Текст книги "Повести Ангрии"
Автор книги: Шарлотта Бронте
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)
IV
Поклон от меня погоде. Интересно, какой она будет? Снег и солнце? А впрочем, не стану про нее думать. Я здесь, чтобы вызвать духов из недр земли и полчасика с ними побеседовать. Тсс! В ворота мысли стучат, и память впускает гостей. Гостей! Посетитель всего один – видный джентльмен в синем сюртуке и твилловых брюках.
– Желаю здравствовать, сэр! Приятно вас видеть, усаживайтесь. Очень необычная погодка, сэр! Как вы переносите ее причуды?
Джентльмен вместо ответа медленно освобождает шею и подбородок от черного шелкового платка, ставит легкую трость в угол, с неторопливым величием усаживается и, сведя густые светлые брови над голубыми недобрыми глазами, смотрит на меня пристально.
– Не очень-то вежливо, сэр. Как ваше имя?
– Джон Горец, – отвечает джентльмен голосом таким низким, что в комнате дрожит мебель. – Джон Горец. Я пришел на ваш зов. Чего вам надо?
– Ваш слуга, мистер Сондерсон, – говорю я. – Прошу прощенья! Мне следовало узнать вас сразу, но с последней нашей встречи вы так изменились – всегдашней угрюмости как не бывало, вы так и лучитесь добротой. Как миссис Сондерсон, как ваши почтеннейшие родители и юная надежда Сондерсонов?
– Неплохо, спасибо. Я бы угостился табачком, если у вас есть, а то мой запас весь вышел. – С этими словами мистер Сондерсон протянул золотую табакерку, которая с моей помощью быстро наполнилась черным раппи. [68]68
Очень крепкий нюхательный табак из темных грубых листьев.
[Закрыть]Затем мы продолжили разговор.
– Какие новости в ваших краях? – был мой следующий вопрос.
– Да никаких особенно, – прозвучал ответ. – Только что с началом марта ангрийцы ошалели еще больше.
– Неужто они до сих пор сражаются?
– Сражаются! Каждый из них поклялся на рукояти шпаги, что будет биться, пока у него на спине есть хоть пара лохмотьев!
– В таком случае, полагаю, мир скоро будет восстановлен, – вырвалось у меня.
Мистер Сондерсон подмигнул.
– Весьма дельное наблюдение, – сказал он. – Мистер Уэллсли-старший поделился им со мною при нашей последней встрече.
– Так на востоке боевые действия уже не столь ожесточенны?
Мистер Сондерсон снова подмигнул и спросил кружку портера. Я тут же послал за бочонком в таверну «Робин Гуд» через дорогу. Когда Сондерсон получил свою кружку, он, сдув пену, выпил большой глоток за здоровье «храбрых и оборванных». Я тихо подхватил: «За вшивых и победоносных!» Он услышал и одобрительно кивнул.
Некоторое время мы оба в молчании накачивались портером, затем мистер Сондерсон заговорил…
Мистер Сондерсон больше не заговорил. Он растаял как сон. Меня позвали проверять урок, а к тому времени как я вернулась за стол, настроение, вызвавшее к жизни эту причудливую аллегорию, улетучилось безвозвратно. С тех пор прошло две недели, и сейчас у меня впервые за все это время выдались свободные полчаса. И опять тоскливым субботним вечером я пытаюсь призвать к себе смутные тени: не грядущие события, а эпизоды далекого прошлого, радости и чувства, которых, я иногда боюсь, мне уже не вкусить вновь.
Мало кто поверит, что чистое воображение может дарить столько счастья. Перо не в силах живописать всю увлекательность сцен, последовательной череды событий, которые я наблюдала в крохотной комнатке с узкой кроватью и белеными стенами всего в двадцати милях отсюда! [69]69
Спальня Шарлотты и Эмили в Хауорте.
[Закрыть]Какое сокровище – мысль! Какая привилегия – грезить! Я благодарна, что могу утешаться мечтаниями о том, чего никогда не увижу въяве! О, только бы не утратить эту способность! Только бы не почувствовать, как она слабеет! Если это случится, как же мало хорошего останется мне в жизни – ее сумеречные полосы так широки и мрачны, а проблески солнца так бледны и скоротечны!
