Текст книги "Шрам: 28 отдел «Волчья луна» (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Посмотри сюда, – Ахмед указал на мерцающую точку на цифровой карте Европы. – Это не Ферма. Это «Объект Зеро». Место, где Траоре нашел оригинальный штамм. И судя по метаданным, Лебедев уже отправил туда группу зачистки. Если они заберут первоисточник, нас больше ничто не спасет от его «нового мира».

Пьер медленно кивнул, чувствуя, как внутри него снова просыпается та холодная, расчетливая ярость, которая помогала ему выживать в Легионе. Он посмотрел на свою команду – грязных, израненных, объявленных вне закона, но вооруженных правдой, которая стоила дороже любого золота. Охота не просто продолжалась. Она выходила на новый уровень, где их целью был не безумный малиец, а само сердце системы, создавшей их.

Город встретил Жанну бесконечным серым дождем и неоновым маревом дешевых вывесок. Это был типичный приграничный узел – грязный, суетливый, зажатый между заводами и товарными станциями. В 2025 году даже такие дыры были опутаны сетью умных камер и биометрических датчиков, но дождь и низкая облачность давали призрачный шанс остаться незамеченной.

Жанна плотнее запахнула поношенное пальто, скрывая под ним облегающую тактическую одежду и нож на бедре. Её лицо, тщательно отмытое и загримированное под обычную усталую мигрантку, не должно было привлечь внимания. Но внутри у неё всё вибрировало от предчувствия беды.

Она выбрала небольшую круглосуточную аптеку в спальном районе, где старый провизор больше следил за тем, чтобы его не ограбили наркоманы, чем за обновлением баз данных.

– Мне нужен цефтриаксон, стерильные салфетки и мощный антисептик. Максимальную дозу, – Жанна выложила на прилавок пачку мятых купюр из тайника Молчуна.

Провизор, не поднимая глаз, потянулся к полке. В этот момент на улице, за панорамным стеклом, мир на мгновение замер. Сквозь шум дождя пробился едва слышный, высокочастотный свист.

Дрон-разведчик.

Жанна не обернулась. Она знала этот звук – матовый черный квадрокоптер модели «Стриж-4», стандартный инструмент Отдела для городского сканирования. Он завис прямо над входом, его тепловизионное око медленно ощупывало фасад здания.

Дверь аптеки с тихим звоном отворилась. В помещение вошли двое. На них были гражданские штормовки, но Жанна мгновенно считала осанку, положение рук у бедер и характерные гарнитуры скрытого ношения за ушами.

«Чистильщики». Они не проверяли документы. Один из них держал в руке компактный прибор – биометрический сканер дальнего действия. Он просто вел им по помещению, считывая параметры лиц и сопоставляя их с базой дезертиров.

– Ваша сдача, – провизор протянул пакет.

Жанна медленно повернулась, опуская голову так, чтобы козырек кепки закрывал верхнюю часть лица. Один из оперативников преградил ей путь.

– Минутку, гражданка. Идет плановая проверка миграционного режима, – голос был лишен интонаций. Он поднял сканер. – Посмотрите в линзу.

Сердце Жанны ударило в ребра. Она знала, что её «Анна Шмидт» пройдет простую проверку, но если сканер копнет глубже, до структуры радужки, которую Лебедев занес в «черный список» еще утром – ей конец.

– Я… я просто за лекарством для ребенка, – она выдавила из себя дрожащий, испуганный голос, имитируя сильный акцент. – Пожалуйста, он очень болен.

Она сделала вид, что споткнулась, и пакет с лекарствами выпал из её рук, рассыпавшись по кафельному полу. Ампулы зазвенели, привлекая внимание. Второй оперативник инстинктивно посмотрел вниз.

– Черт, осторожнее, – буркнул первый, на мгновение отведя сканер в сторону, чтобы не столкнуться с ней.

Этого мига хватило. Жанна, приседая за лекарствами, оказалась вне фокуса линзы. Она быстро сгребла всё в пакет и, не поднимая глаз, почти бегом бросилась к выходу, причитая на ломаном немецком.

– Эй! – крикнули ей вслед, но она уже выскочила в темноту переулка.

