Текст книги "Шрам: 28 отдел «Волчья луна» (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Профессор застыл, прижавшись спиной к терминалу. В его глазах больше не было триумфа – только холодное, аналитическое любопытство исследователя, который наблюдает за взрывом собственного реактора.

Шрам остановился в полуметре. Его огромная, когтистая лапа медленно поднялась и зависла над плечом старика. Дюбуа задумчиво склонил голову набок, и белое сияние его глаз на мгновение померкло, сменившись тусклым, человеческим проблеском.

– Я вот думаю, профессор… – пророкотал Шрам, и звук его голоса заставил мелко задрожать медицинские склянки на столе. – С чего начать? Если я сломаю вам колени, вы больше никогда не сможете стоять в полный рост, изображая мессию. А если раздроблю кисти… вы больше не напишете ни строчки кода, превращающего людей в мясо.

Лебедев сглотнул, но взгляд не отвел. Он поправил очки дрожащей рукой, словно этот жест мог вернуть ему контроль над ситуацией.

– Ты слишком заигрался в бога, – продолжал Шрам, и его голос стал тише, приобретая зловещую вкрадчивость. – Ты продал нам идею величия, силы, бессмертия. Но посмотри на эту «силу». Она пахнет озоном и жженым серебром. Она стоит жизней детей в Гданьске. Она стоит того, что мой лучший друг гниет в безымянной могиле на перевале, потому что не захотел становиться такой же мразью, как я. Цена этого совершенства – полное отсутствие смысла. Ты правда думал, что пара сотен ликанов в экзоскелетах стоят того, чтобы сжечь мир?

Профессор молчал несколько секунд, глядя на когти Шрама, которые едва касались его халата. Затем он внезапно расслабился. Плечи старика опустились, а на губах появилась странная, почти извиняющаяся улыбка.

– Пьер, ты всегда был неисправимым романтиком, – негромко произнес Лебедев. – Ты говоришь о «цене», о «морали», о «боге»… Как будто я – это некий злой гений из дешевых комиксов, который сидит в пещере и мечтает о мировом господстве.

Он слегка отстранился от терминала и, к удивлению Шрама, просто пожал плечами.

– Давай будем честными. За «Объектом Зеро» стоят не мои амбиции. За ним стоят три транснациональные корпорации, два министерства обороны и пенсионные фонды половины Европы. Им нужны были гарантии выживания в мире, который разваливается на части. Им нужен был биологический актив, который не знает усталости.

Лебедев посмотрел Шраму прямо в светящиеся глаза.

– Я? Я просто наемный работник, Пьер. Высокооплачиваемый, обладающий редкими навыками, но все же – служащий. Мне дали бюджет, мне дали цели, мне предоставили «материал». Я выполнял контракт. Если бы не я, это сделал бы кто-то другой – возможно, менее аккуратно. Я хотя бы пытался придать этому хаосу некое изящество.

– Контракт? – Шрам со свистом выдохнул пар. Его пальцы на плече Лебедева сжались, и ткань халата затрещала. – Ты превратил мою жизнь в пепел ради квартального отчета?

– А ты ожидал великой битвы добра со злом? – Лебедев снова пожал плечами, и в этом жесте было столько обыденного цинизма, что Шраму на мгновение стало по-настоящему тошно. – Мир так не работает. Сила – это товар. Ты – самый дорогой экземпляр в партии. Можешь ломать мне колени, можешь вырвать мне сердце – корпорациям все равно. У них есть данные. У них есть Ахмед, который, я уверен, уже скачал достаточно, чтобы кто-то другой в Шанхае или Бостоне продолжил мой труд. Я просто поставил подпись под проектом.

Шрам смотрел на этого маленького, сухого старика и понимал, что ярость, копившаяся в нем месяцами, внезапно наткнулась на пустоту. Перед ним не было дьявола. Перед ним был бухгалтер, который считал трупы как издержки производства.

– Выходит, – прорычал Шрам, – твоя жизнь стоит не больше, чем этот чип, который я вырвал из шеи. Просто строчка в ведомости.

