Текст книги "Заключенный (ЛП)"
Автор книги: Скай Уоррен
Соавторы: Анника Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Истерический смех угрожает вырваться из меня. Я подавляю его, потому что, как только я начну, не смогу остановиться.
Я сообщила им название мотеля, где он был. Они подумали, что я солгала.
Звук приближающихся шагов, медленных и уверенных, от передней части полицейского участка до одиночной камеры, где я жду.
Я с ненавистью смотрю на шерифа, стоящего по ту сторону решетки, держа в руках бутылку воды.
– Хотите пить?
Я смотрю со злостью еще немного. Я ужасно хочу пить, но мысль о том, чтобы принять помощь от этого человека, скручивает мой желудок, хотя я понимаю, что он просто выполняет свою работу.
У него нет права решать кто виновен, а кто нет; он просто сажает их в тюрьму.
– Их не будет здесь еще шесть часов, так что вы могли бы выпить. Подойдите вперед. Вы голодны? Выглядите немного бледной. У вас есть право на обед.
Уже время обеда?
– Я не голодна, – отвечаю резко. Хотя должна бы быть. На самом деле, я чувствую, как меня немного лихорадит.
– Я не помогала ему, – говорю я. Мои челюсти сжаты настолько плотно, что я едва выговариваю слова. Я знаю, что бесполезно что-то доказывать ему, но ничего не могу с собой поделать. Что-то в моей невиновности, в моем положении несправедливо обвиненной, превращает мою кровь в лаву. Я была под дулом пистолета и меня протащили через весь штат. На моих запястьях синяки. Теперь я та, кого заперли за решеткой.
Он вздыхает.
– Если это правда, то они разберутся.
Думаю, он верит мне, но я по-прежнему должна стоять в этой холодной, сырой камере. Я по-прежнему должна принять эту бутылку воды, как будто это кусок хлеба, а я бездомная собака.
И я хочу верить, что они разберутся, но для начала, как же они вообще смогли запутаться в этом?
– Какие доказательства против меня? – Когда он не отвечает, я давлю на него. – У них должны быть доказательства, чтобы они смогли получить ордер на арест, не так ли? Они не могут просто так арестовать кого-то без всяких доказательств.
Что-то мелькает в его глазах, похожее на беспокойство. Он знает, здесь что-то не так.
– Это не мое дело знать подробности, мисс. Я не участвовал в расследовании.
– Вы кажитесь довольно вовлеченным в это, – выпаливаю я.
Он снова не смотрит мне в глаза. Ставит бутылку на пол и уходит.
– Я вернусь позже, – говорит он, прежде чем вернуться на свой пост.
Как они могут удерживать меня здесь? Я делала правильные вещи годами. Даже когда это больно. Особенно, когда это больно. Я старалась быть хорошей студенткой, хорошей девочкой. Несправедливость поднимается внутри как желчь, острая и кислая. Я думаю об Эстер. Думает ли она, что я помогла ему сбежать?
Как кто-то может думать так? Я едва его знаю.
Но это не совсем верно. Я знаю его.
Темное пятно растекается у основания бутылки с водой, превращая пыльный бетон в черный. Конденсат стекает по бутылке и добавляется к бассейну воды. Я позволяю своему уму плыть по течению, пока наблюдаю, как капли стекают по бутылке и медленно высыхают.
Теперь, когда я перестала бежать, когда нахожусь в безопасности, по крайней мере, в безопасности от него, я чувствую себя сонной. Все напряжение, удерживающее меня, исчезает, и теперь я безвольная. Дрожащая. Тени удлиняются вдоль грязной тюремной койки и испещренному полу. Я не хочу размышлять об использовании туалета, поэтому стараюсь не пить слишком много. Половину бутылки и все.
Но, боже, я так устала. И мне жарко.
Я сворачиваюсь на боку.
Бетон ощущается таким прохладным на моей щеке, и, наверное, он более гигиеничный, чем койка. Я говорю себе, что немного вздремну.
Следующее, что я знаю, я просыпаюсь в испуге от грохота. Я подлетаю с того места, где лежала.
Надо мной темная фигура. Солнечный свет по его контуру придает ему неземное сияние. Звон ключей.
– Я говорил тебе не сбегать.
Грейсон. Он звучит обозленным.
