Текст книги "Загадочное завещание"

Автор книги: сказки народные

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

5. ДЕВЛИН

Как только она подписывает свое имя на контракте, на котором она настаивала, я впиваюсь пальцами в узел на другом запястье, освобождая ее.

Тепло успеха закручивается в глубине моего нутра, когда я просматриваю наш импровизированный контракт, ее имя, написанное аккуратно и без излишеств, рядом с моим.

О, липкие пальчики, ты даже не представляешь, на что подписалась.

Я засовываю язык в щеку. Моя голова уже переполнена идеями, как унизить ее. Я буду преподносить ей урок за уроком. Она не только пожалеет о том дне, когда вознамерилась взять то, что принадлежит мне, но и научится бояться монстра, которого я держу внутри себя.

Я стану ее личным кошмаром и спасением одновременно. Пьянящая смесь власти в моих руках.

Мысль о том, чтобы заставить ее танцевать под мою собственную извращенную мелодию, наполняет меня таким удовлетворением, что у меня немного кружится голова от волнения.

Блэр сползает с табурета, потирая запястья. На ее коже остались розовые следы, которые к утру исчезнут. Веревка была завязана недостаточно туго, чтобы оставить неизгладимый след.

Я должен сделать что-то, чтобы отметить ее.

Это желание пока откладывается. Мне нужно время, чтобы спланировать команды, которые я хочу ей дать.

Блэр быстро расправляется со шнуром, отстегивая его от табурета. Она обходит меня, чтобы взять свой чехол на молнии. Прикрепив его к поясу, она проводит пальцами по гладким волосам.

Мы зашли в тупик. Условия контракта в силе, но настроение от ее вторжения и моих попыток помешать ему висит между нами. Мы не друзья – скорее наоборот.

Вместо того, чтобы снова вернуть себе твердый контроль, я позволяю моменту тянуться, любопытствуя, что она предпримет. Черт, она достаточно быстра, я бы не отказался, чтобы она схватила самую близкую вещь, какую только сможет, и бросилась к двери. Если дело дойдет до этого, я тоже быстр, как черт. Я поймаю ее снова.

– Итак… – Блэр прерывается и избегает моего взгляда. – Я просто собираюсь уйти.

Она смотрит на меня с минуту, словно ожидая, что я откажусь от своего слова. Я не нарушаю сделку.

Склонив голову набок, я поднимаю брови. – Ну тогда беги, сточная крыса.

Она одаривает меня суровым взглядом, плечи напряжены.

Хорошо. Сохрани свою железную гордость в целости. Она тебе понадобится, милая.

Когда Блэр выскользнула из комнаты, я последовал за ней. Я могу не отказываться от своего слова, но я ей совсем не доверяю. Отчаяние заставляет людей совершать глупые поступки, а у нее на тощей заднице написано три секунды до следующего неверного решения.

Что это за кража в особо крупных размерах в дополнение к другим ее преступлениям сегодня?

У входной двери странное желание вытягивает из меня вопрос. – Как ты вообще попала в общество? – Блэр оглядывается через плечо и пожимает плечами. Я обхожу вокруг и подпираю дверь, блокируя ее выход. Она ответит на мои вопросы, прежде чем исчезнет в темноте. – Ответь мне. Джемма в колледже, так что этот вариант отпадает. Ты больше никого здесь не знаешь.

Блэр ухмыляется, самодовольство выглядит раздражающе хорошо на ней. – У меня есть свои способы.

Она пытается открыть дверь, не прикасаясь ко мне, пока я опираюсь на нее.

Если она никого здесь не знает, думаю, она поднялась на гору. Так бы я поступил на ее месте. Если это правда, то мне не по себе. – Ночью в лесу опасно.

Ее глаза метнулись вверх, и она отступила на шаг. Движения быстрые, но я завороженно наблюдаю, как она оценивает другие варианты выхода, поскольку я блокирую ее текущий выбор.

– Если ты планировала идти пешком, – поясняю я, делая жест рукой. – Здесь есть общественный патруль, но они не всегда отпугивают.

– Я справлюсь. – Она тянется к дверной ручке.

– А что, если я заставлю тебя остаться? – Это не вопрос. Но это не совсем то, что я пытаюсь контролировать. Несмотря на обещание отпустить ее… я не готов к тому, чтобы она ушла.

