Текст книги "Сторож сестре моей. Книга 2"
Автор книги: Ширли Лорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Все это не имело никакого значения, она хотела только одного – снова обнять свою мать и уговорить ее поехать с ней в Америку, чтобы заботиться о ней до конца жизни. И если Петер и Кристина захотят приехать, это тоже будет замечательно. У нее нет никакого тайного умысла, говорила она себе. Она не пытается осложнить жизнь Наташе и Чарльзу, ничего подобного. Наконец-то она могла смотреть на все это с высоты.
Так вышло, что лишь после Нового года, в первых числах января, она смогла пересечь границу Чехословакии. На таможне над дверью иммиграционной службы висел портрет Вацлава Гавела, но в остальном, казалось, ничего не изменилось с того дня 1968 года, который она никогда не забудет, когда она под дождем ждала Наташу на австрийской границе. У таможенников по-прежнему были хмурые и подозрительные лица, и они демонстративно носили оружие. Луизу явно ждали, но один молоденький солдат с угреватым лицом открыл две сумки из ее багажа, вынимая и перетряхивая вещи, а затем даже не положил обратно красиво упакованные свертки.
По пути в Прагу длинный конвой русских армейских машин, двигавшийся с черепашьей скоростью, оттеснил ее автомобиль к обочине, и Луиза похолодела от страха. Больше тридцати минут они ждали, пока проедет конвой.
– Возвращаются домой в Литву или Азербайджан, спустя двадцать лет, – сказал ей шофер. – Небольшая часть из пяти советских дивизий, «охранявших» Чехословакию для собственного спокойствия, – добавил он язвительно.
Перевалив через пологие, заиндевевшие холмы, они увеличили скорость; когда они пересекали Богемское плато, она попыталась отыскать знакомые места, где бывала в детстве, где однажды видела, как собирают хмель для настоящего пльзенского пива, который варят в Пльзене; смотрела на замерзшие деревни, состоявшие из гранитных коттеджей и церкви, покрашенных краской пастельных тонов, пока, стряхнув дремоту, не обнаружила, что они спускаются с крутого холма в предместье Праги.
– Остановитесь, – сказала она, когда они очутились в центре города. Неяркие лучи солнца с трудом пробивались сквозь тучи; жители казались замерзшими, но улицы были забиты народом, и открытые кафе на мостовых переполнены. Ей захотелось немного посидеть в кафе, почувствовать себя частью толпы.
– Посидите со мной, – попросила она шофера. Он понял.
Ее глазам открывались удивительные картины. Среди суетливо спешивших куда-то однообразно одетых домохозяек и служащих в тяжелых пальто вдруг появились панки, юноша и девушка, с гребнями волос на макушке, кольцами в носу и ушах, одетые в тенниски, раскрашенные полосами национальных цветов – красного, белого, голубого – и обмотанные убогими шарфами. Прошла мимо группа кришнаитов, распевая песни и дрожа от холода в своих робах шафранового цвета, а за ними переваливался гусиной походкой человек в военном мундире с чучелом гуся, привязанным веревкой к спине.
Луиза посмотрела вопросительно на шофера, тогда как люди, сидевшие за столиками вокруг них, начали вставать и весело приветствовать ряженого.
– Он отнял у чешского народа двадцать один год, – пояснил шофер.
Луиза просидела в кафе, разглядывая прохожих, больше часа, а потом настало время переправляться через реку и идти домой.
Неужели их домик всегда был таким маленьким? Она ужасно волновалась и потому сначала даже вообразила, что ошиблась улицей. Пока она колебалась, стучать или не стучать в разбитую дверь с облупившейся почти всюду краской, та распахнулась сама от сильного порыва ветра. Она почувствовала знакомую смесь запахов – растворов для химической завивки и окраски волос и пищи, готовившейся на вертеле, и ее охватило чувство невыносимой горечи. Слезы потекли по лицу. Она вновь стала девочкой, молодой женой Милоша, которая покинула эту жалкую дыру, чтобы начать с ним новую жизнь в Америке.
Через несколько секунд по лестнице к ней слетела невозможно длинноногая девушка в микроскопической мини-юбочке, красивая, с высокими, экзотическими скулами, большими, орехового цвета глазами и рыжими волосами, струившимися по плечам. Она смеялась, и плакала, и кричала по-чешски:
– О, тетушка Людмила, тетя Луиза Тауэрс, это я, Кристина.
