Текст книги "Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ"

Автор книги: Симон Шноль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 63 страниц)

У Л. А. была мощная лаборатория в Институте химфизики и в МГУ он работал по совместительству. Я не без сожаления оставил лабораторию на кафедре Медицинской радиологии ЦИУ Там был большой простор для экспериментальной работы. В моем распоряжении была практически полная коллекция радиоактивных изотопов, производимых в Советском Союзе. Практически полный набор всех меченых радиоактивными изотопами веществ. Полное благорасположение руководства – зав. кафедрой Василия Корниловича Модестова, дирекции и Ученого совета института. Я был самым молодым доцентом ЦИУ... Но я стремился в Университет, на Физический факультет, в надежде на сотрудничество с Л. А., с мечтой оказаться в атмосфере высокого интеллекта и фундаментальных научных проблем. Мне пришлось почти на два года прекратить экспериментальные исследования и погрузиться в заботы, связанные с созданием новой кафедры. Первые годы существования нашей кафедры совпали по времени с началом возрождения нашей науки после снятия идеологического пресса. Еще недавно шельмуемая, как империалистическое порождение, начала развиваться кибернетика. Во главе этого движения были А. А. Ляпунов и И. А. Полетаев (см. главу 37). Л. А. увлекался проблемой связи теории информации и термодинамики, рассматривал эти проблемы на наших семинарах. Яркими явлениями были лекции и семинары М. М. Бонгардта по распознаванию образов и личность и работы М. Л. Цетлина по «конечным автоматам». Крайне своеобразным был биологический семинар, руководимый математиком И. М. Гельфандом. Высшая нервная деятельность, работа мозга были предметом увлекательных семинаров и лекций А. Р. Лурии. Но главным было возрождение исследований в генетике, цитологии, молекулярной биологии и теории биологической эволюции. Тут у нас была уникальная возможность непосредственного общения с Н.В.Тимофеевым-Ресовским. Л. А. читал фундаментальные курсы – «Квантовая химия и строение молекул». «Основы физической химии». Содержание курсов было очень широким. Л. А. рассматривал в них также проблемы термодинамики и квантовой механики, имеющие отношение к биофизике, рассказывал об истории ключевых открытий. Впоследствии чтение этих и других курсов было передано выпускникам кафедры, ставшим профессорами и доцентами: А. К. Кукушкину, В. А. Твердислову. Л. В. Яковенко. А. Н. Тихонову, Ф. И. Атауллаханову В. И. Лобышеву А. А. Бутылину П. С. Иванову Я продолжал многие годы лекционный курс «Общая биохимия». Из него выделились впоследствии отдельные курсы лекций «Молекулярная биология», «Иммунология», «Основы фармакологии». Отдельные курсы лекций были и есть в настоящее время по «Биофизике клетки», «Фотосинтезу», «Физиологии». Это было замечательное время. Все нужно было делать заново и впервые. Нужно было предоставить возможность студентам-физикам получить второе фундаментальное образование. Так, чтобы получение первого фундаментального образования – физики – не нарушалось. Так, чтобы огромный фактический материал биологии не заслонил бы общие принципы и закономерности биологических явлений. Это было очень сложно. Были организованы курсы лекций – обзоров по основам биологии. В качестве преимущественной дисциплины для знакомства с принципами биологии была выбрана зоология беспозвоночных с бесценной месячной практикой на Беломорской биостанции МГУ (ББС) у Н.А. Перцова (см. главу. 40). Дочь Алексея Андреевича Ляпунова – Наталья Алексеевна – только что кончившая «мичуринский» биофак, но получившая настоящее общебиологическое образование в «домашних условиях», вела занятия по зоологии и организовывала курсы лекций по другим разделам биологии (см. главу. 