Блэр замирает. Я держу ее.

Ее проницательный взгляд находит мой. Я сохраняю спокойное выражение лица, не давая ей ни малейшего намека на то, блефую я или нет. Она сглатывает.

– Я… не могу. – Она внезапно вздрогнула. Ее пальцы вцепились в подол рубашки на боку. Я складываю руки. Выдохнув, она уточняет: – Моя мама скоро вернется домой. Мне нужно быть там до этого.

Блэр выжидает меня с интервалом от одного удара сердца до другого, затем поворачивает ручку двери.

Моя решимость ломается. Я не могу позволить ей вот так уйти. Господи, какая она упрямая и я с нетерпением жду, когда смогу подчинить эту дурную привычку себе.

– Серьезно. – Я кладу руку ей на плечо, чтобы остановить ее. – Тебя подвезти до ворот? Или Uber?

Блэр насмехается. – Все еще играешь в джентльмена?

Резкий смех вырывается из меня. Быстрым движением мои руки обхватывают ее талию, закручивая ее вокруг себя. Я прижимаю ее к двери, кладу ладони по обе стороны от ее головы, наклоняясь в ее пространство. Тепло ее тела просачивается в мое, ее сиськи касаются моей футболки. Если я сделаю еще один шаг ближе, то прижму ее своим телом.

– Вряд ли, – говорю я. – Я хуже, чем опасность, которая таится снаружи. Не хочу, чтобы с моей новой игрушкой что-нибудь случилось.

Ее рот искривляется, а темные ресницы трепещут. Цвет заливает ее веснушчатые щеки, когда ее внимание переключается на мое предплечье, сгибающееся рядом с ее головой.

Я ожидал от нее большой и дерзкой реакции, хотя она никогда не отвечает мне подобным образом, когда я дразню ее в школе. К чему я не был готов, так это к тому, как она сохраняет неподвижность, оценивая ситуацию, а не пытается немедленно ударить меня коленом по яйцам.

– Давай. – Блэр вздыхает и прислоняется головой к двери. – Я буду в порядке. Правда.

Это почти действует на меня, но напряженная дрожь в ее плечах выдает ее, разрушая ее непринужденность. Я доставляю ей больше неудобств, чем ночная прогулка по лесу.

Я отступаю назад и бью ее под подбородок кривым пальцем. Это открытие я могу использовать в своих интересах позже.

– Не дай себя съесть. – Я засовываю руки в карманы своих треников. – Нельзя, чтобы ты умерла до начала веселья.

Блэр смотрит на меня в недоумении, затем закатывает глаза. – Ты чертовски невероятен.

Дверь распахивается и захлопывается за ней. Это эхом отдается в открытых балках над головой, современная люстра дребезжит со слабым звоном стекла и металла.

Тч. Я откладываю ее дерзость в долгий ящик. За это она тоже заплатит.

Я возвращаюсь на кухню и опираюсь локтями на остров. Запах ее дешевого шампуня с имитацией ванили прилип ко мне. Мне придется снова принять душ, чтобы смыть с себя это дерьмо.

В доме снова воцаряется тишина. Это происходит быстрее, чем ожидалось, гнетущая тяжесть тишины почти шокирует меня. На короткое время я почти забыл. Теперь, когда возбуждение ночи угасло, я остался один в своем доме, и только мои машины и мои мысли составляют мне компанию.

Когда я глотаю, мое горло сжато.

Я потираю кончики пальцев и сопротивляюсь назойливому желанию подняться на площадку второго этажа, чтобы посмотреть, смогу ли я наблюдать как уходит Блэр. Что-то подсказывает мне, что она уже слилась с тенью.

Достав свой телефон, я просматриваю уведомления в Instagram. На мою утреннюю фотографию с Рэдом и фотографию с тренировки, где мои бутсы рядом с футбольным мячом, набралось множество лайков и комментариев. Бишоп оставил кучу эмодзи в комментариях к обоим постам, что заставило меня фыркнуть. Забавно представить, что сегодняшний вечер мог бы пройти по-другому, если бы я не пошел в гараж, намереваясь прокатиться на радостях, когда я это сделал.

Мой большой палец нависает над экраном. Я никогда не смотрела раньше. Есть ли у Блэр социальные сети?