– Именно, – кивнул Лебедев, глядя на Шрама с почти научным интересом. – Так что решай, Пьер. Сломаешь ли ты инструмент, зная, что рука, державшая его, осталась далеко за пределами этого собора? Или ты наконец поймешь, что теперь ты – самый ликвидный актив в этом мире, и сам начнешь диктовать свои условия?

Шрам медленно разжал когти. Он чувствовал, как внутри него «Адам» требует крови, требует завершения цикла. Но Пьер Дюбуа, тот самый Шрам, который помнил холодный дождь Парижа, видел перед собой лишь жалкое ничтожество, которое даже не стоило честной мести.

– Знаете, профессор… – Шрам сделал шаг назад, возвышаясь над алтарем. – Колени я вам все-таки сломаю. Не ради философии. А просто потому, что мне не нравится, как вы пожимаете плечами.

Хруст костей в тишине собора прозвучал сухо и окончательно, как хлопок закрывшейся папки с делом. Лебедев лежал на ступенях алтаря, прижимая руки к раздробленным коленям. Его лицо, белое как мел, было искажено не только болью, но и искренним, почти детским недоумением. Он, архитектор нового мира, теперь был просто грудой ломаной кости и измятого дорогого твида.

Шрам стоял над ним, тяжело дыша. Серебряная плазма в его жилах пульсировала ровным, холодным светом, освещая древние иконы на стенах.

– Вы говорили, что я – актив, профессор, – пророкотал Шрам, и его голос отразился от сводов, как гром. – Но вы забыли одну вещь. У каждого актива есть срок годности. И есть процедура списания.

Он отвернулся от стонущего старика и подошел к центральному терминалу «Сердца Зеро». Огромные экраны мерцали миллионами строк кода – десятилетия исследований, тысячи жизней, оцифрованных и превращенных в алгоритмы. Это было наследие, которое корпорации ждали с нетерпением стервятников.

– Что ты… что ты делаешь? – прохрипел Лебедев, пытаясь приподняться на локтях. – Там… там всё. Генетические карты, формулы стабилизаторов… Без этого ты сгоришь за месяц! Ты убиваешь себя!

Шрам замер, его пальцы – длинные стальные когти – зависли над сенсорной панелью.

– Пусть так, – ответил он, не оборачиваясь. – Но я буду последним, на ком вы поставили свой клеймо. Если мир и должен измениться, то не по вашим чертежам.

Он вогнал когти прямо в интерфейс терминала. Серебряная кровь Шрама, насыщенная вирусом «Адам», хлынула в систему. Это была не просто хакерская атака – это было биологическое заражение цифровой среды. Экраны на мгновение вспыхнули ослепительно белым, а затем по ним побежали черные полосы «некроза» данных.

– Инициация протокола «Табула Раса», – произнес механический голос системы, но теперь в нем слышались странные, органические хрипы. – Полное термическое удаление носителей.

– Нет! Остановись! – Лебедев закричал, забыв о боли в ногах. Он пополз по камням, оставляя за собой кровавый след. – Это миллиарды! Это будущее!

– Это тюрьма, – отрезал Шрам.

В глубине монастыря что-то ухнуло. Мощные электромагнитные импульсы начали выжигать серверные стойки одну за другой. Под полом собора завыли турбины охлаждения, работающие на пределе, а затем послышался звук плавящегося металла. Запах озона стал настолько густым, что воздух начал светиться синим пламенем.

Шрам смотрел, как на главном экране тают проценты: ×90%… 70%… 40%…*

– Корпорации получат пепел, профессор, – произнес Шрам, глядя на корчащегося у его ног создателя. – А вы получите то, чего так боялись. Обычную, короткую человеческую старость. Без дотаций, без охраны и без надежды на воскрешение в новом теле.

– Ты… чудовище… – выдавил Лебедев, глядя, как гаснут последние огни его империи.

– Я – результат вашего контракта, – Шрам медленно направился к выходу, и его шаги выбивали искры из камня. – Сами же говорили: «Я просто выполнял работу». Считайте, что я тоже закрываю свою часть сделки.

*0%. Данные уничтожены. Физическое разрушение носителей завершено.*

Собор погрузился в полумрак, освещаемый лишь догорающими кабелями. Шрам толкнул массивные двери, выходя на свежий, морозный воздух Альп. За его спиной «Объект Зеро» превращался в огромный погребальный костер. Снег падал на его раскаленные плечи, мгновенно превращаясь в пар.

