Текст книги "Любовная капитуляция"
Автор книги: Сильвия Соммерфилд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
– Лорд Мак-Адам!
Донован, словно не замечая игривого блеска в глазах девушки, спросил мимоходом:
– Ты принесла леди Мак-Адам ужин?
– Да, сэр.
– Она встала?
– Встала и оделась, сэр. У нее сестра, леди Энн.
– Ага, понятно… Надо думать, леди Энн поспешила поделиться последними новостями и сплетнями. – Он улыбнулся, скрывая нетерпение, и вынул из кошелька монету. – И что же это за сплетни, хотелось бы знать?
– Ничего интересного, сэр, – сказала служанка, решив, что хозяин хочет знать отзывы о себе самом, что естественно, ведь они так недавно женаты! – Так, разговоры об английском шпионе, том, что недавно бежал. Когда я уходила, они говорили о нем.
Донован, остолбенев, стоял и смотрел, как девушка, взяв монету, уходит. Итак, Эндрю остался в сердце Кэтрин. Донован медленно двинулся в сторону спальни, исполненный решимости раз и навсегда вычеркнуть Эндрю Крейтона из своей жизни.
Он буквально вломился в комнату, и вид сестер, отпрянувших друг от друга, лишний раз убедил его в своей правоте. Энн медленно встала и улыбнулась. Она единственная из присутствующих понимала, что вся беда этих двоих в том, что они любят друг друга, но не хотят в этом признаться.
– Лорд Мак-Адам? – сказала она.
– Леди Энн? – ответил он, не отрывая глаз от Кэтрин. – Прошу прощения, что я помешал вашим посиделкам, но мне нужно поговорить с женой наедине.
– О да, разумеется.
Энн почувствовала укол жалости к этому сильному, гордому и могучему человеку, охваченному влечениями и чувствами, которых он сам не понимал. Энн пожала руку сестре и, покинув комнату, тихо затворила за собой дверь.
– Ты выглядишь значительно лучше, Кэтрин, – улыбнулся Донован, – Этот румянец на твоих щеках – след возбуждения?
– Чем же я могу быть возбуждена, милорд? Я обязана тебе жизнью и ценю этот подарок!
– И у сестры твоей цветущий вид. Наверное, вам нашлось о чем с ней поговорить?
– С каких пор тебя начали волновать женские разговоры? У тебя на плечах столько важных дел, столько своих собственных хлопот!
Кэтрин повернулась к окну.
– Донован! – вдруг сказала она, не поворачивая головы.
– Да?
Он сел в освободившееся кресло и откинулся в нем, разглядывая жену. Луна только что взошла из-за горизонта, и в ее свете он мог видеть очерк фигуры и блеск волос жены. Он сидел тихо, ощущая внутри себя желание заниматься с ней любовью до тех пор, пока не сотрется всякая память об Эндрю Крейтоне… Но еще больше он желал ее не желать.
– Я бы хотела попросить тебя об услуге, – сказала она.
– Вот это сюрприз. Не ждал, что ты когда-нибудь попросишь меня о чем-то.
Кэтрин повернулась к Мак-Адаму, лицо у нее казалось непроницаемым.
– Я хочу вместе с сестрой вернуться домой.
Донован ждал чего угодно, только не этого.
– Ты хочешь сказать, что собираешься покинуть замок?
– Речь идет о какой-нибудь паре дней. До чего же мне надоело всякий раз умолять тебя, нарываясь на холодность и унижения!
– Не надо ни о чем умолять. Просто тебе, кажется, нужно лишний раз напомнить, что ты моя жена, и я не тот муж, который готов отпустить тебя куда-либо… или к кому-либо.
– К кому-либо?.. – Глаза ее расширились, и щеки раскраснелись от гнева. – Ты хочешь сказать, что я… что у меня…
– …Может быть любовник? Я ничего не хочу сказать. Я просто тебя предупреждаю.
– Себя самого предупреждай. Как там твоя красотка Дженни? Еще не забеременела? Когда же она тебе родит? Мне не пора еще готовить ей для крестин подарок?
Как ошпаренный вскочив с кресла, Донован в три шага оказался возле жены. Схватив Кэтрин за плечи, он повернул ее к себе, так что их лица оказались на расстоянии дыхания друг от друга.
