Текст книги "Любовная капитуляция"
Автор книги: Сильвия Соммерфилд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
22
Хермитидж, куда бежал Эндрю, был местом, где он намеревался встретиться с шотландцами-заговорщиками; ему пришлось ждать целую неделю, пока все предатели подписали соглашение и отдали свои экземпляры. Целую неделю! А это значило, что до венчания Энн оставалось совсем немного… Сидя в тихой, полутемной комнате, Крейтон пытался сохранить невозмутимость. От свечи по стенам двигались гигантские тени. Лорд Флеминг сидел, сложив руки и поблескивая бегающими глазами. Эндрю отпил эля, ожидая, что тот ему скажет.
– Все изменилось, – сказал Флеминг. – Яков теперь король, а с ним началась новая эпоха. Он романтик, полон страсти, горяч. Он отменный ездок и страстный чтец. Великие деяния гомеровских героев, споры греческих философов… Он читает «Хроники» Фруассара, «Энеиду» Вергилия, изучает историю, истолковывает Священное Писание. Он увлекается новомодной теорией некоего Колумба, доказывающего, что есть иной, кратчайший путь в Индию. Он осыпает своими милостями печатников Эдинбурга. И тем не менее, – лукаво сказал Флеминг, чуть наклонившись вперед, – он не тот человек, которым можно манипулировать. Зато он смертен… Мы подготовили все, что вы желали, сэр Крейтон.
Эндрю кивнул и взглянул на бумаги, которые лорд Дуглас достал из ларца. Он был последним, чья подпись должна была стоять на документе. Подписав его, тот отбросил перо и присыпал документ песком. Эндрю удовлетворенно улыбнулся:
– Все отлично, милорды. Вы будете щедро вознаграждены, могу вас заверить. Теперь наш договор необходимо доставить в Лондон.
На лице лорда Дугласа появилось выражение неуверенности и страха. Он неожиданно поднялся.
– Мне придется покинуть вас. У меня сегодня ужин в покоях короля.
На пальце его осталось чернильное пятно, и он потер его, словно стремясь стереть с себя клеймо измены. Затем он вышел.
– Он немного боится, сэр, и на то есть причины, – сказал Флеминг. – Его вражда со Стюартами носит давний характер. Два Дугласа несколько лет назад, при отце нынешнего короля, были убиты в Эдинбургском замке. Кроме того, дед Якова убил деда Дугласа, которого он пригласил к себе в покои. Борьба между Дугласами и короной за влияние в пограничье – давняя история, но в настоящее время естественно, перевес на стороне короля. Итак, Хермитидж ваш; пусть он будет еще одной жемчужиной в английской короне.
Флеминг упивался своим красноречием, и Крейтон почувствовал, как в нем начинает расти отвращение к этому человеку.
– Но большинство шотландцев, – медленно сказал он, – предпочтут умереть, но не склониться перед англичанами.
– Верно, – согласился Флеминг, – но нас не должно волновать, что там думает большинство шотландцев.
Все прошло так гладко, что Эндрю даже почувствовал разочарование. Взять молодого короля или его юного брата в заложники и от его имени управлять государством – дальше этого не шли замыслы беспринципных царедворцев. Прикрываясь ребенком, они могли бы держать в своих руках всю страну. Флеминг уже прикончил одного монарха.
– В конце концов, с Яковом тоже может что-то случиться, – продолжал Флеминг, – он такой отчаянный! И до меня доходят слухи о том, что варево варится, зреют новые мятежи. Короля могут убить, а не его, так кого-нибудь из его друзей – Патрика Хепберна или Донована Мак-Адама… – Ему не требовалось пояснять, что эти люди стоят у него на пути, – это и без того было ясно.
Эндрю приподнялся.
– Мне также нужно ехать.
– Итак, мы друзья?
– Надеюсь, – ответил он. – Мы поможем друг другу, и да сбудется Божье предначертание.
Эндрю ходил по опустевшей комнате: итак, у него на руках все, что ему нужно. Оставалось найти путь к Доновану, вступить с ним в переговоры, да так, чтобы тот не успел его прикончить, прежде чем он изложит ему суть дела. Предстоит дальняя поездка: необходимо отвезти документы в Англию и добиться того, чтобы судьба Энн была включена в условия сделки!..