Она не побежала прямо – это была бы смерть. Вместо этого она нырнула в подвал заброшенной прачечной, где пахло хлоркой и сыростью. Через секунду над улицей снова прожужжал дрон, прожектор которого разрезал туман белым мечом. Черный фургон без номеров медленно проехал мимо аптеки, притормозил и двинулся дальше.

Жанна сидела в тени, прижимая пакет с антибиотиками к груди. Её руки мелко дрожали от адреналинового отката. Они были здесь. Они были повсюду. Город превратился в огромную ловушку, и кольцо сжималось.

Она подождала десять минут, прежде чем выбраться через чердачное окно на крышу и начать долгий, кружной путь обратно к мастерской. У неё было то, ради чего она рисковала, но теперь она знала точно: Лебедев не просто ищет их. Он выжигает пространство вокруг, и следующая встреча не закончится простым испугом.

Мир умирал медленно, покрываясь тонкой коркой серого инея. В заброшенном боксе пахло озоном и гнилой ветошью, но для Пьера этот запах сменился едким, стерильным ароматом формалина. Каждый вдох напоминал попытку проглотить пригоршню битого стекла – серебряная пыль, осевшая в альвеолах, вступала в реакцию с его измененной кровью, превращая легкие в раскаленный свинец.

– Пьер, дыши, мать твою! Дыши глубже! – голос Коула доносился откуда-то из-за стены плотного тумана.

Пьер попытался сфокусировать взгляд, но реальность пошла трещинами. Грязные кирпичные стены мастерской вдруг начали белеть, превращаясь в безупречный кафель операционной 28-го отдела. Свет единственной лампы Ахмеда вытянулся в длинную, слепящую полосу хирургического светильника. Пьер посмотрел на свои ладони: кожа казалась прозрачной, а под ней, вместо вен, пульсировали тонкие ртутные нити.

– Ты ведь чувствуешь это, Шрам? – пророкотал голос, от которого у Пьера заледенел костный мозг.

Адама Траоре сидел на стопке ржавых дисков прямо напротив. Он не был призраком. Он выглядел как оживший кошмар: огромный, черный, с татуировкой, которая лениво извивалась на лице, как живая змея. Вместо крови из его разорванного горла сыпался мелкий, искрящийся серебряный песок, бесшумно засыпая пол мастерской.

– Серебро не убивает нас сразу, – Траоре наклонился вперед, и Пьер почувствовал запах сырой земли и жженой шерсти. – Оно просто сжигает ложь. Оно вытравливает из тебя человека, слой за слоем, пока не останется только… это.

Пастырь указал на треснувший монитор «Франкенштейна», который собрал Ахмед. Пьер присмотрелся и вскрикнул, отпрянув. В зеркальном отражении экрана на него смотрело существо с вытянутой мордой и вертикальными, янтарными зрачками, в которых не было ничего, кроме первобытного голода. Его собственные пальцы удлинялись, превращаясь в когти, а под кожей лопались сосуды, окрашивая мир в багровые тона.

– Уйди… – прохрипел Пьер, захлебываясь кашлем. На его ладонь выплеснулась густая, серая жижа с металлическим блеском.

– Куда ты уйдешь от самого себя? – раздался другой голос, холодный и сухой, как шелест бумаги.

Профессор Лебедев стоял за спиной Ахмеда, положив руку связисту на плечо. Лаборанты в белых халатах, чьи лица были скрыты зеркальными масками, методично расставляли вокруг Пьера датчики.

– Субъект проявляет классические признаки нейротоксического шока, – Лебедев что-то пометил в планшете, глядя прямо сквозь Пьера. – Наблюдается полная деградация корковых функций. Животное начало берет верх под воздействием катализатора. Прекрасно. Просто прекрасно.

Пьер попытался вскочить, схватить нож, но его руки прошли сквозь рукоять, как сквозь дым. Коул и Ахмед превратились в безликих санитаров, которые удерживали его на столе.

– Отпустите! – закричал он, но из горла вырвался лишь клокочущий хрип.

