Текст книги "Любовная капитуляция"
Автор книги: Сильвия Соммерфилд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Соммерфильд Сильвия
Любовная капитуляция
1
Англия, 1488
Сэр Уильям Френсис Эндрю Крейтон, стройный, отменно сложенный, мерял большими нервными шагами залу, чиркая шпорами по каменным плитам и даже не пытаясь хоть как-то приглушить этот звук. Одинаково хорошо владея конем и мечом, он плохо переносил ожидание неизвестности. Он не любил ждать; кроме того, полуночный вызов к лорду Джеффри Спэрроу показался ему крайне подозрительным. Обычно за этим стояла неприятная новость или какое-нибудь головоломное поручение.
Сэр Эндрю был человеком с состоянием и занимал видное положение при дворе английского короля: он относился к числу немногих, кому доверял Джеффри Спэрроу, а за Джеффри, как всем было известно, стоял сам король.
До Англии дошли отголоски междоусобицы, сотрясавшей сейчас Шотландию: отец и сын сошлись в единоборстве за право на трон. Для Англии ее исход был исключительно важным, и при одной мысли об этом у Эндрю портилось настроение. Он чувствовал, что предстоящий разговор с Джеффри имеет прямое отношение к событиям в соседнем королевстве.
Всех его друзей поражало, что в свои тридцать три он не проявляет ни малейшей склонности к обзаведению семьей. Сэр Эндрю был образован и красив, но не рафинированной красотой придворных франтов: суровые черты лица, волевой, мужественный подбородок, из-под черных бровей проницательно смотрели серые глаза. Два рубца на лице скорее придавали ему выразительность, чем портили его. Один шел от линии волос и обрывался на левой скуле, другой проходил по правой щеке. И тот, и другой – напоминание о его отчаянной храбрости, как, впрочем, и те многочисленные шрамы, которые покрывали его могучее тело; везде, где бы он ни появился, он становился центром притяжения для женщин.
К тому моменту, когда дверь сзади скрипнула, терпение его было на исходе, а потому он даже не повернулся. Прошло какое-то время, и густой, сочный смех нарушил тишину.
– Ах, Эндрю, Эндрю! Ты на меня зол, как я посмотрю. Неужели поздний час так плохо на тебя влияет? До сих пор до меня доходили прямо противоположные утверждения.
Эндрю обернулся. Бесконечно уважая Джеффри Спэрроу, он не мог долго на него сердиться.
Фамилия Джеффри [1]1
Sparrow – воробей ( англ.).
[Закрыть]как нельзя лучше соответствовала его облику. Худой, с носиком-клювом, нависавшим над тонкой линией рта, он и двигался-то как птица, резко и как бы пугливо. Но острый взгляд его желтоватых глаз свидетельствовал, что в тщедушном теле живет блестящий и острый ум.
– Негодяй, – улыбнулся Эндрю. – Ну, говори, какой очередной подвох ты мне приготовил? Нельзя было дождаться дня?
– Дорогой друг, днем ты будешь уже далеко отсюда!
– Далеко отсюда? Куда же ты собираешься меня отправить?
– В Шотландию, – последовал негромкий ответ.
Наступило долгое молчание, первым заговорил Эндрю:
– Надеюсь, мне предложат здесь немного вина? Признаюсь, я ожидал сюрпризов, но все же не таких.
Теперь улыбнулся Джеффри. На столе возвышался кувшин с вином и кубки, он наполнил два, один протянув Эндрю, и с возгласом: «За мир между Англией и Шотландией!» – поднял свой.
– Оптимистический тост, – с сарказмом отозвался Эндрю. – Однако даже после него мне неясно, что же от меня потребуется.
– В Шотландии у меня есть человек… назови его шпионом, если хочешь. Последнее время меня начали одолевать сомнения в его верности, и вообще мне многое непонятно в его поведении.
– Так я должен шпионить за твоим шпионом. – Расхохотавшись, Эндрю допил кубок. – Избавь меня от этого, Джеффри, у меня нет охоты играть в такие игры.
– Это не игра, Эндрю, и я хотел просить тебя вовсе не об этом.
