Текст книги "Заключенный (ЛП)"

Автор книги: Скай Уоррен

Соавторы: Анника Мартин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Убийство губернатора освещается в национальных новостях и, конечно, в них он выставляется героем. Мне становится плохо от того, что я знаю, но я придерживаюсь своей роли заложницы в полусознательном состоянии, не владеющей важной информацией. Я была с Грейсоном всего несколько дней. Полицейское преследование было интенсивным.

У моего адвоката коротко стриженные каштановые волосы и мятное дыхание, и она убеждает властей не выдвигать обвинения. Они перестают меня расспрашивать о местонахождении Грейсона, веря в мою историю. Мне просто нужно подписать бумаги, что я не буду подавать в суд на тюрьму или университет. Это так просто, за исключением того, что я еще не могу вернуться домой. Они говорят, что я должна остаться в городе, поэтому Эстер снимает нам два номера в мотеле. Она остается рядом со мной и не задает вопросов. Хотя дает мне совет. «Они будут следить за тобой, не только СМИ, но и копы. Федералы. Где бы ты ни была, кому бы ни звонила. Понимаешь?»

Возможно, поэтому они меня и отпустили, чтобы проследить, приведу ли я их к парням. Часть меня надеется на это. Может быть, Грейсон решит простить меня за то, что я пыталась помешать ему убить губернатора. Может быть, сейчас, когда он отомстил, он захочет быть со мной. Но мне никто не звонит. Я думаю над тем, чтобы самой найти его, просто чтобы увидеть. Рассказать ему о моей ситуации, или чтобы умолять принять меня обратно. Это звучит немного отчаянно, но это то, как я чувствую. Даже если он прогонит меня, я хочу попробовать. За исключением того, что не могу пойти в отель «Брэдфорд», если федералы следят за мной. Я волновалась, что он, должно быть, чувствует себя сломленным после убийства губернатора, но я – та, кто сломала.

Мой адвокат стоит рядом со мной на пресс-конференции, которую она предложила провести, чтобы обратить внимание общественности. Есть книга предложений, от которой я отказалась, к разочарованию моего адвоката, но Эстер понимает.

Позже мы отмечаем. Мы идем в ресторан перед тем, как вернуться в мотель. Но я чувствую себя так, будто нахожусь в мире, которому не принадлежу. Все какое-то поддельное, как жизнь внутри полиэтиленовой упаковки.

Мне хочется бежать к Грейсону, сказать ему, как я сожалею, и что я по-прежнему с ним, что никому ничего не сказала. Но за мной следят. Я не буду слабым звеном. Ты сказала, что достаточно сильная. Даже если раньше я не могла быть сильной, теперь буду сильной ради него. Поэтому веду себя естественно и кажусь счастливой, в то время когда все, чего мне хочется, – это свернуться калачиком в обшарпанной комнате Грейсона и ощущать его щетину на своей коже.

Иногда, когда я вижу светильники, думаю, что не плохо бы иметь такой в отеле «Брэдфорд». Но я не могу вернуться туда и теперь понимаю, что он не придет за мной. Был момент, когда казалось, что он обязательно придет. Так же, как то, что солнце всходит. Но предполагаю, что даже восход солнца должен когда-нибудь остановиться.

40 глава

Грейсон

Каждый раз, когда выхожу на улицу, мои глаза сканируют лица в поисках ее, и я знаю, что так будет всегда, потому что она изменила меня. Она сотворила из меня что-то новое. Сделала меня своим.

Это национальные новости. Сфабрикованная СМИ информация, которую коп мелкого городишки сказал ей, о том, что она была соучастницей, от которой избавились. Они выяснили, что она была жертвой, что является правдой. Они говорят, что я и мои парни убили губернатора. Называют его героем. Флаги приспущены. Я хочу сорвать их со столбов, все до последнего.

Но больше всего я хочу, что бы она знала, что это не я убил губернатора, и что я понял то, что она мне сказала. Но Стоун прав, после всех нанесенных губернатору ударов, я мог убить его у нее на глазах.

Ей лучше без меня. Лучше на свободе.

