Текст книги "Любовная капитуляция"

Автор книги: Сильвия Соммерфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

8

Стащив камзол и отшвырнув его в сторону кресла, Донован сел, чтобы стянуть сапоги. Кэтрин настороженно следила за ним. Если он полагал, что затащить ее в постель дело пустячное, то она продемонстрирует, как он ошибается. Конечно, он мог ее изнасиловать, но ее уступчивостью ему похвастаться не придется.

Донован со вздохом откинулся в кресле; он был очень и очень утомлен. Кэтрин стиснула руки за спиной, чтобы не было видно, как они дрожат.

– Если вы намерены надругаться надо мной, то имейте в виду: я найду способ расквитаться с вами.

– Что ж, придется остерегаться вас каждое мгновение. Следовательно, мне придется постоянно держать вас как можно ближе к себе, – ухмыльнулся Донован.

– Вы же победитель, – с сарказмом заметила Кэтрин, – и с позволения вашего короля вольны делать все, что считаете нужным.

– Ах, Кэтрин, – тихо засмеялся Донован и поднялся, чтобы снять рубашку. Теперь он уже видел неподдельный страх в ее глазах. – Все гораздо проще, чем вы думаете.

Сняв рубашку, он отшвырнул ее. Всякий раз, когда он оказывался рядом, он вносил смятение и путаницу в душу девушки.

– Куда проще взять силой то, что само не желает идти вам в руки, – с отчаянием сказала она.

– Вы уверены, что не желает?

Она чуть не задохнулась от гнева, но ее слишком занимали другие вещи. Его близость производила действие… совершенно нежелательное действие. Потянувшись, Донован легко коснулся ее волос, ощутив их шелковистость.

– Не надо, – сказала она и отбросила его руку.

Он тихо засмеялся и обхватил ее, привлекая к себе.

– Послушайте, Кэтрин. Таков закон жизни, что сильнейший, «победитель», как вы его назвали – властвует над всем. И только сильный способен распоряжаться этой властью справедливо и разумно. Яков не желает заговоров и мятежей, а потому прибегает к единственному разумному выходу – собирает вокруг себя сильнейших.

– Так вы полагаете подавить мятежи, принудив меня к сожительству? – спросила она.

– Если бы дело касалось сожительства с вами, то вы давно были бы моей. Боюсь, однако, что речь идет о вещи более постоянной и прочной. – Она не отрывала от него глаз, и Донован помолчал несколько секунд, чтобы до нее дошел смысл сказанного.

– Брак! – задохнулась она.

– Именно так, брак!

– Нет, никогда! Без любви? Нет и нет! Это то же самое, что взять меня без брака. Я вас не желаю!

– Никому не интересно, что вы там не желаете. Подписан указ короля. А что до любви, – он засмеялся снова, привлекая ближе ее непослушное тело, – жалок был бы тот, кто влюбился бы в вас, Кэтрин. Вы бы разбили ему сердце и погубили душу. Нет, я возьму вас такой, какая вы есть, и любви здесь нечего будет делать. Надеюсь, и без этого брак будет, по меньшей мере, волнующе прекрасным.

– Я никогда не стану вашей женой.

– Не спешите делать заявления, особенно в тех вопросах, где слово вам не принадлежит. Через несколько недель мы будем обвенчаны, а я не из тех мужчин, которые заставляют жену скучать в одиночестве в пустой постели. У нас будут дети, и тем самым сойдет на нет сама мысль собрать бунтовщиков под знаменами Мак-Леодов.

– И теперь я в ваших руках?..

Глаза ее были наполнены яростью.

– Я бы сказал – в моих объятиях.

– Что ж, тогда не ослабляйте хватку и бдите даже во сне, – сказала она сквозь зубы, – а, вернее всего, приготовьтесь к бессонным ночам. Если вы меня к этому принудите, я либо убью себя, либо… либо буду на каждом шагу изменять вам, и все дети, которых я вам рожу, будут безродными, нагуленными от отцов, о которых вы до конца жизни ничего не узнаете.

