Текст книги "Плотин. Единое: творящая сила Созерцания"

Автор книги: Шамиль Султанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Кассандр: «Говорят, что слова Диогена произвели на Александра огромное впечатление, и он был поражен гордостью и величием души этого человека, отнесшегося к нему с таким пренебрежением. На обратном пути он сказал своим спутникам, шутившим и насмехавшимся над философом: „Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном…“ Александр не только усвоил учения Стагирита о нравственности и государстве, но приобщился и к тайным, более глубоким учениям. Стагирит мне показывал письмо, в котором Александр упрекает его: „Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания. Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знаниями о высших предметах“».

Аполлодор: «Я помню, как ты смотрел на надгробную надпись на могиле Кира, которая гласила: „О человек, кто бы ты ни был и откуда бы ты ни явился, – ибо я знаю, что ты придешь, я – Кир, создавший персидскую державу. Не лишай же меня той горстки земли, которая покрывает мое тело“. И ты заплакал, не стыдясь своих слез. И я тоже плачу сейчас, великий царь…»

…И снова знакомый, беззвучный, цветной, переливающийся поток…

– Итак, материя как бескачественное и ирреальное бытие, ничего не испытывает, то есть она неаффицируема. Если бы материя могла аффинироваться, то она изменялась бы, то есть принимала бы определенные качества, иначе говоря, не была бы бескачественной. Логос входит в материю как нечто чуждое, когда образует в соединении с ней тело. Сама материя при этом не изменяется и не уничтожается.

– Подожди, ведь говорилось, что смысл, эйдос не есть материя и материя не есть эйдос. Их соединение образует тело. Так? Но ведь это соединение все же означает, что изменяются в каком-то смысле и эйдос и материя. Ты же вновь и вновь повторяешь, что материя при этом не изменяется…

– Давай представим, что эйдос светового луча отражается в материи. Тогда образуется соответствующее тело – огонь. Что же получилось? Смысл, логос светового луча в соединении с моментом своего инобытия образует огонь. Итак, необходимо не огню войти в материю, а логосу, чтобы материя стала огнем. Но изменился ли эйдос светового луча из-за того, что появилось некое тело? Нет, он остался таким же. Изменилась ли материя как несущее, как неопределенность? Нет. И то и другое абсолютно неизменяемы. Но их соединение образовало тело, которое не есть ни то ни то, но в котором отражено и то и то.

– Но тогда что означает это соединение, при котором и эйдос и материя не изменяются?

– Дело в том, что логосы в материи – совсем не то, что эйдосы сами по себе. Они являются уже внутриматериалъными логосами, как бы погибшими в материи и заново вылепленными ее природой.

– Что ты имеешь в виду?

– Смотри: огонь, взятый сам по себе, то есть умственный смысл огня, отнюдь не жжет. И ничто другое, взятое само по себе, не создает того, что оно творит, воплотившись в материи. Ведь она, став госпожой того, что отразилось в ней как образ, тут же и губит его, разрушает его природу, будучи ее противоположностью.

– Каким же способом она делает это, не изменяясь?

– Она размывает совершенную форму эйдоса своей бесформенностью, его чистую определенность – своей абсолютной неопределенностью, его абсолютную мерность – своей безмерностью. Но делает это она не потому, что эйдос на нее воздействует, а потому, что ведь в самом уже эйдосе есть момент умной неопределенности, ибо этот эйдос вполне ведь и конкретен в своей единичности. И вот этот-то момент и пухнет, вылепляется, растет благодаря изначальной природе материи. Материя не вносит холод в тепло, но эйдосу тепла противопоставляет свою внеэйдетичность, противопоставляет излишек и недостаток всему соразмерному, пока не сделает логос принадлежащим ей самой, так что он перестает как образ эйдоса (который не изменяется: ведь смысл огня всегда остается тем же самым) быть самим собой.

– Но откуда же в чистом и абсолютном эйдосе этот момент неопределенности?

– Я вот спрашиваю: существует ли действительно смысл, эйдос? Явно существует, так как иначе он был бы ничем, и мы в нем ровно ничего не мыслили бы. Но я спрашиваю дальше: существование эйдоса отлично от самого эйдоса или ничем не отлично? Конечно, отлично. Но что же это значит? А это, безусловно, значит, что даже чистому, вечному и бестелесному эйдосу свойствен некий момент неопределенности как различие между ним и его существованием.