Поиск по ее имени ничего не дает. Я переключаюсь на профиль Джеммы и прокручиваю страницу, пока не нахожу недавнюю фотографию их двоих. Они на лодке Лукаса посреди озера, его собака мопс прижалась к нему. Джемма ярко улыбается в камеру, обнимая Блэр, в то время как она более сдержана, обратив внимание на мопса Ланселота.

На фотографии отмечены два профиля. Один – Лукаса, значит, другой должен быть Блэр. Мой рот кривится. Спасибо, Джем, за то, что ты всегда остаёшься открытой книгой.

Я нажимаю на имя пользователя @disblair. Он личный. Фотография ее профиля – это фотография, на которой она изображена, когда ее волосы были окрашены в серо-голубой цвет. Она одета в безразмерный балахон и держит руку поднятой, чтобы скрыть большую часть лица. Один карий глаз проглядывает между пальцами, дразня камеру.

– Дерьмо.

Это может подождать позже. Или я могу заплатить ей за доступ к ее счету. Я погладил свой подбородок.

Выйдя из приложения, я колеблюсь. Минуту смотрю на значок сообщения, потом сдаюсь и открываю историю сообщений с папой.

Никакого ответа.

Что я и знал.

Из моего горла вырывается грубый звук.

Я, блядь, знал, и все равно не мог не проверить.

– Черт возьми, ты идиот.

Я сжимаю телефон в руке до побеления костяшек. Моя слабость выводит меня из себя.

Я ненадолго задумываюсь о том, чтобы рассказать родителям о взломе. Мое дыхание шипит между стиснутыми зубами. Нет, я не скажу им. Я справлюсь с этим сам, как и со всем остальным. Они подтолкнули меня к самостоятельности, и я сделал еще один шаг вперед. Я уже больше года не нуждаюсь в ежемесячных деньгах, которые они сбрасывают на мой банковский счет. Благодаря инвестициям и планированию с моим финансовым консультантом я могу уйти от них, когда захочу. Проблема в том, чтобы сделать этот шаг.

Мой телефон начинает вибрировать. Я ненавижу вспышку надежды, которая бурлит в моей груди.

На определителе номера – мой дядя.

– Привет, дядя Эд, – приветствую я, приняв вызов. – Как дела?

– Эй, сынок. – Его голос теплый.

Когда он называет меня сыном, у меня щемит в груди. Это то, что он всегда делал, почти как будто он принял меня с рождения, когда я рос рядом с Лукасом, его биологическим сыном. Мы с Лукасом двоюродные братья, но мои тетя и дядя дали мне все, что дали ему.

– Ты уже поел?

– Нет. – Я провел рукой по волосам. – Почему?

– Приезжай. Твоя тетя все еще приспосабливается готовить на двоих, а не на троих или четверых, когда дети уехали в колледж. – Он хихикает в трубку. – Я хочу услышать, как прошла первая неделя твоего выпускного года.

– Да, – отвечаю я хрипло, надеясь, что он этого не слышит. Я прочищаю горло. – Звучит круто. Я буду через пятнадцать минут.

Жалко, что я так быстро хватаюсь на любую возможность хоть ненадолго покинуть пустой дом.

– Отлично. Скоро увидимся.

Когда мы с Лукасом были детьми, я проводил много времени с его семьей, а не со своей. Мои родители тогда еще чаще путешествовали, и это было до того, как они наняли помощниц по хозяйству, чтобы они воспитывали меня вместо них. Тогда я называл тетю Лотти своей мамой.

Втайне я до сих пор хочу, чтобы они с дядей Эдвардом были моими настоящими родителями, но это слышат только звезды, под которыми я сижу поздно ночью.

Я вешаю трубку и беру свою вечнозеленую и белую футбольную куртку на молнии из шкафа в прихожей, прежде чем нырнуть в гараж и направиться к Реду.

Садясь в машину, я обыскиваю подстаканник и места между сиденьями. Я нахожу брелок на полу, торчащий из-под водительского сиденья.

– Господи, какой же ты маленький, – бормочу я, с ворчанием поправляя сиденье, пока оно не встало так, чтобы мне было удобно.

Я сжимаю руль одной рукой и завожу двигатель. Быстрым нажатием на экран открывается одна из дверей гаража. Я нажимаю на газ и быстро еду по извилистым дорогам и склонам. Я знаю этот маршрут наизусть.