Крейтон достаточно отдохнул за эту неделю и смог на быстроногом скакуне ночью достичь пограничья. Пока все идет как нельзя лучше, подумал он. Эндрю не знал, что назревают события, которые сильно повлияют на его судьбу.
Мэгги и ее сестры Юфимия и Сибилла завтракали в обществе Кэтрин и Энн. Подали высокие, тяжелые золотые кубки, в которых плескалось вино. Мэгги подняла свой кубок и сказала:
– Давайте выпьем за здоровье короля!
Женщины поднесли кубки к губам и выпили; правда, Энн и Кэтрин только пригубили. Вдруг Мэгги вскрикнула, вскочила и опрокинула кубок, так что вино разлилось по белой скатерти. Затем, перегнувшись через стол, она выхватила кубки из рук Энн и Кэтрин. Один из слуг вскрикнул: кубок Юфимии был пуст, а сама она медленно валилась на пол, содрогаясь в конвульсиях.
Энн и Кэтрин, забыв о себе, метнулись к Мэгги.
– Позовите короля! – крикнула Кэтрин.
Руки у нее дрожали. В вино, перед тем как подать, опустили зуб акулы, а стало быть, как все свято верили, оно не могло быть отравлено.
– Врача! – закричала Энн; голос ее срывался от ужаса.
Мэгги все еще стояла, опираясь на стол, и не падала лишь потому, что Кэтрин удерживала ее обеими руками.
Внезапно портьеры раздвинулись, и стремительно вошел Яков, пнув ногой стул, оказавшийся на его пути, не замечая лежавшей на полу Юфимии, короткого вскрика Сибиллы, топота ног в коридоре; он подхватил Мэгги на руки и вынес ее из зала, где на полу уже бездыханными лежали ее сестры…
– Милая моя, милая моя! – повторял король.
Он опустился на стул, держа Мэгги на коленях; она прижималась к нему, чувствуя, как ее ноги сводит судорогой. Мэгги уже не могла говорить. Появился дворцовый лекарь.
– Милорд, ей следует немедленно очистить желудок!
Кэтрин, пересиливая острую резь в животе, побежала за чашей; король тем временем опустил голову Мэгги, разжал ей зубы и сунул два пальца в рот, понуждая к рвоте. Теперь оставалось только положиться на милость Божию. Рот Мэгги вытерли полотенцем, смоченным в розовой воде.
– Я перенесу тебя на кровать, – сказал Яков; голос у него дрожал от волнения.
– Нет, не надо, – прошептала Мэгги.
Она хотела оставаться подле Якова, ибо чувствовала, что ее ждет. В соседнем зале уже укрывали белыми скатертями тела Юфимии и Сибиллы. Служанки и фрейлины плакали, Яков слышал их рыдания, и сердце его рвалось на части.
Кэтрин и Энн всего лишь пригубили вино, но и они чувствовали такую боль, словно наглотались битого стекла. Сестры, охваченные ужасом, ждали, что с ними будет дальше.
Глаза Мэгги сомкнулись, лицо прояснилось и навек застыло. Яков уложил тело любимой на кровать и накрыл белой простыней. Поцеловав ее в щеку, он опустился на колени и положил голову на подушку рядом с ее; его широкие плечи затряслись, и сестры услышали, как король рыдает.
Остаток дня Яков провел рядом с телом Мэгги, отказываясь от пищи и питья; никто не решался подойти к нему…
Энн два дня недомогала; организм ее боролся с ядом. Вечером, когда ей рассказали о горе, в котором пребывает Яков, она поднялась с постели и на дрожащих, подгибающихся ногах по темному коридору прошла в комнату, где над телом Мэгги неусыпно бодрствовал Яков.
Слезы подступили к глазам Энн при виде горя, в котором пребывал этот сильный и властный человек. Казалось, он не заметил девушку даже после того, как она опустилась на колени рядом с ним. Веки у него покраснели и распухли, лицо покрылось щетиной; казалось, что он на грани помешательства.
– Милорд! – тихо обратилась Энн.
– Выйдите отсюда! Оставьте меня одного…
– Не могу, сир. Я пришла, чтобы подготовить Мэгги в последний путь.
– Нет!
– Сир, Мэгги опечалилась бы, увидев вас сейчас… Неужели вы не любили ее, и поэтому лишаете права быть погребенной, чтобы душа ее могла обрести покой?
