Текст книги "Это не моя свадьба (но я здесь главная)"

Автор книги: Шэрон Нейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Шэрон Нейлор
Это не моя свадьба (но я здесь главная)

Глава 1

Я шла по Мэдисон-авеню с чеком на десять миллионов долларов в кармане.

Он был там. В сотый, наверное, раз за шесть кварталов я опустила руку в сумочку, нащупала портмоне и провела пальцем по рифленому краю. Я чувствовала его. Он был теплый, как будто согревал лежащую рядом наличку общей суммой в тридцать один доллар. И с каждым разом становился все теплее и теплее.

Надо быть сумасшедшей, чтобы носить десять миллионов долларов в сумочке. Или это только я такая? Я шлепала по грязному тротуару, а в голове проносились безумные фантазии с участием вверенного мне на полчаса – до банка двенадцать кварталов – богатства.

А что если махнуть в Атлантик-Сити, завалиться в казино и поставить все на красное? Просто взять и бросить серовато-зеленую карточку прямо в центр красного круга на глазах собирающейся изумленной толпы, всех этих почтенных отцов семейств и прожженных, тяжело дышащих мне в шею игроманов с темными мешками под глазами. Кто-нибудь обязательно позвонит в шестичасовые новости, и жгучий оператор-итальянец с камерой на плече будет ловить каждый мой рисковый жест. «Женщина Ставит 10 Миллионов Долларов На Красное!» Я получаю вдвое больше и остаюсь еще на неделю в личных апартаментах Трампа. С тем самым горячим оператором.

Или…

Что если я прямо сейчас вхожу в «Тиффани» и показываю им чек? Из задней комнаты выплывают восемь улыбающихся степфордских супермоделей с шампанским и клубникой; меня ведут в отдельный кабинет, где предлагают примерить брильянты, в которых Дженнифер Энистон красовалась на вручении Оскара.

А если так…

Обналичиваю чек, получаю всю сумму двадцатками, еду с мешком денег домой, рассыпаю по полу и валяюсь на них голая? Всю жизнь только об этом и мечтала.

Я шла по улице с похотливой улыбкой на лице, сладострастно поглаживая сумочку, и прохожие посматривали на меня как-то странно. Может, от меня исходят какие-то особенные волны? Может, у меня на лбу написано про чек на десять миллионов в ридикюле? Может, вон тот тип так вытаращился потому, что он ЗНАЕТ? А если меня здесь ограбят? И не окажусь ли я потом в полицейском участке, где детектив будет с сомнением качать головой, слушая ответ на простой вопрос: как можно разгуливать по нью-йоркским улицам с чеком на сумму, большую той, что перевозят обычно в бронированных автомобилях?

И не попаду ли я в конце концов в шестичасовые новости с таким комментарием: «Идиотка Стала Ходячей Мишенью, Разгуливая По Улице С Чеком На 10 Миллионов Долларов – Деньжищ Как Не Бывало». А потом на экране появятся мультяшные пальцы, отчаянно пытающиеся ухватить разлетающиеся и тающие в воздухе зеленые фантики.

Боже, я схожу с ума.

Впереди еще четыре квартала. Четыре квартала, прежде чем я смогу наконец положить деньги на счет и вернуться туда, где правит бал благоразумие. Я уже практически перешла на бег. Скорее… скорее… избавиться от этой штуки…

Я и удивилась и не удивилась, что босс доверила чек именно мне. У Зои Бранденберг бывали… моменты. Моменты просветления и моменты, которые она сама называла «багрово-сливовой занавесью помутнения». Даже говоря о собственной депрессии, она оживляет описание интересными аксессуарами. Как-никак королева свадебного планирования. Это она занимается устройством брачных торжеств для звезд высочайших сфер, тех, кто тратит шестизначные суммы только на свадебные торты и выписывает ткачей из Марокко, чтобы они сплели коврики, которые положат потом у входа в церковь. Эти люди – элита, знаменитости, те, кто дышит иным, чем мы с вами, воздухом, поскольку платят по сотне тысяч долларов в месяц за то, чтобы специально присланный человек подключал розовые металлические канистры с О ₂к специальным выводам в доме. Но тут я забегаю вперед.

В том, что касается звездных и монарших свадеб, Зои Бранденберг была именем, брендом. Ее уже зарезервировала Дакота Фэннинг, ее согласием заручились королева Нидерландов – для своих внуков, которые ходили пока в детский садик. Для них даже определили дату. Правда, к тому времени Зои исполнится шестьдесят пять, но сам факт говорит об уровне спроса. Как сказано в рекламном проспекте, «Если это не свадьба Зои, то это вообще не свадьба». Мы, в задней комнате, конечно, немало потешались над ее рекламными лозунгами. «Если это не свадьба Зои, то ваши денежки – на ветер». Да, порой нас заносило, как нанюхавшихся клея подростков.