Это один из первых, которые я выучил, когда получил права.

Я ездил по нему так часто, что он закрепился в моей крови.

6. БЛЭР

Сова ухает в кронах деревьев на краю трейлерного парка, пока я добираюсь до дома, который мы делим с мамой.

Фонарь заливает наш выцветший голубой трейлер мерцающим светом, и бездомная кошка тявкает. Здесь в основном тихо, слишком рано, чтобы жители кладбищенской смены пробирались домой на усталых ногах, неся на себе тяжесть мира, а пожилые жители спят перед своими телевизорами. Вдалеке слышен звук телевизора и чей-то слишком громкий разговор. Звук легко распространяется по гравийной площадке между домами с жестяными крышами.

Я отпираю скрипучую входную дверь. Она гулко отдается, когда захлопывается. Вздох вырывается из меня, когда я приваливаюсь спиной к двери, бесстрастно осматривая нашу крошечную однушку.

Она разительно отличается от современного дворца Девлина в горах.

Здесь есть мини-кухня с безвкусными прилавками из розовой керамики, гостиная длиной с наш диван, который является некрутой разновидностью винтажа с уродливым пледом цвета загара, и тусклый обшитый деревянными панелями холл, который ведет к спальням и ванной комнате.

Это не так много, но это дом. Мама постаралась сделать его как можно более уютным. На протяжении многих лет она бросала на меня веселый взгляд, когда вешала пастельные занавески из магазина «все за доллар», или натягивала новый вязаный плед на потертый диван, и говорила, что это дом, пока мы вместе.

Мы не всегда жили здесь. До того, как отец сбежал, у нас был дом в районе Джеммы, на другой стороне восточной долины Риджвью. Мы были счастливой семьей, когда я была маленькой девочкой.

В моей голове эхом отдается стук мелочи, выуженной из диванных подушек, и воспоминания о том, как я в последний раз видела папу, всплывают на поверхность. Он не видел, как я наблюдала за ним с лестницы, когда я пробралась вниз за печеньем из банки, которую мама держала на прилавке. Папа что-то бормотал себе под нос, копаясь в маминой сумочке, доставая долларовые купюры и засовывая их в карманы. Упакованная сумка лежала на кухонном столе. Когда я спросила, что он делает, папа с гримасой повернулся ко мне лицом.

– Медвежонок Блэр, тебе нельзя вставать с постели. – Он погладил меня по голове. – Мама позаботится о тебе. Будь добра к ней, хорошо?

С этим загадочным сообщением он исчез из нашей жизни. После этого я помню только, как мама плакала над почтой. Только когда я немного подросла, я поняла, что ее постоянные телефонные звонки были звонками коллекторов с требованием выплатить долг.

С ворчанием отходя от двери, я прохожу на кухню слева, становлюсь на колени у шкафа под раковиной. Я достаю аптечку и опускаюсь на диван.

На моих джинсах есть разрыв, где я поцарапала колено, споткнувшись во время поспешного спуска с горы от дома Девлина. Жжет, когда я протираю ссадину спиртовой салфеткой, и я шиплю сквозь зубы, заклеивая ее пластырем.

Достав ручку из сумки на молнии, я засовываю язык между зубами, сосредоточенно рисуя на повязке хмурый взгляд. Это личное напоминание о том, что нужно быть сильнее своих ошибок.

Сегодня вечером я только и делала, что лажала направо и налево.

Мой идеальный план рухнул.

В груди зашевелилось беспокойство, когда я перевела взгляд на окно. Девлин может передумать и выдернуть ковер из-под моих ног, как дурацкую шутку. За окном – темнота, а не мигающие красные и синие огни патрульной машины, которую я так ждала, чтобы огласить весь трейлерный парк неудачников, когда она подъедет, чтобы увезти меня.

Я несколько минут смотрю в окно, прежде чем пробормотать: – Лучше бы он не шутил.

С разочарованным возгласом я вырываю письмо с уведомлением из заднего кармана и шлепаю его на приземистый журнальный столик, который я помогала маме собирать мусор и перекрашивать. Уведомление о сборах сидит на столе согнутое и скомканное, наглядно демонстрируя, почему у меня не было выбора, чтобы принять извращенное предложение Девлина.