Иногда я слежу за ней, просто чтобы убедиться, что она в порядке. Вышла перекусить с адвокатом. Заворачивает за угол рынка у мотеля. Прогуливается в парке со своей подругой – слепой женщиной. Она никогда даже не рассказывала мне о ней, что лишний раз говорит о том, что я заблуждался, думая, что между нами что-то есть. Федералы следят за ней, но я не знаю, подозревает ли она об этом. Я думал о том, чтобы написать ей сообщение, предупредить, что ей нужно быть осторожной, но какое это имеет значение? Эбби не делает ничего незаконного. Ей нет необходимости быть осторожной с федералами. У нее было дерьмовое детство, но все закончилось хорошо. Я пошел в другом направлении.

Она ничего о нас не рассказала, но, на всякий случай, мы переехали из «Брэдфорда» на старую мельницу, где мы иногда останавливаемся.

Но если бы она пришла в «Брэдфорд», я бы знал, что она искала меня. Она никогда не делала этого.

Эй, я рад за нее. У нее все будет в порядке. Скоро она вернется назад, в свой дом возле «Кингмен», и я никогда не увижу ее снова.

Она даже выглядит счастливой. Почему бы и нет? Она больше не моя пленница. Не опущена на самое дно жизни жалким существом, которое не может держать свои руки подальше от нее, чья идея защиты пугает ее, и тем, кто накачивает ее лекарствами и трахает. Иногда я задаюсь вопросом: что из того, что она сказала мне тогда, в библиотеке, было правдой, а что было стокгольмским синдромом. Временное помешательство. И тот случай в губернаторской спальне – я не забыл, конечно же. «Я достаточно сильная. Достаточно сильная, чтобы сказать тебе «нет». Достаточно сильная, чтобы знать, что ты лучше этого. Достаточно сильная, чтобы, черт возьми, любить тебя».

Она действительно это имела в виду? Или же просто пыталась удержать меня от убийства человека? Я думаю, что это сработало.

Буду честным: я подумываю о том, чтобы снова захватить ее в плен. Постоянно думаю об этом.

Я думаю о том, как она чувствовала себя в тот день, отчаянно сопротивляясь моей власти там, в лесу, и как она разлеталась подо мной от удовольствия на осколки. Я думаю о ней в библиотеке, о том, как она сыпала библиотечными терминами. Думаю, я мог бы снова распалить ее как когда-то в первый раз, но я не стал бы делать этого по отношению к ней.

Она выступила на той пресс-конференции и сказала, что все время боялась за свою жизнь. Возможно, так и было.

В любом случае Стоун был прав. Она была опасна, потому что прямо сейчас я хуже, чем мертвый, и все это из-за нее. Я так сильно скучаю по ней, что хочу умереть. Стоун обещает, что я буду чувствовать себя лучше, но он не понимает. Во мне дыра, я безумно хочу увидеть ее, прикоснуться к ней, это все, что мне нужно, чтобы заполнить ее.

Спасение тех мальчиков, которые все еще находятся в неволе, удерживаемые тем же кольцом, что и мы, иногда отвлекает меня от мыслей о ней.

Потому что каждый день мы заняты планированием того, как нам найти их, как наладить нужные связи. Мы очень расстроены осознанием того, что есть еще мальчики. Мы лучше кого-либо знаем, через что они сейчас проходят. Мы должны добраться до них.

Я как ее тень: в книжном магазине, в свободное время после обеда, одетый в дурацкую шляпу и очки, наблюдаю за ней. Но я в бегах, и эта маскировка работает. Я наблюдаю за ней прямо с противоположной стороны полок. Я так близко, что могу чувствовать ее дыхание, могу ощущать ее аромат жимолости, и я чувствую боль в груди. Желание перейти на другую сторону, схватить ее и увезти с собой настолько велико, что меня трясет.

Она покупает книгу мемуаров какого-то художника пятидесятых. Затем садится в арендованную машину и уезжает прочь. Коротает время. Она застряла здесь на период судебного разбирательства. Она даже не может вернуться в колледж из-за меня.

Я возвращаюсь обратно в магазин и покупаю ту же книгу. Стоун спрашивает меня о книге, когда я возвращаюсь обратно. Я пожимаю плечами и говорю, что книга выглядела интересной. Я не говорю ему, как она связывает меня с Эбби. Это некое сумасшествие. Давайте разберемся. Может быть, в глубине души, я все еще надеюсь, что она вернется, и вуаля, у нас будет о чем поговорить.

