Текст книги "Любовная капитуляция"
Автор книги: Сильвия Соммерфилд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
19
Эндрю поместили в сырую, темную и мрачную тюремную камеру; впрочем, подумал он угрюмо, едва ли ему здесь придется долго пробыть. Еще один день на свободе – и он был бы далеко, поминай как звали. Но ночь, проведенную с Энн, он не променял бы ни на что… даже на свободу.
Энн. Мысль о ней мучила его, потому что Крейтон, зная ее беспредельную храбрость, понимал, что она может пойти на все ради него. Один месяц, всего лишь один месяц, и Энн будет обвенчана… Во что бы то ни стало надо, было, найти выход, но в голову Эндрю ничего не приходило.
В камере была лишь охапка соломы; расстелив плащ поверх нее, он лег и укутался им. Эндрю, понимая, что голова у него при допросе должна быть свежей, постарался заснуть, и ему это удалось.
Кэтрин сидела у потрескивающего огня. За немногие дни ее замужества весь мир вокруг нее, казалось, переменился. Она так и не смогла до конца понять, что за человек ее муж.
Она покраснела при воспоминании о ночах, проведенных вместе; Донован, несмотря на ее внутреннее сопротивление, каждый раз находил путь к сердцу и душе Кэтрин, пробуждая в ней страсть вновь и вновь. Но ее мучила одна мысль: Донован и Дженни. Ночь уже кончалась, и было ясно, что ей придется лечь спать в одиночестве. Где он сейчас? Неужели у сказочно красивой и развратной Дженни? Кэтрин прикусила губу и подошла к окну. Она докажет Доновану Мак-Адаму, что нельзя безнаказанно марать честь Мак-Леодов! Утром она уедет в Стерлинг, чтобы навестить кузину, и оставит мужу записку, из которой будет явствовать, что она никогда к нему не вернется. Пусть он играет в свои любовные игры, она в них не участница. От внезапного стука в дверь Кэтрин вздрогнула.
– Кто там?
– Кэтрин, это я, Энн! Пожалуйста, открой дверь. Мне нужно с тобой поговорить.
Кэтрин дрожащими руками отодвинула засов и распахнула дверь.
– Энн! Что случилось?
– Кэтрин, мне нужна твоя помощь. Ты должна мне помочь!
– Но что стряслось? На тебе лица нет! Сядь у камина, согрейся и приди в себя.
Почувствовав, что сестра вся дрожит, Кэтрин взяла ее под руку и подвела к креслу, сама опустившись перед ней на колени.
Энн набрала воздуха и, собравшись с силами, поведала о происшедшем.
– Ах, Энн, – сказала Кэтрин, поднимаясь с колен. – Не знаю, как помочь тебе, – ведь я уже пыталась это сделать!
– Ты же жена Донована!
– Да… жена. Когда я нужна ему…
– Я боюсь, что Эндрю уже пытают! Я этого не перенесу…
– Энн, успокойся, – сказала Кэтрин. – Узников несколько дней держат в одиночках, чтобы подавить их волю. А теперь поспи. Утро вечера мудренее.
– Но, Кэтрин!..
– Успокойся! Уж сегодня Донован точно не станет его допрашивать: хотя мы и женаты без году неделя, он уже потащился к любовнице! Он у леди Грэй…
– Как мне тебя жаль, Кэтрин!
– Напрасно. Эти мужчины, претендующие на нашу верность и изменяющие нам при первой возможности, не стоят того, чтобы из-за них горевать. Иди. Тебе нужно отдохнуть.
Энн, измученная переживаниями, легла в постель сестры и тут же провалилась в полный грез и видений сон. Кэтрин тем временем лихорадочно думала о том, как спасти Эндрю Крейтона.
Донован редко пребывал в таком раздраженном расположении духа. Казалось, самое время отправиться к Кэтрин и злорадно известить ее об аресте Эндрю, но он не был готов взглянуть ей при этом в глаза. Что значил Крейтон для Кэтрин? Любовником ее он не был, это стало ясно в первую брачную ночь; но, без сомнения, его жена неравнодушна к своему «домоправителю».
