Текст книги "Шрам: 28 отдел «Волчья луна» (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Оставшиеся две твари, видя гибель сородичей, внезапно остановились. Их движения стали еще более дерганными, судорожными. Одна из них начала трясти головой, издавая захлебывающийся визг, и вдруг упала на землю, корчась в эпилептическом припадке. Её собственное тело не выдержало перегрузки.

Последний «Прототип-Б» издал пронзительный стрекот и растворился в темноте леса так же быстро, как появился.

На дороге воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением пробитого радиатора и тяжелым дыханием людей.

Коул подошел к одной из туш и пнул её ботинком. Тело твари было горячим, от него шел пар и едкий запах аммиака и паленой проводки.

– Что это за хрень была? – сплюнул Коул, перезаряжая дробовик дрожащими руками. – Это не волки Траоре.

Пьер вытер нож о штанину и присел над трупом.

– Это «расходники» Лебедева, – он указал на клеймо на шее существа, где кожа уже начала разлагаться. – Тип-Б. Скоростные перехватчики. Живут от силы пару суток, сгорают изнутри от собственного метаболизма. Их выпускают не для охоты, а для создания хаоса.

– Фургону конец, – констатировала Жанна, осматривая искореженную машину. – Мы пешие. До ближайшего схрона сорок километров.

– Значит, идем пешком, – Пьер поднялся, вглядываясь в чащу, где скрылась последняя тварь. – И быстро. Эта тварь побежала не в лес.

В бункере «Орион» время застыло. Красный свет аварийных ламп превращал пространство в нутро огромного зверя, а монотонный гул старых серверов казался его тяжелым, неритмичным дыханием. Ахмед сидел за центральным пультом, его лицо, бледное и осунувшееся, было залито мертвенным сиянием трех мониторов. Его пальцы, почерневшие от работы с железом, порхали по клавишам со звуком рассыпаемого сухого гороха.

Пьер стоял за его спиной, скрестив руки на груди. Он чувствовал, как воздух в помещении становится гуще. Серебро в его крови реагировало на потоки данных, пульсирующих в кабелях – он ощущал это как едва уловимый зуд в зубах.

– Я внутри «Архива Наследия», – голос Ахмеда был едва слышным шелестом. – Лебедев запер его на квантовый замок, но ключи из Гданьска подошли… как влитые.

На экране замелькали таблицы, бесконечные ряды дат и зашифрованных индексов. Коул и Жанна подошли ближе, их тени на стене бункера вытянулись, превращаясь в гротескных исполинов.

– Это списки поставок «субстрата» для Ферм, – Ахмед начал открывать директории. – За последние пять лет. Здесь тысячи имен. Беженцы из Ливии, безбилетники с восточных поездов, «пропавшие без вести» туристы…

Он замолчал. Экран на мгновение мигнул, и открылась скрытая папка с пометкой **«L-Assets» (Лояльные Активы)**.

– Что это? – Жанна наклонилась вперед.

Ахмед открыл первый файл. На экране появилось фото мальчика – того самого, которого Пьер вынес из Братиславы. Рядом с фото шел подробный отчет: «Генетическая совместимость: 98%. Состояние штамма: стабильно». Но в графе «Происхождение» стоял код, от которого у Пьера по спине пробежал ледяной холод.

**«Объект: Миллер, Л. Отец: оперативник Миллер, А. (Отдел 28, группа „Зета“). Мать: ликвидирована в ходе инцидента в Софии».**

– Миллер… – прошептал Коул. Его голос надломился. – Старина Миллер? Он же погиб три года назад на задании. Нам сказали, его семья погибла в автокатастрофе.

Ахмед лихорадочно листал дальше.

Фото девочки из фургона. **«Объект: Соколова, Е. Дочь оперативника Соколова (Отдел 28, группа „Гамма“). Причина изъятия: смерть родителя при исполнении».**

– Они не просто воровали детей, – Жанна выпрямилась, её лицо превратилось в маску из белого мрамора. – Они «утилизировали» семьи своих же бойцов. Если оперативник погибал, Лебедев забирал его детей. Их кровь уже была частично адаптирована к химии Отдела… они были идеальным материалом.

