Текст книги "Шрам: 28 отдел «Волчья луна» (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Путь найден? – коротко спросил Пьер.

– Да. Мы идем в обход, через «Козью щель». Это добавит нам три часа хода, но мы появимся там, где нас не ждут.

Пьер в последний раз посмотрел на каменную гробницу. Она выглядела вечной на фоне этих древних гор. Коул остался здесь, сохранив в себе человека, и теперь его покой охранял сам гранит.

– Веди, – скомандовал Пьер.

Ахмед быстро свернул оборудование и нырнул в узкую расщелину, начав подъем. Пьер шел следом, чувствуя, как с каждым шагом вверх воздух становится всё холоднее, а решимость внутри него – всё тверже. У них больше не было тяжелой огневой мощи Коула, но у них была правда и тропа, которую не видел ни один радар Лебедева.

Война сузилась до трех теней на заснеженном склоне, и финал этой охоты уже маячил впереди – в серых стенах монастыря, где их ждало само начало этого кошмара.

Воздух на гребне Черного Зуба был таким разреженным и ледяным, что каждый вдох обжигал легкие, словно глоток жидкого азота. Тропа, о которой говорил Ахмед, на деле оказалась едва заметным выступом на отвесной скале, припорошенным предательским слоем свежего снега. Справа – серая стена гранита, слева – головокружительная бездна, утопающая в густом молочном тумане.

– Не смотри вниз, – бросил Пьер, не оборачиваясь. – Вбивай кошки до упора. Лед здесь старый, он держит.

Ахмед ничего не ответил. Он шел вторым, встегнутый в общую связку между Пьером и Жанной. Его дыхание было хриплым, прерывистым, а пальцы в толстых перчатках судорожно вцеплялись в каждый выступ. Сумка с оборудованием казалась ему сейчас неподъемным якорем, тянущим в пропасть.

Жанна замыкала шествие, двигаясь с пугающим изяществом. Ее винтовка была надежно закреплена за спиной, а каждое движение выверено годами тренировок. Она была единственной, кто сохранял полное спокойствие в этом вертикальном аду.

Они миновали очередной поворот, когда выступ сузился до ширины ладони. Здесь скала выпирала вперед, заставляя их буквально вжиматься в камень, отклоняясь над пустотой.

– Пьер, я… я не чувствую ног, – пробормотал Ахмед. Его голос сорвался на высокой ноте.

– Чувствуй мои шаги, – отрезал Дюбуа. – Просто ставь ногу туда, где стояла моя. Осталось немного.

В этот момент скала под ногой Ахмеда предательски вздохнула. Это был негромкий звук, почти шелест, но в тишине гор он прозвучал как выстрел. Наледь, подточенная снизу ручьем, обломилась.

– Падаю! – вскрикнул Ахмед.

Осыпь ушла из-под его подошв. Связист сорвался, увлекая за собой снежный козырек. Веревка между ним и Пьером мгновенно натянулась, как струна гигантской скрипки. Рывок был такой силы, что Дюбуа едва не сорвало с карниза.

Пьер успел вбить ледоруб в узкую расщелину и упереться плечом в гранит. Он почувствовал, как серебро в его жилах отозвалось резкой, пульсирующей болью. Вены на его руках вздулись, чернея под кожей, а суставы заскрежетали от запредельной нагрузки.

Ахмед беспомощно болтался над бездной, судорожно суча ногами по скользкому склону. Его планшет, соскользнувший с ремня, улетел вниз, бесшумно растворившись в тумане.

– Пьер! Держи! – крикнула Жанна, наваливаясь всем весом на веревку со своей стороны, чтобы стабилизировать связку.

– Тяни… за пояс! – прохрипел Пьер. Его лицо исказилось в гримасе, которая больше не принадлежала человеку. Зубы оскалились, а глаза вспыхнули ярким, нечеловеческим янтарем.

Он начал медленно, сантиметр за сантиметром, вытягивать Ахмеда вверх. Каждый рывок отдавался в позвоночнике Пьера стоном разрываемых мышц, но серебряный субстрат внутри него не давал тканям лопнуть. Дюбуа буквально вгрызся когтями свободной руки в камень, кроша гранит в пыль.