Я отползаю назад и врезаюсь в стену. Он открывает дверь камеры, стоит надо мной, глядя вниз черным взглядом.
– Как ты попал сюда? – Я осматриваюсь вокруг. Пытаюсь вслушаться в признаки жизни. – Где…?
– Не волнуйся, никто не умер. Пока что.
Я не знаю, кому он угрожает. Мне или копу, или, может быть, всему чертовому миру. Он способен на все.
– Вставай. – Что-то блестит в темноте, и я понимаю, что у него в руке пистолет. Я напрягаюсь.
– Вот и правильно, – говорит он с блеском в глазах, кажется, до сих пор отслеживая каждую мою мысль. – Ты готова быть хорошей девочкой?
– Что ты здесь делаешь?
– А на что это похоже?
– У меня были часы на то, чтобы рассказать все, что я знаю. Как выглядит твой друг. Номерной знак.
– И ты рассказала?
– Они пока еще не опрашивали меня, но…
– Не думаю, что так.
– Но ты не знал этого.
Он смотрит на меня спокойно и уверенно. Это, как если бы я была где-то не здесь, избитая дикими океанскими волнами, и он – сильная, твердая, обнаженная скала.
Местами он тоже острый, возможно, прикосновение к нему разрежет меня. Я не знаю, как себя чувствовать.
– Почему? – шепчу я.
Он стоит на коленях, опустившись на мой уровень, и я вижу, как в его глазах мелькает что-то вроде беспокойства.
– Потому, что я должен был вытащить тебя отсюда.
Он сжимает свою руку вокруг моего плеча и тянет меня вверх.
– Я всегда приду за тобой. Ты – моя.
22 глава
Грейсон
Эбби спит, свернувшись калачиком на пассажирском сидении, куда я ее усадил. Моя жизнь стала бы намного легче, если бы она никогда не проснулась, но я не могу перестать смотреть на нее, беспокоясь о ней, как чертова наседка. Боже, ей нужна вода. И еда. Кажется, ее лихорадит, но это может быть от изнеможения. Ее запястья в ссадинах, так как она пыталась освободить связанные руки. Я должен был услышать. Должен был остановить ее.
У меня не особо хорошо получается заботиться о ней. Вряд ли это особо изменится, но есть одно место, куда я могу взять ее. Я сворачиваю на проселочную дорогу, мимо закрытых магазинов и пустых парковок для трейлеров, продолжая внимательно наблюдать за ней. Время от времени касаюсь ее, чтобы убедиться, что она дышит и что есть пульс.
Сейчас ее лицо выглядит таким умиротворенным, но мои внутренности связывает в узел от воспоминаний о ней, закрытой за решеткой, как животное в клетке. Какого черта они арестовали ее?
Я пытался получить ответ от шерифа, но предполагаю, что не дал ему достаточно времени для ответа. Неважно. Я уже знаю, что это губернатор. Он просто продолжает иметь меня – подставив меня, обвинив в убийстве того копа. Теперь он ложно обвиняет Эбби.
Как будто он знает, что она важна для меня.
Я делаю быстрый платный звонок по автомату, когда мы останавливаемся, чтобы заправится, затем сажусь обратно в машину и продолжаю ехать, несмотря на то, что мои глаза будто наполнены гравием.
Шериф городка ничего не значит для меня, но по этому делу они вызовут ФБР. Я должен был быть сейчас гораздо дальше, но попытка Эбби сбежать отбрасывает меня назад. Я не спал на протяжении сорока восьми часов, за исключением двух-трех часов в мотеле. Это не тот вид усталости, который снимет «Маунтин Дью» (прим.перев. энергетический напиток), это вид усталости, который добьёт меня.
И добьёт Эбби.
Не знаю, в какой момент она стала что-то значить для меня. Но это так. Она важна мне. Я не смог выстрелить ей в спину, когда она убежала из грузовика, не смог позволить ей задохнуться в этой проклятой тюрьме.
Что-то изменилось внутри меня. Слабость? Я еще не знаю.
Я веду машину, наблюдая за зеркалом заднего вида. Решив, что мне не нравится, что она спит так, что ее шея искривлена, я перемещаю ее, положив щекой на свое бедро, которое больше подходит в качестве подушки. Хотя она заслуживает проснуться с болью в шее.