В этот момент дверь бокса с грохотом распахнулась. В проеме стояла Жанна, окруженная ореолом холодного дождя. Но Пьер видел не женщину. Он видел ангела с крыльями из колючей проволоки, за которой тянулся шлейф из трупов всех, кого они убили в шахтах. Она сделала шаг к нему, и каждый её шаг отдавался в голове Пьера ударом кувалды.

– Серебро – это зеркало, Пьер, – прошептал Траоре, растворяясь в ртутном тумане. – Посмотри на неё. Она любит зверя. Она ждет, когда ты окончательно сдохнешь, чтобы занять твое место.

Пьер забился в конвульсиях, чувствуя, как серебро в легких начинает кристаллизоваться, разрывая ткани. Реальность и бред окончательно перемешались: он одновременно чувствовал холодный бетон мастерской и острие скальпеля Лебедева, вскрывающее его грудную клетку. Последнее, что он запомнил – это лицо Жанны, склонившееся над ним. В её глазах, вместо сочувствия, он увидел свое собственное отражение – чудовище, которое наконец-то обрело свободу в этом серебряном аду.

Затхлый воздух мастерской смешался с едким запахом химии и застарелого пота. Пьер был привязан к тяжелому стальному верстаку широкими багажными ремнями – Коул настоял на этом, зная, что судороги при детоксикации могут ломать кости. Лицо Шрама приобрело пугающий серовато-асфальтовый оттенок, а под ногтями проступила отчетливая синева.

– Жанна, держи его голову. Ахмед, фонарь выше, я ни хрена не вижу в этой ржавой жиже, – Коул протер руки чистым спиртом, который Жанна украла вместе с реактивами.

На верстаке, среди разбросанных гаечных ключей, стояла грязная пятилитровая канистра из-под дистиллированной воды. В ней Коул смешивал «коктейль выживания». Основой стал украденный **тиосульфат натрия** – классический антидот при отравлении тяжелыми металлами. К нему Коул добавил ударную дозу глюкозы и самодельный сорбент, который он приготовил, перетерев в пыль несколько упаковок активированного угля и смешав их с яичными белками, купленными в придорожном ларьке.

– Народный метод от старых шахтеров, – проворчал Коул, набирая мутную жидкость в огромный ветеринарный шприц. – Сера в составе тиосульфата свяжет серебро в легких и крови, превратив его в инертный сульфид. А белок вытянет на себя остатки токсинов в желудке. Но предупреждаю: его будет выворачивать наизнанку.

Жанна прижала ладони к вискам Пьера. Его кожа была липкой и ледяной.

– Давай уже. Он почти не дышит.

Коул ввел иглу в вену на сгибе локтя Пьера. Тот даже не вздрогнул – он был слишком глубоко в своем серебряном аду. Как только поршень пошел вниз, по телу Шрама пробежала мощная волна дрожи.

– Началось, – выдохнул Ахмед, направляя луч фонаря на лицо Пьера.

Реакция была мгновенной и жестокой. Пьер внезапно распахнул глаза – они были залиты кровью, зрачки метались, не находя фокуса. Он начал выгибаться в ремнях, его мышцы вздулись, как стальные тросы. Из его горла вырвался густой, клокочущий звук.

– Ведро! Быстро! – рявкнул Коул.

Пьера вырвало. Это не была обычная рвота – на дно ржавого ведра с тяжелым, металлическим звуком упала густая субстанция, напоминающая жидкий свинец. В свете фонаря было отчетливо видно, как в жиже переливаются микроскопические кристаллы серебра, выходящие из его организма.

– Черт… его буквально выдавливает изнутри, – прошептал Ахмед, отворачиваясь от вони сероводорода и жженой желчи.

– Это хорошо. Значит, химия работает, – Коул методично вводил вторую порцию раствора. – Пьер, дыши! Слышишь? Выкашливай эту дрянь!

Шрам зашелся в яростном, раздирающем легкие кашле. Каждый толчок сопровождался выходом серой слизи. Его тело покрылось обильным, холодным потом, который – и это заставило Жанну вздрогнуть – оставлял на его коже темные, металлические разводы. Серебро выходило через поры, окрашивая майку в грязно-серый цвет.

Через час Пьер обмяк. Его дыхание стало более ровным, хотя и оставалось свистящим. Лихорадочный блеск в глазах сменился тусклой пустотой глубокого истощения. Коул осторожно отстегнул ремни.