– Я предупреждал тебя, что ты однажды заставишь меня обращаться с тобой так, как ты того заслуживаешь!
Увидев зловещий огонь в его глазах и ощутив исходящую от него недобрую силу, Кэтрин пожалела о сказанном.
– Отпусти меня, – взмолилась она полушепотом, глядя в глаза мужу, и увидела, как ярость сменяется другим, более осмысленным, но и более зловещим чувством. Она все же попыталась продолжить: – Ты ведь уже взял от меня все. Имущество Мак-Леодов твое. Что тебе еще надо?
– Что мне нужно? – крикнул он. – Прекратить отрицать очевидное. Взглянуть в глаза правде.
Скажи хоть слово любви, хотелось ей закричать, скажи слово, что я для тебя значу больше, чем просто возможность позабавиться в постели. Скажи, что тебе хочется, чтобы жена, а не шлюха, согревала твои ночи! Скажи, что я не сундук и не тряпка, которую продают и покупают!.. Но этого он никогда ей не скажет…
– Сам гляди правде в глаза. Ты же меня купил! Так и не рассчитывай на что-то сверх счета!
Кэтрин с трудом удерживала слезы.
Какой-то момент их взгляды вели безмолвную схватку, затем, с подчеркнутой любезностью, Донован заявил:
– Если на то ваша воля, мадам… я получу по счету.
Руки его уже схватили Кэтрин, и рот припечатал ее губы, не давая дышать. Донован обхватил жену за талию, голова ее откинулась, и она ощутила его горячее, мускулистое тело рядом, в тоске подумав, почему так всегда должно быть. Унизительно всякий раз быть принуждаемой к этому и получать как пощечину очередное доказательство собственной слабости, когда первое же его прикосновение пробуждает в ней чувственный жар…
Донован тяжело дышал, слушая, как сердце бьется в груди, словно зверь, запутавшийся в чаще. Он вспомнил, как Кэтрин стонала в такие моменты: упоенно и бессвязно, – Кэтрин, женщина, способная сломать любого! Но тут же в его сознании вновь пробудилась мысль об Эндрю, и он потерял над собой контроль.
Он вновь прижал ее так, что она едва успела выдохнуть его имя, сжал ее голову ладонями и поцеловал вновь, жадно и страстно, словно стремился из глубин ее извлечь и присвоить всю ее сущность, все ее существо.
Кэтрин пыталась найти слова, чтобы дать ему почувствовать ее боль и страдания при одной мысли о том, что он может быть с Дженни; но его серые глаза вновь лишили ее дара речи. Кэтрин вдруг почувствовала, что все его разговоры о Дженни не более чем слова, что любит он ее, и даже отрицать это смешно.
Тщетно пыталась она бороться с затопившими ее чувствами, оторваться от его губ… Битва вновь была ею проиграна, всякий дух сопротивления сломлен. Он ослабил свою хватку, но ее собственные руки неизвестно как и почему оказались на его плечах и обвились вокруг могучей шеи Донована…
Словно уловив момент капитуляции, он уже ласкал ее и целовал вновь и вновь. Кэтрин в последний раз попыталась собрать остатки воли, но вместо протеста издала слабый стон страсти.
Донован не мог ни о чем думать, кроме как о чуде, происходящем всякий раз, когда он держал жену в объятиях. Тело ее сдавалось… Но вся ли Кэтрин в его власти? Действительно ли эта сводящая с ума, непредсказуемая женщина всецело его в эти моменты?! Ведь когда она была в его объятиях, губы ее приоткрывались навстречу его губам, тело сладострастно изгибалось, стремясь как можно теснее прижаться к нему! Донован не хотел ничего, только возноситься с ней на волшебные высоты страсти, где уже нет «я» и «ты», где остается лишь одна истина – слепящий свет блаженства… Он прижался к пульсирующей жилке на шее жены, в то же время освобождая ее от одежды, пробиваясь к мягкому теплу ее плоти; Кэтрин дрожала, желание переполняло ее, стремясь выплеснуться на поверхность. Она слабо застонала, прося еще, еще, еще…
Он, проникнув в нее, начал двигаться, сперва медленно, ловя каждый момент, играя с ней, дразня и возбуждая пальцами и губами, пока она не забилась под ним в страстном экстазе. В ее мире теперь не оставалось ничего, кроме него и горячих волн желания, затопляющих ее сознание; плоть Донована, казалось, превратилась в горячий, раскаленный меч, пронзающий саму ее душу, заставляющий все ее существо молить об освобождении от этой муки. Почувствовав, что она больше не в состоянии ждать, он проникал в нее глубже и глубже, вновь и вновь…
Откуда-то она слышала свой голос, свои всхлипы и мольбы; Донован шептал несвязные слова любви и желания ей на ухо, и оба утратили чувство времени.
