Текст книги "Сторож сестре моей. Книга 2"
Автор книги: Ширли Лорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Наташа и Чарльз стояли и любовались морем, забыв обо всем на свете, не замечая шумевших и возившихся рядом с ними детей Сьюзен, Кика и Фиону, игравших с маленькой Зоей Тауэрс и тремя малышами Месси.
В то время как Луиза смотрела на них, а Сьюзен – на нее, они повернулись и помахали всей честной компании на веранде. Чарльз подошел поближе и прокричал:
– Мы идем искать раковины. Я рассказал Наташе о трофеях, которые нашел для твоей коллекции раковин, когда был здесь в прошлый раз, Сью.
Ко всеобщему удивлению, в том числе и собственному, Луиза вскочила и закричала:
– Подождите меня. Хочется размять ноги после ленча. – Она повернулась к Бенедикту. – Дорогой, не хочешь ли… – Она замолчала. Бенедикт уже дремал, уронив голову на грудь.
На другой день, вечером, весь клан Тауэрсов отправился на обед к Месси; они шли по дорожке, тянувшейся вдоль великолепного пляжа с белым песком. Наташа с радостью присоединилась к Марлен: она часто появлялась последней, никогда не знала, что надеть, и сейчас плелась в хвосте, замыкая процессию. Поколебавшись, Наташа спросила:
– Ты… ты когда-нибудь встречалась с Блайт, женой Чарльза – бывшей женой – сестрой Месси?
– Конечно, встречалась. Множество раз… ну, на семейных торжествах. Не могу сказать, что действительно хорошо ее знала. Слишком заносчивая и прыткая, с моей точки зрения, – Марлен отвечала непринужденно, чувствуя себя с Наташей свободнее, чем с любым другим членом семейства, но тем не менее она тревожно смотрела вперед и ускорила шаг, чтобы догнать Леонарда, уже приближавшегося к широким белым каменным ступеням патио Парр-Добсонов, выходившего на пляж.
Когда Марлен и Наташа достигли ступеней, Сьюзен, опираясь на руку Дэвида, вытряхивала из сандалий гальку. К смущению Наташи, Марлен выпалила:
– Наташа спрашивала меня о Блайт. Ее ведь нет тут сегодня, да? Я имею в виду, это было бы ужасно!
Сьюзен посмотрела на Наташу точно так же, как вчера на нее смотрела Луиза, когда они ходили за раковинами. Не с праздным любопытством, но задумчиво. Вчера Наташа чувствовала себя виноватой из-за того, что была разочарована, когда Луиза присоединилась к ним, хотя Чарльз явно остался доволен. Она же не получила того удовольствия от прогулки, какое она наверняка испытала бы, будь они с Чарльзом одни.
– Разумеется, Блайт здесь нет, – резко ответила Сьюзен. – Неужели ты думаешь, я такая дура, чтобы пригласить семью, когда она тут! Месси никогда бы ее не позвала. Во всяком случае, она очень рассержена на сестру. Теперь у Блайт очередной роман с каким-то аргентинским игроком в поло или хоккеистом, или с кем-то еще.
Прежде чем подняться по лестнице, Сьюзен снова посмотрела на Наташу.
– Чарли очень тяжело перенес разрыв, но сейчас это все позади. Он пользуется успехом у многих красивых молоденьких старлеток.
Наташа не поняла, что она имеет в виду, но переспрашивать не собиралась. Придется как-нибудь выяснить у Чарльза, что такое «старлетка».
Этот вечер был трудным для нее. После обеда затеяли игру в шарады, якобы ради детей, но Наташе показалось, что взрослые увлеклись игрой намного больше, даже Чарльз, который катался по полу, пытаясь изобразить нечто, что, как она в конце концов поняла, было пьесой «Смерть моряка». К счастью, доказав, что ее английский не годится для такой сложной игры, Наташа использовала этот предлог, чтобы не участвовать в общем развлечении, и вышла в патио подышать свежим воздухом.