– Первый этап закончен, – Коул тяжело опустился на ящик. – Мы вывели критическую массу, но его почки сейчас работают на износ. Если не найдем нормальный диализный аппарат в ближайшие сорок восемь часов – он умрет от почечной недостаточности.

Жанна вытирала лицо Пьера мокрой тряпкой, стирая «серебряный пот». Пьер едва заметно шевельнул губами.

– Пить… – прохрипел он.

– Дай ему воды с содой, – бросил Коул. – И готовьтесь. Мы здесь наследили. Запах этой детоксикации «чистильщики» учуют своим оборудованием за пару километров. У нас есть час, пока он не сможет хотя бы стоять.

Пьер открыл глаза. Галлюцинации отступили, оставив после себя лишь горький вкус металла на языке и четкое понимание: он всё еще человек. По крайней мере, на сегодня.

Глава 7

Лес в предгорьях Шумавы напоминал застывшее серое море. Колючий туман, густой и тяжелый, как сырая вата, прижимался к самой земле, скрывая под собой переплетение корней и предательские провалы в скалах. Группа двигалась тенями: Пьер, бледный как полотно, но с лихорадочным блеском в глазах, опирался на плечо Коула; Жанна шла в авангарде, её «Барретт» за спиной казался частью её собственного хребта.

– Здесь, – выдохнул Ахмед, сверяясь с допотопным военным компасом и пожелтевшей картой, которую он оцифровал в своей «адской машине».

Перед ними из тумана выплыл пологий холм, густо заросший черными соснами. Лишь наметанный глаз профессионала мог заметить неестественную геометрию склона. Под слоем многолетнего дерна и хвои скрывался бетонный панцирь – **Объект «Орион»**, бывший узел связи Варшавского договора, брошенный в начале девяностых и стертый из всех официальных реестров.

Коул откинул в сторону охапку палой листвы, обнажая массивный стальной люк. Ржавчина въелась в металл, превратив его в чешую, но советское клеймо с пятиконечной звездой всё еще гордо проступало на поверхности.

– Старая добрая герметика, – проворчал Коул, доставая из сумки тяжелую монтировку и баллон с проникающей смазкой. – Если повезет, механизмы внутри залиты солидолом еще при Брежневе.

Он навалился на рычаг всем весом. Металл отозвался протяжным, мучительным стоном, который, казалось, прокатился эхом под всей горой. Пьер вздрогнул, его рука непроизвольно легла на рукоять ножа – в тишине леса этот звук казался пушечным выстрелом. Наконец, штурвал провернулся. С глухим лязгом стопоры вышли из пазов, и люк поддался, выплевывая в лицо беглецам струю затхлого, ледяного воздуха, пахнущего озоном, плесенью и мертвым железом.

Они спускались по узкой винтовой лестнице в абсолютную тьму. Фонари на стволах выхватывали облупившуюся масляную краску на стенах, лозунги на кириллице о «несокрушимом щите» и бесконечные ряды кабельных трасс.

– Пьер, осторожно, ступенька прогнила, – бросила Жанна, её луч света замер на массивной гермодвери весом в пять тонн.

На нижнем ярусе Ахмед бросился к распределительному щиту.

– Коул, мне нужно питание. Хотя бы на освещение и одну стойку.

Коул нашел блок резервных аккумуляторов – огромные стеклянные банки с кислотой, чудом сохранившиеся в сухости. Несколько манипуляций с клеммами, треск электрической дуги, и бункер начал медленно оживать. Сначала тускло замигали красные лампы аварийного освещения в длинном коридоре, создавая зловещую, кровавую перспективу. Затем в глубине объекта утробно загудел старый вентилятор, разгоняя застоявшийся прах десятилетий.

Они вошли в операционный зал. Ряды пустых пультов управления, огромные карты Европы на стенах, покрытые слоем пыли, и тишина, которая здесь ощущалась почти физически.

– Добро пожаловать домой, – Пьер тяжело опустился в кресло дежурного офицера. Он обвел взглядом помещение. – Лебедев не найдет нас здесь. Бетон три метра толщиной, сверху – железная руда. Мы в «мертвой зоне».