Мак-Адам сделал большой глоток виски и опустился в кресло, чтобы подумать над этим болезненным вопросом. Хмель оказывал свое действие, и картины, одна мучительнее другой, начали возникать в его сознании. Ему и в голову не пришло, что Кэтрин также мучается над вопросом, где он пропадает всю ночь. Донован вновь припал к бутылке, надеясь заглушить душевную боль; вскоре он заснул прямо в кресле.
Король отсутствовал в замке несколько дней. Как всегда, сразу же по возвращении он первым делом отправился к Мэгги. Она в одиночестве сидела в своей комнате и была погружена в раздумья. При появлении Якова она поднялась и протянула к нему руки:
– Ваше величество!
Король подошел к ней и поцеловал.
– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не переживала за меня! – Чуть отодвинув Мэгги от себя, он оглядел девушку. – Такое впечатление, что мое отсутствие положительно влияет на тебя… Или ты все же рада, что я вернулся?
Мэгги покраснела, но промолчала, и это обеспокоило Якова.
– Уж не больна ли ты, душа моя? – спросил он, когда Мэгги высвободилась из его рук.
– Нет, милорд, у меня все хорошо.
– Но что-то не так?
– Нет, все так, все как надо. У меня будет ребенок, – сказала она просто.
Не отрывая глаз от лица короля, она с замиранием сердца ждала, как тот встретит эту весть. Яков поднялся и подошел к ней; взяв ее за обе руки, он поцеловал их по очереди. Радость и нежность – эти чувства она прочитала в его глазах.
– Когда должен родиться ребенок?
– В августе.
– Так ты уже давно обо всем знаешь? Почему же ничего мне не говорила?
– Не видела нужды…
– Мне судить, что нужно, а что нет, – сказал гневно Яков.
– Я понимаю, что возникнут проблемы, милорд, а потому охотно покину двор. Об этом никто не знает, так что вы вольны поступить по своему усмотрению.
Яков подошел к креслу и сел. Мэгги понимала, что в душе короля происходит борьба, и, искренне его любя, хотела ему помочь. Взяв с дивана подушку, она подошла к нему и пристроилась у ног Якова; для полного счастья ей достаточно было сидеть рядом с ним, ощущая его близость. В такие моменты она переставала даже думать о своей дальнейшей судьбе, о ребенке. Рядом – ее мужчина, ее король, в котором вся ее жизнь.
Яков встал с кресла и опустился рядом с Мэгги, обняв ее.
– Ты красавица, – прошептал он.
– Я – это твое продолжение, – ответила девушка, прижимая его голову к груди.
Утром Донован с трудом поднялся, разбитый сном в неудобном положении и оглушенный выпитым ночью спиртным. Вскоре он выехал из ворот, не подозревая, что Флеминг с коварной улыбкой следит, как он в одиночестве покидает замок. Погладив бороду, он немедленно поспешил к Дженни Грэй. На его стук растрепанная и заспанная Дженни открыла дверь. Она уже запустила несколько сплетен, представляющих Донована в нужном ей свете.
Дженни и Флемингу не понадобилось много времени, чтобы спеться и увидеть выгоду в дальнейших совместных действиях.
– Флеминг! Какого черта вы заявились в такую рань?
– Я к вам с замечательной новостью, леди.
– Что еще за новость?
– Донован Мак-Адам в одиночку выехал из замка.
– В одиночку? И куда же?
– Я полагаю, скорее всего, к Ботвортскому замку. Он и Патрик Хепберн – давние друзья.
– Но при чем здесь я?
– Вечером у него встреча с королем, так что сегодня же он вернется обратно.
– Понятно… И если он повстречает другого путника или путницу, то может возвратиться не один…
– Если бы при этом новобрачная ждала его возвращения, – усмехнулся Флеминг, – она получила бы все основания усомниться в его верности.
– Да, это было бы очень неплохо. Благодарю вас, милорд.
Дженни умылась, быстро оделась и вскоре уже скакала по той же дороге, по которой уехал Мак-Адам.
После бессонной ночи Кэтрин была как во сне. Энн все еще спала, и она села завтракать одна. От напряженных размышлений голова ее болела. Она поклялась никогда ни о чем не просить Донована, но сейчас Кэтрин была слишком озабочена судьбой сестры. Она решилась немедленно найти мужа, чтобы просить его об освобождении Эндрю.
Внизу Кэтрин спросила про Донована, и ей сказали, что тот ускакал в Ботвортский замок, чтобы обсудить государственные дела с Патриком Хепберном.
