Текст книги "Дракула, любовь моя"
Автор книги: Сири Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
– В некотором роде? – нерешительно повторила я.
– Он все еще слишком слаб, даже не может стоять, и легко возбудим. Вы сами увидите. Обязательно следите за своим языком.
Мы поднялись на верхний этаж. Наши шаги гулким эхом разносились по длинному темному коридору, в голых серых стенах которого открывалось множество дверей палат. Я заметила еще двух сиделок за работой.
– Я обожаю читать. Как-то раз мы обсуждали с ним английскую литературу, – продолжила сестра Агата. – Он упомянул, что в школе любил книги Диккенса. Я раздобыла экземпляр «Рождественской песни» в надежде порадовать его и села, чтобы почитать вслух. Я раньше не читала этой истории, а он ее совсем не помнил. Ваш жених тихо слушал, пока мы не дошли до части о дверном молотке, самодвижущихся похоронных дрогах, громком перезвоне колокольчиков и так далее. Он волновался все сильнее и сильнее. Затем последовал отрывок о бряцании цепей и входящем в дверь привидении. Внезапно мистер Харкер выхватил книгу из моих рук и швырнул через комнату с криком: «Довольно! Я не могу больше слушать! Умоляю, выбросите эту отвратительную книгу!» – Сестра Агата снова перекрестилась и расстроенно прищелкнула языком. – Это я виновата. Я слышала, как он много недель подряд бредил о призраках и демонах. В жизни не стала бы читать эту книгу, если бы знала, о чем она. – Сиделка остановилась у закрытой двери и тяжело вздохнула. – Полагаю, вы не видели его уже много месяцев?
– Да.
– Тогда приготовьтесь к потрясению, мисс. Мы не позволяли ему бриться с момента поступления. Этим утром он настоял, чтобы мы его побрили в честь вашего приезда, но все же вам может показаться, что он сильно изменился.
Меня охватил страх, но я отогнала его, готовясь к тому, что ожидало меня за дверью.
«Он здесь, – напомнила я себе. – Жив, в безопасности, и ты любишь его».
Сестра Агата открыла дверь, и я первой вошла в комнату. Мой взгляд немедленно метнулся к кровати и человеку, который спал на ней под серым покрывалом. У меня перехватило дыхание, а глаза внезапно наполнились слезами. Это, несомненно, был Джонатан, но сестра Агата оказалась права. Ах, как он изменился! Его каштановые волосы, всегда столь аккуратно подстриженные и причесанные, ниспадали на лоб и уши длинными спутанными прядями. Лицо, прежде столь румяное, полнощекое и красивое, стало костлявым и мертвенно-бледным.
– Мистер Харкер? – ласково окликнула сестра Агата. – Мисс Мюррей приехала.
Джонатан открыл глаза, его изможденное лицо озарила слабая улыбка, и он прошептал:
– Мина? Мина… Слава богу, ты здесь.
Он протянул мне исхудалую руку. Я поцеловала ее. Мое сердце разрывалось от боли, по щекам катились слезы.
– Милый Джонатан. Как я рада тебя видеть! Я так беспокоилась о тебе.
– Не беспокойся, любимая, – ответил он с тихой нежностью. – Я иду на поправку и буду выздоравливать еще быстрее теперь, когда ты приехала.
Однако в его голосе не было уверенности, а во взгляде – решимости. Лицо Джонатана начисто лишилось того тихого чувства собственного достоинства, которым я всегда так восхищалась. Он превратился в жалкое подобие себя самого.
– Я оставлю вас наедине на несколько минут, – произнесла сестра Агата. Она помогла Джонатану сесть на кровати и обложила его подушками. – Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в коридоре.
После того как она вышла из комнаты, оставив дверь слегка приоткрытой, я придвинула стул к кровати и снова взяла Джонатана за руку. У меня накопилось множество вопросов к нему, но он выглядел таким усталым и хрупким, что я боялась его чем-нибудь расстроить.
– Ты получил мои письма? – наконец спросила я.
– Какие?
– Те, что я послала тебе в Трансильванию.
– Ты писала мне в Трансильванию? – изумленно переспросил он.
– Да, дважды. От тебя так давно не было вестей. Я даже не знала, благополучно ли ты добрался. Адрес я взяла у мистера Хокинса.