Наконец, рука Пьера мертвой хваткой вцепилась в воротник куртки Ахмеда. Одним мощным движением он выдернул связиста на карниз и прижал его к скале.

Ахмед замер, его лицо было белее снега, а глаза расширены от ужаса. Он судорожно хватал ртом воздух, глядя на Пьера, чье лицо медленно возвращало человеческие черты.

– Планшет… – выдавил он, глядя вниз.

– К черту планшет, – выдохнул Пьер, тяжело дыша. Его руки всё еще мелко дрожали от перенапряжения. – У тебя есть бэкап в голове. Ты жив. Это главное.

– Спасибо, – Ахмед зажмурился, вжимаясь в холодный камень. – Я думал, это конец.

– Конец будет там, – Пьер кивнул вверх, где сквозь рваные облака проступили очертания серых башен монастыря. Объект Зеро нависал над ними, как надгробный камень. – Жанна, ты как?

– Веревка цела. Идем дальше, – отозвалась она, хотя ее голос тоже слегка подрагивал от пережитого напряжения.

Они продолжили подъем в полной тишине. Опасность падения сменилась другой, более мрачной тревогой. Монастырь был уже близко, и от него веяло не просто холодом гор, а чем-то древним и порочным. Пьер чувствовал, как вирус внутри него приветствует это место, словно возвращаясь домой.

Через полчаса они достигли вентиляционной решетки, скрытой в глубокой нише между двумя скалами. Оттуда доносился низкий, вибрирующий гул и запах химикатов, перемешанный с чем-то органическим.

– Мы на месте, – шепнул Ахмед, приходя в себя. – Это технический сектор. Если верить схеме, через пятьдесят метров будет распределительный узел.

Пьер взялся за прутья решетки. Металл под его пальцами поддался с жалобным стоном. Теперь пути назад не было. Вертикальный предел был пройден, впереди была только тьма «Объекта Зеро» и человек, который ждал их в самом центре этого лабиринта.

Вентиляционная шахта вывела их в помещение, которое меньше всего походило на лабораторию. Это был огромный ротондальный зал, вырубленный прямо в сердцевине горы. Древние своды монастыря здесь соседствовали с хромированными колоннами охладительных систем, а в центре, под куполом, висела массивная сфера из затемненного бронестекла, опутанная венами питающих кабелей.

– Это «Сердце Зеро», – прошептал Ахмед, сверяясь с данными на портативном сканере. – Пьер, если верить логам, здесь находится биологический ноль. Тот, с кого всё началось.

Воздух в зале был густым, как сироп, и пах старой кровью и сухими цветами. Тишина давила на барабанные перепонки, пока её не разорвал звук, похожий на влажный хруст ломаемых сучьев.

Сфера в центре медленно разошлась, выпуская облако ледяного пара. Из тумана, цепляясь длинными, тонкими пальцами за край платформы, выбралось существо. Оно не было похоже на ликанов, которых они видели раньше. Прототип-Нуль был пугающе человечным и одновременно бесконечно далеким от жизни. Кожа цвета сырого мяса плотно обтягивала неестественно длинный скелет, а на месте лица пульсировала гладкая костяная маска без глаз и рта.

– Назад! – выкрикнул Пьер, загораживая собой Ахмеда.

Прототип не прыгнул. Он просто исчез в одной точке и возник в другой, в пяти метрах от них. Движение было таким быстрым, что зрение Пьера, даже усиленное серебром, зафиксировало лишь смазанный росчерк. Жанна вскинула винтовку, но существо одним ленивым взмахом костлявой руки выбило оружие у неё из рук, отправив тяжелый ствол в полет через весь зал.

Пьер рванулся в атаку, выпуская когти, но Прототип перехватил его удар с пугающей легкостью. Дюбуа почувствовал, как его кости начали трещать под хваткой этого существа. Нуль был первоосновой – его рефлексы были за пределами даже того совершенства, которое Лебедев вложил в Пьера.

– Ты – лишь эхо, Пьер – раздался голос Лебедева из динамиков под куполом. – А он – первобытный крик. Твоя кровь слишком разбавлена моралью и жалостью. Ты не сможешь его победить в своем нынешнем состоянии.