Я вытираю лицо руками и встаю, чтобы убрать аптечку. Схватив уведомление, я кладу его в стопку, которая живет рядом с нашим тостером. Эта стопка никогда не уменьшается, только, кажется, растет, растет и растет. Я просматриваю открытые и нераспечатанные счета, другие уведомления о взыскании и просроченные долги – все, что отец прикрепил к нам, прежде чем скрыться на хвосте.

Когда я смотрю на эту груду отчаяния, у меня в животе поднимается тошнотворный ужас. Я потираю живот, чтобы унять ощущение, что мои внутренности превращаются в затвердевшие кирпичи.

– Пошел ты, папа, – рычу я на счета.

Мой висок болит, и я сглатываю. Мне нужно отвлечься от всего, что сегодня пошло не так.

Повернувшись на пятках, я удаляюсь в свою комнату. Это крошечная площадь с кроватью-футоном, библиотечными распечатками моих любимых произведений искусства, прикрепленными к стене рядом с фотографиями, где я позирую с Джеммой и мамой, и стопками книг в мягких обложках под окном.

Это моя коллекция из корзины по двадцать пять центов в экономном магазине. Большинство из них побитые, с потрескавшимися корешками и пожелтевшими страницами, но я люблю копаться в корзине раз в месяц, чтобы найти новое сокровище и пополнить свою коллекцию.

Выпутавшись из грязной одежды, я бросаю ее в угол, чтобы заняться ею позже. Я закручиваю волосы в пучок и надеваю свои старые спортивные штаны и футболку команды девочек SLHS, чтобы расслабиться. Моя рука гладит зеленую футболку, и на губах появляется тоскливая улыбка. Мне не нужна команда по легкой атлетике, чтобы бегать регулярно, но я скучаю по тому, как она занимала мое время. Это было то, что я делала для себя, а таких случаев очень и очень мало.

Еще одно разочарование, чтобы отдать должное Девлину за…

Вздохнув, я качаю головой и иду к стопке книг в мягкой обложке. Я сажусь на пол и провожу пальцем по корешкам, чтобы выбрать что-то подходящее, в чем можно потеряться, пока мама не вернется домой.

У меня их не так много, как хотелось бы. Если бы я могла, я бы заполнила свою комнату книжными полками от пола до потолка. Но у нас нет места, поэтому я ограничиваю себя только теми изданиями, которые хочу сохранить больше всего. Книги, которые мне не нравятся, я отдаю на полку бесплатного книгообмена в библиотеке Риджвью.

Мой палец останавливается на биографии Фриды Кало. Уголок моего рта приподнимается. Идеально.

Я читаю все, что угодно, но книги об искусстве и художниках – одни из моих любимых.

Выбрав книгу, я плюхаюсь на свой футон, подтаскивая подушку, чтобы опереться на нее.

***

Грохот входной двери отрывает меня от чтения биографии Фриды.

– Я дома, Блэр! – Мама звонит из главной комнаты.

Я скатываюсь с футона и переворачиваю книгу, чтобы сохранить свое место, прежде чем выйти из комнаты.

Мама стоит у раковины и моет руки. Она заканчивает, затем поворачивается и протягивает мне руки.

Светло-голубая форма официантки свисает с ее тонкой фигуры больше, чем обычно, и от этого меня пронзает беспокойство. Ее каштановые волосы убраны в низкий пучок, но несколько седых косичек падают на лицо. Ее кожа имеет восковой оттенок, который мне ни капли не нравится, а голубые глаза запали и под ними мешки.

В последнее время она слишком много работает.

– Привет, как работа? – Я шагаю к ней в объятия и крепко сжимаю ее, подставляя голову под ее подбородок.

Это наш ритуал, когда она приходит домой с работы. Когда я достигла половой зрелости, гормональный дисбаланс сделал меня засранкой, и я сказала ей, что это глупо. Она всегда настаивала, и теперь я живу ради ее объятий. На несколько секунд мне не нужно быть сильным между нами.

– Работа удалась. – Мама гладит рукой мою булочку и целует меня в макушку. – Я принесла тебе домой кусочек яблочного пирога. Он в холодильнике.

– Спасибо. Хочешь, я сделаю чай? Мы разделим его на двоих.