– Тогда ради всего святого, дружище, раскрой мне наконец завесу тайны.
– Тебе известно, каковы отношения между королем Яковом и его сыном?
– Разумеется.
– Кто бы из них ни взял верх, мы должны обеспечить мир между нашими двумя королевствами.
– Ни один из них не пойдет на это.
– Не следует судить скоропалительно.
– Ты всегда знаешь гораздо больше, чем считаешь нужным говорить. Ну, выкладывай, что ты там для меня приготовил.
И вновь Джеффри одарил его улыбкой, слишком ласковой на вкус Эндрю.
– Как насчет того, чтобы на время отказаться от ваших обычных надменных манер и немного поиграть в смирение и почтительную скромность, сэр Эндрю?
– Это кому же я должен демонстрировать свою почтительность, помимо короля и уважаемых мною людей?
– Ну, например, одному шотландскому лорду.
– Ха! Исключено!
– И все же тебе придется приложить все свои усилия для этого, Эндрю, ибо именно этого хочет король. Дело исключительной важности, и к тому же не терпящее отлагательств.
– Расставим все точки над «i», Джеффри. Кто этот господин?
– Лорд Эрик Мак-Леод.
– Почему именно он?
– Потому что с его помощью тебе необходимо пробраться к тому, кто одержит верх и займет трон. Видишь ли, лорд Мак-Леод сражается за Якова III, но проживает рядом с крепостью в Эдинбурге, так что если Яков IV будет одерживать верх, он вынужден будет для своей окончательной победы овладеть этим городом. И в том, и в другом случае ты сможешь приблизиться либо к тому, либо к другому претенденту на престол. Ты выедешь немедленно, одевшись попроще и победнее, так, чтобы никто не заподозрил твоего благородного происхождения. Вскоре ожидается решающее сражение. Ты должен присоединиться к людям лорда Эрика и сражаться рядом с ним. А дальше… дальше я полагаюсь на твою изобретательность. По мне, ты должен держаться как можно ближе к нему, чтобы оказаться в Эдинбурге в нужное время. Мы должны обеспечить мир, Эндрю, и от тебя зависит очень многое.
– А если у меня ничего не получится?
Джеффри мрачно посмотрел на Эндрю.
– Цена неудачи окажется чрезвычайно высокой. Тебе она может стоить жизни. Но ты у нас всегда был везунчиком.
– Ладно, положим. Что дальше?
– Дальше мне остается опять довериться твоему… э-э… богатому воображению и изобретательности.
– Покорнейше благодарен, – сухо сказал Эндрю. – Твои комплименты начинают выводить меня из себя.
– Не беспокойся, в качестве слуги лорда Мак-Леода ты не будешь избалован похвалой.
– Мне от этого легче не будет. Как я могу стать слугой?
– Прояви толику смирения, Эндрю, – засмеялся Джеффри. – Может статься, это пойдет на пользу твоей бессмертной душе.
– О моей душе предоставьте заботиться мне, – пробормотал Эндрю.
– В тебя, Эндрю, я верю больше, чем в любого другого рыцаря при дворе. – Голос Джеффри стал предельно серьезным, взгляд его не отрывался от лица Эндрю. – Мы хотим избежать столкновения с этой страной, кто бы ей ни правил. Там должен быть человек, на которого мы могли бы положиться. Король спрашивал, есть ли у меня такой на примете, и я еще раз подтвердил свое полное доверие к тебе. Его величество полностью со мной согласился.
– Негодяй, – сказал Эндрю ворчливо. – Умеешь подластиться. Стоит ли удивляться после этого, что ты – правая рука короля.
– Так ты выполнишь наше пожелание?
– Я сделаю все, что смогу. Если же ничего не получится…
– У тебя не может не получиться. Ты слишком умен, чтобы дать обвести себя вокруг пальца какому-то там шотландцу.
Губы Джеффри вновь сложились в улыбку.
– Боже, остановись! Еще один комплимент, и меня разорвет от самодовольства, – рассмеялся Эндрю.
– Король и его подданные будут в неоплатном долгу перед тобой, если ты сумеешь с этим управиться. Будут спасены многие и многие жизни, Эндрю. А там… Там можешь не сомневаться, король продемонстрирует публичное благоволение к тебе более материальным путем.