– Это была программа лояльности, – Пьер подошел к монитору, его голос звучал так, будто он доносился из могилы. – Нам говорили, что Отдел – это семья. Что о наших близких позаботятся. Лебедев не лгал. Он действительно позаботился. Он превратил их в топливо для своих заводов.

Ахмед открыл общую таблицу. Сотни детей. Сотни имен, которые каждый из них слышал в раздевалках, на брифингах, за кружкой пива в перерывах между миссиями. Дети «павших героев», которых Отдел официально «опекал».

– Теперь понятно, почему те «прототипы-Б» в лесу так странно на нас смотрели, – Коул с размаху ударил кулаком по стальному пульту, оставив вмятину. – Это были не просто монстры. Это были… дети тех, с кем мы спали в одной казарме.

В бункере воцарилась тишина, такая глубокая, что было слышно, как в углу капает конденсат. Пьер смотрел на фотографию мальчика на экране. В его глазах – тех самых янтарных глазах, что так пугали его в зеркале – теперь горел не просто холод серебра. Там горела первобытная, абсолютная ярость.

Лебедев не просто создал монстров. Он построил свою империю на костях тех, кто ему верил. Он превратил преданность в сырье, а любовь – в генетический катализатор.

– Пьер, – Ахмед поднял на него взгляд. Его глаза были полны слез и ужаса. – Здесь есть файл на твою фамилию. С пометкой «Ожидание активации».

Пьер медленно положил руку на плечо Ахмеда. Его когти непроизвольно вышли на миллиметр, впиваясь в ткань куртки связиста.

– Не открывай, – тихо сказал Пьер. – Больше не нужно ничего искать. Теперь мы знаем всё.

Он обернулся к Жанне и Коулу. В красном свете «Ориона» они больше не выглядели как беглые оперативники. Они выглядели как призраки возмездия, восставшие из цифрового пепла.

– Мы не будем просто взрывать их лаборатории, – Пьер взял свой «Вектор» и с сухим, окончательным щелчком вогнал магазин. – Мы вырежем этот гнойник до самого основания. Лебедев думал, что создал идеальных псов. Но он забыл, что псы помнят запах своих детей.

Ахмед молча запустил протокол удаления следов в бункере. На экране один за другим исчезали лица детей, уходя в глубины зашифрованной памяти флешки. Пьер стоял у выхода, глядя во тьму коридора. Охота на Фермы закончилась. Началась война за то, что еще оставалось в них человеческого.

– Коул, заряжай всё, что у нас есть, – скомандовал Пьер. – Мы идем не на Ферму. Мы идем прямо в Лион, в самое сердце их логистики. Если этот мир заслуживает такой «защиты», то я сам подожгу фитиль.

Они уходили из бункера тенями, оставляя за собой тишину, в которой еще долго витал призрак открытой правды. У них не осталось сомнений. Не осталось страха. Осталась только цель – человек, который превратил их жизни в статистику в зашифрованном файле.

Стеклянные фасады Лиона отражали зарево, которое было видно за десятки километров. Это не был просто взрыв – это был контролируемый распад огромной логистической машины. Пока небо над Францией окрашивалось в ядовито-оранжевый цвет, в уютных гостиных и стерильных офисах по всей Европе оживали экраны телевизоров.

* * *

**ЭФИР КАНАЛА EURONEWS 24. ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК.**

На экране – дрожащая картинка с вертолета. Огромный комплекс «Омега-Логистик» полыхает, изнутри вырываются столбы ослепительно-белого термитного пламени. Внизу, в свете прожекторов полицейских машин, видны десятки тел в черной униформе, разбросанных по асфальту.

– … Мы получаем кадры беспрецедентной по своей жестокости атаки, – голос диктора дрожит от напряжения. – Группа вооруженных фанатиков, предположительно состоящая из бывших наемников и дезертиров спецподразделений, совершила нападение на распределительный центр медицинских товаров. Правительство Франции уже назвало это крупнейшим актом терроризма за последние десятилетия.

На экране появляется «сетка» из четырех лиц. Снимки из личных дел Отдела 28, обработанные так, чтобы подчеркнуть их угрожающий вид.