37). Остро нехватало курса классической, «дрозофиллиной» генетики. Его не было в то время ни в одном вузе страны. Слова «ген», «хромосома», боясь обвинений в политической неблагонадежности, произносить все еще опасались. Но в это время, на Урале, в Миассово начал проводить свои «летние школы» Н. В. Тимофеев-Ресовский (см. главу 14) Первыми на эти школы по собственной инициативе поехали студенты-инициаторы (Сойфер, Иванов, Маленков, Туманян...). В 1961 г. в Миассово на летнюю практику поехал уже 3-й курс. Л. А. Блюменфельд и Н. В. Тимофеев-Ресовский стали друзьями. Лекции Н. В. по теории эволюции, генетике, истории науки, основам радиобиологии стали существенной частью образования биофизиков-физиков. Бесценную помощь в первые годы оказывал нам Александр Иосифович Шальников – заведующий кафедрой Низких температур – отец Тани Шальниковой. Мы получили от него в подарок спектрофотометры, термостаты и самописцы. Однако на факультете мы были чужими. Для облегчения «врастания» в Физический факультет к нам перешел с кафедры Волновых процессов Г. Н. Берестовский. Его диссертация была посвящена кабельным свойствам нерва. Он был, в сущности, сложившимся биофизиком-физиком и у них с И. А. Корниенко очень быстро установился дружеский и научный контакт. С той же целью к нам перевели трех аспирантов – И. Г. Харитоненкова с кафедры Физики полупроводников (?), Э. Г. Рууге с кафедры Ускорителей Ядерного отделения и С. В. Тульского с кафедры Радиотехники. Все они защитили кандидатские диссертации по новой для них, биофизической тематике под руководством Л. А. Прошло 50 лет. Профессор И. Г. Харитоненков работает на биофаке. Профессор Э. К. Рууге заведует лабораторией в Кардиологическом центре и все годы читает студентам нашей кафедры лекции по радиоспектроскопии. Доцент С. В. Тульский – «фундамент» кафедры, выполняющий множество обязанностей, связанных с ежедневными педагогическими и административными делами и читающий лекции и ведущий практикум по радиотехнике. Важная роль на кафедре в первые десятилетия была у Сергея Николаевича Чернова – механика, «мастера на все руки». Он, как и Л. А. ушел на фронт в 1941 г., и участвовал в тяжелейших боях в пехоте. Он рассказывал, как в знойное лето 1942 (?) года, из-за интенсивного обстрела, на передний край, в окопы не доставляли воду. Была постоянная жажда. Засохшие, пропотевшие гимнастерки затвердевали – их можно было снять и поставить на землю – они сохраняли «фигуру». Он был очень тяжело ранен и демобилизован в 1943 г. Мы обязаны ему многими приспособлениями и приборами и стилем общения спокойного мудрого человека. Завершением этого процесса кадрового укомплектования был приход к нам в 1961 г. Галины Николаевны Зацепиной. До этого она занималась ядерной физикой. Об этих занятиях она ничего не рассказывала, но было известно, что ее работа была связана с опасностью облучения нейтронами. Если облучение и было, оно не отразилось не ее облике красавицы. Она бесстрашно стала осваивать совсем новые для нее области знания. Это, несколько наивное, бесстрашие позволяло ей выдвигать оригинальные гипотезы для объяснения биофизических проблем. Эта оригинальность и смелость мысли ярко отразились в последующие годы в ее кандидатской и докторской диссертациях, посвященных свойствам воды и водных растворов. В результате образовался разнообразный и бодрый коллектив. Потом, по мере окончания МГУ, в число сотрудников кафедры стали входить наши выпускники (2-й выпуск – А. К. Кукушкин и Т. А. Преображенская, 4-ый – В. А. Твердислов; 6-й – В. И. Лобышев; 7-й – М. К. Солнцев; 9-ый – Ф. И. Атауллаханов; 12-ый – А. Н. Тихонов и Л. В. Яковенко; 19-ый – Г. Б. Хомутов; 26-й – А. А. Бутылин; 28-й – П. С. Иванов; 30-ый – С. А. Яковенко; 38-й – Е. Ю. Симоненко; 42-й – А. А. Дементьев). Было бы несправедливостью забыть, что еще за несколько лет до решения о создании специализации «Биофизика» на Физическом факультете МГУ, Наталья Сергеевна Андреева неоднократно выступала с яркими рассказами на конференциях и семинарах о перспективах в изучении белков, открывающихся при исследовании их структуры методами рентгеновской кристаллографии. Она выступала от имении кафедры «Физики твердого тела», руководимой Г. С. Ждановым и В. И. Ивероновой. Кафедры, на которой до войны был В. А. Крылов (см. главу 21) Н. С. приняла живое участие в комплектовании группы нашего будущего 2-го