Я, может, и сидела в задней комнате, но при этом оставалась для Зои правой рукой. Она называла меня Номером Два, и, надо признать, порой мне не очень-то нравилось, как это звучит. Особенно когда на нее находило, и она начинала перекалывать жемчужные булавочки в центре розочек не по спирали, а концентрическими кругами.

– Мили! Ты мой Номер Второй! Снимай жакетик и помоги мне сделать все как надо!

Иногда приступ маниакальной активности затягивался на несколько дней кряду, и тогда я, будучи правой рукой, вкалывала без передышки по три-четыре дня. При стандартной свадьбе в четыре миллиона долларов переколоть все жемчужные булавки в едва распустившихся бутонах дело совсем не легкое.

Все спрашивали, нравится ли мне Зои Бранденберг, и я, честно говоря, всегда оказывалась в затруднительном положении, не зная, что сказать. Как босс она очень требовательная, но за ее безумием есть определенная логика, которую нужно понять. Когда она в настроении, у нее в руках все горит, и тогда она творит чудеса. Приходилось только удивляться, как Зои, словно заглянув в будущее, настаивала на оранжевом в качестве цветового решения, добивалась нужного эффекта, и при этом ни у кого из присутствующих не возникало впечатления, что он попал на вечер встречи выпускников университета в каких-нибудь Сиракузах. Нет, когда она ставила точку, оранжевое, желтое и красное соединялось в нечто волшебное, вспыхивая ярким гавайским закатом. Ей удавалось сделать апельсиновый цветом тлеющей страсти и вибрирующей сексуальности. Ее пурпурный давал газу вашему чахнущему либидо. А что вытворял ее красный, о том я не хочу и говорить. Осчастливленные клиенты говорили, что у нее одна, общая палитра с Матерью-Природой, и что она пользуется ею с такой же творческой энергией. Актрисы, что тут скажешь. Им ведь и платят за умение выражаться драматично. Я же, не обладая вселенской силой выразительности, назвала бы Зои гением. И, как часто бывает у гениев, натура у нее… сложная.

Нравится ли мне Зои? Несомненно. Она могла быть назойливой и придирчивой, тип А-плюс, и маниакально упрямой в такой мелочи, как шрифт на пригласительных билетах, но она никогда не была грубой. Когда уставала, у нее тряслись руки, и глаза бегали по сторонам. Она могла расплакаться, когда не получалось достать веточек болотного мирта – для полноты картины. Однажды она запулила своими Джимми Чу в ледяную скульптуру – только потому, что выражение у голубков получилось не восторженно-экстатичным, каким ему следовало быть, а обиженно-огорченным. И всегда я оказывалась рядом, клала руку ей на плечо, шептала на ушко тайный приговор и уводила в спа-кабинет – отдохнуть. Спа-кабинет располагался у нее в студии – белые шезлонги, тихий фонтан, вазы с гардениями – цветы меняли ежедневно. И поднос от Лалика с шоколадом «Годива» – морские звездочки с малиной. Я вела ее туда, легонько поддерживая под локоток, поскольку она не любила, чтобы ей помогали, как заботливая и любящая дочь, укладывающая в кроватку свою старенькую, на грани слабоумия мать.

Зои, очевидно, ценила мое внимание. Каждый раз, когда я не позволяла ей сорваться в очередной штопор, она поднимала мне зарплату – на десять тысяч. А потом засыпала с детской улыбкой на губах и смягчившимся выражением на помолодевшем на дюжину лет лице. «Спасибо тебе, Мили, – говорила она неизменно. – Ты мой ангел. Ты мои руки».

И я оставалась на всю ночь, перекалывая жемчужные булавочки концентрическими кругами, как ей и хотелось. Я надевала парку, забиралась в морозильник и обтесывала голубков на ледяной скульптуре, придавая им требуемое выражение, списывая его со своего восторженно-экстатичного отражения в зеркальце и стойко подтягивая вверх уголки посиневших губ. И пока я шикала на ночных уборщиков и искала подходящий шрифт для пригласительных билетов, Зои спала как херувим.