Ахмед уже разворачивал свой самодельный компьютер на столе из нержавейки.

– Я подключаюсь к медным жилам старой антенны на вершине. Если она еще цела, мы получим зашифрованный канал, который никто не догадается сканировать. Мы будем общаться с миром через частоты призраков Холодной войны.

Жанна подошла к панорамному зеркалу в углу, вытирая пот и грязь с лица. В красном свете ламп их группа выглядела как отряд выходцев с того света. Они были глубоко под землей, в сердце чужой страны, в чреве брошенного монстра, но впервые за долгое время Пьер почувствовал, что инициатива переходит к ним.

– Коул, заблокируй входной люк намертво. Жанна, на тебе периметр через вентиляционные шахты. Ахмед… – Пьер посмотрел на связиста. – Вскрывай «Объект Зеро». Пора узнать, какая мразь спит в колыбели, которую мы собираемся сжечь.

Бункер загудел мощнее, принимая новых хозяев. Охота на Лебедева официально перешла в фазу тотальной войны из тени.

В глубине операционного зала бункера «Орион» царил полумрак, разрезаемый лишь алыми всполохами аварийных ламп и неестественно ярким, болезненным светом треснувшего монитора. Ахмед, чьи пальцы были обмотаны изолентой из-за лопнувших мозолей, замер над клавиатурой. Его лицо, осунувшееся и серое, подсвечивалось бегущими строками кода.

– Я прошел третий слой «Аида», – хрипло произнес он. – Траоре не просто шифровал файлы, он превратил их в цифровую ловушку. Если бы не ключи Лебедева, которые мы выудили из кэша, нас бы сейчас зажарило вместе с этим железом.

Пьер подошел ближе, тяжело опираясь на край стального пульта. Его взгляд был прикован к экрану. После короткой серии судорожных мерцаний изображение стабилизировалось. На мониторе развернулась тактическая карта Европы и Северной Африки, испещренная пульсирующими точками цвета запекшейся крови.

– Это не просто базы, – Жанна сделала шаг вперед, вглядываясь в зернистое изображение. – Смотрите на маркировку. «Инкубатор-7», «Ясли-4»…

Ахмед нажал клавишу, масштабируя одну из точек в пригороде Бухареста. На экране появились спутниковые снимки: внешне – обычный агропромышленный комплекс, теплицы, бесконечные ряды ангаров. Но под ними, согласно схеме, уходила вниз многоуровневая структура, напоминающая муравейник.

– Это и есть «Фермы», – прошептал Коул, вытирая руки ветошью. – Траоре не ловил ликанов в лесу. Он их **выращивал**.

Ахмед начал быстро прокручивать картотеку объектов. Каждая «Ферма» была замаскирована под нечто безобидное: частный пансионат в Альпах, реабилитационный центр в Пиренеях, склад гуманитарной помощи в Мали.

– Гляньте на спецификации, – Ахмед указал на столбец данных рядом с объектом «Бета-9» в Польше. – «Субстрат: дети-сироты, беженцы, лица без гражданства». Они не просто проводят эксперименты. Они берут человеческий материал, который никто не кинется искать, и используют его как почву для проращивания вируса.

– Лебедев называл это «оптимизацией поголовья», – Пьер почувствовал, как в легких снова зашевелилась серебряная пыль, вызывая приступ тошноты. – Он создал систему, где люди – это просто емкости для созревания штамма «Гамма». На карте их больше двадцати.

– Если это выйдет в сеть, Отдел 28 не просто закроют. Весь мир сойдет с ума от ярости, – Жанна коснулась экрана, где мигала точка в нескольких сотнях километров от их текущего убежища. – Пьер, мы не можем просто смотреть на это. Мы сидим на доказательствах геноцида.

Пьер молчал, вглядываясь в красные точки. Он видел не просто карту, он видел огромную, невидимую машину смерти, которая перемалывала жизни, превращая их в управляемых монстров. Лебедев не просто искал лекарство или оружие – он создавал новую пищевую цепочку, где он сам стоял на вершине.