выпуска. Выпускница этой кафедры Наталья Георгиевна Есипова «приняла флаг» из рук Н. С. Андреевой, и с первых лет создания нашей кафедры создала и читает лекционный курс «Физика биополимеров». Она знаменита работам по структурам коллагенов и, особенно, по соответствию этих структур свойствам воды и разным температурным условиям, в которых функционируют эти белки. Ее эрудиция безгранична. Ее лекционный курс уникален. Этому способствует ее, продолжающаяся многие десятилетия работа в качестве ответственного секретаря журнала Биофизика. Она знает все – ей по необходимости приходится читать все статьи, присылаемые в журнал. В этом качестве почти все эти годы она тесно сотрудничала с Л. А. Блюменфельдом. Журнал Биофизика Основателем журнала был Глеб Михайлович Франк. Им был определен особый стиль этого журнала, соответствующий его главному лозунгу: «не гасите пламя!». Это, возможно, единственный академический журнал с таким лозунгом. Здесь особенно ценят статьи, содержащие новые экспериментальные данные, но могут опубликовать и гипотезы, посвященные трудным проблемам. Н. Г. Есипова и Л. А. вполне следовали этому лозунгу. После смерти Г. М. Франка главным редактором много лет был А. А. Красновский. Он пытался сделать отбор публикуемых статей более строгим, полагая мерой достоинства журнала процент отклоняемых работ. Я был в те годы также членом этой редколлегии и получал большое удовольствие от того, как Л. А. и Н. Г. следовали лозунгу Г. М. Франка при сопротивлении А. А. Красновского. Следует заметить, что острые дискуссии нисколько не омрачали общую дружескую обстановку в редколлегии. Об этом отчасти можно судить по стихотворению, написанному Л. А. к юбилею А. А. Красновского. А. А. Красновстму 26 августа 1983 г. Не в стиле оды иль элегии, А просто от избытка чувств От нашей сложной редколлегии Я Вас приветствовать хочу Вам «Биофизика» поручена, И Вы, как смелый капитан, Ее ведете по излучинам, А мы – за Вами по пятам Мы изменяем все названия, Чтоб автор не воображал, И нет роскошнее издания, Чем наш оранжевый журнал! И рецензентов мы не спросим, Что, рецензент умнее нас? Статьи по профилю отбросим, А Либермана, так анфас! Покамест сроки сильно сдвинуты, Но наша сбудется мечта, Когда процент статей отринутых Мы с Вами доведем до ста. И если я не стану шизиком, То эдак через десять лет, Спрошу, что значит «Биофизика»? И точный получу ответ. Прошло более 25-ти лет. Точное определение понятия «Биофизика» еще не сформулировано... Редколлегию после А. А. Красновского возглавил Е. Е. Фесенко, а Л. А. остался в удобном для него качестве – зам. главного редактора. С Е. Е. у них не было разногласий и вместе с Н. Г. они еще много лет сохраняли «остров свободной научной прессы» в море научной информации. Проблемы биологического образования студентов-физиков. ББС МГУ. Миассово, летние и зимние школы по молекулярной биологии Для воспитания исследователей биологических проблем лекции и семинары не могут заменить непосредственных впечатлений от «естественной среды обитания» и живущих в этой среде растений и животных. У студентов-физиков очень мало возможностей для таких впечатлений. Идеальным местом для получения таких впечатлений вместе с конкретными знаниями биологии является Беломорская Биостанция МГУ – ББС (см. главу 39). Ко времени создания нашей кафедры, заботами и трудами Н. А. Перцова, ББС стала прекрасным местом для проведения студенческой практики. Соответственно, из всех биологических курсов именно Зоология беспозвоночных животных была оптимальна для формирования облика таких исследователей. А если к этому прибавить просторы тайги, почти незаходящее летом Солнце, поразительные краски Севера, крики чаек и пролетающих гагар, тишину и оранжево-желтую морошку по берегам болот, чернику и бруснику вдоль таежных тропинок и внезапно открывающиеся при выходе на берег морские заливы ... А еще чрезвычайное разнообразие разных животных – губок, медуз, морских звезд, полихет, голожаберных моллюсков, гребневиков, балянусов... Их названия сохраняются в памяти как стихи. Приплывающие иногда