Текст книги "Сторож сестре моей. Книга 2"
Автор книги: Ширли Лорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Неужели Дестина действительно имел дорогостоящую привычку к наркотикам? Эта мысль не давала ей покоя с тех пор, как Даги Фасефф высказал такое предположение во время неловкого и бурного разговора – он попросил о встрече несколько дней назад, когда Дестина уехал из города, «обхаживая и повергая в восторг дам из окружения Рейгана на Западном побережье своими первыми духами «Д», имевшими блистательный успех», – как возбужденно писал «Ежедневник женской моды».
Даги смертельно боялся навлечь на себя неудовольствие Дестины; как он пожаловался ей во время их разговора, он был уверен, что, невзирая на долгие годы работы в «Луизе Тауэрс», Дестина сейчас пользовался достаточным влиянием, чтобы избавиться от Даги «вот так». Даги прищелкнул пальцами и изобразил, будто выбрасывает какую-то мерзость в мусорную корзину.
Луиза попыталась приободрить его, но это оказалось далеко не просто. Правда заключалась в том, что Дестина действительно приобрел большое влияние, и во всем, что касалось творческих материй – упаковки, рекламы и прочего, способствовавшего продаже товаров, – он обычно оказывался прав. Когда она считала, что он ошибается, он дулся в течение многих дней и время от времени проделывал свой знаменитый фокус с исчезновением, как правило, пропадая из страны; потом он возвращался назад с какой-нибудь фантастической безделушкой, по образцу которой «мы должны сделать баночку для нового ночного крема», или украшением, бижутерией или необыкновенным предметом туалета для нее наподобие знаменитой шляпки с перьями, которую он привез ей из Парижа еще в конце 83-го года, за несколько месяцев до того, как заключил договор с компанией. Его последний подарок был особенно вдохновенным – Голубая Пудра, сиамский котенок с шелковистой шерсткой редкого, дымчато-голубого окраса, сейчас смотревший на нее своими загадочными глазами.
Луиза взглянула на перечень самых последних расходов Дестины, причем многим пунктам сопутствовала пометка Джевелсона, что квитанций не имеется: 1200 долларов – аренда лимузина за 23 марта, 3 050 долларов – за ткани и «прочее».
Без квитанций компания могла отказаться компенсировать расходы. И не сцены, которые затем последуют, тревожили ее. Неужели эти суммы на самом деле доказывают, что Дестина платит дилерам за наркотики, как Даги пытался намекнуть ей? Если Дестина был наркоманом, это не уменьшило его работоспособность. Его производительность труда была огромной по любым меркам.
Насколько изменилось его поведение? Относится ли он к ней по-прежнему с тем уважением, какое, она надеялась, он питал к ней вначале? Уважает ли он кого-нибудь? Вероятно, нет. Он может публично высмеивать Марлен, почти доводя ее до слез, а потом вдруг ни с того ни с сего сказать или сделать нечто такое, отчего бедная женщина проникалась уверенностью, что он Леонардо да Винчи.
Луиза заверила Даги, что его не уволят до тех пор, пока она руководит компанией. Она сформулировала свою мысль немного иначе, не столь откровенно, но Даги уловил главный смысл и ушел приободрившийся и довольный, так как считал, как и все остальные, что она будет руководить компанией до конца своих дней и даже после смерти позаботится, чтобы он и другие старые сотрудники компании были защищены от всяких неожиданностей.
Только она сама, Норрис и адвокаты знали, что часы неумолимо идут вперед, и в следующем десятилетии, теперь уже через три года, в 1991 году, когда Кику исполнится тридцать, он станет полновластным президентом компании «Луиза Тауэрс» и обретет право уволить любого, и даже ее!