Но этого не произойдет.

Все больше и больше осознаю то, что она боялась все это время. Возможно, каждый раз, когда она смотрела на меня так, будто хотела меня, будто горела для меня, как будто, черт возьми, любила меня, все это исходило из страха.

И поэтому я делаю единственную вещь, которую могу сделать для нее: я заставляю себя прекратить преследование. Я делаю то, что пообещал никогда не делать: отпускаю ее.

41 глава

Эбигейл

Две недели спустя федералы в штатском показались у двери моего номера в мотеле.

Они везут меня в другую тюрьму, федеральный центр по задержанию, для допроса. Это не хорошо. Мне запрещается совершать любые звонки в течение сорока восьми часов, даже моему адвокату. Они проводят допрос с пристрастием. Я соучастница убийства губернатора. Они говорят, что у них есть свидетель, личность которого не разглашается. Я должна рассказать, что знаю. Я придерживаюсь своей истории. В конце концов, получаю возможность связаться с адвокатом.

Она говорит, что допрос – пустяк, но она ничего не может сделать, чтобы я могла избежать его. Я вижу в ее глазах подозрение, что я знаю больше, чем говорю. Я предполагаю, что все думают так. Возможно, это было слишком, ожидать, что они поверят, будто Грейсон протащил меня через все страну без моего малейшего согласия.

Я никогда не расскажу. Никогда не перестану думать о детских глазах, смотрящих на меня с задней стороны картонного пакета молока. И никто не приходил за ними, и никто не спасал их.

– Тебя посадят, – говорит мой адвокат. – Соучастие в убийстве.

Я не чувствую никакой боли. Просто холод. Возможно, они думают, что я соучастница убийства, но только не убийца. В некотором смысле, это ощущается правильным, что пришло время заплатить за то, что я позволила моему отчиму умереть. Убив его, на самом деле. Я устала нести груз вины за это. Я заслуживаю это. Мой адвокат обещает вытащить меня, но я не боюсь тюрьмы. Я видела, как она выглядит внутри. Есть вещи и хуже.

Тюрьмы хуже этой.

– Они пытаются использовать это в качестве рычага давления, таким образом, ты расскажешь им все, что тебе известно, – мой адвокат делает паузу. – Можешь ли ты дать им какую-то информацию?

Ты сказала, что достаточно сильная.

Я достаточно сильная. Я достаточно сильная, чтобы, черт возьми, любить тебя!

– Нет, – отвечаю ей, потому что я люблю его. И я достаточно сильна для этого. – Ничего.

Дни тянутся.

Эстер просит меня передумать, но я должна сделать это. Судебный процесс только увеличит шансы на то, что Грейсон все узнает. Поэтому, я соглашаюсь на признание вины. Через неделю все улажено: три года тюрьмы, при хорошем поведении.

Я практически чувствую облегчение, когда они говорят мне, что машина, которая перевезет меня в федеральную тюрьму, приедет следующей ночью. Прошло четыре недели с тех пор, как я видела Грейсона в последний раз, а кажется, будто прошло четыре года. Я бы все отдала, чтобы поговорить с ним снова.

Чтобы прикоснуться к нему.

Но я знаю, что это то, чего хотят федералы: чтобы я связалась с Грейсоном и привела их к нему. Пусть сгниют в аду, ожидая.

42 глава

Грейсон

Дни тянутся, мы с парнями планируем и осуществляем большое ограбление в северных окрестностях, которые кишат золотом. Золото легко продать. Просто расплавьте его, и никто не сможет увидеть разницу. Мы собираемся за тем судьей и мальчиками, но нам нужно больше денег, больше снаряжения, больше времени, чтобы все хорошо спланировать. Золото поможет, но я просто не могу чувствовать себя счастливым.

В один прекрасный день я срываюсь и иду к ее мотелю. Свет в ее номере выключен. Я иду на ресепшн и снимаю номер. Он вручает мне ключи, и я вхожу туда, даже зная, что ничего не найду после нее.

Ложусь на кровать, на которой она спала, пытаясь почувствовать ее. Насколько это жалко? Снять ее старый номер в мотеле, просто чтобы…что?

Она вернулась домой, и это, наверное, к лучшему.