– Он выехал один? – спросила Кэтрин.
– Да, миледи, – ответил конюх, отводя глаза в сторону, и Кэтрин догадалась, что не все здесь ладно.
Неужели он и вправду до сих пор любит свою рыжую Дженни?
– Скажи-ка, – спросила она конюха, – а леди Грэй выезжала из замка этим утром?
– Да, миледи, – неохотно ответил тот.
Он питал глубокое уважение к Доновану и обожал Кэтрин. Ему было непонятно, как Мак-Адам может играть и любовные игры с какой-то леди Грэй, когда у него такая жена.
– Благодарю тебя, Уилл, – сказала она, стараясь скрыть от слуги горечь измены.
Донован и Патрик Хепберн были ровесниками, и жизнь их во многом складывалась одинаково. Они дружили уже много лет и бок о бок сражались за Якова IV. Патрик, подобно Доновану, просил руку благородной леди – Джейн из рода Гордонов.
Донован в этот свой визит следил за взаимоотношениями супругов и с завистью, и некоторой горечью отметил, как счастливы они друг с другом. Может быть, и Кэтрин со временем поймет тщетность своего противостояния ему и примирится с ролью жены? Он вспомнил заодно, что в последнее время Дженни буквально не давала ему прохода и всячески набивалась в любовницы, хотя он не испытывал к ней ни малейшего влечения. Он уже понял, что желает Кэтрин и только Кэтрин нужна ему. Он овладел искусством разжигать ее страсть, возбуждать ее чувственность, но всякий раз, овладев ею, видел в ее глазах печаль и не знал, как с ней бороться.
Закончив переговоры с Патриком, ближе к вечеру Донован отбыл обратно.
– Оставайся на ночь, утром уедешь, – предложил Патрик.
– Нет, мне нужно быть дома до ужина. Кроме того, хочется немного проветрить голову, много всякой ерунды накопилось.
Патрик и Джейн долго смотрели вслед Доновану.
– Почему-то он несчастлив, – заметил Патрик.
– Да, – согласилась Джейн. – И я догадываюсь, почему.
Патрик поглядел в глаза жене. Какие баталии происходили между ними, пока он не осознал, что любит ее. И теперь она – светоч его жизни. Ему стало жаль Донована, но только сам Мак-Адам мог понять, что его проблемы проистекают от того, что он влюблен и не хочет признаться себе в этом.
– Только бы он не разрушил все, прежде чем дойдет до истины…
Донован ехал, погруженный в раздумье. Казалось, он стоял на пороге того, чтобы понять что-то важное… Его мысли были так далеко, что на повороте он едва не налетел на всем скаку на женщину.
– Дженни! – воскликнул он, едва успев поднять лошадь на дыбы.
Та уже успела приготовиться к его появлению. Она соскочила с лошади, слегка растрепала волосы, надорвала платье и высыпала на него пригоршню дорожной пыли.
Весь вид Дженни являл беспомощность, а в глазах ее, когда она подняла их на Донована, можно было прочесть почти настоящие боль и отчаяние.
– Боже, Донован, какое счастье, что ты здесь. Меня сбросила лошадь, и, боюсь, я повредила себе голень.
– А где же твоя лошадь?
– Там, – показала Дженни на поляну, где животное мирно пощипывало траву. – Я не смогла ее догнать.
Донован пришпорил своего коня и через минуту привел лошадь за узду. Спрыгнув на землю, он помог Дженни забраться в седло, испытывая недоверие к ее словам и раздражение.
– Разве мы спешим? – спросила Дженни голосом, полным обещания.
– Да, причем я уже опаздываю.
– Было время, сударь, – улыбнулась она, – когда вы не следили за часами.
– И время это закончилось, когда ты предпочла другого.
– Но я уже давно не замужем, – ответила Дженни.
– Да, – сказал Донован, – зато я женат.
Он шлепнул ее лошадь по крупу и, когда та поскакала, последовал сзади, чтобы избежать разговора во время пути. Дженни была взбешена его холодностью, но его мысли были далеко от нее.
Время шло, и гнев Кэтрин разгорался. На какое-то время она забыла даже про Эндрю и Энн. Больше всего ее поразило, что любовники занимаются своим романом столь вызывающе, у всех на глазах… Ухватившись за внезапно осенившую ее идею, Кэтрин сделала необходимые приготовления и вышла во двор поджидать приезда мужа.