– Таким образом, материя – это зеркало, в котором только отражается реальный умственный мир и которое не изменяется от отражающихся в нем предметов. Она подобна дому, который остается чуждым происходящей в нем борьбе между его обитателями. Она лишена даже силы сопротивления, и тела все свои силы получают не от нее, а от эйдосов. Материя всегда довольствуется тем, что получает, – именно отображениями смыслового реального в зеркале. Материя – никогда не удовлетворяемая бедность. Она есть неизменяемое ирреальное…

…Я вижу, как чуть насмешливо я улыбаюсь тогда. Вдруг как бы в переплетениях пульсирующих мыслей появился некий неясный, колеблющийся образ. Я смотрю на его приближение и постепенно вспоминаю. Когда-то, еще в Александрии, как бы случайно попавший на ночную беседу к Аммонию хромой грязный монах рассказал тихим, гортанным голосом странную притчу. Сейчас вдруг некий внутренний смысл, скрытый в то время даже от самого этого бедного христианина, стал медленно мерцать и как бы всплывать…

…Темный, просторный зал. Лунный, тусклый свет за окном. Но ни один луч не решается проникнуть в помещение. Мрачные колонны словно испускают из себя пронзительный холод. На широком ложе лежит некогда жестокий в своих свирепых безумствах властитель. Но сейчас он уже беспомощен. Неземная, тоскливая тишина медленно сжимает пространство зала. Мерно шелестя, течет песок времени в огромных треугольных часах. Остается совсем немного – уже слышны в далеких, глухих коридорах затихшего дворца звуки неумолимо приближающейся Смерти.

Внезапно где-то в углу вспыхивает небольшой огонек светящегося черного глаза. К ложу то ли мягко подлетает, то ли скользит одноглазое существо с истрепанной бородкой и совершенно безобразными чертами. Дьявол с холодной, отстраненной улыбкой смотрит на желтые, в испарине, черты лежащего человека. Глаза умирающего с усилием, как бы под влиянием извне, раскрываются. В них вспыхивает мертвящий ужас, ужас от встречи с тем, в кого никогда не верит. Сатана, осклабившись, довольно кивает тем, что можно назвать головой. Неожиданно появившийся огромный, округлый, жирный нос начинает мерно подрагивать.

– Я вижу, ты не рад.

Раздалось жутко-радостное бульканье с резкими прерывистыми звуками шипения. Дьявол смеялся, раскрыв свой светящийся рот с шестью искривленными, извивающимися зубами.

Умирающий закрыл глаза и стал с усилием, болью молить всемогущего Бога, которого давно, а может быть, и никогда не вспоминал, чтобы быстрее, наконец, явилась избавительница – смерть.

– Нет, сейчас уже ничего не поможет. Пока мы говорим, время остановилось. Итак, у тебя остается последний шанс. Между прочим, ты всегда был свободен в своем решении. Но сейчас, увы, даже я не могу помочь в этом последнем выборе.

Умирающий вновь медленно открыл глаза. Он видел только пятно желто-матового света, наклоненного к его лицу, и чувствовал тошнотворный запах гнили и серы.

– Ты можешь выбрать мой, но знакомый мир. И тогда целую вечность и больше ты будешь испытывать то, что испытывали твои многочисленные жертвы. Увы, таков принцип справедливости, и ничего здесь не поделаешь… Ты выкалывал им глаза – острые крючки будут постоянно вонзаться уже в твои глаза и медленно вырывать их из глазниц. Ты искусно расчленял своих друзей и врагов – тупые пилы будут теперь вновь и вновь перепиливать твои кости и твою плоть. Ты купал безвинных детей в кипящем масле – безжалостные капли огненно-жидкой серы будут постоянно и медленно прожигать твое тело. Твой желудок будет наполняться кипящим свинцом, а твои кишки будут поедаться изнутри прожорливыми темно-фиолетовыми червями. В общем, все то, что ты сделал по отношению к другим, многократно повторится по отношению к тебе. Ты озадачен?

По умирающему пробежала дрожь. Из его носа показалась небольшая струйка густой черной крови. Он попытался что-то сказать.

– Что же касается другого пути, то я ничего, к твоему сожалению, не знаю. Да, да, даже я не знаю. Это Неизвестное. Я не знаю, это. Я не знаю, где это. Это просто Неизвестное. Я ничего не могу о нем сказать.

