Текст книги "Секрет алхимика"

Автор книги: Скотт Мариани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

38

На следующий день они взяли машину священника и поехали в Монсегюр, который находился в часе езды от Сен-Жана. Ветхий «рено» пыхтел и трещал на извилистых сельских дорогах. Ландшафты сменяли друг друга, открывая захватывающие дух ущелья среди мрачных гор и сочные долины, покрытые зелеными виноградниками.

Не доезжая до старых улиц Монсегюра, они свернули с главной магистрали. Длинная однополосная дорога, обрамленная по краям рядами небольших деревьев, привела их на вершину холма, где располагалась загородная вилла, арендованная Анной Манзини. Изящное каменное здание с балконом, протянувшимся через весь фасад, было выкрашено оранжевой охрой. Плющ обвивал окна со ставнями и поднимался вверх до самой крыши. Территория виллы походила на оазис посреди бесплодного края. Терракотовые горшки утопали в цветах. Вдоль стен росли декоративные деревья. В небольшом фонтане журчала вода.

Анна вышла из дома, чтобы встретить гостей. Шелковое платье и коралловое ожерелье подчеркивали янтарный цвет ее кожи. Вспотевшей и пропыленной Роберте она показалась существом из другого мира. Эта итальянская красавица с утонченными и правильными чертами лица, напоминавшими изысканный фарфор, абсолютно не соответствовала дикости этого опаленного жарким солнцем края. Когда они вышли из машины, Анна заговорила с ними по-английски. Ее мягкий голос выделялся теплыми и бархатистыми тонами.

– Я Анна. Рада познакомиться с вами. Мистер Хоуп, это ваша жена?

– Нет! – хором ответили Бен и Роберта, а потом смущенно посмотрели друг на друга.

– Позвольте представить вам доктора Роберту Райдер, – сказал Бен. – У нас с ней совместный проект.

Анна подошла к Роберте и неожиданно поцеловала ее в щеку. Вдохнув тонкий аромат духов «Шанель № 5», Роберта внезапно подумала, что сама, скорее всего, пахнет козой Арабеллой – она доила ее утром вместе с Мари-Клер. Но если Анна и заметила что-то, она из вежливости не стала морщить нос. Просияв идеальной улыбкой, итальянка повела их в дом.

Прохладные белые комнаты виллы были наполнены ароматом свежих цветов.

– Вы превосходно говорите по-английски, – похвалил Анну Бен, когда она налила им по стакану холодного вишневого фино.[18]18
  Сорт хереса.


[Закрыть]

Он залпом осушил бокал. Роберта бросила на него осуждающий взгляд и сердито прошептала:

– Не глотай так быстро.

– Извини, – ответил он. – Mea culpa.[19]19
  Моя вина (лат.).


[Закрыть]

– Благодарю за комплимент, – ответила Анна. – Мне всегда нравился ваш язык. Я начинала свою преподавательскую карьеру в Лондоне, проработала там три года. – Она рассмеялась звонким музыкальным смехом. – Это было так давно.

Анна показала им просторную гостиную с двухстворчатыми окнами от потолка до пола. Они вели на каменную террасу с фруктовыми деревьями, за которыми виднелись высокие холмы. У одного окна в большой клетке с витиеватым орнаментом щебетали две канарейки. На книжной полке Роберта увидела работы Анны Манзини.

– «Божьи еретики: настоящая история катаров». Так вы ученый! Я и не знала, что мы в гостях у знатока средневековой истории.

– Я не знаток, – ответила Анна. – Меня просто влекут некоторые малоизученные темы.

– Такие, как алхимия? – спросил Бен.

– Да, – призналась Анна. – В средневековой истории меня интересуют история катаров, эзотерика и алхимия. Именно это и стало причиной моего знакомства с несчастным Клаусом Рейнфилдом.

– Я надеюсь, вы не будете возражать против наших расспросов, – сказал Бен. – Нас интересует случай Рейнфилда.

– А почему вы им интересуетесь, если не секрет?

– Мы журналисты, – не задумываясь ответил Бен. – Готовим цикл статей о тайнах алхимии.