Пьер не оглянулся на крики Лебедева, оставшегося во тьме. Шрам шел вперед, к обрыву, где внизу, в тумане, его ждали Жанна и Ахмед. Его тело горело, его время истекало, но впервые за долгие годы он чувствовал, что его шрамы больше не болят.

Он уничтожил будущее, которое для них построили, чтобы дать им шанс на то будущее, которое они выберут сами.

Морозный воздух Альп ворвался в обожженные легкие Шрама, когда он вывалился из массивных ворот собора. За его спиной «Объект Зеро» выл и содрогался: уничтожение серверов вызвало цепную реакцию в энергоблоках, и из вентиляционных шахт монастыря в небо били столбы синего пламени.

Жанна и Ахмед ждали у края площадки. Увидев Пьера, Ахмед попятился, едва не сорвавшись в обрыв – перед ними стоял не человек и даже не ликан, а иссиня-черный изваяние из живой стали, от которого исходил ощутимый жар.

– Пьер… – выдохнула Жанна, вскидывая винтовку. Не для того, чтобы защититься, а по привычке солдата, чующего смерть.

Он не успел ответить. Тишину перевала разорвал не гром, а сухой, высокотехнологичный свист. Из облаков, плотно окутывавших вершину, вынырнули три угольно-черных штурмовых глайдера «Омеги». На их бортах не было опознавательных знаков – только матовая краска, поглощающая свет.

– Контакт подтвержден. Цели: Объект «Адам», профессор Лебедев, свидетели, – раздался в эфире мертвый голос оператора, усиленный динамиками ведущего борта. – Статус: Неудачные активы. Протокол: Полная зачистка.

– Ложись! – взревел Шрам, и его голос ударил по барабанным перепонкам друзей, как взрывная волна.

Первый залп плазменных пушек превратил площадку перед собором в кипящий ад. Камень испарялся, заливая всё вокруг ослепительно-белым светом. Шрам рванулся вперед, закрывая собой Ахмеда и Жанну. Его металлическая кожа приняла на себя удар – он почувствовал, как серебряная плазма внутри закипела, сопротивляясь чудовищной температуре.

Из глайдеров на тросах начали спускаться «Стиратели» – элита корпорации. Это были люди, чьи эмоции были вырезаны хирургически, а тела превращены в ходячие арсеналы. В тяжелой экзоброне, с визорами, настроенными на уничтожение всего живого, они приземлились полукругом, отсекая путь к тропе.

– Ахмед, за камни! – Шрам оттолкнул связиста и, не тратя времени на перезарядку «Вектора», бросился на ближайшего ликвидатора.

Это была не битва, а столкновение двух разных технологий. Ликвидатор вскинул тяжелый грави-дробовик, но Шрам просто прошел сквозь выстрел. Он схватил ствол оружия, и сталь смялась в его пальцах, как фольга. Следующим движением Шрам вогнал когти в сочленение шлема и нагрудника. Раздался мерзкий звук разрываемого кевлара и хруст шейных позвонков.

– Внимание, Объект нестабилен! Переключиться на вольфрамовые сети! – скомандовал голос в эфире.

Двое «Стирателей» выстрелили из пусковых установок. Тяжелые сетки, по которым пробегали разряды в десятки тысяч вольт, опутали Шрама. Он упал на колени, его тело забилось в судороге: электричество конфликтовало с серебром в его крови, вызывая каскадные сбои в нервной системе.

– Пьер! – Жанна выскочила из-за укрытия, ее винтовка заговорила короткими, яростными очередями. Пули высекали искры из брони наемников, заставляя их на мгновение отвлечься.

Это мгновение стало для Шрама решающим. Он взревел – звук был таким мощным, что ближайший к нему ликвидатор пошатнулся. Напрягая мышцы, которые теперь обладали мощью гидравлического пресса, Шрам буквально разорвал вольфрамовые нити. Его кожа дымилась, в воздухе пахло жженым мясом и озоном.

Он превратился в черную молнию.

Шрам схватил одного из ликвидаторов за голову и с разворота впечатал его в борт зависшего низко глайдера. Броня машины прогнулась, двигатель захлебнулся, и аппарат, крутясь, рухнул в бездну.