Я возвращаюсь в свою комнату-пещеру, в одно из помещений старой мельницы. На ночь заливаю в горло виски «Макаллан», пытаясь стереть из головы все ее образы. На стене по-прежнему висит календарь июня 1971 года. Я чувствую себя как этот календарь, за исключением того, что мой мир остановился на том моменте, когда я видел ее в последний раз.

Я слышу звук, парни возвращаются раньше, чем планировалось. Они праздновали после недавнего ограбления. Думаю, я должен быть обеспокоен, так как обычно это означает, что кто-то влез в драку или что-то еще, но у меня мало сил для эмоций. Они скажут, если нуждаются во мне, чтобы сломать несколько черепов.

– Эй..

Поднимаю голову. Стоун стоит в дверях. У него с собой два обреза, по одному за каждым плечом. Он кладет их вниз, заходит в комнату и берет бутылку у меня из рук. Это своего рода утешение. Я плюхаюсь на спину.

– Что происходит?

– Мы не можем зайти к нашему маленькому брату?

Я закатываю глаза. Маленький брат. Я вижу волнение в его глазах.

– Насколько ты пьян прямо сейчас?

Я знаю, что означает этот вопрос. Это значит, что я нужен им в действии. Они собрались вместе за минуту.

– Я могу стрелять прямо, – говорю я ему. – Бегать быстрее, чем ты.

Он смотрит на меня странным взглядом.

Я сажусь.

– Что?

Он подходит к ящику в углу, хватает оттуда мой девятикалиберный в кобуре и бросает его мне.

– Мы идем за ней.

– За кем?

– Эбби. Здесь есть еще какая-то «она»?

Шок заставляет меня подорваться.

– Что??

– Мы идем за ней.

– Что? Нет. Она уехала. Мы не можем.

Он вздыхает.

– Ее будут перевозить сегодня ночью. Она была внутри, Грейсон. Внутри федерального исправительного учреждения.

Я напрягаюсь.

– Что, мать твою, ты несешь? Они не выдвинули обвинения. Я видел это собственными глазами.

– Они не выдвигали ей обвинения за побег, – уточняет Стоун. – Но они привлекли ее, как соучастницу. В убийстве Дормана.

– Какого черта? Откуда ты знаешь?

– Я знаю.

И затем я осознал. Он продолжал наблюдать за ней. Я заставил себя остановиться, а он продолжал.

– Как долго они удерживали ее?

Он вздыхает.

– Две недели.

Ярость наполняет меня вместе с болью.

– Она находилась под стражей две недели, и ты не сказал мне?

– Я хотел сначала удостовериться, – говорит он. – Посмотреть, из какого теста она сделана.

Он хотел посмотреть, сдаст ли она нас. Мое сердце бешено стучит. Она находится под стражей из-за того, что я сделал. Эбби посадят в тюрьму.

– Твою мать.

– Есть еще кое-что, – говорит он. – Ночь в особняке губернатора…

Я стою, недовольный тем, как это звучит.

Он нервно вдыхает.

– Она не хотела уходить той ночью. Она хотела вернуться назад вместе с нами. Но я сказал ей, что ты не хотел больше ее видеть.

В одно мгновение я налетаю на него, хватая за воротник.

– Что, мать твою, ты натворил?

– Я позволил ей думать, что это ты убил его. И что ты больше не хочешь ее.

Мой кулак встречается с его лицом, внезапно я оказываюсь на нем, нанося ему удары.

– Я сожалею, чувак, – задыхается он, пытаясь защитить себя. Он не может. Я слишком переполнен болью и гневом. И он не будет бить в ответ. Он знает, что поступил неправильно. Колдер оттаскивает меня от Стоуна и прижимает к стене.

– Он сожалеет, – говорит Колдер.

– Ты мой гребаный брат! – говорю я Стоуну, когда он поднимается, сплевывая кровь.

– Я сожалею, – говорит он. – Это все, что у меня есть. – Он вытирает рот рукой. – Это и по-настоящему отвязный план того, как захватить транспорт, на котором ее повезут.

– Черт.

Я тянусь за своей кобурой и хватаю обрез.

– Она не любит замкнутых пространств. Она будет напугана. Будет ненавидеть то, что она взаперти. Когда?