Воспоминание хранит множество обрывков вечерних часов в этой крохотной каморке. Здесь я сидела на низкой кровати, устремив взор на окно, за которым не было ничего, кроме однообразной вересковой пустоши и серой церкви посреди кладбища, где могилы расположены так тесно, что бурьяну и траве почти негде пробиться между надгробиями. Над ними в очах моей памяти нависли серые облака, какие часто затягивают небо на исходе холодного октябрьского дня; порою на горизонте сквозь тяжелую гряду проглядывает бледный, окруженный туманным мерцанием лунный диск.
Такая картина стояла в моих глазах, но не отпечатывалась в сердце. Ум осознавал ее, но не ощущал ее присутствия. Он был не здесь. Он пустился в далекое странствие к неведомому острову, у чьих берегов не бросал якорь еще ни один бриг. Другими словами, у меня в голове, быть может, складывалась длинная повесть: история древнего аристократического рода – легенды, не записанные, но передававшиеся старожилами из уст в уста, предания лесов и долин графского, герцогского или баронского имения. Ощущения дубовой аллеи, посаженной предками триста лет назад, покоев, оставленных нынешними наследниками, безмолвных портретов, ненужных и нелюбимых, ибо никто из живущих не помнит во плоти тех, чьи тени они хранят.
С последним взглядом на фамильную церковь, с прощальной мыслью о глубоком склепе под ее плитами, мое воображение перенеслось в некий большой город, в некую царственную столицу, где блистают в веселом патрицианском кругу юные дамы и господа – потомки владетеля поместья. Ослепленные блеском двора, а возможно, и политическим честолюбием, сыновья и дочери почти забыли рощи, средь которых росли. Когда я видела их, прекрасных и величавых, скользящих по салонам, где я встречала столько других знакомых лиц, чьи глаза улыбались, а губы двигались, издавая слышимую речь, – людей, которых я знаю едва ли не лучше, чем собственных брата и сестер, хотя в этом мире никогда не раздастся эхо их голосов, никогда их глаза не узрят здешнего света, – какое волнение жгло сердце, заставляя меня упоенно стискивать руки!
Я тоже позабыла про древнюю вотчину, про густые леса с одинокими полянами, где не бродит никто, кроме оленей. Я не вспоминала больше про готическую церковь, где истлевают кости сотни баронов. Что для меня прабабушкины баллады и предания седобородых старцев в отдаленной деревушке Аннсли?
Я глядела на леди Амелию, старшую из дочерей, как она стоит у высокого окна, за которым мраморная лестница спускается в залитому солнцем газону в окружении розовых кустов, – юную даму в самом расцвете пышной красы. Сейчас она восхитительно хороша, хотя то особое сияние, которым наполняет черты волнение счастья, скоро угаснет. Я вижу, как колышется ее легкое летнее платье, как подрагивают мелкие завитки локонов, как щеки вспыхивают непривычным румянцем, а улыбка заставляет лучиться взор. Я вижу их сейчас: она оглядывает толпу знати. Слышит, как ее брат называет имена и титулы баловней судьбы, властителей умов. Некоторых ей представляют, и они останавливаются с нею поговорить.
Я слышу их голоса так же отчетливо, как она, явственно вижу их фигуры, испытываю все то, что переживаешь, впервые оказавшись в кругу прославленных людей, узнавая по тону, движениям и внешности тех, кого никогда прежде не видела, но о ком столько раз читала и слышала. Это ли не восторг? Я непривычна к такому великолепию, какое меня окружает, к блеску огромных зеркал, красоте мраморных статуй, мягким иноземным коврам, длинным просторным залам, высоким золоченым потолкам. Я ничего не смыслю в чинах и званиях; тем не менее эти люди передо мною толпами, скоплениями. Они подходят и отходят, разговаривают, подзывают меня движением руки; они не фантомы, а люди из плоти и крови.