Уже смеркалось, когда Донован и Дженни прибыли в замок. Донован скакал на некотором расстоянии от своей бывшей любовницы и чуть не налетел на Кэтрин, ожидающую его прибытия. Сердце у него радостно забилось. Неужели его желание исполнилось и перед ним смиренная и кроткая жена? Но, увидев отчужденное выражение на ее лице, он понял, что ошибся. Только сейчас до него дошло, как Кэтрин может истолковать его возвращение с этой женщиной. Он улыбнулся: немножко ревности не помешает. Но к тому, что его ждало дальше, он никак не был подготовлен.
– Добро пожаловать домой, милорд, – сказала Кэтрин. – А с вами, леди Грэй, стряслось несчастье?.. Жеребец, которого вы выбрали, оказался слишком резвым даже для вас?
Эти слова задели Донована за живое. Он нахмурился.
– Лорд Мак-Адам по своей доброте взялся проводить меня до дома. Боюсь, я действительно проявила неловкость. Но дело, конечно, не в жеребце. Нет такого жеребца, – глаза Дженни блеснули, – которого бы я не приручила.
– Не сомневаюсь, – парировала Кэтрин и повернулась к Доновану, который, с трудом сдерживая гнев, помогал Дженни спешиться.
– Я счастлива узнать, что вы путешествовали в обществе такой очаровательной леди, – сладко сказала Кэтрин.
Донован мгновенно подобрался: он и раньше слышал медовый голос леди Мак-Адам и прекрасно знал, что он сулит.
Дженни и Донован прошли за Кэтрин в здание. Внутри она вдруг повернулась к ним лицом.
– У вас такой… запыленный вид, – улыбнулась она Дженни. – Специально для вас я переменила наши апартаменты. Вам, леди Грэй, приготовлена прекрасная комната. Справа от спальни лорда Мак-Адама. Думаю, он с радостью покажет вам дорогу.
Она посмотрела на опрокинутое лицо супруга и торжественно удалилась, ни разу не оглянувшись. Ошеломленный Донован окаменел, не зная, что предпринять в такой ситуации; Дженни же ликовала. Она немедленно прошла в комнату, которую ей указала Кэтрин: она располагалась справа от спальни Донована и имела смежную дверь. Подойдя к ней, Дженни первым делом отодвинула засовы со своей стороны.
Мак-Адам тем временем остановился перед дверью, где разместилась Кэтрин. Он не намерен умолять жену о возвращении; как ее хозяин, он воспользуется своим правом на нее в той комнате, в которую она переехала, – воспользуется, когда придет время. Она хочет играть с ним? Что ж, пусть убедится, что он остается победителем даже тогда, когда игра идет по ее правилам.
Донован вернулся к себе и уселся за письменный стол, занявшись счетами, чтобы скоротать время. Чернильница была полна, гусиных перьев – в избытке; окна занавешены тяжелыми портьерами. Все – новое, специально для этой комнаты купленное Кэтрин. Оглядевшись, Донован понял, что каждая вещь напоминает о жене. Она должна вернуться сюда, ее место здесь… Когда в дверь негромко постучали, Донован радостно улыбнулся: наверное, это Кэтрин опомнилась и вернулась. Он распахнул дверь и с разочарованием увидел на пороге Энн.
– Милорд, вы разрешите мне поговорить с вами?
– Конечно!
Он пропустил ее и закрыл дверь.
– Мне неудобно тревожить вас в позднее время, милорд. Но вас весь день не было…
Донован взял ее под руку и усадил у камина, а сам устроился напротив. Энн казалась такой напряженной и встревоженной, что он решил не тратить время на вступительные любезности.
– Прошу, – сказал он коротко.
В отсветах каминного огня Энн казалась необыкновенно красивой, и Донован подумал, что никогда не видел ее такой.
– Я хочу знать от вас всю правду, – сказала она торопливо. – Что случилось с нашим домоправителем Эндрю Крейтоном?
Донован удивленно приподнял брови:
– Эндрю – английский шпион.
Энн не стала лгать, что не может в это поверить или что не знает об этом.
– Шпион… – эхом повторила она его слова.