Именно в этот момент Луиза поняла, что у «Луизы Тауэрс Инкорпорейтед» все-таки будет новое «лицо».
– Прошу прощения, что опоздал, Чарльз.
Ян Фейнер опоздал на ленч всего на пять минут – теперь они регулярно встречались за ленчем каждые два месяца или около того в ресторане «Времена года», – но Чарльз знал, как Ян любил пунктуальность. Оставалось только пожелать, чтобы и другие люди относились к этому так же. Особенно Наташа, которая была не в состоянии прийти куда-либо вовремя. Ему показалось, что Фейнер выглядит ужасно.
– Проблемы? – сочувственно спросил Чарльз, не рассчитывая на откровенность. Они хорошо ладили между собой, но близкими друзьями не были и никогда ими не станут.
К его удивлению, Ян немедленно ответил:
– Да, но на сей раз не с АК-3. Мой брат – он неважно себя чувствует. Он слишком много работал и устал, но отказывается признать это. Итак, что будем есть?
Кухня ресторана «Времена года» считалась одной из лучших в стране, но, подобно другим крупным бизнесменам, обедавшим в зале, они заказали лишь одно легкое блюдо – жареную рыбу и «перье». За тридцать минут Чарльз дал Яну квалифицированный отчет о доходах и расходах компании, новых сметах, а также описал положение косметической индустрии в целом, на обоих рынках, «классном и массовом», как он выразился. В течение второго получаса их традиционной часовой встречи Ян обычно подбрасывал Чарльзу новые идеи и передавал то, что, по его мнению, Чарльзу следовало знать о позиции «Эвербах» в отношении косметического бизнеса в общем, и фирмы «Наташа» в частности.
Сегодня, однако, прежде чем Ян успел произнести хоть слово, Чарльз, отчаянно запинаясь, сказал:
– Ян, э-э, я подумал, что должен сказать вам… дети моей сестры, мои племянница и племянник, Кик и Фиона Тауэрс – вы знаете, они потеряли родителей в авиакатастрофе несколько лет назад… Правда, я не… С тех пор, как по семейным причинам я ушел из фирмы отца, я мало встречался с Киком, но ради своей сестры я всегда старался поддерживать отношения с племянницей…
– Что вы пытаетесь сказать мне, Чарльз? – устало спросил Ян. Упоминание фамилии Тауэрс вслед за очередным взрывом Виктора сегодня утром повергло его в уныние.
Чарльз откашлялся.
– Они оба попросили меня выяснить, пока… пока Луизы нет, она поехала навестить своих родных в Праге. Дети знают о вашем… О том, что компания «К.Эвери» одно время интересовалась «Луизой Тауэрс».
– Да, и что? – лаконичное замечание Яна не обнадеживало.
– Похоже, что мой отец не оставил, как все предполагали, «Луизу Тауэрс» Лу – моей мачехе. Контрольный пакет был оставлен опекунам как доверенная собственность Кика, который унаследует компанию в день тридцатилетия, если выполнит определенные условия, и часть акций переходит его сестре и кузине. – Чарльз выглядел смущенным, но поскольку Ян ничего не ответил, он продолжал: – Признаюсь, я удивился, узнав об этом. Кик сказал мне, что идея в равной степени принадлежала Луизе, но это мне кажется весьма маловероятным. Я думал, было бы вполне естественным с ее стороны рассчитывать… э-э… учитывая, сколько она сделала для компании, надеяться, что компания достанется ей.
«Еще бы», – мрачно подумал Ян.
– Как бы то ни было, они обратились ко мне для того, чтобы… прозондировать почву, узнать, не могу ли я по возможности точно выяснить, заинтересована ли еще компания «Эвери» в покупке «Луизы Тауэрс». Кик как-то прочел в «Уоллстрит джорнал» заметку о том, что «Эвербах» до сих пор ищет что-то для приобретения в престижной области. – Так как Ян молчал, Чарльз начал оправдываться. – Сейчас, когда «Юнилевер» громко заявляет о себе в области косметики и компания «Проктор и Гэмбл» скоро станет серьезным игроком, такой вопрос совершенно естественен.