– Ахмед, – голос Пьера был холодным и твердым, как бетон над их головами. – Вычлени ближайший объект. Нам не нужно уничтожать всё сразу – мы не армия. Нам нужно вскрыть одну «Ферму» так, чтобы Лебедев не успел запустить протокол зачистки. Нам нужен живой свидетель того, что происходит в этих «яслях».

– Ближайшая – в лесах под Гданьском, – отозвался Ахмед, уже вбивая новые команды. – Замаскирована под склад изъятого имущества. Плотность охраны – запредельная. Но там хранится архив «первичных носителей».

– Значит, едем в Гданьск, – Пьер обернулся к Коулу. – Собирай все остатки взрывчатки. Нам нужно будет устроить такое шоу, чтобы его увидели со спутников даже в Вашингтоне.

В красном свете бункера «Орион» охотники окончательно превратились в мстителей. Они больше не бежали. Теперь у них была цель, и эта цель пахла кровью и хлоркой секретных лабораторий.

В техническом блоке бункера «Орион» стоял тяжелый, въедливый запах машинного масла и раскаленной стальной стружки. Коул, подсвечивая себе налобным фонарем, колдовал над старым советским токарным станком «ИЖ», который чудом ожил после того, как Ахмед перебрал электрощит. Резец с противным визгом вгрызался в заготовку из высокопрочного титанового сплава – когда-то это была часть гидравлической стойки от промышленного лифта, найденная на свалке.

– Почти готово, – проворчал Коул, не оборачиваясь, когда услышал тяжелые шаги Пьера.

На верстаке, застеленном чистой промасленной ветошью, лежали разобранные стволы. Пьер подошел ближе, рассматривая «глушители», которые больше походили на высокотехнологичные детали космического корабля, чем на кустарные поделки.

– Это не просто «банки» с поролоном, Пьер, – Коул выключил станок и осторожно снял готовую деталь. – Заводские ПБС (приборы бесшумной стрельбы) рассчитаны на средний патрон. А я рассчитал внутренние камеры под наши дозвуковые патроны с тяжелой серебряной пулей.

Он взял в руки массивный цилиндр, предназначенный для «Вектора» Пьера.

– Смотри сюда. Внутри не плоские перегородки, а конусы с обратным завихрением. Я позаимствовал схему у газовых турбин. Поток пороховых газов не просто отсекается, он бьет сам в себя, гася энергию в первой же камере.

Коул начал собирать устройство. Он добавил слой тончайшей медной сетки, которую извлек из экранированных кабелей бункера – она работала как идеальный теплоотвод, моментально охлаждая газы и убирая дульную вспышку.

– А это – для Жанны, – он указал на монструозную конструкцию, лежавшую рядом с её «Барреттом». – Для пятидесятого калибра глушитель – это обычно сказка, но я сделал многокамерный компенсатор. Он не сделает выстрел бесшумным, но он уберет характерный «хлыст», который слышно за пять километров. Звук будет как от падения тяжелого шкафа. В условиях леса и тумана – хрен поймешь, откуда прилетело.

Коул с щелчком накрутил модифицированный глушитель на ствол «Вектора» Пьера. Оружие сразу приобрело хищный, футуристичный вид. Центр тяжести сместился, но Пьер, взяв автомат в руки, почувствовал идеальный баланс.

– Проверь, – Коул кивнул на дальний угол цеха, где была навалена гора старых матрасов.

Пьер вскинул «Вектор», прижав приклад к плечу. Сухой щелчок затвора, патрон в патроннике. Короткое нажатие на спуск.

*Пх-т.*

Вместо оглушительного грохота, способного обрушить штукатурку со сводов, раздался лишь негромкий хлопок, не громче звука открываемой бутылки газировки. Только лязг затворной рамы выдавал мощь выстрела. Пуля ушла точно в цель, не оставив ни вспышки, ни дыма.

– Черт возьми, Коул… – выдохнул Пьер, осматривая дульный срез. – Заводские «Спектры» шумят в два раза сильнее.

– Потому что на заводе экономят на материалах и не шлифуют камеры вручную, – Коул довольно оскалился, вытирая руки ветошью. – Теперь мы можем работать в упор. Лебедев привык к своим датчикам акустического контроля, но эти игрушки настроены на другие частоты. Мы будем для них просто шумом ветра в кронах.