Во всем этом есть смысл. Я знаю дом, знаю площадь, на которой он стоит, – я проходила по ней днем. Поднималась по лестнице в вестибюль. Видела швейцара у дверей. Я прошла холлом и галереей, прежде чем очутиться в этой гостиной. Разве не чудесно смотреть на череду сменяющихся лиц, примечать черты высокородных и знаменитых гостей? Здесь есть беззаботные юнцы и надменные люди в возрасте; есть согбенные годами старцы и есть лица, которые затмевают все остальные сиянием безупречного совершенства; от одного взгляда на них заходится сердце.
Вот одно из таких созданий только что прошло мимо. Это дама. Я не стану писать ее имени, хотя оно мне известно. С ее личностью не связано никаких историй. Она не из тех недостижимо прекрасных существ, чьи судьбы сплетены с высшими из высших – существ, которых я не упоминаю в этой общей картине. Далеко от дома я не могу о них писать, кроме как в полном одиночестве. Я едва смею о них думать.
Случайная безымянная гостья, которая сейчас прошла мимо меня, теперь остановилась и беседует с леди Амелией. Ах, если бы я могла нарисовать эту сцену так живо, как она стоит перед моими глазами! Гостья – уроженка Ангрии. Я еще не видела лучшего образца ангрийской дамы, женщины, в которой все характерные черты этой страны соединились бы в таком безупречном совершенстве.
Она довольно высокая, с полными округлыми формами; ее шея и пышные плечи белы как свежевыпавший снег, а густые локоны, хоть и отливают огненной рыжиной, мягки и шелковисты. Миловидность черт, обрамленных их нежными завитками, почти невозможно изобразить пером: прекрасный маленький рот, овальный подбородок, яркие живые глаза, веселый, открытый взор, чистая, дышащая здоровым румянцем кожа. Голубое атласное платье изящно оттеняет цвет лица и волос; пухлые белые запястья схвачены жемчугами, движения не отличаются западной величавой плавностью, зато естественны и непринужденны; ее речь – быстрая и немного резкая, однако красивая и правильная, как и смех, то и дело срывающийся с ее губ, обладает собственным неповторимым обаянием, так непохожим на приглушенную мелодичность звуков, льющихся из уст дочерей Сенегамбии; быстрые взгляды свидетельствуют о живой, впечатлительной натуре; смешанное выражение гордости и мягкосердечия, упрямства и приветливости, сквозит в каждой черточке. Все это так же явственно стоит перед моими глазами, как тихий образ Анны, которая делает уроки за столом напротив меня.
Джейн Мур – так ее зовут – давно признана красавицей по всей провинции Арундел, где средь зеленых лугов стоит новая величественная усадьба ее отца и где нежные молодые листья в этот чудесный теплый день раскрываются так же быстро, как в лесах Кентукки. Джордж Мур, эсквайр, – один из тех, кто в одночасье сделал карьеру, когда Ангрию провозгласили королевством. К тому же он успешливый коммерсант: у него большой склад в Дуврхеме и собственный корабль, который он сам выстроил и нарек «Леди Джейн» в честь красавицы дочери. Она не единственное избалованное дитя: Мур, как истый ангриец, подарил своей стране полдюжины крепких юношей и столько же дочерей; почти все они теперь солидные стряпчие или степенные молодые матроны; через них он породнился с лучшими семействами провинции, и у каждого собственный дом в плодородной прерии.
Однако Джейн – самая младшая, самая красивая роза во всем букете. Она получила лучшее воспитание, и от природы принадлежит к тем людям, которые по складу души, внешности и обхождению сразу выделяются в любом обществе. Джейн честолюбива – она отвергнет всякое предложение руки и сердца, к которому не прилагается корона пэра, – и это непременно должна быть корона ангрийского пэра. А помимо знатности соискатель обязан владеть землями и богатством, слугами, каретами и всем прочим, без чего ослепительная красота не может сиять в полную силу.