тюлени, шумно дышащие белухи и весь строй жизни, определяемый приливами и отливами со всем понятными словами «низкая вода», «высокая вода»... А еще ловля трески и наваги, и много еще чего... Ботанические экскурсии и занятия ботаникой «на подножном» материале. Маршруты по тайге с В. Н. Веховым или В. Р. Филиным. Все это, в самом деле, «впечатывается» в память и становится нестираемыми «впечатлениями», самыми яркими воспоминаниями в жизни. Ведь было же, что Армен Сарвазян (лето 1961 г.), боясь упустить ежеминутную смену и игру красок и оттенков, старался почти весь месяц вовсе не ложиться спать, и поселился среди черных скал на берегу... (на литорали). С I960 г. практика на ББС стала важной частью образования биофизиков на Физическом факультете. В разные годы к впечатлениям беломорской практики добавлялось Миассово на Биостанции у Н. В. и Е. А. Тимофеевых-Ресовских, Хибины, Звенигородская биостанция, Пущинская практика. Но практика на ББС оставалась главным событием кафедральной жизни поколений студентов. Николай Владимирович часто останавливался в доме Нины Николаевны и Льва Александровича. Замечательные вечера – рассказы, чай, коньяк и пение (когда к ним присоединялся Саша Коган с гитарой). Это там Н. В. сформулировал (без звериной серьезности!) определение: «Блюм, конечно, самый умный на Физическом факультете, а значит самый умный в Университете! А, следовательно, и в Москве. Следовательно, и во всем Советском Союзе и, следовательно, во всем мире... ». Эту формулу он весело озвучивал еще не раз на наших кафедральных праздниках. Л. А. посвятил Н. В. несколько своих стихотворений. Вот одно из них:

Известно всем: вначале было слово. Важнее слова вещи в мире нет. Мы слово услыхали в Миассово Тому назад уж двадцать с лишним лет Ведь человек и суетен, и грешен, Не отличает в слепоте своей Немногие существенные вещи От многих несущественных вещей. Чему Вы только нас не обучали! Но если все до афоризма сжать, То главное – и в счастье, и в печали Существенное в жизни отличать. Пущино. Институт Биофизики. Филиал Кафедры. Осенняя практика В главе 45 рассказано о мотивах и обстоятельствах создания Пущинского Центра биологических исследований АН СССР. Этот рассказ нужно несколько дополнить. Г. М. Франк был чрезвычайно озабочен возникшей ситуацией. Он был назначен директором-организатором нового научного центра. В марте 1961 г. в Пущино было начато строительство нового здания Института биофизики, а большинство сотрудников института вовсе не были склонны покидать уже достаточно оборудованные лаборатории в здании на Профсоюзной улице, и тем более переезжать из Москвы в Пущино, где не было должных условий для цивилизованной жизни. Я сказал Л. А., что мне представляется ситуация крайне благоприятной для нашей кафедры. Мы могли бы создать на базе Института биофизики в Пущино мощную базу для курсовых и дипломных работ наших студентов. Л. А. отнесся к этой идее с энтузиазмом. Г. М. Франк, недавно переживший от всех волнений, связанных с созданием научного центра, тяжелый инфаркт, также отнесся к этой идее крайне положительно. Он обещал предоставить нашим выпускникам и студентам любое число квартир и любое число лабораторных помещений в новом здании. В качестве базы кафедры была создана специальная лаборатория, названная Г. М. Франком «лаборатория Физической биохимии». Я стал (по-совместительству) заведовать этой лабораторией. 24 июня 1964 г. переехала для работы в Пущино группа выпускников из нашего «3-го курса» и затем присоединились к ним из 1-го выпуска А. Жаботинский, из 2-го В. Брусков и Т. Преображенская, а также А. Н. Заикин, Г. Н. Берестовский и Л. П. Калиниченко. Через некоторое время Г. М. Франк и В. С. Фурсов подписали договор о сотрудничестве Института и Факультета и предоставлении условий для работы студентов и сотрудников кафедры Биофизики в Пущино. С тех пор на протяжении 30 лет в осенних семестрах студенты 5-го курса кафедры 2-3 месяца проходили в Пущино «преддипломную практику». Некоторые оставались потом для ды неоднократно приезжал в Пущино и участвовал в наших семинарах.