Злоба сверкнула в серых глазах Донована.

– Нет, – прошептал он сипло, – вы дадите клятву перед лицом Господа, стоя рядом со мной пред алтарем. С этой минуты вы будете по закону моей, и заверяю вас, что не найдется мужчины, который рискнул бы наставить мне рога. Это уж поверьте. – Он уверенно улыбнулся. – Разумеется, я не стану стеречь вас, как заключенную, но если застану с вами другого мужчину, то ему это будет стоить жизни. И я без колебаний накажу вас в случае измены. Чтобы вы знали, что мое незапятнанное имя и моя честь для меня превыше всего.

Ему хотелось добавить, что слишком хорошо ее знает, чтобы поверить в ее способность отдаться другому мужчине после свадьбы. Донован слишком доверял ее представлениям о чести.

– Пустите меня.

– Может быть… попозже, – сказал он негромко и прижал к себе так крепко, что она слышала каждый удар его сердца и ощущала жар его тела. – А теперь посмотрим, что же меня ждет в браке.

– Нет… нет, пустите меня. Я вам не какая-нибудь шлюха!

– Горячитесь, горячитесь, – сказал Донован, – ведь вам предстоит согревать мою постель. Ну, а сейчас…

С силой он прижал ее к своему телу, все крепче и крепче смыкая кольцо своих безжалостных рук. Она уже не могла дышать, не могла думать, затем его губы прижались к ее, и страстный, опаляющий поцелуй пронзил Кэтрин, вытеснив из ее сознания все мысли и чувства.

Все внутренние барьеры были сломлены, его прикосновения, вкус его губ, его запах – все волновало и будоражило Кэтрин; казалось, никого, кроме них двоих, не осталось во всей Вселенной.

Губы девушки невольно приоткрылись навстречу его поцелую, а руки сами собой обвили его шею. Все мысли о том, что перед ней враг, испарились, и она, незаметно для себя, уступала чужой, неизмеримо более сильной воле.

Донован отпустил ее столь же резко, как и привлек, и Кэтрин ощутила мучительный стыд за свою слабость, в основе которой лежало влечение. Раздавленная пережитым, она метнулась в сторону, но Донован стиснул ее запястье, мешая ударить себя.

– Я никогда не буду твоей!

– Я уже сказал, что не нуждаюсь в уступках: чтобы ты там ни говорила, в твоих жилах течет горячая кровь, и я сумею довести ее до кипения. Хочешь, попробуем сейчас?

Донован двинулся к кровати, заметив в ее глазах страх, который Кэтрин пыталась скрыть. Теперь она боялась самой себя, своей страсти, не подчиняющихся сознанию и воле чувств.

– Я буду ненавидеть тебя до конца жизни.

– Ничего, Кэтрин, это я как-нибудь переживу. Мало-помалу я сумею пробудить более нежные чувства.

– Любовь, например, – с сарказмом сказала девушка.

– Если и не любовь, то уж страсть-то точно. Этого будет достаточно.

– Так тебе неважна любовь, ты готов обойтись и без нее?

– Любовь? Это глупый сон, игрушка для поэтов и мечтателей. Зачем она мне, когда я получу все, что желаю? Прекрасный замок, красивую жену, которая подарит мне здоровых сыновей, состояние. О любви кричат те, у кого ничего нет, ну а меня избавьте, пожалуйста. Я всего добился сам, своими руками, головой, а когда нужно – мечом. И можешь мне поверить, Кэтрин, я никогда не выпускаю из рук то, что сумел схватить.

– Не заставляй меня разыгрывать этот фарс с женитьбой!

– Фарс? Обещаю тебе, это будет настоящий брак, и он совершится как на небесах, так и на земле.

– Ты еще пожалеешь об этом!

