Текст книги "Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ"

Автор книги: Симон Шноль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 63 страниц)

«Когда надо бить в набат, – бей, даже если ты не звонарь по должности», – сказал Станислав Ежи Лец. фигорий Александрович не считал себя «работником цеха словесности», однако с 1907 г. его природоохранные статьи и заметки начинают появляться в газетах «Русские ведомости», «Утро России», журналах «Охотничий вестник», «Птицеведение и птицеводство». Как зоолог, Кожевников активно выступал против длинного списка «вредных» животных, уничтожение которых разрешалось круглый год. Он стал одним из организаторов в 1909 г. в Москве II Всероссийского съезда охотников, на котором был обсужден проект нового закона об охоте и сведен до минимума «черный» список «вредных» животных. Что вызвало яростную реакцию любителей бесконтрольно охотиться. Издатель популярного журнала «Природа и охота» господин Н. Туркин возмущался: «...И эта изумительная резолюция проходит в зоологической секции. Находя поддержку в председателях – гг. Бутурлине, Милюкове и Кожевникове. Этот последний представил даже доклад на тему: легко истреблять хищных зверей, но восстановить истребленное трудно, а поэтому надлежит оберегать и хищные породы, так как много веков уже живут хищные звери и птицы вместе с нехищными и до сих пор первые не истребили последних... Движение вспять – вот такими словами можно охарактеризовать постановление 2-го Всероссийского съезда охотников...» К сожалению, III Госдума так и не успела принять новый закон по охоте, в который фигорий Александрович с коллегами вложили так много сил. В ноябре 1913 г. профессор Г. А. Кожевников вместе с петербургским ботаником академиком И. П. Бородиным прибыли в Берн, где представители 18 ведущих держав мира участвовали в первом международном совещании по природоохране. Бернское совещание, представляющее почти все 80 существующих в то время в мире национальных природоохранных организаций, избрало Совещательную Комиссию для международной охраны природы. Задачи комиссии следующие: 1. «Собирание и группировка всех данных, относящихся к международной охране природы и их опубликование.» 2. «Пропаганда международной охраны природы. Комиссия действует через посредство своих членов». Второе Международное совещание по охране природы, которое с таким нетерпением ожидал фигорий Александрович, намечалось в Базеле, в сентябре 1914 г. Но, увы, разгорелась мировая война – «Волна дикого варварства неожиданно выплеснулась из рамок немецкой внешней культуры и далеко отодвинула решение таких вопросов, как Международная охрана природы», – с горечью писал в одной из статей Кожевников. Говоря – говори «– Весьма странную картину представляет собою в настоящее время значительная часть нашего интеллигентного общества: приветствуя теоретически борьбу с народным пьянством, многие не только просто образованные, но и высоко культурные люди сами по-прежнему потребляют алкогольные напитки и не только „легкие виноградные" вина, но и коньяк и даже водку, достать которую в настоящее время считается особым видом спорта...» Нет, я процитировал не вчерашнюю газетную передовицу. Об этом писал Кожевников в одной из московских газет летом 1915 г. Перелистывая подшивки «Русских ведомостей», «Уфа России», «Голоса Москвы», не перестаешь удивляться их полемическому накалу. Какой простор для критики, различного рода суждений, самых полярных взглядов! Профессор Кожевников в прессе выступал часто. По различным вопросам: обсуждался новый устав Московского Университета или гибель «Титаника», место для установления памятника Гоголю, или борьба с нищенством. – «Нигде в культурных городах не ползают по тротуарам и через улицу безногие, параличные, нигде не пресмыкаются в грязи, еле прикрытые калеки, кроме городов Востока и Москвы.» К жизненным неудачам Григорий Александрович относился на удивление легко, с юмором, и встречаясь с пороком, всегда, как тот богатырь из сказки, пытался не уступить. В отличие от В. И. Талиева, Григорий Александрович не принял с восторгом русские революции. Наоборот, в письме профессору А. П. Семенову-Тян-Шанскому советовал агитировать за конституционную монархию, высказался против того, чтобы в России «должен быть проделан грандиозный эксперимент проникновения социал-демократических принципов на государственной стороне». «-Вообще, слово „демократия" меня пугает», – продолжал ученый, – «хотя я сам не аристократического происхождения, но все мои интересы, как полагаю, и ваши, всегда были в области аристократии мысли. Я боюсь, что в истинно-демократическом государстве аристократии мысли не