– Лидер группы – Пьер, известный под позывным «Шрам». Особо опасен. Власти предупреждают: нападавшие используют экспериментальное оружие и химические составы. Число жертв среди сотрудников службы безопасности уже превысило пятьдесят человек. Свидетели описывают атакующих как «призраков», которые не оставляют шансов…

* * *

**ЛИОН. ПРОМЗОНА. РЕАЛЬНОСТЬ.**

Пьер стоял посреди ада, который они создали. Вокруг него догорали остатки «чистильщиков» Лебедева. Это не был бой – это была бойня. Группа действовала с эффективностью косилок в поле созревшего хлеба. Коул, охваченный холодной яростью после того, что они узнали о детях, превратил центральный двор в зону смерти, используя кумулятивные заряды и дробовик.

Жанна спустилась с крыши. Ее лицо было забрызгано чужой кровью, а ствол ее винтовки дымился, раскаленный от интенсивной стрельбы. Она подошла к Пьеру, который смотрел на экран разбитого планшета одного из убитых офицеров. Там, в прямом эфире, их называли «мясниками» и «угрозой цивилизации».

– Слышишь? – Пьер кивнул на доносящиеся издалека сирены и гул вертолетов прессы. – Теперь мы – главные враги Европы. Весь мир думает, что мы уничтожаем лекарства.

– Лебедев красиво играет, – прохрипел Коул, закидывая на плечо пустой гранатомет. – Сделал из нас монстров, чтобы скрыть своих собственных.

Ахмед, сидевший в тени фургона с ноутбуком на коленях, поднял голову. Его пальцы дрожали.

– Пьер, они заблокировали все границы. Ввели комендантский час. По всем каналам – от BBC до польских новостей – крутят наши досье. Нас разрешено ликвидировать на месте. Любой гражданский, который нас увидит, тут же наберет «горячую линию».

Пьер медленно поднял свой «Вектор». Он посмотрел на пылающий склад, где в огне исчезали миллионы доз сыворотки «Гамма».

– Это цена, – сказал он. Его голос был тихим, но отчетливым на фоне треска пожара. – Мы знали, что так будет. Лебедев владеет информацией, значит, он владеет правдой. Но нам не нужно, чтобы нас любили. Нам нужно, чтобы его заводы сгорели.

В небе над Лионом показались первые прожекторы армейских спецназовцев. Плотное кольцо оцепления сжималось. Глобальная информационная машина уже переварила их имена, превратив живых людей в пугала для обывателей.

– Уходим через коллекторы, – скомандовал Пьер. – Жанна, прикрой отход. Если пресса подберется слишком близко – не стрелять. Пусть видят только дым.

Они нырнули в зев канализационного люка за секунду до того, как на площадь ворвались броневики жандармерии. Мир за их спинами кричал о терроре, крови и безумии. По всем каналам Европы дикторы с прискорбием сообщали о «падении последних бастионов безопасности перед лицом радикального хаоса».

Лебедев победил в эфире. Но Пьер, скользя по влажной тьме подземелий, чувствовал в сумке тяжесть жесткого диска с именами спонсоров Ферм. Теперь они были террористами. Значит, они будут действовать как террористы – бить больно, внезапно и из темноты, пока вся ложь Отдела 28 не рухнет вместе с её создателем.

– Пусть говорят, – прошептал Пьер, когда над головой прогремели сапоги преследователей. – Призракам всё равно, что о них кричат живые.

Париж 2025 года больше не был городом огней. Теперь это был город линз. Каждая камера на бульваре Капуцинок, каждый дрон, зависший над Сеной, и каждый биометрический турникет в метро были настроены на одну задачу: найти четыре лица, которые теперь знала каждая собака в Евросоюзе.

Они обосновались в Сен-Дени, в заброшенном цехе по переработке пластика. Здесь, среди бесконечных рядов панельных многоэтажек и едкого запаха промышленных отходов, было легче затеряться. Социальное дно Парижа всегда было слепо к закону, но даже здесь их присутствие ощущалось как наэлектризованный воздух перед грозой.

* * *

Внутри цеха было холодно. Пьер сидел на бетонном полу, прислонившись спиной к ржавому остову станка. Перед ним на перевернутом ящике стоял дешевый планшет, купленный Ахмедом на черном рынке. Экран мерцал, транслируя вечерний выпуск новостей TF1.