Поскольку секретом владел столь узкий круг лиц, ни капли информации не просочилось наружу, и Кик до сих пор понятия не имел, что уготовано ему в будущем. Адвокаты согласились, что в настоящее время нет необходимости ставить его в известность, вероятно потому, что понимали, как и она сама: не было человека, находившегося под влиянием Дестины больше, чем наивный, доверчивый Кик, работавший в компании всего пятый год. Также никто не говорил Кику, что Бенедикт настаивал на том, чтобы он в течение пяти лет проработал в каждом отделе, прежде чем его смогут порекомендовать на руководящую должность в «Луизе Тауэрс». Итак, к тому моменту, когда наступит срок, установленный Бенедиктом, Кик будет работать в компании почти десять лет, до тонкостей изучив дело на практике; в отличие от Фионы, работа давалась ему легко, и он явно получал от нее удовольствие.
«Прямо как Чарльз», – сказала однажды Марлен. Луиза знала, что гримаса боли, исказившая ее лицо, не осталась незамеченной; и это был второй раз, когда ее знаменитая маска дала трещину. Впервые она потеряла самообладание в тот день, когда Генри Дэвидсон с сожалением признался, что в завещании Бенедикта нет ни одной лазейки. «Железно, – сказал он, на мгновение тоже утратив свою собственную ледяную сдержанность. – Ваш муж продумал все до последней запятой».
Как будет относиться к ней Кик, когда наступит момент сообщить ему, что в день своего тридцатилетия он станет главным боссом? Вспомнит ли он, как она наставляла его, помогала все долгие годы его ученичества? Будет ли он по-прежнему обращаться к ней за советом или отправит ее на пастбище, как отработавшую свое конягу?
Как всегда, когда ее мысли устремлялись в этом направлении, Луиза заставляла себя работать. Перед ней лежал аккуратно отпечатанный список звонков, на которые она должна ответить, в том числе и от Фионы с подтверждением, что придет сегодня на ленч. Да, вот он, в списке назначенных встреч. От этого Луиза не почувствовала себя лучше.
Тем не менее она была приятно удивлена, какой стройной и элегантной выглядела Фиона в сдержанном костюме от Билли Бласса, когда девушка приехала в «Цирк», опоздав на пятнадцать минут.
В точности, как мать, подумала Луиза, когда, не потрудившись извиниться за опоздание, небрежно поцеловав воздух у ее щеки, Фиона немедленно приступила к делу, послужившему поводом для ленча.
– Ты читала несколько месяцев назад о том, что «Эвери» финансирует капитальное клиническое исследование, чтобы поддержать новое открытие, средство против старения – очередная заявка на АК-3…
Заговорив, Фиона резко откинула голову. Луиза похолодела. Сбоку, на шее у Фионы, обычно прикрытой волосами, отчетливо виднелся след любовного укуса. Воспоминания болезненно кольнули ее. Она наклонила голову и стала искать в сумке темные очки. Фиона, захлебываясь от переполнявших ее эмоций, ничего не заметила.
– Мы постоянно слышим, что «Эвери» вкладывает деньги в это новое направление медицины, но я случайно узнала от одного своего знакомого, который занимает очень важный пост, что АК-3 очень сильный препарат, который способен вызвать опасный для здоровья побочный эффект, если пользоваться им бесконтрольно. «Эвери» хочет представить его как лучшее средство для удаления морщин, а затем увязать АК-3 с продукцией «Наташи». – Фиона говорила с нараставшим возбуждением. – Мы должны составить план действий. Мы должны каким-то образом доказать, что применение этого лекарства опасно. Иначе «Наташа» нас уничтожит.
– Откуда у тебя эта информация? – резко спросила Луиза.
– Я лучше не скажу.
– Тогда я лучше не поверю тебе.
Позже в тот же день Луиза пересказала их беседу Кику.
– Фиона обсуждала с тобой АК-3?
– Да, ее слова довольно разумны, – ответил Кик, обороняясь. – Очевидно, в интересах «Эвери» так упорствовать со средством против старения. Женщины всего мира будут во весь голос требовать лекарство, и в этой связи бизнес «Наташи» тоже не пострадает.
– Я не думаю, что нам стоит вмешиваться в это дело тем или иным образом. Зелен виноград. Я не намерена иметь ничего общего с «составлением плана действий». Потребуются месяцы или даже годы, прежде чем Комиссия по контролю получит ясную картину. Честно, я шокирована, что у Фионы язык повернулся предложить подобную вещь. Поживем – увидим.
