Текст книги "Загадочное завещание"

Автор книги: сказки народные

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Эти пухлые, полные губы сдвинуты вместе. Мое сердце колотится, а по коже пробегает возбужденная дрожь.

– Хорошая девочка, – урчу я. – Посмотри на себя. Никто бы не догадался, что ты бездомная бродяжка.

Блэр прижимается ко мне, издавая придушенный звук. Я хихикаю и провожу тыльной стороной костяшки пальца по ее щеке. Она теплая и мягкая под моим прикосновением. Блэр быстро моргает.

Внутри меня поднимается головокружение, шипящее, как шампанское высшего сорта, по нервным окончаниям. Это чертовски приятно. Я хочу больше выражения на лице Блэр, этой трещины в ее наглой уверенности и годах молчаливого безразличия. Я наконец-то проникаю под ее кожу так же сильно, как она проникает под мою. Волнение от этого поет в моих венах.

Всякий раз, когда я рядом с ней, я чувствую себя живым. На какое-то время я могу забыть о своих демонах.

Мой палец сжимается сильнее, притягивая ее еще на долю секунды ближе. Ее дыхание проносится по моей шее с напряженным выдохом. Я заворожен микровыражениями ее лица, наполнен удивлением, наблюдая за тем, как она пытается контролировать себя, чтобы не дать мне понять, что именно это с ней делает. Но я все вижу.

В моей голове повторяется напев: все мое, все мое, все мое, мое, мое, мое.

Если она подчиняется мне в этом, что еще я могу ей приказать? Я представляю, как лежу на своем особом месте под звездами, глядя вверх на безбрежность, пока она скачет на моем члене.

Я никогда никому не показывал свое место. Я не привожу девушек к себе домой, но я могу представить ее там, на крыше, со мной.

Сцена меняется, и я представляю, как просыпаюсь в теплой постели с ее губами, обхватывающими меня, и румяными щеками. Образы в моей голове сливаются воедино, идея за идеей мчатся быстрее, чем быстрое биение моего сердца.

Мой твердый член упирается в ширинку.

Я могу сделать ее своей и только своей.

Песня ее губ так же гипнотизирует, как и наркотик от такого контроля над ней. Они пухлые и розовые. Когда ее язык высовывается, чтобы облизать их, я прикасаюсь носом к ее носу, намереваясь поцеловать ее на этот раз. Блэр замирает.

Воздух замирает, и двор расплывается.

Блэр, наконец, встречает мой голодный взгляд шокированным взглядом. Она наклоняет голову. Мне кажется, она собирается позволить мне поцеловать ее и я подхожу ближе.

– Когда ты собираешься заплатить мне за это?

Ее тихий вопрос гасит жар, вспыхивающий в моем желудке. Я сужаю глаза до щелок.

– Что? – прохрипел я.

На минуту Блэр заставила меня забыть о собственных правилах. Заставила меня отбросить годы ненависти и жажды мести. Заставила меня хотеть ее, и ничего больше.

Мы не какая-то сладкая история любви. В лучшем случае мы были бы ненавистным трахом. Грубые, злые и настроенные на то, чтобы причинить друг другу как можно больше боли. Мы с Блэр – масло и гребаная вода, облитые керосином и подожженные в адском пламени.

Блэр медленно моргает, делая вид, что ее не трогает моя близость и она не знает о моей внутренней войне.

Должно быть, именно так она это делает. Если она заставляет жалких ублюдков, которые платят за ее тело, чувствовать что-то большее, чем зуд, который нужно почесать, она должна зарабатывать больше денег. Как еще она может выжить в таком месте, как это? Перед сколькими парнями в этой школе она стояла на коленях? Эти слухи о ней правдивы, как чертов звоночек.

Как я мог не заметить этого раньше? Она такая же фальшивка, как и все остальные.

Я повторяю в голове свою мантру, свое священное правило. Никого не люби, никого не подпускай настолько близко, чтобы причинить боль. С этими мыслями на повторе, я подавляю в себе мысль о том, что мы можем быть чем-то большим, чем средство для достижения цели.

Это прохладная струйка льда, которая мне нужна, чтобы привести голову в порядок, чтобы перестать думать своим членом. Эти чертовы губы все еще манят меня. Черт побери, я получу их. Я возьму этот поцелуй, и мне плевать, если ей это не понравится.

Как только я почувствую вкус, все вернется на круги своя.