У Яна голова шла кругом. Неудивительно, что Луиза в целом отвергла его предложение; неудивительно, что она была глубоко удручена в тот день, в этом же самом ресторане. Он ни на минуту не поверил, что идея оставить компанию младшим Тауэрсам принадлежала также и ей. Как такое может быть, если ни один из них ничего не сделал для «Луизы Тауэрс»? Это смехотворно. Ян холодно смотрел на Чарльза, вспоминая угрозы, которые услышал от способных на все адвокатов Бенедикта Тауэрса после своего первого предложения Луизе. Итак, он все время совершенно справедливо оценивал ее жизнь; она всегда была и осталась птицей, посаженной в золотую клетку – в золотую Башню [8]8
Здесь игра слов. Tower – башня (англ.).
[Закрыть]. Каким же чудовищем был Бенедикт Тауэрс!
– А если интерес еще не утрачен, что на уме у сторонников нововведений, деток Тауэрс? – Ян говорил небрежным тоном, но в душе у него все кипело. Презренные предатели, думал он, дожидались, когда Луиза уедет из страны, чтобы договориться с ее злейшим врагом.
Чарльз натянуто засмеялся.
– Честно говоря, не знаю. Похоже, им не сидится. Кику двадцать восемь, так что он не может возглавить компанию еще в течение двух лет, а им обоим кажется, что определенные перемены необходимы уже сейчас, перемены, против которых, я полагаю, Луиза возражает.
Выражение лица Чарльза, когда он упомянул о Луизе, сказало Яну все, что он хотел знать об отношении Чарльза к ней. «О, моя бедная, одинокая Луиза-Людмила, – подумал он. – Несмотря на богатство и власть, как тебе, должно быть, жилось в когтях этого жуткого семейства».
Чарльз крутил в руках носовой платок.
– Моя племянница Фиона, она всегда была упрямой, как и Сьюзен, моя сестра. Детям исполнилось только десять-одиннадцать лет, когда она погибла вместе с мужем.
– Да, помню.
– Фиона рассказала мне, что предложила Луизе подумать о перспективах продажи, пока еще в этом кто-то заинтересован – чтобы облегчить себе жизнь в условиях возрастающей конкуренции и извлечь определенную выгоду из сделки, на которую они оба согласны.
– Наверное, ее предложение приняли горячо. – Ян иронически поднял брови.
– Вы правы, но вы не знаете Фиону. Когда Луиза запретила ей думать об этом, Фиона стояла на своем, заявив, что если Луиза хочет руководить компанией в течение двух оставшихся лет, она должна выкупить у них компанию сейчас, иначе они могут весьма испортить ей жизнь!
– Что? – Ян вышел из себя. Какой же гадюкой оказалась девчонка.
– Однако в определенном смысле я понимаю точку зрения детей, – сказал Чарльз, не обратив внимания на презрительное выражение лица Яна. – Когда Кик через пару лет унаследует компанию, ничто не помешает ему вышвырнуть Луизу вон. – Когда Ян гневно нахмурился, он твердо продолжал: – Я не думаю, что он так поступит, и, конечно, останутся старые члены правления, с которыми придется считаться…
– Которых Кик Тауэрс может тоже уволить с помощью новых директоров компании, своей сестры и, вы сказали, кузины?
– Да, вполне, но я опять-таки уверен, что он этого не сделает, хотя бы ради сохранения хорошей репутации. Но суть в том, что поскольку все это может создать невыносимую обстановку в компании, то если Луиза хочет сохранить за собой руководство, не встречая оппозиции, у нее есть всего одна возможность.
– Выкупить компанию у них, у детей Тауэрс? – Ян не верил своим ушам. Его уважение к Чарльзу стремительно рушилось. – Может ли Луиза, миссис Тауэрс, осуществить это, не обременив себя непомерными долгами? Долгами в такие времена, как сейчас, когда такой спад экономики? Вы серьезно?
Чарльз заметил гримасу на лице Яна. Он отступил, но ненамного.
