характер!

Алек кивнул. Президент Вильсон, насколько помнится, с Юга и дарвинист по воспитанию.

– Но он заявляет о своем стремлении к миру, – заметил граф Фольгер. Он сидел напротив старшего офицера «Левиафана», достаточно близко для участия в беседе. – Вы ему верите?

– Разумеется, граф. Единственно приличная в этом человеке черта – это то, что он желает мира! – Херст всадил в свой десерт ложечку. – Представьте, что будет, если изберут этого ковбоя Рузвельта. Да наши парни будут там уже назавтра!

Алек мельком глянул на капитана Хоббса, который с вежливой улыбкой кивал. Сомнения нет, британцы, если им удастся это как-то обставить, будут рады, чтобы американцы дрались на их стороне.

– Эта война рано или поздно втянет в себя весь мир, – сумрачно сказал мистер Тесла. – Вот почему мы должны положить ей конец уже сейчас.

– Именно! – Херст от души хлопнул его по спине, вызвав у изобретателя недовольную гримасу, но хозяин не обратил на это внимания. – Мои кинокамеры, фотоаппараты и газеты будут сопровождать вас на каждом шаге вашего пути. К тому времени, как вы доберетесь до Нью-Йорка, обе стороны получат надлежащее предупреждение, что пора остановить это безумие!

От Алека не укрылось, что улыбка капитана Хоббса при упоминании «обеих сторон» чуть застыла. Понятно, оружие Теслы против Лондона применимо так же легко, как против Берлина или Вены. Быть может, британцы вынашивают планы насчет того, чтобы этого не произошло?

– Хочется верить, что мир найдет мое изобретение полезным, – просто сказал мистер Тесла, – и не усмотрит в нем причин для страха.

– Во всяком случае, дарвинисты, – прозрачно намекнул капитан Хоббс, поднимая бокал. – За мир.

– За мир! – возгласил граф Фольгер, и Алек поспешил его поддержать.

Тост подхватили все собравшиеся, а когда официанты шагнули подлить джентльменам еще бренди, Бовриль сквозь сон что-то пробормотал. Честно говоря, у Алека были сомнения, что кто-либо из американских гостей всерьез переживает о войне за тысячи миль отсюда.

– Ну, так давайте поговорим всерьез, капитан, – сказал мистер Херст. – Где вы будете делать остановки на пути в Нью-Йорк? У меня есть газеты в Денвере и Уичито. Или вы будете залетать лишь в крупные города вроде Чикаго?

– Гм. – Капитан аккуратно вернул свой бокал на стол. – Боюсь, мы не будем останавливаться ни в одном из этих мест. Нам не разрешено.

– «Левиафан» – корабль одной из воюющих держав, – пояснил Алек. – В нейтральных портах он не может находиться больше суток. Мы просто не можем лететь через вашу страну и останавливаться, где вздумается.

– Но в чем тогда смысл рекламной кампании, если вы не останавливаетесь на показательные рауты! – воскликнул Херст.

– Это вопрос, отвечать на который вне моей компетенции, – сказал капитан Хоббс. – Мне приказано просто доставить мистера Теслу в Нью-Йорк.

Тут подал голос граф Фольгер:

– А как вы, интересно, намереваетесь это сделать, не пересекая Североамериканские Штаты?

– Есть два варианта, – ответил капитан. – Мы планировали идти на север – Канада как-никак часть Британской империи. Но после того как шторм отнес нас сюда, мы сделали вывод, что проще маршрут через Мексику.

Алек нахмурился. Об изменении плана его никто не извещал.

– А Мексика разве не нейтральная страна?

Капитан развел ладони:

– В Мексике сейчас бушует революция. А раз так, то она вряд ли может подтвердить свой нейтралитет.

– Иными словами, она не сможет вас остановить, – рассудил Тесла.

– Политика – искусство возможного, – сказал граф Фольгер. – Но там, по крайней мере, теплее.

– Шикарная идея! – Мистер Херст махнул слуге, и тот услужливо подскочил зажечь ему сигару. – Полет во имя мира через раздираемую войной страну – чертовски славная байка!

Все воззрились на мистера Херста – быть может, он шутит? В ходе Османского восстания Алек и Дэрин лишились своего друга Завена, одного из тысяч погибших. А мексиканская революция, надо полагать, куда кровопролитней.

Когда воцарилась неловкая пауза, Алек, кашлянув, произнес:

– А у меня, знаете, двоюродный дед был однажды императором Мексики.

Херст уставился на него:

– Я думал, ваш двоюродный дед был императором Австрии.

– То другой дед, – пояснил Алек. – Я о Фердинанде Максимилиане, младшем брате Франца Иосифа. Правда, в Мексике он продержался года три, не больше. Затем его застрелили.

– Да что вы. Так, может, вы пролетите над дедушкиной могилой, – сказал Херст, сдувая пепел с сигары, – сбросите на нее сверху цветы или еще что-нибудь.

– Ну да, возможно. – Алек пытался скрыть свое замешательство, опять недоумевая, шутит этот человек или говорит всерьез.