Словно непослушный ребенок, Фиона раскачивалась в кресле, обхватив себя руками.
– Мне надоело, что Луиза одна принимает решения в компании, надоело слышать от нее: «Я не намерена…»
Ее утрированное подражание произношению Луизы вызвало у Кика смех раньше, чем он успел спохватиться.
– Она настолько старомодна со всеми своими чешскими снадобьями и лосьонами, которые приходится наносить и носить часами и неделями ждать результата. Это не то, что нужно современным женщинам.
– А что им нужно?
– Быстрый результат. Отшелушивающие кремы, наподобие тех, что у «Наташи», продаются нарасхват – долой старую кожу, да здравствует новая.
– Звучит, как сказка из «Тысячи и одной ночи», шоу-бизнес и нечто в этом духе, – лаконично заметил Кик.
– Косметический бизнес – это шоу-бизнес, долженбыть развлечением, весельем, а не вечно дезинфицирующей, модной и питательной дрянью. Эдди говорит…
– Кто такой Эдди?
Фиона состроила рожицу брату.
– Мой друг. Человек, который знает, что делается вокруг. – Она с вызовом уставилась на него. – Пора нам действовать заодно, брат, и действовать, как подобает настоящим Тауэрсам. Пора нам показать, кто есть кто в «Луизе Тауэрс». Конечно, тыдолжен принимать решения. Давай устроим дворцовый переворот и займем трон.
Хотя Фиона шутила, Кик узнал этот блеск в ее глазах. Он не предвещал ничего хорошего.
«Дорогая тетя Луиза,
на днях мне очень повезло. Я стояла в очереди с моей лучшей подругой Радкой Модровой за билетами в «Циркораму», кинотеатр на арене в парке Юлиуса Фучика, когда к нам подошла дама из «Обука», государственного консорциума модной одежды. Она пригласила нас на просмотр в Дом моды, и я счастлива сообщить тебе, что меня взяли работать манекенщицей. (Увы, они решили, что Радка слишком маленького роста.)
Бабушка рада, а папа нет. Я посылаю тебе фотографию, которая немного темная, и, глядя на нее, кажется, что у меня волосы темные, а не рыжие, как на самом деле, потому что вспышка не работала, но ты можешь увидеть, как я выгляжу на подиуме…»
Кристина услышала скрип ступеней и быстро спрятала письмо под матрац. Папа шпионил за ней в эти дни больше, чем когда-либо. Уже достаточно плохо жить, зная, что и стены имеют уши, но теперь даже в кругу своей семьи она не могла побыть наедине с собой.
Она открыла дверь, но за ней никого не было. Снизу доносились два знакомых голоса, ссорившихся между собой, и кашель: это ее бабушка, хромая по кухне, жаловалась, что вечно приходится кормить троих, когда еды на одного едва хватает, а ее отец огрызался и кашлял, наполняя кухню клубами дыма от сигареты без фильтра, которую он всегда держал в уголке рта или в руке.
Как она ненавидела свое унылое существование здесь, и одновременно как жалко ей было двоих людей, которые, она знала, любили ее больше жизни. В течение почти девятнадцати лет из ее двадцати одного она слышала, что мать бросила ее, соблазнившись роскошной жизнью. Ей говорили, и она верила, что ее мать предала даже собственную сестру, Луизу Тауэрс, женщину, которая помогла матери бежать, открыв ей двери в свободный мир.
Конечно, она презирала свою мать, в точности как бабушка и папа, и не желала иметь с ней ничего общего; но в то же время она уже давно решила, что ничего бы, возможно, не случилось с Наташей Малер, если бы ее мать не была хорошенькой, судя по немногим фотографиям, очень хорошенькой.
Именно поэтому, и еще потому, что время от времени ей удавалось достать журналы о кино, Кристина поняла, что очаровательное лицо и еще более очаровательная фигура – билет из безвестности, нищеты и даже из Чехословакии.