– Нет, это было бы глупо. В любом случае Луиза никогда этого не сделает, но ей придется смириться с фактом, что мой отец определил будущее «Луизы Тауэрс», будущее, где руководить компанией будут младшие члены семьи Тауэрс. Если предложение «К.Эвери» по-прежнему в силе, я полностью согласен с мнением Кика и Фионы, что сделку нужно заключить сейчас, когда Луиза сможет еще получить контракт, и они не будут возражать.
– Какая забота, – пробормотал Ян.
Временами он думал, что швейцарцы деспотичны и мастерски манипулируют людьми, но это был детский сад в сравнении с семейством Тауэрс. Пора показать, что он тоже умеет манипулировать.
– Итак, у вас сложилось впечатление, что через два года Кик Тауэрс будет готов начать переговоры?
– Да, у меня такое впечатление, но должен предупредить, что Кик намекал, будто в завещании Бенедикта, возможно, предусмотрены меры, препятствующие продаже фирмы соперникам. Он не хотел особенно углубляться в эти материи, пока не узнает наверняка, заинтересована ли по-прежнему компания «К.Эвери» в приобретении собственности. Адвокаты сказали ему, что, по их мнению, как только он возглавит корпорацию, могут быть предприняты шаги, совершенно невозможные в настоящее время. Вы понимаете, почему.
«Да, разумеется, понимаю, – сказал про себя Ян. – Ох, бедная моя Луиза».
– Дайте мне подумать, Чарльз. Благодарю, что обратили мое внимание на эту проблему. – Он знал, что никогда не сможет относиться к Чарльзу по-прежнему.
Вернувшись в свой офис, Ян вызвал Фрэнка Джелба, начальника финансового отдела, который в прошлом демонстрировал выдающиеся сыскные способности.
– Выясните все, что можно, о финансовом положении «Луизы Тауэрс», ситуации с кадрами и прочее. Приготовьте мне отчет через неделю – возможно, сделка все-таки состоится – и, Фрэнк, никому ничего не говорите, пусть это останется между нами, хорошо?
К несчастью, Лори Брокман, секретарша Фрэнка Джелба, жила в одной квартире на четвертом этаже с проходными комнатами с Эми Хичкок, секретаршей Виктора Фейнера. Лори предполагала, что брат президента компании, как обычно, в курсе всех событий. Обе секретарши наслаждались своим привилегированным положением; их единственным общим интересом была работа, и работа составляла самую интересную часть их жизни.
В ближайший понедельник, подавая Виктору вторую чашечку кофе, Эми невинно заметила, как замерзла ее соседка по комнате в выходные дни в офисе, где она провела несколько часов, печатая информацию о «Луизе Тауэрс».
Виктор едва не подавился.
– Какую информацию?
– О, отчет, который просил мистер Ян, – на случай, если компанию выставят на продажу.
Эми покачала головой, когда Виктор вскочил с места и выбежал из кабинета, устремившись в кабинет брата, но тем утром Ян уехал в Калифорнию. Вечером, отказавшись принять транквилизатор, выписанный ему врачом, Виктор не ложился спать, пытаясь составить заявление об уходе, если Ян серьезно намеревается обсуждать приобретение «Луизы Тауэрс». Элиза, хотя и разделяла целиком и полностью мнение Виктора о порочной натуре Луизы, пыталась отговорить его.
– Почему именно мы должны страдать по милости этой женщины?
Виктор, наконец, бросил ручку.
– Ты права. Ничего хорошего. Если я уйду из компании, некому будет защитить Яна, – Он воздел руки к небесам. – Но я должен что-то предпринять. Я должен придумать способ избавиться от этой женщины раз и навсегда. О, Господи, пожалуйста, скажи, что мне делать!
Нью-Йорк, 1990
– Если быть до конца откровенной – я никогда не любила своего мужа.
Пенелопа Дэвидсон задохнулась от изумления. Неужели она своими ушами слышала, как Луиза Тауэрс сказала это? Понимает ли Луиза, что именно она сказала? Пенелопа не смела шевельнуться, чтобы невзначай не перебить Луизу. Какое несчастье, что весь этот потрясающий материал будет похоронен в архиве ее отдела некрологов.