– Какой адрес? Куда ты писала?
– В замок Дракулы. – Он заметно вздрогнул при этих словах. – Я ошиблась? Разве не там ты проживал в Трансильвании?
– Отчего же, именно там, – ответил Джонатан с внезапной мрачной и злобной гримасой. – Мог бы и сам догадаться. Я не видел твоих писем, Мина. По-видимому, он забрал их себе.
– Кто?
– Граф.
Он выплюнул это слово с такой ненавистью, что я встревожилась, затем умолк и, казалось, погрузился в раздумья. Злобное выражение его лица сменилось чем-то совершенно другим, вроде замешательства, приправленного страхом.
– Джонатан, что случилось?
Он еще немного помолчал, отвернувшись и решительно поджав губы, наконец покачал головой и еле слышно ответил:
– Последние несколько месяцев были серой, мрачной трясиной. Когда я думаю о них, у меня кружится голова. Не знаю, было это на самом деле или только пригрезилось. Говорят, я перенес воспаление мозга, Мина. Ты в курсе, что это значит?
– Да, ты был очень болен. Твой мозг не вынес некоего ужасного потрясения.
– Это значит, что я сошел с ума.
– Джонатан, нет! Не думай так.
– Это правда. Воспаление мозга – синоним сумасшествия. Я пытаюсь вспомнить, что случилось, и сознаю невероятность подобных вещей. Следовательно, я сошел с ума. Последние недели воспоминания продолжали преследовать меня, несмотря на то что я лежал в кровати, в полной безопасности, окруженный заботой своих добрых сиделок. Я не могу об этом думать, Мина, не хочу говорить, иначе снова сойду с ума.
– Все понимаю, дорогой. – Я наклонилась и поцеловала его впалую щеку. – Обещаю больше ни о чем не расспрашивать.
Он выглядел таким благодарным – не знаю, за обещание, поцелуй или то и другое, – что я прижалась губами к его губам и долго не отстранялась.
Потом взял мое лицо в ладони, всего в нескольких дюймах от своего, и тихо произнес:
– Ах, Мина, дорогая Мина. Я так тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю.
– Все это время меня поддерживали только мысли о тебе и мечты о нашем будущем. Я так скучал по тебе. Давай поженимся как можно скорее. Ты согласна?
Вопрос застал меня врасплох. У меня засосало под ложечкой, и я откинулась на спинку стула. Мое сердце колотилось от удивления.
– Ты имеешь в виду… поженимся здесь, в Будапеште?
– Да.
– Но ты все еще очень болен и прикован к кровати.
– Знаю. Но я постоянно размышлял об этом, дорогая, с тех пор, как сестра принесла твою телеграмму и мне стало известно, что ты приезжаешь. Говорят, я проведу здесь еще несколько недель. Мистер Хокинс прислал немного денег, но этого недостаточно, чтобы оплатить твое длительное проживание в гостинице, Мина, или отдельную комнату здесь. Ради соблюдения приличий мы должны немедленно пожениться. Тогда ты сможешь разделить комнату со мной. Сестра Агата пообещала пригласить капеллана из британской миссии, который сможет провести церемонию уже завтра.
– Завтра?
Меня охватило жестокое разочарование. Разумеется, я понимала разумность его слов, сама во время путешествия размышляла о тратах и приличиях. Даже старый мистер Хокинс намекнул в своем письме, что неплохо бы нам пожениться прямо здесь. Однако я не ожидала, что это случится так скоро. Я часто представляла свою свадьбу – не в восторженном сне во время поездки на поезде, а наяву – и видела, как стою рядом с Джонатаном в прелестной старой церкви. Мне и в голову не приходило, что я проведу свою первую брачную ночь в больничной палате, у ложа мужчины, который слишком слаб и болен, чтобы стоять на ногах.
– Я понимаю, – сказал Джонатан. – Ты мечтала выйти замуж совсем иначе, но…
– Нет-нет, ты совершенно прав. Хватит ждать. – Я натянуто улыбнулась и постаралась бросить на Джонатана как можно более любящий взгляд. – Я с радостью выйду за тебя замуж, Джонатан Харкер, когда ты сочтешь нужным.