Да и в сумрачной Праге хорошенькой женщине жилось намного вольготнее, чем женщине с заурядной внешностью. Кристина знала, что если бы принимала хотя бы половину полученных приглашений, на столе было бы больше хлеба, больше перекиси в убогой, жалкой комнатушке, выдававшейся за парикмахерский салон, и даже больше сигарет для инвалида-отца.
Но, по словам ее бабушки, она была точно такой же «разборчивой», как в свое время знаменитая тетя Луиза, тогда звавшаяся Людмилой. С детства Кристина любила слушать истории, как тетя Людмила отвергала графов и послов и даже пару принцев, пока не полюбила красивого генерала, освободившего Прагу от немцев, генерала, оказавшегося одним из самых богатых людей в Америке!
После возвращения отца из Брно Кристина на горьком опыте убедилась, что неразумно попадаться ему на глаза, когда она выглядит «как уличная девка» – так он выражался, когда она красила губы помадой. Это значило «напрашиваться на неприятности», как он часто повторял. И без пояснений бабушки она понимала, что это значило: «Не волнуй отца; он достаточно пережил. Чтобы у него даже мысли не возникало, что ты готова последовать по стопам матери». Если бы у нее был хоть малейший шанс! Но Кристина сознавала, что такого не имелось. В настоящее время никто, даже ее герой Вацлав Гавел, не давали оптимистических прогнозов на будущее или хотя бы обещаний повысить уровень жизни из-за проклятых русских.
Так что она станет манекенщицей в «Обуке» и попытается распорядиться своей жизнью как можно лучше. Ее мать когда-то хотела быть балериной, и пыльные куклы-балерины до сих пор сидели на полке в спальне, некогда принадлежавшей матери, а теперь ей. Кристина поклялась себе, что вместо того, чтобы мечтать, она будет работать и станет ведущей моделью страны. Она посмотрелась в зеркало, представив, что стоит на подиуме в костюме, сшитом из грубой ткани, от которой у нее саднило кожу. Преподаватель из «Обука» сказал ей, что ей необходимо работать над осанкой, и когда отец будет уходить, она намеревалась носить на голове книги вверх и вниз по лестнице, пока держать спину прямо не станет второй натурой.
– Кристина-а-а-а, – раздался крик бабушке, желавшей таким образом сообщить, что водянистый картофельный суп на столе.
Теперь, когда она собирается стать моделью, едва ли имеет значение, что еды часто не хватает. Кристина знала: топ-модели почти ничего не едят.
Сбегая вниз по ступеням, она пообещала себе закончить письмо к тете Луизе попозже вечером. Она напишет ей то, о чем часто писала и раньше: она уверена, несмотря ни на что ей повезло больше, чем многим ее друзьям, так как у нее есть замечательно добрая, любящая тетя, которой она может поверять свои секреты, которая выполняла любое желание, если это было возможно, и которая уже очень давно заняла место ее матери, бросившей свою дочь.
– Ты видел это… это… и это! – Виктор с перекошенным от ярости лицом швырнул на стол Яна кучу газетных вырезок.
– Конечно, я их видел, или похожие на них, – ответил Ян со спокойствием, какого вовсе не чувствовал.
Виктор прошагал из одного угла большого кабинета Яна в другой, а потом уселся, скрючившись, на длинную кушетку у окна, из которого открывался живописный вид на Ист-Ривер, сверкавший в лучах летнего солнца.
– Катастрофические побочные эффекты… Отеки, шелушение, стойкое покраснение… Женщина, кожа которой пострадала от препарата АК-3 компании «К.Эвери», обращается с иском в суд…
Поскольку Ян не ответил, Виктор вскочил на ноги и опять принялся копаться в газетных вырезках.
– Послушай, что пишет «Нью-Йорк Таймс». «Игра с огнем»! – Истерически прочел он вслух. – Как тебе заголовок? Что скажут об этом наши швейцарские повелители, а?
Ян не отвечал, и его брат продолжал читать вслух.