Лицо Эндрю побагровело.
– Святой Господь, ты что же, думаешь, я пойду на это ради платы?
– Нет, Эндрю, и в голове не держал ничего подобного. Слишком уж хорошо я тебя знаю. Я всего лишь повторяю слова его величества, и – он шагнул к другому длинному столу у самой стены, – я должен предложить тебе это.
Он сдернул со стола покрывало, под которым лежал меч – и какой меч! Лезвие его мерцало в бледном свете. Лежавшие чуть поодаль ножны не были украшены обычными в таких случаях драгоценными камнями, рукоять была сделана все из той же гладкой стали, но у всякого знатока при одном взгляде на оружие захватило бы дух.
– Король крайне сожалел, что не может преподнести тебе меч в той великолепной отделке, какой ты, по его мнению, заслуживаешь. Драгоценные камни украсят ножны и рукоять меча сразу по твоему возвращению. Он велел передать его тебе как знак милости, восхищения твоим мужеством, с пожеланиями успеха.
Эндрю какое-то время не мог ничего выговорить. Ему не нужны были пояснения, чтобы убедиться: перед ним истинный шедевр оружейного искусства. Он подошел к Джеффри и благоговейно поднял громадный обоюдоострый меч. Тот оказался настолько удобным, что казался продолжением его руки.
– Потрясающе! – выдохнул Эндрю.
– Я знал, что ты сумеешь оценить его.
– Когда я должен выехать?
– Чем скорее, тем лучше. События движутся к кровавой развязке, и каждая минута на счету. У тебя слишком мало времени на прощание, и я боюсь, что многие леди останутся неутешными по случаю твоего отъезда. Сочту за честь выразить им твои глубочайшие сожаления.
Эндрю ответил широкой ухмылкой, мгновенно преобразившей его лицо, добавившей в него тепла, которое, как солнце, осветило изнутри его суровую красоту.
– Я отправлюсь с рассветом. Это тебя устроит мой любезный, хотя и не в меру навязчивый друг?
– Вполне.
– Ну, полагаю, ты предложишь мне еще вина, и мы присядем, чтобы обсудить детали.
– Обсуждать нечего. – Джеффри засунул руку в карман камзола и вытащил небольшую связку бумаг. – Здесь все, что требуется. Внимательно прочитав все эти бумаги, ты, твердо запомнив их содержание, тут же их уничтожишь.
– Это надо понимать так, что существуют люди, которые… не разделяют твоих целей.
– Существуют… по ту и по эту сторону. Достаточно сильные для того, чтобы ты имел основания серьезно опасаться за свою жизнь. Скажу прямо, без околичностей: с некоторыми из наших связных произошли э-э… дорожные происшествия. И там, и здесь хватает посторонних ушей, и меньше всего я желал бы, чтобы сведения о твоем задании перестали быть секретом. Будь предельно осторожен, друг мой, осторожен и бдителен. Следи за каждой тенью и каждым шорохом и никогда не оставляй свою спину неприкрытой.
– Не беспокойся.
Эндрю сунул бумаги под рубаху, поближе к телу, затем взял меч, подержал, любуясь им, и вложил лезвие в ножны.
Джеффри протянул руку, и Эндрю пожал ее; так друзья выразили уважение и привязанность друг к другу, преданность стране и королю.
Погруженный в свои мысли, Эндрю скакал по темным и гулким улицам ночного города. Он не испытывал страха, но ощущение громадной ответственности, возложенной на него, тяготило. Привязав лошадь у дверей дома, он отправился наверх, чтобы приготовиться в дорогу.
Он не стал будить слуг, кроме старого верного Чарлза, состоявшего при нем со времен отрочества.
– Сэр, что значит вся эта спешка? Что-нибудь приготовить? Может быть, я должен вас сопровождать?
– Нет, Чарлз. Ты остаешься. Эту поездку мне придется предпринять в одиночестве. Приготовь лишь немного провизии. Я предполагаю, по возможности, скакать без остановок. Чем меньше людей меня увидят, тем лучше.