Укор проник в сердце Якова, и он перевел свой лихорадочный взгляд на Энн. Рука его выскользнула из руки Мэгги, и король поднялся.
– Что вы знаете о моей любви к ней! – прорычал он. – Что вообще осталось хорошего в моей жизни после того, как рука изверга похитила ее у меня?!
– Да, сир, но как быть с Мэгги? Неужели вы предоставите ее тело тлению на земле? Разве она заслужила это? Мэгги ушла от нас, но она остается в вашем сердце, милорд. Отдайте ей последнюю почесть!
Голос Энн звучал тихо и проникновенно.
– Не могу, – задыхаясь, сказал он. – Не могу. Как мне жить, если рядом не будет ее – ее улыбки, ее тепла, ее любви?! Не могу…
– Поймите, сир, немногим суждено испытать такую любовь, что соединила вас и Мэгги, пусть даже на столь короткое время. Сохраните ее! И позвольте нам предать останки Мэгги земле!
Последние слова Энн прорвались сквозь рыдания, и Яков понял, что Энн страдает вместе с ним, что есть человек, способный понять и разделить то горе, которое грозило раздавить его. Протянув девушке руку, он медленно осел на пол; Энн опустилась на колени рядом с королем.
– Я виноват в том, что она лишилась жизни, – прошептал Яков. – Они хотели убить меня, но промахнулись, вот и все. Ведь обычно Мэгги завтракала наедине со мной!
Потом он долго молчал и, продолжая держать Энн за руку, незаметно погрузился в спасительный сон. Задолго до рассвета Яков проснулся и поднял голову, чувствуя некоторое облегчение.
– Вы сидели так всю ночь? – спросил он Энн.
– Вы нуждались во мне, сир, – просто ответила девушка.
– Я так ее любил…
– Да, милорд. Я знаю.
Яков повернулся к ней и понял, что Энн говорит правду.
– И что же мне тогда остается?
– Быть королем!
Он глубоко вздохнул.
– Да… вероятно, вы правы. У вас такое же чуткое и доброе сердце, как и у нее, леди Энн…
– Я просто желаю мира вашей душе, милорд. Вы разрешите позвать девушек, чтобы мы смогли собрать Мэгги в ее последний путь?
Яков долго молчал, затем медленно поцеловал холодные губы Мэгги и встал.
– Хорошо… Спасибо за все, леди Энн… Вы можете обращаться ко мне в любое время.
Яков повернулся и побрел из комнаты. Энн молча смотрела ему вслед, и сердце у нее сжалось: Яков мог стать добрым и великодушным королем, но полюбить вновь – никогда.
Пятью днями позже Яков Стюарт, поднявшись из кресла, подошел к окну. Солнце уже садилось, и в нескольких милях отсюда, в Дамблейнском аббатстве, служили мессу по Мэгги Драммонд.
Ее могила была средней: справа и слева обрели свое последнее пристанище ее сестры. В ушах короля все еще звучало пение над могилой любимой. Страна притихла, потому что Яков отдал приказ: никаких празднеств, никаких пиров – ни по случаю крестин, ни по случаю свадеб – в ближайшие три месяца.
Энн благодарила судьбу за дарованную отсрочку, хотя и мучилась из-за того, что невольно пользуется следствиями трагедии. Ей хотелось дать знать обо всем Эндрю – ведь он уверен, что она вот-вот будет обвенчана.
Джеффри Спэрроу, не отрываясь, смотрел на ходившего по комнате Эндрю, так изменившегося за это время. Тот был вне себя, и причиной гнева стал его собственный король. Получив в руки улику против изменников, Генрих Тюдор и его советники мудрили и колдовали над условиями будущего договора с Яковом. Дни становились все короче, и Эндрю не находил себе места: через два дня Энн будет обвенчана!
– Эндрю, сядь. Что толку метаться, все равно дело от этого не ускорится.
– Черт возьми, дружище, неужели ты не понимаешь? Времени не остается, времени! Для Энн время отсчитывает последние часы. Она лишилась последней надежды. Если бы только можно, было, хоть как-то повлиять на Якова или Мак-Адама, остановить свадьбу. В конце концов…
Он осекся от стука в дверь.
– Войдите, – крикнул Джеффри.
Вошедший человек по очереди поклонился Джеффри и Эндрю.