– «Представитель Комиссии по контролю за качеством продуктов питания и медикаментов объявил сегодня, что безответственные сообщения печати и телевидения о том, что АК-3 устраняет морщины, повлекли за собой всеобщее увлечение этим препаратом, сравнимое лишь с национальным помешательством, так как повсеместно толпы женщин обращаются за рецептом к любому, кто имеет медицинскую степень, и пользуются лекарством, не соблюдая необходимых мер предосторожности, в результате чего возникают самые серьезные осложнения. До сих пор не получено никаких комментариев от производителей препарата, компании «К.Эвери», цена акций которой возросла более чем в три раза с момента начала шумихи в средствах массовой информации вокруг АК-3».
Виктор взвыл:
– Эти жуткие публикации на годы задержат получение правительственного патента. – Он снова возбужденно забегал вдоль стола Яна. – За всем этим стоит Луиза Тауэрс; в каждой строчке я чую ее коварство. Это один из ее типичных грязных трюков. Она-то уж знает, как пустить их в ход.
– Ты сошел с ума. Нет никаких доказательств, что это каким-то образом связано с Луизой Тауэрс. Ситуация осложнялась постепенно, начиная с прошлого года, после публикации статьи в «Медикал джорнал», где подтверждались положительные результаты использования АК-3 для косметического ухода за кожей лица. Я полностью виноват в том, что не понял, к чему может привести подобное сообщение, что его легко могут истолковать так, будто уже изобретен омолаживающий крем. Мне следовало бы не забывать, что женщины пойдут на все, чтобы заполучить средство, устраняющее морщины.
Хотя от Виктора не ускользнули горестные нотки в голосе Яна, он не обратил на них внимания и стукнул кулаком по столу.
– Мое мнение не имеет значения, ведь так? Ты никогда не верил мне, даже после всех прошедших лет! Ты всегда был ослеплен этой женщиной. Говорю тебе, все подлые, язвительные намеки на то, как феерически подскочили цены на наши акции благодаря неопробованному лекарству, все скрытые обвинения и откровенные заголовки в газетах, заявляющие, что мы развернули блестящую, но опасную кампанию в средствах массовой информации, не заботясь о потребителях, – это работа врага, грозного врага, того же самого врага, с которым мы сталкивались в течение многих лет. Ты слишком хорошо понимаешь, кого я имею в виду: женщину, укравшую у тебя духи, сославшую тебя в Сибирь, всегда пытавшуюся сломать тебе жизнь, суку, которой непонятно как – одному Богу это известно, – но удается загипнотизировать тебя – Луизу Тауэрс!
Когда Виктор наконец, едва не рыдая, выбежал из кабинета, Ян устало позвонил Питеру Тонтону, шефу корпоративной информации, чтобы составить собственное заявление для печати. Было это или нет хитро организованным заговором с целью дискредитировать как АК-3, так и компанию, он грубо недооценил возгласы возмущения, раздававшиеся по всей стране из-за того, что женщины неверно пользовались сильнодействующим средством, пытаясь избавиться от морщин за одну ночь.
– Чертовски жаль, Пит. Если малое количество приносит пользу, то чем больше, тем лучше. Вот что думают женщины, выдавливая АК-3, словно зубную пасту, а это в десять раз превышает допустимое количество. Забавно, что при лечении прыщей они в точности соблюдают предписанную дозировку, но когда дело доходит до морщин, они не смотрят на аннотацию и начинают от души наносить на кожу.
К изумлению Яна, Тонтон, отличавшийся обычно исключительной, особенно для представителя пишущей братии, осмотрительностью, сказал:
– Я думаю, что пресса ополчилась на нас не случайно.
– Ты разговаривал с моим братом?
– Нет, а что?
– Все в порядке. Что ты имеешь в виду?
– Я был в «Наташе», разговаривал с Чарли Тауэрсом о чем-то другом, и он сказал мне, что еще несколько месяцев назад его встревожили шпильки и насмешки со стороны племянницы, Фионы Тауэрс. Похоже, она постоянно поминала наше «чудодейственное лекарство» – ее слова, – притворяясь, будто шутит, намекала, что Чарли не очень-то понравится то, каких дров наломали ребята из «К.Эвери», и что однажды кое-кто собирается вставить палку в колеса АК-3.