Ту ночь я провела в пустой комнате, любезно предоставленной сестрами. Утром Джонатан проснулся, и я сказала ему, что распоряжения насчет нашей свадьбы уже отданы.
– Дорогая, не подашь мне сюртук? – с улыбкой произнес Джонатан. – Он мне нужен.
Я сочла это странной просьбой со стороны человека, прикованного к постели, но попросила сестру Агату принести сюртук. Вскоре она вернулась и сказала:
– Вот все его вещи.
– Вот как? – Я удивленно уставилась на предметы, которые сиделка разложила на кровати: один-единственный костюм и тетрадь.
– Это все, что у него было с собой при поступлении, – ответила она, прежде чем покинуть комнату.
Джонатан уехал из дома с полным сундуком одежды, в том числе выходным костюмом и шляпой, которые пропали. Его бумажник тоже исчез вместе со всеми деньгами и моей фотографией, которую он всегда носил с собой. Что с ними стало? Однако я обещала ни о чем не расспрашивать, а потому молча стояла, пока Джонатан доставал из кармана маленькую коробочку. С ласковой улыбкой он протянул ее мне.
– Я знаю, как ты мечтала об обручальном кольце, дорогая, и не хочу, чтобы ты вышла замуж без него. Поэтому я дал сестре Агате небольшое поручение в день перед твоим приездом. Надеюсь, тебе понравится.
Я в изумлении открыла коробочку. На голубом бархате лежало обручальное кольцо из чистого золота, украшенное элегантной гравировкой.
– Ах! Какая прелесть! Но, Джонатан, как ты смог позволить себе подобную вещь? Только не говори, что купил кольцо на деньги, которые мистер Харкер прислал на оплату лечения!
– Вовсе нет, – загадочно улыбнулся он. – Я оплатил его из другого источника. Слава богу, мне хватило ума узнать размер много месяцев назад. Примерь, пожалуйста.
Я повиновалась. Кольцо сидело идеально и чудесно смотрелось на руке.
– Вижу, ты не хочешь рассказывать о своем источнике. Поскольку это подарок, быть по сему. Благодарю тебя, любимый, за то, что вспомнил о кольце. Это очень много для меня значит. – Я наклонилась, поцеловала его, затем сняла кольцо и убрала в коробочку. – Оставь его пока у себя, до церемонии.
Когда я подобрала сюртук и другие предметы одежды с намерением повесить их на спинку стула, мой взгляд упал на тетрадь, которая лежала рядом с Джонатаном на кровати.
– Это твой дневник? – спросила я.
– Да.
Я знала, что Джонатан собирался вести стенографические записи о своей поездке в Трансильванию, чтобы набить руку и отточить искусство скорописи, точно так же, как я в Уитби. Внезапно я осознала, что причины всех его несчастий могут быть изложены на страницах дневника. Осмелюсь ли я попросить у него разрешения взглянуть на них?
Должно быть, жених прочел мои мысли, поскольку его лицо омрачилось и он тихо произнес:
– Прости, но я хотел бы немного побыть один, если ты не против.
Я подошла к окну, молча уставилась на деревья, живописные угодья внизу и ощутила недовольство собой, поскольку не желала огорчать Джонатана. Наконец он подозвал меня обратно. С тетрадью в руках он произнес на редкость серьезно:
– Вильгельмина! – Джонатан назвал меня полным именем впервые с того дня, когда сделал мне предложение. – В этой тетради – рассказ о том, что случилось со мной в Трансильвании. Я использовал скоропись, как мы и собирались, но теперь опасаюсь, что это всего лишь бредни сумасшедшего. Я не хочу больше видеть этот дневник, желаю вернуться к привычной жизни, здесь и сейчас, взяв тебя в жены. Но… ты знаешь, как я отношусь к связи мужа и жены. Я не хочу, чтобы между нами оставались тайны и секреты. Потому в порыве откровенности прошу тебя взять эти записи. – С этими словами он вложил тетрадь в мои руки. – Сохрани ее. Ты можешь посмотреть, если хочешь, но не говори со мной о прочитанном. Давай навсегда оставим эту тему… Если только однажды некий священный долг не заставит меня вернуться к горьким часам, проведенным во сне или наяву, в здравом уме или бреду, которые описаны здесь. – Выбившись из сил, он упал на подушку.