Холодным и мучительным показалось Кэтрин возвращение к реальности; она испытывала стыд и опустошенность, и разрыдалась в безутешном горе. Она плакала, полагая, что для мужа она не более чем одно из удобств жизни, способ извлекать удовольствие!.. Как всегда, за мигом несказанного блаженства настал час сомнений и неуверенности, час расплаты.
Донован чувствовал, что жена плачет, и не мог утешить ее. Она отвернулась от него, и прошло много времени, прежде чем смогла уснуть. Но Донован уснуть так и не смог. По мере того, как бессонная ночь тянулась, в нем начало зарождаться осознание ситуации. Да, он проиграл. Он любит ее больше, чем любил Дженни или кого-либо еще. Он не может без нее, и утром ему придется признать эту горчайшую правду. Ведь если Кэтрин любит Эндрю, то ему, Доновану, придется делать выбор: либо ее счастье, либо его право держать ее рядом с собой до конца. Завтра… завтра он придет к окончательному решению…
Перед самым рассветом Донован Мак-Адам уснул.
24
Рассвет уже позолотил утренние облака, когда Кэтрин осторожно выскользнула из кровати. Тщательно одевшись, она немедленно поспешила к Энн, которая уже не спала, что немало удивило Кэтрин. Она не знала, что сестра плохо спала с момента бегства Эндрю, долгие ночные часы молясь то за благополучие любимого, то за здоровье и счастье Кэтрин, то за саму себя, чтобы иметь силы встретить грядущие испытания.
– Кэтрин, я не ждала тебя так рано!
– Ничего, я подожду. Только поторопись, пожалуйста, Энн.
– Хорошо, – кивнула сестра.
Она оделась с максимальной быстротой, поглядывая на Кэтрин, которая в нетерпении расхаживала по комнате, как пойманная тигрица.
Кэтрин необходимо было уехать раньше, чем проснется Донован; ей хотелось побыть в своем старом доме одной хотя бы немного, а затем уже начать жизнь в отдалении от Донована, разъезжая по всей Шотландии и навещая бесчисленных родственников.
К тому времени, когда Энн собралась, нервы Кэтрин были на пределе. Слуги и конюхи внизу в безмолвном изумлении взирали на двух юных леди, поднявшихся чуть свет и собирающихся отправиться неизвестно куда, да еще без сопровождения.
Какое-то время сестры скакали молча. Энн видела, что Кэтрин в смятении, но не считала себя вправе спрашивать о чем-то, а тем более давать советы. Та всегда играла в семье главную скрипку, держала в руках все нити управления домом, и Энн не сомневалась, что и на этот раз сестра найдет единственно правильный выход из положения.
Энн давно перестала сомневаться в любви Кэтрин к мужу; только упрямство оставалось той преградой, которую леди Мак-Адам оставалось преодолеть на пути к душевному миру и счастью. Разумеется, Энн не могла судить с той же уверенностью о чувствах и настроениях лорда Мак-Адама, но и он, как ей казалось, всего лишь не хотел или не умел выразить в словах то чувство, которое доводило его до крайней степени исступления.
– Кэтрин, ты… ну, в общем, ты собираешься пожить со мной в доме какое-то время?
– Совсем немного.
– Хорошо… – со вздохом облегчения сказала Энн, но облегчения этого хватило ненадолго.
– Потом я собираюсь поехать в Напьер.
– В Напьер? – Энн вздрогнула от удивления. – Но для чего?.. Что ты там собираешься делать?
– Навестить своих кузенов и кузин, – заявила Кэтрин.
– Кузенов… кузин… Что-то никогда ранее они не пробуждали в тебе родственных чувств.
– Я и не собираюсь надолго у них задерживаться.
– Не понимаю.
– А что тут не понять? Я решила на время сделаться путешественницей.