Существо швырнуло Пьера в стену. Удар был такой силы, что гранит треснул, а в глазах Дюбуа потемнело. Он чувствовал, как внутри всё ломается – ребра, воля, надежда. Прототип медленно приближался, его костяная маска чуть наклонилась, словно он прислушивался к затихающему сердцебиению жертвы.

Пьер судорожно прижал руку к боку. В потайном кармане разгрузки он нащупал холодный металлический пенал. Там лежала единственная ампула, которую он забрал из личного сейфа Лебедева в Лионе. Черная жидкость с золотистой взвесью. Прототип «Адам». Сыворотка абсолютной трансформации, которую Лебедев берег для своего «идеального человека».

– Не делай этого, Пьер! – закричала Жанна, пытаясь дотянуться до пистолета. – Это сожжет тебя! Ты не вернешься!

Дюбуа посмотрел на ампулу. Он вспомнил Коула, который предпочел умереть человеком. Но он также видел Ахмеда и Жанну, у которых не было шансов против этого кошмара.

– Коул сделал свой выбор, – прохрипел Пьер, вгоняя иглу прямо в вену на шее. – Теперь мой черед.

Он вжал поршень до упора.

Мир вокруг Пьера взорвался. Это не было просто превращением – это был распад и новое сотворение. Его крик захлебнулся, когда кости начали удлиняться и перестраиваться с сухим щелканьем. Серебро в крови закипело, превращаясь в чистую, сияющую плазму. Кожа Пьера потемнела, приобретая оттенок вороненой стали, а за спиной, разрывая плоть, выросли костяные гребни.

Когда Пьер поднял голову, его глаза больше не были янтарными. Они светились ослепительно-белым, холодным светом звезд.

Прототип-Нуль замер. Впервые за всё время своего существования первобытное существо почувствовало нечто, похожее на замешательство.

Пьер медленно выпрямился. Его рост увеличился почти на двадцать сантиметров, а каждое движение теперь сопровождалось едва слышным гулом, как от высоковольтных проводов. Он больше не чувствовал боли. Он чувствовал каждую молекулу воздуха в зале, каждую мысль Лебедева за стеклом операторской.

– Теперь, – голос Пьера звучал как скрежет ледников, – мы в одной весовой категории.

Он сорвался с места. В этот раз даже Лебедев не смог проследить за движением. Удар Пьера прошил грудную клетку Прототипа насквозь. Костяная маска Нуля треснула, и из трещин брызнула густая, сияющая жидкость.

Это была не битва, а казнь. Пьер, ведомый яростью «Адама», разрывал первооснову на части, превращая идеальный вирус в бесполезную массу. Он стал тем самым богом, о котором мечтал Лебедев, но богом мстительным и беспощадным.

Когда последняя искра жизни угасла в Прототипе, Пьер замер над его останками. Его грудь тяжело вздымалась, а от тела исходил пар. Он медленно повернул голову к Ахмеду и Жанне. Те смотрели на него с ужасом, не узнавая в этом величественном и страшном существе своего друга.

– Пьер? – тихо позвала Жанна, не опуская оружия.

Он не ответил. Глядя на свои руки, покрытые стальной чешуей, Пьер Дюбуа понимал, что путь назад отрезан навсегда. Он выпил яд и стал лекарством, но цена этого лекарства была выше, чем смерть.

Воздух в зале «Сердца Зеро» стал густым и наэлектризованным, словно перед ударом молнии. Пьер стоял спиной к товарищам, и его силуэт, окутанный едва заметным белесым паром, казался высеченным из цельного куска темного базальта. Кожа под воздействием «Адама» окончательно утратила естественный оттенок, приобретя тусклый матовый блеск вороненой стали. Серебряная взвесь в его крови теперь не просто циркулировала – она кипела, выстраивая под эпидермисом сверхплотную молекулярную решетку.

Он медленно повернул голову. Белое свечение его глаз было настолько интенсивным, что выжигало тени на лицах Жанны и Ахмеда.