– Твое желание – закон для меня, дорогой, – заверила я. – Я уберу тетрадь и прочту ее в должный срок или никогда. Главное, чтобы ты поправился.
Позже я завернула тетрадь в белую бумагу, перевязала лентой и запечатала сургучом, чтобы она служила явным и материальным знаком нашего доверия.
Мы поженились в тот же день. Церемония была короткой и торжественной. К счастью, из двух платьев, которые я захватила с собой, одно оказалось моим выходным, из расшитого черного шелка. Я с самого начала собиралась надеть его на свадьбу.
«Странно, – подумала я, глядя в зеркало, чтобы причесаться. – Тревожное толкование свадебного стихотворения, сделанное Люси, обернулось правдой. Против ее желания я выхожу замуж в черном, далеко от дома, как говорила подруга, навек потерявшись».
Я надела черные лайковые перчатки. Сестра Клара – еще одна милая, славная женщина – раздобыла фату, а добрая Агата принесла букетик разноцветных цветов, которые собрала в саду. Две сиделки стали нашими свидетельницами. Джонатан очнулся ото сна, когда все уже было готово. Я помогла ему сесть на кровати, опереться на подушки и заняла свое место у изголовья.
Когда капеллан встал перед нами, я невольно испытала легкую досаду при виде унылой обстановки. Джонатан с сожалением во взгляде сжал мою руку и сказал:
– Я знаю, что не о такой свадьбе ты мечтала, Мина, но надеюсь когда-нибудь все возместить.
– Я выхожу замуж за тебя, дорогой, остальное неважно, – искренне ответила я.
Я сознавала, что принимаю на себя всю полноту ответственности. Мне предстояло стать женой Джонатана. До конца своих дней я буду принадлежать ему и никому больше. Ничего другого я не желала и была счастлива. Все же, пока капеллан проводил церемонию, мои мысли унеслись в другое место и время – в танцевальный павильон Уитби, к блаженным часам в объятиях мистера Вагнера. Я вспомнила, как ощущала всю полноту жизни в его обществе, млела под восхищенным взглядом. Интересно, каково было бы стоять у алтаря рядом с ним… быть его невестой? Подобные мысли вызвали такой приступ вины, что у меня перехватило дыхание, а лицо раскраснелось от жара. Очнувшись от грез, я услышала слова священника:
– Джонатан Харкер, берешь ли ты эту женщину в законные жены, чтобы быть с ней с этого дня и впредь, пока смерть не разлучит вас?
– Беру, – ответил Джонатан твердым, уверенным голосом.
Когда пришла моя очередь ответить на тот же вопрос, коротенькое слово едва не застряло в горле, хотя я говорила искренне. Нас объявили мужем и женой. Джонатан с трудом заключил меня в объятия и наградил долгим сладким поцелуем.
После того как капеллан и сестры ушли, муж приложился к моей руке со словами:
– Впервые в жизни я беру за руку свою жену. Это лучшее, что может быть на свете. Если бы пришлось, я снова вынес бы все, лишь бы завоевать тебя.
Вновь обретя дар речи, я заверила его, что являюсь самой счастливой женщиной на свете.
В тот же день я написала длинное письмо Люси, поскольку знала, как ей не терпится узнать обо всем, что случилось после нашего расставания на вокзале Уитби. Я поделилась своими тревогами касательно состояния здоровья Джонатана, изложила все подробности свадьбы и выразила искреннее пожелание безмерного счастья в ее собственном грядущем замужестве.
Сестры принесли в комнату Джонатана койку, на которой я провела эту ночь, как и все прочие в течение последующих двух недель. Я прекрасно понимала, что моя первая брачная ночь – ночь ночей, которая всегда почиталась великой и удивительной тайной, – настанет не раньше, чем Джонатан поправится и мы сможем покинуть это святое место, где добрые сестры бдительно следят за ним круглые сутки.