– Только что прибыл гонец из Шотландии, сэр Джеффри. Он говорит, что имеет срочное сообщение для вас.
Эндрю и Джеффри обменялись взглядами.
– Немедленно зови, – приказал Джеффри.
Гонец оказался юношей, едва державшимся на ногах от изнеможения.
– Новости? – спросил Джеффри Спэрроу.
– Да, сэр. Важные известия из Шотландии.
– Ну?!
– Яков в трауре, три месяца он никого не принимает. Государственная жизнь в стране на ближайшее время замрет.
– В трауре? – резко переспросил Эндрю. Холодок предчувствия пробежал у него по спине. – По кому траур?
– По леди Мэгги Драммонд, сэр.
– Мэгги? – выдохнул Эндрю. – От чего?
– Отравлена, сэр. Как я мог понять, ей и ее подругам, и сестрам подали за завтраком отравленное вино.
– Имена! – крикнул Эндрю.
Сердце у него застучало так, будто хотело вырваться из груди.
– Сестры – леди Мэгги, леди Юфимия и леди Сибилла…
– И?..
– Леди Кэтрин и леди Энн Мак-Леод.
– Боже всемилостивый! – пробормотал Эндрю, падая в кресло. Лицо у него побелело, руки сжались. – Они умерли?
– Не знаю, сэр.
Эндрю вскочил на ноги, схватил гонца за воротник и встряхнул.
– Какого черта ты не знаешь?
– Эндрю, отпусти его! – предостерегающе крикнул Джеффри.
Эндрю отпустил испуганного гонца, который тут же отпрянул в сторону, подальше от этого безумца.
– Продолжай, – сказал Джеффри.
– Когда я уезжал, леди Юфимия, леди Сибилла и леди Мэгги скончались. Что касается леди Кэтрин и леди Энн, то и они были плохи. Я не знаю, умерли ли они… Скорее всего, да. Яд был просто убийственным, сэр.
Эндрю почувствовал, что силы его оставили. Он мог бороться за Энн с людьми, но со смертью бороться бесполезно…
Джеффри жестом отпустил гонца и повернулся к другу. Никогда он не видел его в таком отчаянии: тот сидел, уронив голову на руки, чувствуя себя так, будто весь мир рухнул.
– Эндрю!
– Мне нужно ехать, – сказал Крейтон, вставая. – Я скачу обратно. Я должен знать.
– Не понимаю. Если леди Энн мертва, что толку от твоей поездки? Без доказательств заговора в руках ты будешь схвачен и без долгих слов казнен.
– Я должен знать, что с Энн! Не уговаривай меня остаться. Меня уже ничто не остановит, потому что Энн для меня все, – ожесточенно сказал Эндрю, – ведь я так люблю ее!
– Могу я что-то для тебя сделать?
В голосе Джеффри звучало сочувствие.
Эндрю, испытывая благодарность к другу, покачал головой:
– Нет. Я скачу в Хермитидж; там я узнаю обо всем. Пришли туда человека со всеми необходимыми бумагами, когда они будут подготовлены. Я сделаю все, чтобы осуществить ваши замыслы, но сперва я должен узнать, жива ли Энн.
– Счастливого пути, Эндрю. Я буду молиться за здоровье твоей леди.
– Я тоже. Но если она… если она не выздоровела, не жди моего скорого возвращения. Я не знаю, чьих это рук дело, но сделаю все, чтобы он или они больше не жили на свете.
– Но мы же пытаемся добиться мира. Если же ты что-нибудь натворишь…
Эндрю гневно взглянул на Джеффри.
– Если Энн умерла, меня не будет интересовать, что за человек ее убийца; в любом случае он умрет, и да будет проклята вся ваша политика!
– Я понимаю твои чувства, но…
– Не надо, Джеффри. Ты не можешь знать, что я чувствую. Нет в Англии человека, более преданного королю, чем я. Ты свидетель, что я никогда ничего не просил и делал все ему во благо. Но не кажется ли тебе, что ты и наш государь требуете от меня слишком многого?
– Ты что, готов пожертвовать ради нее жизнью?
– Да, я, ни на секунду не задумываясь, обменял бы свою жизнь на ее, если бы это было возможно. – Эндрю шагнул к двери. – Я буду в Хермитидже. Присылайте бумаги, и я немедленно встречусь с Яковом Стюартом, Патриком Хепберном или даже с этим чертовым Донованом Мак-Адамом, чтобы осуществить ваши планы. Но не жди моего возвращения раньше, чем виновника всего происшедшего постигнет заслуженная им участь.