– Да, сударыня, рыцарь из Дорсетшира. Сэр Уильям Френсис Эндрю Крейтон. Он был вместе с Генрихом Тюдором в изгнании, причастен к первой попытке Генриха занять престол, был схвачен, но бежал. Бог его знает, как, – очень немногим удавалось ускользнуть от Ричарда III.
Донован нахмурился. Он чего-то не понимал: Энн была поражена, но что-то вроде гордости мелькнуло на ее лице.
– Завидная биография… в своем роде, – сказал Мак-Адам. – На редкость умен и едва не обвел нас вокруг пальца.
Энн взглянула ему в глаза.
– И где же он сейчас?
– Под стражей.
Энн закусила губу. Он жив… и он рядом. Ей захотелось как можно скорее уйти, чтобы не выдать себя. Если кто-то заподозрит, что она любит Эндрю… Энн задрожала при одной мысли об этом.
– Еще раз прошу прощения, что потревожила вас; но мне хотелось все точно знать. Вы должны понять меня, милорд, Крейтон был очень великодушен и верно служил нашим интересам.
Энн поднялась.
Донован тоже встал, чтобы проводить ее к двери.
– Леди Энн!
– Да?
– Вас… вас послала узнать о нем Кэтрин?
Энн удивилась.
– Нет, это интересовало непосредственно меня. – Она протянула руку, и Донован поцеловал ее. – Спокойной ночи, милорд.
Она ушла, а его разрывали мучительные сомнения. Правду ли сказала Энн? Неужели ее подослала Кэтрин? А раз так, значит, она и в самом деле любит Эндрю Крейтона!
Донован залпом выпил бокал виски, затем еще один. Так или иначе, он должен получить ответ на свой вопрос. С этой мыслью он повернулся и вышел из комнаты.
20
Эндрю стоял перед Донованом в его кабинете. От долгого пребывания в темноте его глаза никак не могли привыкнуть к яркому свету, и от этого он щурился. Однако он внимательно следил за Донованом: тот сидел, откинувшись на спинку кресла, позади него горел камин, но на огонь Эндрю смотреть не мог.
По кивку Донована один из его людей приказал Эндрю снять камзол и рубашку. Тот подчинился, отдавая должное проницательности Донована: шотландец хотел видеть его левое плечо. На лице Донована появилась зловещая улыбка: шрам на левом плече Крейтона был совсем свежим.
– Одевайтесь, – приказал Мак-Адам.
Шотландец был одет с безукоризненным вкусом, на поясе у него висел позолоченный, великолепно украшенный кинжал. Донован был гладко выбрит. Эндрю остро прочувствовал, сколь различно их положение: на нем была одежда слуги, лицо обросло, волосы спутались.
– Сэр Эндрю Крейтон? – с издевкой спросил Донован.
– Да, милорд, – с полупоклоном ответил Эндрю.
– Можете сесть.
– Я постою, – ответил англичанин, испытывая выдержку Мак-Адама: казалось, тот с величайшим трудом сдерживал себя. Эндрю интересовало, что было причиной раздражения Донована. – Прошу вас, милорд, – сказал Эндрю спокойно.
Он небрежно осмотрел свои ногти, затем зевнул, раздражая Мак-Адама еще больше.
Голос Донована звучал остро, как наточенное лезвие:
– Вы до сих пор не повешены, сэр, по одной-единственной причине: я желаю кое-что узнать от вас.
– К сожалению, ничем не могу вам помочь. Но если бы и мог, ничего бы не сказал. Вы человек не того ранга, с кем бы я мог иметь дело даже под угрозой смерти.
– Завтра я передам вас в руки Якова. Надеюсь, вы понимаете, чем вам это грозит?
Донован поднялся, с трудом сдерживая гнев.
Услышав это, Эндрю понял, что он – политический узник, а, стало быть, последнее слово в его судьбе должно принадлежать Якову Стюарту, враждебно настроенному к Англии.
– Не могу сказать, что доволен вашим гостеприимством, – ответил он.
– Король окажется еще менее гостеприимным, смею вас заверить.
– Это намек на пытки?
– Да, – отозвался Донован. – Люди более сильные начинали говорить после этого.
– Роль истязателя вам очень к лицу, сэр, – неторопливо ответил Эндрю, осознавая, впрочем, что говорит неправду.
Но своего он добился: Донован уже достиг высшей точки раздражения.