– Ты сказал 750 долларов. Отдай мне их.

Я еще не закончил с ней. Ей еще предстоит выучить урок.

Моя хватка на ошейнике ослабевает, и я чувствую, как костяшки пальцев впиваются в горло Блэр и она сжимает зубы.

Потираясь носом о ее нос в насмешку над романтическим поцелуем, я беззлобно ухмыляюсь. Блэр вздрагивает.

Деньги. Это единственная причина, по которой она здесь. У меня была возможность отослать ее, но я был эгоистом. Я хотел заставить ее заплатить моей рукой.

Когда я говорю, мой голос окутан тенями и осколками стекла. – Тебе действительно нужны эти деньги, не так ли?

Она прижимается ко мне. – Что из этого было не очевидно? – Ее руки поднимаются, чтобы вцепиться когтями в мое запястье, пока я не выбираю: отпустить или получить осколок руки. Я отпускаю ее с ворчанием. Она шипит: – Я не угоняла твою машину ради гребаных острых ощущений. Ты такой осел.

Я отступаю назад, провожу рукой по волосам, изображая безразличие, пока она разглагольствует.

Как только я даю ей место, Блэр топает в нескольких футах от меня, тяжело дыша. Она поворачивается ко мне, щеки все еще розовые.

– Думаешь, я бы надела это, если бы не было необходимости? – Она жестом показывает на ошейник. – Это все для того, чтобы заботиться о человеке, которого я люблю. Я не смогу этого сделать, если попаду в тюрьму.

Мышцы в моей челюсти подпрыгивают. Мне не нравится, как это звучит. Мне становится тесно и неуютно в груди. Я не знаю, почему. Засунув руки в карманы, я сжимаю их в кулаки на виду у всех.

Я делаю вдох, справляясь с бушующими внутри эмоциями, раздавливая разбитого, подающего надежды мальчика, и напоминаю себе, что сейчас я всего лишь монстр.

С практической незаинтересованностью я достаю бумажник. Я отсчитываю купюры и бросаю их к ее ногам. Они разлетаются повсюду, как всплеск волны. Блэр вскрикивает.

Прежде чем она успевает нагнуться, чтобы собрать деньги, я снова оказываюсь перед ее лицом, обхватывая рукой ее горло поверх кожаного ошейника. Табличка вдавливается в мою ладонь, когда я сжимаю ее.

– Если я твое спасение… – Я делаю паузу, чтобы ухмыльнуться, бросая на нее злобный взгляд. Другой рукой я захватываю прядь ее волос между пальцами, накручивая их. – Добро пожаловать в ад.

Я запомнил выражение лица Блэр. Ненависть. Это все. Не желание, не любовь.

Потому что это не то, что мы когда-либо разделим. Никто не испытывает ко мне таких чувств. Я больше не повторю эту ошибку, соблазнившись этими губами, которые так приятно целовать, и тем возбуждением, которое я получаю, говоря ей, что делать. Может быть, в другой жизни, в той, где наши обстоятельства сложились иначе, мы могли бы стать чем-то подходящим.

Блэр и я – это не «может быть» или «почти», мы просто два человека, которые чертовски ненавидят друг друга, обмениваясь ударами, чтобы уничтожить врага, пытаясь отвлечься от боли, пытаясь выжить в горьких лимонах, которые нам подбросила жизнь.

Это соглашение создано для того, чтобы мучить ее. Я не могу забыть об этой цели, позволяя ей дергать за те части, которые я держу спрятанными, погребенными под колючками и цепями, чтобы защитить себя от надежды. Эти части слабы и бесполезны.

Она делает это потому, что я плачу ей, а не потому, что она этого хочет. Я не могу забыть об этом или позволить себе потерять возможность раздавить ее под своим каблуком.

Сегодня вечером мне нужно посидеть под звездами, чтобы унять гнев, бурлящий в моей крови.

– Я дам тебе все, что ты заслуживаешь. Наказание, унижение, покаяние. – Моя хватка на ее горле сжимается с каждым словом. – Теперь я контролирую твои грехи, мой демонический ангел. – Отпустив ее, я ухожу, бросив через плечо: – Лучше застегнись, если не хочешь, чтобы кто-то знал, кому ты принадлежишь.