Но пока в моем повествовании – осень I960 г. Университетские события этих дней накладываются на события научной жизни. Для Л. А. это самые драматичные дни, возможно, самые остро-эмоциональные положительные переживания. Все вновь, все впервые! Впервые – биология для физиков. Впервые спектры ЭПР. Впервые термодинамический анализ процессов передачи информации. А кругом – какие потрясающие события! Двойная спираль ДНК. Открытие рибосом и мРНК. Синтез АТФ в митохондриях. Идеи конформационной подвижности молекул белка. Аналогия белок—машина. Доминантный Тимофеев-Ресовский. Лекция И. Е. Тамма о ДНК. Семинары П. Л. Капицы и Л. Д. Ландау в «Физ. проблемах». Спектры ЭПР. Химическая колебательная реакция. Светящиеся бактерии! Какая концентрация ежедневных новостей! Спешим на лекции. Спешим в лаборатории. Спорим на семинарах. Мир и дружелюбие в лабораториях и на кафедре... Полное счастье. Открытие «магнитных» свойств ДНК В это время в лаборатории Л. А. в Институте химфизики было сделано удивительное открытие – открыты «магнитные» свойства ДНК. В ходе исследований в клетках дрожжей, в препаратах нуклеиновых кислот и нуклеопротеидов был обнаружен странный, очень широкий сигнал ЭПР. Такой широкий, что его было трудно заметить – линия спектра еле возвышалась над осью абсцисс, но простиралась очень далеко. Пришлось уменьшить скорость развертки. Поразительно! Такие спектры ЭПР характерны для ферромагнитных веществ. Откуда они в препаратах ДНК? Не грязь ли? Л. А. и А. Э. Калмансон тщательно исследовали возможность загрязнений препаратов. Ни на одном из этапов препаративного выделения ДНК не было источников таких загрязнений – нигде не применялись железные инструменты и содержащие металлическое железо препараты. Кроме того, сигнал был лабильным – его интенсивность сложным образом зависела от рН. Это исключало тривиальные объяснения [3-8]. Возникло смелое предположение – эти необычные для органических веществ магнитные свойства обусловлены уникальными особенностями структуры ДНК. Тут простор фантазии. Огромная молекула ДНК аналогична магнитофонной ленте? Наследственная память аналогична записи на магнитофонную ленту? Значит, на эту запись могут влиять электромагнитные поля? Такая красота предположений! А эти «аномальные» свойства могут быть результатом «стеккинг-взаимодействия» конпланарных радикалов нуклеиновых оснований, образующих «монетные столбики» с обобщенными на больших расстояниях тг-электронами... Вместе с выдающимся выпускником Химического факультета, В. А. Бендерским Л. А. произвел теоретический анализ реальности таких структур. Они пришли к выводу, что такие структуры могли бы объяснить «феномен широких линий». Эту теоретическую работу и проблему «широких линий» Л. А. доложил на семинаре П. Л. Капицы в Институте физ. проблем. Была интенсивная дискуссия. Но работа была одобрена самим (...!) Л. Д. Ландау... В пользу этой концепции свидетельствовало обнаружение «аналогичных широких линий ЭПР с теми же свойствами (асимметрия сигнала, температурная зависимость и т. д.) в препаратах искусственных полимеров ряда полиаминохинона, содержащие азот и многочисленные полярные группировки в цепи сопряжения и не содержащие металлов» [4,7,9]. Обнаружение «аномальных магнитных свойств нуклеиновых кислот» произвело большое впечатление в научных и околонаучных кругах. Н. Н. Семенов полагал это открытие чрезвычайным научным событием. Появились статьи в советских и зарубежных газетах. Был поставлен вопрос о внеочередном присуждении Л. А. Блюменфельду Ленинской премии и его выдвижении в академики. Л. А. поставил условие: Ленинскую премию он согласен получить только вместе с Калмансоном и Бендерским! Но, (какие люди!), и Калмансон и Бендерский не согласились и сказали, что премию следует присудить только одному Блюменфельду! Тогда, верный однократно принятому решению, Л. А. заявил, что отказывается от Ленинской премии... Это ярко характеризует всех участников этих событий. Л. А. никогда не менял своих решений. (А потом стало ясно: как хорошо, что он не получил эту премию...) Однако, данное Л. А. объяснение природы «широких линий» вызвало критику ряда авторитетных исследователей. Недостаточно убедительным его считали Я. К. Сыркин и М. Е. Дяткина. Резко