Я боюсь, что мисс Мур, при всем своем воспитании и природной живости ума, совершенно чужда утонченной романтике Запада. Боюсь, она едва ли понимает, что это такое. Она практична и расчетлива, как любой эдвардстонский фабрикант, ее главная цель – не продешевить. Она открыто признает, что ценит в этом мире внешний блеск. Если Джейн что-нибудь делает хорошо, она любит, чтобы ее хвалили. Ей необходимо общество – она ни за что не согласилась бы жить одна. Ей не придет в голову наигрывать самой себе на фортепьяно или напевать печальные куплеты, когда рядом никого нет. Раз или два она случайно оставалась одна в гостиной Керкем-Вуда – вечером, после наступления темноты, – и смотрела в окно на сад с закрытыми чашечками цветов в каплях ночной росы, с мшистой зеленью лужаек и вьющейся к воротам подъездной аллеей и дальше, на приветный простор лугов, залитый лунным светом. И покуда Джейн смотрела, какое-то непривычное чувство и впрямь шевельнулось в ее душе, но спроси в тот миг кто-нибудь, отчего так заблестели ее глаза, она бы ответила не «как чарующе светит луна!», а «какой замечательный край – Ангрия!».
Затем, когда мисс Мур отвернулась от окна и окинула взглядом безлюдную комнату, где беспокойные отблески камина пляшут по стенам, отчего кажется, будто картины шевелятся в рамах, когда она уселась в кресло и застыла, ожидая, что скоро в тишине раздадутся отцовские шаги, возможно, она впала в отрешенную задумчивость и сейчас вспоминает старшую сестру, которая умерла, когда Джейн была еще ребенком: день похорон, вытянутое тело в гробу на столе, слуг, теснящихся, чтобы в последний раз взглянуть на мисс Харриет, то, как сама приложилась губами ко лбу покойницы, и пришедшее в тот миг осознание, что Харриет покинула их навсегда.
Мисс Мур вспоминает, как поразил ее контраст между мертвой сестрой в гробу и живой Харриет: высокой девятнадцатилетней девушкой, только что окончившей пансион; когда мистер и миссис Керкуолл или сэр Фредерик и леди Фейла приезжали с ежегодным визитом, ей дозволялось сидеть с гостями до вечера; у нее была собственная уборная с туалетным столом и большим деревянным несессером; иногда после обеда она заходила в детскую и брала младших в гостиную, где играла им на фортепьяно марши и вальсы. Харриет восхищала и немного пугала маленькую Джейн. Рост и фигура, роскошные платья, золотые часы с цепочкой, умение рисовать, петь, играть на рояле, читать по-французски и по-итальянски – все делало ее существом высшего порядка.
Следом в памяти всплывают перешептывания няньки и горничной: мисс Харриет-де выйдет за мистера Чарлза Керкуолла, – а затем возникает и образ самого Чарлза: высокого молодого человека, который в ту пору частенько заглядывал к ним в гости. Он всегда сопровождал мисс Мур в пеших и верховых прогулках: Джейн видела из окна детской, как они садятся в седло и стремительно летят по аллее. Она помнит, как сестра пригибалась к шее своей грациозной кобылы Джесси, помнит длинные локоны, вуаль и лиловую амазонку, струящиеся на ветру. Чарлз и сейчас стоит перед ее мысленным взором: его выразительные черты и пристальные глаза, постоянно следящие за мисс Мур.
От кроткого и миловидного личика Харриет, неяркого, но с удивительным светом в мягких серых глазах, память Джейн возвращается к бледному, с впалыми щеками, неживому лицу усопшей. Она вздрагивает, слезы падают на шелковое платье. Спросите, о чем она плачет. «Потому что мне так грустно сидеть одной» – будет ответ. Это не стихия Джейн Мур; вдохновение сумерек, одиночества, меланхолических раздумий чуждо ее натуре.
Войди в парадный зал, полный ангрийских вельмож. Здесь дают публичный бал в честь третьей годовщины независимости. Сколько света! Как сверкают драгоценности, алые шарфы и плюмажи! Как бравурно звучит музыка! Играет единственный инструмент, и его мелодия исполнена торжества. Она несется из ниши. Ты не видишь рояля за толпой окруживших его блистательных дам. Слушай! Как электризует сильный переливчатый голос, выводящий победную песнь Ангрии: «Бейте в тимпаны громко!»