Одно время я встречалась кое с кем, кто пытался меня анализировать. Он сказал, что я вижу в Зои замещение матери, что стараюсь угодить ей, стать ею. Я покинула его квартирку, унося с собой зубную щетку, и смеялась с таксистом всю дорогу, пока он вез меня домой. Вот что получаешь, когда знакомишься с парнем в онлайновом режиме. Нет, я не собиралась тратить попусту время или портить впечатление от чудесного утреннего мохито объяснениями типа «Нет, я у нее учусь. У меня тот же талант. Я просто учусь у нее. А еще она человек, которому иногда нужно чуточку внимания».

«И сколько ты, говоришь, получила за это внимание? Десять тысяч долларов добавки?» Мой коварный приятель цокал языком, но никак не мог избавиться от приклеившегося к зубу листика петрушки, с помощью которой он пытался улучшить дыхание (старания, кстати, желаемого эффекта не принесли). «Ты, моя милая, пользуешься бедной старушкой, которую сводит с ума страсть».

Одноактовые пьесы для одного актера сейчас уже не в ходу. Он носил черное и смотрел на все через телескоп горечи, слишком удалившись от реальности, чтобы видеть что-то четко и ясно. Глаза ему закрывала его собственная багрово-сливовая занавесь отчаяния. Ему бы следовало заплатить мне десять тысяч ради еще пяти свиданий. Но я отклонилась от темы…

Зои Бранденберг была гением. Она доверяла мне. И говорила, что у меня «это есть». Я держусь за нее.

Вот почему я отправилась в банк с чеком на десять миллионов долларов и еще не высохшими на пальцах чернильными пятнами после подписания секретного, на уровне ЦРУ, и подробного, в четыре дюйма толщиной, конфиденциального соглашения со звездными женихом и невестой, которые пожаловали к нам – извините, к Зои, – дабы сотворить Бракосочетание Тысячелетия. Я лично с самими знаменитостями не встречалась, хотя в прошлом не раз видела красочные сны сексуального содержания с участием жениха. Их доверенные лица привезли тот документ в запертых на замочек черных кожаных кейсах. Они даже привезли собственные ручки и сразу после завершения процедуры подписания протянули пухленькие, размером с бейсбольную перчатку-ловушку лапки, дабы получить канцелярский прибор назад. В соответствии с условиями конфиденциального соглашения, мы с Зои были единственными разработчиками всего проекта. Никакого вспомогательного персонала. Если о планах сей десятимиллионной свадебной феерии просочится хоть слово, приспешники звездной четы обещали вернуться с пластмассовыми десертными ложками и изъять у меня яйцеклетки, яичники, селезенку, почки и роговицу – без всякого морфия.

Мы назвали это операцией «Роток на замок». Никому ничего не говорить. Никому ничего не писать. Пользоваться только сотовым телефоном с кодированной линией связи. Однажды вечером, дожидаясь поезда в подземке, я подумала, что в кино меня могла бы сыграть Дженнифер Гарнер. Даже государственные секреты не охраняли так тщательно. Нам могло бы понадобиться шпионское снаряжение. Пожалуй, мне пошел бы тот черный кожаный костюмчик, в котором Джен Гарнер щеголяла на экране. И еще необходимо кодовое имя.

Обдумывая варианты последнего, я достигла наконец банка, протолкалась через тяжелые вращающиеся двери и, сама того не заметив, перешла на уверенный, от бедра, шаг супермодели (только не такой лошадиный). В голове у меня звучала музыкальная тема к фильму «Миссия невозможна». Черные волосы заплетены в тугую косу, в ушах брильянтовые сережки, на ногах черные, до колен, сапоги, на губах – свежая красная помада. Я подошла к стойке и призвала на помощь чужой голос. Низкий, с хрипотцой, сексуальный. Таким говорила бы Дженнифер Гарнер в фильме о моей жизни.

– Я бы хотела открыть депозитный счет.

Глава 2

От десяти миллионов мне причиталось пять процентов.

Когда свадьба закончится.

В математике я не сильна, так что пара минут ушли только на перемещение десятичной запятой, но полученной в результате суммы было вполне достаточно, чтобы мечта поваляться на долларах голышом не казалась неисполнимой. Их хватило бы, чтобы обставить квартирку моей мечты всем, что только найдется в каталоге Уильямса Сономы. Ну, если не всем, то многим. Я не сходила с ума от белым ламп в желтый горошек и больше думала о чем-то в шоколадных тонах… насыщенных, густых цветах какао, бледно-золотистых шампанского, бронзовых отливах, редких проблесках розового и… нет, стоп, соскрести розовый и подкрасить коричным.