Прикладываю два пальца к ее шее и только тогда замечаю, что моя рука дрожит, несмотря на то, что здесь не о чем беспокоиться: ее пульс сильный и ровный.
Она будет в порядке.
Все будет хорошо. Я пережил трех парней в душе, которые пытались уложить меня на лопатки. Да, я сломал пару ребер и пробил себе башку, но я выбрался из этого живым. Это моя мантра. Я могу перенести что угодно.
Я глажу ее волосы. Мой голос звучит тягуче:
– Почему ты убежала? Ты могла убить себя. Но, с другой стороны, ты ведь знала это, не так ли?
Конечно же, она не отвечает. Это нормально. Если она сможет слышать меня, если узнает мой голос, может, она будет чувствовать себя в безопасности. Но о чем я думаю? Она всегда будет бояться меня, ассоциируя меня с тьмой.
Так я отношусь к губернатору.
– Как ты выбралась из тех узлов? Либо я был небрежным, либо моя маленькая птичка знала трюк.
Она сдвигается, и ее рука ложится на мое бедро, чуть выше колена. Может, она думает, что это подушка, я не знаю. Я просто знаю, насколько сильно хочу, чтобы она держала ее там. Обвожу пальцем изгиб ее уха, ложбинку на шее. Я должен смотреть на дорогу, но не могу оторвать от нее глаз.
Я представляю, как она ждет, пока я усну, ее дыхание такое, что сумело бы обмануть мой разум. Я представляю ее, вырывающую запястья из оков, сжимая их до боли. Я ничего не могу поделать, но восхищаюсь ей.
– Где ты научилась этому, детка? – шепчу я.
Ее спокойное выражение лица – мой единственный ответ.
Даже дерьмовый мотель чувствовался бы сейчас, как нечто роскошное, но это слишком рискованно. Я заставляю себя ехать дополнительные сто миль.
К ночи мы подъезжаем к дому Нейта. Ворота, ведущие к длинной дороге, открыты, это говорит мне о том, что Стоун получил мое сообщение и дал знать Нейту, что мы приедем. Доктор Нейт обосновался на старой ферме с разбросанными по ней различными амбарами и постройками. Он – ветеринар. Коровы, лошади, свиньи. И парни, как я.
Как только мы въезжаем на гравий, Эбби отталкивается от меня, ошеломленно и взволнованно оглядываясь по сторонам. Ее руки направляются к лицу, движения все еще судорожные и несогласованные.
– Ты в порядке, – говорю я, делая все возможное, чтобы не прикоснуться к ней. Ее не успокоит, если я сейчас стану к ней прикасаться. Она смотрит в окно. Ни черта не видно, кроме света на веранде впереди. Я знаю, что она делает. Оценивает место, может быть, думает о том, чтобы бежать. Я беру ее за руку, так, чтобы не причинить еще больший вред ее запястьям. Она дергается назад, чуть ли не впечатывая себя в дверь машины.
– Не делай этого, – говорю я устало. – Просто не делай этого.
– Где мы? – ее голос звучит невнятно, но, по крайней мере, она проснулась.
– В гостях у друга.
– Где?
– Мичиган.
Она шокировано выдыхает, как будто я привез ее на Марс или что-то в этом роде.
– Как долго мы ехали?
– Долго.
Ее глаза устремляются на часы на приборной панели. В машине-развалюхе, которую я украл из мотеля, есть старомодные часы, и они показывают 22:52.
– Да, они идут правильно, – добавляю я.
Мы достаточно близко к крыльцу, чтобы видеть, как насекомые жужжат вокруг лампы. Внезапно свет внутри дома тоже загорается.
Нейту не понравится, что я привез ее сюда, но он ничего не сможет с этим поделать. Потому что мы давно знакомы. Есть связи, которые нельзя разрушить
– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, – я протягиваю ей полоску ткани, которую откопал на заднем сидении несколько часов назад. – Я не могу позволить тебе увидеть этого парня.
– Я уже видела другого твоего друга.
– Ты хочешь, чтобы я убил тебя? Я до сих пор заботился о том, что тебе видеть, а что нет. Правильно? Может, это должно тебе о чем-то говорить?
– Или, может быть, тебе просто нравится пудрить мне мозги? Я не тупая. Ты не можешь вечно держать меня при себе, но и не можешь отпустить.