– Вы отправляетесь один?!
Чарлз был озадачен и обеспокоен. Он так долго служил сэру Эндрю, что у него в голове не укладывалось, как это хозяин может отправиться куда-то без него.
– Увы, да.
Эндрю сдержал улыбку, не желая обидеть преданного слугу.
– Когда ждать вас обратно?
– Это зависит от… от стольких обстоятельств, что лучше об этом не говорить. Позаботься обо всем здесь, Чарлз. Хозяйство и все мои дела оставляю в твоих надежных руках. – Наклонившись к слуге, он прошептал ему на ухо: – Я еду по поручению короля.
Что бы ни произошло, Эндрю мог быть твердо уверен в одном: о его делах от Чарлза никто и ничего не узнает, верный слуга скорее умрет, чем проговорится.
Чарлз стоял и смотрел, как Эндрю облачается в темно-коричневое поношенное платье, которое он надевал только в тех случаях, когда ему приходило в голову заняться физическим трудом или пофехтовать.
Закрепив меч на перевязи, Эндрю обернулся и чуть не расхохотался: такое недоумение и любопытство было написано на лице Чарлза.
Тот кивнул и застыл, прислушиваясь к удаляющемуся звону хозяйских шпор в прихожей и длинном коридоре, ведущем к двери. Подойдя к окну, Чарлз поглядел сверху, как Эндрю затягивает подпругу и вскакивает в седло.
Он отправился в дорогу, снаряженный лишь совершенно необходимыми вещами, так что определить его принадлежность к высшему английскому дворянству было абсолютно невозможно, и, если бы с ним произошло что-то плохое, вероятнее всего, никто никогда не узнал бы, что с ним стряслось.
Копыта коня застучали по дороге, и скоро цокот их растворился в ночи. Чарлз стоял и смотрел в темноту, пока она не поглотила хозяина.
Пять недель спустя
Когда утром две армии с грохотом сошлись, солнце горело в голубизне небес как драгоценный камень. Теперь день клонился к вечеру, и верхушки холмов касались нижней части ослепительного диска. Клейкая листва переливалась в лучах заходящего светила, провозглашая приход поздней шотландской весны; изнурительная схватка близилась к завершению.
Немного в стороне, к северу от поля битвы, одинокий всадник, Яков III Шотландский, сухими, воспаленными глазами смотрел, как армия мятежников, возглавляемая его сыном, медленно, но верно идет к полной победе. Прозрачная вода речки окрасилась кровью бойцов, сохранивших верность своему королю. Рыцари и горожане стояли плечом к плечу и жертвовали своими жизнями во имя верности трону.
Яков III и поныне мог бы жить в мире и благоденствии, прояви он большую государственную мудрость или хотя бы способность удерживать в каких-то рамках свою скупость, но безудержная жадность ввергла его в столкновение с могущественным семейством, живущих в приграничье, Хоумов, а союзниками последних стали не менее могущественные Хепберны и Мак-Адамы. Первым делом мятежники захватили Данбар и Стерлинг.
Король послал на битву самых близких своих друзей, готовых пойти ради него на смерть. Но час назад все стало ясно, и он почувствовал вкус поражения, подобный вкусу пепла. Он велел своим сторонникам покинуть поле боя, а сам в одиночестве взирал на ужас финальных аккордов проигранной битвы.
Конь, на котором он восседал, был крепок и вынослив и вполне мог доставить его в безопасное место, хотя сам всадник был в старых, потускневших от времени доспехах, одетых для маскировки.
Яков III понимал: битва окончена и, узнай его кто-то из врагов, никто и гроша не даст за жизнь венценосной особы. Его несколько утешало то обстоятельство, что он найдет убежище в Англии и, более того, сможет заново собрать там свои силы, чтобы вновь сразиться с противником… Да, именно так, хотя врагом являлся его собственный сын, изменивший отцу и домогавшийся короны… На глазах короля выступили слезы, и вчерашний владыка, скрипнув зубами, пробормотал страшное проклятье в адрес сына.