– Дальше вы не пойдете, – произнес он. Голос Пьера больше не вибрировал связками – он доносился откуда-то из глубины грудной клетки, тяжелый, как рокот тектонического сдвига. – Ваше присутствие здесь – это погрешность, которую я не могу допустить.

– Пьер, послушай меня! – Жанна сделала шаг вперед, сжимая в руках пистолет, но ее пальцы дрожали. – Мы прошли через Альпы не для того, чтобы ты превратился в один из трофеев Лебедева. Остановись, пока ты еще…

– Пьера Дюбуа больше нет, – перебил он, и в этом сухом констатировании факта было больше ужаса, чем в любом рыке. – Есть только задача. Ахмед, заблокируй сектор за моей спиной. Если через десять минут внутреннее давление в комплексе упадет – значит, я проиграл. Тогда взрывайте шахту.

– Но Пьер… – Ахмед задохнулся от подступившего к горлу комка. – Мы же…

Дюбуа не стал слушать. Он шагнул к массивной гермодвери Первого уровня, и его когти с сухим металлическим скрежетом полоснули по граниту пола. Одним коротким движением он ввел код доступа, и многотонная стальная плита с шипением поползла вверх. Пьер вошел в ослепительно белый коридор, не оборачиваясь. За его спиной затвор опустился с окончательным, могильным стуком.

Первый уровень защиты встретил его сухим стрекотом активируемых турелей. Сектор «Прайм» охраняли «Псы Войны» – элитный отряд наемников, чьи нервные окончания были спаяны с тактическими интерфейсами шлемов. Двенадцать человек, выстроившихся клином, перекрыли горизонт огня.

– Цель в зоне поражения! – выкрикнул командир группы. – Использовать вольфрамовые сердечники! Огонь!

Коридор превратился в ад. Звук выстрелов в замкнутом пространстве был настолько плотным, что казался физической преградой. Пули калибра 7.62, способные прошивать бронежилеты пятого класса, впивались в тело Пьера. Но вместо того чтобы рвать плоть, они сминались, превращаясь в бесформенные свинцовые лепешки. Пьер чувствовал каждый удар как резкий толчок, но его структура, перестроенная сывороткой, поглощала кинетическую энергию, распределяя ее по всей поверхности «стальной» кожи.

Он рванулся вперед. Для наемников это выглядело как смазанная черная тень, преодолевшая тридцать метров за доли секунды.

Первого бойца Пьер встретил ударом ладони в грудь. Кинетический импульс был такой силы, что титановая пластина бронежилета наемника вогнулась внутрь, ломая ребра и разрывая легкие. Тело отлетело назад, сбивая с ног еще двоих.

– Переходи на газ! Рассеивающее! – орал командир, пытаясь отступить за угол.

Двое наемников выстрелили из подствольных гранатометов. Капсулы с нервно-паралитическим газом лопнули у ног Пьера, заполняя коридор густым зеленоватым туманом. Пьер вдохнул. Его легкие, модифицированные «Адамом», мгновенно распознали токсин и нейтрализовали его, превращая яд в отработанный азот.

Он вышел из облака газа, и его белые глаза светились в тумане, как фары призрачного поезда. Наемник, стоявший ближе всех, в панике вскинул винтовку, пытаясь бить прикладом. Пьер перехватил оружие. Стальной ствол в его руках согнулся, как мягкая проволока. Следующим движением Дюбуа схватил бойца за шлем и просто сжал пальцы. Композитный материал лопнул с влажным хрустом.

Оставшиеся бойцы начали отходить, ведя непрерывный огонь. Они действовали профессионально: прикрывали друг друга, использовали светошумовые гранаты, пытались ослепить его лазерами. Но Пьер больше не полагался на обычное зрение. Он «видел» их тепловые сигнатуры, слышал ритм их сердец и чувствовал электрические импульсы в их радиостанциях.

Он прыгнул, оттолкнувшись от стены так сильно, что на бетоне остались глубокие трещины. В полете он выхватил нож у одного из падающих бойцов. Лезвие, усиленное мощью его руки, пробило шлем командира группы вместе с черепом, пригвоздив его к стальной переборке.

Через минуту в коридоре воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением поврежденной газовой магистрали и тихим писком тактических компьютеров на телах убитых. Пьер стоял среди обломков оборудования и разорванной брони. На его теле не было ни единой раны – лишь несколько серых пятен там, где пули пытались пробить его защиту.