Подойди ближе и вглядись в певицу. Ты узнаешь ее, увенчанную перьями, одетую в алое, тебе знакомы цветущие щеки и большие голубые глаза Джейн Мур, красноречиво говорящие о чувствах, которые ветры Ангрии навевают дочерям этой страны. Чувства, увы, недолговечны – они исчезнут, как только стихнут звуки рояля. Исчезнет и это выражение твоих глаз, этот румянец, когда ты отвернешься, чтобы беспечно рассмеяться в ответ на комплимент стоящего рядом денди. И все же твоя душа не глуха к более высоким нотам. Она откликается на героический призыв. Ты не самовлюбленная кокетка, не светская пустышка. Ты красивая, щедрая, порывистая, гордая, властная женщина.
V
Почти неделя как я получила письмо от Брэнуэлла с упоительно-характерным посланием Нортенгерленда дочери. Каким сладостно-утешительным голосом словно говорит это письмо! Я жила им несколько дней. Всякий раз, как у меня выдавалась минутная передышка, оно звучало у меня в ушах словно чистая музыкальная нота, пробуждая мысли, которых не было много недель: мне рисовались возможные последствия письма и другие сцены, связанные с иными событиями, иным состоянием чувств. То были не напряженные поворотные эпизоды, а тихие картины, какие можно часто наблюдать во внутренних кругах высшего света.
Передо мною словно отдернули занавес, явив мне герцогиню, когда она, только что с постели, в легком утреннем туалете садится завтракать и обнаруживает среди другой почты отцовское письмо. В самой идее, казалось бы, нет ничего особенного, но обстановка была такой живой, комната – такой четкой: чистый утренний свет, за окном ничего, кроме холодного октябрьского неба, если только не подойти ближе и не глянуть на террасу внизу и еще дальше, на зеленую лужайку с фонтаном и рядом величественных лип, за которыми лежит широкая дорога, еще более широкая река и огромная столица, – и тогда ты поймешь, что это адрианопольская резиденция королевской четы, ибо здание за зданием громоздятся вкруг зеленого кружка с его мраморной чашей, из которой бьют струи воды, с его приветной лиственной рощей. Более пятидесяти окон выходит в этот двор, впуская свет в неведомо сколько великолепных и просторных покоев.
Герцогиня дочитала письмо и мысленно следует за автором – она не знает куда, однако воображение рисует ей тягостные сцены: вот он в портовой таверне, сидит один промозглым осенним вечером, слушая шум ветра в мачтах множества кораблей и неумолчный рокот моря – Атлантики, чьим суровым волнам он завтра себя доверит, вступив на борт парохода. Она смотрит в окно на высокую крышу и величавый фасад Нортенгерленд-Хауса, который, словно некий исполинский театр, высится над улицами Адрианополя. Владелец этого блистательного особняка – бездомный скиталец.
Прощание с Ангрией
Я написала уже изрядное количество книг, и долгое время мои персонажи, сцены, сюжеты оставались одними и теми же. Я показала мои пейзажи во всем разнообразии утренних, дневных и вечерних оттенков – во всех сочетаниях света и тени, какие только может дать встающее, полуденное и закатное солнце. Иногда я наполняла воздух зимней метелью – снег ложился на темные ветви дубов и вязов, в парках сельских усадеб и на безлюдных горных перевалах наметало глубокие сугробы. Затем та же усадьба с ее парком, та же вересковая пустошь с ее лощинами серебрились под летней луной, и теплой июньской ночью густые кроны деревьев покачивались над цветущими полянами. То же и с людьми – моим читателям представали одни и те же лица, то анфас, то в профиль, то в карандашном наброске, то на законченном живописном полотне – озаренные любовью и омраченные горем, пышущие страстью и пылающие восторгом, в радости и в печали, в скорби и в упоении блаженства, по-детски округлые, в расцвете юной красоты, в мужественной зрелости и в старческом угасании. Однако мы должны меняться, ибо взор устает от одних и тех же примелькавшихся картин.