– Императорское тело возвратилось в Австрию, – сказал граф Фольгер. – Времена были более цивилизованные.

– Все равно эту новость надо как-то осветить. – Херст повернулся к человеку, сидящему между Алеком и графом Фольгером: – Обязательно сделаете несколько снимков его высочества на мексиканской земле.

– Непременно, сэр, – кивнул мистер Фрэнсис, представленный Алеку как глава киностудии Херста. Вместе с молодой репортершей он должен был лететь на «Левиафане» до Нью-Йорка.

– Мы будем оказывать вам всяческое содействие, – заверил капитан Хоббс, салютуя мистеру Фрэнсису бокалом.

– Да что мы всё о политике! – с озорной беспечностью воскликнул мистер Херст. – Пора под вечер и развлечься!

По его знаку официанты проворно убрали со стола последние тарелки. Электрические огоньки в люстрах погасли, а стенной гобелен за спиной у Алека неожиданно собрался складками и отъехал в сторону, обнажив пространство, покрытое серебристо-белой тканью.

– Это у нас что? – прошептал Алек на ухо мистеру Фрэнсису.

– Сейчас будем смотреть последний шедевр мистера Херста. Возможно, одну из лучших кинокартин в истории.

– Ну, если шедевр, то определенно должно быть интересно, – авансом одобрил Алек, разворачивая стул так, чтобы сидеть лицом к экрану. Отец подобные развлечения у себя в доме запрещал; под запретом были, понятно, и публичные театры. Сейчас Алек, признаться, с живейшим любопытством предвкушал, что же это будет за зрелище.

Вот двое в долгополых белых сюртуках вкатили в зал машину на колесиках, расположив ее напротив стола так, что она была обращена к экрану. В целом машина имела сходство с кинокамерами, неотступно сопровождавшими Алека на протяжении всего дня, но глаз у нее впереди был всего один. Когда машина застрекотала, из этого глаза вырвался помаргивающий луч света, заполнив экран мелькающими темными силуэтами. И вот из них материализовались слова…

– Опасности Паулины, – возвещали чуть подрагивающие белые буквы, державшиеся на экране так долго, что их запросто мог бы несколько раз прочесть и перечесть любой малолетка. Затем появился помпезный логотип «Херст-Пате пикчерз». Луч проектора пробивал висящие над столом слоистые облака сигарного дыма подобно тому, как пробивает туман прожектор.

Наконец по экрану как угорелые заметались актеры и актрисы – в их числе, видимо, и та самая Паулина. Через несколько долгих минут Алек опознал в Паулине актрису, сидящую возле доктора Барлоу. В жизни лицо ее было достаточно приятно, но на мерцающем экране оно каким-то образом преображалось в белолицего призрака с глазами, обмазанными темной косметикой.

Мятущиеся образы чем-то напоминали театр теней, виденный ими в Стамбуле. Только его черные тени были до филигранности четки и грациозны, а это мельканье резало глаза суматошной рябью в грязно-серых полутонах с расплывчатыми гранями, и как-то слишком уж живо и одновременно призрачно напоминало реальный мир.

Между тем переменчивая игра света решительно заинтриговала проницательных лори. Проснулся и внимательно смотрел на экран Бовриль; не мигая, поблескивали в темноте глаза зверка доктора Барлоу.

Экранные персонажи целовались, в нелепейших полосатых жакетах дергано играли в теннис, махали друг другу руками. Мизансцены перемежались надписями, поясняющими ход какого-то нервозного сюжета – иезуитский шантаж, роковые болезни, изменники-слуги. Словом, все достаточно неприглядно, если бы не сама Паулина, которая каким-то образом пленяла воображение Алека. Она была молодой наследницей, которой по замужеству полагалось несметное состояние, однако она, прежде чем остепениться, хотела еще и повидать мир.

Эта наследница немного напоминала Дэрин – такая же находчивая и бесстрашная, хотя состояние позволяло ей не маскироваться под мальчишку. По странному совпадению, первым ее приключением был подъем на аэростате, и события разворачивались во многом так, как описывала свой первый день в воздушной службе Дэрин – молодая женщина, уносимая по воле ветра в полном одиночестве и для своего спасения вынужденная полагаться исключительно на собственную сметку, кусок веревки и несколько мешков балласта.

Без намека на панику Паулина выбросила из корзины аэростата якорь и стала спускаться по веревке, а Алек представил себе на ее месте Дэрин. Внезапно подергивание изображения, да и вообще все дефекты фильма словно растворились, исчезли как страницы хорошей книги. Вот шар уже летел мимо крутого утеса, и героиня, выпрыгнув прямо на кручу, принялась карабкаться к вершине. К тому моменту, как Паулина повисла на краю обрыва, а ее нареченный во весь опор кинулся спасать ее на шагоходе, сердце у Алека учащенно забилось.

И тут вдруг кинокартина остановилась, экран потускнел, а бобины с кинопленкой закрутились как пущенные на волю заводные игрушки. Нестерпимо ярко брызнул свет оживших электрических люстр.