Дьявол как-то странно и даже словно испуганно замолчал. Через некоторое время умирающий сделал чуть заметный знак своими почерневшими губами. Дьявол понял и наклонился к нему. Человек что-то пробормотал ему в грязное волосатое ухо.

И сразу после этого в зале вспыхнул мертвящий свет. Неожиданно беззвучно распахнулись окна и двери. Умирающий дернулся и затих. Все замерло. Пришла Смерть. И в тот же миг раздался протяжный, тоскливый крик неописуемого ужаса…

– Мы проводим строжайшую раздельность и несмешиваемость как понятий потенциального и актуального, так и понятий потенции и активности. Потенциальное есть понятие относительное. Например, железо потенциально есть меч. Другими словами, потенциальное бытие есть всегда потенциальное бытие чего-нибудь. В этом смысле потенциальным бытием обладает субъект по отношению к тем состояниям и формам, которые он может воспринять. Но потенциальное и потенция – не одно и то же. Потенция имеет отношение к действию, активности. Например, то же самое железо не есть потенция меча, хотя, с другой стороны, всякая потенция есть потенциальная активность. Иначе говоря, потенциальное связано с актуальным, а потенция – с активностью.

Рассматривая меч, мы утверждаем, что актуально существует не субъект (железо), который существует потенциально, но нечто, «составленное» из субъекта и логоса, то есть сложное (меч). Более того, не вообще потенциальное само по себе становится актуальным, а из предшествующего потенциально существующего возникло последующее актуальное, причем актуально существующее есть сложное, а не материя.

Можно еще добавить, что всев своем актуальном бытии есть иное, нежели то, чем оно является потенциально. Отсюда следует, что материя, которая есть потенциально все существующее, актуально не может быть ничем из него.Актуально материя не существует и не может существовать. В этом именно смысле она ирреальна как абсолютно противоположное актуальному. Она как бы выброшена, совершенно обособлена и не может изменять себя, но чем была, то есть ирреальным, тем всегда и остается. Она абсолютно потенциальное бытие, и притом неопределенно потенциальное. Материя есть вечно потенциальное бытие именно потому еще, что материя не потенция. Потому-то материя актуально не существует, то есть «сейчас» ее всегда нет.

И лишь эйдос, отражаясь как логос в этом вечно потенциальном бытии, формирует тело. Такие тела в своих качествах будут определяться своими логосами, своими смыслами. Телесные, чувственно воплощенные качества, таким образом, суть подобия эйдосов, умственной реальности. А отсюда следует, что только тогда, когда мы предельно уясним себе категории умственного мира, мы можем выяснить действительно и категории чувственного мира.

– Итак, известен уже ответ на два первоначальных вопроса: что такое материя и что такое тело? Теперь вот и третий вопрос: что такое чувственный мир? С другой стороны, проблему эту можно определить и иначе: если мы признаем в качестве главного в чувственном мире закон всеобщего течения, то каким образом обосновываем мы вечность космоса?

– Мы разделяем чувственный мир на две области – небесную (космос) и подлунную. Абсолютно вечным является небесная сфера, космос как целостность, а подлунный мир (как элемент, как нечто частное) является вечным только по своему эйдосу. Все тела, существующие в подлунном мире, состоят из четырех элементов – воздуха, огня, воды и земли. Тело же космоса состоит только из одного элемента – огня. Будучи наиболее легким и подвижным, огонь устремляется вверх. Но так как за небом далее ничего нет, то он и сосредоточивается в сфере неба. Этот абсолютно чистый небесный огонь, чистотой которого объясняется блеск неба и быстрота его движения, не уменьшается и не увеличивается. Поэтому этот огонь, в качестве небесного тела, не является препятствием для вечности неба. С другой стороны, как светлые лучи солнца заставляют сиять мрачную тучу, создавая золотоподобное зрелище, так подлинно и Душа, войдя в тело неба, дала жизнь, дала бессмертие, пробудила находящееся в покое.

– Иначе говоря, совершенный космос именно как целое есть живое существо и состоит из тела и души. Тело его – чистый огонь. Этот огонь сохраняется Мировой Душой. Огонь не истекает из нее и в состоянии как элемент существовать без других элементов.

– То есть тело космоса, состоящего из чистого огня, вечно именно благодаря Абсолютной Душе.