И все же не торопи меня, читатель, мне нелегко отбросить образы, столь долго жившие в моем воображении. То были мои друзья и самые близкие знакомые – я могу без труда описать тебе лица, голоса, движения тех, кто наполнял мои мысли в течение дня и нередко украдкой пробирался даже в мои сны. Расставаясь с ними, я чувствую себя так, будто стою на пороге дома и прощаюсь с его обитателями. Когда я пытаюсь населить дом новыми жильцами, у меня возникает ощущение, будто я попала в другое государство, где все лица мне незнакомы, а обычаи скрыты тайной; много труда потребуется, чтобы ее разгадать, и много таланта, чтобы о ней поведать. И все же я хочу на какое-то время покинуть эту дышащую жаром местность, где мы пробыли слишком долго. Ее небо пылает, на ее земле всегда лежит отблеск заката. Пора унять горячку волнения и вернуться в прохладные края, где брезжит серый, скупой рассвет и небо наступающего дня, по крайней мере пока, затянуто облаками.
Список основных персонажей и географических названий
Адрианополь– столица Ангрии; стоит на берегу реки Калабар, в ста пятидесяти милях от Витрополя.
Ангрия– королевство, созданное Витропольским парламентом в 1834 году для Заморны в знак признания его военных заслуг. Состоит из семи провинций: Заморна, Ангрия, Доуро, Калабар, Нортенгерленд, Арундел и Этрея.
Ангрия– провинция королевства Ангрия, управляемая Уорнером Говардом Уорнером. Ее прообразом стал Йоркшир, в котором росли Бронте, – с Йоркшира срисованы ее вересковые пустоши и язык ее обитателей.
Ардрах —маркиз Артур Ардрах, сын короля Земли Парри, главнокомандующий витропольским флотом, противник создания Ангрийского королевства.
Арундел– провинция Ангрии, известная своими пастбищами и лесами; находится под управлением лорда Арундела.
Арундел, лорд– см. Лофт и, лорд Фредерик.
Бритвер Джеймс– камердинер Нортенгерленда.
Букет– см. Ричтон, виконт.
Ватерлоо дворец– Витропольская резиденция герцога Веллингтона.
Веллингтон, герцог– Артур Уэллсли, король Веллингтонии, один из создателей Витропольской федерации и главный из ее четырех королей, отец Заморны и Тауншенда.
Вернон Луиза– в девичестве Луиза Аллен, оперная певица; сперва была женой лорда Вернона, затем – маркиза Ричарда Уэллсли, дяди Заморны. После его смерти стала любовницей Нортенгерленда, затем – Макары Лофти. Иногда фигурирует под именем Луиза Дэнс. Отчет о ее жизни не всегда последователен: так, в «Герцоге Заморне» Луиза Вернон вместе с дочерью живет в глуши безвыездно, под строгим надзором, в «Генри Гастингсе» Луиза Дэнс свободно появляется в доме своего любовника Макары.
Витрополь (Великий Стеклянный город) – столица Витропольской федерации (называемой также Витропольский союз). Основан на берегу Гвинейского залива в устье Нигера Двенадцатью искателями приключений – солдатиками Брэнуэлла.
Гастингс Генри– офицер, поэт, хронист, автор ангрийского гимна. Многие произведения Брэнуэлла подписаны его именем.
Гастингс Элизабет– сестра Генри Гастингса, компаньонка Джейн Мур.
Джордан– Джон Джулиан ди Сеговия, граф Джордан, бывший губернатор провинции Доуро, брат Августы ди Сеговия. Во время гражданской войны – предводитель арабов под именем шейх Абдула Медина.
Доуро, маркиз– см. Заморна, герцог.
Дуврхем– порт на западном берегу Ангрии, ближайший к Кале во Французии.
Дэнс Луиза– см. Вернон Луиза.
Заморна, герцог– Артур Август Адриан Уэллсли, маркиз Доуро, старший сын герцога Веллингтона. За военные успехи в борьбе Витропольского союза против французов и ашанти получил титул герцога Заморны и основал на отвоеванных землях королевство Ангрию. Во время мятежа Нортенгерленда был низложен и отправлен в ссылку на остров Вознесения, но вернулся и, разбив противников, снова взошел на трон.
Заморна, герцогиня– Мария Генриетта (Мэри), дочь Александра Перси и Марии Генриетты Уортон, третья жена герцога Заморны, мать его сыновей Фредерика, Эдварда, Артура и дочери Мэри.