Он посмотрел на камеру наблюдения, закрепленную под потолком.

– Это только первый круг, Лебедев, – произнес он, и звук его голоса заставил линзу камеры мелко завибрировать. – Я иду за тобой. Выпускай остальных.

Пьер подошел к следующей гермодвери, ведущей на Второй уровень. Ему не нужны были коды. Он просто вогнал пальцы в стык между бронированными плитами и с чудовищным усилием развел их в стороны. Металл визжал и деформировался, пока не поддался, открывая путь в темноту биологических реакторов.

Второй уровень «Объекта Зеро» встретил его не неоном, а запахом сырого мяса, аммиака и застоявшейся лимфы. Это был «Инкубатор» – огромное пространство, разделенное перегородками из бронированного поликарбоната, за которыми в мутном питательном растворе дозревали те, кого Лебедев называл будущим человечества.

Пьер шел по центральному проходу, и звук его шагов – тяжелый, лишенный человеческой мягкости – отдавался в пустоте зала металлическим лязгом. Его стальная кожа теперь слабо светилась изнутри: серебряная плазма «Адама» пульсировала в такт его замедленному сердцебиению.

– Выпускай их, – негромко произнес он, зная, что Лебедев слышит каждое его слово. – Не трать мое время на запертые двери.

В ответ раздался протяжный свист стравливаемого давления. Десятки капсул раскрылись одновременно. Из них, захлебываясь в околоплодной жидкости, начали вываливаться существа.

Это были **молодые альфы** – результат ускоренной селекции. Они были крупнее обычных ликанов, их мускулатура была гипертрофирована, а когти имели молекулярную заточку. Следом за ними из теней вышли «прототипы-гибриды»: существа с асимметричными телами, у которых кости были укреплены углеродным волокном, а нервная система была выведена напрямую к внешним костяным лезвиям.

Первый альфа прыгнул сверху, пытаясь использовать массу своего тела, чтобы прижать Пьера к полу. Его челюсти, способные перекусывать стальные балки, сомкнулись на плече Пьера.

Раздался противный хруст. Но это не были кости Дюбуа. Зубы альфы разлетелись в крошку о его металлическое плечо, не оставив на нем даже царапины. Пьер медленно, почти лениво, поднял руку и обхватил голову монстра. Его пальцы вошли в череп альфы, как в мягкую глину. Короткое усилие – и голова существа лопнула, забрызгав пол густой темной жидкостью.

Пятеро прототипов атаковали одновременно. Они двигались слаженно, как единый механизм. Один из них, с длинным костяным шипом вместо правой руки, нанес удар в корпус Пьера. Острие вошло в стык между мышцами, но Пьер даже не дрогнул. Он просто напряг стальные волокна пресса, зажимая лезвие внутри себя, и резким поворотом торса сломал кость врага.

– Ваша плоть слишком слаба, – рокот Пьера заставил вибрировать стекла инкубаторов.

Он перешел в наступление. Это не был танец бойца, это была работа промышленного пресса.

Пьер схватил ближайшего прототипа за конечности. Одной рукой он удерживал его за бедро, другой – за плечо. Резкий рывок в разные стороны – и существо было разорвано пополам. Позвоночник лопнул с сухим щелчком, а внутренности выплеснулись на стерильный пол. Пьер даже не посмотрел на останки.

Молодой альфа попытался нанести удар когтями в шею. Пьер перехватил его лапу в воздухе. Звук дробящихся костей предплечья слился с воем монстра. Дюбуа использовал скулящего альфу как живой снаряд, швырнув его в группу нападающих с такой силой, что удар буквально размазал троих о стену реактора.

Последний из прототипов, самый крупный, попытался использовать встроенный в предплечье гидравлический клинок. Пьер просто встретил удар кулаком. Сталь столкнулась с костью. Клинок прототипа вошел в руку Пьера на несколько сантиметров, но серебряная плазма тут же начала плавить инородный предмет. Пьер второй рукой схватил врага за нижнюю челюсть и просто потянул вверх. Нижняя часть черепа отделилась от верхней с влажным звуком разрываемых сухожилий.