Анна начала рассказывать о своих визитах в институт Леграна. Она приготовила черный итальянский кофе и подала его в крохотных фарфоровых чашках.

– Я так расстроилась, услышав о самоубийстве Клауса. Но, честно говоря, это меня не удивило. Он был очень подавлен.

– Просто удивительно, что они разрешили вам встречаться с ним, – сказал Бен.

– Обычно людей со стороны туда не пускают, – ответила Анна. – Но директор института оказал мне содействие в надежде, что эти визиты благотворно повлияют на мое творческое воображение. Он знал, что я работаю над новой книгой. Меня хорошо охраняли, хотя бедняга Клаус всегда успокаивался в моем присутствии. – Она покачала головой. – Несчастный! Он был неизлечимо болен. Вы слышали о знаках, которые он вырезал на своей груди?

– Вы видели их?

– Всего один раз, когда в приступе возбуждения он порвал на себе рубашку. Клаус был помешан на этом символе. Доктор Легран рассказывал мне, что он рисовал его повсюду в своей палате – кровью и… не только.

– О каком символе вы говорите? – спросил Бен.

– Два перекрещенных круга, – ответила Анна. – Внутри каждого круга звезда. В одном – гексаграмма, в другом – пентаграмма.

– Что-то вроде этого?

Бен вытащил из рюкзака сверток, развернул золотое распятие и положил на стол, затем извлек лезвие из ножен и показал Анне изображенный на нем символ – два круга, которые она описала.

– Да, тот самый узор, – сказала она. – Какая великолепная вещь! Только взгляните на рукоятку! Это алхимические символы.

Анна осмотрела тяжелый крест под разными углами.

– Чувствуется сильное влияние герметизма. Вы знаете его историю?

– Нам известно очень мало, – покачал головой Бен. – Судя по всему, кинжал принадлежал алхимику Фулканелли. И мы думаем, что его изготовили в Средние века. По нашим сведениям, Рейнфилд украл его в Париже у последнего владельца и привез его с собой на юг.

Анна кивнула.

– Я не антиквар, но согласна с вами относительно времени изготовления. Такую символику использовали в десятом – одиннадцатом веке. Впрочем, это можно легко проверить.

Она сделала небольшую паузу.

– Интересно, зачем Клаус похитил его? Вряд ли из-за ценности. Ведь он нищенствовал и мог бы продать крест за хорошие деньги, однако сохранил его у себя. – Анна приподняла бровь. – Как он попал в ваши руки?

Бен был готов и к этому вопросу. Он обещал Паскалю не выдавать его секрет.

– Рейнфилд обронил кинжал, когда бродил по улицам деревни. – И тут же сменил тему: – Но я хотел бы поговорить о двух кругах. Наверное, в этом символе заключен глубокий смысл?

– Да, – подтвердила итальянка. – Но меня интересует другой вопрос. Зачем Клаус вырезал его у себя на груди? Рейнфилда можно считать безумцем, но глупым его не назовешь. Он имел глубокие познания в алхимии. – Она внимательно осмотрела кинжал. – Вы не против, если я срисую этот знак?

Анна вытащила из ящика стола небольшой лист кальки и мягкий карандаш. Положив клинок на столешницу, она сделала точную копию узора. Роберта посмотрела на ее ухоженные пальцы с прекрасным маникюром и быстро спрятала под стол свои руки. Анна, завершив рисунок, удовлетворенно улыбнулась.

– Вот и все. Этот символ немного отличается от узора в блокноте. Я думаю…

Бен бросил на нее вопросительный взгляд.

– В блокноте?

– Ах, простите, я еще не рассказала о нем. Врачи дали Клаусу блокнот, чтобы он записывал свои сны. Они надеялись, что это поможет в лечении и выявит причину его психической болезни. Но вместо того, чтобы записывать сны, Клаус начал заполнять страницы рисунками, символами, странными стихотворениями и цифрами. Не найдя смысла в записях, доктора позволили ему хранить блокнот у себя, поскольку это успокаивало его.

– Что случилось с записями Рейнфилда? – спросил Бен.