Мне бы стоило сосредоточиться на букете из калл густо-красного цвета каберне, которые я подбирала по оттенку лепестков, изгибу толстых бледно-зеленых стеблей, тому, как прилегали они друг к дружке, но мысли разбегались. Обычно мне удавалось отгородиться от внешнего мира и полностью посвятить себя конкретной работе. Я сидела в прохладной задней комнате, температуру в которой мы поддерживали на оптимальном для цветов уровне. Часы показывали пять утра. День свадьбы. Невеста – дочь посла, жених – сын нефтяного магната. Все цветы должны совпадать с цветом обоев в детской спальне невесты – красным с розовато-пурпурным оттенком. Образчик цвета она представить не смогла, так что нам пришлось слетать в Бельгию, найти домик ее детства, постучать в дверь и испросить у нынешних хозяев разрешения подняться в спальню. Зои прекрасно владела французским, так что никаких проблем не возникло. Нам позволили не только войти, но и содрать два слоя темно-синей краски, под которыми обнаружился тот самый, красный с розовато-пурпурным оттенком. Хозяин дома узнал Зои по шоу Опры, так что мы, взяв образец краски, получили еще и полный доступ к содержимому хозяйского холодильника и их видеомагнитофону. На меня это произвело сильное впечатление – перед Зои буквально открывались все двери. У нее было имя. Ее знали в лицо. Она была иконой.

– Как у тебя с букетами? – Рената затворила за собой тяжелую дверь и натянула через голову свитер. Лишний вес, набранный за время беременности, она сбросила в рекордные сроки, но все равно продолжала носить свободные вещи, даже там, где температурный режим соответствовал уровню человеческого комфорта.

– Уже бы закончила, если бы смогла собраться, – вздохнула я. Получилось жалобнее, чем хотелось бы.

Рената была единственной, кроме нас с Зои, кто знал о свадьбе ценой в десять миллионов долларов. Она стала бы заменой, если бы меня сбил автобус. Рената была в курсе того, над чем мы работаем, но ее не посвящали в детали. Сделка есть сделка.

– Ну так соберись. – Она подмигнула. Главной причиной, почему Зои взяла Ренату, были ее фиалковые глаза. И, конечно, шестилетний опыт работы в нью-йоркском Ботаническом саду. Зои объяснила, что глаза у Ренаты были точь-в-точь цвета заката, которым она любовалась когда-то в аризонской пустыне, насыщенного цвета далеких гор.

Работали мы молча: перевязывали букеты полосками красной с розовато-пурпурным оттенком шелковой ленты, прикрепляли к стеблям круглое пробковое донышко, складывали кончики лент сложным завершающим узором и запечатывали хрустальным брелоком у донышка. Для большого букета из белых калл использовали брильянтовую заколку, которую невеста могла бы потом снять с цветов и носить в будущем на всех балах и вечеринках у нефтяных магнатов, обедах в Белом Доме и ежегодных встречах выпускников Гарварда. Мы всегда добавляли какую-то мелочь, которую можно сохранить на будущее. Что-то от букета, от фаты или чего-то другого. На сей раз мелочью оказалась брильянтовая брошь размером в серебряный доллар и стоимостью примерно в пятьдесят тысяч таких монет.

От подобных штук у меня до сих пор захватывало дух.

Надеюсь, я никогда не разучусь находить красоту в каждой детали, в каждом акценте. Надеюсь, мне никогда не надоест любоваться совершенным изгибом лепестка лилии, блеском кристаллика Сваровски, крошечной радугой в крошечном уголке брильянта. Как и наслаждаться ароматом гардений, неизменно напоминающих о бабушке. Как бы она гордилась мной, если бы видела, чем я занимаюсь.

– Мило, – прошептала Рената, привязывая последний брелок к последнему букету. Потом она подошла к стене, являвшейся на самом деле огромной школьной доской, и вычеркнула из уменьшающегося списка намеченных к исполнению дел два пункта, «Приготовить букеты для невесты» и «Приготовить букеты для подружки невесты». Не говоря ни слова и даже не позволяя себе секундной паузы для любования плодами наших рук, мы перешли к бутоньеркам. Ландыш – для жениха, лютик – для шафера. Розы для мужчин в наши дни уже не годятся. Хотя нельзя исключать, что они снова войдут в моду через месяц. На рынке все меняется быстро. Обычно, когда это нужно Зои.

– Скажи-ка, ты с ним уже встречалась? – с улыбкой спросила Рената, и на щеках у нее проступили ямочки. Ей тридцать пять, а выглядит на двадцать два. Мне тоже тридцать пять, но я выгляжу на тридцать четыре. Утешаюсь тем, что видела невест, которые в тридцать пять тянули на все сорок пять – от тяжелой жизни.

– С кем?

– С тем парнем.