Чувство разочарования возрастает во мне. Потому что она права. Потому что это то, что моя команда скажет мне. Потому что мне нужно немного воды, еды и немного проклятого сна.
– Вот твой выбор прямо сейчас: либо ты проводишь следующие несколько часов в багажнике этой машины, либо надеваешь повязку и идешь со мной.
Она бросает повязку мне в лицо:
– Я выбираю багажник!
– В самом деле? Ты не голодна?? Не хочешь пить?? Ты не в настроении для стакана холодного лимонада?
Она сглатывает. Выделяется слюна. Обдумывает, хотя мы оба знаем, что она будет делать. Она протягивает руку.
Я даю ей повязку.
– И ты определенно не хочешь заставить меня снова преследовать тебя.
– Хорошо, – она надевает ее.
Я обхожу машину, открываю пассажирскую дверь, вывожу ее и веду три шага до большого изогнутого крыльца и до входной двери Нейта, которая распахивается.
– Твою мать, – бормочет Нейт, глядя как мы входим.
– Не обращай на меня внимания, – говорит Эбби.
– Никаких разговоров, – рычу я.
Нейт расширяет глаза.
– Все в порядке, – говорю я ему. Затем слегка встряхиваю Эбби, отчасти чтобы привлечь ее внимание и отчасти в наказание.
– Тебе нужно воспользоваться ванной?
Она качает головой, но мне нужно в душ. Мне необходимо, чтобы кто-то присмотрел за ней, пока я приму душ, я не доверяю ее самой себе.
Мое тело требовало отдыха несколько часов назад. Я проигнорировал его. Теперь это давит на меня. Я истратил последние силы на вежливость и терпение. Я завожу Эбби в кухню Нейта и толкаю ее на стул.
– Оставайся здесь, – говорю я ей, сжимая плечи.
Ее мягкий вздох обещает мне, что она так и сделает. Никогда не смогу верить ей.
Я прикладываю руку к ее лбу.
– Мне кажется, или у тебя жар?
– Я в порядке, – говорит она, отдергивая голову.
Нейт чешет рукой свои короткие, кудрявые волосы, глядя на меня с несчастным видом.
– Посмотри, что ты думаешь? – призываю я его. – Давай.
Он вздыхает и прижимает руку к ее лбу.
– Ты голодна? Хочешь пить? – она молчит. – Что-то болит?
– Кроме очевидного?
Он поворачивается и осуждающе смотрит на меня.
– Я предполагаю, что она просто переутомилась.
– Мне нужно несколько минут. Она не ела уже… Ей нужно, по крайней мере, попить.
Затем, я поворачиваюсь к ней. Она сидит прямо. Даже с завязанными глазами и порезом на щеке она лишает мои легкие воздуха.
– Если ты побежишь, он будет стрелять в тебя. Он не такой милый, как я.
Ее губы сжимаются.
Я переглядываюсь с Нейтом, он не выглядит довольным. Он хороший парень, по крайней мере, пытается им быть. Это то, что делает его другим. Но прошлое… это та часть, что объединяет нас. И никто не может убежать от своего прошлого. Ни Нейт. Ни я. Ни даже Эбби.
23 глава
Эбигейл
Я слушаю шаги Грейсона, идущего в какую-то другую часть дома. Он оставляет меня наедине с другим человеком. Мне стоило подумать о побеге, но в прошлый раз это очень плохо закончилось…
Небольшой стук, затем слабый грохот тяжелого стакана по деревянной поверхности.
– Апельсиновый сок перед тобой, – говорит незнакомец.
Я не обращаю на него внимания. Я хочу, чтобы Грейсон вернулся, как бы неправильно это ни звучало.
– Ты должна пить. Ты не можешь ясно мыслить, когда твой организм обезвожен.
– Почему я должна доверять тебе? – спрашиваю. – Я не знаю тебя.
Я практически слышу, как он пожимает плечами.
– Ты не хочешь сохранить силы, чтобы бороться в любой момент?
У него глубокий, приятный голос.
– Это то, что, по-твоему, я должна делать? Бороться с тобой? Бороться с Грейсоном?
Он не отвечает, и у меня появляется ощущение, что ему не очень комфортно от всего этого.
– Но ты не собираешься помогать мне? – слова выходят с горечью.
Грейсон не привел бы меня сюда, если бы не доверял этому человеку.