– Перевозка через полчаса, – говорит Колдер.

Я стою нос к носу со Стоуном. Я хочу разбить его лицо еще немного, и я хочу расцеловать его за то, что собрал парней на это дело. Вероятно, они вместе все организовали.

– Никто кроме меня не может к ней прикасаться.

Стоун кивает.

Я спускаюсь на первый этаж, ребята уже здесь, шестеро из нас, кроме Нейта, он вернулся на свою ферму.

– Это может быть трюк, – говорит Колдер. – Чтобы выкурить нас из укрытия.

– Возможно, это трюк, – говорит Стоун.

– Мы заставим их сожалеть о том, что они затеяли эту игру, – говорю я.

Колдер смеется. Затем несколько других парней тоже смеются. Да, вероятно, это трюк.

***

Шоссе темное и движение не особо плотное. Перевозка в модифицированном фургоне. Черный. Лобовое стекло тонированное, заднее – нет. Они решили ехать в восемь вечера, чтобы избежать пробок. Я сижу на пассажирском сидении, рядом со Стоуном, который ведет ворованный джип «Чероки» с упорством. Мы едем на четырех машинах.

Ветер хлещет мои волосы через открытое окно. Может ли она чувствовать меня здесь? Знает ли она, что я еду за ней?

По сравнению с захватом броневика, захват тюремного транспорта – это пара пустяков. Мы пристраиваемся перед ними, вместе с шифратором, чтобы блокировать их радиосигнал. Это огромная гребанная установка в багажнике, и она работает только на расстоянии шести метров, но выводит из строя все коммуникации.

Мы сразу же замечаем машины без знаков, и ребята начинают действовать.

Несколько выстрелов. Несколько пробитых шин. Они вихляют.

После этого тюремный транспорт становится легкой добычей, но мы должны быть быстрыми, чтобы избежать погони. Стоун заставляет их съехать с дороги. Ключ в том, чтобы сразу же вывести машину из строя. Они с Крузом выпрыгивают и оббегают машину с разных сторон, бешено стреляя, чтобы шокировать, и грубо вытаскивают охранников из машины. Но все, о чем я могу думать, – это Эбби, напуганная, не понимающая происходящее.

После того как водители обработаны, Стоун освещает заднюю дверь, и я сокрушительным ударом открываю ее. И вот она. Одна. Руки в наручниках. В оранжевой тюремной форме.

Я захожу внутрь.

– Детка.

Она встает.

– Грейсон, – говорит она, с рыданием в голосе. – Ты пришел.

– Конечно, я пришел.

Я хватаю ее лицо и страстно целую, как изголодавшийся мужчина, коим я и являюсь.

– Я не знал, что ты была здесь. Я думал, ты была дома.

– Нет времени, – говорит Стоун.

– Эбби, – говорю я. – Ты хочешь этого? Ты хочешь пойти со мной?

Она поднимает брови.

– Посмотри, где я.

– Нет, я не хочу быть лучшей альтернативой, чем тюрьма. Мы можем найти способ вытащить тебя, детка. Я лучше потерплю неудачу, прежде чем позволю тебе отсидеть. То, о чем я спрашиваю, ты хочешь пойти со мной? Быть со мной? Как было до этого.

– Да, – говорит она, звуча почти счастливо, почти смеясь. – Да!

Вдалеке слышен вой сирен. Круз звенит горстью ключей. Я тяну ее на руки и прыгаю вниз. Стоун удерживает дверь открытой. Я несу ее на заднее сиденье и пристегиваю нас, все еще держа на моих коленях. Потому что я не позволяю ей уйти. Стоун за рулем, Круз вынимает ружье.

– Ситуация становится дерьмовее, – говорю я.

Она смотрит мне в глаза. Эбби доверяет мне свою безопасность, и я защищу ее. Она вцепляется в мою футболку своими скованными руками, потому что Стоун едет чертовски быстро.

– Три минуты, – говорит Круз. – Мы могли бы справиться лучше.

Имея в виду, что мы могли бы избежать погони.

– Это называется гребанное планирование, брат, – говорит Стоун.

Эбби не слушает.

– Я не могла позвонить тебе, – говорит она, плача.

– Я знаю, детка, – отбрасываю ее волосы в сторону.