16. ДЕВЛИН

Сигнал пожарной тревоги доносится до моих ушей. Я скрылся из виду секретарей, как только она сработала, а они выскользнули из офиса. Они думают, что я влился в массу людей, текущих по коридорам, чтобы следовать протоколу, но на самом деле я жду, пока улей офисов опустеет, спрятавшись в шкафу для одежды.

– Третий в этом месяце, не так ли? – Приглушенный комментарий Дениз заставляет меня скрежетать зубами.

Поторопись, думаю я, зажатый между заплесневелым пиджаком, который пролежал в шкафу два года, и забытым плащом. Она уходит дольше всех.

Когда комната освобождается, у меня есть только столько времени, чтобы найти то, что мне нужно, и это мне дорого обходится.

Платеж Блэр сидит у меня в кармане, свернутый и обмотанный резинками. Если я найду то, что мне нужно, я заплачу ей за то, что она включила сигнализацию, чтобы отвлечь мое внимание. Это вдвое больше, чем я предлагал за это задание, но жадный маленький демон выторговала для себя лучшую сделку из-за потенциальных неприятностей, в которые она попадет, если ее поймают. Мысль о том, что она заботится о последствиях, просто смехотворна.

Я сдерживаю ухмылку. Блэр не знает, что сигнализация, которую я велел ей отключить, находится в том же коридоре, куда всегда ходит директор Бишоп, чтобы сделать свой тайный утренний перекур.

Она все равно сделала то, что я приказал, и я получаю электрический кайф от того, что имею над ней такую власть. Я недооценивал, насколько это затягивает. То, что она подчиняется моим прихотям, затрагивает давно скрытую часть меня, которую я душил и подавлял годами.

Пока что она никуда не денется. Эта мысль постоянно крутится у меня в голове по ночам, когда я сижу на крыше и смотрю на падающие звезды.

Моя одержимость ее добровольным подчинением растет, подпитывая зверя. Он прожорлив, жаждет еще больше ее послушания, раз уж я попробовал. Я хочу знать, как далеко я могу подтолкнуть ее.

Когда из кабинета не доносится ни звука, кроме пронзительного звонка пожарной сигнализации, я выскальзываю из шкафа.

Дверь заместителя директора Сэнфорда распахивается, и я успеваю спрятаться за круглым столом, прежде чем меня хватятся. Я задерживаю дыхание, пока он бежит через комнату, выдерживаю еще несколько секунд, затем высовываю голову из-за края стола, где лежит мой наполовину съеденный пончик.

Берег чист.

Интересно, это то, что чувствует Блэр, когда грабит круглосуточные магазины или какие-то другие правонарушения, с которыми она сталкивается, когда я иду в комнату в задней части административного центра. Двери не заперты в течение дня, что избавляет меня от необходимости взламывать их в нерабочее время с помощью набора ключей, которые мы с Бишопом скопировали на втором курсе.

К счастью, комната заглушает сердитую трель сигнализации, как только я оказываюсь внутри. Здесь хранятся постоянные записи о каждом студенте. Он выглядит как помещение старого джентльменского клуба, а не средней школы, с приглушенным стилем, застрявшим во времени. В углу стоит кожаное кресло, как будто кто-то наслаждается отдыхом с файлами учеников, а вдоль стен стоят полированные деревянные картотеки. Не хватает только камина и сигарного дыма.

Найдя ящики для фамилий ДЕ, я приступаю к работе. Есть всего несколько минут, чтобы просмотреть ее файл.

Это задание необходимо. Мне нужно узнать больше о Блэр. Знания – это боеприпасы в моем арсенале против нее.

Я просматриваю первый ящик и оказываюсь пустым. Вытаскиваю следующий, пролистываю толстые и тонкие папки. Дабровски… Дакоста… Дэниелс… Дэвис!

Ухмыляясь, я достаю папку из манилы и прислоняюсь к картотеке. Недавние дела очевидны – отчисление из команды по легкой атлетике, документы из штата о программе студенческих обедов, отстранения от занятий и задержания.

Есть несколько оправданий за опоздание с первой недели школы, датированных до того, как она вломилась в мой гараж, чтобы украсть мой Porsche. Одно из них объясняет, что Блэр отвезла свою маму в больницу, как причину своего прихода во время третьего урока.

Мои глаза сужаются. Так вот почему ей нужны были деньги? Чтобы оплатить больничные счета своей мамы?