Хотя она в течение трех месяцев записывала рассказ Луизы на магнитную пленку, Пенелопа сейчас благоговела перед ней так же, как и всегда, возможно, даже больше. Луиза была ее крестной матерью, лучшей подругой ее родной бабушки; они вместе проводили каникулы; Пенни принадлежала к очень небольшому числу людей в мире, кому доводилось видеть Луизу Тауэрс без косметики – и тем не менее она выглядела изумительной красавицей! И все-таки, несмотря на то, что она давно знала Луизу, каждый раз, когда они садились вместе за работу, Пенни охватывало смешанное чувство застенчивости и благоговения, что начисто лишало ее дара речи.
– Речь идет о любви иного рода, той, что зиждется на уважении, восхищении. Он научил меня всему…
Ничего удивительного, подумала Пенни, что признавшись, будто она по-настоящему не любила своего покойного мужа Бенедикта Тауэрса, Луиза теперь осыпает его комплиментами, чтобы смягчить резкость слов.
– На самом деле мы были необыкновенно счастливы вместе, несмотря на разницу в возрасте… – Луиза сделала паузу, не обращая внимания на то, с какой жадностью Пенни ловила каждое слово. – …Несмотря на ревность его детей. – Договаривая до конца предложение, она заметила, что Пенелопа подтолкнула к ней поближе свой диктофон.
Эти сеансы были весьма утомительными, но, с другой стороны, они приносили облегчение. Она удивлялась, что Пенелопа ни разу не спросила, почему Луиза рассказывает ей так много – намного больше, чем она рассчитывала узнать для своего отдела некрологов. Скоро, очень скоро она даст Пенни ответ на вопрос, который та никогда не задавала.
Ответ прост: чтобы пустить ко дну книгу Холта – сотрудники отдела информации говорили ей, что до сих пор он не особенно продвинулся, несмотря на подозрение, что Фиона беседовала с ним, – Луиза решила написать собственную. Пока Пенни сидела здесь и записывала ее слова для своего некролога, Луиза одновременно вела параллельную магнитофонную запись, а позже прослушивала кассеты, чтобы пробудить свою память и решить, что нужно, а что не нужно использовать.
У нее уже накопились дюжины страниц пространных заметок, и только несколько дней назад она пришла к выводу, что Пенни очень способная журналистка, и она даст ей редкий шанс – написать книгу, которая должна быть написана, книгу, которая расскажет правду о ее жизни.
Когда Анна Мария пришла за кофейным подносом, Луиза договорилась с Пенни о следующей встрече непосредственно накануне юбилейного торжества, а затем поднялась к себе в спальню в сопровождении Голубой Пудры.
С самого начала 1990 года каждый месяц стоил ей огромного напряжения сил. Прежде всего эмоциональный стресс, пережитый, когда она вновь встретилась со своей матерью, потом безобразные ссоры с Петером Малером из-за будущего Кристины. Сознавая, что не может ничего сделать для дочери, Малер тем не менее попытался всеми силами закрыть Кристине путь в светлое и, Луиза не сомневалась, очень успешное будущее.
«Ты украла у меня жену. А теперь захотела и мою дочь. Убирайся! Держись от нас подальше! Ты не нужна нам, подлая женщина!»Но она нужна им. Она предложила им то же самое, что предлагала Кристине: билет первого класса в Америку, новый дом, лучший медицинский уход. Но как ее мать твердо стояла на своем, заявив, что теперь, когда ее любимая страна обрела свободу, она никуда не поедет, да и в любом случае она слишком стара, так и Петера, казалось, невозможно переубедить, пока Кристина не приняла собственное решение и однажды не появилась в отеле в Праге с маленьким, потрепанным чемоданчиком и храброй, очаровательной улыбкой.
Когда Анна Мария расчесывала ее длинные, темные волосы, Луиза улыбнулась своему отражению в зеркале, наморщив нос. Это сделало ее немного похожей на Кристину. Какой замечательный будет день, когда Кристину Малер, ее плоть и кровь, представят, как Новое Лицо «Луизы Тауэрс». Луиза знала, что Кристина любит ее, как родную мать, и она должна была бы быть ее матерью. Кристина даже по собственному почину сказала, что не хочет видеть Наташу, и не желает даже разговаривать с ней, и прекрасно поняла, что для того, чтобы сделать ее появление на юбилейном приеме более эффектным, очень важно до нужного момента сохранить в тайне ее приезд в Штаты. У девушки было природное дарование драматической актрисы.