«…Специальные подразделения жандармерии переведены на режим „Альфа“. Лидер террористической ячейки, известный как Пьер Дюмон, по последним данным, страдает от тяжелой формы психоза, вызванного употреблением боевых стимуляторов. Он крайне опасен. Гражданам рекомендуется избегать любых контактов…»

Пьер коснулся своего лица. Короткая борода, ввалившиеся щеки, глаза, в которых при определенном освещении вспыхивал янтарный блеск. Он смотрел на свое изображение на экране – там он выглядел как зверь, пойманный в прицел. Дикторы обсуждали их как биологическую угрозу, как вирус, который нужно выжечь.

– Мы теперь призраки, Пьер, – Коул подошел сзади, бросив на пол пару банок консервированного рагу. Его руки всё еще мелко дрожали – адреналиновый откат после Лиона длился слишком долго. – Я выходил за едой. На каждом углу патрули. Даже уличные торговцы смотрят на прохожих так, будто надеются заработать миллион евро за донос.

Ахмед сидел в углу, окруженный паутиной проводов. Его лицо было бледным, почти прозрачным в свете мониторов. Он больше не ломал базы данных ради удовольствия. Теперь это была борьба за каждый вдох.

– Я едва держу «купол», – прохрипел он. – Сеть Отдела сканирует трафик Парижа в поисках любого всплеска зашифрованных данных. Я использую сигналы старых радиостанций и Wi-Fi в дешевых отелях, чтобы запутать их, но кольцо сжимается. Система распознавания лиц в Париже теперь работает на нейросети Лебедева. Если кто-то из вас высунет нос без маски на свет более чем на три секунды – нас накроют через пять минут.

Жанна стояла у узкого окна-бойницы, не выпуская из рук винтовку. Она смотрела на улицу, где внизу, в свете грязных фонарей, проезжал бронированный фургон полиции.

– Самое страшное не камеры, – тихо сказала она. – Самое страшное, что они сделали нас монстрами в глазах тех, кого мы пытаемся спасти. Вчера я видела граффити на стене: наши лица и надпись «Убийцы детей». Лебедев перевернул всё с ног на голову. Те, кого мы вытащили из Ферм, теперь официально считаются «похищенными жертвами», которых мы якобы удерживаем для опытов.

Пьер закашлялся. В горле снова появился привкус металла. Серебро в его организме больше не было просто инородным телом – оно стало частью его метаболизма, ценой за скорость и силу. Он чувствовал, как город давит на него. Миллионы людей вокруг ненавидели его, даже не зная его настоящего имени.

– Мы вне закона не потому, что мы взорвали склад, – Пьер поднялся, его движения стали более резкими, кошачьими. – Мы вне закона, потому что мы – единственная правда, которая осталась в этом стерильном мире Лебедева.

Он подошел к Ахмеду и положил руку на его плечо.

– Нам нужно одно окно. Один шанс показать им, что скрывается за глянцевыми фасадами их клиник. Если мы умрем как террористы – Лебедев победит навсегда. Если мы умрем, успев сорвать маску – это будет иметь смысл.

Коул вскрыл банку ножом, металл противно лязгнул.

– И как мы это сделаем? Весь мир – это его экран.

– Значит, мы взломаем этот экран, – Пьер посмотрел на Ахмеда. – Ты говорил, что в Лионе был узел связи с центральным телевидением Франции.

– Это самоубийство, Пьер, – Ахмед поднял глаза. – Чтобы пустить сигнал в обход их фильтров, мне нужно физическое подключение к главной вышке. В самом центре города. Под носом у всей армии.

– Мы уже мертвецы, Ахмед, – Пьер посмотрел на свои руки. – Пора напомнить Парижу, что иногда призраки возвращаются, чтобы рассказать сказку на ночь.

Глава 9

Дождь над Парижем превратился в ледяную пыль, которая облепляла металл и бетон, превращая город в гигантскую серую ловушку. Телевизионная башня в пригороде Медон, возвышающаяся над городом как стальной перст, была окутана низкими облаками. Она не была Эйфелевой – она была чем-то более важным: главным узлом цифрового вещания, через который Лебедев скармливал свою «правду» всей Франции.