Две недели я являлась сиделкой и компаньонкой Джонатана. Я брила его каждое утро и однажды пригласила в больницу парикмахера, чтобы постричь ему волосы. Как-то раз, пока он дремал, я взяла экипаж и отправилась в Будапешт. Что за восхитительный город, столь отличный от Лондона, со множеством непривычных видов и запахов! Мне понравилась великолепная крепость и старые величественные здания, многие из которых были увенчаны остроконечными башенками. Я с удовольствием гуляла по обсаженным деревьями площадям и мостам через Дунай, разделявший Буду и Пешт. Особенно глубокое впечатление на меня произвел мост Сечени, повисший над водой на толстенных цепях вместо тросов и украшенный четырьмя огромными каменными львами на концах.
Тем не менее я ограничилась единственной прогулкой, предпочитая находиться рядом с Джонатаном и посвящать себя тому, чтобы он хорошо ел, не падал духом и уверенно набирался сил. Он начал выходить в коридор, затем бывать на свежем воздухе в кресле-каталке и наконец гулять на собственных ногах.
Когда врач его выписал, мы со слезами на глазах попрощались с милыми сестрами, не скупясь на благодарность за заботу. Джонатан составил новый маршрут обратного путешествия, более быстрого, чем мое прибытие в Будапешт.
Мы сели на «Восточный экспресс» до Парижа, где по настоянию мужа провели несколько ночей. Столица Франции показалась мне чудесным романтическим городом, красотой превосходящим даже Будапешт. Рука об руку мы бродили по широким бульварам, посещали музеи, ужинали в кафе, осматривали достопримечательности, и я словно пребывала на небесах.
Джонатан нашел небольшую чистую комнатку в нескольких кварталах от Сены, в которой, более чем через две недели после свадьбы, мы и провели свою первую брачную ночь. До сих пор мы только держались за руки и целовались. Я не спрашивала, но полагала, что Джонатан тоже не имел никакого опыта подобного рода. Мы оба нервничали. Его заметно тяготило бремя моих ожиданий, и я всеми силами постаралась развеять беспокойство мужа. Когда он лег в кровать и торжественно заключил меня в объятия, я молча велела себе расслабиться и покориться.
Позже, перекатившись на бок и слушая размеренное дыхание на соседней подушке, я испытала жестокий приступ разочарования.
Я невольно вспоминала ту ночь примерно три недели назад, когда стояла на террасе павильона Уитби в объятиях мистера Вагнера. Он смотрел на меня, между нашими губами оставалось всего несколько дюймов, мое сердце колотилось от необузданной страсти. Меня переполняло желание. Опыт с мужем, однако, оказался совершенно иным. Все началось очень мило, но – осмелюсь ли я признать? – окончилось чересчур быстро и было лишено приятного физического ощущения, на которое я надеялась. Джонатан, напротив, казался совершенно удовлетворенным, по правде говоря, ликующим и непомерно довольным собой.
Неужели это все, чего мне следует ожидать на брачном ложе? Правда ли, что только мужчины способны наслаждаться актом супружеской любви, а женщинам дано лишь покорно терпеть?
ГЛАВА 6
Когда мы с Джонатаном прибыли в Эксетер четырнадцатого сентября, мистер Питер Хокинс ждал нас в экипаже.
– Мои дорогие дети! – Он поцеловал меня в щеку и сердечно пожал руку Джонатану, когда наш багаж погрузили и мы сели напротив него. – Простите, что не встретил вас на платформе. Я уже много недель страдаю от подагры и мало где бываю.
– Я так рада видеть вас, мистер Хокинс! – с любовью воскликнула я. – Очень жаль, что вы нездоровы.
– Не тревожься обо мне. Это всего лишь нытье старика. Лучше дай взглянуть на вас. Мина, ты прекрасна, как всегда. Джонатан, ты немного похудел и побледнел, но в целом выглядишь неплохо, учитывая обстоятельства. Должен сказать, я испытал немалую радость, да что там, облегчение, когда увидел вас в целости и сохранности.
– Мы рады возвращению, сэр, – ответил Джонатан. – Еще раз спасибо за все, что вы для нас сделали в Будапеште.
– Это меньшее, что я мог, мой мальчик. Я обещал твоему дорогому отцу на смертном ложе, что позабочусь о тебе и твоей матери. До сих пор я считал, что вполне преуспел в этом отношении.
– Несомненно, сэр. Вы для меня как отец, и я всегда буду вам благодарен.