Если бы только ее разочарованный отец не отказался от своего первоначального намерения и не приехал вслед за Кристиной. Но Петер Малер объявился несколько дней назад, воспользовавшись билетом, который Луиза оставила для него для очистки совести, если он вдруг передумает.
Так что сотрудникам «Луизы Тауэрс» пришлось решать еще одну проблему, в то время, как она лично потребовала в обмен на щедрое содержание, ознакомительную экскурсию по Соединенным Штатам и полное обслуживание, чтобы он вел себя тихо до торжественного приема и не пытался связаться с Наташей, «конкурентом». Луизу не волновало, что он сделает с Наташей после юбилея. Это их проблемы – его и Наташины.
Было ужасно, что спустя всего сорок восемь часов из отдела маркетинга доложили, что Петер плохо влияет на дочь, расстраивая ее, и потому она выглядит очень несчастной. В отделе маркетинга сказали, что всем пошло бы на пользу, если бы Кристина не встречалась с отцом до торжественного дня. Конечно, Луиза с ними полностью согласилась.
Вчера он кричал на нее и угрожал, когда не сумел разыскать Кристину. Плохо же он знает, как много криков и угроз ей пришлось выслушать за свою жизнь. Ох, ну, да ладно, теперь уже недолго осталось, а потом мистер Малер сможет сам решить, что ему делать – с надеждой вернуться в Прагу и дать дочери жить собственной жизнью.
Укладываясь в прохладную постель, Луиза напевала себе под нос; Анна Мария пристроила повыше огромные подушки, так чтобы ей удобно было работать с магнитофонными записями и рукописными заметками в кровати. Она напевала «Вальс конькобежцев» потому, что всего несколько месяцев назад случайно нашла свою старую музыкальную шкатулку и обнаружила, что может слушать мелодию без слез.
Когда Анна Мария вышла, Луиза закрыла дверь, позволила Голубой Пудре свернуться калачиком подле себя и стала слушать с самого начала запись сегодняшнего разговора с Пенелопой. И хотя языком жестов Пенни не владела – двигалась она просто ужасно, – но вопросы она задавала первоклассные, помогая многое вспомнить и заставляя сформулировать то, что Луиза всегда смутно чувствовала, но не могла точно описать. «…и ревность его детей».
Она нахмурилась, услышав звонок телефона. После последнего телефонного разговора по поводу планов празднования юбилея она ясно сказала Бэнксу, что прервать ее можно только в случае крайней необходимости.
– Мистер Фейнер, мэм. Мистер Ян Фейнер.
Она улыбнулась. Милый Ян, каким верным другом он все-таки оказался, но у нее не было настроения обсуждать дела или что-либо, связанное с тем, что он ей уже рассказал о заговоре ее алчных приемных детей – продать компанию у нее за спиной.
– Скажите мистеру Фейнеру, что я не могу сейчас ответить, но помню о его приглашении на обед и с нетерпением жду завтрашней встречи. Бэнкс, пожалуйста, не беспокойте меня, если не будет ничего срочного. Спасибо.
Ревность… Она только что слушала то место своей записи на пленке, где говорила о ревности детей Бенедикта. Без всякого сомнения, это было справедливо в отношении Сьюзен, но с другой стороны, можно ли винить ее? Должно быть, ей казалось непостижимым, как отец мог жениться на женщине, которая не только прислуживала у них в доме, но была всего на пару лет старше его дочери.
Что касается Чарльза, она до сих пор испытывала к нему двойственные чувства; возможно, так будет всегда. Он показал ей самым унизительным образом, что она ничего не значит для него, хотя наверняка понял в тот ужасный вечер у него в кабинете, что сексуально возбуждает ее почти до полного помешательства. Именно за это, она точно знала, Бенедикт решил отомстить, оставив компанию, которую она построила, Кику.
Деньги и секс, секс и деньги – две вещи в жизни, которые способны сдвинуть горы, стать причиной трагедий, свержения королей и гибели королевств. Она даже не была разгневана, как когда-то, вероломством Кика. Огорчена и разочарована – да; испугана – да; но она слишком беспокоилась о нем, чтобы сердиться. Что ей сделать, чтобы открыть Кику глаза на бессмысленность, бесполезность беспутного и опасного образа жизни Дестины, всецело зависевшего – теперь она знала точно – от наркотиков?