Через три минуты в «Инкубаторе» не осталось ничего живого. Пьер стоял в центре зала, по колено в темной крови и обрывках синтетической плоти. На нем не было ни единой глубокой раны – мелкие порезы от костяных лезвий затягивались прямо на глазах, оставляя на месте стальной кожи лишь тонкие серебристые шрамы, которые тут же исчезали.

Он поднял руку, рассматривая кровь врагов на своих когтях. Она казалась ему чем-то бесконечно чуждым и примитивным.

– Это всё, что ты можешь мне противопоставить? – Пьер посмотрел в объектив камеры, которая теперь была забрызгана останками альфы. – Твои дети умирают, так и не успев родиться. Я на пороге Третьего уровня. Открывай.

Он не стал ждать ответа. Пьер подошел к следующему затвору и, вместо того чтобы искать панель управления, просто ударил по ней кулаком. Мощность удара была такова, что электроника мгновенно выгорела, а многотонная плита деформировалась, вылетев из пазов.

За дверью его ждал Третий уровень – «Святая Святых», где воздух был ледяным, а стены были выложены древним камнем монастыря. Там, в тишине, его ждало то, ради чего всё это затевалось.

Глава 11

Третий уровень «Объекта Зеро» встретил его мертвой тишиной древнего камня. Это место называли «Святилищем» – здесь, за стенами монастыря Святого Стефана, наука Лебедева достигла своего апогея, сохранив при этом эстетику средневекового склепа. Высокие готические своды были оплетены жгутами оптоволокна, словно черным плющом, а холодный воздух пах пылью веков и едким озоном работающих серверов.

Пьер Дюбуа, которого все – от наемников до выживших – знали только как **Шрама**, шагнул в полумрак. Он больше не был человеком в привычном смысле, но он категорически отказывался называть себя «Адамом». Название, придуманное Лебедевым, было клеймом, а имя «Шрам» было заслужено в грязи Лиона и крови Гданьска.

Его тело, перестроенное сывороткой «Адам», напоминало оживший монумент из вороненой стали. Серебряная плазма в его венах гудела, как высоковольтная линия, а белое свечение глаз выжигало тьму, превращая мир в тактическую карту тепловых сигнатур и векторов движения.

* * *

### Группа «Призраки»: Последний заслон

Впереди, в нефе собора, его ждали. Группа «Призраки» – личная гвардия Отдела 28. Это не были зеленые новобранцы или выращенные в чанах альфы. Это были ветераны-инвалиды, чьи тела были на две трети заменены высокотехнологичной керамикой и титаном, а разум был объединен общим нейроинтерфейсом «Улей».

Они не выкрикивали угроз. Они просто начали охоту.

– Контакт. Цель: Шрам. Дистанция – сорок метров. Применить рельсотроны.

Тишину разорвал свист, переходящий в ультразвуковой визг. Вольфрамовые болты, выпущенные из магнитных пушек, ударили Шрама в грудь. Кинетическая энергия была такова, что пятитонные колонны собора дали трещины от ударной волны. Шрама отбросило назад, его стальные пятки пропахали в древнем известняке глубокие борозды.

Он замер, упершись когтями в пол. В местах попаданий его кожа раскалилась добела, а из микротрещин сочилась сияющая плазма. Но он не упал.

– Моя очередь, – прорычал Шрам. Его голос, усиленный модифицированными связками, ударил по барабанным перепонкам оперативников, вызывая системные сбои в их шлемах.

Молча рванулся вперед. Это не был бег – это был снаряд, выпущенный из пушки. Преодолев сорок метров за доли секунды, он возник перед первым оперативником раньше, чем «Улей» успел просчитать траекторию.

Шрам ударил наотмашь. Его кулак, обладающий плотностью нейтронной звезды, встретился с композитным щитом «Призрака». Щит, способный выдержать прямой выстрел из гранатомета, разлетелся на тысячи острых осколков. Рука Шрама прошла сквозь титановую броню оперативника, как сквозь мокрую бумагу, вырывая позвоночник вместе с нейроинтерфейсом.