Двое наемников попытались использовать термические мечи. Шрам перехватил раскаленные лезвия голыми руками. Металл шипел на его ладонях, но он не чувствовал боли – только ледяную ярость «Адама». Он вырвал мечи и одним круговым движением обезглавил обоих.

– Отступаем! Объект за пределами прогнозируемых мощностей! – закричали в рациях ликвидаторов.

– Нет, – прорычал Шрам, и его белые глаза вспыхнули с ослепительной силой. – Сегодня никто не уйдет.

Он схватил брошенную ликвидатором плазменную винтовку и, используя мощь своих модифицированных мышц, буквально вмял спусковой крючок. Луч перегретого газа прошил второй глайдер насквозь, попав прямо в топливный бак. Взрыв осветил горы на километры вокруг.

Оставшиеся наемники дрогнули. Те, кто был лишен страха, теперь пятились перед существом, которое отказывалось умирать. Шрам шел на них, и за его спиной монастырь рушился, выбрасывая в небо обломки древнего камня и современной электроники.

Когда последний ликвидатор пал, раздавленный под весом стального кулака Пьера, наступила тишина. Третий глайдер, видя разгром, поспешно ушел в облака, унося с собой весть о том, что «актив» не просто неудачен – он стал неуправляемой силой природы.

Шрам стоял на краю обрыва, его тело медленно остывало, а металлическая чешуя начала тускнеть. Он обернулся к Жанне и Ахмеду. Те смотрели на него с благоговейным ужасом.

– Они пришлют других, – прохрипел Шрам. Белый свет в его глазах начал гаснуть, возвращаясь к тусклому янтарному блеску. – Корпорация не оставляет долгов.

– Пусть приходят, – Жанна подошла к нему и твердо положила руку на его стальное предплечье. – Мы научились убивать их богов. Научимся убивать и их бухгалтеров.

За их спинами «Объект Зеро» окончательно канул в бездну – гора содрогнулась, и монастырь Святого Стефана вместе с искалеченным Лебедевым внутри рухнул вниз, погребенный под миллионами тонн камня и льда.

Дождь в Страсбурге был серым, бесконечным и холодным, как дыхание мертвеца. Он смывал копоть с тротуаров, но не мог смыть ощущение липкого страха, пропитавшего приграничный город.

Они сидели в глубине дешевого круглосуточного бистро «У моста», где пахло пережаренным фритюром и дешевым табаком. Пьер ссутулился, натянув капюшон куртки до самого подбородка. Его кожа под плотной тканью всё еще пульсировала тусклым серебром, и каждое движение отдавалось в мышцах звоном натянутой струны. Форма «Адама» ушла, но она оставила после себя пустоту, которую нечем было заполнить.

Над стойкой бара висел старый телевизор. Его экран мерцал, выплескивая в полумрак зала стерильный свет экстренных новостей.

– … общее число жертв теракта в Медоне и катастрофы в Альпах уточняется, – чеканила диктор с идеально уложенными волосами. – Правительство Евросоюза официально подтвердило: за серией атак стоит радикальная группировка «Отдел 28».

Ахмед, сидевший напротив, замер с чашкой остывшего кофе в руках. Его пальцы, всё еще испачканные гарью, судорожно сжались.

– Послушайте это… – прошептал он. – Они перевернули всё. Вообще всё.

Экран сменился кадрами разрушенного монастыря в горах. Съемка с вертолета показывала дымящиеся руины, которые когда-то были «Объектом Зеро».

– Лидеры террористов, среди которых опознан особо опасный ренегат Пьер Дюбуа, известный под кличкой Шрам, похитили профессора Лебедева и уничтожили десятилетия научных наработок, направленных на борьбу с раком, – продолжал голос из телевизора. – Корпорация «Омега» выразила соболезнования семьям погибших охранников, которые до последнего пытались сдержать безумных фанатиков.

На экране появилось фото Пьера. Старое, еще из досье жандармерии, но рядом с ним висел фоторобот – искаженное, звероподобное лицо с белыми глазами. Под ним горела красная надпись: **«РАЗЫСКИВАЮТСЯ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА»**.