– Я не собираюсь помогать тебе, – говорит он.
Мне интересно, как они с Грейсоном встретились. Интересно, что произошло, что сделало этого человека лояльным по отношению к Грейсону и сделало Грейсона человеком, который полностью доверяет ему.
– Как долго ты знаешь его?
Я чувствую себя просителем в секретном тайнике ответов. Я ничего не могу поделать и иду к нему с пустой чашей в руке. Независимо от того, какую правду он мог бы мне рассказать о Грейсоне, это пища для выживания. А я голодаю – умираю.
Молчание. И я думаю что он, скорее всего, не ответит. Но затем он отвечает с ощутимым нежеланием в голосе.
– Давно.
Я чувствую, что каждое его слово наполнено тяжелым смыслом.
– С тех пор, как мы были детьми.
– Вы ходили в одну школу?
– Нет, – говорит он просто.
– Вы были соседями или что-то в этом роде?
– Нет, – он говорит тихо, задумчиво. – Мы… оказались вместе. Вот и все.
Мрачность в его голосе сжимает мой желудок ледяной рукой. Потому что внезапно я думаю о крысе. Подвал. Мы оказались вместе. Я предполагала, что история с мышкой была ложью, чтобы получить информацию. Грейсон рассмеялся и позволил мне думать, что это ложь. Разве нет?
Звук гудящих труб, находящихся в стене, говорит мне о том, что Грейсон заканчивает принимать душ. Мне нужно больше информации, сколько бы минут у меня не оставалось до возвращения Грейсона.
– Я понимаю, – я кладу руки на стол, чтобы он не видел, как они дрожат. – Подвал.
Он быстро выдыхает.
– Он сказал тебе?
Я напрягаюсь. Выходит, это правда? Он не совершал всего этого?
– Конечно, – говорю я настолько естественным тоном, насколько это возможно из-за шока. – Он сказал мне.
Что является правдой. В некотором смысле.
Он подвигает стакан ко мне. Я чувствую его холод возле моего кулака.
Мое сердце колотится, когда я думаю про его рассказ в новом свете. Держали в подвале. Сломали мне руку.
– Просто скажи мне одну вещь, – говорю я тихо. – Как долго? Ты не поможешь мне. Хорошо. Просто скажи мне это.
– Если Грейсон не думал, что говорить тебе…
– Да ладно тебе, – говорю я, пытаясь придумать, что может поколебать этого странного, связанного честью, друга Грейсона. – Он рассказал мне все это. Даже про мышонка.
Я жду, желая узнать намного больше, желая узнать все. Но я не могу просить слишком много. «Как долго» – это простой вопрос.
– Пожалуйста, – говорю я. – Я не хочу ненавидеть его.
Я сожалею о сказанном, как только слова вылетаю из моего рта. Они ощущаются слишком верными, и я не должна чувствовать себя плохо из-за него. То, что он, будучи ребенком, находился в ловушке в подвале, не дает ему право убивать людей и брать заложников.
После долгого молчания, когда я думаю, что он уже не ответит мне, он говорит:
– Шесть лет.
Мое сердце останавливается, а затем начинает бешено колотиться. Шесть дней – я не была бы в шоке. Шесть недель – имело бы смысл. За это время он бы уже считался пропавшим и его изображения уже бы напечатали на различных коробках и распространили в школах, для других детей, находящихся в безопасности, чтобы они рассматривали их во время ланча. Шесть месяцев… ну, об этом больно думать. Я не могу даже измерить глубину шести лет. Пленник на протяжении шести лет. Никакого телевизора. Никаких игр.
Смех незнакомца хриплый.
– Я шокировал тебя. И теперь думаю, что… Ты позволила мне поверить, что ты знала больше, чем было на самом деле. Умная. Узнаю твоего похитителя.
– Именно такой и есть Грейсон? – говорю я, зная, что зашла слишком далеко.
Воздух вибрирует. Я чувствую, что мужчина отходит от меня.
– Ты должна спросить его, – говорит он.
Потом он уходит. Но нет времени, чтобы рассматривать вариант побега, потому что так же быстро кухня наполняется знакомыми шагами.
И, хотя я с завязанными глазами, я знаю, что это он передо мной.