Второго бойца он схватил за ствол рельсотрона. Магнитная пушка, весившая под пятьдесят килограммов, в руках Шрама согнулась в дугу. Он использовал искореженное оружие как дубину, буквально вбивая оперативника в каменную стену. Череп в шлеме лопнул, окрасив древний барельеф святого в густо-красный цвет.

Трое «Призраков» одновременно активировали термические пушки, заливая коридор струями жидкого пламени. Температура подскочила до тысячи градусов. Шрам шел сквозь этот огонь, не замедляясь. Его стальная кожа впитывала жар, серебряная кровь внутри него начала светиться еще ярче, превращая его в живой факел.

Он прыгнул в центр группы. Приземление вызвало локальное землетрясение – плиты пола вздыбились, сбивая наемников с ног. Шрам действовал с хирургической, холодной эффективностью. Он не просто убивал – он демонтировал их.

– Ты… ты не один из нас… – прохрипел командир группы, чьи кибернетические ноги были оторваны одним рывком Шрама. – Ты… ошибка… системный сбой…

– Я – Шрам, – Пьер наклонился к нему, и его белые глаза выжгли линзы на шлеме командира. – И я здесь, чтобы стереть вашу систему к херам.

Он раздавил голову командира одним сжатием пальцев, даже не глядя на результат.

Оставшиеся оперативники попытались использовать «Протокол Горгона» – высокочастотные лазеры, предназначенные для резки танковой брони. Рубиновые лучи скрестились на груди Шрама, испаряя верхний слой его металлической плоти. Запах жженого серебра и озона стал невыносимым.

Шрам взревел от боли, которая лишь подстегнула его ярость. Он подхватил массивную каменную скамью и с чудовищной силой метнул ее в лазерную установку. Удар разнес дорогостоящее оборудование в пыль. Последних двоих наемников он настиг у самых врат внутреннего собора.

Одного он просто впечатал в дубовую дверь с такой силой, что створки, весившие по полтонны каждая, сорвались с петель. Второго он взял за горло, поднимая над полом. Кибернетические протезы бойца бессильно сучили по воздуху, высекая искры из камня.

– Где Лебедев? – рокот Шрама заставил вибрировать витражи на высоте десяти метров.

– Он… внутри… – выдохнул «Призрак», прежде чем Шрам сомкнул когти, разрывая шейные артерии и ломая титановые импланты.

Шрам стоял в дверном проеме собора. Его тело дымилось, покрытое черной кровью оперативников и серебряными разводами собственной плазмы. Одежда давно сгорела, обнажив иссиня-черные жгуты мышц и костяные гребни на спине. Он выглядел как демон, вернувшийся за душой своего создателя.

Впереди, в центре огромного зала, залитого светом голограмм, стоял Лебедев. Профессор выглядел крошечным и хрупким на фоне своего величайшего и самого страшного творения.

– Посмотри на себя, Пьер, – голос Лебедева эхом разнесся под сводами собора. – Ты – венец эволюции. Ты прошел через мой «гнев» и стал сталью.

Шрам сделал шаг вперед, и каждый его след оставлял на полу опаленный отпечаток.

– Я прошел через твой ад, чтобы принести его тебе обратно, – ответил Шрам. Его человеческое сознание висело на волоске, удерживаемое только одной мыслью: Лебедев должен сдохнуть.

Лебедев стоял у массивного пульта, и свет голограмм отбрасывал на его лицо мертвенно-голубые тени. Он смотрел на Шрама – на это великолепное, дымящееся чудовище, застывшее в дверях собора, – и в его взгляде не было страха. Только глубокая, почти отеческая печаль.

– Как же ты предсказуем, Пьер, – тихо произнес профессор, медленно качая головой. – Ты пришел сюда за местью, забыв, что каждая клетка твоего тела, каждая искра в твоем разуме была выпестована моими руками. Ты думал, что сталь и ярость сделают тебя свободным?

Лебедев коснулся сенсорного экрана.

– Не стоило идти против того, кто тебя создал. Глупо надеяться, что творение может перекусить руку творца, когда у того в руках – поводок.