– Мы теперь официально дьяволы, – Жанна усмехнулась, не отрывая взгляда от винтовки, разобранной и спрятанной в спортивной сумке у ее ног. – Мы сожгли их архивы, Пьер. Мы уничтожили их данные, и теперь они делают единственное, что умеют – превращают нас в монстров, чтобы никто не захотел услышать нашу правду.

Пьер медленно поднял глаза на экран. Он смотрел на свое лицо, на эти грубые черты, которые теперь принадлежали не человеку, а мифу.

– «Борьба с раком», – хрипло повторил он. – Так они это назвали. Не эксперименты на детях, не создание био-оружия. Просто «наука».

В баре было еще несколько человек – рабочие ночной смены, старик с газетой. Один из них мельком взглянул на телевизор, сплюнул и что-то проворчал про «уродов, которым не сидится спокойно». Он и не подозревал, что один из этих «уродов» сидит в трех метрах от него, и его кровь может стоить миллиарды евро на черном рынке.

– Они объявили нас в международный розыск по линии Интерпола, – Ахмед быстро листал ленту в своем новом, «чистом» планшете. – Лебедев признан мучеником. Протокол «Табула Раса» они подали как вирусную атаку, которую мы запустили, чтобы скрыть свои следы. Пьер, нас будут искать в каждом подвале. Теперь за нашу голову назначена награда, которой хватит, чтобы купить небольшой остров.

Пьер почувствовал, как внутри него снова шевельнулось что-то холодное и тяжелое. «Адам» не исчез совсем – он просто затаился, ожидая следующей вспышки гнева.

– Это логично, – Шрам медленно встал, бросив на стол несколько смятых купюр. – Правда не имеет значения, если у тебя нет своего телеканала. Лебедев был прав в одном: он всего лишь наемник. Система гораздо больше, чем один сумасшедший профессор. Она не может допустить, чтобы мы просто ушли.

– И что теперь? – Жанна подняла сумку, ее глаза в тени капюшона блеснули сталью. – Будем бежать, пока не кончатся Альпы?

Пьер посмотрел на свое отражение в темном окне бистро. Шрам через всё лицо, глаза, в которых всё еще мерцало серебро. Он больше не был солдатом, не был заключенным. Он был живым напоминанием о том, что корпорации не всемогущи.

– Нет, – ответил Пьер, направляясь к выходу. – Мы не будем бежать. Если они хотят видеть в нас террористов – пусть видят. Но теперь мы будем играть по своим правилам. Они стерли наши имена, Ахмед? Отлично. Значит, мы – призраки. А призраков невозможно убить дважды.

Они вышли в дождь, растворяясь в серых улицах Страсбурга. На экране телевизора в пустом бистро продолжал крутиться их фоторобот, но люди в зале уже перестали на него смотреть.

Мир продолжал вращаться, не подозревая, что его старые хозяева только что потеряли контроль над своим самым страшным секретом. Война не закончилась в Альпах. Она просто перешла в тень.

Ноябрьский Берлин задыхался под слоем липкого, серого тумана. В заброшенном депо на окраине Лихтенберга, среди ржавых остовов старых вагонов, время тянулось медленно и мучительно, как густая черная кровь.

Пьер сидел в углу самого дальнего бокса, прижавшись спиной к холодному бетону. Капюшон куртки был наброшен на лицо, но даже плотная ткань не могла скрыть тусклое, пульсирующее свечение, исходящее от его кожи. Форма «Адама» не ушла бесследно – она начала переваривать его изнутри.

Его пальцы, теперь постоянно холодные и тяжелые, как литые стержни, мелко дрожали. Пьер попытался поднести к губам жестяную кружку с водой, но металл под его хваткой жалобно смялся, и вода выплеснулась на его колени. Он не почувствовал холода. Он вообще почти ничего не чувствовал, кроме бесконечного, высокочастотного гула в основании черепа.

– Опять? – тихо спросила Жанна, выходя из тени вагона.

В ее руках был медицинский контейнер, который они чудом добыли, совершив налет на передвижную лабораторию «Омеги» неделю назад.