– Да, но совершенно иной мир – мир подлунный, созданный из всех четырех элементов. Здесь царит уже не космическая Душа, но «подобие» ее, как бы истекающее из «верха». Как только подобие, образ, при этом пользуясь худшими элементами, находясь в худшем месте и имея меньше силы, она не обеспечивает абсолютной вечности подлунному миру. Поэтому-то земные тела преходящи.

– Но как же при этом движется космос, то есть в чем проявляется его жизнь?

– Объяснить круговое движение неба, состоящего из огня и души, можно, конечно, лишь исходя из движений огня – как тела космоса – и его души. Огонь, как всякое тело, движется по прямой линии. Но космос не может двигаться по прямой линии, потому что для этого понадобилось бы пространство, а космос уже включает в себя все возможные пространства. Следовательно, круговращение неба необъяснимо из телесного движения. Но если мы взглянем на космос как на живое существо, а на жизнь – как на род движения, тогда мы поймем функцию Души – сдерживать. Огонь движется прямо, но, удерживаемый Душой, направляется вокруг нее. Что же получается? Космосу некуда выходить за пределы самого себя, потому что нет никакого пространства сверх него, а следовательно, космосу остается только обходить свое собственное место. При этом центр вращения остается неподвижным, а кружащее вокруг него небо вовсе стремится с этим центром слиться, находя удовлетворение именно в движении, для которого вращение – вынужденная форма, обусловленная ограниченностью пространства.

Но посмотрим дальше. Ведь космос как воплощение Мировой Души, безусловно, самодостаточен, поскольку никаких других космосов вообще не существует (он их уже изначально включил в самого себя). Да и, кроме того, этот космос и так является совершенным и универсальным воплощением эйдоса, совершеннее чего вообще ничего не существует в чувственном мире. Потому-то космос и в этом смысле должен находиться в состоянии вечного круговращения, которое дает ему возможность и вечно двигаться, и вечно оставаться на том же самом месте, возвращаясь в своем вечном движении к самому же себе.

– А звезды этого космоса?

– Звезды – кристаллизованные образования небесного огня. Движение их двойное: во-первых, вокруг собственного центра и, во-вторых, вместе с круговращением целого. В этом они как бы образ, отражение всего космоса.

– Хотя я и говорю о двух мирах, но это отнюдь не означает, что между ними разверзлась непроходимая, мрачная пропасть. Ведь мы выделяем в чувственной реальности два мира не в пространственном смысле слова, а как логические, диалектические явления. Но вот что важно: подлунный мир с его бесчисленными телами отнюдь не жестко и фатально привязан к тому миру. Правда, есть те, кто утверждает, что механическое движение звезд влияет на будущее людей, что в зависимости от местоположения отдельных планет по отношению к ним и друг к другу, а также от общего их сочетания зависят как богатство, бедность, здоровье и болезни, так и красота, безобразие, пороки, добродетели и вытекающие отсюда поступки. Такое мнение одинаково неправильно, будут ли планеты одушевленными или неодушевленными. Если они неодушевленные, тогда они могут вызывать только холод и тепло и могут влиять лишь на телесные явления. Да и то более или менее однообразно. И совершенно непонятно, как в этом случае светила могут оказывать воздействие на психологический и нравственный мир человека.

– А если все же они одушевлены?

– Но если они одушевленные, то и тогда они не могут оказывать фатального влияния. Ведь находясь в божественном месте и будучи божественными, они не получают зла от нас и не причиняют его нам. А то, что причиняет зло людям, на них не воздействует. Да и наше счастье или несчастье не приносит им ничего аналогичного. Точно так же не могут вынуждать их оказывать влияние на людей занимаемые ими места и составляемые ими фигуры. Ведь это было бы смешно предполагать, что различные действия зависят от различных мест и движений; что все светила, занимая одно и то же место, и производят одно и то же. И, наоборот, одно и то же, но в разных местах, производит разное.

Другое же противоречие вот в чем: если планеты, звезды обладают различными чувствами соответственно различному своему взаимоположению, то они должны в одно и то же время испытывать противоположные чувства Непонятно, почему их неудовольствие будет нам вредить. Непонятно, почему различная и произвольная конфигурация их вызывает у них то или другое отношение к нам. И совершенно непонятен их способ действия. Потому я и считаю, что звезды и планеты, когда рассматриваются в виде отдельных материальных тел, внутренне ничем не связанных с космосом в целом, не влияют на нас.