Мистер Хокинс нахмурился, морщины на его лице стали глубже, когда он пригладил редеющие седые волосы покрытой старческими пятнами рукой.
– Похоже, мне не следовало посылать тебя в Трансильванию. Последние несколько месяцев я очень волновался: отчего так долго? Что могло пойти не так? Я сожалею, что ты заболел, Джонатан. Сестра из больницы, как бишь ее, не сообщила ничего конкретного, а ты написал не больше. Правда ли, что ты перенес некое умственное расстройство?
– Да, сэр.
– Ничего не понимаю. – Мистер Хокинс печально покачал головой. – Я знаю тебя всю жизнь, Джонатан. Ты крепкий, благоразумный юноша и никогда не терял голову перед лицом трудностей. Такие люди всегда сохраняют присутствие духа. Что случилось?
Джонатан помедлил. На его лице отражалось страдание и беспокойство.
– Мне не хотелось бы об этом говорить, сэр.
Я сжала его руку в надежде передать свое безмолвное сочувствие и поддержку.
Мистер Хокинс наклонился вперед, опираясь на трость, и сказал:
– Сынок, ты отправился за границу по моему поручению. Я поехал бы сам, если бы чувствовал себя лучше. На мне лежит вся тяжесть ответственности. Граф Дракула прислал весьма любезное письмо, в котором выразил полное удовлетворение распоряжениями, сделанными от его имени, и похвалил тебя за представление их. Он ни словом не обмолвился о твоей болезни. По правде говоря…
– Прошу, оставьте этот разговор! – выпалил Джонатан, в глазах которого вспыхнули испуг и смятение, когда он выдернул у меня руку. – Простите, сэр, если вам кажется, что я подвел вас. Увольте меня, и я не стану вас винить. Но я долго и мучительно боролся за свое душевное здоровье и не желаю возвращаться к источнику недомогания. Не могу!
– Прости. Я не стану расспрашивать, сынок. – Лицо мистера Хокинса опечалилось.
Он тяжело откинулся на спинку сиденья и погрузился в горестное молчание на большую часть поездки.
Мы с Джонатаном полагали, что первые несколько месяцев супружеской жизни проведем в крошечной квартирке, которую он занимал во время шестилетнего пребывания в Эксетере. Попозже мы надеялись переехать в более просторное, хотя и скромное жилище, соответствующее нашему доходу. Однако судьба приберегла для нас нечто иное.
– Страшно подумать, что вы с Миной поселитесь в двух мрачных, темных комнатках, Джонатан, – сказал мистер Хокинс, когда экипаж остановился перед его домом. – Теперь вы женатая пара. Вы должны жить здесь.
Мистеру Хокинсу принадлежал большой красивый старинный трехэтажный особняк на чудесной тенистой улочке недалеко от собора. В доме была большая светлая гостиная, обшитая дубовыми панелями библиотека, просторная, хорошо оборудованная кухня, комнаты для отдыха на каждом этаже и множество спален. Все до единого помещения были со вкусом обставлены. Я была знакома с домом, поскольку провела в нем в качестве гостьи мистера Хокинса незабываемую неделю на прошлое Рождество, когда мы с Джонатаном только что обручились.
Теперь мистер Хокинс приготовил для нас прелестные комнаты на втором этаже. Разобрав вещи, мы с Джонатаном обнаружили, что наш великодушный хозяин позаботился о массе приятных мелочей, в том числе и об очаровательных цветах, стоявших в вазе на столике в гостиной, и о паре шелковых халатов, сшитых специально для нас.
Повар приготовил великолепный ужин в честь нашего возвращения. Мы провели за столом добрых два часа. Беседа текла гладко и благожелательно. Мы словно вернулись в старые времена. В былые годы мистер Хокинс не раз навещал Джонатана и его мать в лондонском приюте, а потом, когда она уволилась, – в маленькой квартирке, и мы собирались за ее кухонным столом, чтобы воздать должное восхитительным блюдам.
После ужина, когда мы расслабленно потягивали превосходное вино, мистер Хокинс поднял бокал и произнес:
– Дорогие мои, я хочу выпить за ваше здоровье и процветание и поздравить с заключением брака. Желаю вам всяческого счастья.