– Я теряю чувствительность, Жанна, – голос Пьера прозвучал как скрежет металла о камень. – Вчера я случайно раздавил дверную ручку. Сегодня я поймал себя на том, что смотрю на стену и вижу не кирпичи, а тепловые сигнатуры и плотность материала. Человек внутри меня… он задыхается под этой сталью.

Жанна подошла ближе и опустилась перед ним на колени. Она осторожно взяла его за руку. Кожа Пьера на ощупь напоминала холодный пластик, под которым текла ртуть.

– Ахмед ищет способ, Пьер. Он прогнал твои последние анализы через украденные протоколы Лебедева. Он говорит, что без «подпитки» из реактора «Зеро» вирус начал работать в режиме самообеспечения. Он перестраивает твои ткани, чтобы выжить в любых условиях. Он делает тебя вечным… но он стирает твое «я».

– Я не хочу быть вечным, – Пьер поднял голову, и Жанна невольно вздрогнула.

Его глаза больше не были просто янтарными. Зрачки превратились в сложные, многогранные линзы, которые мерцали в темноте. На лице Шрам казался еще бледнее, а шрамы – глубже, словно они были единственным напоминанием о том, что когда-то эта плоть могла кровоточить.

– Знаешь, что самое страшное? – Пьер криво усмехнулся, и этот жест был полон боли. – Я забываю запахи. Я помню, как пахнет дождь в Париже, но когда я вдыхаю его сейчас… я чувствую только химический состав. Озон, азот, взвесь тяжелых металлов. Я становлюсь совершенным прибором, Жанна. Но я перестаю быть мужчиной, который любил этот город.

Ахмед, сидевший за горой мониторов в другом конце депо, вдруг резко развернулся. Его лицо было бледным, под глазами залегли глубокие тени.

– Есть новости, – бросил он, и в его голосе не было радости. – «Омега» запустила новую кампанию. Они не просто ищут нас. Они объявили программу «Амнистия для соучастников». Они говорят, что те, кто поможет поймать «террориста Дюбуа», получат полное очищение биометрических данных и гражданство в закрытых городах корпорации.

– Они покупают людей, – Жанна сжала кулаки.

– Нет, – Пьер тяжело поднялся на ноги. Его движения были неестественно плавными, как у хищника, вышедшего на охоту. – Они покупают их страх. Весь мир смотрит на эти фотороботы и видит в нас дьяволов. А я… я даю им повод так думать.

Он подошел к зеркалу, прислоненному к стене, и одним ударом кулака превратил его в пыль.

– Лебедев победил, Жанна. Даже из могилы. Он превратил меня в оружие, у которого нет дома. Я сломлен не пулями и не их сетями. Я сломлен этим серебром, которое заменило мне душу.

Пьер повернулся к ним, и в его взгляде на мгновение промелькнула старая, человеческая тоска.

– Ахмед, сколько мне осталось до того, как «Адам» полностью перезапишет мой мозг?

Связист замялся, не решаясь встретиться с ним взглядом.

– Месяц. Может, полтора. Потом… ты останешься функциональным, Пьер. Ты будешь сильнее, быстрее. Но Пьера Дюбуа в этом теле больше не будет. Там будет только идеальный хищник.

Пьер кивнул, словно услышал прогноз погоды. Он подобрал с пола свою старую куртку и проверил затвор пистолета.

– Значит, у нас есть месяц, чтобы сжечь их штаб-квартиру во Франкфурте, – произнес он, и в его голосе снова зазвучала сталь, но на этот раз – холодная и решительная. – Если мне суждено исчезнуть, я сделаю так, чтобы вместе со мной исчезли и те, кто это затеял. Мы не будем прятаться в этом подвале. Если мир хочет видеть монстра – он его получит. Но это будет монстр, который придет за ними.

Он вышел в берлинский дождь, и его фигура мгновенно растворилась в тумане. Шрам был сломлен как человек, но как оружие он только начинал свой путь.

Франкфурт встретил их холодным блеском стекла и стали. Башня корпорации «Омега» возвышалась над финансовым кварталом, словно колоссальное надгробие над старым миром. В эту ночь город задыхался под ледяным дождем, который превращал неоновые вывески в размытые пятна ядовитых цветов.