Патио располагалось вдоль крыла приземистого дома, и все решетчатые двери были распахнуты, открывая для обозрения спальни и гостиные, обставленные практичной белой плетеной мебелью, оживленные яркими ситцевыми подушками и покрывалами и кроме того картинами примитивистов, выполненными в мягких тонах. Разыскивая ванную комнату, Наташа вошла в одну из спален. На столике у кровати стояли дюжины фотографий, семейных фотографий симпатичных, уверенных в себе людей, прекрасно проводивших время, смеявшихся, глядя в камеру. Некоторые из них показались Наташе знакомыми; это все были известные лица, но она не могла вспомнить ни одного имени. Кто из них – Блайт, если она вообще здесь есть?
У нее за спиной открылась дверь, и вошла Фиона, девятилетняя дочь Сьюзен и Дэвида, также искавшая ванную комнату. Наташа улыбнулась преисполненному важности ребенку.
– Красивые картинки, правда?
Фиона не ответила и только смотрела на нее. Потом она сказала:
– Ты на самом деле младшая сестра Лулу? Ты не похожа на Лулу.
– Нет, я знаю, что выгляжу иначе, – мягко сказала Наташа. – Но, да… – Она засмеялась, ей понравилось имя, которым дети Сьюзен почему-то привыкли называть Луизу. – Да, я на самом деле младшая сестра Лулу.
* * *
– Представляешь, а потом Наташа спросила ребенка, нет ли Блайт на какой-нибудь из фотографий! – восклицала Сьюзен на следующий день, обращаясь к мужу, когда, приняв душ, начала одеваться к праздничному обеду. – Конечно, Фиона едва помнит Блайт – да и с какой стати? – Ей было только четыре или пять лет, когда они расстались, и Чарли и Блайт проводили вместе не больше недели подряд. Но откуда этот внезапный интерес со стороны Наташи? Тебе не кажется, что готовится новое чешское вторжение в семью Тауэрс, как ты думаешь?
– Господи, нет! – вскричал Дэвид. – Почему, черт возьми, ты так решила? Она хорошенькая, но у нее нет совершенно никаких шансов рядом с сестрой, хотя я знаю, тебе ужасно не понравится то, что я сказал. Она – Мисс Лучший Консультант в области косметики 1970 года. Разумеется, ты же не думаешь, что твоему брату такое понравится?
– Моему отцу понравилось, – огрызнулась Сьюзен. – Сколько раз я должна говорить, что Луиза была старшей горничной Людмилой! Или младшей?
– А сколько раз я должен напоминать, что Людмила была и по-прежнему остается сногсшибательной красоткой! И благодаря выучке твоего отца Луиза несомненно так же хороша, как и любая кинозвезда – а это очень здорово для бизнеса, для нашей прибыли и в конечном итоге для твоего наследства, дорогуша.
Сьюзен свирепо посмотрела на него, а он в ответ покачал головой, словно разговаривал с идиоткой.
– Я уже говорил тебе, говорил тебе тысячу раз, принимай свою мачеху такой, как она есть, и тебе станет намного легче жить.
В самом большом коттедже для гостей Бенедикт и Луиза, одеваясь к обеду, тоже болтали о Наташе.
– Твоя младшая сестренка, наконец, выбирается из своей раковины, – сказал Бенедикт, застегивая пуговицы белой пикейной рубашки. – Я думал, это никогда не произойдет, но в эти выходные я своими глазами видел, как она смеется.
Так как Луиза не ответила, он окликнул ее:
– Эй, ты меня слышишь?
– Прости, любимый. Да, конечно, ты прав. Что ж, давно пора. Ты столько для нее сделал, – довольно сурово сказала Луиза. Резкость ее тона явилась для него полной неожиданностью.