– Мадам, звонит мистер Фейнер.
– Спасибо, Бэнкс.
Луиза вздохнула от удовольствия, что Ян позвонил ей. В течение нескольких последних недель, читая о проблемах, возникших у него с АК-3, она хотела сама ему позвонить, но не осмелилась. Она с надеждой взяла трубку, рассчитывая, что он снова предложит встретиться, и зная, что непременно согласится.
– Ян, как поживаешь?
– Это не Ян. Это Виктор Фейнер, брат, который видит тебя насквозь, подлая, опасная женщина. Сейчас ты зашла чересчур далеко…
– Одну минуту! Объясните, пожалуйста, о чем вы говорите?
Виктор Фейнер! Она не могла поверить, что Виктор Фейнер посмел позвонить ей, человек, который многие годы никогда не упускал случая продемонстрировать свою ненависть посредством злобных нападок в прессе.
– Я говорю о заговоре, который ты замыслила со своей приемной дочерью. Мне не надо было говорить, что глупая маленькая потаскушка хвасталась своему дяде, Чарльзу Тауэрсу, еще одному мужчине, которому ты пыталась сломать жизнь, о ваших планах сокрушить нас.
От злости у нее задрожал голос.
– Планах? Вы ошибаетесь, мистер Фейнер, если…
– Нечего называть меня «мистер Фейнер». Я предупреждаю тебя, я сыт по горло твоими гнусными махинациями во вред моему брату. Он, возможно, слишком глуп, чтобы понять, кто ты есть, но я это вижу слишком хорошо. – Виктор явно все больше выходил из себя. – Это мое официальное предупреждение, мадам Высочество и Величество, что намерен отомстить и вышвырнуть тебя обратно в сточную канаву, где твое настоящее место. Это не праздные…
Луиза тихо положила трубку. Ей казалось, что она спокойна, но руки у нее дрожали. Угроза отомстить от Виктора Фейнера? В его словах выплеснулась вся ненависть, накопившаяся за много лет. Она помнила, как впервые познакомилась с ним за скудным ленчем в Лондоне. Он тогда еще ясно дал понять, что она ему не нравится, но угрозы отомстить? Она никогда не слышала столько ненависти в голосе человека, даже в голосе Бенедикта, когда он приходил в неистовую ярость.
«Твоя приемная дочь хвасталась своему дяде, другому мужчине, которому ты пыталась сломать жизнь, о ваших планах сокрушить нас».Она так долго сдерживала свои чувства, что теперь могла думать о Чарльзе, не испытывая желания заплакать. Она могла также отрешиться от мыслей о Наташе и Чарльзе. По крайней мере, она так думала. Но самое главное, она должна докопаться до сути того, что имел в виду Виктор.
Как будто ее и без того не подстерегали опасности на каждом шагу. Только вчера она прочитала подтверждение, что Стивен Холт, «самый преуспевающий неформальный биограф в мире», получил аванс в размере двух миллионов долларов и должен написать историю ее жизни. Уже были опубликованы две-три второсортные биографии, полные полуправды и откровенной лжи, биографии, благополучно похороненные на книжных полках. Но Холт – иное дело. Конечно, отдел информации «Луизы Тауэрс» запретил в обычном порядке всем служащим оказывать ему содействие, но всем было хорошо известно, что репутация Холта явилась следствием не столько его художественного мастерства, сколько умения проникать в святая святых личной жизни; он написал о семье Агнеллис, семействе Меллонс, и – его самый последний триумф – потрясающую книгу о короле Испании, которая распродавалась миллионными тиражами.
Существовала еще и более непосредственная угроза со стороны Дестины, вечно хвалившегося предложениями из Голливуда, если ему перечили; а недавно его зависть была распалена шумихой, поднятой вокруг имени нового итальянского модельера – Армани, который только что с огромным успехом продемонстрировал свою коллекцию на Западном побережье.