– Когда Клаус умер, Эдуард Легран, директор института, отдал блокнот мне. Он знал, что я интересуюсь такими вещами. У Клауса не было семьи, и его записи ни для кого не представляли ценности. Блокнот у меня здесь, наверху.

– Мы можем взглянуть на него? – поинтересовалась Роберта.

Анна поднялась по лестнице на второй этаж, где находился ее кабинет. Через минуту она вернулась, вновь наполнив комнату свежим ароматом духов. В одной руке она несла небольшой полиэтиленовый пакет.

– Я сунула его в пакет, потому что он очень грязный, – объяснила она, кладя пакет на стол перед Беном.

Бен вытащил дневник и полистал его. Примерно две трети страниц остались чистыми, но первые тридцать или около того были исписаны мелким почерком. Из-за многочисленных отпечатков грязных пальцев, пятен крови и мутных разводов текст читался с огромным трудом. Страницы с загнутыми уголками были заполнены обрывками стихов, бессмысленными на вид рядами букв и цифр, записями на латинском, английском и французском языках. Чувствовалось, что Рейнфилд имел прекрасное образование и обладал талантами художника. Некоторые из рисунков представляли собой простые наброски, но другие, прорисованные с особой тщательностью, изображали алхимические образы, которые Бен встречал в старинных трактатах.

На одной из самых неряшливых страниц он увидел уже знакомую диаграмму с двумя пересекающимися кругами и звездами. Рейнфилд действительно был одержим этим символом. Как заметила Анна, немец немного изменил знак, добавив к нему небольшую деталь. Насколько можно было разглядеть на запятнанном рисунке, это была крохотная геральдическая эмблема с вороном. Она располагалась в самом центре узора, образованного двумя кругами. Бен отметил, что эмблема представляла собой точную копию символа, высеченного на центральном портике парижского собора Нотр-Дам. Почему Рейнфилд изменил символ, изображенный на кинжале?

– Вы видите смысл в этом рисунке? – спросил он у Анны.

– Ничего конкретного, – пожала плечами она. – Кто знает, что имел в виду безумный человек?

– Можно посмотреть? – спросила Роберта. – О боже! Какая мазня!

Она перелистала страницы и с отвращением захлопнула дневник. Бен разочарованно вздохнул. В последней попытке узнать что-нибудь ценное он спросил у Анны:

– Может быть, вам удалось выведать у Рейнфилда какую-нибудь информацию?

– Боюсь, я разочарую вас, мистер Хоуп, – ответила она. – Поначалу, когда доктор Легран рассказал мне о странном пациенте, я подумала, что он может вдохновить меня на интересный сюжет для новой книги. В тот момент я находилась в творческой депрессии. – Итальянка с грустью развела руками. – Но когда я познакомилась с Клаусом, мне стало жаль его. Я продолжала навещать больного – больше для его утешения, чем для собственного вдохновения. Не могу сказать, что узнала от него нечто новое. От встреч с Рейнфилдом у меня остался лишь этот блокнот да еще одна пустяковина…

– Какая? – спросил Бен.

– Я сделала нечто… как бы вам сказать… незаконное. – Анна покраснела. – Во время последнего визита я тайком принесла диктофон, который использую для записи моих литературных идей. Одним словом, я записала нашу беседу с Клаусом.

– Мы можем прослушать ее?

– Вряд ли это доставит вам удовольствие, – отозвалась итальянка. – Но если вы думаете, что это как-то поможет вам в работе…

Анна подошла к буфету, выдвинула ящик и достала миниатюрный цифровой диктофон. Поставила его на середину стола и нажала на кнопку воспроизведения. Крохотный динамик оживил тихое бормотание Рейнфилда. Его голос вызвал у Роберты озноб.

– Он всегда говорил по-немецки? – уточнил Бен.

– Только когда повторял эти цифры, – ответила Анна.

Бен напряженно прислушивался. Тревожные возгласы Рейнфилда затихли и превратились в некое подобие мантры.