– Не собравшись толком в дорогу, не захватив с собой прислугу, без сопровождающих, без…
– …Без мужа, – закончила Кэтрин. – Да, именно так. Я прихватила с собой деньги и некоторые драгоценности. Для нас полезно будет пожить врозь. Может быть, я смогу отыскать Эрика. Так или иначе, я хочу принадлежать себе, хотя бы на время.
– Кэтрин, ты уверена, что хочешь именно этого? Я ни разу в жизни не видела, чтобы ты от кого-то или от чего-то убегала.
– В моем положении это единственный выход.
– Не думаю, что Донован спокойно проглотит твою выходку.
– Он получит то, чего давно добивается. Наше богатство уже перешло в его руки. Наши земли, наш дом, наши имена и титулы – все его. С него хватит.
– Кэтрин… Почему ты не уведомила Донована о своем отъезде?
– Чтобы дать ему возможность и дальше держать меня как в тюрьме!
– В тюрьме?! Если возможность поутру разъезжать на лошади без всякого сопровождения ты называешь тюрьмой, то я не знаю… Может быть, тюрьма не вне тебя, а в твоей душе?
– Нет, мой тюремщик – он, – тихо сказала Кэтрин.
– Взгляни попристальнее в свое сердце. Ты сама свой мучитель и тюремщик.
Кэтрин, пораженная, посмотрела на Энн. Сестра за недолгое время стала совсем другим человеком.
– Что ты знаешь о наших отношениях? – бросила она, испугавшись вдруг, что в руках у Энн, не дай Бог, ключ от той двери, в которую она ломится вместо того, чтобы открыть.
– Насильное замужество, когда никто не спрашивает твоего согласия, любовь к кому-то, с кем ты не можешь разделить жизнь. Бояться за него и не знать, где он и что с ним… – В голосе Энн звучал гнев. – Как видишь, кое-что я способна понять хотя бы по своей собственной судьбе, которая, между прочим, гораздо безрадостнее твоей, потому что я, в отличие от тебя, не смогу полюбить своего будущего мужа, как любишь ты, вопреки всем своим словам, Донована Мак-Адама.
На глазах у Кэтрин блеснули слезы, но она лишь стиснула зубы и подняла выше подбородок.
– Но это-то как раз самое страшное, что может быть… – сказала она тихо.
– Как ты можешь…
– Могу, потому что это именно так. Донован считает любовь забавой для дурачков и не желает о ней говорить. Он женился на мне как на племенной кобыле, для того чтобы я плодила наследников. Мы и месяца не прожили, а он уже завел любовницу, Дженни Грэй. Он ее раньше любил и до сих пор ее хочет, и я тут ничего не могу поделать.
– А ты пыталась?
– Не умолять же его?!
– Твоя гордость превращает тебя в величественную дуру, Кэтрин, – раздраженно сказала Энн. – Откуда у тебя уверенность, что он держит любовницу? Я не слышала при дворе ничего по этому поводу, а ведь сплетни никого не щадят. Я думаю, ты сама бросаешь тень на светлый день и видишь черное там, где его нет.
– Я сама наблюдала, как они возвращались с поездки, и надо было видеть, какой потрепанный вид был у Дженни.
– А что он сказал?
– Что он скажет… Мальчишеские объяснения, что он подобрал ее на дороге после того, как она упала с лошади. Но вид у нее был такой довольный, такой… Ну, я и устроила этот фокус с ее вселением в наши покои.
– Боже, Кэтрин… какой бред! А ты не допускаешь, что он сказал тебе правду? А леди Грэй, как женщина умная и пронырливая, моментально воспользовалась твоей глупостью.
– Он… он с того дня не раз виделся с ней. Да и до того была ночь, когда он не объявился дома!
Голос у Кэтрин сорвался от волнения и злости.
Энн чуть улыбнулась:
– Да ты ревнуешь, – сказала она негромко. – Ревнуешь и из упрямства изводишь себя и предмет своей любви.
– Я его не желаю… И не желала.
– А я всегда считала, что мы с тобой всегда говорим начистоту.
Только тут Энн заметила слезу, покатившуюся по щеке Кэтрин.
– Что толку ото всего этого, Энн? Донован обо всем сказал ясно и недвусмысленно. Он меня не любит, не будет любить и считал, и считает любовь девушки ловушкой для слабоумных. Как можно жить с человеком, если ты ему постоянно отдаешь себя всю, а в ответ ничего не получаешь!