Заморна– провинция Ангрии, находящая под управлением лорда Каслрея. Ее столица – Заморна – стоит на реке Олимпиана.
Зенобия– см. Эллрингтон, леди Зенобия.
Каслрей– лорд Фредерик Стюарт, граф Стюартвилл, прославленный щеголь, друг Заморны, министр ангрийского правительства.
Квоши Кашна Квамина– сын Саи Ту Ту, короля негритянского племени ашанти. Ребенком попал в плен и был воспитан герцогом Веллингтоном; таким образом, он приемный брат Заморны. Возненавидев Заморну, вступает в сговор с Нортенгерлендом и вторгается в Ангрию вместе с Ардрахом и Мактеррогленом.
Кинг, майор– один из офицеров Девятнадцатого полка.
Кинг Роберт– зловещий персонаж, известный также под именем С’Дохни; наставник и советчик Александра Перси.
Керкуолл, сэр Джон– ангрийский помещик, депутат парламента, генерал ангрийской армии.
Лори Мина– дочь сержанта Неда Лори, горничная герцогини Веллингтон, затем первой жены Доуро, Марианны Юм, воспитательница его старших детей; преданная возлюбленная и помощница Заморны на протяжении всей его жизни.
Лофти, лорд Фредерик, граф Арундел– верховный канцлер Ангрии при ее создании, друг Заморны, искусный наездник, прозванный Шевалье, фельдмаршал ангрийской армии; брат Макары Лофти, женат на Эдит Хитрун.
Лофти Макара– бывший член витропольского кабинета при Ардрахе, друг Тауншенда, любовник Луизы Дэнс; младший брат Фредерика Лофти, графа Арундела.
Мактерроглен, сэр Ииуй– бывший торговец и ростовщик Джеремайя Симпсон, друг Александра Перси. Во время мятежа Нортенгерленда – предводитель одной из республиканских армий.
Массена– главнокомандующий французских войск, вторгшихся в Витропольскую федерацию, затем союзник Ардраха и Нортенгерленда в войне с Заморной.
Монморанси Гектор Маттиас Мирабо– товарищ юношеских безумств Александра Перси, затем витропольский банкир; союзник Ардраха и Нортенгерленда в войне с Заморной, после подавления мятежа скрывается во Франции.
Морнингтон-Корт– фамильное поместье Уэллсли в Веллингтонии.
Мур Джейн– ангрийская красавица, известная как Роза Заморны, дочь видного ангрийского стряпчего.
Французия– остров в Гвинейском заливе к югу от Витрополя; столица – Париж. Нередко называется просто Францией.
Нортенгерленд, герцог– см. Перси Александр.
О’Коннор Харриет– сестра Артура О’Коннора; соблазненная Александром Перси, вступила в несчастный брак с Монморанси, затем вновь бежала с Перси и, брошенная им, умерла от лихорадки в Фидене.
О’Коннор Артур– друг Александра Перси, затем полковник в армии мятежников.
Олнвик-Хаус– поместье Перси в Хитрундии, к северо-западу от Витрополя.
Пелам, сэр Роберт Уивер– политик, первоначально сторонник Нортенгерленда, затем переходит на сторону конституционалистов; неудачливый жених Мэри Перси.
Перси Александр, граф Нортенгерленд, лорд Эллрингтон, он же Александр Шельма– главный герой Брэнуэлла. Первая жена Перси, Августа ди Сеговия, отравила его отца, чтобы получить наследство. Вторая жена, Мария Генриетта Уортон, умерла молодой, главным образом от отчаяния, что Перси отбирал у нее новорожденных сыновей, считая, будто они унаследовали его демоническую сущность. После смерти второй жены Перси становится атеистом, пиратом, безжалостным соблазнителем женщин. Брак с леди Зенобией приносит ему деньги и титул лорда Эллрингтона. Перси сперва помогает Заморне создать Ангрию и становится ее премьер-министром, затем поднимает мятеж и объявляет себя президентом временного правительства. После подавления мятежа Заморна сохраняет ему жизнь.