– N-sechs; E-vier; I-sechs-und-zwanzig… – Внезапно Клаус перешел на высокие тона. Его голос стал звучать еще безумнее: – A-elf; E-fünfzehn… N-sechs; E-vier…

Рейнфилд повторял эту последовательность, и Бен быстро переписал ее в свой блокнот. Они услышали мягкий голос Анны:

– Клаус, прошу вас, успокойтесь.

Рейнфилд на мгновение замолк, затем напевно произнес:

– Igne Natura Renovatur Integra… Igne Natura Renovatur Integra… Igne Natura Renovatur Integra…

Он напевал эту фразу снова и снова, быстрее и громче. Его крик искажался писком динамика. Затем послышался всплеск голосов, и запись закончилась. Анна с печальным видом выключила диктофон и покачала головой.

– Они ввели ему успокоительное средство. В тот день он был странно возбужден. Казалось, ничто не могло его утихомирить. Это случилось как раз перед тем, как он совершил самоубийство.

– Господи, от его голоса мороз по коже, – проговорила Роберта. – Что означает эта латинская фраза?

– Он записал ее в блокнот, – отметил Бен. – Что-то об огне… и природе…

Отыскав нужную страницу, он показал ей набросок котла, в котором бурлила какая-то таинственная жидкость. Рядом, наблюдая за процессом, стоял бородатый алхимик, одетый в пышную мантию. На котле были написаны латинские слова: «IGNE NATURA RENOVATUR INTEGRA».

– «Природа полностью обновляется огнем», – перевела для них Анна. – Старинная алхимическая пословица, связанная с процессом трансформации фундаментальной материи. Когда Клаус повторял эту фразу, он всегда пересчитывал свои пальцы. Вот так. – Она изобразила резкие порывистые жесты Рейнфилда. – Однако я не имею понятия, зачем он это делал.

Роберта искоса взглянула на картинку в блокноте. Под котлом алхимика пылал огонь, а ниже пламени имелась надпись: «ANBO».

– «Анбо»? – прочитала она. – Это на каком языке?

– Я такого не знаю, – сказала Анна.

– Значит, после смерти Рейнфилда у вас остались только блокнот и запись одной из ваших бесед? – спросил Бен.

– Да, – со вздохом ответила она. – Это все, что у меня есть.

«Какого черта я приехал сюда! – со злостью подумал Бен. – Последний шанс, но и он ни к чему не привел».

Анна задумчиво посмотрела на копию рисунка с лезвия кинжала. В ее голове родилась идея. Она еще не была уверена, но…

Зазвонил телефон.

– Прошу прощения, – извинилась она, направляясь в прихожую.

Бен и Роберта услышали ее недовольный голос из коридора.

– Эдуард, я же просила вас не звонить мне больше… Нет, я не хочу, чтобы вы приезжали ко мне сегодня вечером. У меня гости… Нет, завтра вечером тоже нельзя!

Когда Анна вернулась в гостиную, Роберта любовалась изумительным средневековым свитком, висевшим в стеклянной раме над камином. Потрескавшийся и потемневший до коричневого цвета пергамент изображал старинную карту Лангедока с разбросанными на ней городами и замками. По краям карты виднелись фрагменты текста на латыни и средневековом французском. Разноцветные буквы были витиевато выписаны искусным каллиграфом.

– Анна, это оригинальный экземпляр? Ему, наверное, цены нет.

Итальянка рассмеялась.

– Американец, который подарил мне его, тоже думал, что свиток бесценный. Когда ему сказали, что это катарская карта тринадцатого века, он заплатил за нее сто тысяч долларов. Но она оказалась подделкой.

– Подделкой?

– На самом деле она не старше этой виллы. Ее изготовили в девяностых годах девятнадцатого века. Моего американского друга кинули – кажется, так у вас говорят. Он жутко разозлился и подарил карту мне. Ему следовало бы знать, что настоящий свиток в таком состоянии стоил бы миллионы долларов.

– Мы, янки, алчные собиратели всего, что похоже на антиквариат, – с улыбкой сказала Роберта. – Наверное, это объясняется незрелостью американской культуры.

Она повернулась к высокому книжному шкафу и пробежала взглядом по сотням книг, собранных Анной Манзини. Так много всего – история, археология, архитектура, изобразительное искусство, научные тома.