Эндрю ушел, и Джеффри долго глядел на закрывшуюся дверь. Он, дипломат, виртуоз политических хитросплетений, человек, заправлявший делами в королевстве, молился за здравие и благополучие девушки, пленившей сердце его друга.
Эндрю мчался как вихрь; его лошадь была в пене и, хотя он еле держался в седле, все скакал и скакал. Кошмарные видения, одно страшнее другого, стояли перед его глазами. Была глубокая ночь, когда он добрался до Хермитиджа. Оставив лошадь в конюшне, он пересек внутренний двор тамошнего замка. Он ожидал найти в нем многих из числа заговорщиков, но, к его величайшему удивлению, там были одни слуги.
Где же Флеминг и Дуглас? Он опросил слуг и узнал, что лорды отбыли на следующее утро после его отъезда. Теперь у Эндрю не оставалось сомнений, что именно они причастны к трагедии, потрясшей Эдинбург.
Но он должен был получить ответ на целый ряд вопросов, а для этого продумать, как заманить своих лжесоюзников в мышеловку. В случае своего возвращения в королевский замок он не успеет сказать и слова, как окажется в тюрьме, и на этот раз его пребывание там окажется куда более коротким… О происшествии при дворе слуги не могли сказать ничего сверх того, что Эндрю уже знал. Да, произошла ужасная трагедия, подтвердили они. Да, Яков потерял свою Мэгги… Что с леди Кэтрин и леди Энн?.. Да Бог их знает!
Он приказал принести вина, коротая время в ожидании приезда Флеминга и Дугласа, но каждая минута ожидания давалась ему с величайшим трудом. Едва он выпил, как пронзительно ясное воспоминание об Энн заполнило его сознание. С первой встречи он понял, что встретил красавицу, о которой не смел и мечтать. Эндрю воскресил в памяти волшебную ночь, когда девушка пришла к нему, доверилась ему, любила его сильнее и бескорыстнее, чем могло бы присниться в самом прекрасном сне…
Эндрю горько посмеялся над своими самоуверенными и бесполезными обещаниями: «Я вырвусь на свободу, я вернусь за тобой!» Почему, черт возьми, он не взял ее с собой? Только в Англии он смог бы укрыть Энн в своем доме и спокойно возвратиться в Шотландию для того, чтобы закончить свою миссию.
Со двора донесся стук копыт и голоса. Кто-то прибыл. Во дворе и в коридорах поднялась суматоха, и спустя какое-то время в комнату вошли Дуглас и Флеминг.
– О-о! Сэр Эндрю! – сказал Флеминг. – Вы… э-э… уже все уладили в Англии?
– Да, дело сделано. Король более чем доволен и известит о своем решении в самые короткие сроки. Я с минуты на минуту жду посыльного. После этого… После этого можно начинать.
Эндрю тщательно выбирал каждое слово, избегая в эти тяжелые для него минуты лгать и притворяться. Сейчас ему во что бы то ни стало нужно, было, узнать то, что его интересовало больше всего.
– Если не ошибаюсь, за время моего отсутствия при дворе Якова произошло неожиданное происшествие?
– Неожиданное? – криво улыбнулся Флеминг. – Да, разумеется, всякая смерть неожиданное событие.
– Но вас оно, кажется, не удивляет, – попытался улыбнуться Эндрю, с трудом удерживаясь от того, чтобы всадить Флемингу в грудь кинжал. – Одна смерть не удивляет. Но тут сразу пять, лорд Флеминг.
– Пять?
– По крайней мере, я так слышал, – бросил Эндрю в отчаянной надежде.
Дуглас и Флеминг обменялись взглядами. Эндрю готов был на месте убить обоих.
– Мой дорогой Эндрю! Вам следует пойти с нами. Мы хотим вам кое-что показать.
– Что именно?
– Сейчас все увидите. Вы будете заинтригованы, обещаю вам.
Эндрю Крейтон поднялся и прошел за ними. Он был до крайности озадачен и раздражен, не получив немедленного разъяснения. Когда они вышли во двор, Эндрю остолбенел, не веря собственным глазам…
Флеминг хихикнул:
– Кажется, мой дорогой английский друг, у нас сегодня гости.