– Мы в трехстах метрах, – шепнул Пьер в ларингофон.

Они стояли в тени опоры эстакады. Пьер, Жанна и Коул напоминали тени, сливающиеся с мокрым бетоном. На них была гражданская одежда, но под ней – кевлар и ярость. Пьер чувствовал башню каждой клеткой своего тела. Серебро в его крови вибрировало от мощных электромагнитных импульсов, исходящих от передатчиков наверху. Он «видел» сетку лазеров охраны, как пульсирующую паутину.

– Биометрический дрон «Колибри» в сорока метрах над вами, – голос Ахмеда в наушниках прерывался помехами. – Он ищет ваши лица. Если он зафиксирует взгляд хотя бы одного из вас на две секунды – через минуту здесь будет ударная группа «чистильщиков».

– Жанна? – коротко бросил Пьер.

Она уже лежала на мокром гравии, прижав приклад своей винтовки к плечу. Вместо штатной оптики на «Барретте» стоял кустарный антибликовый козырек.

– Вижу его. Ветер три метра в секунду, порывистый. Жду окна.

Пьер закрыл глаза. Он слышал жужжание дрона. Это был звук смерти – тонкий, комариный писк.

– Сейчас, – выдохнул он.

Раздался сухой щелчок. Жанна не стреляла пулей – она выпустила электромагнитный гарпун, тонкую нить, которая на мгновение закоротила цепи дрона. «Колибри» дернулся, задымил и бесшумно рухнул в кусты.

– У вас есть три минуты, пока система не заметит потерю сигнала от узла, – поторопил Ахмед. – Бегите.

Они рванули к внешнему периметру. Пьер двигался первым, его обостренные чувства позволяли ему обходить «слепые пятна» датчиков движения. Коул нес на спине тяжелый рюкзак с глушилками и зарядами. Жанна замыкала группу, контролируя тыл.

У главного входа стояли двое. На них была черная форма с логотипом «Омега-Секьюрити». Они не были обычными охранниками – их движения были слишком резкими, слишком точными.

– «Тип-Б», – прошептал Коул, вытаскивая нож. – Лебедев выставил своих выродков на охрану.

– Работаем одновременно, – приказал Пьер. – На счет три.

Он не стал ждать счета. Пьер рванулся вперед, преодолев десять метров за два удара сердца. Первый охранник едва успел повернуть голову, когда Пьер в прыжке вогнал нож ему в основание черепа, разрывая спинной мозг. Второй уже вскидывал короткий автомат, но Коул, возникший из тумана как танк, навалился на него всем весом, сворачивая шею одним мощным движением.

Тела обмякли. Пьер подхватил одного, не давая ему упасть на бетон.

– Ахмед, мы у дверей служебного лифта.

– Взламываю… – пауза казалась вечностью. – Готово. Лифт идет вниз. Пьер, наверху, в серверной, стоит автономный терминал «Глаз Бога». Если ты не подключишь меня напрямую к центральному процессору, я не смогу перехватить эфир.

Двери лифта с шипением разошлись. Внутри пахло озоном и жженой проводкой.

– Мы поднимаемся, – сказал Пьер, входя в кабину.

Он посмотрел на свое отражение в зеркальной стенке лифта. Лицо в шрамах, глаза, светящиеся нездоровым янтарным светом. По всем каналам прямо сейчас его называли чудовищем. Ирония заключалась в том, что только это чудовище сейчас могло спасти людей от красивой лжи.

Лифт дернулся и начал стремительный подъем к облакам. Пьер проверил затвор «Вектора».

– Готовьтесь, – произнес он, глядя на цифры этажей. – Когда двери откроются, мы будем самыми разыскиваемыми людьми в мире. Но сегодня Париж увидит то, что Лебедев пытался похоронить.

Цифры на табло лифта замерли на отметке «200». Двери разошлись с едва слышным шипением, выпуская в узкий технический шлюз запах перегретого кремния и ледяной арктический воздух из системы охлаждения.

– Впереди три тепловых контура, – прошептал Пьер, его зрачки сузились, превращаясь в вертикальные щели. – Двое у входа, один внутри, за серверными стойками. Работаем чисто. Если заденем магистральные кабели – эфира не будет.