– Какие интересные издания, – прошептала Роберта. – Надо бы переписать названия. Возможно, когда у меня появится свободное время, я тоже…

Вспомнив, что ее дорожный дневник остался в сумке, она пошла за ним к машине.

– Мистер Хоуп, хотите, я покажу вам кое-что? – спросила Анна, беря Бена за руку.

Она провела его через стеклянные двери на террасу, где располагался небольшой уютный сад. Пройдя по каменистой тропе вдоль края поляны, они поднялись к вершине небольшого холма. Перед Беном открылась величественная панорама земли, купавшейся в лучах заката. Он мог видеть окрестности на мили вокруг. Суровые горы Лангедока под куполом ясного неба походили на торжественное многоцветное полотно, раскрашенное золотистыми, красными и голубыми тонами. Указав рукой на дальний край долины, Анна обратила его внимание на развалины двух замков, чьи зазубренные черные контуры на высоких горных пиках отчетливо проступали на фоне синего неба.

– Это катарские крепости. – Она прикрыла глаза ладонью от сияния заходящего солнца. – В тринадцатом веке они были разрушены Альбигойским крестовым походом. Катары и их предки строили по всему Лангедоку замки и церкви. Но папская армия уничтожила плоды их трудов.

Помолчав немного, она повернулась к Бену.

– Я хочу открыть вам один секрет. Алхимики верили, что расположение этих древних мест имеет огромное значение.

Бен недоуменно встряхнул головой.

– Какое значение?

Она улыбнулась.

– Никто не знает наверняка. Говорят, где-то в Лангедоке есть тайное святилище алхимиков. Расположение катарских городов и поселений указывало на него, и тот, кто мог разгадать эту головоломку, обретал великую мудрость и силу.

Темные волосы Анны развевались в воздухе под дуновениями мягкого бриза. Она выглядела божественно прекрасной.

– Бен, – смущенно спросила она, – вы не рассказали мне всей правды, верно? Вы ищете какой-то секрет?

Справившись с собой, Бен кивнул.

– Да.

Ее миндалевидные глаза засияли.

– Я так и думала. Этот секрет связан с алхимией и с легендой о Фулканелли?

Он еще раз кивнул, очарованный ее острой как бритва проницательностью.

– Я ищу манускрипт, – признался он. – Судя по всему, Клаус Рейнфилд знал о нем, и я надеялся получить через него какие-то зацепки. К сожалению, ничего не вышло.

– Я помогу вам в ваших поисках. По крайней мере, мы должны встретиться еще раз. Думаю, вместе мы что-нибудь найдем.

– Вы очень добры, Анна. Мне тоже хотелось бы увидеться с вами.

– Я позвоню вам послезавтра. Ваш визит навел меня на кое-какие мысли, и я должна выяснить некоторые подробности.

Вернувшись в дом, Роберта с изумлением осмотрела пустую гостиную. Бен и Анна куда-то ушли. Через несколько мгновений ветер принес их отдаленные голоса. Роберта выглянула через стеклянную дверь и увидела, как они спускались по склону холма. До нее донесся звонкий смех Манзини. Стройная фигура итальянки была подсвечена солнечным светом. Бен держал ее под руку. Черт! Ей чудится или на самом деле так? Они вели себя как старые друзья.

«А чего ты ожидала? Анна прекрасна. Она способна очаровать любого мужчину. Что за паника, Райдер? – спросила она себя. – Почему ты так разволновалась?»

Но уже через секунду Роберта все поняла. Она действительно волновалась. С ней произошла ужасная вещь: она влюбилась в Бена Хоупа.

39

На следующий день Бен проснулся в мрачном настроении. Не находя себе места, он бесцельно блуждал по пыльным улочкам Сен-Жана. Его поиски зашли в тупик. Два дня назад во время телефонного разговора с Ферфаксом он все еще надеялся, что встреча с Анной Манзини даст какую-нибудь полезную информацию. Бен не стал говорить ему о том, что манускрипт, скорее всего, уничтожен. Он пожалел старика и пробудил его надежды. Но теперь, оценивая ситуацию, он не знал, что делать дальше.