– Кэтрин, не позволяй гордыне ломать твою жизнь. Поговори с ним!
– Это не гордыня, а понимание порядка вещей. Я буду лучше к нему относиться, если наши пути разойдутся. Он будет иметь все, что желает, найдет счастье со своей любовницей…
– …Пока ты будешь изводить себя в одиночку. Забавно. Я думала, ты смелее. Жаль, выходит, я ошибалась.
– Нечестный прием, Энн.
– Я впервые вижу, как женщина готова уступить любовнице мужа, которого любит, чтобы уйти неизвестно куда и ругать свою судьбу и своего бесчувственного супруга.
– Да, я люблю его, но я должна научиться жить без него, ибо он не отвечает на мое чувство. Энн, пожалуйста, пойми меня!
Никогда Энн не доводилось видеть Кэтрин такой расстроенной и уязвимой, и она почувствовала жалость к сестре.
– Ну, конечно, я понимаю, – сказала она тихо, раздумывая над мыслью, не стоит ли ей самой встретиться с Донованом и поговорить по душам о его отношениях с Кэтрин.
До дома оставалось рукой подать, но они, упоенные чувством свободы и возможностью без свидетелей поговорить, свернули в сторону, на опушке маленькой рощицы привязали лошадей и опустились на благоухающий зеленый луг. Им не пришло в голову, что их незаметно преследуют всадники, следившие за сестрами, как только те покинули замок…
Молодые женщины смеялись над какой-то своей детской проделкой, когда их прервал приторно-веселый голос:
– Как это мило – поймать двух птичек в одни силки.
Кэтрин и Энн вскочили на ноги.
– Лорд Флеминг? Лорд Дуглас? Вы, однако, тоже стали любителями утренних прогулок? – Кэтрин старалась говорить небрежно, но что-то в глазах двух мужчин, в их посадке подсказало ей, что они объявились здесь не с добрыми намерениями. – Энн, нам лучше уехать.
– А я думаю иначе, леди Кэтрин, – ласково заявил Флеминг. – Если же ехать, то не туда, куда вы собрались!
Сестры увидели, что двое воинов встали между ними и их лошадьми, которых уже держали под уздцы другие два вооруженных слуги лорда Дугласа. Выхода не оставалось. На лице Флеминга появилась ухмылка: он направился к Кэтрин, а Дуглас – к Энн.
Впервые беспокойство кольнуло Донована, когда, проснувшись, он не обнаружил Кэтрин рядом; солнце было уже высоко в небе. Заспался же, подумал он. Он заподозрил, что Кэтрин встала неслышно из постели, чтобы больше в нее не возвращаться, но у него были свои мысли на этот счет. Ему предстояло нелегкое дело: нарушив клятву, признаться ей в чувствах, которые он к ней испытывает, и попросить ее остаться с ним. Донован собирался сказать жене, что любит ее, и этому порыву он не мог воспротивиться. Что-то подсказало ему, что нужно спешить, если он хочет успеть до того, как Кэтрин от него ускользнет.
Одевшись, не позавтракав, он прошел к конюшням. Пообедаю с Кэтрин дома, решил он, там спокойно обо всем поговорим.
– Леди Кэтрин выезжала из замка сегодня утром? – спросил он конюха.
– Да, вместе с леди Энн. Удивительно ранняя прогулка, милорд, еще и солнце не встало, а они уже верхом.
– Ага, значит, все-таки собрались домой, – пробормотал он, вскакивая в седло.
До дома Мак-Леодов было не близко, и у Донована оставалось достаточно времени, чтобы обдумать слова, которые он скажет Кэтрин при встрече, слова, которые дошли бы до ее сердца и разрушили стену непонимания между ними.
Он подумал: они так мало времени прожили вместе, а Кэтрин уже перевернула его жизнь вверх дном. Он попытался представить, как будет жить, если она уйдет из его жизни навсегда, и не смог. Сейчас он понимал, что сделает все, что в его силах, и даже больше, но вернет Кэтрин обратно.
Лошадь бодро скакала, на глазах уменьшая расстояние до дома Мак-Леодов. Неприятной неожиданностью для Донована явились наглухо закрытые ворота дома. Странно, если учесть, что в него уже прибыли хозяйки.