Слишком долго Эндрю отказывал себе в наслаждении выплеснуть свой гнев. Кровь в нем закипела, ему уже не хотелось думать и изворачиваться, ему хотелось действовать.
– Слушай, шотландец. Если бы я тебя встретил на поле боя, ты бы у меня давно отправился к праотцам.
– А давно ли ты ползал у меня в ногах? – не остался в долгу Донован, делая шаг вперед.
Если бы не охватившее их неудержимое желание излить злобу, они бы смогли оценить, что стоят один другого. Но кулаки сжались, кровь ударила в голову. Доновану не терпелось вычеркнуть Крейтона из своей и Кэтрин жизни, однако в глубине его души зародилось восхищение перед умом, силой и решительностью противника. Мак-Адам левой рукой нанес удар по плечу Эндрю; тот извернулся, так что удар пришелся вскользь, и немедленно ответил правой. Удар пришелся в грудь Донована, и человек менее крепкий оказался бы на полу. Секунду спустя оба уже утирали кровь; Эндрю слизывал ее с губ, не намереваясь отступать. Ни он, ни Донован не пытались уклониться от ударов друг друга, предпочитая боль трусости отступления. Эндрю мстил за Энн, за свои унижения, за неприятности последних недель и дней, Донован – за Кэтрин. Через несколько секунд Крейтону удалось сбить Мак-Адама с ног; он стоял, тяжело дыша, чувствуя, как сочится кровь из разбитой губы. Донован рухнул на тяжелое кресло, которое с грохотом опрокинулось на пол вместе с ним. Он медленно поднялся, не спуская глаз с Эндрю и сжимая кулаки. В этот момент англичанин опомнился; он решил поддаться противнику: пропустил первый же удар Донована и рухнул на пол, оставшись лежать недвижимым.
Правый глаз Донована заплыл; коснувшись руки, он обнаружил, что ладонь вся в крови. Вытерев руку о камзол, он подошел к двери и открыл ее.
Два стражника за дверью слышали шум, но, зная нрав начальника, не осмелились войти. Не обращая внимания на их вытянувшиеся лица, Донован приказал:
– Принесите воды, – и вернулся в комнату.
Принесли воду, и Донован смыл кровь, ожидая, когда Эндрю придет в себя.
Подождав так минут пять, он потерял терпение и скомандовал:
– Еще воды.
Второй кувшин был вылит на Эндрю. Англичанин зашевелился, словно пытаясь подняться, и со стоном приложил руку к виску. Крейтон желал одного: чтобы его актерство произвело убедительное впечатление на проницательного шотландца.
Донован махнул рукой стражникам:
– Отведите его в камеру.
Он подошел к упавшему креслу, поставил его на ножки и утомленно сел.
Стражники поспешили выполнить указание. Но оказалось, что англичанин не в состоянии ходить после нокаута. Одному пришлось поддерживать его за пояс и перекинуть руку Эндрю через плечо, другой открыл дверь. Они считали его беспомощным, и это была последняя возможность попытаться бежать, но момент был упущен, и через несколько минут его швырнули обратно в камеру, отпустив ему в спину несколько крепких словечек.
Донован долго сидел в кресле, погруженный в невеселые мысли. Он нисколько не сомневался, что король в конце концов прикажет казнить англичанина, но не чувствовал от этого удовлетворения: ему хотелось задушить Эндрю Крейтона собственными руками, но сперва услышать его признание в том, что он уже и так знал от Кэтрин. Донован тщательно умылся, морщась от резкой боли, когда вода касалась ран, затем переоделся.
Из комода он извлек маленькую коробочку, после чего вышел и решительно зашагал в сторону новой спальни Кэтрин. Но едва он взялся за ручку двери, как та открылась изнутри и перед ним возникла Кэтрин, собравшаяся куда-то выйти. Оба ошеломленно глядели друг на друга, не в силах выговорить ни слова. Первой нашлась Кэтрин.
– Милорд, – сказала она, – вам нет нужды скитаться по коридорам: предмет ваших поисков находится в двух шагах от вашей комнаты. Или мне привести вам ее прямо в постель?
Донован взял жену за локоть и протолкнул обратно, захлопнув за собой дверь. Кэтрин держала в руках что-то полотняное, вызвавшее смутный интерес Донована; только когда жена отложила предмет в сторону, он осознал, что это мужская рубашка, и едва не задохнулся при мысли, кому она могла предназначаться. Кэтрин смотрела на борьбу чувств в его глазах и ничего не понимала.