Это задевает меня до глубины души. Ревность пробегает по моему позвоночнику ледяной горкой. У Блэр должна быть сильная связь с мамой, чтобы быть единственным человеком рядом с ней каждый раз, когда ей нужно идти к врачу.

Я прослеживаю почерк Блэр. Должно быть, это мило.

Когда я представляю себя на том же месте, мне трудно представить, каково это – вести родителей к врачу. Буду ли я волноваться? Будут ли они уверять меня, что все будет хорошо?

В моем кармане молчание телефона кричит на меня. Вот уже несколько дней я ничего не слышал о своих родителях.

Они могли умереть, а я бы об этом не узнал.

Я мог бы умереть, а им было бы все равно.

Разволновавшись, я провожу пальцами по волосам, морщась, когда слишком сильно дергаю и отрываю несколько прядей от кожи головы. Тяжелый вздох заставляет мои плечи опуститься. Дело в Блэр, а не во мне.

Покопавшись в папке, я обнаруживаю еще несколько поздних листков за прошлый год, в которых упоминаются дополнительные случаи, связанные с больницей. Это гораздо больше госпитализаций, чем обычно. Мое нутро сжимается, когда я думаю о том, что первое приходит на ум в подобных ситуациях – жестокий отец или, может быть, у матери непутевый бойфренд, из-за которого она постоянно попадает в больницу.

Это посылает необоснованное беспокойство, пронзающее меня насквозь.

Я замираю, потрясенным незнакомым ощущением. Мои брови нахмурились, когда я отбросил ненужную защиту в сторону.

Невероятно. Я ищу патроны против нее, а тут, черт возьми, беспокоюсь о том, что у нее опасная домашняя жизнь. Что со мной не так?

Я уже сказал ей, что я не ее белый рыцарь.

Здесь нет места для сочувствия, только способы, которыми я могу использовать информацию, чтобы контролировать фигуры на доске. Мама Блэр может быть наркоманкой, использующей городские ресурсы для бесплатного ухода, мне плевать на их домашнюю жизнь.

Я насмехаюсь и перелистываю страницы, читая комментарии ее учителей из средней и начальной школы. Все они говорят о ней примерно одно и то же.

Блэр проявляет большую склонность к изучению материала и ценит поставленные задачи. Она проявляет большой интерес к предметам по искусству и истории. Индивидуальная работа отличная, но в классе она тихая и медленно принимает участие.

Мисс Дэвис вежлива и сдержанна, но часто изолирует себя от сверстников.

Блэр проявляет большой интеллект в школьной работе, учитывая недавние изменения в ее семейной ситуации. Однако из яркой, улыбчивой, счастливой девушки она превратилась в замкнутую. Когда другие одноклассники вступают с ней в разговор, она отстраняется.

Я хмурю губы.

Будильник наконец-то отключается. Взглянув на часы, я понимаю, что мне нужно поторопиться. Нет времени бежать к копировальному аппарату в другой комнате, а я не хочу оставлять улики. Придется обойтись телефоном.

Я раскладываю папку на стуле, быстро перелистываю страницы и делаю снимки жалкой истории Блэр.

Умно, но грустно, как клише.

В моем желудке поселилась тяжесть.

Я крепче сжимаю телефон. Она не такая, как я. Это не то же самое.

Я просматриваю все в обратном порядке, больше заботясь об актуальной информации, чем о том, какой восторг она вызывала у своего дошкольного воспитателя. Помятая записка на одной из предыдущих страниц в самом начале папки заставляет меня остановиться. Я пропустил ее при первом просмотре. Перевернув ее, я обнаруживаю, что это письмо от консультанта по профориентации из академии Литтл Боулдер.

– Ха. – Любопытный звук вырывается из меня прежде, чем я успеваю его сдержать.

Я тоже ходил в Академию Литтл Боулдер. Лукас и Бишоп тоже. Большинство людей в нашем кругу посещали престижную частную начальную школу. Я пытаюсь вспомнить, перебирая далекие воспоминания, чтобы найти хоть что-то о темноволосой маленькой вредительнице. Как могла такая бедная девочка, как она, позволить себе обучение в частной школе?

Я всегда думал, что ее породил мусор, низкий класс насквозь. Блэр всегда была девочкой из грязи, которой каким-то образом удалось получить стипендию в школе Сильвер-Лейк. Никогда не думал, что наши пути могли пересечься до старшей школы.

Вытащив из папки записку, я прочитал ее с насупленными бровями.