Когда дверь после долгого стука открылась, он быстро прошел внутрь, на ходу стягивая латные рукавицы.
– Скажи леди Кэтрин, что я хочу поговорить с ней, – бросил Мак-Адам ошарашенному слуге. Когда тот не двинулся, Донован с недобрым прищуром глянул на него. – В чем дело.
– Леди Кэтрин, сэр, вы так сказали?
– Ты что, оглох? Да, леди Кэтрин. И живей. Скажи, что я по важному делу.
– Леди Кэтрин нет здесь, сэр. Ее не было здесь с тех самых пор, как она уехала готовиться к свадьбе.
Донован решил вдруг, что Кэтрин, дабы ей не досаждали визитеры, дала приказ всем говорить, что ее нет дома. Но он был не из тех, с кем можно играть в прятки.
– Что бы там ни велела тебе хозяйка, я приказываю именем короля повиноваться мне.
Донован не сомневался, что ссылка на короля пришибет упрямого слугу. Но тот продолжал стоять с тем же обескураженным и тупым видом.
– Видите ли, сэр, – нервничая, начал заново объяснять слуга, – леди Кэтрин не возвращалась из замка вот уже несколько недель. Ее нет здесь.
Донован не мог принять действительное положение вещей: разумеется, она здесь, просто отдала строгий приказ давать всем от ворот поворот. Едва ли имело смысл ругать слугу: леди Кэтрин не та хозяйка, которую можно ослушаться. Решительно отодвинув его, Донован поднялся по лестнице. Но в доме не нашлось никого, кроме возбужденных и встревоженных слуг: ни Кэтрин, ни Энн здесь нет и не было.
Поразмышляв, Донован решил, что сестры могли по дороге остановиться где-то, и он проскакал мимо них.
Покинув дом и озабоченных слуг, он медленно, тщательно высматривая каждую рощицу, каждую опушку, поскакал к замку, и по мере движения озабоченность превращалась в страх: с сестрами явно что-то стряслось по пути.
Замок превратился в разворошенный муравейник, во все стороны были отправлены поисковые отряды, но проходил час за часом, а результата не было. Вихрь самых тяжелых мыслей кружился в голове Донована. Их не могли убить или покалечить – в этом случае были бы найдены хотя бы их тела или следы преступления. Но если они похищены? Перед его глазами предстала картина: Кэтрин, раненная, нуждается в помощи, а он даже не знает, где она!
Но потом другая, еще худшая мысль закралась в его сознание: Эндрю Крейтон! Что, если она бежала к нему? В первое мгновение он был просто парализован. Внутри бушевала злоба. Почему он не прикончил проклятого англичанина, когда тот был у него в руках? Злоба вскоре сменилась самобичеванием. Если бы он обращался с Кэтрин иначе, если бы он сказал ей прошлой ночью обо всем, что испытывает к ней, может быть, она и не покинула бы его. Теперь он ставил себе в упрек каждое резкое слово в ее адрес, каждый момент, когда он ломал ее волю, так что скоро душа Донована превратилась в кровоточащую рану.
К вечеру он был готов, если понадобится, искать ее где угодно, даже в Англии, при дворе Тюдора. Вид у него был настолько мрачный, что все предпочитали держаться от него поодаль. Слуги ходили на цыпочках, а друзья, прибывшие на помощь, сидели в большом зале, пили вино и ждали Донована, чтобы выехать на поиски. Одно движение его брови – и сотня лучших в Шотландии мечей оказалась бы в его распоряжении.
Ночь опустила сумрак на землю, а Донован все сидел у громадного камина, размышлял, боролся с подозрениями в адрес жены. Чуть поодаль сидели и ждали его ближайшие друзья Иан Нокс и Брайан Арджилл. Они озабоченно поглядывали на Донована, поскольку прекрасно знали, что тот не из тех, кто рассиживает и ждет милостей от судьбы. Но время шло, а Донован никак не мог вырваться из круга невеселых мыслей. Он отказался есть – пища сейчас казалась чем-то совершенно несущественным. Зажгли факелы, но от этого у него на сердце не стало светлее.