– Да, но ведь мир един…

– Конечно, так как мир един и целостен, то все явления в нем так или иначе связаны. Поэтому, по закону аналогии, светила являются знамениями того, что происходит здесь. Мир – это живое существо, но у одушевленного существа можно по какой-либо части судить о другой чачасти.

– Часто, например, по глазам судят о характере человека…

– Так и здесь. Все явления в мировом целом зависят друг от друга и связаны между собой. Поэтому в мире нет ничего случайного, но все связано. Одушевленный и живой космос в целом, конечно, не может не действовать на человека, который есть не что иное, как только часть этого космоса.

– Но нужно вспомнить, что каждый человек двойствен: один есть нечто смешанное, а второй есть то, что он есть сам, то есть истинный, внутренний человек. И, вероятно, космос как целое по-разному воздействует на разных людей в смысле влияния звезд.

– Дело-то в том, что лишенный такой высшей души человек (то есть тот, в ком внутренний человек молчит, а сам он прежде всего есть тело) живет весь во власти предначертанного, во власти необходимости. И тогда уже звезды не только не оказываются для него знаками, но и сам он становится как бы только механической частью и неумолимо следует целому, и только. Совершенный же человек, человек, который есть прежде всего истинный, внутренний человек, не желая разрыва с гармонией мира как целого, пользуется небесными знамениями для познания тех или иных скрытых связей в рамках этой гармонии.

– Иначе говоря, в одном случае звезды или космос тащат человека, в другом случае действительно свободный человек может использовать звезды как знаки развивающейся гармонии космоса, воспринимая это как облик, тень высшего намерения.

– Да, звезды – это не только небесные книги, в которых мы можем уловить мировую связь и вместе с тем и наше будущее. Но если звезды жестко не определяют наш мир, как же все-таки в подлунном мире совершаются события?

– Исходная наша мысль в том, что беспричинное неприемлемо. И все в нашем мире подчинено этому закону: везде здесь обнаруживается причинная зависимость.

– Но как же понимать эту причинную зависимость?

Сторонники этой теории необходимости сводят все к движению, столкновению и соединению атомов или, по другой версии, к движению элементов. Но эта теория неубедительна. Действительно, ведь из беспорядочного движения элементов или атомов нельзя вывести мировой порядок, рассудок и руководящую душу. Да и вообще подобное беспорядочное движение делает невозможным возникновение чего-либо упорядоченного и исключает возможность прогноза и мантики. Наконец, к каким движениям атомов свести действия души? Вследствие каких движений атомов или других частиц один принужден быть геометром, другой станет изучать арифметику и астрономию, а третий будет мудрецом? Ведь наше дело и наше существование в качестве живых существ целиком уничтожается, если мы уносимся туда, куда влекут нас тела, толкающие нас, словно неодушевленных.

– Так, а другое направление – это господство судьбы?

– Но и теория судьбы убедить нас в полной мере не может. Сторонники этих взглядов считают, что все, что происходит, включая сюда и наши мысли, обусловливается движением высшей причины, подобно тому как активность отдельных членов живого существа происходит не сама собой, но вытекает из руководящего начала в нем. Такой высшей причиной является Мировая Душа, которая и есть причина всего происходящего. Приводя в движение мир в целом, она вызывает движение и в каждой отдельной части его. Так и создается та последовательная непрерывность, связь и цепь причин, которая и есть судьба.

– Но если эта теория правильна, тогда, собственно говоря, нет цепи причин вообще. И правильнее было бы говорить не о том, что все происходит вследствие неких причин, а о том, что все едино. Но тогда и мы – это не мы, да и наши действия и поступки ничто, поскольку от нас не зависят. Тогда не мы сами мыслим, но наши решения – чужие рассуждения. Тогда и не мы действуем, подобно тому как не ноги ходят, но мы ходим, пользуясь ими.

– Следовательно, нам нужно такое учение о причинности, которое, сохраняя принцип необходимости событий, не игнорировало бы свободную волю личности.

– Это возможно только в том случае, если мы допустим, вместе с Мировой Душой, существование и индивидуальной души, притом именно как первично действующей причины. Такая душа без тела – высшая госпожа над собой, свободна и вне космической причины.