Ей не надо было говорить, что Дестина стал ее заклятым врагом. Она слышала об этом со всех сторон с тех пор, как отказалась возобновить с ним контракт. Она слышала это непосредственно от него в тот день, когда прочитала в «Ежедневнике женской моды», что Дестина все-таки не получил место дизайнера в постановке «Волшебника из страны Оз», что Голливуд тоже не встретил его с распростертыми объятиями. Он тщетно пытался найти работу, отчаянно нуждаясь в деньгах, поскольку его пристрастие к наркотикам больше не хранилось в строгом секрете. Даги говорил ей, что на Седьмой авеню ходили слухи, будто он в когтях у наркодилеров, по уши в долгах. Она содрогнулась, вспомнив, как звучал голос Дестины то телефону: сначала льстиво и беззаботно, быстро сменившись горьким и наглым тоном, когда она сказала, что не видит повода для встречи.
Один лишь Кик был слишком наивен, чтобы понять, кто такой Дестина. Сейчас Кик жаждал денег и власти и не хотел ждать момента, когда возглавит компанию в будущем году из-за обещаний, которые надавал дизайнеру. Даги предупреждал ее, что Кик одолжил Дестине денег в надежде, что тот вернет их сторицей «Луизе Тауэрс», когда Кик станет боссом.
Кик был слабым, легко управляемым, и Луиза винила Фиону за то, что та оказывала на него дурное влияние. У нее в ушах звучал голос Фионы: «Филлипс говорит, что в завещании указано: в случае продажи компании, прежде всего она должна быть предложена члену семьи!» Следовательно, с позволения Кика, эта маленькая, испорченная, ничтожная девчонка имела наглость «предложить» ей компанию, которую она, Луиза, построила своими руками с первого и до последнего кирпичика, компанию, носившую ее имя, – «предложила» купить у них, всемогущих детей Тауэрс. Или согласиться на предложение «К.Эвери».
Луиза откинулась на подушки. Она никогда не простит Бенедикта. Никогда! Она расскажет о его предательстве в своей книге; это послужит предупреждением всем женщинам – никогда не доверять мужчинам, особенно могущественным мужчинам.
Голубая Пудра села прямо, напряженная, встревоженная. Продолжая слушать запись, Луиза погладила кошку по элегантной спинке.
– Что там, Пи Би [9]9
Р.В. Powder Blue, Голубая Пудра (англ.)
[Закрыть]?
Луиза услышала какой-то звук. Шаги на лестнице… странные шаги. Она подалась вперед, прислушиваясь.
– Анна Мария? Что это? Анна Мария, это ты?
Кто-то попытался открыть запертую на ключ дверь. Раздался мужской голос, угрожавший:
– Открой дверь, или мы убьем твою сучку-горничную.
– Это правда, Анна Мария? Ты в опасности?
Даже сквозь громкий плач и крики служанки, что к ее голове приставлен пистолет, Луиза услышала выстрел, но служанка продолжала кричать. Луиза похолодела; у нее было чувство, словно все это происходит не с ней… с другим человеком, которому угрожает… кто? К обеим знаменитым женщинам, Елене Рубинштейн и Эсти Лаудер, врывались в дом, их жизни угрожали опасные, отчаянные преступники, воры, которыми двигала одна лишь алчность. Кто стоял там, за дверью, желая причинить ей вред?
У нее в голове всплывали имена из записок, которые она только что читала, имена людей, имевших мотивы. Петер Малер, привыкший к насилию, отчаянно хотевший увезти Кристину в Чехословакию, подальше от нее. Дестина, пылавший ненавистью, помешанный на деньгах, чтобы удовлетворять свою привычку к наркотикам. Виктор Фейнер, угрожавший отомстить за то, что сломала жизнь его брату. И имя, все еще звучавшее на магнитофонной записи… Наташа. Наташа! Унижавшая ее больше двадцати лет. Знает ли все-таки Наташа, что ее дочь скоро отплатит ей величайшим унижением на свете?
Луиза попыталась включить сигнализацию. Система не работала. Дверь вот-вот сломают. Луиза подошла и открыла ее. Она внезапно поняла, что заслуживает смерти.