– Милорд! Вы, кажется, пережили сражение за то недолгое время, пока мы не виделись. Вы… не очень серьезно пострадали?
Донован побагровел. Он бы скорее проклял себя, чем рассказал жене о своей стычке с Эндрю.
– Куда ты собиралась? Хотела вернуться туда, где тебе и полагалось быть?
– Боюсь, втроем там будет тесновато, милорд.
– Тогда куда же ты шла? – настаивал он.
Кэтрин вызывающе подняла подбородок, не желая доставлять ему удовольствие сообщением, что она хотела проверить, один он или с Дженни. Ее упрямство лишь еще больше укрепило Донована в подозрении, что рубашка предназначалась Эндрю Крейтону и что именно к нему Кэтрин и шла.
– Вам нужно поскорее вернуться к любовнице, пока постель еще не совсем остыла.
– Я никому не позволю решать, с кем мне делить постель. Сейчас я предпочитаю разделить ее с собственной женой, – заявил Донован и, отпустив руку жены, начал стягивать с себя камзол.
– Но почему?..
– Что «почему»?
Он непонимающе приподнял брови.
– Почему бы вам не пойти туда, где вас ждут?
– Заруби себе на носу, Кэтрин: никто не вправе диктовать мне что либо… А тем паче, – с усмешкой добавил он, – не моей жене выступать в роли моей же сводни. Это просто неприлично, мадам. Да, кстати, я принес тебе маленький подарок. Я купил его некогда в Париже.
Он протянул ей коробочку, руки их на какое-то время соприкоснулись, и это взволновало обоих. Кэтрин была сбита с толку. Поистине, ее муж был самым непредсказуемым человеком, которого она когда-либо знала. Именно тогда, когда Кэтрин считала, что видит его насквозь, он одним словом нарушал все ее построения.
При взгляде на сверкающее ожерелье из изумрудов она невольно вскрикнула от восхищения.
– Я принес его, чтобы тебе было в чем показаться на свадьбе твоей сестры.
– О-о!
– Как понимать твое «о-о!»? Как-то безрадостно оно прозвучало.
Кэтрин уклончиво пожала плечами.
– Не так давно, – ты, наверное, об этом даже не помнишь, – я сказала в часовне в Сконе, что никогда в жизни не попрошу тебя об одолжении.
– Помню, конечно.
– Сейчас я умоляю тебя сразу о двух одолжениях. Присядь.
Донован отрицательно покачал головой:
– У меня ощущение, что я должен выслушать это стоя.
Кэтрин набрала побольше воздуха, пытаясь сохранить спокойствие.
– Ну, же, мадам?
– Я прошу тебя предотвратить свадьбу Энн.
И вновь Донован утомленно покачал головой:
– Ты не могла бы попросить о чем-нибудь другом? Драгоценности, титул, помощь твоим родственникам? Свадьбу же теперь уже невозможно отменить.
– Но почему?
– Почему? Господи Святый, если бы ты попросила меня об этом пару недель назад! Ну, а вторая твоя просьба?
Кэтрин молчала, но Мак-Адам догадался сам:
– Эндрю Крейтон? – грозно спросил он.
– Я знаю, кто он на самом деле.
– Да уж не сомневаюсь.
– Что ты с ним сделал? Что?! Ты!..
Она оборвала фразу. Спрашивать, где Эндрю, смысла не было, она и так об этом знала, и хотя англичанин находился совсем рядом, помочь ему Кэтрин ничем не могла.
– Он умрет?
– Очень может быть, – ответил Донован, с замиранием сердца следя за тем, какое действие произведут его слова.
Он почувствовал, как участилось дыхание у Кэтрин, увидел боль в ее глазах, не догадываясь, что это боль за сестру, а не за себя.
– Можешь взять свой подарок обратно. Я никогда им не воспользуюсь.
– Воспользуешься! Я хочу видеть ожерелье на тебе. Для того чтобы удовлетворить мое тщеславие, чтобы все видели, что ты – моя собственность.
– Не воспользуюсь, – прошептала Кэтрин.
– Тогда твоему Эндрю конец.
Кэтрин взяла коробочку со стола.