– Они прослушивали мой телефон, следуя за мной. Но я знала, что ты этого не делал.

Я прижимаюсь своим лбом к ее, чувствуя себя дерьмом, что не доверял ей.

– Теперь ты никуда не денешься, – говорю я.

43 глава

Эбигейл

Я сижу в башенке отеля «Брэдфорд». Грейсон снял с окон доски и вставил стекла, и теперь в окна дует летний бриз. Отсюда я могу видеть дома за домами, заколоченные руины окрестностей, одни выглядят сгнившими, другие выглядят так, как будто какой-то разгневанный бог разрушил их своим огромным кулаком. Зелень прорастает в неожиданных местах, природа пытается восстановить это пространство, превратить его во что-то иное. Красота здесь дикая и темная. И она наша. Сначала казалось таким странным, что такое внешне разрушенное место как «Брэдфорд», может ощущаться таким уютным внутри, но спустя четыре месяца больше так не кажется. Оно просто ощущается как дом.

Я положила подушки по краю, по одной стороне этой круглой комнаты, и часами могу лежать здесь, свернувшись калачиком, отрываясь от страниц своей книги, чтобы понаблюдать, как белочки прыгают между ветками деревьев. Я также поставила здесь стол и стул для работы.

В моей старой комнате в общежитии единственной зеленью, которую я видела, был маленький клочок низкорослой травы во дворе. Здесь лоза покрывает все здания, словно одеялом. Даже отель увит ею. Это место наполнено дикой природой, включая людей, которые живут здесь. Они также красивы одной и той же природной силой, как и эти каменные стены.

Нейт разрывается между этим местом и своей фермой. Он пытался построить там свою жизнь, но и оставить позади свою команду он тоже не может. Мне нравится разговаривать с ним, когда он здесь. Мне кажется, он чувствует облегчение, когда мы беседуем. Ему все еще некомфортно от осознания того, что Грейсон удерживает меня в плену.

Но я не скажу ему, что не хочу бежать.

Стоун по-прежнему иногда смотрит на меня так, как будто хочет, чтобы я ушла. Но мы заключили своего рода перемирие. В любом случае я думаю, убийственный взгляд его глаз направлен не на меня лично. Сейчас он одержим идеей поиска других мальчиков. Мы все этого хотим, но это долгий путь, полный тупиков.

У нас с Грейсоном большая личная спальня на четвертом этаже, и теперь эта комната – моя библиотека.

Ну, надо же мне где-то хранить книги.

Я слышу шаги позади себя, и улыбка появляется на моих губах. Книга приземляется на соседнюю подушку. Удовольствие наполняет меня при виде старой, потрепанной обложки. Одна полка уже заставлена книгами, которые Грейсон принес для меня.

– Что это? – спрашиваю я.

– Открой ее, – говорит он, с каким-то новым напряжением в голосе. Я смотрю на него с любопытством. Он смотрит вниз на меня, карие глаза насторожены.

До этого он принес мне Хемингуэя и Стейнбека – классиков. Принес любимые книги моего детства: Мадлен Ленгль и Синтию Войт. Новые триллеры и детективы в мягком переплете, сотни и сотни страниц, заполненных чернилами. Я люблю их все до единой, так что не понимаю его нервозность.

Я беру книгу и смотрю на обложку. Ничего, кроме выцветшей ткани. Ни заголовка. Ни автора. Это не особо удивительно. Обычно со старых книг чернила выцветают.

Я открываю книгу. Внутри ничего нет. Нет титульного листа.

Переворачиваю страницу. По-прежнему ничего.

Она пуста.

Я смотрю на него с застывшим в глазах вопросом: «Для чего это?»

– Это твое, – он прочищает горло. Он смотрит вниз, и когда наши глаза встречаются, его взгляд пронзает меня. Я помню, как он смотрел на меня в первый день, в коридоре тюрьмы, как будто мог заглянуть внутрь меня, прямо в сердце. Он пугал меня. Он все еще пугает меня, но по-другому.

– Я не…

Он качает головой, сосредоточив свой взгляд на мне.

– Это твоя книга, Эбби. Ты расскажешь свою историю.

Он хочет, чтобы я написала свою историю. И он не согласится ни на какую выдумку. Он хочет чистую правду. Неприкрытую.