24 глава
Грейсон
Когда я прохожу мимо Нейта, он даже не смотрит мне в глаза. Он просто выходит из кухни, проверяя свой телефон. В моем поле зрения, но на расстоянии. Отдельно. Как будто дополнительные полтора метра могут держать его в стороне от того, что я здесь делаю с Эбби. Исходя из его поведения, я уверен, он что-то рассказал обо мне, и это мне не понравится. Но я не беспокоюсь об этом. Мы бы никогда не пошли друг против друга. Мы бы убили друг за друга. Мы уже сделали это.
Эбби сидит там, где я оставил ее, – на кухонном стуле с завязанными глазами. Нетронутый стакан апельсинового сока стоит напротив нее на столе. Она не притронулась к нему.
Мне нужно поспать. Это означает, что ей нужно поспать. Я измельчаю таблетки, которые достал из тайника Нейта. Успокоительное, предназначенное для собак и кошек. Высыпаю их в стакан с соком.
Она сможет распробовать его, но это не будет иметь значения. Я не собираюсь скрывать тот факт, что подмешиваю ей что-то.
– Вот, – бормочу я, взяв ее за руки и показывая, где находится стакан, убедившись, что она держит его.
на делает глоток и кривится. Я хватаю стакан прежде, чем она сможет разбить его.
– Что это? – спрашивает она, отплевываясь.
– Это поможет тебе поспать.
– Ты накачал меня наркотой?
– Пока нет, – говорю я ровно. – От одного глотка ничего не будет. Ты выпьешь весь этот стакан.
– Черта с два!
Ее ругательства возбуждают меня. И это проблема, потому что через час она уснет.
– Ты выпьешь это, иначе тебя ждет альтернативный вариант, включающий в себя клетки и металлические наручники. И тогда я бы, вероятно, всадил тебе лошадиную дозу транквилизатора, чтоб уж наверняка.
Потому что, судя по ее запястьям, она будет готова сломать себе руку, чтобы выйти. Большинство людей думают, что они сделают все, чтобы сбежать. Но они не сделают этого.
Она отличается чем-то. Она неугомонная и немного чокнутая. Это означает, что я не могу доверять ей. Также означает, что я очень, очень хочу ее. Чтобы ощутить всю эту дикость под собой.
– Но почему?
Ее голос писклявый, боязливый. Ей страшно. От этого что-то в моей груди скручивается.
– Это всего лишь легкая доза Эбби. Но правда в том, что я не могу доверять тебе, после того, что случилось в мотеле.
Она вздрагивает, как будто я причиняю ей боль. Наверное, я действительно сделал это. Но я не могу рисковать тем, что она может сбежать от меня, пока я сплю. Я не могу заставить Нейта присматривать за ней.
И прежде всего, я не хочу быть вынужденным связать ее запястья, в то время как они уже изодраны. Я не причиню ей большую боль, чем должен.
– Выпей это, – говорю я более мягко. – Этого достаточно для десятикилограммовой собаки. Они расслабит тебя, но без потери сознания.
Она подчиняется мне. Ее руки дрожат, пока она подносит стакан к губам. Я помогаю ей удерживать его, пока она пьет, почти жадно, после того, как решила сдаться.
Я думаю, она хочет забыться настолько же, насколько я хочу подарить ей это.
Я смотрю, как она пьет, смотрю как маленькие капельки на ее верхней губе блестят, словно звезды, а затем она слизывает их языком.
– Так-то лучше, – говорю я ей. – Ты не предоставишь мне никаких неприятностей этим вечером.
– Да, – говорит она тихо.
Я поднимаю голову и замечаю, как Нейт уставился на нас с выражением, которое я абсолютно не могу прочесть. Мне все равно. Пусть думает все, что он, мать его, хочет. Я заглядываю в его холодильник.
– Ты любишь чернику?
Она кивает.
Достаю миску и беру самую большую ягоду. Сочная и почти фиолетового цвета.
– Вот, – говорю я, прижимая ягоду к ее губам.
Она открывает рот для меня, и я представляю, как сладко-терпкий сок стекает по ее языку. Я так хотел бы видеть ее глаза, как они вспыхивают и блестят. Но есть только мое сердцебиение и тихий звук того, как она глотает. Я представляю, как ее язык становится темно-фиолетовым, окрашенным черничным соком. Мое тело реагирует почти яростно. Изнеможение просачивается в каждую часть моего тела, кроме члена. Эта часть меня готова действовать, готова толкаться в нее, готова тереться о ее темно-фиолетовый язык, изголодавшийся по мягкому, влажному трению.