23
Если Эндрю был вне себя от ужаса, что Энн отравлена, то в не меньшей степени был поражен Донован, когда ему принесли весть об отравлении жены.
В первый момент он не понял, о чем ему говорят, и на бесконечное, тягостное мгновение решил, что Кэтрин умерла. Он бросился к ней, чувствуя, как переполняет его ярость. Непреодолимое желание убить виновного жгло его душу. Когда он добежал до комнаты, где женщины завтракали, Мэгги уже была на руках у короля, а вокруг Кэтрин и Энн беспомощно суетились служанки. Растолкав их, Донован подбежал к Кэтрин, бессильно прислонившейся к дверному косяку, и увидел ее белое лицо и мелкие капельки пота на лбу. Обхватив себя руками и стиснув зубы, она раскачивалась от нестерпимой муки, пронзившей ее тело.
Энн, такая же бледная, сидела на стуле и дрожала, охваченная ужасом. Лекарь сказал, что они выпили слишком мало для того, чтобы умереть на месте; но, может быть, они умрут не сразу, а медленно?
– Кэтрин! – выдохнул Донован.
Жена с трудом подняла к нему глаза, в которых впервые в ее жизни отразился неподдельный страх. Донован сразу же распознал его и был потрясен. Он не даст ей умереть! Не позволит! Не может позволить! Подхватив жену на руки, он пронес ее по коридорам в свою комнату и положил на кровать, заботливо опустив голову на подушки. Сознание лихорадочно работало. Чем помочь Кэтрин, как избавить ее от страданий, написанных на ее лице?
Донован велел приготовить теплый раствор соды, чтобы вызвать у нее рвоту: ему никто не сказал, что при помощи лекаря она уже очистила желудок. Схватив шерстяное одеяло, он укутал им бьющуюся в ознобе жену, а сам лег рядом, пытаясь согреть ее теплом своего тела. Прислуге он приказал удалиться: допустить, чтобы кто-то посторонний стал свидетелем смерти Кэтрин, он не мог.
Женщина тихо застонала, и в тишине комнаты этот звук прогремел для Донована как раскат грома.
– Кэтрин… Кэтрин, любимая, ты меня слышишь?
– Да, – прошептала она, испуганная непривычной дрожью в его голосе.
– Ты выпила весь кубок вина?
– Нет.
– Сколько ты выпила?
Кэтрин судорожно вздохнула от очередного приступа рези в желудке.
Донован еще крепче обнял ее.
– Кэтрин, ты должна мне ответить. Сколько ты выпила?
– От силы… глоток… может быть, два.
В душе Донована вспыхнула надежда. Если так, он должен бороться за ее жизнь.
– Слушай внимательно, Кэтрин, – сказал он настойчиво, твердо и ласково беря жену за руку. – Мы еще сразимся со всей этой дрянью, ты и я, и обязательно возьмем верх. Ты не умрешь. Я этого не допущу. Но ты должна делать все, что я тебе скажу.
Чуть приоткрыв глаза, Кэтрин старалась сосредоточить взгляд на лице мужа и понять смысл того, о чем он говорит.
– Я… я попытаюсь.
Кэтрин была во власти страха и боли, но над ней возвышалась широкоплечая фигура Донована, и она потянулась к нему как к последней надежде. Он обтер с ее тела ядовитую испарину, снова завернул в одеяло, прилагая все усилия для того, чтобы не дать жене провалиться в смертную дрему: несмотря на все стоны и попытки сопротивления, Донован поставил Кэтрин на ноги и, поддерживая под руки, заставил пройтись несколько раз по комнате.
Так прошло несколько часов, и Донован почувствовал, что к жене начинает возвращаться жизненная энергия, голос становится громче, слова более осмысленными; только тогда он позволил ей лечь в кровать.
Кэтрин впала в тяжелый и беспокойный сон, а он, бодрствуя, остаток дня и ночь провел у ее постели. Всю ночь Кэтрин спала, и Донован с облегчением видел, как на щеки ее возвращается румянец, а дыхание выравнивается. К утру опасность миновала, и тогда Донован раздел ее и скользнул под одеяло рядом с ней. Обвив жену руками, он неотрывно думал о том, что стоял на шаг от того, чтобы навсегда потерять ее. Какое значение имело, любила она его или нет, любила или нет Эндрю; все это отступило назад, потому что она была его женой, и он не мог позволить ей уйти из жизни. Чего-чего, а уж пресности и скуки в их совместной с Кэтрин жизни не было, нет и быть не может, с мрачным юмором подумал Донован. Он подумал и о детях, которые у них родятся, и мысль эта необычайно взволновала его: это будут чудесные дети, если им будут даны хотя бы половина ума и храбрости их матери.