Он всегда этого хочет.

***

Я смотрю на пустую книгу, лежащую на полу. Проходят дни, прежде чем я поднимаю ее и кладу себе на стол. Еще неделя, прежде чем я открываю ее и смотрю на первую пустую страницу. Еще две недели, прежде чем я в состоянии написать абзац.

И тогда шлюзы открываются.

Я так много хочу рассказать о моей матери. Про все те дни, когда я ждала ее, а она никогда не приходила за мной. Про забытые дни рождения, про торт, который она сделала на мой шестой день рождения. Или про пятидолларовую купюру, которую она оставляла мне каждый раз, когда уходила за дозой. Даже когда она оставляла меня и уходила за наркотиками, она хотела, чтобы у меня была еда. Про то, какой у нее был вид, когда мой отчим умирал на полу, наполненный одновременно мольбой и покорностью.

Мои пальцы едва могут угнаться за моими мыслями, и очень скоро половина книги написана. Однажды, лежа в постели, я прочитала несколько фрагментов Грейсону. Это ощущается странно, но одновременно хорошо.

– Это потрясающе, – говорит он.

– Ты непривередливая аудитория.

Он хватает меня за волосы и заставляет взглянуть ему в глаза.

– Чертовски замечательно.

Я улыбаюсь.

– Помнишь вводную историю, которую ты написала для газеты?

Я киваю.

– Это была полная фигня, – говорит он.

– Что? – Я ударяю его по здоровому плечу, и он хватает мое запястье, переворачивая меня и прижимая под себя.

– Полное дерьмо. Какая-то чушь о занятиях в колледже.

Я смотрю вверх на него, чувствуя себя такой совершенно беспомощной и закрытой. Думаю, я никогда от него не устану.

– Газета была для заключенных.

Улыбка появляется на его губах.

– А кем, по-твоему, ты являешься? Я удерживаю тебя здесь. Ты не можешь уйти.

Он достаточно самодовольный, чтобы заставлять меня иногда ненавидеть его. Но он прав в одном. Я одна из них. Не только потому, что я здесь, с Грейсоном. Я тоже была в тюрьме, даже если Грейсон вытащил меня оттуда.

– Это была долбаная зарисовка, – продолжает он, терзая меня. – Ты заставляешь всех нас надрывать животы, а сама пишешь о том, что не можешь решить, что тебе надеть на занятие.

– Прости, – говорю я. Я раздражена, потому что знаю, что он прав.

– Ты должна изменить это.

– Что? Это уже опубликовано. На сайте. Я не могу просто войти и изменить это. Даже если бы хотела, у меня нет паролей.

– Нокс может взломать его.

– Ты серьезно?

– Это шанс опубликовать историю, настоящий историю, я имею в виду, – говорит он. – Я думаю, все всегда вело к этому. Ты преподаешь в том классе. Ты появилась не просто для того, чтобы учить нас. Тебе нужно было научиться этому от нас.

Самодовольный.

Хотя, я не ненавижу его. Я люблю его. И мне нравится эта идея.

– Ты хочешь сделать это, – говорит он. – Я уверен.

Это больше, чем желание сделать это. Как будто я всегда нуждалась в том, чтобы рассказать свою историю, точно так же, как это нужно было тем заключенным. Но я никогда не могла никому открыться. Только когда я была в заложниках под дулом пистолета, моя история начала выплескиваться наружу.

Но то был Грейсон. А это будет публичное признание. Я беру в руки книгу, которую он дал мне.

– Я должна выбрать что-то одно из того, что я здесь написала. И красиво это оформить.

– Так сделай это.

Мысль не оставляет меня на протяжении следующих нескольких дней. Нокс даже добывает для меня пароль, он может делать такие вещи.

Сразу после того, как они вытащили меня из тюремного транспорта, они сделали так, чтобы я смогла написать Эстер, что со мной все в порядке, и чтобы при этом мое письмо не могли отследить. Возможно, если я изменю мою историю в журнале, чтобы быть честной, как парни, то я снова попрошу его помочь мне написать ей. Анонимно, чтобы никто не смог отследить. Проблема – найти кусочек, нужный момента, чтобы его довести его до идеала. Один кажется слишком многословным, другой неправильным. Один ощущается слишком болезненным, другой недостаточно правдивым. Ни один из них не подходит. Я не знаю, почему не могу найти подходящий. Может быть, я боюсь.