Еще не оправившись от потрясения, Луиза направилась в свою туалетную комнату, чтобы приготовиться к самому важному моменту, ожидавшему ее сегодня: встрече с адвокатами и Киком в зале заседаний правления, где он узнает до мельчайших подробностей свое будущее, тщательно спланированное для него дедом, ее мужем Бенедиктом Тауэрсом, человеком, предавшим ее. Она содрогнулась при мысли, что Стивен Холт расскажет всему миру, как слепо она доверяла мужчине и как мало знала на самом деле. Она терпеть не могла опаздывать, но ее силы иссякли. Она упала в свой шезлонг и, поглаживая гладкую шерстку Голубой Пудры, попыталась собраться с духом.
Дату назначили Грегори Филлипс и Эшли Фоксвелл, два душеприказчика Бенедикта. «Пора», – сказал ей месяц назад Филлипс с обычным своим выражением смертника, отправляющегося на казнь. Она ждала этого. Почему-то она думала, что сама назначит день, но, наверное, Бенедикт как всегда оказался прав: женщины, часто говорил он, понимают они это или нет, откладывают решения, которые подсознательно не хотят принимать.
Слава Богу, все единодушно согласились, что Фиона не будет присутствовать на встрече или на ленче после нее – из-за длинного списка прогулов и ее явного нежелания работать полный день в компании. Кик должен взять на себя ответственность и обсудить с сестрой, хочет она в будущем остаться в «Луизе Тауэрс» или нет.
По дороге в офис Луиза попыталась выбросить из головы обвинения и угрозы Виктора Фейнера, но они назойливо занимали ее мысли. Неужели это судьба? Фиона, работавшая на другом этаже, пользовавшаяся другим блоком лифтов, догнала ее в вестибюле.
Ее лицо раскраснелось и сияло от восторга, но Луиза похолодела от ее слов.
– Разве не замечательно, все эти жуткие статьи в газетах об АК-3? – Выражение лица Луизы заставило ее замолчать. – Что-то не так?
– Да, кое-что не так, совсем не так, – мрачно отозвалась Луиза. – Пожалуйста, позвони моей секретарше и запишись ко мне на прием во второй половине дня.
Фиона не ответила, но с разгневанным видом прошествовала к своим лифтам.
И снова у Луизы дрожали руки; день начинался неважно, хотя она надеялась, нет – молилась, чтобы сегодня обошлось без эмоциональных стрессов. В роскошной ванной комнате, примыкавшей к кабинету, она подошла к «правдивому» зеркалу у окна, тому, у которого она в течение многих лет лично перепробовала столько изделий «Луизы Тауэрс». Ее кожа была замечательно гладкой; она никогда не делала подтяжку лица, хотя «Нэйшнл Инкуайрер» напечатал вымышленный «отчет» об ее секретном пребывании в одной из самых известных клиник косметической хирургии в Бразилии.
Как мало правды показывало «правдивое» зеркало, о котором столько написано. Ее отражение соответствовало тому, что видел весь мир: женщину определенного возраста с гладкой, красивой, оттенка слоновой кости кожей, трагическими черными глазами и – единственное подлинное изменение в ее внешности – зачесанными наверх темно-каштановыми волосами; они имели более мягкий оттенок, чем ее натуральные, иссиня-черные, слегка обесцвеченные отдельными прядями, чтобы скрыть седину у висков.
Но одно дело, – как она выглядела, и другое, как чувствовала себя, а это не всегда совпадало. Сегодня она чувствовала себя, словно беззащитная, ранимая девушка, какой она была в двадцать с небольшим лет в Швейцарии, когда ее впервые унес порыв безудержной страсти Бенедикта Тауэрса.
Одинокая и испуганная, Луиза набрала в легкие побольше воздуха, расправила плечи и вышла в коридор, направляясь в зал заседаний, где ее уже ждали Филлипс и Фоксвелл. Появился Кик, сдержанный и довольный. Может, ему уже сказали, по какому поводу они собрались? Какая разница, даже если он знает? Она должна признать, Кик много делал для компании. Он не был гением и, не родись он Тауэрсом, вероятно, никогда не стал бы главным исполнительным директором, но он и не разорит компанию.