– Он же ничего не сделал, – прошептала она. – Не убивайте его, милорд, будьте милостивы.
Кэтрин взглянула на мужа и прочитала на его лице ожесточение, безжалостность и страсть. Донован был намерен изгнать Эндрю из сердца и памяти жены. Вычеркнуть его имя раз и навсегда из жизни, из этого мира. Его, и любого другого, кто станет между ним и женой.
Сделав два шага вперед, он подхватил Кэтрин на руки, и ей показалось, что комната закружилась; она в порыве страсти прижалась к Доновану, который в несколько шагов оказался около постели. Кэтрин уже знала всю тщетность попыток противостоять ему. Он был властелином ее чувств, и женщина чувствовала свое бессилие. Кроме того, в самой глубине ее сознания теплилась мысль, что если он с ней, то, значит, не находился в постели с Дженни Грэй.
Казалось, он целовал ее впервые в жизни. Зеленоглазая чародейка, она всякий раз умудрялась пробудить и его гнев, и его страсть, доводя до беспамятства! Соблазнительница, она дразнила, бесила, но в следующую минуту заставляла его забыть обо всем на свете.
«Я никогда не смогу приручить ее», – мелькнуло у него в голове. Всякий раз она ускользает из-под его власти, и теперь Мак-Адам вновь оказался в плену ее жарких, полуоткрытых губ… Кэтрин, в свою очередь, ощущала, что нуждается в нем, нуждается безумно; супруги все сильнее зависели друг от друга. Она чувствовала прикосновения его рук: они ласкали ее тело, затем Донован освободил волосы Кэтрин от заколок, распустив их по плечам. Не отнимая губ ото рта жены, он расстегивал ее платье; Кэтрин вскрикнула, когда пальцы мужа коснулись ее груди. Теперь он целовал ее груди, языком щекоча упругие, розовые соски, лишая Кэтрин последних остатков воли. Донован уловил этот миг полной и безоговорочной капитуляции. Откуда-то, словно издалека, она расслышала его тихий смех, затем Донован прижался к ней всем телом. Рукой он ласкал ее бедра, мягко, медленно, дразняще раздвинул ноги Кэтрин, и пальцы его нашли жаркое, влажное, чувствительнейшее средоточие ее чувств. Губы его проложили огненную тропу по ее телу к этому пылающему, содрогающемуся уголку и нашли его; он сжал ее ягодицы, приподнимая их к своему неутомимому ищущему языку. Кэтрин застонала, пытаясь избежать этой сладостной муки, но Донован удерживал ее, дразня, покусывая, пронзая ее, доводя до крайней степени чувственного восторга.
И снова его рот метнулся к ее губам, и Кэтрин задохнулась, простонав что-то. Руки ее судорожно охватили его широкие плечи, а Донован мучил ее, извлекая из нее всю, до последней капли, страсть. Наконец он пронзил ее плоть, услышав сладостный вскрик. Он двигался все быстрее, а Кэтрин оплела его ногами и прижалась к нему, содрогаясь всем телом. Вознесенная к высотам, она словно падала затем вниз, вновь взлетая и достигая пределов страсти… Никогда еще в жизни она не испытывала таких перепадов ощущений, такого захватывающего дух восторга.
И вновь реальность, остудившая ее распаленное тело и сознание, пронзила Кэтрин болью. Опять Донован доказал, что он полный хозяин и повелитель ее тела; но на этот раз в его порыве она ощутила что-то новое и необычное, почти грубое; казалось, он хотел причинить ей боль, за что-то унизить ее. Он явно был раздражен, разгневан и мстил ей. Но какое он имеет на это право, на глазах всего замка развлекаясь со своей любовницей?! Впервые Кэтрин не удержалась от слез. Отвернувшись от мужа, она уткнулась головой в подушку, чтобы заглушить рыдания.
Донован взглянул на нее. В блеске свечей кожа жены мерцала, как слоновая кость, ее плач вызвал в нем жалость, но Донован преодолел порыв приласкать, успокоить Кэтрин… Он надеялся, унизив ее грубым обладанием, притушить свою боль от того, что его жена предпочла его другому, но вместо этого ощутил в себе холодную пустоту. Своевольная и независимая, она отдавала ему свое тело, но ее внутренний мир по-прежнему оставался закрытым для него.