Донован вспоминал все последние посещения двора и пытался вспомнить, не имел ли кто наглости проявить какие-то поползновения к его жене. Но нет, таких не было, слишком хорошо знали в Шотландии лорда Мак-Адама, Невзирая на все политические и семейные передряги, друзья из окружения Донована любили Кэтрин. С ними она общалась просто и непринужденно, была улыбчива, заботилась, чтобы им было хорошо, и никогда не забывала сказать доброе слово или подать руку друга. Они видели в Кэтрин то, что не видел ослепленный гордостью и ревностью муж, а потому желали ее счастливого возвращения не меньше, чем сам Донован, и тихо роптали, ожидая, когда же он перейдет к решительным действиям.
И вот, в конце концов, он, кажется, принял какое-то решение и встал, но прежде, чем Донован успел произнести хотя бы слово, вошел слуга и направился к хозяину.
– Милорд, – обратился он, но дальнейших его слов никто, кроме Донована, не расслышал.
Побледневший Мак-Адам выхватил из его рук лист бумаги. Постояв, он с тяжело бьющимся сердцем развернул записку и прочел:
«Та, кого вы ищете, останется в крепости в целости и сохранности так долго, как долго вы будете соблюдать наши условия. Скачите в Хермитидж один, без спутников, в противном случае женщины умрут. Приезжайте без оружия».
Итак, Кэтрин и ее сестра похищены. Но почему обе? Что это, случайное совпадение или Энн тоже часть какого-то еще неизвестного ему замысла?
Первым ощущением Донована было облегчение. Итак, Кэтрин не уехала от него, она похищена. Но скоро оно сменилось новым страхом. Кто похититель? Мак-Адам знал, что у него более чем достаточно смертельных врагов, и едва ли стоило сомневаться, что жизнь его жены зависит от его готовности подчиниться условиям. Ему предстояло ехать в мышеловку, и коварство замысла в том и заключалось, что, зная об этом, он ничего не может сделать, потому что помощь всех его друзей могла обернуться смертью сестер Мак-Леод. Скомкав листок, Донован сунул его за пазуху. Он быстро направился было из комнаты, но два друга тут же двинулись за ним.
– Я еду один, – бросил Донован.
Друзья обменялись взглядами, словно поняв друг друга без всяких слов.
– Эта записка касалась леди Кэтрин? – спросил Иан Нокс.
– Да.
– Это прямая дорога в капкан – ехать одному, – заметил Брайан Арджилл.
– Вполне возможно. Но они обещают убить ее, если я не приеду, а ехать одному – обязательное условие. Мне нужно в любом случае узнать, кто эти ублюдки и что у них на уме.
– А то ты не знаешь, что у них на уме. Твоя жизнь, конечно. Король запретил бы тебе поступать так опрометчиво.
– Не надо ничего говорить королю.
– Черт возьми, приятель, но мы тоже не можем так просто послать тебя в ловушку.
Донован мрачно улыбнулся и положил руку на плечо Иану.
– А если бы ты оказался в моей шкуре и украли не Кэтрин, а твою Маргарет? Ты бы тоже стоял и доказывал, что все это неразумно? Мне нужно ехать. У меня хватает врагов, но, без сомнения, все они знают, что в случае моей смерти Яков их из-под земли достанет. Тут речь идет о чем-то большем, чем моя или Кэтрин жизнь. Кому-то нужно выйти на короля, – не мытьем, так катаньем. Возможно, я им нужен живой, а не мертвый.
Только потеряв Кэтрин, Мак-Адам подумал об истинной причине ее слез. Он взял ее в жены, в собственность с таким легкомыслием, будто у него не было никаких чувств к ней, никаких эмоций; он брал у нее, ничего не давая взамен. А ведь всего пара слов – и все могло повернуться по-другому. Вместо этого он оттолкнул Кэтрин от себя, и если с ней что-то стрясется, он будет мучиться всю жизнь.
– Я должен искупить свою вину…
– Да, милорд, вернуть Кэтрин и искупить вину, – эхом откликнулся Иан.
Донован пристально посмотрел на друга. Так, значит, все знают о том, что творилось в его личной жизни?
– И вы хранили молчание и продолжали терпеть меня, друзья мои, невзирая на мою тупость и упрямство?
– Да, насчет тупости и упрямства здорово сказано, – ухмыльнулся Иан. – Нужно быть болваном, чтобы не увидеть: леди Грэй едва ли достойна обмывать ноги твоей жене. Извини, приятель, но вселить свою любовницу, пусть даже бывшую, в соседнюю со спальней комнату – редкая глупость! У твоей Кэтрин просто ангельское терпение.