Странно, но, по мере того, как тревога за жизнь Кэтрин отступала, у Донована начала кровоточить старая душевная рана: его жена и Эндрю, английский агент, красавец и умница. Донован выругался, обещая себе, что, если им суждено вновь встретиться на узкой тропе, он не отпустит его живым. «Будь ты проклят, шпион. Неужели ты, как призрак, до конца дней будешь стоять между нами? Неужели ты до конца будешь таиться от меня в том уголке ее сердца, куда она меня не пускает? Будь ты проклят!»
Кэтрин снились путаные, беспокойные сны. Туманное утро, звуки музыки и пляски, и она, пробежав сквозь туман, взбирается на своего любимого черного жеребца. Кто-то скачет рядом, но кто, не разглядеть. Единственное, что она слышит, это хрипловатый низкий смех всадника и свое имя, кем-то произносимое шепотом. А потом она уже не скакала. Жеребец стоит на привязи рядом, а она ждет. Чего ждет – непонятно. Всадник тоже спешился. Вокруг него клубится туман, и он стоит неподвижно, затем протягивает руки и произносит: «Кэтрин»… Ей хочется идти к нему. Каким-то шестым чувством она понимает, что сейчас на все свои вопросы может получить ответы, все проблемы могут быть решены, но земля между ними вдруг разверзается и их разделяет глубокая пропасть… Затем все это исчезает, закружившись, словно узоры в калейдоскопе, и остается одна боль…
Кэтрин заморгала, потом открыла глаза. Утреннее солнце струило лучи сквозь стекла. Сперва она ничего не понимала, и потребовалась минута, чтобы она вспомнила, где она и что с ней произошло. Повернув голову, она взглянула на окно и увидела стоящего у него мужа. Судя по всему, Донован не спал всю ночь. Он был одет, но с такой небрежностью, что было очевидно: натягивая одежду, он думал о чем-то совершенно другом.
Отрывки воспоминаний о вчерашнем дне начали всплывать в ее памяти, но о самом страшном моменте, когда она мучилась от страшной боли и страха смерти, память, щадя ее, отказывалась рассказывать.
Донован наслаждался ясным утром и не замечал, что жена его пришла в себя. Он знал, что выиграл битву за ее жизнь, но теперь предстояло выиграть битву за нее саму.
– Донован!..
Он обернулся, и Кэтрин успела заметить в его глазах проблеск тепла, желания… и чего-то еще. Но через мгновение он уже контролировал выражение своего лица, напустив на себя холодность и отчужденность. Кэтрин вновь ощутила тяжесть на сердце. Если бы муж смог отказаться от своей надменной гордости и произнести хотя бы одно слово любви! Увы, она знала, что это невозможно, а значит, их борьба должна продолжаться…
Донован подошел к кровати и сел.
– Кэтрин… Как ты себя чувствуешь?
– Очень… очень слабой… И пить невыносимо хочется.
Донован поднялся, подошел к столику, налил воды в кубок и вернулся. Кэтрин улыбнулась, беря чашу двумя руками.
– Да, это получше вина. Не знаю, смогу ли когда-либо снова пить его. – Она сделала жадный глоток. – Донован… Мэгги умерла?
– Да. Яков безутешен. Вы с Энн в рубашке родились, а вот сестры Драммонд – нет.
– Да… Ужасно. А король?..
– Раздавлен горем.
– И что же он собирается предпринять?
– Что предпринять? Увы, концы потеряны, и кто преступник, сейчас уже не определишь. Если бы удалось найти отравителей, думаю, он бы убил их собственными руками.
– И я бы его не обвинила, – порывисто сказала Кэтрин.
– Я тем более, – тихо сказал Донован.
Он подумал, что, если бы Кэтрин умерла, он бы весь свет перевернул, но отыскал виновных.
– Тебе надо подкрепиться! Ты в состоянии позавтракать?