Серверная «Глаза Бога» напоминала футуристический храм: бесконечные ряды черных стоек, подсвеченные изнутри неоново-синим пульсирующим светом, и гул тысяч вентиляторов, сливающийся в единый, сводящий с ума стон.

Первый «чистильщик» возник из-за угла прежде, чем лифт успел полностью закрыться. Он не тратил время на крики – его тактический шлем мгновенно зафиксировал цели. Пьер рванулся вперед, уходя ниже линии огня. Пули оперативника Отдела прошли над головой, выбивая искры из стальной обшивки.

*Пх-т. Пх-т.*

«Вектор» в руках Пьера кашлянул дважды. Две дозвуковые пули ударили «чистильщику» точно в сочленение шлема и бронежилета. Боец рухнул, его пальцы в судороге еще раз нажали на спуск, но очередь ушла в пол.

– Коул, прикрой фланг! – крикнул Пьер, перепрыгивая через тело.

Из глубины зала, между рядами серверов, выметнулась тень. Это был не человек. **Прототип Типа-Б**, приставленный охранять сердце вещания. Существо двигалось по потолку, цепляясь когтями за кабель-каналы. Его фиолетовые вены мерцали в такт индикаторам процессоров.

Тварь прыгнула на Коула, издав пронзительный ультразвуковой свист.

– Назад, махина! – Коул не стал стрелять, побоявшись повредить стойки. Он встретил ликана ударом приклада тяжелого дробовика в челюсть.

Раздался хруст костей, но Тип-Б, игнорируя боль, вцепился когтями в плечо Коула, разрывая кевлар. В ту же секунду Жанна, стоявшая на колене у входа, поймала голову монстра в прицел.

– Замри, Коул! – её палец плавно нажал на спуск пистолета с серебряным экспансивным патроном.

Хлопок. Голову Типа-Б откинуло назад, брызги темной, почти черной крови запятнали сверкающие панели серверов. Коул сбросил с себя дергающееся тело и тяжело выдохнул:

– Чуть лицо не подправил, сука…

Пьер уже был у главного терминала. Это был алтарь цифровой власти – массивный пульт с сенсорными экранами и разъемами, которые светились мягким золотистым светом.

– Ахмед, я на месте. Подключаю шлюз.

Он выхватил из кармана кабель с кустарным переходником, который Ахмед спаял в бункере, и вогнал его в центральный порт. На одном из экранов тут же побежали строки кода, яростно сражаясь с системами защиты Отдела.

– Вижу вас! – голос Ахмеда в наушниках дрожал от восторга. – Боже, какая у них здесь пропускная способность… Я внутри ядра. Пьер, мне нужно еще сорок секунд, чтобы обойти их квантовый фильтр. Если они успеют запустить «самоочистку», всё превратится в кирпич!

– Сорок секунд, – повторил Пьер, оборачиваясь к залу. – У нас гости.

Сверху, через вентиляционные люки на крыше башни, начали спускаться штурмовые тросы. «Чистильщики» Лебедева поняли, что физический захват серверной – их единственный шанс спасти репутацию Отдела.

– Коул, Жанна, держите входы! – Пьер выхватил второй магазин. – Не дайте им подойти к стойкам!

Стекла в верхней части зала разлетелись в пыль. Дюжина оперативников в зеркальных визорах посыпалась вниз. Серверная превратилась в огненный мешок. Жанна работала как метроном, снимая десантников еще в воздухе. Коул занял позицию за массивным ИБП и методично выбивал каждого, кто пытался прорваться к терминалу.

Пьер чувствовал, как серебро в его крови начинает гореть. Каждое движение врагов казалось ему медленным, тягучим. Он выскочил из своего укрытия, на бегу срезав двоих «чистильщиков», и столкнулся с третьим в рукопашной.

Удар ножом, блок, перехват руки – Пьер действовал на инстинктах, которые Лебедев сам в него вложил. Он сломал шею оперативнику и отбросил его тело, используя его как щит от новой очереди.

– Десять секунд! – орал Ахмед. – Пьер, они запускают протокол стирания! Дай мне приоритет доступа!

Пьер ударил кулаком по панели, разбивая защитное стекло над красной кнопкой принудительной синхронизации.