возражал Я. Г. Дорфман – он считал неверной оценку концентрации неспаренных электронов (1021 на 1 грамм), данную Л. А. в этих работах. Я. Г. Дорфман отметил, что «широкие линии» могут быть следствием относительно небольшого числа мелких кристаллов ферромагнитных примесей. В апреле 1961 г. Я. Г. Дорфман передал Л. А. текст своей критической статьи (до ее опубликования), в которой подробно рассмотрел экспериментальные результаты работ по «широким линиям». Я. Г. Дорфман был выдающимся физиком. Магнитные явления были предметом его глубоких исследований. Еще в 1923 г. он предсказал возможность электронного парамагнитного резонанса. Экспериментальное подтверждение верности этого предсказания – открытие эффекта ЭПР – независимо сделал в 1944 г. Е. К. Завойский. Я не знаю деталей, но мне кажется, что Я. Г. Дорфман был несправедливо отстранен от интенсивной научной деятельности, начатой в молодости. Он работал в Институте истории естествознания и техники (?) и в ВИНИТИ. Наверное, эта несправедливость отразилась на его характере. Я. Г. Дорфман пришел к выводу, что все экспериментальные результаты естественно объясняются наличием «мелкодисперсных частиц примеси». И тут произошло ужасное событие! Ю. С. Лазуркин и др. [9] посредством обычного магнита извлекли из насыпанного на стекло порошкообразного препарата ДНК, дававшего аномальный спектр ЭПР, серые крупинки – носители этих свойств. Основная масса препарата «широких линий» не давала... Я. Г.Дорфман прав... Казалось, проблема закрыта – феномен «широких линий» – артефакт, обусловленный загрязнениями препарата в ходе его получения. Говорили о выдающемся открытии, а это просто грязь – артефакты, обусловленные плохой работой экспериментаторов. И казавшаяся убедительной теория основана на экспериментальной ошибке... Нравы научного сообщества. Общее мнение. Это прединфарктная ситуация! Спокойно! Спокойно! Ни на одной стадии выделения препарата ДНК не было железных предметов. Все реактивы чисты. Это раз. Два – широкие линии появляются только на некоторых стадиях жизни клеток. Три – сам феномен зависит от условий, в частности от рН раствора, из которого осаждается препарат... Это значит, что магнетитовые частицы образуются на определенной стадии жизни клетки на молекулах ДНК – это критикам казалось абсолютно невероятным... Научное сообщество возбуждено «разоблачением». Оно, как правило, встречает с удовлетворением такие ситуации. Л. А. с его темпераментом очень остро переживал эту ситуацию. Смерть Славы Цуцкова В эти дни на кафедре произошло ужасное событие – самоубийство студента 4-го курса Славы Цуцкова. Он был одним из самых талантливых студентов физфака. Он имел склонность к математике, был участником семинара молодого тогда В. И. Арнольда, и был признан первым на отборочном собеседовании со студентами, желающими специализироваться по биофизике. Однако, вопреки мнению кафедры, деканат не зачислил его в нашу группу – у него были нарушения учебной дисциплины – он опаздывал на занятия (поскольку по ночам работал на стройке каменщиком!) и не сдал должное чисто прочитанных страниц английского текста. Мы не были готовы к такому произволу и неуважению нашего мнения. В деканате против Цуцкова была резко настроена инспектриса, ранее работавшая воспитательницей в детском саду, и, возможно, поэтому не вполне понимающая студентов. Ее поддерживал всесильный зам. декана И. И. Ольховский. Нас явно хотели сразу приучить к дисциплине. Мы растерялись и сначала лишь «роптали» на наших собраниях по пятницам. А Слава Цуцков, насильственно распределенный на другую кафедру, пытался одновременно посещать и все наши занятия и практикумы. И это при работе на стройке, так как кормил себя сам – не хотел (не мог?) получать помощь от отца. Это была для него невыносимая нервная и физическая перегрузка. Он не вынес напряжения и застрелился 3 мая 1961 г. Мы были потрясены. Л. А. направил декану В. С. Фурсову письмо об ответственности деканата в этом ужасном происшествии. Сам Л. А. был в очень тяжелом настроении. Как раз в эти дни развертывалась кампания по «разоблачению» артефактов в «широких линиях» в препаратах ДНК (см. дальше...). Шбель Цуцкова и последовавшие события сделали горизонт очень мрачным.