Спустя мгновение он расправил плечи и, развернув коня, с места пустил его в галоп; сильное животное несло его навстречу надежде, что с новыми силами и армией он сможет нанести сыну поражение и рассчитаться за ужас и унижение этого дня.
Узкая и грязная дорога, по которой скакал всадник, шла вдоль реки. Еще немного – и он добрался до брода. Отыскав переправу, король пустил лошадь прямо в реку, взметнув столб брызг; конь, чувствуя, как неуверенно всадник держит поводья, встревоженно захрапел. На другой стороне реки располагалось несколько домов, и он предполагал миновать их, не останавливаясь, но судьба рассудила иначе. За ближайшим поворотом ему попались две женщины, несущие воду из колодца. Когда перед ними возник всадник на бешено несущемся коне, обе они взвизгнули, испуганная лошадь встала на дыбы, суча передними ногами по воздуху, и седок с тяжелым стуком рухнул на землю. Испуганная лошадь поскакала дальше, а две невольные виновницы происшедшего боязливо приблизились к лежащему на земле человеку.
– Мама! – воскликнула та, что помоложе.
– Тсс! – осекла ее женщина постарше и опустилась на колени перед лежащим.
Яков с величайшим трудом открыл веки; он попытался заговорить, но не смог.
– Беги за отцом, – приказала пожилая женщина.
Через минуту-другую девушка вернулась с отцом, и они втроем с величайшим трудом перенесли незнакомца на траву. Когда удалось стащить с его головы шлем, крестьянин остолбенел.
– Король! Нужно помочь ему.
Но сразу же после его слов раздался приближающийся топот. Женщины бросились на дорогу, чтобы задержать всадников. С облегчением они разглядели, что один из них одет в длинные одежды и рясу и, судя по всему, является служителем церкви.
– Отец! – закричала она. – Святой отец!
Тот свесился с седла.
– Что ты хочешь сказать мне, женщина?
– Это прямо-таки благословение Господне, что вы оказались здесь, святой отец. Тут один рыцарь упал с лошади и разбился. Муж опасается, что он при смерти и ему нужен священник.
Незнакомцы обменялись взглядами, в которых сквозил азарт погони. Лжепастырь направился за женщиной к лежащему на земле королю.
– Оставь нас! Если он захочет исповедаться, чтобы получить отпущение, нам необходимо побыть с ним наедине.
Глава семейства поднялся с колен, оставив короля лежать. Прищурившись, он смотрел на того, кто отдал ему приказ, и тут же, с выступившей на лбу испариной, заторопился к жене и дочке и, ухватив их за руки, поволок прочь.
– Живо, – хрипло шептал он. – Нам здесь нечего делать.
«Священник» стал на колено, не удержавшись от торжествующей улыбки. Вот тот, кого они ловили и неожиданно быстро и легко заполучили в свои руки! Голова короля была свободна от шлема, его густые волосы смялись, на лбу мерцали капельки пота, глаза – полуоткрыты. Но преследователь узнал его с первого взгляда, даже в неверном свете угасающего дня.
«Священник» склонил голову и вытащил из-под рясы длинный и тонкий кинжал. Старые доспехи были расстегнуты на груди, и именно туда сильная и жестокая рука нанесла короткий удар. Глаза короля раскрылись, и он узнал убийцу, с его именем на устах он умер.
«Священник» завернул короля в плащ и оставил мертвое тело, приблизившись к маленькому семейству, безмолвно стоявшему в отдалении.
– Он скончался, но успел очистить душу на исповеди. Мои люди позаботятся о нем, так что можете идти по своим делам, дети мои.
Те кивнули, глядя, как закутанные в плащи люди уносят труп.
Когда замолк стук копыт, глаза девушки вопросительно устремились на отца, но тот лишь смог выдохнуть:
– Это был никакой не священник… И нужно как можно скорее сообщить о том, что произошло Доновану Мак-Адаму.
2
Тело короля спрятали в лесу неподалеку от Саучиберна. Его убийца поскакал дальше, а его сообщники под покровом темноты вернулись в лагерь нового короля – Якова IV. Все трое обязались хранить молчание о преступлении, ибо сын покойного монарха надеялся, что отца вот-вот найдут и доставят к нему; он должен, был, как можно дольше оставаться в неведении.