будет». Когда многие профессора Московского Университета в связи с известным постановлением царского министра просвещения Кассо подали в отставку, Кожевников не присоединился к ним, считая, что политика несовместима с наукой и просвещением. Уже при советской власти, Кожевников переживал порчу русского языка, его бесили новые жаргонизмы, типа «книга эта не „читабельна"». Правда, в прессе об этом уже не сказать, оставалось лишь жаловаться в письмах друзьям. Интеллигенция – слово молодое. Даже в первое издание Даля не попало. Позже к «образованию и умственному развитию» Чехов добавил «порядочность и совестливость, сознательность и общественную активность». Именно интеллигенции мы обязаны пионерами охраны природы. Осмысливая их деяния, замечаю сходное для всех: горячее желание вмешиваться во все, что вызывало чувство тревоги, будь то политика или бюрократизм почтовых работников. Пусть не все, как взрывной Талиев, дрались на баррикадах, но даю голову на отсечение, никто из них не мог жить спокойно, когда «неправда рядом ела и пила». И может быть, поэтому в силу обостренной совестливости и порядочности они первыми увидели, вернее, особым шестым чувством «учуяли» новую, как снежный ком, растущую беду. И встали на защиту природы. Нестройным и разношерстным оказался тот первый заслон. С различными теориями и взглядами, без программы и организации. Но сделали они много, очень много, а оценивая из «нынешнего далека», даже сдвинули горы: разбудив в Российской империи общественную природоохранную мысль. И память о них имеет сейчас для нашего времени не меньшее значения, чем их живое присутствие.

Природоохранный «Ренессанс» Нельзя все ломать – надо на чем-то сидеть. Кожевников был противником революции, тяжело переживал последовавший за ней шквал уничтожения культурных и природных ценностей. – «По моему, весь трагизм положения в том, что конкретно нет сейчас силы создать охрану (природы – В. Б.). – Кто остановит разрушителей?» – писал Григорий Александрович в июне 1919 г. Андрею Петровичу Семенову-Тян-Шанскому. За дело вначале брались три ведомства: Наркомпрос, отдел лесов Наркомзема и отдел животноводства Наркомзема. Активней всех – Наркомпрос, однако его чиновники в лице Тер-Оганезова не желали считаться с созданной еще до революции Постоянной природоохранительной комиссией при Русском Географическом обществе в Петрограде. Пока шла тяжба – гибла природа. Летом 1918 г. Кожевников обращается в правительство Ленина с пространной докладной запиской «Охрана природы в разных странах в связи с вопросом о постановке этого дела в России» – «Необходимость охраны природы в нашей стране настолько очевидна, особенно в настоящее тревожное время, что доказывать эту необходимость не представляется никакой надобности» – начинал ученый. И дальше: «Часть этой работы должна, между прочим, заключаться в пропаганде идеи охраны природы, идеи совершенно чуждой пока русскому народу. А то, что чуждо народу, никогда не будет иметь настоящего успеха». Промедление с легким делом превращает его в трудное, промедление же с трудным делом превращает его в невозможное. Кожевников вместе с другими учеными-биологами вновь обращается в правительство. 25 июня 1922 г. докладная записка «О нуждах охраны природы РСФСР» была подготовлена. «Природа является для нас, с одной стороны, источником материального благополучия, а с другой – неисчерпаемым источником для изучения и поучения. ...Перед Российской республикой лежит задача мировой важности – сохранить целый ряд животных форм, которых нет нигде за пределами нашего отечества, и за судьбой которых с интересом следит ученый мир всего света... ...При суждении об этом деле полезно иметь перед собой пример Западной Европы и в особенности Соединенных Штатов Америки, которые в интересах государственной пользы не жалеют средств на охрану природы. Ввиду всего вышесказанного, надлежит признать, что для конкретного осуществления охраны природы в РСФСР необходимо: 1. Устойчивое положение центральных организаций, ведающих охраной природы в республике, а именно: Комитет по охране памятников природы и отдела охраны природы при Главмузее. 2. Отпуск достаточных средств на содержание заповедников. 3. Принятие государством конкретных мер к сохранению «памятников природы». Через несколько дней документ этот подписали наркомы А. Луначарский, Л. Красин, Н. Брюханов, Н. Семашко, академики Д. Анучин, С. Ольденбург, А. Северцев, А. Ферсман, А. Павлов, Всего 34 подписи ученых и государственных деятелей. Нарком Н. Семашко добавил от себя: «Наркомздрав свидетельствует со своей стороны о необходимости заповедников, которые беспощадно уничтожаются (Крым, Кавказ, Кубань...)».