Оба адвоката словно воды в рот набрали, когда все расселись вокруг маленького стола у окна. И тогда Луиза взяла инициативу в свои руки. Внимательно посмотрев на Кика, она сказала:
– Твой дед, Бенедикт Тауэрс, дал мне редкую возможность в 1954 году, основав косметический салон, который я хотела открыть, и так появился на свет первый «Институт Луизы Тауэрс».
Адвокаты с опасением посмотрели на нее, недоумевая, к чему она ведет речь. Луиза на мгновение накрыла своей рукой руку Кика.
– Под руководством Бенедикта Тауэрса из маленького желудя, как вы говорите по-английски, вырос могучий дуб – компания «Луиза Тауэрс». – Она не готовила заранее ни слова из своей речи, но импровизировала легко, без запинки. – Поскольку больше всего твой дед хотел, как хотела и хочу я, чтобы тот дуб высился под сенью фамилии Тауэрс, он составил план, предопределив будущее компании, и этот план мистер Филлипс сейчас прочтет тебе.
Если бы Филлипс был склонен к бурному проявлению чувств, Луиза не сомневалась, он расцеловал бы ее. Вместо этого он подарил ей одну из своих скупых, застенчивых улыбок, выражая полное одобрение, перевернул несколько страниц документа, который она знала наизусть, и приступил к чтению.
Не было никаких сомнений, Кик не знал и даже не мечтал услышать то, что сообщал ему сейчас Филлипс. Слезы навернулись ему на глаза, когда адвокат закончил:
– …При условии, что он будет соответствовать определенным требованиям, основное из которых – не менее пяти лет удовлетворительной работы в компании до своего тридцатилетия.
Кик вытер рукой глаза и откашлялся. Он вскочил и крепко обнял Луизу, а потом сказал:
– Я потрясен. Ты понимаешь? Потрясен! Я никогда не ожидал ничего подобного и… и… Могу только сказать, я полагаю, принимая во внимание, что обязательный пятилетний срок уже прошел, вы… вы решили сказать мне об этом сейчас потому, – он попытался засмеяться, – что мои характеристики в порядке. Да?
– Да, – ответил Фоксвелл, хотя Кик вопросительно смотрел на Луизу. – Как ты только что слышал, такие же требования по условию завещания твоего деда предъявляются твоей сестре Фионе и кузине Зое. Что касается Фионы… – Фоксвелл повернулся к Луизе.
Она ответила, не задумываясь:
– Думаю, Кик, ты согласишься со мной, суду присяжных еще надо посовещаться, учитывая работу Фионы в компании. В надлежащий момент ты сам возьмешься объяснить ей ее прерогативы при условии, что она оправдает надежды своего деда.
Ленч проходил в напряженной обстановке, но, к счастью, быстро закончился; они мало говорили об окончательной смене власти, и гораздо больше об ужесточении политики Комиссии по контролю в отношении патентных заявок косметических фирм и проблемах «К.Эвери» с АК-3.
Когда юристы ушли, Кик проводил Луизу до ее кабинета.
– Я до сих пор не могу поверить, – сказал он. – Очевидно, я должен поблагодарить тебя, Луиза. Должен сказать, я никогда не надеялся на такое и никогда этого не забуду.
Как далек он был от правды, но в минуту божественного откровения в зале заседаний она вдруг поняла, что должна заставить Кика поверить, что идея принадлежит ей в той же степени, что и Бенедикту; она надеялась, что это единственный путь сохранить свои позиции.
Она улыбнулась своей загадочной улыбкой, так хорошо ему знакомой, и ответила:
– Я знаю, ты меня не подведешь.
– Агенты – самая важная составная часть Голливуда, – разглагольствовал человечек, похожий на воробья, с большим носом и в огромных очках в роговой оправе, достаточно громко, чтобы его слышала компания людей, с нескрываемым благоговением ловивших каждое его слово. Дестина, не упускавший ничего, из-под полуопущенных век видел, как продюсер крупного калибра, которого он надеялся встретить сегодня здесь, решительно направляется к воробышку.