Смежив веки, Яков лежал в палатке, над которой развевался королевский флаг. Он спал прямо в одежде, изможденный и обессиленный, и сон его был сладок. Рядом, свернувшись калачиком, спал как убитый молоденький паж.
Шевельнувшись, Яков открыл глаза. Он уснул каких-нибудь двадцать минут назад, и когда приподнялся, чтобы сесть, тело и сознание запротестовали против такого насилия над плотью. Новый король был озадачен, не понимая, что могло пробудить его. Оглядевшись, он мельком посмотрел на сладко дремлющего пажа и улыбнулся, пусть поспит еще пару минут. В эти блаженные мгновения он сможет побыть наедине с собой и своими мыслями.
Он встал, и любому непосвященному стало бы сейчас ясно, что перед ним король: он глядел, двигался и вел себя как человек, рожденный царствовать над другими людьми. Теперь, ко всему прочему, ему предоставлялась возможность во всем блеске проявить свою энергию, силу и государственную мудрость. Он обладал бесценным даром завоевывать популярность, а монархия была для него всем – осью, вокруг которой вращается жизнь целого народа.
Яков обладал крепким, сильным телом и живым, пытливым умом, но над всем главенствовала его решимость править и властвовать, добиваться исполнения закона и быть королем не только номинально.
Единственное, что терзало его сознание и мешало уснуть, – мысль о том, где сейчас отец и что с ним. Больше всего на свете его страшила мысль, что отец может погибнуть раньше, чем его отыщут и доставят к нему. Он не хотел брать грех отцеубийства на свою душу, а потому разослал по всем направлениям своих людей с категорическим приказом найти смещенного монарха и доставить его в лагерь целым и невредимым.
И вновь он попытался вспомнить, что разбудило его ото сна. Он заметил, что стопка бумаг на столе разворошена. У кого-то хватило наглости зайти в его шатер, пока он спал. Король невольно ухмыльнулся. Либо это отчаянная храбрость, либо отчаянная глупость; определить, что именно имело место, не представлялось возможным. Странно, ведь в бумагах не содержалось ровным счетом ничего, о чем незваный гость не мог узнать, прямо спросив об этом их хозяина. Яков держал за правило всячески поощрять преданность и верность, и мало кто не был об этом наслышан. Слабейшие хватались за это его качество как за спасательный круг, сильнейшие могли вкушать его благоволение и любовь, немало гордясь этим. Итак, это был кто-то, кому он всецело доверял, – никто другой не осмелился бы войти в королевскую палатку. Придя к такому выводу, Яков вздохнул и расправил плечи. Под его знаменами служили и люди, оказавшиеся изменниками, и при их представлениях о чести они могли предать и его самого, подвернись для этого благоприятный случай.
Он подошел к столу, взял лежавшие на нем бумаги и, вернувшись к кровати, решил заново перечитать их. Подложив под спину несколько подушек, он стал смотреть бумаги в том порядке, как они лежали. Ему доставило глубокое удовлетворение сопоставление того, что он планировал, с тем, чего уже удалось добиться.
Яков вспомнил о самом верном и самом надежнейшем из своих подданных – Доноване Мак-Адаме. Ему он поручил самую важную задачу, питая к нему особое доверие, которое тот не раз оправдал.
Как на ладони он увидел перед собой долины Шотландии и гористый край, за которым лежала Англия. Подумал он о Данбаре и Хейлсе, двух городах, из которых Данбар, укрепленный порт, являлся ключом ко всей Шотландии. Верное чутье подсказывало ему, что Патрик Хепберн уже взял эти города, и ему самое время идти на столицу – Эдинбург. Овладев в кровавой войне этими ключевыми пунктами, далее он сможет распространить свою власть и на Глазго. Не сомневался он и в том, что Донован Мак-Адам сумеет в полной мере оценить ущерб, нанесенный стране мятежом, поможет ему восстановить прежнее благополучие и создаст надежный фундамент для его царствования.