Письмо Л. А. возмутило Физический факультет. Признать себя виновным в доведении студента до самоубийства факультет не мог. Новая кафедра, новые сотрудники факультета явно не соответствовали требованиям. Речь шла о самом существовании новой кафедры (тогда все еще называемой «лаборатория») в ее тогдашнем составе. Подробно о сложившейся ситуации написано мною в книге, посвященной 50-летию нашей кафедры на Физическом факультете [10]. 1961 г. – в Миассово у Н.В.Тимофеева-Ресовского В тяжелом настроении в конце мая 1961 г. по приглашению Н.В.Тимофеева-Ресовского мы с группой студентов приехали на семинар на Биостанцию в Миассово. Л. А. сделал на этом семинаре доклад с подробным анализом ситуации с «широкими линиями», рассмотрев работы сторонников и противников его концепции, Л. А. согласился с тем, что измеряемое «число неспаренных спинов» (порядка 1021 на грамм) «следует понимать, как то количество свободных спинов обычного парамагнетика, которое дало бы линию ЭПР такой же интегральной интенсивности... и что оно может не иметь отношения к действительному содержанию неспаренных электронов в образцах». Он перечислил три возможных объяснения наблюдаемых феноменов: 1. Наличие ферромагнитных включений. 2. Наличие парамагнитных ионов, коллективное взаимодействие которых осуществляется с помощью основной структуры. 3. Появление неспаренных электронов и их необычных свойств как следствие особенностей самих упорядоченных органических систем. Подробно рассмотрев все варианты, он пришел к выводу, что «наблюдаемый эффект не сводятся к тривиальным ферромагнитным загрязнениям, однако может быть обусловлен лабильными ферромагнитными включениями, стабилизация или образование которых определяется свойствами основной структуры». Н. В. Тимофеев-Ресовский, комментируя доклад Л. А., сказал, что, по его мнению, наибольшее количество железа содержит в себе именно Л. А. Блюменфельд... В переработанном виде этот доклад был опубликован тремя авторами Л. А. Блюменфельдом, В. А. Бендерским и А. Э. Калмансоном в № 6 журнала Биофизика за 1961 г. [11]. Дискуссия на этом не завершилась. Я. Г. Дорфман был обижен, что в переоценке концентрации неспаренных электронов в исследуемых образцах нет должной ссылки на его расчеты. Он полагал все работы по «широким линиям» ошибкой, основанной на неучете ферромагнитных примесей, тем, что «присутствие совершенно ничтожных следов (10_6-10~2 %) железа в виде нерастворимых ферромагнитных частичек может существенно исказить любые опытные данные на любых объектах». В письме к Л. А. он писал: «Я не испытываю ни малейшего удовольствия от всей этой пикировки с Вами. Но наука в Советском Союзе является, прежде всего, государственным и общественным делом. Как советский человек и как коммунист я считаю себя морально обязанным противодействовать распространению в печати ошибочных утверждений, тем более выдаваемых за новейшие научные открытия, сбивающих с толку неспециалистов и только порочащих честь нашей науки». Эти слова об «ошибочных утверждениях, порочащих честь нашей науки» Я.Г.Дорфмана отражали реакцию части «научного сообщества». Они абсолютно не соответствовали высоким этическим нормам. Л. А. переживал трудные времена. Но еще в I960 г. в статье вместе с О.П.Самойловой [7] они показали, что сигнал ЭПР, «широкие линии*, резко зависит от стадии жизни клетки. Они показали, что«... покоящиеся дрожжевые клетки обладают лишь весьма слабо выраженными псевдоферромагнитными свойствами. В наших условных единицах интенсивность сигналов ЭПР не превышает 3 • Ю19 неспаренных электронов на грамм.... начало процесса деления клеток и роста культуры всегда сопровождается резким повышением интенсивности сигнала ЭПР (по крайней мере в 50-100раз, а возможно, и значительно больше). Интенсивность сигнала ЭПР в условных единицах соответствует в данном случае 1 -г 3 • Ю21 неспаренных электронов на грамм. Прекращение в конце опыта процессов роста и деления ... всегда сопровождается резким падением интенсивности сигналов ЭПР, вплоть до исходного, практически нулевого уровня.» Эта работа была получена редакцией 18 октября I960 г. – за несколько месяцев до критики Я. Г. Дорфмана – термин «условные единицы» был употреблен авторами независимо от этой критики. Но главное – поразительный факт – если даже это ферромагнитные частицы, то они возникают (и исчезают!) лишь на определенной стадии жизни клеток. Ни о каком загрязнении и артефактах тут говорить нельзя. Авторы пишут: «Все эти результаты