А вот заместитель Сталина по Наркомату Рабоче-Крестьянской инспекции В. Аванесов, единственный из всех, высказал несогласие: «Охрана существующих садов и парков и т. п., конечно, не подлежит спору, но охрана памятников природы должна быть возложена на самих граждан. Средства могут и должны быть отпущены из местных средств...». 30 июня 1922 г. эта докладная легла на стол председателя ВЦИК М. Калинина. Ей суждено было сыграть значительную роль в становлении государственной и общественной охраны природы. 5 июля 1923 г. группа ученых во главе с Кожевниковым входит в состав недавно созданного Комитета по охране памятников природы при Наркомпросе РСФСР. 3 декабря 1924 г. состоялось организационное собрание Всероссийского общества охраны природы. Кожевников избирается председателем Временного совета общества. «За отчетный период Советом о-ва была выработана инструкция по организации филиалов О-ва и утверждены филиалы: Крымский, Воронежский, Дорогобужский и Дмитровский. К 12 марта 1926 г. в списках О-ва состоит: членов – почетн. – 15, учредителей – 14, действительных – 1013, из них: живущих в Москве – 490, иногородних – 523... О-во имело 5 общих собраний членов, на которых были заслушаны следующие доклады: Ф.Н.Петрова – „О целях и задачах организации Всероссийского О-ва Охраны природы в деле народного оздоровления", проф. ГА. Кожевникова – „Охрана природы и вымирающие животные"». Идея охраны природы набирала силу. Уже обсуждался в печати вопрос о создании единого Всесоюзного природоохранительного органа, поднятый Н. Кулагиным и Г. Кожевниковым. Все громче и смелее раздавались голоса в защиту заповедников, редких животных и растений. В августе 1924 г. академик С. Ф. Оль– денбург и чиновник НКП РСФСР В. Т. Тер-Оганезов были на приеме у председателя СНК РСФСР Рыкова по вопросам природоохраны. Григорий Александрович старается поспеть везде. Специально для женщин готовит листовку по охране природы, разрабатывает правила научной охоты, методику природоохранной пропаганды, проект декрета об охоте. На первом в истории страны Всероссийском съезде по охране природы, Всероссийской конференции по изучению естественных производительных сил страны, Всероссийском съезде охотников, секции охраны природы Госплана РСФСР, Всесоюзном съезде юннатов он – один из главных докладчиков. Участвует в работе Комитета по охране памятников природы при Наркомпросе РСФСР, руководит еще неокрепшим Обществом охраны природы. Вместе со своими друзьями вступается за Асканию-Нова. Участвует в организации международного общества по охране зубров. Печатается в журналах «Охрана природы», «Живая природа», «Уральский охотник» «Украинский охотничий вестник». Перелистывая старые журналы и книги, разбирая архивы и записывая сбивчивые воспоминания современников тех далеких дней, не перестаешь удивляться: а по силам ли это было одному человеку7? В 60x-80x годах появилось немало статей, с восторгом рассказывающих, как правительство Ленина активно поддерживало природоохрану. Что не совсем так. Частенько к ней поворачивалось и спиной. В феврале 1923 г. академик И. Бородин писал из Петрограда Григорию Александровичу: «Вице-президент (Российской Академии наук. – В. Б.) утверждает, что ни о какой командировке теперь не может быть и речи (имеется ввиду участие в Международном конгрессе по охране природы 31 мая-3 июня 1923 г. в Париже. – В. Б.). Но неужели Москва не захочет поддержать международный престиж России и „удивить Европу", представляя наглядные доказательства сочувствия нового Правительства культурным делам да еще международного характера (...). Не верится, чтобы Москва, которая посылает 10 человек на гидробиологический съезд в Базеле (в августе) не нашла бы денег на посылку одного лица на Международный (интереснейший) конгресс!». Ссылаясь на свои болезни, Бородин предлагает попытаться прорваться в Париж Кожевникову. Однако тот так и не поехал, из России не было никого. Казалось, его хватает на все. Григорий Александрович организовывал ныне всемирно известный Сухумский обезьяний питомник, личными сбережениями поддерживал Косинский заповедник и лимнологическую станцию, Московский зоопарк. Это его ученики, известная плеяда в будущем ученых и природоохранников: А. Формозов, С. Туров, С. Огнев. Ученый один из первых указал на необходимость введения природоохранных знаний в школьные предметы. Свои идеи он сконцентрировал в небольшой книжке «Школьный учитель и охрана природы», изданной в Москве в 1926 г. «Дело охраны природы станет прочно только тогда, когда оно станет народным делом, когда народ поймет, что охрана эта делается в его же интересах, в интересах народного достояния. Естественным путем для привития народу правильных взглядов на охрану природы является, конечно, школа. То, что умело привито в школе, сохраняется на всю жизнь, руководит всем поведением человека». «В воскресенье 15 февраля 1925 г. в целях широкого осведомления трудящегося населения Москвы в современных вопросах охраны природы Всероссийское общество охраны природы устраивает ПЕРВЫЙ ВЕЧЕР ОХРАНЫ ПРИРОДЫ. С докладами выступят: нарком просвещения А. В. Луначарский „Нар– компрос и охрана природы в РСФСР"; нарком здравоохранения Н. А. Семашко „Охрана природы с бальнеологической и санитарной точки зрения"; профессор Г. А. Кожевников „Человек как потребитель и охранитель природы"; профессор Н.