Мэйси Дэвис позвонила, чтобы сообщить школе, что Блэр уходит из Академии Литтл Боулдер в связи с изменением финансовых обстоятельств. Перевод состоится в следующем месяце. Мэйси выразила беспокойство по поводу реакции Блэр на дезертирство отца и его исчезновение из семьи. Пожалуйста, сообщите всем учителям Блэр об этом изменении и присматривайте за ней, пока она остается студенткой Академии Литтл Боулдер.

Мое сердце колотится сильнее, пока мои глаза летят по словам. Я не осознаю, что смял записку, пока бумага не сминается. Вдохнув, я разглаживаю складки, пытаясь успокоить пульс.

Непрошеное сочувствие просачивается обратно в мои кости. Мне хочется докопаться до мозга и вырезать его. Мне не нравится чувствовать себя так по отношению к Блэр Дэвис. Тяжелая боль внутри меня расширяется в груди, как воздушный шар.

Я протираю глаза и запускаю руку в волосы. В душе вспыхивают искры понимания. Ее отец бросил ее, и я знаю, каково это.

Я выдыхаю, качая головой.

Когда я кладу записку обратно в папку, мое внимание привлекает заключительное интервью от консультанта. Почерк маленькой девочки заполняет страницу крупным шрифтом. Звездочки расставляют точки над «и».

Прищурившись, я подношу его ближе, приседаю, чтобы встать на колени над открытой папкой. Я узнаю этот почерк. Имя Блэр написано внизу, и такая же звезда подчеркивает букву в ее имени.

Ты выглядишь грустным. Не грусти. Вот, загадай желание моей звезде.

Мягкий, высокий голос эхом отдается в моей голове вместе со вспышкой длинных темных волос и карих глаз. Когда я сглатываю, в горле становится тяжело. Воспоминания об уроке рисования в третьем классе набрасываются на меня отрывками, проскакивая, как сломанная кинолента.

Там была девочка моего возраста, мы оба были старше других детей, но слишком молоды, чтобы перейти в класс впереди нас. Она подошла ко мне во время урока декоративно-прикладного искусства, чтобы показать свой рисунок звезд. Они заполнили всю страницу, однобокие и причудливые, как и ее улыбка.

Я уклонялся от указаний учителя рисовать, потому что дулся. Все было плохо, и я не получал своего. Мама и папа оставляли меня одного. Мне не нравилась женщина, которая жила у меня дома. Она не знала, какую книгу я люблю читать с мамой.

Маленькая девочка не возражала и не замечала, как все держатся от меня на расстоянии, без спросу заняв соседний стул. Я посмотрел на нее, но она и это проигнорировала.

Можешь взять мои звезды, они снова сделают тебя счастливым. Загадай желание! Желания, которые ты загадываешь на падающих звездах, всегда сбываются.

Я не мог кричать на нее, чтобы она оставила меня в покое. Вместо этого я молчал и угрюмо щипал края ее рисунка, пока она начинала новую страницу. Внизу страницы она написала свое имя – Блэр с маленькой звездочкой над одной буквой. На ее лице застыло сосредоточенное выражение, язык высовывался между зубами, когда она рисовала. Через две страницы, заполненные кривыми звездочками и ее случайными напеваниями, злость, заставлявшая меня кричать на всех, улетучилась, оставив меня более спокойной.

Подозревая, я спросила ее: – Откуда ты знаешь, что желания работают? Ты пробовала?

Блэр выдохнула порывистый вздох, который шевельнул ее волосы. – Нет, – ответила она, надувшись, отрываясь от рисования. – Мама говорит, что они появляются после того, как я ложусь спать, но она клянется, что это похоже на волшебство! Волшебство – это круто!

Ее глаза стали такими большими и были полны такой искренности, что мне пришлось поверить, что она права.

Я цеплялся за ее слова как за спасательный круг после всего гнева, боли и разочарования, которые я испытывал от того, что родители замечали меня все меньше и меньше, поскольку они все дольше отсутствовали дома. Я не знаю, что я сделал, чтобы они не хотели быть рядом со мной, но боль была удушающей. Обещание Блэр загадать желание на падающие звезды помогло. Я искал их каждую ночь перед сном, не спал, пока глаза не высохли и не начали чесаться. Когда я увижу звезду, я обязательно расскажу ей об этом, чтобы похвастаться, что загадал настоящую звезду раньше нее.