Я роюсь в шкафу, где мы храним чай, растворимый кофе и какую-то древнюю лимонадную смесь, которая, я уверена, кристаллизовалась в единую массу. Я держу его, потому что это дерьмо будет больно, если я швырну его в пьяницу через два трейлера, который пытается войти в наш трейлер каждые несколько дней. Люблю быть наготове, потому что я не доверяю ему, если он когда-нибудь попадет сюда.

– Ты можешь взять его, милая.

Мама впивается пальцами в плечо, гримаса искажает ее черты. Я бросаю чайные пакетики на стойку и веду ее к нашему крошечному столику-бистро в углу. Ее протест длится недолго, когда я поглаживаю ее плечи, чтобы снять боль от стояния на ногах в закусочной.

– Мы разделим его. – Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку и продолжить заботиться о ее дискомфорте. – У тебя есть смена в субботу утром? Я подумала, что мы могли бы испечь блины.

Блины по выходным – одно из немногих лакомств, которые мы сохранили с детства. Как бы мало у нас ни было, мы угощаем себя завтраком из домашних блинов.

Мама вздыхает, откидывая голову назад к моему животу. – Да, дорогая. Извини. Как насчет воскресенья?

– Конечно, не волнуйся, – мягко заверила я ее. – С блинами спешить не стоит.

Мама постукивает ногтями по столешнице. Ее красный лак потрескался. – Но после, это может быть моя последняя смена на некоторое время. Они меняют смены официанток.

– Что? – Мои внутренности леденеют, и я перевожу взгляд с мамы на беспорядочную стопку купюр у тостера. – Почему? Ты проработала там достаточно долго, чтобы иметь право старшинства при выборе смены, они не могут просто…

– Блэр. – Она похлопывает меня по руке, и я ослабляю свою напряженную хватку на ее плечах. – Наверное, я прилягу. Уже поздно, и я устала.

Слова ударили меня как пощечина, хотя она говорила спокойно. – Конечно. Прости, мам.

– Все в порядке. – Она издает тихий стон, когда встает. Ее рука касается моей щеки. Я никогда не видела ее лицо таким бледным и бесцветным. От усталости в уголках ее глаз у меня болит сердце. Я беспокоюсь, что ее здоровье ухудшается быстрее, чем мы готовы с этим справиться. Мне уже пришлось отвести ее к врачу перед школой. – Съешь пирог, хорошо?

Работа, которую она так усердно выполняет, разрушает ее, отрывая маленькие кусочки понемногу. Несмотря на наше дерьмовое положение в жизни, ей все еще удается найти для меня теплую улыбку.

– Ага, – хриплю я. – Отдохни немного, мам.

Она хмыкает и заправляет за ухо прядку слипшихся каштановых волос. Я щелкаю ногтями – ужасная нервная привычка, которую, я знаю, она ненавидит. Я останавливаюсь и переплетаю пальцы вместе, прежде чем расстроить ее.

Мой желудок напрягается, когда я наблюдаю, как она медленно уходит в тень коридора. Мгновение спустя дверь ее спальни с щелчком закрывается.

Когда мои дрожащие колени отказывают, я опускаюсь в кресло за столиком бистро, обхватив голову руками.

Ей становится хуже.

Это папа так с ней поступил. Сначала это был стресс, но теперь я не уверена. Может ли стресс медленно убивать человека, высасывая его жизненные силы, как паразит, на протяжении многих лет? Я пожевала губу, желая увидеть папу прямо сейчас. Я бы накричала на него за то, что он такой безответственный и эгоистичный. А потом я бы ударила этого ублюдка.

Мужчины – такие ненадежные черви, все они гнилые.

Не знаю, что делать. Счетов и так уже так много. Если она упадет в обморок, как в прошлом году, счета за медицинскую помощь из отделения неотложной помощи нас просто уничтожат.

Я бы бросила школу и сама нашела работу, но я получаю стипендию в средней школе Сильвер-Лейк. Одного посещения школы достаточно, чтобы открыть передо мной двери, которые, как я раньше считала, закрыты на всю жизнь. Окончание школы Сильвер-Лейк станет разницей между тем, что мы с мамой будем бороться за существование до конца наших дней, и шансом на поступление в любой колледж, который я захочу.

Девлину лучше не подводить меня.

Мои глаза горят, когда я бросаю свой водянистый взгляд на окно в поисках красных и синих вспышек.

Я жду так долго, что мое тело застывает. Копы так и не приехали.