Коул передал Пьеру остальные ПБС.

– Раздай ребятам. И скажи Жанне – я добавил ей на прицельную планку антибликовую насадку из сотовой сетки. Теперь даже если солнце выйдет, её линза не выдаст позицию.

Пьер кивнул, чувствуя, как с каждым таким «апгрейдом» их шансы выжить на «Ферме» растут. Они были призраками, вооруженными наукой, которую Лебедев считал своей исключительной прерогативой. Но Коул доказал: старый советский станок и голова на плечах порой эффективнее миллиардных бюджетов Отдела 28.

– Готовься, Коул, – Пьер спрятал нож в ножны. – Выдвигаемся через два часа. Посмотрим, как их «чистильщики» справятся с тем, чего они не слышат.

Ночь в лесах Чехии была неподвижной и густой, как застоявшаяся вода. В нескольких метрах от входа в бункер, в старой железной бочке, билось рыжее пламя. Оно было единственным живым пятном в этом сером мире обледенелых елей и бетонных обломков.

Пьер стоял у огня, глядя на куртку, переброшенную через край бочки. Ткань была чистой, почти новой – высокотехнологичный матовый композит, на котором еще не успели осесть слои многолетней пыли. Это была его **вторая миссия**. Всего две. Первая казалась ему шансом на новую жизнь, билетом в высшую лигу. Вторая превратилась в приговор.

– Ты даже не успел её толком поносить, – голос Жанны прозвучал из тени. Она подошла ближе, кутаясь в поношенный гражданский плащ. – В Отделе обычно выдают новый комплект через год. Ты уложился быстрее.

Пьер медленно провел пальцами по воротнику. Под тканью чувствовались жесткие вставки скрытой защиты.

– Первая миссия научила меня убивать тех, кого они называли врагами, – негромко произнес он, не оборачиваясь к ней. – Вторая научила меня тому, что врагов они создают сами.

Он сорвал с плеча шеврон. Маленький лоскут с эмблемой подразделения – серый волк в прицеле. В его руках эта тряпка казалась тяжелее, чем его винтовка. В этом значке была сосредоточена вся ложь, которой его кормили на инструктажах: о высшем благе, о спасении цивилизации, о том, что он – часть избранного щита.

– Они говорили, что мы – элита, – Пьер усмехнулся, и в его глазах отразились яростные искры костра. – А оказалось, мы просто санитары в их личном морге. Чтобы надеть это во второй раз, мне пришлось заглушить совесть. На третий раз её бы просто не осталось.

Одним резким движением он столкнул куртку в огонь. Синтетика не сразу поддалась пламени, она съежилась, чернея и выплевывая в воздух едкий, химический дым. Пьер смотрел на это с почти физическим облегчением. Вместе с курткой в огонь полетели ремни, разгрузка и берет.

– Знаешь, что теперь будет? – Жанна остановилась рядом, глядя на то, как огонь пожирает символ их структуры. – Для системы ты теперь – системная ошибка. Баг, который нужно стереть. После второй миссии не уходят. Либо идут до конца, либо становятся материалом.

– Пусть стирают, – Пьер взял тяжелую ветку и прижал горящую ткань ко дну бочки, чтобы она сгорела дотла. – Я лучше буду человеком без имени, чем «объектом» с порядковым номером. Эта форма… она была как смирительная рубашка. Под ней не чувствуешь холода, но и жизни тоже не чувствуешь.

Огонь вспыхнул ярко-зеленым, когда пламя добралось до пропитки рукавов. Запах жженого пластика заполнил просеку, вытесняя аромат хвои. Пьер смотрел на пепел и понимал, что теперь он гол. У него больше не было официального статуса, не было страховки, не было будущего, которое ему пообещал Лебедев. Была только эта ледяная ночь и трое людей в бункере, которые доверили ему свои жизни.

– Вторая миссия – и сразу дезертирство, – Жанна чуть заметно улыбнулась одними уголками губ. – Ты бьешь рекорды по краткости карьеры, Пьер.

– Карьера палача меня никогда не прельщала, – он повернулся к ней, и в свете гаснущего костра его лицо казалось высеченным из камня. – Теперь всё честно. Они охотятся на нас, мы охотимся на них. Без контрактов и без вранья.