– Опять угроза, Кэтрин. Не надо. Не пытайся остановить восход солнца – это выше твоих сил. Вскоре король публично объявит о нашем предстоящем венчании, и мы станем мужем и женой. Ну, ладно, Кэтрин, – заявил Донован, уверенный в глубине души, что сделан первый шаг к тому, чтобы стать хозяином ее воли. – У меня неотложное дело, иначе бы я более убедительно тебе доказал, что твое будущее далеко не так мрачно, как кажется.

– Иди и поскорей дай мне отдохнуть от тебя… А куда ты собрался?

– Уже начинаешь ревновать, любовь моя? – подсмеиваясь, сказал Донован.

– Нет. Просто я надеялась, что ты едешь на какую-нибудь стычку, с которой не вернешься.

Он снова рассмеялся и поцеловал ее еще раз, затем неохотно, со вздохом отпустил и шагнул в сторону, чтобы взять чистую одежду. Глазами Кэтрин, не отрываясь, следила, как он одевается.

Она смотрела, как он натягивает на себя чистую рубашку, белизна которой казалась особенно ослепительной на его бронзовом теле. Да, Донован, без сомнения, красив, и тело его, без преувеличения, прекрасно, но, подумала она с болью, сердце у него из камня.

Кэтрин лихорадочно искала путь к бегству. Но что она могла сделать? Приближенный короля, ее тюремщик обладал почти неограниченной властью…

Переодевшись, Донован сел, чтобы натянуть сапоги, затем встал и поднял плащ.

– Вы здесь в полной безопасности, – с издевательской улыбкой сказал он. – Кстати, можете, не смущаясь, пользоваться моей постелью. Только не вздумайте покидать эти комнаты до моего возвращения, иначе познакомитесь с холодной и сырой камерой. Мои люди получили приказ глядеть за вами в оба.

И он вышел, закрыв за собой дверь.

Кэтрин медленно уселась на кровать и начала размышлять. Было очевидно, что кто-то отбил у Мак-Адама всякое доверие к понятию «любовь». Кто это мог сделать?

И тут ее осенило, как решительно и по полному счету она сможет ему отомстить. А что, если вся его неприступность – лишь доспехи, скрывающие его уязвимость? Что, если это он боится ее, а не наоборот? Она поднялась, разделась и, нырнув под одеяло чужой постели, уснула сном удовлетворенного, прожитым днем, человека.

Улыбка сошла с лица Донована, едва только он вышел за дверь. Ему уже давно следовало заняться другим делом, но в своих расчетах он не принял во внимание то воздействие, которое способна на него произвести исключительная красота Кэтрин.

Он еще раз предостерег себя от легкомысленности в отношениях с этой девушкой. Ошибка в молодости обошлась ему слишком дорого, и он, Донован Мак-Адам, не собирался дважды попадаться в одну и ту же ловушку.

Он не должен подчиняться гипнозу ее прекрасного тела, сказал он себе. Просто он желает ее. Что ж, когда она станет его женой, никаких проблем не будет. Он будет владеть этим редкостным созданием, и жизнь их потечет в русле, где будет много страсти, но никакая любовь не спутает ему карты.

Донован, шагая, рассеянно прикоснулся к шраму на щеке. Она его заклеймила, что ж, теперь его черед. Он овладеет ее телом и душой и, рано или поздно, сделает ее такой женщиной, какая ему нужна.

Сейчас ему предстояло покончить с делом, не терпящим отлагательства. Уверенность в том, что Эндрю Крейтон – английский шпион, заставляла его спешить. Эндрю, если это был он, ранен, и едва ли так скоро успел вернуться домой. А если он и вернулся, – кто рискнет укрывать английского шпиона и оказывать ему помощь? Энн Мак-Леод не настолько глупа, чтобы рисковать репутацией и будущностью своей семьи. Она слишком любит сестру и брата. А дальше… Эндрю Крейтон заговорит в его руках как миленький, и у Донована Мак-Адама будет дополнительный козырь в его партии с Кэтрин.

Довольный собой, в сопровождении трех воинов, он поскакал к дому Мак-Леодов.