Годы взаперти, наконец, берут свое. Я так давно не был с женщиной, что даже смотреть на то, как женщина ест ягоду, – это уже порно.
Звонит телефон. Нейт отвечает односложно.
Кто-то на другом конце провода взвинчен. Нейт мастерски научился использовать успокаивающий и авторитетный тон. Он кладет трубку с мрачным выражением лица.
– У меня операция в Бленсвиле. Мне нужно было выехать туда еще пять минут назад. Не знаю, когда смогу вернуться.
– Понял.
Я глажу волосы Эбби, не в состоянии справиться с собой. Она даже не реагирует. Она в изнеможении и под действием лекарства. В ней не осталось сил для борьбы. Ночью она будет моей. Беспомощная. Единственный вопрос, который остается, это что я буду делать с ней. Я по-прежнему не уверен в ответе.
Я провожаю Нейта к входной двери. Мы останавливаемся на крыльце, где я могу держать Эбби в поле зрения через окно.
Нейт испускает длинный выдох.
– У тебя есть какой-то план? Потому что я тебя не понимаю.
– Добраться до «Брэдфорда». Покончить с губернатором. Это и есть план.
Но он все это знает.
– Девушка, – уточняет он.
– Я знаю.
– Она не виновна.
Вот почему мне нравиться Нейт. Стоуну срать на невиновность, но это важно. Это должно быть важно. В противном случае, справедливость ничего не значит.
– Я просто устал, – говорю я наконец. Это лучшее, что я могу сделать. Измотанный до мозга костей.
Он изучает меня обессилившим от жизни взглядом своих карих глаз. Я доверяю Нейту свою жизнь, и он тоже доверяет мне. Мы давно выяснили, что никто не собирается защищать нас.
– Я никогда не видел тебя таким, – говорит он.
Я низко и тяжело смеюсь.
– Ты не помнишь? Чертово лишение сна. Чертово голодание. Весь кошмар.
Он выглядит удивленным, что я упомянул об этом.
– Я про нее. Мы не они. Мы не должны быть такими, как они.
– Это другое. Я не собираюсь причинять ей боль, – я понижаю голос. – Я забочусь о ней, я бы сделал все что угодно для нее, – добавляю я, удивляя даже самого себя.
Не так уж и удивительно, учитывая, что я совершил налет на полицейский участок, несколько часов назад, чтобы вытащить ее. Вероятно, нарушив двадцать законов.
Он бросает на меня странный взгляд.
– Она моя, – говорю я, как будто это все объясняет. – Тебе не нужно понимать.
– О нет, я прекрасно понимаю, – жалит он. – Это не то, что мы делаем, Грейсон.
– Не то, что ты делаешь, – говорю я.
Он одаривает меня мрачным взглядом. Он всегда был порядочным. Для него всегда было важным снова вписаться в общество.
К черту общество.
– Она моя, – говорю я снова.
В его глазах предупреждающий взгляд.
– Она моя, и сейчас это именно так.
– Машина в сарае, – говорит он.
Затем он уходит и теперь есть только я и Эбби. Я возвращаюсь в дом и делаю нам пару тостов. Она не просит снять повязку с глаз, даже несмотря на то, что добрый доктор уже ушел.
Возможно, она догадывается, что я не могу позволить ей увидеть, где она находится – кухня полна подсказок. Или, возможно, лекарства уже делают ее немного послушной.
Это было гениальным, то, что они давали нам тогда, в той дыре подвала. Достаточная доза, чтобы выбить из вас возможность сопротивляться.
Нейт не хочет вспоминать, но я никогда не забуду урок – ты либо сильный, либо слабый, либо борешься, либо прогибаешься.
Не нужно быть ученым, чтобы выяснить, на какой стороне этого уравнения я планирую остаться.
Я снова глажу ее мягкие волосы.
– Ты в порядке, – говорю я. – Мы оба устали. Давай немного поспим.
Она кивает.
Не слишком ли она податлива? Это может быть уловкой. Возможно, замысел, чтобы сбежать, как только я отключусь. Я надеюсь, что одной таблетки было достаточно, но я не хочу больше рисковать.