– Спасибо, – ответил Джонатан. – В свою очередь, я хочу выпить за ваше здоровье, сэр, и выразить глубочайшую благодарность за ваше гостеприимство.
– Надеюсь, ты нашел ваши комнаты удобными?
– Более чем, сэр.
– А ты, Мина? Тебя устраивает обстановка? Тебе нравится этот старый дом?
– Да, сэр! – с чувством откликнулась я. – Он прекрасен. Я полюбила его с первого взгляда.
– Я рад. Моя жена Нора чувствовала то же самое. В день, когда мы впервые увидели этот дом, она сказала: «Питер, он мне нужен. Я не смогу жить в другом месте». Так что я купил ей его, и мы провели здесь множество счастливых лет, прежде чем она скончалась. – Он тихонько вздохнул и на мгновение погрузился в раздумья.
– Позвольте заверить вас, сэр, что мы не будем обременять вас слишком долго, – сказал Джонатан. – Как только я вернусь к работе, мы найдем себе жилье.
– Если вы этого хотите, я не стану препятствовать. – Мистер Хокинс чуть нахмурился. – Вы новобрачные. Несомненно, вам приятнее жить вдвоем, чем рядом с больным стариком вроде меня.
– Сэр!.. – начал Джонатан, но мистер Хокинс повелительно взмахнул ладонью и перебил его:
– Это вполне естественно. Уверен, на вашем месте я тоже стремился бы к уединению. Но прежде чем вы начнете подыскивать жилье, позвольте, по крайней мере, попытаться переубедить вас другим способом. – Он пригубил вино и продолжил: – Я всегда мечтал, что в один прекрасный день вы поженитесь. Теперь, когда вы соединились, я хотел бы немного облегчить вашу жизнь. Как вы знаете, наше единственное дитя, дорогой мальчик Роджер не дожил до своего пятого дня рождения. Нора скончалась много лет назад. Вы двое – все, что у меня осталось. Я с гордостью и любовью следил, как вы растете, и считаю вас своей плотью и кровью. За последние пять лет ты, Джонатан, многого достиг в работе, стал человеком величайшей преданности и прямоты. Я знаю, что ты будешь прекрасным солиситором, а посему хочу сообщить, что подготовил бумаги о твоем партнерстве, а в завещании оставил тебе дом и все, чем владею.
Мы с Джонатаном надолго лишились дара речи.
– Сэр!.. – наконец произнес Джонатан, вставая. – Это… я… спасибо, сэр. Огромное спасибо. Не знаю, что и сказать.
– Слова «спасибо» вполне достаточно, сынок. – Мистер Хокинс улыбнулся.
Когда они с Джонатаном обменялись рукопожатием, на мои глаза навернулись слезы. Затем я вскочила, поблагодарила мистера Хокинса. Мы обнялись, начали смеяться и плакать. Когда мы немного успокоились и вернулись за стол, мистер Хокинс произнес:
– Теперь нам надо обсудить лишь одно. Возможно, мне осталось десять лет или минут. Это известно только Господу Богу. Как я уже сказал, на вашем месте я не стремился бы жить здесь, со мной. Но поскольку этот дом однажды станет вашим, разве можно жить в другом месте? Особняк слишком велик для одного. После смерти Норы в его стенах поселилась гулкая пустота. Ему нужна хозяйка. Мина, я хочу наделить тебя полной властью над слугами. Веди хозяйство, как считаешь нужным. Вы не будете испытывать недостатка в уединении, поскольку я обычно рано удаляюсь ко сну. Подумайте вот о чем: если вы станете жить здесь, со мной, то доставите безмерное счастье и радость одинокому старику.
– Ах! Мистер Хокинс! – воскликнула я.
Мы с Джонатаном обменялись взглядами, безмолвно приходя к согласию касательно этого щедрого предложения.
Он взял меня за руку под столом и произнес:
– Сэр, полагаю, что не ошибусь, говоря от лица нас обоих: мы принимаем ваше предложение с глубочайшей благодарностью.
Мы были так счастливы в первый вечер! Мой Джонатан вернулся, по крайней мере мне так казалось. Мы поселились в замечательном доме с человеком, которого любили как отца, и наконец обрели немного уединения. После ужина мы удалились в гостиную, где Джонатан и мистер Хокинс упросили меня поиграть на фортепиано. Я давно не практиковалась, но вскоре обрела былую беглость и провела приятный час, развлекая своих близких нашими любимыми мелодиями.