М.Кулагин „Народное хозяйство и охрана природы". Доклады профессоров Кожевникова и Кулагина будут иллюстрироваться диапозитивами. После докладов ответы на предложенные вопросы. В перерывах запись в члены О-ва Охраны природы. Члены О-ва входят на вечер по квитанциям в приеме членских взносов за 1925 г. Входная плата для посторонних 30 коп. Начало в 8 час. вечера. От участников вечера получены письменные согласия». Луначарский не пришел. Заболел. Семашко выступил. Бой не Врангелю – природе В последние годы жизни Григорий Александрович сдал. Усталое отечное лицо, широкие залысины, мясистый нос, мешки под глазами. Нелегко приходилось. Все чаще овладевал скепсис, грусть по поводу несбывшихся надежд. Уходили из жизни друзья и соратники, с кем начинал дело охраны природы, а новые бойцы не спешили появляться. Все дальше откладывалось создание единого в стране органа по охране природы. С огромным трудом открывались новые заповедники. <...>. В январе 1930 г. Григорий Александрович пишет Андрею Петровичу Семенову-Тян-Шанскому: «Спешу сообщить Вам, что бригады „чистильщиков", которые „чистят" Главнауку, усиленно настаивают на закрытии Общества охраны природы, Комитета и ... самого „института" охраны природы, как не соответствующего представлениям текущего момента (как говорят представители господствующего класса). Для нас, биологов, это будет большой удар, но со временем это почувствуют хозяйственники, но будет поздно! Потемкин усиленно защищается, но исход неизвестен. Хорошо бы подключить академические круги к защите природы». По природоохране нанесли удары газета «Правда», журналы «Большевик», «Фронт науки и техники». Последний разразился против ВООП целой серией пасквилей: «„Необщественные" общества», «Общество без актива», «Научные болота». – «Совершенно верно, что весь вопрос в том, для какой цели служат эти охранные мероприятия – для „охраны природы" ради природы или для того, чтобы „максимально заставить ее (природу) служить задаче построения нового, коммунистического общества", – вопрошал некто М. Надеждин. Вслед за Максимом Горьким, призывавшим разобраться» с природой, средства массовой информации буквально затопила волна ненависти к природе. – «...в ближайшие годы здесь мы дадим победный бой уже не Врангелю, а природе», – хвалился в 1931 г. журнал «Революция и природа». Началась травля тех, кто охранял памятники культуры и природы. Фронт «раскулачивания» был широк, захватив Академию наук и университеты. С каждым днем все нетерпимей складывалась обстановка в МГУ. В аудиториях висели объявления, призывающие студентов доносить на своих преподавателей. Тайна «вклада» в построение социализма гарантировалась. Ученым зоологам партбюро требовало отчитаться: что они сделали в первой пятилетке и что будут делать во второй. Маразм крепчал. В конце 1929 г. в институтах физмата I МГУ приняли резолюцию, мол, Институт зоологии I МГУ «в смысле своего социального состава» не удовлетворяет социалистическим требованиям. – «При перевыборах в Университете мне, вероятно, придется пройти через конкурс», – писал своим друзьям Кожевников, – «не попал я в список избранных, оставляемых без конкурса на своих местах из-за „идеологических соображений"». С 1 сентября 1929 г. ученого не избирают на должность профессора МГУ. В 1929 г. Григорию Александровичу стукнуло 63, до ухода на пенсию оставалось всего два года. На конкурс директора зоомузея МГУ выдвинули против Кожевникова ученого-коммуниста. Результат был предрешен. В январе 1931 г. профессор Андрей Петрович Семенов-Тян-Шанский получил от Григория Александровича большое и грустное письмо: – «Я глубоко виноват перед Вами. Я не только сам Вам ничего не написал в течение нескольких месяцев, но даже не ответил сразу на Ваше новогоднее приветствие и на вторичную любезную открытку. Причина – психологическая депрессия. Я никогда не был так угнетен обстоятельствами, как теперь. Во-первых, основная травма – смерть жены, хотя прошло 16 месяцев, составляет общий фон моей психики. Вторая травма – лишение меня кафедры зоологии, и третья, – недавняя, – с 1 ноября я отчислен от должности Директора зоомузея... И наконец – острые квартирные притеснения в связи с продолжающимся превращением квартир в лабораторное помещение и, наконец, – причина общая, – чувство старости, которое доселе не ощущалось мною...». Правда, без работы он не остался: взяли преподавать в Геолого-разведочный институт ВСНХ и в Тропический институт Наркомздрава РСФСР.