На площади рядом с мемориальным монументом, посвященным Первой мировой войне, располагался деревенский бар с небольшим залом и крохотной террасой, где морщинистые старцы, словно рептилии, грелись на солнце или играли в петанк[20]20
  Провансальская игра в шары.


[Закрыть] на пустой площадке. Когда Бен вошел в бар, все клиенты – трое местных выпивох, резавшихся в карты в затемненном углу, – повернулись и посмотрели на незнакомого высокого блондина. Он угрюмо кивнул, приветствуя их, и они ответили ему нечленораздельным ворчанием. Бармен сидел за стойкой и читал газету. Пахло пивом и табачным дымом.

На стене висел плакат, объявлявший о людях, пропавших без вести: «Вы видели этого мальчика? Марк Дюбуа, 15 лет».

Бен вздохнул. Еще один пропавший парень.

«Вот чем я должен заниматься: разыскивать таких подростков, а не болтаться тут, напрасно теряя время».

Облокотившись о стойку и прикурив сигарету, он попросил бармена наполнить его флягу. В заведении имелась только одна марка виски – какая-то отвратительная жидкость цвета кобыльей мочи. Бену было все равно. Он заказал двойную порцию пойла, сел на табурет у стойки и, глядя в пространство, стал посасывать обжигающий горло напиток.

«Возможно, пора признать поражение», – подумал он.

Это дело с самого начала не нравилось ему. Нужно было сохранять объективность. Его первое впечатление оказалось верным. Ферфакс, подобно всем отчаявшимся людям, мечтавшим спасти любимых родственников, пал жертвой страстного желания. А манускрипт Фулканелли, скорее всего, был уничтожен. И даже если он уцелел, какая разница? Скорее всего, в нем содержалась обычная чушь. Что, если «великого секрета» никогда не было? Конечно не было! Это выдумка, миф и пустые фантазии – корм для доверчивых мечтателей.

Однако мог ли он назвать Анну Манзини доверчивой мечтательницей? Кто ее знает… Возможно, она именно такая? Он толкнул пустой бокал вдоль стойки бара, насыпал горсть монет в щербатое деревянное блюдце и попросил еще одну двойную порцию. Когда Бен допил и заказал еще, он заметил, что три старых картежника обернулись на звук шагов.

В бар влетела раскрасневшаяся возбужденная Роберта.

– Я так и знала, что найду тебя здесь, – отдышавшись, сказала она. – Послушай, Бен. У меня есть идея.

Судя по ее виду, она бежала сюда от самого дома Паскаля. Но Бен был не в настроении, чтобы разделить ее энтузиазм.

– Расскажешь в другой раз, – проворчал он. – Не мешай мне думать.

Он действительно думал. Бен собирался позвонить Ферфаксу и сообщить, что выходит из дела. Он решил вернуть аванс, объявить о своем бессилии и отправиться домой.

– Послушай, это важно, – настаивала Роберта. – Давай выйдем отсюда. Нет, не допивай. Я вижу, ты уже принял достаточно. Ты нужен мне с ясной головой.

– Уйди, Роберта. Я занят.

– Чем ты занят? Выпивкой? Накачаешься до упора? До язвы?

– Поправка: язва появляется от споров с женщинами. – Бен указал на стакан. – А это ее лечит.

– Я с тобой не спорю, – нетерпеливо возразила она. – Но ты посмотри на свое нынешнее состояние. Ты называешь себя профессионалом?

Бен бросил на нее свирепый взгляд, с громким стуком поставил бокал на стойку и неловко соскользнул с табурета.

– Ты очень рискуешь, – предупредил он ее, когда они вышли в сияние предзакатных лучей осеннего солнца. – Будем надеяться, что твоя идея очень и очень хорошая. Иначе дело дрянь…

Роберта сосредоточилась, обернулась к Бену, и ее серьезный взгляд заставил его замолчать.

– Я думаю, она тебе понравится. Ладно, слушай. Если мои догадки верны, манускрипт, украденный Клаусом Рейнфилдом, не утрачен. И он вполне доступен.