Перси, леди Мэри– вторая жена Александра Перси, мать его сыновой Уильяма, Эдварда, Генри (погибшего молодым) и Марии Генриетты, герцогини Заморна.
Перси Мэри– см. Заморна, герцогиня.
Перси, сэр Уильям– младший сын Нортенгерленда, отвергнутый при рождении. Поступив в армию, благодаря отваге и уму дослужился до высоких чинов и получил титул баронета.
Перси Эдвард– старший сын Нортенгерленда, преуспевающий фабрикант, ангрийский министр торговли.
Ричтон, виконт– сэр Джон Букет, прославленный историк, посол Витрополя в Ангрии, верный соратник Заморны. От его имени написаны некоторые произведения Брэнуэлла.
Розьер Эдвард– французский камердинер Заморны.
Роули Ханна– экономка в витропольском доме Тауншенда.
С’Дохни– см. Кинг Роберт.
Сеговия Августа Мария ди– прекрасная итальянка, сестра лорда Джордана и первая жена Александра Перси; отравила его отца, чтобы получить наследство, но затем сама была отравлена обманутым сообщником.
Сенегамбия (Веллингтония) – королевство в западной части Витропольской федерации, соответствует британской Ирландии.
Сен-Клер, граф– благородный глава горского клана из Хитрундии, премьер-министр Витрополя, друг Веллингтона и давний враг Нортенгерленда.
Симпсон Джеремайя– см. Мактерроглен, сэр Ииуй.
Стюартвилл– см. Каслрей, Фредерик Стюарт.
Тауншенд Чарлз– лорд Чарлз Уэллсли, младший сын герцога Веллингтона, брат Заморны, писатель и журналист. От его имени написаны многие произведения Шарлотты.
Торнтон, леди Джулия– жена генерала Торнтона, в девичестве леди Джулия Уэллсли, в первом браке – леди Джулия Сидни.
Торнтон Уилсон– генерал, соратник и близкий друг Заморны. Брат герцога Фиденского и второй сын короля Хитрундии, который отрекся от него из-за юношеских беспутств. Торнтон был усыновлен ангрийским помещиком и впоследствии получил в наследство его земли. Женат на двоюродной сестре Заморны, леди Джулии Уэллсли.
Уорнер Уорнер Говард, эсквайр– ангрийский помещик, премьер-министр Ангрии.
Фидена, герцог– Джон Август Хитрун, сын и наследник короля Хитрундии. Друг Заморны, он, в отличие от своего товарища, являет собой образец всех возможных добродетелей.
Фидена– город в Хитрундии.
Фритаун– столица Хитрундии.
Харлау, маркиз– Эдвард Росс, сын короля Россландии, союзник Ардраха в войне против Ангрии.
Хартфорд, лорд Эдвард– ангрийский землевладелец, представитель одного из древнейших ангрийских родов, генерал Заморны.
Хитрундия– королевство в северной части Витропольской федерации, соответствует британской Шотландии.
Цирхала– река в Ангрии, на которой стоит город Ившем; здесь Заморна одержал решающую победу над мятежниками.
Эдвардстон– главный промышленный город провинции Заморна, на берегу реки Олимпиана.
Эллрингтон, леди Зенобия– ослепительная черноволосая красавица, дочь графа Эллрингтона и испанки Полины Луисиады Эллрингтон. Их с Доуро детская дружба переросла в безумную страсть с ее стороны. Не добившись взаимности, она вышла замуж за Александра Перси, подарив ему титул лорда Эллрингтона. Зенобия – «синий чулок», то есть высокообразованная дама, читающая на мертвых языках и любящая побеседовать на умные темы.
Эллрингтон, лорд– см. Перси Александр.
Эллрингтон Сурена– младший брат леди Зенобии, владелец лавки в Витрополе; у него снимает комнаты Чарлз Тауншенд.
Эллрингтон-Хаус– дом Нортенгерленда и его жены в Витрополе.
Энара Анри Фернандо ди, прозванный Тигром, – итальянец на службе у Заморны, губернатор провинции Этрея, главнокомандующий ангрийской армии. За свои заслуги во время гражданской войны получил титул графа Этрея.