Он нажал на красную пиктограмму. В ту же секунду Шрам замер. Его иссиня-черное тело выгнулось дугой, стальные мышцы свело такой судорогой, что кости заскрежетали под нагрузкой. Нейровирус, годами дремавший в основании его черепа, пробудился. Это была не просто боль – это был цифровой огонь, выжигающий сознание, перехватывающий контроль над каждым нервным узлом.

Шрам рухнул на колени. Тяжелые кулаки ударили в древние плиты пола, выбивая каменную крошку. Его белые глаза лихорадочно мигали, подернутые рябью системных ошибок.

Лебедев медленно обошел пульт и направился к Шраму. Он ступал мягко, почти торжественно, и его голос зазвучал под сводами монастыря, приобретая эпическую, надрывную мощь.

– Посмотри на себя, Шрам. Ты – мой венец, мой лучший труд. Я вложил в тебя величие богов, чтобы ты вытащил этот мир из сточной канавы. Но ты предпочел остаться диким зверем.

Лебедев остановился в двух шагах от распростертого гиганта и посмотрел на него сверху вниз, как судья на приговоренного.

– Ты думал, что ты сам по себе? Нет, Пьер. Ты – это я. Твоя сила – моя. Твоя воля – лишь отражение моей мысли. И если чаша оказалась с изъяном, гончар вправе ее разбить. – Профессор сделал паузу, и его лицо исказилось в суровой, почти фанатичной гримасе. – Как говорил классик, в чьих словах было больше правды, чем во всей нашей науке: «Я тебя породил, я тебя и убью». Это право отца. Мое право.

Шрам зарычал. Звук был низким, булькающим, полным нечеловеческой муки. Казалось, нейровирус окончательно парализовал его, превращая в живую статую. Лебедев уже потянулся к кобуре на поясе, чтобы поставить финальную точку, как вдруг…

Раздался смех.

Это был сухой, надтреснутый звук, переходящий в жуткий металлический клекот. Шрам медленно, преодолевая сопротивление собственных мышц, поднял голову. Его глаза больше не мигали – они горели ровным, яростным белым светом.

– Породил… убить… – прохрипел Шрам, и на его изуродованном лице проступила пугающая насмешка. – Старая сказка, профессор. Но вы забыли одну деталь… Я всегда был плохим сыном.

С рыком, в котором смешались боль и триумф, Шрам вскинул правую руку. Его когти, длинные и острые, как хирургические скальпели, с чавкающим звуком вонзились прямо в его собственную шею, у самого основания черепа.

Лебедев отшатнулся, его лицо побледнело.

– Что ты… Прекрати! Ты убьешь себя! – закричал он, лихорадочно нажимая кнопки на пульте дистанционного управления.

Шрам не слушал. Он действовал с хладнокровием мясника. Пальцы погрузились глубоко в плоть, разрывая стальные связки и нейронные волокна. С диким воплем он рванул руку назад.

Вместе с фонтаном серебряной плазмы и клочьями черного мяса Шрам вырвал из собственного позвоночника небольшой, мерцающий алым светом чип, оплетенный тонкими, как паутина, проводами.

Тишина, воцарившаяся в соборе, была оглушительной. Шрам тяжело дышал, глядя на окровавленный кусок технологии в своей когтистой лапе. Его шея начала затягиваться прямо на глазах, серебряная кровь шипела на камнях алтаря.

Он поднял глаза на онемевшего Лебедева и с коротким смешком раздавил чип в кулаке. Искры брызнули во все стороны.

– Так вот откуда у меня была мигрень, – произнес Шрам, выпрямляясь во весь свой чудовищный рост. – А я-то думал, это от ваших длинных речей, профессор.

Он сделал шаг вперед, и Лебедев понял, что его «поводок» превратился в пыль. Творение окончательно вышло из-под контроля, и теперь оно было очень, очень голодным.

Шрам медленно двинулся вперед, и каждый его шаг отдавался в каменных плитах собора глухим, вибрирующим ударом. Серебряная плазма, все еще сочившаяся из раны на шее, дымилась, затягивая разрыв неестественно быстро. Он возвышался над Лебедевым, как оживший кошмар, отлитый из темного металла, отбрасывая на алтарь тень, которая, казалось, поглощала сам свет голограмм.