– Приоритет подтвержден! Давай, Ахмед! Жги!

В этот момент на всех мониторах серверной, а через секунду – на каждом телевизоре, смартфоне и уличном билборде Европы, картинка с диктором новостей дернулась и исчезла.

Вместо лощеного лица журналиста на экранах появились зернистые, страшные кадры из Гданьска и Лиона. Дети в клетках. Ликаны с клеймом Отдела. Лебедев, отдающий приказы о «выбраковке». И голос Ахмеда, спокойный и холодный, наложенный поверх видео:

*«Это ваша безопасность. Это цена вашего спокойствия. Смотрите внимательно, потому что это последние минуты правды, которые вам разрешены».*

Пьер стоял в центре серверной, тяжело дыша. Вокруг него догорали обломки оборудования, лежали тела «чистильщиков», а за панорамным окном, внизу, Париж замер. Свет фар на дорогах остановился – люди выходили из машин, глядя на огромные экраны.

– Сделано, – выдохнул Ахмед. – Сигнал ушел в спутниковую сеть. Его не вырезать. Мы это сделали.

Пьер посмотрел на свои руки. Они всё еще были в крови, но серебряный гул в голове наконец-то сменился тишиной.

– Это еще не конец, – тихо сказал он, видя, как к башне со всех сторон стягиваются огни армейских вертолетов. – Но теперь они знают имя своего дьявола.

Воздух на высоте двухсот метров был пропитан озоном и ледяной крошкой, которая в свете прожекторов казалась летящей алмазной пылью. Башня Медон содрогалась от порывов ветра, но Пьер чувствовал иную вибрацию – гул миллионов бит информации, которые Ахмед только что выплеснул в эфир. На каждом экране Парижа, от крошечных смартфонов до гигантских рекламных щитов на Дефанс, сейчас крутились кадры, которые должны были сжечь империю Лебедева дотла.

Это было мгновение абсолютного триумфа, прерванное ревом турбин. Из черной пелены облаков, как хищные насекомые, вынырнули три ударных вертолета. Их поисковые лучи вонзились в разбитые окна серверной, превращая хаос из проводов и стоек в декорации для кошмара.

– Вниз! – рявкнул Пьер, перекатываясь за массивный стальной короб бесперебойного питания.

В ту же секунду пулеметы вспороли пространство. Свинцовая струя прошла по рядам процессоров, выбивая каскады синих искр и превращая бесценное оборудование в груду дымящегося пластика. Запах озона смешался с едким духом горелой изоляции. Башня качнулась под ударами, и панорамное остекление, не выдержав вибрации, взорвалось внутрь. Мириады осколков хлынули в зал, сверкая в лучах прожекторов, словно застывший салют.

Через проемы на штурмовых тросах влетели чистильщики. Они двигались с неестественной синхронностью, их зеркальные визоры отражали пляшущее пламя пожара. Пьер видел их движения в пугающей замедленной съемке. Серебро в его жилах превратилось в жидкий огонь, ускоряя синапсы до предела.

Он не стрелял. Он рванулся вперед, скользя по залитому дождем и кровью полу. Первый чистильщик еще не успел коснуться подошвами бетона, когда Пьер в прыжке перехватил его трос. Используя инерцию врага, он вогнал нож в сочленение шейных пластин бронежилета.

– Справа, двое! – донесся из рации голос Ахмеда, перекрываемый помехами.

Краткий хрип убитого был заглушен грохотом выстрелов Жанны. Она работала из глубины зала, прижавшись к бетонной опоре. Ее винтовка кашляла сухими, короткими хлопками, и каждый из них означал, что один из десантников в воздухе превращался в безвольную куклу, летящую в бездну ночного Парижа.

Коул превратился в живой таран. Он подхватил оторванную дверцу серверного шкафа и, используя ее как щит, вышиб двоих оперативников обратно в разбитое окно.

– Чисто в моем секторе! – проревел Коул, перезаряжая дробовик. Грохот выстрелов сливался с раскатами грома снаружи, создавая симфонию разрушения.