Нейт мог бы дать мне более конкретное количество таблеток, но я бы не хотел втягивать его в это еще больше. Небольшое количество, достаточное для нескольких кошек. Сейчас она кажется почти кошачьей. Стройная и сдержанная.
А также умная.
Я иду к ящику Нейта, где лежат разные необходимые вещи, и отрезаю полоску ткани и засовываю ее к себе в карман. На всякий случай.
– Пойдем, – я тяну ее. Она достаточно твердо стоит на ногах, но я могу сказать, что она немного вялая. Хорошо.
Я веду ее вверх по лестнице. Повязка на ее глазах – это удобный предлог, чтобы помочь ей. Я просто хочу, чтобы она чувствовала себя хорошо и уплыла прочь, как будто она не должна заботиться ни о чем. По крайней мере, один из нас должен получить это.
Я отвожу ее в гостевую комнату, где спал после того, как Стоуна подстрелили. Я откидываю одеяло в сторону и укладываю ее на гладкую простынь.
– Ах, – говорит она. Это практически стон и звук рябью пробегает по моей коже. Горячий и чувственный.
– Да, – шепчу я, опуская жалюзи. – Хорошо будет поспать. Я включаю ночник и выключаю яркий верхний свет.
Я стягиваю футболку и штаны, раздеваясь вплоть до боксеров. Сев в ногах на кровати, я начинаю расшнуровывать ее маленькие аккуратные сапожки в засохшей грязи. Я оставляю остальную ее одежду. Она не хотела бы, чтобы я раздел ее.
На ней по-прежнему нет трусиков, факт, в курсе которого я был с того самого момента, как заставил ее снять их у ручья. Это был поступок мудака, но именно им я сейчас и являюсь. Мудак, который накачивает лекарствами милых девушек. Который тащит их через весь штат и подчиняет их с помощью металла и химических веществ. Эй, могло быть и хуже.
Она поворачивается на бок, положив обе руки под щеку.
– Чувствую себя так хорошо, – бормочет она.
Моя рука удерживает ее нежную ногу. Я скатываю носок вниз по ноге, кулаки слегка касаются небольшой ложбинки между ее лодыжкой и щиколоткой. Я никогда не был из тех парней с «фут-фетишем», никогда не ощущал тяги к этому, но если бы я стал, то ее ноги стали бы моей одержимостью, потому что они гладкие как шелк и прекрасно сложены. У меня появился новообретенный фетиш относительно ее ног, ее рук… даже ее глаз с их великолепным, мудрым, мягким обаянием.
Жаль, что Нейт не увидел ее без повязки, но, может быть, это и к лучшему. Мне нравится, когда она полностью моя. Никто не может забрать ее у меня.
Осторожно я снимаю другой носок и потираю рукой ее кожу, говоря себе, что я просто должен проверить, что она достаточно теплая, но на самом деле мне, бл*дь, нужно прикоснуться к ней хоть немного, и черт возьми, это только ее ноги.
Насколько неправильным это может быть? Я был разрушен в каждой части тела, испытывал боль в каждой клетке. И все, что я делаю, так это растираю ей ноги.
– Грейсон, – шепчет она.
Ей нравится это. Она хочет этого. Это все иллюзия, но этого может быть достаточно для меня. Мой член набухает от ее ленивого, хриплого голоса.
Я прижимаю руки по обе стороны от ее холодных пальцев на ногах, растирая их между ладонями. Я хочу поглотить ее.
– Тебе достаточно тепло, малышка?
Я как хороший, гребаный самаритянин, просто нуждающийся в том, чтобы убедится, что девушка в тепле.
Мне нужно перестать прикасаться к ней, но я этого не делаю. Мне нужно оставить ее в покое, но я не сделаю этого. Мои руки на ее ступнях, на ее лодыжках, и это только начало.
Мое тело хочет большего. Она хочет большего.
Иллюзия.
Вместо того чтобы убрать ногу в сторону, она толкает ее ко мне, прижимая к моим рукам. Как будто она на самом деле хочет моего прикосновения.
Я знаю, что это седативное действие лекарства заставляет ее искать теплоту и мягкость.
Знаю это из личного опыта.
Я по-прежнему растираю ее пальцы, понимая, что это ей понравится.
– Ммм, – говорит она.
Я передвигаюсь к другой ее ноге, массируя ее.