– Что такое? Не похоже, чтобы ты была в восторге. Конечно, ты не ждешь, что она вечно будет посыпать голову пеплом, а? Невозможно понять женщин. Все это звучит так, как будто ты не хочешь видеть ее счастливой. Скажу по секрету, мне довольно неловко постоянно просить об одолжении Госдепартамент. Я бы с удовольствием прекратил оказывать на них давление и начисто забыл о твоих чешских родственниках. Что-то не так? Она что, сводит на нет твои усилия во время своих турне? Распродажи имели феноменальный успех!
– О, правда! Разумеется, нет. Как тебе пришла в голову такая мысль? – Ее голос прозвучал резче, чем ей бы хотелось. Она быстро подошла к нему и обвила руками за шею. – Просто я иногда думаю, что Наташа недостаточно высоко ценит, как следовало бы, все то, что ты для нее сделал и делаешь – купив ей квартиру, пригласив ее совершить поездку на частном самолете и погостить на частном острове, покупая ей новую одежду, когда она захочет. Я боюсь, что она принимает эту невероятную роскошь как должное. Быть членом этой семьи – особенная честь, поэтому я лишь хочу заставить ее осознать, как ей повезло, несмотря на ужасы, которые ей пришлось пережить.
– Это другое поколение, моя дорогая. Ну, ладно, не совсем так, но Наташа часто выглядит не старше подростка, и я даже забываю, сколько ей лет на самом деле. И все равно, ей не нужно столько времени, чтобы приспособиться к жизни в нашей семье, сколько потребовалось тебе. – Бенедикт засмеялся, увидев сердитое выражение лица Луизы. – Тебе пришлось заслужить признание, разве нет? Тогда как Наташу приняли как полноправного члена. Но посмотрим правде в глаза, она несомненно заслуживает это своей работой для компании. Чарльз восхищен тем, как она исполняет свою роль.
Какую именно роль? Не успела эта мысль прийти ей в голову, как Луиза тотчас отогнала ее прочь. Если она начинает подозревать свою собственную сестру, ей явно пора опять обращаться к психотерапевту!
– Я видела, как они держались за руки.
– Судя по тому, что мне рассказывали, это не все, за что он держался.
– Ну а что ты хочешь? Они столько времени проводят вместе. Они без конца уезжают в турне. Он много месяцев руководит ею.
– Там, откуда я родом, это называется несколько иначе.
– Тоже мне, новость. Совершенно естественно. Как отец, так и сын, яблочко от яблони… Смешиваясь со свежей крестьянской кровью, вот как продолжаются династии. Будь уверена, мадам Луиза с самого начала имела это в виду для своей младшей сестренки.
– Везет же некоторым. Она приехала как измученная беженка и закончила с сыном босса. Он парень что надо, не говоря уж об его тугом кошельке.
– Я бы не поручилась, что она закончит с ним. Возможно, он только развлекается.
– Нет, если мадам Луиза приложила к этому руку…
– Зато мадам Сьюзен не особенно обрадуется. Слышала, как она проходится насчет «чешского вторжения»?
Стараясь не дышать, еще не успев снять бледно-бирюзовый халат с такими же бирюзовыми легкими тапочками – одежда для клиентов «Луизы Тауэрс», – Марлен неподвижно сидела в последней кабинке, пока две болтавшие между собой сотрудницы не ушли из раздевалки лечебницы. Далеко не в первый раз она слышала инсинуации по поводу Чарльза и Наташи. Она подружилась с одним или двумя служащими отдела маркетинга, которые недвусмысленно острили на их счет, но Марлен никогда не относилась к этому серьезно, зная, как нью-йоркцы любят посплетничать.
Однако недавно она уже слышала кое-какие истории, и сейчас, пытаясь восстановить форму в водной лечебнице Палм-Бич после рождественских праздников, вот она здесь, более чем за тысячу миль от главного офиса, и служащие болтают о том же самом.
Необходимо что-то предпринять. Была ли доля истины в том, что она только что услышала, Марлен не знала, и ее это не заботило: на карту поставлена честь фамилии, фамилии, которую она, провинциалочка из Теннесси, носила с огромной гордостью.