Эндрю, без малейшей боязни представавший перед лицом монархов, хладнокровно встречавшийся с глазу на глаз со смертельной опасностью, остолбенело взирал на пару бездонных темно-голубых, фиалковых глаз.

– Леди Энн… – начал он, запинаясь. Наконец ему пришел в голову естественный в этой ситуации вопрос: – Что вы здесь делаете?

– Дожидаюсь вас. И уже не первый час.

– Но почему?

– Потому, Эндрю Крейтон… или кто бы вы ни были, что у меня к вам есть несколько более чем серьезных вопросов, которые требуют немедленного ответа.

– Боюсь, однако… – Он собрался все отрицать, но Энн уже разглядывала его окровавленную рубашку, и глаза ее расширились от ужаса.

– Вы ранены!

– Так, ерунда, царапина. Я сам обо всем позабочусь, если вы…

– Пожалуйста, хватит! – Ее глаза загорелись гневом, щеки порозовели. Такой Энн ему еще видеть не приходилось. – Сядьте и, пожалуйста, Бога ради, не кормите меня байками для малолетних детей. Мне приходилось ухаживать за ранами брата, и я разбираюсь, что ерунда, а что – нет. Сидите, я сейчас принесу воды.

– Только не разбудите кого-нибудь, – попросил Эндрю.

– Я не собираюсь никого будить, – надменно подняв подбородок, заявила Энн и вышла.

Эндрю бессильно опустился в кресло. Так… Сейчас ему придется отвечать на миллион женских вопросов!

Энн вернулась через минуту с водой и чистой тряпкой. Поставив тазик на стол, она разорвала тряпку на несколько частей.

– Снимите эту окровавленную рубашку, я найду, куда ее деть. Вы ведь не хотели бы, чтобы ее увидел кто-нибудь посторонний, не так ли? – сказала она голосом, не терпящим возражений.

Может быть, она видит в нем всего лишь слугу, попавшего по собственной неосторожности в переплет, и в силу хозяйского великодушия опекает его, как свою собственность? Если так, то он по мере сил постарается удержать ее в этом заблуждении.

Эндрю осторожно снял рубашку с засохшей кровью и бросил ее на пол. Воцарилось тяжелое молчание, и он беспокойно поднял глаза.

Энн стояла с разорванными тряпками в руке и смотрела на него как зачарованная. Ничего лишнего не было в его мускулистом теле. Множество шрамов покрывало кожу, а играющие мышцы выдавали в нем физически сильного человека, привыкшего к седлу и мечу. Тонкая талия, мощная грудная клетка, широкие плечи. От него так веяло мужественностью, что у Энн перехватило дыхание. Глаза их встретились, и что-то неуловимое изменилось в их взаимоотношениях.

Мучительным усилием Энн отвела взгляд и сосредоточила внимание на тряпке, которую от волнения скомкала в руке.

– Сядьте… пожалуйста.

Голос у нее прозвучал слабее обычного.

Эндрю сел, глубоко вздохнув всей грудью, пытаясь остановить волну того, что он назвал бы вожделением, но что, по сути – и он это знал, – являлось чем-то большим.

Она подошла вплотную, и Эндрю пришлось стиснуть зубы, чтобы не издать ни звука, пока влажной тряпкой она смывала кровь с плеча и груди и промывала рану. Движения ее рук были легки, но если пальцы случайно прикасались к обнаженной коже, оба вздрагивали.

– Леди Энн, я мог бы и сам все сделать, не стоило бы вам беспокоиться.

– Тсс, Эндрю! – тихо сказала Энн. – Я с радостью окажу вам эту небольшую услугу. Кроме того, находясь в положении больного, вы не сможете увильнуть от моих вопросов.

– Вопросов? – спросил он недоумевающим голосом. – Это насчет царапины, которую я получил, случайно столкнувшись со старым своим врагом?

– А за этим не стоит еще что-то… или кто-то?

Эндрю поднял глаза и пожалел о своей неосторожности. Легкая улыбка тронула его губы.