Пьер сидел в кузове угнанного фургона, прислонившись затылком к вибрирующей стальной стенке. Его тело горело. Серебряная плазма в жилах пульсировала так часто, что он перестал слышать собственное сердце – его заменил ровный, электрический гул.

– Мы в зоне покрытия их локальных сканеров, – голос Ахмеда, доносившийся из наушника, дрожал от напряжения. – Я запустил «петлю» на внешнем периметре, но у нас не больше семи минут, прежде чем их нейросеть заметит искажение в трафике. Пьер, ты меня слышишь?

Дюбуа медленно открыл глаза. Мир вокруг него был расчерчен на векторы силы и тепловые контуры. Он видел Жанну, сидевшую на крыше соседнего многоуровневого паркинга, как яркое пятно чистого, холодного пламени.

– Слышу, – пророкотал Пьер. Его голос теперь окончательно утратил человеческие интонации, превратившись в рокот тектонического сдвига. – Начинай.

Фургон резко затормозил у служебного въезда. Пьер вышел наружу, и дождь, коснувшись его раскаленных плеч, мгновенно превратился в пар. На нем не было бронежилета – его собственная кожа теперь была прочнее любого кевлара.

Двое охранников у ворот даже не успели вскинуть винтовки. Пьер преодолел расстояние в двадцать метров одним рывком, который человеческий глаз зафиксировал лишь как смазанную черную тень.

– Погоди, не убивай их… – начал было Ахмед, но замолк.

Пьер не убил. Он просто прошел сквозь них. Одним движением он смял стальные створки ворот, вырвав их вместе с бетонными опорами. Охранники отлетели в стороны, оглушенные и сломленные самой мощью его присутствия. Шрам больше не тратил время на тактику – он стал живым тараном.

– Жанна, сектор «А-4», турели на балконах, – скомандовал он.

– Вижу их, Пьер, – отозвалась она. Раздался сухой щелчок, и одна из автоматических пушек на фасаде башни взорвалась фонтаном искр. – Иди. Я прикрою твою спину.

Пьер вошел в главный вестибюль. Огромное пространство из белого мрамора и хрома заполнилось воем сирен. Сверху, из лифтовых шахт, начали спускаться группы быстрого реагирования. Это были «Ликвидаторы» – элита Омеги, закованная в тяжелую броню.

– Цель опознана! Объект «Адам»! Огонь! – выкрикнул командир группы.

Зал наполнился грохотом. Пули калибра 7.62 впивались в тело Пьера, высекая искры из его металлической плоти. Он шел сквозь этот ливень свинца, не замедляясь ни на секунду. Каждое попадание лишь подстегивало серебро внутри него, заставляя его светиться ярче.

– Ты чувствуешь это, Пьер? – прошептал голос Лебедева в его голове, галлюцинация, вызванная перестройкой мозга. – Это триумф. Сталь не знает боли. Сталь знает только цель.

– Заткнись, – прохрипел Пьер, бросаясь в самую гущу наемников.

Это была не битва, а методичный демонтаж. Шрам хватал оперативников за шлемы и просто сжимал пальцы, превращая композит в пыль. Он вырывал автоматические турели из стен и использовал их как дубины. В воздухе стоял тяжелый запах озона, жженого мяса и серебра.

– Пьер, они активировали протокол «Блокада»! – закричал Ахмед. – Главный сервер уходит в оффлайн через три минуты! Тебе нужно быть на сорок втором этаже прямо сейчас!

– Лифт заблокирован? – спросил Пьер, отшвыривая от себя растерзанное тело последнего наемника в холле.

– Да, они обрушили кабины!

– Значит, я пойду коротким путем.

Шрам подошел к шахте лифта, вогнал когти в тяжелые стальные двери и развел их в стороны, словно они были сделаны из картона. Глядя вверх, в бесконечную черную трубу шахты, он почувствовал, как мышцы его ног напрягаются, аккумулируя чудовищную энергию.

Он прыгнул.

С каждым рывком, отталкиваясь от бетонных стен и перебивая направляющие рельсы, он взлетал всё выше. Металл визжал, бетон крошился под его пальцами. На тридцатом этаже в него попытались стрелять через открытые двери, но он пронесся мимо как пушечное ядро, оставив после себя лишь ударную волну.