В феврале 1932 г. в Ленинграде собралась Всесоюзная фаунистическая конференция. Верховодил на ней быстро входящий в силу И. И. Презент. Правда, некоторые старые ученые, например, – Андрей Петрович Семенов-Тян-Шанский, пытались отстоять принципы природоохранения. Другие же поднимали руки вверх, оказавшись в тисках установок о «социалистической реконструкции фауны». Григорий Александрович Кожевников заявил: «Я сюда привез отдельный оттиск своих статей об охране природы, которые были напечатаны много лет тому назад. Я думал издавать их вновь, потому что они просто залежались, но после того, что прочитали на секции, я понял, что их издавать нельзя» (аплодисменты). <...> 25 января 1933 г. в Москве открылся I Всесоюзный съезд по охране природы СССР. Ожидали его давно и с нетерпением. И, поэтому, несмотря на трудности с транспортом и лимит командировок, вырвалось 190 делегатов. – «Сорвать „фетиш неприкосновенности" с заповедников, заселить всю страну „полезной" фауной и „вредную" изжить – эти прожекты сейчас, конечно, вызовут улыбку и у школьника. Но тогда, на съезде Кожевникову было явно не до смеха. Он умер прямо на поле боя. 29 января 1933 г., в перерыве между заседаниями. „В его лице Общество и Комитет по охране природы потеряли одного из ревностных поборников этой идеи и активного общественника"», – сказано в трудах того далекого Всесоюзного природоохранного форума. Похоронили Григория Александровича на Ваганьковском кладбище. С грустью констатирую: волны природоохранения, поднявшиеся до и после 1917 г., успеха не имели. И хотя число заповедников продолжало расти даже в годы Великой Отечественной войны, количество в качество не переходило. Колосс на глиняных ногах тяжести не выдержал и рухнул в 1951 г., похоронив под собой более восьмидесяти заповедников. А через десятилетие трагедия с заповедниками повторилась вновь. Да, тогда, в тридцатых, наверное, и не могло быть иначе. Дело охраны природы было обречено на провал. Как бы ни бились пионеры, как бы ни доказывали. Чувство осознанной опасности еще не овладело народом и его правительством, бывшим к тому же малокультурным и развращенным обилием природных богатств. Требовалась «критическая масса» для развития теории и практики охраны природы. «Массы» не было. А затем охрану природы, как таковую, вообще прикрыли, провозгласив «рациональное использование природных богатств» для всевозрастающих потребностей социалистического строительства. Позабыв простую вещь: нельзя сохранить яблоко, кусая его, пусть даже рационально. Позже теория «рационального использования» натворила немало бед, взять хотя бы строительство комбинатов на Байкале, но это уже совсем другая история. Гудит колокол Кожевникова. 70 лет подряд, жизнь целого поколения. Мне он не дает покоя ни днем, ни ночью. А вам? Примечания 1. Шноль С.Э. Верить в наше дело и нашу молодежь // Человек. 2005. № 2. С.97-99. 2. Кожевников Д. А., Кожевникова А. Д. Григорий Александрович Кожевников // Человек. 2005. №2. С. 100-112.

3. Зенкевич Л. Л. Кафедра и лаборатория зоологии беспозвоночных // Ученые записки Московского Государственного Университета. Юбилейная серия. 1940. С. 47-50. 4. Вайнер (Уинер) Д. Экология в Советской России. Архипелаг свободы: заповедники и охрана природы. М.: Прогресс, 1991. 400 с. 5. Малахов В. В. «Пока горит свеча...». Очерк истории кафедры зоологии беспозвоночных Московского государственного университета. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2004. 6. Борейко В. Е. Колокол Кожевникова // Очерки о пионерах охраны природы. Киев: КЭКЦ, 1996. Т. 1.