Бен разочарованно покачал головой.

– Ты бредишь? Паскаль сам собирал обрывки. Дождь и влага уничтожили свиток.

– Верно. Но вспомни блокнот! Блокнот Рейнфилда!

– И что он тебе даст? – ухмыльнулся Бен. – Ты вытащила меня из бара ради этой чепухи?

– Возможно, он важнее, чем мы думаем.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурив брови, спросил Бен.

– Ты просто выслушай меня, ладно? Вот моя идея. Вдруг блокнот и является тем самым манускриптом?

– Ты с ума сошла? Как он может быть манускриптом?

– Я имею в виду не сам блокнот, тупица. Я хочу сказать, что его содержание может копировать текст древнего свитка. Возможно, Рейнфилд просто перенес туда секреты Фулканелли.

– Гениальная мысль! Но как он мог сделать это в психушке? С чего он копировал, если оригинал утрачен? Брал информацию из астрала? Я возвращаюсь в бар.

Он повернулся, собираясь уйти.

– Заткнись и выслушай меня наконец! – закричала Роберта и схватила его за руку. – Я пытаюсь объяснить тебе важную вещь, тупоголовый ты недоносок! А если Рейнфилд помнил текст наизусть? И записал его в блокнот?

Бен огорченно вздохнул и посмотрел на нее.

– Роберта, там больше тридцати страниц. Головоломки и рисунки, геометрические символы, цифры, фрагменты текстов на латыни и на французском. Такой объем материала невозможно запомнить – слишком много деталей.

– Рейнфилд носил его с собой целых четыре года, – возразила Роберта. – Он жил в нищете. Манускрипт был его единственным богатством. Он от него с ума сошел.

– Я не верю, что человек может обладать такой феноменальной памятью. Особенно свихнувшийся алхимик.

– Бен, я изучала нейробиологию в Йельском университете. Это кажется тебе необычным, но такое вполне возможно. Ученые называют подобные феномены эйдетической, или фотографической, памятью. Этот вид памяти обычно проявляется у детей и пропадает во время взросления. Однако есть люди, у которых такая память сохраняется на протяжении всей жизни. Рейнфилд страдал ПМР, из чего я могу предположить…

– ПМР?

– Психотическим маниакальным расстройством, – терпеливо объяснила Роберта. – Вспомни его симптоматику. Он без видимой причины – или по причине, никому, кроме него, не понятной, – повторял определенные слова и действия. Науке известны случаи, когда маниакальные невротики обладали сверхъестественной памятью. Они могли запоминать огромные массивы информации, невероятно сложные для восприятия обычных людей: длинные математические уравнения, детализированные картины, большие куски технического текста. Ученые регистрируют такие случаи уже почти век.

Бен сел на скамью. Его ум быстро прояснялся от дурмана виски.

– Подумай сам, – усевшись рядом с ним, продолжила Роберта. – Врачи дали Рейнфилду блокнот, чтобы он записывал свои сны. Это стандартная процедура психотерапии. Но он использовал блокнот для сохранения воспоминаний. Он старательно восстановил те записи, которые украл и позже потерял. Психиатры не понимали, что он делал. Они не знали, откуда Рейнфилд берет материал. Они считали его каракули бредом. Но вдруг в нем содержится нечто большее?

– Этот парень спятил! Как мы можем доверять сумасшедшему?

– Я не ставлю под сомнение его безумие, – ответила Роберта. – Но он был одержим. А такие люди помнят объекты своей одержимости до мельчайших деталей. То есть Клаус мог восстановить манускрипт достаточно близко к оригиналу, и безумие тут ни при чем. Блокнот Рейнфилда может оказаться идеальной или почти идеальной копией документов, которые Жак Клеман не сжег, благоговея перед даром Фулканелли.

Поразмыслив, Бен тихо спросил:

– Ты уверена?

– Конечно нет. Но я думаю, мы должны вернуться к Анне Манзини и проверить это предположение. Вдруг будет какая-то польза?

Она выжидающе посмотрела на него.

– Ну? Как тебе моя идея?