– Можно сформулировать эти предположения таким образом: все происходит вследствие причин, причем последние двоякого рода. Одни происходят под действием души, а другие – под воздействием чувственной реальности. Душа действует свободно, если она действует согласно правильному рассудку. Если же душа неразумна, то тогда причиной является «иное». И тогда вот такие действия души могут рассматриваться как проявления судьбы, если под судьбой понимать цепь внешних причин.

– В этом смысле и получается, что наш чувственный мир есть нечто сложное, хотя бы потому, что он слагается из необходимости и ума. В противоположность «тому» миру, миру смыслов, наша Вселенная не есть чистый Нус, но то, что только причастно Нусу.

– Другими словами, целостный, совершенный и неизменный мир эйдосов – прообраз, а наш чувственный мир множественности – только подобие.

– Да, из Нуса вечно как бы истекает в материю, отражается в ней логос, результатом чего является наш физический мир. С одной стороны, это мир постоянной дробности и взаимного отчуждения, а с другой – гармонии, поскольку Нус господствует над материей и поскольку миром управляет Мировая Душа.

– Да, наш мир – это лишь подобие идеального мира Нуса. Но из этого автоматически не следует, что он лишь наихудшее подобие умственной реальности. Ведь что может быть лучшим прообразом? Но если нет такого лучшего подобия, тогда наш мир – самая верная копия. Наш мир как целое, как совершенный живой организм – безупречен. Он демонстрирует высшую мудрость идеальной реальности. И существующее в нашем мире зло не должно смущать мудрого человека. Зло существует для борьбы с ним. И в этой борьбе развивается Сила.

– Поскольку Нус первоначальнее космоса (но не во времени, а как причина), то мы можем говорить о промысле, но о промысле только вселенском, космическом, но отнюдь не о промысле над отдельными явлениями. Если бы мир возник во времени, как утверждают иудеи и христиане, то только тогда могла бы идти речь о предопределенности и отдельных явлений. Они и понимают под такой предопределенностью провидение и рассуждение своего человекоподобного бога о том, как может возникнуть эта Вселенная и как может она быть возможно лучшей.

– Но именно как целостность этот мир прекрасен и самодовлеющ. Кто порицает наш мир, судя о нем по его частям, тот так же не прав, как и тот, кто видит в человеке только волос или палец ноги, кто судит о человеческом роде по безумцам Калигуле или Нерону.

– И этот мир чувственной реальности мог бы сказать христианскому или иудейскому проповеднику: «Я произошел оттуда, совершенный из всех живых существ, самодовлеющий и самостоятельный, ни в чем не нуждающийся, потому что все во мне: и растения, и животные, и природа всего рожденного, и множество богов, и толпы божеств, и добрые души, и счастливые добродетелью люди. Все, что во мне, стремится к Благу, причем каждое по силе своей достигает его. Ведь зависят от него все небо, вся душа моя и боги в частях моих, и все животные и растения, и если что во мне есть, по общепринятому мнению, неодушевленного. И одно, по общему мнению, только бытию причастно, а другое – жизни. Третье же скорее ощущению, иное же обладает и рассудком, а иное – полной жизнью».

– Но, с другой стороны, этот чувственный мир проникнут беспощадной борьбой элементов, живых существ и людей.

– Что же из этого? Один элемент обязан своим возникновением гибели другого. Взаимные нападения животных друг на друга необходимы, ведь эти последние не вечны. Взаимная несправедливость людей может иметь своей причиной стремление к Благу: не будучи в силах достичь его, люди, падая, обращаются друг против друга, причем творящий зло несет наказание уже тем, что вредит своей душе. Нет, не лучшее существует ради худшего, не лучшее создает худшее, но худшее возникает лишь вследствие вытекающих из самой материальной природы затруднений воспринять лучшее. Часто же страдания причиняются без всякого намерения. Наконец, обладающие самопроизвольным движением животные, и среди них многочисленные люди, склоняются ко злу вследствие сначала небольшого, постепенно растущего отклонения от добра по причине культивирования телесных желаний. Но наказание не медлит: в конечном счете только хорошие счастливы.

– Да, но почему же не все души счастливы?