Блэр сидела рядом со мной на каждом уроке рисования и была достаточно разговорчива для нас обоих. Ее энтузиазм был заразителен. Она заставляла меня смеяться, во мне снова вспыхивала искра жизни после того, как я чувствовал себя оцепеневшим.

Потом ее не стало.

Как и мои родители.

Никто не захотел остаться со мной.

Ее кресло оставалось пустым, и покалывающее онемение снова вползло в меня, и она не могла побороть его улыбками. Учительница сказала мне, что ей пришлось уйти, когда я спросил, куда делась моя подруга.

Только после того, как Блэр ушла, я наконец увидел свою первую настоящую падающую звезду.

Своим первым желанием я загадал, чтобы она вернулась и злился, что она так легко оставила меня.

Однажды я загадал Блэр, и она действительно вернулась ко мне. Только было уже слишком поздно. К тому времени, когда я снова нашел ее, я уже был сломлен до неузнаваемости ее волшебными падающими звездами.

Причудливая подруга из моего детства – моя маленькая воровка. Я не могу в это поверить.

Дыхание вырывается с трудом, и я прикрываю глаза, втягивая воздух в легкие. Мир словно опрокинулся набок и кувыркает меня по сторонам. Я не думал о девушке из моего художественного класса уже много лет. Я хранил ее глубоко под слоями всего остального, запертой в ее собственной коробке с остальными моими эмоциями и воспоминаниями.

Помнит ли она меня вообще? Я не могу винить ее, если она не помнит. Иррациональный гнев, который я всегда испытывал, когда смотрел на нее, теперь имеет больше смысла. Возможно, я засунул воспоминания о нашей короткой, странной связи вглубь, но горе от потери этой связи так легко просочилось между трещинами.

Это открытие не изменит моих планов. Блэр все еще должна заплатить.

Кривая улыбка, которая раньше освещала ее лицо, всплывает в моей голове. Вместе с ней приходят и другие воспоминания о том периоде моей жизни, которые оставляют меня сырым и гудящим, как провод под напряжением. Я сжимаю зубы настолько сильно, что чувствую пульс в ушах, закрываю рот рукой, чтобы вернуть воспоминания на место и забыть о них.

Это все ее вина. Я заставлю ее корчиться от боли за то, что она прорвалась сквозь крепкие барьеры, которые я воздвиг. Мой следующий ход начинает формироваться в моей голове.

На этот раз тебе не удастся так легко уйти от меня.

Хлопок двери и приглушенные голоса заставляют меня подпрыгнуть.

– Черт, – хрипло шепчу я.

Мое время вышло, а я не успел убежать.

Я вскакиваю со своего места и собираю папку с учебными материалами Блэр. Шаги раздаются за дверью комнаты для записей студентов. Я замираю, затаив дыхание.

– Девлин еще не вернулся? – спрашивает кого-то Дебби. – Дай мне знать, когда он будет здесь. Мне нужно, чтобы он немедленно сделал копии.

Черт возьми, Дебби, успокой свои сиськи. Сохраняя спокойствие, я осторожно открываю ящик деревянного шкафа и засовываю папку Блэр на место. Мне нужна помощь, чтобы выбраться из комнаты для записей незамеченной. Офис снова кажется полным.

Я отправляю сообщение Бишопу.

Девлин: Как близко ты к офису?

Бишоп: [GIF человека, бегущего вдаль].

Уголок моего рта приподнимается. Он ненавидит спускаться в офис, когда рядом его отец.

Девлин: Иди, пофлиртуй с Дебби. Нужно отвлечь ее, чтобы твой отец не наехал на меня за то, что я был в комнате для записи студентов.

Бишоп: Вот дерьмо!!! Ты, дьявол. [ухмыляющийся дьявол эмодзи]

Бишоп: Уже иду.

Бишоп: [GIF Супермен летит по воздуху].

Я тяжело прислоняюсь к дверной раме, ожидая помощи Бишопа. Я не могу выкинуть голос Блэр из головы.

Желания, которые ты загадываешь на падающие звездах, всегда сбываются.

Беззлобная улыбка искривляет мой рот. Из всех бесчисленных желаний, которые я загадывал на звездах, это сбылось. Я провожу рукой по ребрам, где на моей коже чернеет волшебство, о котором мне когда-то рассказывала Блэр.

Похоже, я получил то, чего желал.