Марлен приняла решение. Нет никакого смысла говорить Леонарду. Он немедленно доложит Бенедикту, который и без того всегда был очень суров к Чарльзу, и один Бог знает, что он может сделать. Она не имела влияния на Наташу, и в любом случае будет неловко, если в действительности говорить не о чем. Чарльз был на редкость внимательным и добрым молодым человеком. Вероятно, Наташа приняла его доброту за нечто более глубокое. С другой стороны, размышляла Марлен, родившись в городке, где слухами земля полнится, она, как никто, знала, что дыма без огня не бывает. Что бы между ними ни происходило, единственным человеком, способным положить этому конец, была Луиза, которая могла поговорить и с Чарльзом, и с Наташей и объяснить им, что их поведение вызывает пересуды.
Умение невестки замолкать посредине разговора и держать паузу сколько угодно долго лишало Марлен присутствия духа; когда Луиза смотрела на нее своими темными, выразительными глазами, то Марлен начинала чувствовать себя так, словно у нее виднеется бретелька лифчика или размазана губная помада, но она внушала себе, что ради спасения чести фамилии она должна набраться мужества.
Подчиняясь требованиям Леонарда, несколько раз за последние годы она приглашала Луизу на ленч. Ленчи «по долгу службы», которые она умудрялась выдержать, не выставив себя полной дурой. На сей раз она пригласит Луизу ради блага компании «Луиза Тауэрс»; по крайней мере это поступок, за который та сможет поблагодарить ее.
Марлен выбрала «Колони-клуб», потому что зал ресторана был исключительно благопристойным и тихим. В действительности она невероятно гордилась своим членством, которое было совсем не просто получить, и догадывалась, что ее статус повысится, если она приедет с такой знаменитостью, как Луиза. Однако спустя короткое время она пожалела, что предпочла «Колони». В одном бульварном романе она вычитала фразу: «Тишина была оглушительной». И только высидев три перемены блюд за ленчем с Луизой в тихой атмосфере ресторана на втором этаже, она поняла, что это предложение на самом деле имеет смысл.
Они обсудили Зою и ее проблемы с чтением, периодические мучительные приступы подагры у Леонарда, соображения Луизы по поводу того, будет ли когда-нибудь закончен их дом на Моут Кей, новые духи от «Луизы Тауэрс» под названием «Покров ночи» – Марлен с особенной гордостью душилась ими, так как они еще не поступили в продажу, и теперь, когда подали кофе, она поняла, что настало время обсудить то, о чем она не переставала думать за консоме, рубленой камбалой и фруктовым компотом.
– Я только что вернулась из лечебницы в Палм-Бич, как ты знаешь, – начала она. Вместо того, чтобы выложить Луизе то, что послужило причиной приглашения на ленч, она вдруг обнаружила, что расхваливает косметические массажи лица, общие массажи и роскошные помещения.
И лишь когда они спускались вниз по лестнице в гардероб, Марлен выпалила:
– Луиза, не знаю как сказать, но тебе нужно поговорить с Наташей и Чарльзом.
Невестка резко остановилась посреди лестницы с встревоженным выражением на обычно невозмутимом лице.
– О чем? – холодно спросила она.
– Мне кажется, у них роман, но независимо от того, есть между ними что-то или нет, люди уверены, что есть. В Нью-Йорке ходит много неприятных слухов, и в Палм-Бич, к сожалению, тоже.
Марлен обращалась к спине Луизы. Та продолжала идти вниз по лестнице. Когда они спустились на первый этаж, Марлен показалось, что Луиза вот-вот потеряет сознание, ее всегда бледное лицо побелело еще больше.
– О, дорогая моя, я не хотела огорчать тебя. Уверена, Наташа никогда не сделает ничего такого, что может опозорить всех нас… – Марлен была в ужасе от реакции Луизы.