Недели проходят, я сижу за столом напротив окна, откладывая еще одну зарисовку, когда в комнату входит Грейсон. Его особый взгляд, и я знаю, что это. Он – сила природы, торнадо, еще немного, и меня собьет с ног.

– Прошло шесть недель, – говорит он, и его голос обманчиво спокоен.

– Я знаю. Знаю.

Грубыми властными движениями он хватает волосы из моего пучка на голове. Мое сердце бешено колотится, когда он заправляет их мне за плечи. Я закрываю глаза и позволяю ему расположить меня так, как ему нравится.

Он заводится, когда я делаю что либо, что выглядит по-ученому.

На мне новые очки. Я не должна была снимать их, когда услышала, что он подходит ко мне. Я пытаюсь работать.

– Я не понимаю, как можно так долго, – рычит он.

Сглатываю. Я тоже не понимаю.

– Ты заполнила все те страницы, и ничего не можешь использовать?

– Ничего из этого не кажется правильным.

Он перебирает рукой мои волосы.

– Нет, – говорю я.

– Что нет? – Со злым блеском в глазах он оттаскивает меня от моей клавиатуры. Это больно.

– Мне нужно работать, – шепчу я. Знаю, что мой ответ – неправильный. Я работала над этим, но я не закончила.

Он вжимает меня в стену. Воздух покидает мои легкие. Грейсон смотрит мне в глаза, прокладывая путь пальцами вниз по моей шее, горлу, контролируя даже мой взгляд.

– Пожалуйста, – говорю я, когда он утыкается мне в шею своим небритым подбородком, достаточно сильно, чтобы оставить следы.

– Я думаю, что ты прячешься здесь. Ты не должна прятаться со мной, – выдыхает он, задирая мою майку.

– Я не прячусь, – говорю я, пытаясь вырваться из его захвата, зная, что в каком-то смысле, это правда. Я не могу позволить ему отвлечь меня. Теперь я умоляю: – Мне нужно сделать это. Мне нужно работать.

– Если бы ты работала, ты бы уже закончила. Почему у тебя занимает целую вечность то, что мы с парнями делали за пару недель?

– Я не знаю!

Я бы не позволила им уйти с оправданиями, и он мне не позволяет.

Он отстраняется и смотрит на меня с подозрением. Затем одной рукой сцепляет мои запястья над головой, и просто срывает с меня рубашку, оголяя мою грудь прохладному бризу. Я чувствую себя слишком открытой, слишком уязвимой.

Я закрываю глаза. Мое сердце бешено колотится.

– Грейсон.

Он накрывает ладонями мою грудь, двигаясь напротив меня, я ощущаю горячее дыхание на своей шее. Я не поддаюсь, но ему все равно. Он запускает пальцы за пояс и находит клитор.

– Грейсон, – отчаянно умоляю я, начиная растворяться в нем.

– Мне нужно тебя трахнуть.

Да.

Я задыхаюсь, когда он резко разворачивает меня. Цепляюсь за край стола, просто чтобы устоять на ногах. Он запускает руку мне под юбку.

Мои трусики шелковые с кружевом. Трусики, бюстгальтеры и нижнее белье приходят на наш анонимный почтовый ящик. Грейсон и его команда очень изобретательные преступники, и никогда не подумаешь, что они жаждут денег, хотя я не знаю, где он находит время, чтобы все это заказывать. Почти каждый день приходит что-то новое. Думаю, когда я сказала, что ему следует окружать себя красивыми вещами, он принял это близко к сердцу.

Я – его красивая вещь, его собственность, и он одевает меня в любой цвет, стиль, ткань, какие только может найти.

Он стягивает мои трусики вниз по моим ногам и бросает клочок дорогой ткани на голый деревянный пол, скользя пальцами вдоль влажности, которая ждет его.

44 глава

Грейсон

Я знаю, что она работает над изменением своей части истории в газете, знаю, что я должен оставить ее одну, но не могу. Я должен трахнуть ее. Это то, что происходит между нами. Она моя, и я могу делать с ней все, что захочу, и я не могу оставить ее одну.