Он перемешал пепел, пока в бочке не осталось ничего, кроме седых хлопьев. Пьер чувствовал, как с плеч свалилась невидимая, свинцовая тяжесть. Оборвав связи с Отделом таким способом, он сжег за собой все мосты. Впереди был только Гданьск, «Фермы» и война, в которой у него наконец-то была своя собственная цель.

Дождь хлестал по лобовому стеклу старого фургона, размывая огни пригорода Братиславы в мутные желтые пятна. На окраине, зажатая между закрытым мебельным складом и полосой отчуждения железной дороги, светилась аккуратная неоновая вывеска: «Вита-Вет. Круглосуточная ветеринарная помощь». На логотипе скалился мультяшный щенок, но для тех, кто сидел в фургоне, этот фасад был не более чем тонкой коркой над гниющим нарывом.

– Пять минут до прохода спутника, – Ахмед, обложенный мониторами своего «Франкенштейна», не поднимал глаз от экрана. – Я зациклил картинку с внешних камер. Для пульта охраны вы сейчас – просто тени деревьев под ветром.

Пьер проверил затвор своего «Вектора». Матовый черный глушитель, выточенный Коулом, сидел на стволе как влитой. Внутри него Пьер чувствовал странную пульсацию – побочный эффект детоксикации обострил его чувства до предела. Он слышал гул электричества в стенах клиники и неровный ритм сердца Коула, сидевшего рядом.

– Работаем по второму протоколу, – Пьер обернулся к остальным. – Жанна, ты на крыше склада. Если из здания выскочит что-то быстрее человека – бей без команды. Коул, на тебе черный ход и блокировка лифтов. Я иду в «Ясли».

– Принято, – коротко отозвалась Жанна, растворяясь в темноте дверного проема фургона.

Пьер и Коул выскочили под дождь. Бесшумные тени в гражданских куртках, они преодолели тридцать метров газона за считанные секунды. Пьер прижался к задней двери клиники. Он закрыл глаза на мгновение. Сквозь бетон и сталь он «увидел» структуру здания: внизу, на два этажа под землей, пульсировали источники тепла. Слишком горячие для людей. Слишком быстрые.

– Дверь на магните, – шепнул Коул.

Ахмед в наушнике отозвался мгновенно:

– Три, два, один… Сброс.

Раздался сухой щелчок. Пьер толкнул дверь и вошел внутрь. Запах антисептиков и собачьего корма в приемном покое был лишь прикрытием. За дверью с надписью «Рентген» скрывался грузовой лифт с биометрическим замком.

– Лифт не пойдет, там датчик веса, – предупредил Ахмед. – Идите через техническую лестницу.

Они спускались в полной тишине. Глушители Коула работали безупречно: два охранника в форме частного агентства на первом ярусе осели на пол раньше, чем успели понять, что их «безопасный объект» вскрыт. Тихие хлопки, почти неразличимые на фоне шума дождя по вентиляционным коробам.

На втором подземном этаже стерильность ветеринарной клиники окончательно исчезла. Здесь пахло хлоркой, жженой шерстью и чем-то сладковато-приторным, от чего у Пьера свело челюсти. Они вышли в длинный коридор с герметичными боксами. За армированным стеклом первого бокса Пьер увидел ребенка. Мальчик лет десяти сидел на полу, обхватив колени. Его кожа была пугающе бледной, а вены на висках пульсировали фиолетовым.

– Твари… – прорычал Коул, вскидывая дробовик.

– Стой! – Пьер перехватил его руку. – Вскроешь бокс – сработает система уничтожения. Ахмед, ищи коды экстренной разблокировки!

– Я пытаюсь, но здесь локальный контур! – голос связиста сорвался на крик. – Пьер, у вас гости! Сработка датчиков движения в конце коридора!

Из дальних дверей, ведущих в секцию «Прототип-Б», выскочило трое. Это были не люди и не те ликаны, которых они видели в шахтах. Эти были меньше, тощие, безволосые, с неестественно длинными конечностями и зеркальными глазами без зрачков. Они двигались рывками, с невероятной скоростью преодолевая расстояние, отскакивая от стен и потолка.