Алек непроизвольно обернулся к мистеру Херсту:

– Но ведь это же еще не конец, явно! Что же там дальше?

– Вот, – довольно рассмеялся Херст, – это мы и именуем «подвесом», причем по очевидным причинам. В конце каждой части мы оставляем Паулину в крайне опасном положении – то привязанной к рельсам, то во взбесившемся шагоходе. Из-за этого зритель неизменно возвращается, чтобы досмотреть фильму до конца, чего мы, безусловно, ему черта с два позволяем!

– Подвес, – фыркнул Бовриль.

– Ловкий ход, – кивнул Алек, хотя на самом деле это казалось ему несколько подловатым, вот так умышленно заставлять зрителей дожидаться развязки, которая никак не наступает.

– Одна из моих наиболее ярких идей, – похвастался Херст. – Можно сказать, совершенно новый способ повествования!

– При этом старый, как «Тысяча и одна ночь», – буркнул Фольгер.

Алек на это усмехнулся, хотя, надо признать: кинокартина обладала неким магнетическим свойством, околдовывая как сказка при свете костра. Или же это была лишь игра воображения – с той поры, как Алек ударился головой, границы между реальностью и вымыслом стали какими-то размытыми.

– Однако вам, держу пари, не терпится увидеть на экране себя! – воскликнул Херст, компанейски кладя руки на плечи Алеку и Тесле.

– Своего рода взгляд в будущее, – с улыбкой заметил изобретатель. – Настанет день, когда человек сможет передавать кинокартины беспроводным способом, как это уже получается со звуком.

– Явление поистине интригующее, – сказал Алек, даром, что сама идея казалась жутковатой.

– Не беспокойтесь, ваше величество, – путая титулы, ободрил его мистер Фрэнсис. – Я позабочусь о том, чтобы вы смотрелись прилично. Это моя работа.

– Вы меня успокоили.

Алеку вспомнились собственные фотоснимки, которые он впервые увидел в «Нью-Йорк уорлд». В отличие от какого-нибудь живописного портрета они были неприятно реалистичны; его уши на них казались даже больше, чем на самом деле. Любопытно, как эти картины преобразят его черты – неужели на экране он будет смотреться так же заполошно и дергано, как Паулина вкупе со всеми персонажами?

Мысль об этой героине заставила его снова обратиться к мистеру Фрэнсису:

– А женщины в Америке в самом деле летают на аэростатах?

– Ну, во всяком случае, желают этого. «Опасности Паулины» такая популярная фильма, что наши конкуренты сейчас бьются над чем-то похожим, под названием «Превратности Елены». А мы в пику им уже планируем «Чреватости Ундины».

– Как похоже звучит, – подивился Алек. – Ну, а если не считать кинолент, женщины и вправду этим занимаются?

Мистер Фрэнсис пожал плечами:

– Надо полагать. Вы когда-нибудь слышали о Птице Миллман?

– Женщине-канатоходце? Но она-то циркачка. – Алек вздохнул. Если на то пошло, Лилит умеет пользоваться персональным воздушным змеем. Но она не циркачка, а революционерка. – Я имею в виду, обычные женщины у вас вообще летают?

В разговор вступил граф Фольгер:

– Мне кажется, принц Александр хочет спросить, маскируются ли американские женщины под мужчин? Этот вопрос с некоторых пор занимает его чрезвычайно.

Алек укоризненно посмотрел на вильдграфа, но мистер Фрэнсис лишь рассмеялся.

– Ну, насчет полетов не знаю, – сказал он, – но штаны они нынче носят повсюду. Я бы сказал, с размахом. А по сообщениям прессы, каждый из двадцати водителей шагоходов – женщина. – Он доверительно подался ближе: – Быть может, вы думаете подыскать себе в Америке невесту, ваше высочество? Какую-нибудь воинственную амазонку?

– Увы, это в мои планы не входило, – ответил Алек и, чувствуя настороженность Фольгера, добавил: – А пять процентов – это кое-что, не правда ли?

– Вы не желаете еще раз представиться мисс Уайт? – спросил, подмигнув, Фрэнсис. – Она, знаете ли, очень соответствует своему персонажу. Все свои трюки делает без дублера!

Алек посмотрел через стол на актрису, играющую Паулину. Помнится, имя у нее было какое-то неестественное – Перл Уайт. Сейчас она увлеченно беседовала с доктором Барлоу и ее лори (и о чем они втроем могут так самозабвенно беседовать?).

– А что, тема, вполне достойная новостей, – заметил мистер Фрэнсис. – Старлетка и принц!

– Старлетка, – сказал Бовриль, соскальзывая со спинки стула Алеку на плечо.

– Спасибо, но не стоит, – уклонился Алек. – Разговор с нею сейчас может лишить меня иллюзии.

– Очень мудро, ваше ясновельможное высочество, – глубокомысленно кивнул Фольгер. – Лучше не смешивать воображаемое с реальностью. На данный момент дела в мире слишком серьезны.