Пьер столкнулся с последним из группы захвата в центре зала. Это был один из прототипов, его движения были рывками, быстрыми и ломаными. В свете багровых аварийных ламп они казались тенями, танцующими на краю света. Нож Пьера встретился со сталью противника, высекая искры. На мгновение они замерли, глядя друг другу в глаза сквозь маски. Пьер видел в отражении визора не человека, а зверя, которого Лебедев пытался приручить.

– Я больше не твой пес, – прошептал Пьер и, резко уйдя вниз, нанес удар в незащищенное бедро.

Ликан взвыл, но звук был оборван залпом с вертолета. Ракета вошла в потолок, и огненный шар раздулся, испаряя дождь и превращая серверную в белую камеру пыток. Ударная волна швырнула Пьера на пол, в ушах зазвенел тонкий, бесконечный ультразвук.

Он поднялся, опираясь на обломок стойки. Вокруг него горели остатки цифрового мира. Жанна и Коул уже были у края пропасти. Внизу, сквозь разрывы в дыму, мерцал город, охваченный хаосом. Люди выходили из машин, смотрели вверх, на башню, которая стала их маяком правды.

– У нас нет другого пути! – выкрикнул Пьер, перекрывая рев пламени и лопастей.

– Ты серьезно? – Коул глянул в бездну, где в двухстах метрах под ними проносились огни машин. – Мы же разобьемся!

– Прыгай, Коул, или я сам тебя толкну! – Жанна уже крепила страховочную петлю к его поясу. – У нас парашюты-крылья, они вытянут!

Пьер посмотрел на свои руки – когти медленно уходили под кожу, оставляя лишь человеческие пальцы, дрожащие от напряжения.

– На счет три! – скомандовал он, хватаясь за край разбитой рамы. – Раз! Два!

– Увидимся внизу! – выкрикнул Коул, делая шаг в пустоту.

– Три! – Пьер оттолкнулся от бетона.

И они шагнули в темноту, оставляя за собой пылающий стальной перст, который только что проткнул сердце лжи, правившей миром слишком долго. Бездна внизу больше не пугала. Она была единственным путем к свободе.

Холодный воздух ворвался в легкие Пьера, когда он падал спиной вперед в ревущую бездну ночного Парижа. На мгновение мир стал невесомым. Грохот горящей башни наверху сменился свистом ветра, разрезающего уши. Огни города внизу неслись навстречу, превращаясь из далеких искр в слепящие артерии дорог.

– Дергай! – прохрипел Пьер в микрофон, хотя собственный голос показался ему далеким эхом.

На высоте восьмидесяти метров над черными верхушками деревьев парка Медон парашюты-крылья раскрылись с сухим хлопком, похожим на выстрел из пушки. Пьера рвануло вверх с такой силой, что в суставах что-то хрустнуло, а в глазах на мгновение потемнело. Серебро в его крови отозвалось вспышкой боли, заставляя мышцы окаменеть.

Рядом, в паре десятков метров, черными тенями пронеслись Жанна и Коул. Их купола едва заметно мерцали в свете прожекторов вертолетов, которые уже закладывали вираж, чтобы спикировать следом.

– Иду на деревья! – выкрикнул Коул. Его массивную фигуру болтало из стороны в сторону; парашют был едва рассчитан на такой вес вместе с экипировкой.

– Коул, левее! Там склон! – отозвалась Жанна. Она управляла стропами с ледяным спокойствием, даже когда по куполу её парашюта хлестнула пулеметная очередь с вертолета.

Земля возникла внезапно – не как спасение, а как стена. Пьер увидел переплетение мокрых веток сосен за секунду до удара. Он сгруппировался, закрывая лицо предплечьями. Хруст ломающейся древесины, хлесткие удары по ребрам, и, наконец, купол запутался в кроне, дернув его назад. Пьер не стал ждать: он рванул чеку экстренного сброса и рухнул вниз, пролетев последние три метра до земли.

Удар о промерзшую грязь выбил из него дух. Пьер перекатился, пытаясь вдохнуть, но легкие горели, словно в них залили расплавленный свинец.

– Пьер! Живой? – Коул рухнул в десяти метрах от него, буквально проломив собой густой кустарник. Он тяжело поднялся на четвереньки, отплевываясь от хвои и грязи.

– Вроде… – Пьер с трудом сел, прижимая ладонь к боку. – Где Жанна?