– В этом повинно бессилие их в борьбе за добродетель: кто не стал божественным, не имеет божественной жизни. Только хорошие счастливы. Бедность и болезни – ничто для них, но они же – польза для плохих. Даже порок полезен, давая случай проявиться справедливости и возбуждая дух к добродетели. Зло как недостаток добра,по сути необходимый в материальном мире, служит в конечном счете целям Нуса.

– Но почему в таком случае существует несправедливость? Почему плохие правят, а хорошие им служат?

–  Если хорошие люди подчинены плохим тиранам, то в этом повинно отсутствие в них мужественности. Кто без оружия, тот проигрывает вооруженным, и даже боги не сражаются за малодушных. Мир – арена борьбы, но в борьбе побеждают те, кто храбро сражается, а не те, кто трусливо молится.Человек не камень, который толкают. Зло и добро – следствия спонтанной воли человека, стоящего между богом и животным. Нельзя же порицать драму за то, что в ней выведены не только герои, но и рабы и косноязычные.

– Конечно, ведь эти персонажи также необходимы для целостной художественности драмы. Нельзя порицать и логос за то, что он создал так называемое зло, не желая, чтобы все было хорошим, ведь и художник на своей картине распределяет самые разнообразные краски. Логос, гармонически сочетавшись с материей, разнообразный в своем единстве, поставил каждое явление на соответствующее место, и то, что возникло, возникло таким, что ничто не может быть прекраснее его. Это особенно ясно видно, если мы будем иметь в виду не только данный момент, но и прошлое и будущее с его справедливым посмертным возмездием душам. Потому в этом чувственном мире и нет случайностей и ничтожностей. Все имеет значение для целого, подобно тому, как в мире эйдосов каждая часть есть все.

– Итак, каждое явление происходит разумно, даже разумнее, чем если бы физический мир был создан вследствие рассуждения. Наш мировой порядок, сообразный с Умом, таков, что, существуя без рассуждения Бога, он существует, как если бы в основе его лежало самое прекрасное рассуждение. Но как же оправдать всеобщий закон всеобщей борьбы?

– Живые, чувственные существа не вечны. И если они в свое время покидают мир так, что приносят пользу другим, например, животные идут в пищу людям, то где здесь основание для жалобы? И что такое смерть? Смерть – не уничтожение, а метаморфоза. Актера убивают на сцене, за кулисами он меняет костюм, чтобы выступить под новой маской…

…Наступила тишина, внезапная тишина Все стихло. Я услышал, словно кто-то вошел в зал. Евстохий? Я напрягся и хотел повернуть голову, но мне не удалось это сделать. Но зато я почувствовал, как быстро усилился жар. Ко мне никто не приблизился… Жажда, как я хочу пить… Но я опять словно куда-то лечу… Глаза Аммония… И я явственно слышу его тихий, прерывающийся, но по-прежнему ясный голос… Когда это было… И было ли…

– …Божественный Пифагор – величайший мудрец Эллады и искуснейший маг – первым принес эллинам знание о бессмертии души человека. Когда тело разрушается, душа вселяется снова в нарождающееся тело человека. И такое круговращение совершается в течение трех тысяч лет…

Но почему я не помню этого? Аммоний не говорил этого… И откуда вновь этот голос, и эти глаза… но лицо другое… И ночь…

– Все происходящее в этом мире снова и снова повторяется через определенные промежутки времени. Так говорю я, Пифагор из Самоса, сын Мнесарха из Тира. Некогда был я Эфалидом и почитался сыном Гермеса Трисмегиста. И Гермес предложил мне на выбор любой дар, кроме бессмертия, и я попросил оставить мне и живому и мертвому память о том, что со мной было. Впоследствии времени я вошел в Евфорба, был ранен Менелаем. И Евфорб рассказывал, что он был когда-то Эфалидом, что получил от Гермеса его дар, как странствовала его душа, в каких растениях и животных она оказывалась, что претерпела она в Аиде (пробыв там 216 лет) и что терпят там остальные души.

После смерти Евфорба душа моя перешла в Гермотима, который, желая доказать это, явился в Бранхиды и в храме Аполлона указал на щит, посвященный богу Менелаем, – отплывая от Трои, говорил он, Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже весь прогнил, оставалась только отделка из слоновой кости. После смерти Гермотима я стал Пирром, делосским рыбаком, и по-прежнему все помнил, как был сперва Эфалидом, потом Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. А после смерти Пирра я стал тем, кого знают как Пифагора из Самоса.