Нужны были люди вроде Донована, чтобы удержать под властью короля пограничье. Вне всякого сомнения, в Англию уже во весь опор неслись всадники с вестью, что мятежники под предводительством молодого принца одержали сегодня победу, и теперь Англии, хочет она или нет, придется иметь дело с человеком, занявшим трон прочно и надолго. Вместо пугливого и боязливого союзника Генриху Тюдору придется иметь дело с владыкой, которого нельзя ни купить, ни запугать и которому придется отдавать королевские почести.
Яков был отлично сложен и красив: волосы отливали каштановым цветом, в глазах таились сила и уверенность.
Неожиданно в палатку короля вошли двое.
Один был рослым, мускулистым человеком с густой бородой – лорд Дуглас, второй – Джон Флеминг, человек с глазами, шныряющими по всей комнате: по столу, по постели, где Яков оставил бумаги, пока наконец они не остановились на короле.
Молчание пришедших раздражало Якова. Он послал их на поиски отца сразу же после сражения и теперь с нетерпением ждал новостей.
– Ну, господа? – Его голос звучал обманчиво тихо. – Вы отправились несколько часов назад, что же вы имеете мне сообщить?
Лорд Дуглас покачал головой.
– Пока никаких известий, сир.
Флеминг улыбнулся, чтобы привлечь к себе внимание короля, и негромко добавил:
– Ваш отец бежал, ваша милость. Он, сломя голову, помчался в поисках укрытия, вероятнее всего, в направлении границы с Англией, как какой-нибудь трусливый…
Голос его застыл, а улыбка сошла с губ при виде того, как окаменело и наполнилось яростью лицо Якова. Король не мог перенести, чтобы кто-то позволил себе говорить об его отце в таком тоне. Яков-старший от природы отличался милосердием, но его сын вовсе не собирался быть таким же снисходительным.
– Вы дали указание разыскать вашего отца, сир, и мы приложили все усилия. Его обязательно найдут. Вы приказали, чтобы он был доставлен живым и невредимым, и едва ли среди ваших подданных найдется хоть один, который осмелится нарушить вашу волю. Мы его отыщем.
– Так, – тихо сказал Яков. – Вы перекрыли все дороги, по которым можно ускользнуть?
– Да, ваша милость.
Король ничего не ответил: его обуревали самые противоречивые чувства. Он был до предела уязвлен, вскользь высказанным, упреком отцу в трусости и малодушии, но сейчас его пьянило ощущение победы. Действительно, в ожесточенной борьбе он отвоевал у своего отца престол; теперь перед ним стояла задача не в пример более трудная – любой ценой удержать власть. И он понимал, что люди, изменившие отцу, при случае не погнушаются изменить и сыну! Что ж, он заставит их плясать под свою дудку, преподнесет урок суровый и решительный. Он будет королем, знающим, как надо править.
– Патрик и Донован в Эдинбурге, чтобы приготовить мне королевский замок. Пора вступать в права владения, господа.
– Мы отправляемся прямо сейчас, сир?
– Да.
– И даже не станем ждать известий о вашем отце?
– Эти известия в любом случае дойдут до меня. Не вы ли заверяли, что найдете его во что бы то ни стало? Готовьтесь к отъезду, через час мы выступаем.
Это был приказ короля, и присутствующие не осмелились выказать колебание или нерешительность; они лишь обменялись короткими взглядами, поклонились и вышли.
Яков вновь остался один. Он так надеялся получить известия об отце, точнее, одно известие – что тот жив и невредим. Он собирался овладеть троном, но не совершать преступление, которое камнем лежало бы на его душе всю жизнь. Он расправил плечи, шагнул к выходу из шатра и взглянул на лагерь, похожий после команды к сборам на разворошенный муравейник. И вновь он вспомнил о Патрике и Доноване Мак-Адаме, которые должны были захватить Эдинбург и дожидаться там его прибытия. Отчего им овладело внезапное чувство, что, кроме этих двух людей, ему, возможно, не на кого положиться?
Яков скакал во главе войска к Эдинбургу, не подозревая о незначительных, казалось бы, происшествиях, случившихся в различных местах королевства, – происшествиях, которым суждено было оказать самое серьезное влияние на весь ход его царствования.