Доновану нечего было сказать. Ну, да, конечно, он использовал Дженни, использовал совершенно сознательно, как оружие для укрощения Кэтрин. Он сам толкнул жену в объятия Эндрю. Ему ли бранить Кэтрин за то, что она потянулась к другому?
– Я должен ехать… и ехать один. Я слишком много наломал дров, и теперь мне пора платить по счету. В конце концов, я могу предложить свою жизнь в обмен на их две.
– Лучше было бы и нас прихватить с собой.
– Нет, Иан. Увидев кого-то еще, они ее убьют… Нет, я еду один!
Иан вздохнул. Никто не мог переубедить Донована, и друзья молча кивнули, понимая, что его решение не подлежит обсуждению. Когда Донован вышел, Иан и Брайан обменялись понимающими взглядами.
– Иан, ты, как я понимаю, вовсе не собираешься сидеть и ждать, пока нашего приятеля прикончат?
– Ты удивительно проницателен, Брайан. Нам следует поторопиться. Конечно, Мак-Адам прекрасно владеет мечом, но одна пара рук хорошо… в общем, ты меня понимаешь?
– Итак, мы едем следом?
– Совершенно верно. Когда станет ясно, куда Донован направляется, один из нас немедленно переправит весточку Якову. Ну а уж тот найдет способ ему помочь.
Брайан кивнул. Друзья прошли в конюшни, подождали, пока Донован выедет из замка, и незаметно двинулись за ним.
Мак-Адам пришпоривал коня, невесело думая, что, возможно, это последняя поездка в его жизни. Но выхода не было: ему надо было увидеть Кэтрин, сказать, что он ее любит, и, может быть, получить от нее прощение за все плохое, что привнес в их совместную жизнь. Слова Иана ошеломили его; конечно, он знал отношение Кэтрин к Дженни, но, сам ревнуя жену к Эндрю, полагал, что немного ревности с ее стороны не помешает, и так жестоко ее ранил! Он и сейчас не был уверен, что Эндрю не является частью той комбинации, в которую оказались вовлечены он и его жена.
Донована больше всего озадачивала цель похищения Кэтрин: существовало множество возможностей убить его одного, не впутывая в политику жену и ее сестру. Нет, Кэтрин и Энн всего лишь играли роль приманки, их похитители желали вступить в контакт с ним – разумеется, не для того, чтобы убить верного соратника короля. Может быть, Эндрю Крейтон пытается таким способом рассчитаться за прошлые унижения и поставить его на колени? В эти мгновения он и в самом деле готов был упасть на колени перед кем угодно и молить о сохранении жизни Кэтрин и ее сестры.
Еще вопрос: неужели Кэтрин способна предать свою страну? Донован всегда считал, что неспособна. Но если она так любит своего англичанина, то, выходит… неужели предаст?
И снова в памяти всплыли слова записки: «скачите в Хермитидж один, без спутников». Там, в замке, он станет идеальной мишенью для арбалетчиков и не сможет защитить себя. Оставалась одна надежда: его вызвали не для того, чтобы тут же убить, а для чего-то большего.
Иан и Брайан скакали лесом, подступающим к дороге, стараясь оставаться незамеченным. При всей любви к другу им не улыбалось стать причиной его гнева. Друзья знали Донована, как свои пять пальцев, и кто-то другой, знающий его не хуже их, сыграл на его безрассудной храбрости и чувстве вины.
– Иан, как ты думаешь, что все это значит?
– Представления не имею. Как я понимаю, Донован подозревает, что к похищению жены приложил руку тот самый английский шпион.
– Но для чего это англичанину? На его месте я ускакал бы к себе домой, и поминай как звали.
– Не знаю… Разве что между Донованом и англичанином какие-то личные счеты. Ну, и потом: шотландец и англичанин. Кошка и собака. – Иан помолчал. – Да мало ли чего еще может быть. Черт! Если бы знать, куда он едет! Но я ничего даже предположить не могу. По этому большаку можно попасть в десяток мест! Да, но через пару миль, – внезапно оживился Иан, – имеется развилка. Если он свернет налево, то скоро окажется…