Я закатила глаза. Отвяжись, женщина.

– Все еще заходишь на «Match.com»? – не отставала Рената. Как и все счастливые в браке мамочки, она изо всех сил пыталась помочь одинокой подруге.

– Уже нет, – ответила я, не поднимая глаз от нежных бутонов, которые складывала, как детали паззла. Большинство на моем месте просто собрали бы их, как пучок петрушки, но я знала, что Зои будет рассматривать цветы под микроскопом и, если заметит неровные концы или неподходящие бутоны, запросто отправит в мусорную корзину.

– Надоело?

– Надоело.

– Понятно, – кивнула Рената.

Мой экс-бойфренд, один из многих, с кем я сохранила дружеские отношения, сказал однажды за бутылочкой холодного «Бадвайзера»:

– Людям посредственным, Мили, легко найти друг друга. У них много общего, потому что середина всегда плоская. Но в тебе есть что-то особенное, так что и времени требуется больше. – Себя он, разумеется, зачислял в Клуб Заурядностей (как, полагаю, и девятнадцатилетнюю девчушку, с которой начал встречаться после меня), но в моем случае попал в точку. – И не настолько уж ты жалкая, чтобы стремиться примкнуть к большинству, – добавил этот пророк, похлопывая меня по ноге в том месте, которое целовал не столь уж много месяцев назад.

Я тогда спросила, почему многие парни оставляют открытой дверь в туалете, когда идут пописать. Что это все означает?

– Страх попасть в ловушку. Беги от таких со всех ног.

Так что теперь я пополнила арсенал обязательных требований к потенциальным кандидатам таким правилом: никогда не встречаться с парнем, который писает при открытой двери. Список у меня длинный.

– Размечталась? – вторгся в мои размышления голос Ренаты.

– Так, вспоминаю кое-что, – прошептала я, немало смутившись.

– А я ищу пистолет для склеивания, – рассмеялась она и швырнула мне в лицо пригоршню ландышей, некоторые из которых застряли у меня в волосах. И именно в этот момент в комнату вошла Зои.

На ней был белый костюм – что весьма рискованно с учетом того, с чем мы работаем, – светлые волосы собраны в идеальный шиньон с одной-единственной заколкой, в ушах брильянтовые сережки-слезинки, на губах – бледно-розовая помада. Это один из показателей, по которым я определяю ее настроение. Хорошо ли положена помада? О наступлении стадии ультрадепрессии или суперманиакальной активности первой предупреждала помада. Сегодня все было в порядке.

– Еще два часа, – пропела Зои, перебирая в воздухе ухоженными пальчиками (на правом безымянном красовалось кольцо с огромным брильянтом) и проплывая по комнате.

Хм, пожалуй, к помаде стоит присмотреться повнимательнее.

– Как дела у наших маленьких эльфов? – Она выбрала ландыши у меня из волос, составила из них аккуратный букетик да еще похлопала меня по запястью – мол, все о’кей.

– Отлично, Зои. – Я отступила на шаг и, подбоченясь, оглядела стол, оценивая результаты нашей работы. Зои перевела взгляд на Доску Достижений и удовлетворенно кивнула.

– Грандиозно. – Ее новое любимое словечко. Сказочновышло из моды.

– Как думаешь, погода продержится? – Я посмотрела в окно. Собирающиеся в небе тучки угрожали сорвать планы, не предусматривавшие установку палаток. Впрочем, снаружи было еще темно, и солнце в этот ранний час не имело ни малейшего шанса прорваться сквозь серую пелену облаков.

– Небо имеет тенденцию проясняться для наших клиентов. – Зои подмигнула, и я поняла, что она репетирует эту фразу, чтобы вставить ее к случаю в разговоре с послом, а потом и с нефтяным магнатом. Чаще всего, так и получалось. За те годы, что я работала с ней, дождь приводил к отмене мероприятия лишь дважды; в одном случае причиной того же был огонь. Сотрудничество с Зои на девяносто девять процентов гарантировало защиту от стихий. – Мили, мне нужно, чтобы ты была готова вылететь через четыре часа.

Я растерянно заморгала.

– Вылететь?

– Мы отправляемся на Гавайи, – пропела она и, пританцовывая, выплыла из комнаты.

Я повернулась к Ренате, на огорченном лице которой уже проступила полуулыбка. Она была не из завистливых, но отпуск на Гавайях был нужен ей больше, чем мне – у ребенка колики, муж, не привыкший делить груди жены с кем-то еще. Двое детей на руках – это немало. А теперь еще и ожог от капли горячего клея, упавшей на мизинец.