– Нет, госпожа, это не была схватка из-за женщины.

– Об этом я и не думала.

Он повернулся всем телом, чтобы лучше видеть ее, но она заставила его вновь сесть прямо.

– Сидите тихо, я уже кончаю. Я не стану пока докучать вам вопросами. – Она закрепила последнюю повязку. – Теперь все.

Эндрю тут же встал и поспешил уйти от ее ласковых рук и нежного аромата ее духов… а заодно от этих невинно вопросительных глаз, проникающих в глубины его души. Первым делом он нашел чистую рубашку и, надевая ее, натужно ровным голосом сказал:

– Я чрезвычайно признателен вам за вашу милосердную помощь, леди Энн, но, если вас обнаружат среди ночи в комнате слуги, это не пойдет на пользу вашей репутации.

– В комнате слуги! – повторила она. Отойдя на несколько шагов, она резко повернула голову. – Хотела бы я знать, достойно ли вас это помещение.

– Не понимаю, мисс Энн. Я…

– Не надо, Эндрю!.. Достаточно! Хватит мне лгать!

Голос у нее стал серьезным. Неужели он вел себя настолько неуклюже, что позволил зародиться сомнениям в ее душе?

– Лгать? О чем?

– Эндрю… При каких обстоятельствах вы получили сегодня ночью это ранение?

– Я уже говорил…

– Да, я помню все, что вы мне говорили, но ведь это была неправда, разве не так? А, Эндрю?

– Есть некоторые вещи… о которых вам было бы лучше не знать…

– Чтобы не получить с этим знанием неприятностей? – спросила она. – Кого-то это может очень заинтересовать?

– Да, – сказал Эндрю неохотно.

– Кого?

Вопрос был задан тихо, но твердо.

– Донована Мак-Адама.

Он поймал ее взгляд, пытаясь прочесть мысли девушки.

– Но если мне, может статься, придется лгать ради вас, Эндрю, не думаете ли вы, что я вправе знать, для чего я это буду делать?

– Не говорить ничего, не означает лгать.

– Только не с Донованом Мак-Адамом. Вы не хуже меня знаете, что он не удовлетворится отговоркой.

– Он ваш враг, Энн.

– Полагаю, что нет, Эндрю. Ему нужны мир и покой, как и всем нам. Он хочет, чтобы его король прочно сидел на троне. Он заправляет большими делами, и вряд ли война с женщинами входит в его намерения. Эндрю, он ваш враг!

Последние слова были произнесены с такой убежденностью, что стало ясно: Энн уже поняла расстановку сил и роль в ней своего «домоправителя».

– Нет, он мне не враг. Просто на сегодняшний день он стоит на моем пути и на пути того, что мне предстоит сделать.

Энн медленно упала в кресло, словно ей изменили силы. Глаза ее наполнились ужасом.

– Так… вы… шпион? Английский шпион? Господи! А как же Кэтрин… Эрик?..

Энн слишком ясно осознавала, какие последствия сделанное ею открытие может иметь для будущности ее семейства. В случае разоблачения Эндрю нечего было надеяться на милость Якова или Мак-Адама. Это означало смерть для Эрика и Бог весть что для Кэтрин, и самой Энн.

Эндрю непереносимо было видеть ужас, написанный на лице бедной девушки. Упав на колено, он сжал ее маленькую ручку в своих огромных ладонях.

– Энн, все не так, как вы можете подумать. Поглядите на меня.

Их взоры встретились, и в глазах у нее он увидел страх и боль.

– Я ни за что бы не причинил вреда вам или вашему семейству, клянусь вам, Энн. Я здесь не для того, чтобы создавать проблемы, наоборот, мне поручено их устранить. Клянусь всем святым, Энн, я пришел не для того, чтобы обманывать и изменять. Мне нужно совсем не это.

Энн молчала. Наконец она заговорила:

– Кажется, я без конца задаю вам один и тот же вопрос, и не получаю на него ответа. Кто вы, Эндрю?