Она поспешила за невесткой в гардероб, где Луиза осторожно присела на диван, словно ей было больно. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула, а затем понемногу к ней вернулось самообладание.
– Скажи мне, что ты слышала, Марли.
Марлен пересказала большую часть того, что подслушала, сидя в кабинке, а также некоторые слухи, доходившие до ее ушей в последние месяцы в Нью-Йорке.
– Жаль, что ты не сказала мне раньше. – Голос Луизы звучал еще тише, чем обычно, но теперь она выглядела поспокойнее.
– Ты намерена сказать Бенедикту? – испуганно спросила Марлен. – Если да, то, пожалуйста, не вмешивай меня во все это.
– Не волнуйся, Марлен. Я сама справлюсь.
Наташа и Чарльз… Наташа и Чарльз… Луиза не знала, как ей удалось совладать с собой и не лишиться чувств. И только приехав в офис, она полностью пришла в себя.
– Дайте мне расписание шоу проекционного телевидения, – распорядилась она.
Да, Луиза не ошиблась. На следующей неделе Наташа должна появиться в Нью-Йорке и в Коннектикуте, а потом приступить к работе в водной лечебнице в Палм-Бич, где задержится на месяц. Луиза позвонила секретарше и попросила принести другие документы; она нахмурилась, когда нашла то, что искала. Именно тогда, когда Наташа собиралась приехать в водную лечебницу, Чарльз будет присутствовать на трехдневном совещании Национальной ассоциации аптекарей в Бока-Рейтон, находившемся почти рядом с Палм-Бич. Луиза отодвинула от себя папку с бумагами, снова почувствовав головокружение. Потом он планировал провести пару дней в Палм-Бич и поработать с архитекторами над проектом расширения лечебницы, и в течение всего месяца его деловые встречи были сосредоточены в удобной близости от Флориды. Наташа и Чарльз… Душа ее кричала.
Где Бенедикт? В голове у нее было пусто, потом она вспомнила, что он находился в Вашингтоне на консультативном совещании по экономике с президентом. «Не жди меня», – предупредил он.
– Пожалуйста попросите мою сестру зайти ко мне домой после работы. Мне срочно необходимо кое-что с ней обсудить.
Она была не в состоянии сосредоточиться на работе. Даже мысль сделать массаж лица в «Институте» на Шестьдесят второй улице – как правило, самый быстрый способ расслабиться – ее не прельстила. Хотя на улице было холодно и шел дождь, покидая офис, она не стала вызывать машину: ей хотелось почувствовать жалящие струи дождя на своем лице, холод, пронизывающий с ног до головы. Она шла так быстро, как только могла, истязая свое тело, с болью осознавая бессмысленность кошмарных усилий, с которыми она сталкивалась, чтобы осуществить мечту о спасении Наташи, ее мужа и ребенка, а однажды и своей матери. Вместо любви она испытывала ненависть к Наташе – и к Чарльзу – но больше всего к себе самой.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. – Наташа была бледной, рассерженной и держалась вызывающе. – Кто говорит? Сплетничают?
Луиза попыталась сохранить хладнокровие, вести себя, как умудренная опытом старшая сестра, которая затеяла разговор, чтобы уберечь от беды заблудшую, неискушенную девушку, но она сознавала, что терпит фиаско. Ее голос дрожал, когда она задала вопрос:
– Наташа, у тебя любовная интрижка с Чарльзом?
– Нет, нет и нет! Кто смеет говорить такое? Чарльз… он… он мой преданный друг, замечательный друг… – Злые слезы струились по ее лицу.
Но Луиза уже не могла остановиться.
– Вы занимались любовью? Вас видели вместе? Я ведь только стараюсь помочь тебе. Я уволю любого, кто осмеливается распускать о тебе сплетни, но я должна знать правду.
Наташа уронила голову на руки и разразилась громкими рыданиями.