без каких-либо исключений были воспроизведены в 30 сериях опытов. В опытах, поставленных на различных расах дрожжей и в различных условиях проведения эксперимента (аэрация, питательная среда, наличие солей и т. д.) наблюдается закономерный параллелизм между интенсивностью сигналов ЭПР, появляющихся во время развития культуры, и скоростью роста». Л. А. убежден, что ферромагнитные включения, если они и образуются, то это происходит под влиянием полимерных органических структур. Он убежден в реальности ферромагнетизма органических структур. В 1963 г. в Докладах Академии наук вышла его статья на эту тему [12]. Он писал: «Целью настоящей работы явилась попытка непосредственного установления возможности сведения наблюдаемого ферромагнетизма органических структур к тривиальным ферромагнитным загрязнениям. Под последним понимаются ферромагнитные включения, образующие отдельную неорганическую фазу, независимо от того, попали ли они в образец извне или образовались в нем из парамагнитных частиц в процессе выделения и обработки. Для этого было проведено в возможно более чистых условиях выделение препаратов ДНК. Были получены из других лабораторий или синтезированы некоторые типы полимеров с сопряженными связями, измерены их спектры магнитного резонанса, сняты кривые намагничивания и проведен анализ на содержание железа и других металлов... ». Среди результатов этого исследования, автор подчеркивает «экспериментальный факт, проверенный на десятках образцов. Полимеры с сопряженными связями, состоящими только из атомов С и Н ... никогда не обнаруживают широких линий ферромагнитного резонанса, который всегда наблюдается у систем, содержащих гетероатомы в цепи сопряжения... Каково бы ни было объяснение этого эффекта, необходимо постулировать, что ферромагнитные области и их свойства тесно связаны с основной органической структурой* (выделено мною. – С.Ш.). Возражения Л. А. критикам были убедительны. Однако они не влияли на распространившееся мнение: «широкие линии» в опытах Л. А. Блюменфельда – результат «тривиальных загрязнений». Сложная субстанция это «общее мнение». Это «общее мнение» может, как и в данном случае, совершенно не соответствовать действительности, фактам! Ну, никакие это не загрязнения, не артефакты раз они появляются и исчезают в зависимости от стадии жизни клетки! Никакие это не загрязнения препаратов, если не было внешних источников ферромагнитных частиц! Но «общее мнение» очень устойчиво. «Мы-то думали..., а оказалось...» Членам «научного сообщества», особенно тем, кто сам не получал в своих работах ярких результатов, разоблачения такого рода доставляют мрачное удовольствие. И они распространяют это общее мнение. А мнение это – клевета! Включите, пожалуйста, (в памяти) арию Дон Базилио из «Цивильского цирюльника» Бомарше—Россини! Куда тут деться? Вас встречают понимающие или скорбно сочувствующие взгляды. Вас жалеют друзья... Ухмыляются враги... Мы все «метеочувствительны». Легко работать в атмосфере всеобщего одобрения и даже восхищения. А тут «атмосфера» резко изменилась. Из авторов выдающегося открытия вы вдруг превращаетесь в неудачников, принимающих грязь в опытах за «потрясающий феномен». Истории науки полна такими примерами. Н. Н. Семенов расстроен: Л. А. Блюменфельд поставил его в неудобное положение... Ему сказали, что Л.А.Остерман известный высоким методическим искусством также видел «широкие линии в спектре ЭПР» в культуре E.coli... Н. Н. позвонил Остерману. Остерман подтвердил – есть сигнал в образце высушенных бактерий. Н. Н. молча повесил трубку... Эта атмосфера омрачила жизнь со-авторов. А. Э. Калмансон и В. А. Бендер– ский покинули поле боя. Саша Калмансон резюмировал эту ситуацию в стихотворной форме: Мы открыли не феррит, – органический магнит! Разглядев такое чудо нам закрыть его б не худо! Через некоторое время, по представлению В. М. Жданова – директора Института вирусологии и эпидемиологии им. Д. И. Ивановского, Президиум АМН СССР принял решение о создании лаборатории биофизики «...для исследований радиоспектроскопическими методами ферментативных процессов, лежащих в основе размножения вирусов в клетках». Младшему научному сотруднику А. Э. Колмансону было предложено возглавить эту лабораторию. Резолюция Л. А. Блюменфельда: «Не возражаю» 17.10.1962. Калмансон был увлечен заботами по созданию новой лаборатории. В этих заботах он получил поддержку от «первоисточника» – академика Е. К Завойского. От проблемы «широкие линии» он отошел.