– Я – сэр Уильям Френсис Эндрю Крейтон. При дворе Генри Тюдора я играю примерно ту же роль, что и Донован при дворе Якова. И цель моя – принести двум народам надежду, а не войну.

Ей отчаянно захотелось поверить ему, но в любом случае – лгал он или говорил правду – на карту была поставлена судьба всей ее семьи.

– Что вы понимаете под словом «надежда»?

– Брак.

– Брак?

– Якову нужна жена. Королям нужны хорошие партии, выигрышные в политическом смысле. Так почему бы Якову не взять в жены Маргарет, сестру Генриха? Это означало бы союз между двумя государствами, Энн, ведь это могло бы положить конец старым распрям между нашими народами!

– Но это невозможно, Эндрю. Как вы сможете это сделать?

Он глубоко вздохнул. Если он сейчас все расскажет, а Донован узнает об этом, все его усилия будут тщетны.

– Вы просите меня доверять вам, Эндрю, – тихо сказала Энн, – вы просите меня поставить на карту жизнь моего брата и жизнь моей сестры. Вы просите меня о бесконечно многом, так будьте со мной хоть немного откровеннее.

– Моя откровенность может дорого вам обойтись, Энн.

– А ее отсутствие может обойтись еще дороже. Кэтрин и Эрик слишком много значат для меня, чтобы играть их судьбою.

Эндрю вздохнул. Он сознавал справедливость каждого ее слова. Если требуешь доверия, будь готов сам проявить его. Он встал и походил несколько минут. До рассвета было рукой подать, с минуты на минуту можно было ожидать прибытия Мак-Адама. И Эндрю решился.

Энн хранила молчание, но на сердце у нее лежал камень, нервы были напряжены, и в любую минуту она могла сорваться.

– Существуют изменники, готовые открыть ворота всех приграничных крепостей в случае внезапного выступления Генриха. Когда ситуация созреет, я выдам изменников в обмен на переговоры с Яковом о женитьбе.

– Но почему не открыться сейчас? Если Донован объявится здесь, выложите ему всю правду!

– Но какие доказательства я приведу? Он возьмет меня как шпиона, едва я заикнусь о своей миссии.

Энн обхватила плечи руками, словно от внезапного озноба. Внутренним чутьем девушка давно понимала, что Эндрю гораздо больше, чем просто слуга, но она никак не предполагала, что в результате его признания окажется перед таким чудовищно ответственным выбором.

Эндрю подошел к окну, через которое сочился серый утренний свет. Он не мог просить девушку ни о чем. Она имела полное право в первую очередь позаботиться о безопасности брата и сестры. Он сам вручил свою жизнь в ее руки потому, что… потому, что важнее всего на свете для него было сейчас ее доверие.

Свет занимающегося дня становился все ярче, но оба молчали. Эндрю знал, какая схватка кипит в душе девушки, не меньшая схватка происходила и в его собственном сердце. Стук копыт под окнами означал, что их время истекло. Энн молча встала из кресла, подобрала рубашку Эндрю, подхватила таз с водой и, не говоря ни слова, вышла.

– Энн! – негромко сказал он ей вслед.

Ее личико с большими голубыми глазами обернулось к нему.

– Ждите здесь.

Это было все, что она сказала; дверь мягко закрылась за ней.

Эндрю никогда прежде не сомневался в собственной смелости, но сейчас он дрогнул.

Его жизнь, будущность двух государств лежали в нежных миниатюрных ручках Энн. Ему не составляло труда сбежать даже сейчас, в эти минуты: пока Донован допрашивает Энн, он успеет выехать из ворот и направиться к границе. Но это означало оставить ее в одиночестве расхлебывать кашу, которую он сам заварил. Это означало дать ей повод посчитать его обманщиком и лжецом, а этого он допустить не мог. Время, до этого летевшее со скоростью птицы, теперь ползло как черепаха. Он ждал несколько длинных, непереносимых минут. Затем он услышал приближающиеся шаги… но это была не Энн.