– Нет, нет, не любовью, не так… все не так… не совсем…
Луиза кусала губы.
– Чарльз злоупотребил твоим доверием?
Наташа подняла заплаканное лицо.
– Никогда! Никогда! Мы словно… как он сказал… две раненые птицы… мы утешаем друг друга. Мы очень близки, – она посмотрела на Луизу со странным выражением недоверия, точно сомневаясь, можно ли говорить с ней откровенно. – Я люблю его как друга. Он нужен мне, и я нужна ему. И это все, пока я не узнаю, что меня ждет в будущем.
– Что ты хочешь этим сказать? – Луиза отдавала себе отчет в том, что кричит, но ей было безразлично.
Наташа была потрясена, но ответила на гневный крик Луизы криком:
– Пока я не узнаю о Петере… что случилось с моим Петером и моей девочкой. Чарльз – мой защитник… так он мне говорил… Он хочет помочь мне, пока я не выясню правду.
Луиза с яростью смотрела на сестру; Наташа вытерла глаза и затем холодно сказала:
– Я полагала, тебе будет приятно услышать это. Ты всегда твердила, что хочешь, чтобы я завела себе новых друзей, построила новую жизнь в Америке и перестала постоянно думать о прошлом. Чарльз помогает мне справляться со всем этим. Почему тебе не терпится прекратить наши отношения? Ты ревнуешь из-за того, что мне так нравится Чарльз? Я не понимаю.
Луиза с трудом взяла себя в руки, но она не сумела заставить свой голос звучать теплее.
– Во имя блага компании было бы лучше, если бы вы виделись реже. Завтра я намерена внести изменения в твой рабочий график. Вероятно, ты даже не догадываешься, но Чарльз планировал провести некоторое время во Флориде тогда, когда ты должна быть в лечебнице в Палм-Бич. Такие вещи как раз и дают пищу для слухов и сплетен.
Пока она говорила, она молилась в душе, чтобы все это оказалось ужасной ошибкой, одним из нелепых совпадений в жизни, которые не сулят ничего, кроме неприятностей, однако реакция Наташи моментально развеяла ее надежды.
– Как ты можешь! Мы… мы… Чарльз построил свои планы, учитывая, что я буду в лечебнице. Ты не можешь так со мной поступить! Не можешь, не можешь! Ты дергаешь за веревочки, словно я марионетка. Отняла у меня дом, мужа, ребенка, а потом, когда у меня появился друг, отнимаешь и его. Что тебе надо от меня?
Она кричала, размахивая руками. Луиза никогда не видела ее в таком состоянии, она вообще никогда ничего подобного не видела. По мере того, как Наташа вопила все громче и гнев ее усиливался, Луиза становилась спокойнее и хладнокровнее. Вот она, благодарность за то, что спасла сестру от репрессий и нищеты.
– Держи себя в руках. – Голос Луизы был холоднее льда. – Ты ведешь себя, как настоящая дура… – «Как шлюха, потаскушка», – хотелось ей закричать, но больше всего на свете ей сейчас хотелось остаться одной и подумать об этой ужасной ссоре с Наташей и всех ее последствиях.
– Я больше не позволю тебе командовать мной! – продолжала кричать ее сестра. – Я попрошу Чарли поговорить с отцом. Он здесь главный. Не ты.
Потом стремительно, как порубленное дерево, рухнула, скрючившись на диване, плечи ее тряслись, и она заговорила сама с собой по-чешски. Луиза сумела расслышать лишь несколько слов, перемежавшихся причитаниями: «Петер, Кристина, мама…» Луиза была бы рада ощутить, как просыпается в ней знакомое чувство вины и жалости, подойти к сестре и утешить ее в горе, как она делала в первые несколько месяцев после Наташиного приезда, но она не могла. Она сидела, словно окаменев, дожидаясь, когда к Наташе вернется самообладание, дожидаясь, когда сестра уйдет, и тогда она сможет оплакать свою собственную потерю.