– Попробую. – Он направился к двери. – Донован?.. – Он обернулся к жене. – Я почти ничего не помню… Это ты меня спас?
– Я делал то, что надо было делать. Была такая суматоха… Одного лекаря на всех не хватало, и сперва он занимался только Мэгги. Сестры умерли сразу, а когда умерла и Мэгги, он переключился на Энн.
– Ты даже не позволишь мне поблагодарить тебя?
– Тут говорить не о чем, Кэтрин! Ты моя жена…
– Да… твоя жена.
Голос ее дрожал.
– Кэтрин?
– Что?
– Я этого не забуду, как не забуду ничего и никого. Запомни это…
Он ушел, и Кэтрин закрыла глаза. Слезы из-под смеженных век заструились по щекам, и она их даже не вытирала.
Потребовалось еще два дня, прежде чем Кэтрин смогла с трудом встать с постели. Но и теперь она чувствовала себя неуверенно, испытывая приступы слабости. После того как она сделала под наблюдением мужа несколько шагов, Донован поднял ее на руки и перенес к окну, где она могла наслаждаться свежестью ветерка и солнцем.
Кэтрин чувствовала, как сердце у нее начинает часто стучать от его прикосновений, как вместе с его теплом в нее по капле переливается его сила. Но никто из супругов не мог найти нужных слов, никто не решался первым перекинуть мост через разделявшую их полосу отчуждения.
Прошел еще день, прежде чем Кэтрин поняла, что Донован нянчится с ней, как заботливая мать; после этого каждое его прикосновение пугало ее и выбивало из седла. Всякий раз, когда они оказывались вместе, она хотела его все больше и больше, но непримиримая гордыня не оставляла ей пути к отступлению.
На следующий день нервы Кэтрин были уже на пределе. Она решила, что ей необходимо какое-то время держаться от мужа в отдалении, чтобы не сказать ему слов, о которых она потом наверняка пожалеет.
Вечером ее навестила Энн. Несмотря на бледность, она чувствовала себя хорошо и с радостью отметила, что сестра тоже совершенно поправилась.
– Кэтрин, как здорово, что у тебя вновь твой прежний цветущий вид!
– Да и ты, кажется, не можешь пожаловаться на самочувствие. Ты даже не представляешь, Энн, как я рада видеть тебя.
Энн уселась подле Кэтрин возле огромного камина.
– Все было так ужасно, Энн… Мы слишком долго не были в нашем отеческом доме, и мне неспокойно. Я понимаю, слуги обо всем позаботятся, и все же… Я хочу вернуться туда на день-два.
– О, Кэтрин, разумеется, мы поедем, если ты хочешь. Я как раз собираюсь возвращаться домой завтра утром. Поездка верхом и свежий воздух пойдут нам только на пользу. Но с тобой действительно все в порядке, Кэтрин?
– Разумеется. Просто мне, как ты правильно сказала, требуется движение и свежий воздух. Энн!..
– Что?
– Я… мне хотелось бы, чтобы никто не знал об этом. У нас и без того целый век не было возможности поговорить по душам!
– Конечно, я буду молчать, если ты просишь. Но… как быть с Донованом?
– Ему не говори в первую очередь. Ему… ему тоже потребуется время, по крайней мере, сейчас. У меня нет готовых ответов. Просто я хочу от всего отдохнуть.
– Хорошо. Завтра мы едем.
– Спасибо, сестра, – тихо сказала Кэтрин и положила свою руку на ладонь Энн. – Энн, а что с тобой и… с Эндрю?
– Эндрю… – повторила Энн, и глаза ее подернулись дымкой. – Эндрю уехал и не вернется. Ничего у нас с ним быть не может и мне, как и тебе, предстоит покориться судьбе…
Вошла молоденькая служанка с подносом и едой для Кэтрин. Поставив поднос на стол, она медленно побрела к двери. Энн и Кэтрин возобновили разговор, не называя никого по имени: они прекрасно понимали, что у стен в замке есть уши и что языки у молоденьких девушек из прислуги, что помело.
Служанка по возможности долго потопталась в комнате, поправляя вещи, вытирая пыль и жадно прислушиваясь к каждому слову тихого, но ясно различимого разговора; не услышав ничего нового для себя, она закрыла дверь и медленно пошла по коридору к себе. Погруженная в мысли, она едва не столкнулась с Донованом.