Наконец мы пожелали друг другу спокойной ночи и удалились в свою комнату. Я собиралась готовиться ко сну, когда, поддавшись внезапному порыву, открыла застекленную дверь и вышла на балкон. В небе блистала луна и мерцали звезды. Я стояла у перил, вбирая красоту темного полога ночи и всей грудью вдыхая прохладный воздух, который наполнял меня силой.
– Что ты делаешь? – тихо спросил Джонатан, присоединившись ко мне на балконе.
– Просто захотелось немного подышать. Чудесная ночь.
Джонатан обнял меня сзади, прижал к себе и сказал:
– Она чудесна, потому что ты здесь, со мной.
Я ласково положила свои ладони поверх его и откинулась назад, наслаждаясь надежным теплом. Мгновение мы стояли в блаженном молчании, внимая стрекоту сверчков, глядя на деревья сада и окутанную призрачной дымкой линию крыш за ними.
– Мина, ты сделала меня безмерно счастливым.
– Я тоже счастлива, мой дорогой.
– Я столько лет мечтал об этом дне!
– Лет? Что ты, дорогой! Мы обручились только прошлой осенью.
– Да, но я хотел просить твоей руки с тех пор, как мне исполнилось семь лет.
– Семь лет? – удивленно переспросила я.
– Я воображал, как ты живешь со мной здесь, в Эксетере, с тех пор как вступил в пору ученичества в шестнадцать лет.
– Правда? Я понятия не имела. Ты никогда об этом не говорил.
– Мы были добрыми друзьями. Я не знал, разделяешь ли ты мои чувства, боялся, что если признаюсь в любви, то это все изменит. Ты отдалишься от меня.
– Ты напрасно боялся, любимый.
– Ах, Мина! – Он прижался губами к моим волосам. – Я хочу забыть все, что случилось за последние несколько месяцев, двигаться дальше, посвятить жизнь работе и тебе.
Муж ласково развернул меня к себе. Мои руки обвились вокруг его шеи, когда он взглянул на меня с искренней любовью.
– Я хочу иметь детей, Мина, причем много и как можно скорее. А ты?
– Ты же знаешь, что я всегда мечтала о собственной семье. А еще я желаю, чтобы наши дети походили на тебя.
– Только мальчики, – улыбнулся он. – Девочки должны унаследовать твою красоту. У нас будет самая красивая семья в церкви по воскресеньям. Мы займем целую скамью, а потом вернемся домой, где будем есть ростбиф, пудинг и читать детям сказки у камина. Ну как, неплохо придумано?
– Замечательно, мой дорогой.
– Я люблю тебя, Мина.
– А я тебя.
Мы искренне и нежно поцеловались. В тот миг меня переполняло счастье. Я твердо верила, что все хорошо. Джонатан очень скоро окончательно оправится от своей долгой болезни, и жизнь потечет так же гладко и радостно, как в наших мечтах.
Внезапно нас вспугнул резкий шорох на соседнем дереве, прервав поцелуй. Мы отстранились друг от друга и увидели, как большая черная летучая мышь несется по темному небу на север.
– Что это? – в тревоге спросил Джонатан.
– Кажется, летучая мышь.
– Никогда не встречал летучих мышей в Эксетере.
– Я часто видела их в Уитби. – Меня охватило дурное предчувствие. – Я замерзла. Пойдем в дом.
Появление летучей мыши необъяснимым образом погрузило нас в странное тихое настроение. Наша беседа и поцелуй были такими теплыми и нежными, что я ожидала, надеялась… что Джонатан займется со мной любовью. Мгновения близости неизменно оставляли меня болезненно тоскующей, сама не знаю по чему, но я научилась ценить их за ощущение нерасторжимой связи, которое они порождали между мной и мужем. Той ночью, однако, этому не суждено было случиться. Когда мы раздевались и ложились в кровать, по выражению лица Джонатана я заключила, что его страхи вернулись. С уколом тревоги и разочарования я нежно поцеловала его, опустила голову на подушку и пожелала мужу спокойной ночи.