Городской центр Эдинбурга казался обезлюдевшим. Лавки и мастерские закрыты и забаррикадированы, жители, способные носить меч, ушли, чтобы сражаться за своего короля, Якова III. Дома наглухо затворены, и свет не пробивался сквозь закрытые ставни. Зловещая тишина, словно глубокой ночью, нависла над городом. Замок был тоже пуст, воины ушли вслед за королем, и многих из них уже не было в живых. Улицы безлюдны, одни духи и приведения бродят по ним.
Большие, нарядные дома в богатом квартале, где жили аристократы, заперты на засовы. Внутри молчаливые женщины ждали весточки от близких: ведь исход битвы был еще не известен.
В одном из домов, в комнате с обшитыми дубовыми панелями стенами оставались две девушки. Вот уже какое-то время они не проронили ни слова, будучи поглощены мыслями о брате и представляя себе, как он с мечом в руках сражается в водовороте свирепой схватки.
Одна из них напоминала нежный цветок: бледная, с кремовой кожей и вьющимися черными волосами, заплетенными вокруг головы в тяжелую косу. При первом же взгляде на нее возникало ощущение хрупкости. Широко раскрытыми фиалковыми глазами она следила за движениями второй девушки – та, не находя себе места, мерила из угла в угол комнату широкими, нервными шагами.
– Метаться по комнате, как тигрица по клетке – толку мало, – сказала брюнетка. – Новости от этого быстрее не придут.
Кэтрин Мак-Леод резко остановилась и обернулась. Если первая девушка казалась воплощением утонченности и нежности, то Кэтрин была само пламя и порыв. Ее темно-каштановые волосы переливались в отсветах слабо горящего камина, а на решительном, украшенном румянцем лице блестели зеленые глаза.
– Боже, как бы мне хотелось быть мужчиной! Тогда бы я поскакала с ними.
– Но ты же не мужчина.
– Проклятье! Хоть бы кто-нибудь принес одно словечко! Вдруг он сейчас лежит раненый на поле?
– Кэтрин, все, что мы можем сделать, – это ждать.
– Прошло уже столько часов с того момента, когда сообщили, что вот-вот начнется схватка. Наверняка она уже закончилась!
– О Боже, Кэтрин! Я так боюсь!
Кэтрин взглянула на младшую сестру, и лицо ее смягчилось:
– Ты нездорова, Энн: так полностью и не оправилась от лихорадки. Почему бы тебе не спуститься вниз и не лечь в постель?
– Я все не могу поверить, Кэтрин. У нас ведь тоже семья, и мы все любим друг друга. Как это возможно – сыну восстать против отца… против своего короля?!
– Для меня это тоже за гранью понимания. Ему, конечно, отчаянно хочется стать королем, но этому не бывать.
– Кэтрин, ну а если…
– Не надо об этом!
– Но вдруг король и вправду будет разбит? Что… что тогда должно произойти?
– Не тревожься, Энн. От плохих мыслей ты только еще больше расхвораешься. В конце концов вряд ли сын короля будет воевать с женщинами.
– Но он здесь так или иначе объявится!
– Разумеется, если он хочет быть королем. Эдинбург слишком важный город, чтобы не побывать в нем. Но он здесь встретит совсем не тот прием, на который рассчитывает.
– Но если Эрик… Что с нами сделает новый король?
– Энн, успокойся, ляг и отдохни. Эрик страшно расстроится, когда, вернувшись, найдет тебя такой.
– Пожалуй, я и в самом деле прилягу, – сказала Энн и с трудом встала.
Кэтрин хотела было проводить ее, но в голове у нее мелькнула мысль: если новости не приходят, нужно отправиться им навстречу и разузнать, чем кончилось сражение и что с братом.
Как только дверь за сестрой закрылась, девушка подбежала к окну, распахнула ставни и глянула вниз па булыжную мостовую. Пусто. Она вихрем выбежала из комнаты, второпях оставив дверь открытой.
Внизу царила угрюмая тишина. Распахивая настежь все попадающиеся на пути двери, Кэтрин домчалась до кухни, где располагались люди, оставленные для их охраны. Когда она внезапно влетела в помещение, те вопросительно подняли головы.