На сорок втором этаже он просто вышиб двери шахты своим телом. В центре зала, за прозрачными стенами, пульсировало «Сердце» – главный серверный кластер корпорации.

– Я на месте, – выдохнул Пьер. Его кожа теперь светилась ослепительно белым, а по венам бежала чистая, сияющая плазма.

– Вставляй модуль, Пьер! – голос Ахмеда срывался. – Я выжгу их данные до последнего байта!

Пьер подошел к консоли. Его рука дрожала – не от страха, а от избытка мощи, которую человеческий разум уже не мог контролировать. Он чувствовал, как Пьер Дюбуа внутри него медленно растворяется в этом сиянии.

– Жанна, – прошептал он в микрофон. – Если я не смогу… если я не остановлюсь… ты знаешь, что делать.

На мгновение в наушниках повисла тяжелая, мертвая тишина.

– Знаю, Пьер, – тихо ответила Жанна. – Но сначала сожги их. Сожги их всех.

Он вогнал модуль в разъем. Экраны вокруг него вспыхнули черным пламенем «некроза» данных. В ту же секунду двери в зал вылетели, и в помещение вошли те, кого «Омега» берегла на самый крайний случай – Черные Псы нового поколения, чьи глаза горели таким же мертвенно-белым светом, как и у него.

Пьер повернулся к ним, и на его изуродованном лице проступила страшная, оскаленная улыбка.

– Ну, – пророкотал он, выпуская когти, – давайте закончим этот контракт.

Зал серверного ядра превратился в барокамеру, наполненную озоном и предсмертными криками машин. Экраны, по которым еще секунду назад бежали терабайты данных, теперь изрыгали лишь статический шум и символы «некроза». Протокол Ахмеда сработал: империя «Омеги», выстроенная на цифровых архивах и украденных жизнях, испарялась на глазах.

Но Шрам этого уже не видел.

Трое Черных Псов нового поколения атаковали одновременно. Они были быстрее всего, с чем он сталкивался раньше – их движения не ограничивались человеческой анатомией, их кости были заменены гибкими полимерами. Первый вцепился Шраму в плечо, пробивая стальную чешую зубами с алмазным напылением. Второй полоснул по ребрам, оставляя глубокие борозды, из которых хлынула сияющая серебряная плазма.

Пьер взревел, но звук вышел хриплым, надтреснутым. Внутренний ресурс «Адама» был исчерпан. Перегрузка от взлома сервера и бесконечные бои выжгли его дотла.

– Пьер! Уходи! – кричал Ахмед в наушнике сквозь грохот помех. – Здание заминировано службой безопасности! Они собираются обрушить сорок этажей, чтобы похоронить тебя вместе с сервером!

Шрам не ответил. Он схватил одного из Псов за шею и с чудовищным хрустом впечатал его голову в пылающую стойку сервера. Короткое замыкание ослепило его, но он продолжал бить, пока тварь не обмякла. Третий Пес прыгнул ему на спину, вонзая когти в позвоночник – как раз туда, где Пьер сам вырвал чип Лебедева.

Боль была такой острой, что мир вокруг Шрама подернулся багровой пеленой. Его белые глаза моргнули и внезапно погасли, возвращаясь к тусклому, человеческому янтарному цвету. Стальная кожа начала бледнеть, возвращаясь к болезненно-серому оттенку. Вирус отступал, не в силах поддерживать форму без внешней подпитки.

Шрам рухнул на колени, придавив собой последнего Пса. Его пальцы, всё еще когтистые, но уже теряющие свою неуязвимость, вцепились в обломки пола.

– Пьер… – прошептал он сам себе, пытаясь вспомнить это имя. – Я… человек…

В этот момент двери зала вылетели от направленного взрыва. Сквозь дым и искры, ведя непрерывный огонь из автоматов, ворвалась Жанна. За ней, тяжело дыша и прижимая к груди сумку с оборудованием, бежал Ахмед.

– Назад, твари! – Жанна всадила очередь в дергающегося Черного Пса, отшвыривая его от Пьера.

Она подскочила к Шраму и ужаснулась. Он выглядел как разбитая статуя. Из ран на его теле медленно сочилась смесь красной крови и густого серебра. Он дышал тяжело, со свистом, и его взгляд был блуждающим.