Текст книги "Клякса бифуркации (СИ)"

Автор книги: Сергей Зеленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)

– За что? За что?

Чужаки!

Никого сочувствия к ним, лишь усмешки и оскорбления в их адрес… Лучше Александра Сергеевича не скажешь:

«Ужасный век,

Ужасные сердца!».

Не стал вмешиваться – всех не пережалеешь, нашёл в тайном месте ключи от Храма и стараясь сделать это незаметно, пробрался в свой хрон. На ощупь (электричество отключили сразу после закрытия) проверив целостность своего компьютера, выгреб в карман все иновременные лекарства из ящика – на месте разберёмся и, также рысью побежал в волостную больницу.

Слава Богу, успел!

– Как он, Михаил Ефремович?

Доктор Ракушкин, пряча глаза:

– Очень тяжёл. Сильные боли… Всё какого-то ангела зовёт, должно быть бредит.

Красноречиво молчу и тот, как будто насилу выталкивая слова:

– Вот-вот представится… До вечера, в любом случае не доживёт.

Отец Фёдор лежит в отдельной палате.

Ну и вид – краше только… Ему было так больно, что он меня не узнал.

Что делать?

– Оставьте нас наедине!

Делаю, что могу и надеюсь – хуже не будет. Вколол ему свои «стариковские» – что мне были прописаны, для тех случаев – когда конкретно «прижимало»… Сразу тройную дозу.

Через минуту-другую порозовел чуток и, открыв глаза узнал меня:

– Ангел…

– Аз езмь.

– Ты вернулся… Я ждал, я не мог умереть, не узнав…

Едва смог выдавить хрипло:

– Спрашивай что хочешь, человече.

Высохшей до костей холодной рукой взяв мою, ища измученным взглядом мой:

– Ангел, мне страшно… Нет, не смерти боюсь, не подумай… Вдруг они правы и «там» ничего нет? Пустота и космический холод… Существует ли у человека бессмертная душа? Иль, мы бездушны как камни? Рай или ад? Они существуют? Где я окажусь? Скажи – уже можно, никто не узнает.

Не пряча глаза, начинаю врать:

– Душа, так же материальна – как и всё остальное и, она бессмертна – как бессмертна и вечна материя, переходящая из одного состояния в другое. Рай или ад – мы сами себе создаём и, причём ещё в земной жизни. «Там» же, такого понятия не существует и, каждая «отлетевшая» в другое измерение душа – соединяется с другими в один огромный мир – в котором нет на злобы, не зависти, ни жестокости…

Вижу горящие глаза, как искры из-под пепла ночного костра:

– Увижу ли я своего сына Серафима и супругу Прасковью Евдокимовну? Батюшку, мою матушку…?

– Обязательно увидишь, хотя это может произойти самым необычным образом…

Я, по месту интерпретирую, пересказывал Отцу Фёдору голливудский фильм «Куда приводят мечты» и, он даже стал улыбаться – как вдруг…

Как вдруг его не стало.

Закрыв ему глаза и поправив свесившуюся со смертного одра руку, посидев минут пять рядом, выхожу из палаты и не поднимая головы:

– Хороните без меня, я уже попрощался.

– Мы понимаем, Серафим Фёдорович… Сделаем всё как положено, не беспокойтесь.

Действительно, чувствую себя потерявшим самого дорогого человека, более того – как будто, мне отсекли с болью и кровью часть самого себя. Этому человеку, в своей новой жизни – я обязан буквально всем, как своим родителям в «той». Страшно даже представить, что было бы со мной – если бы он не принял меня, дав мне имя своего сына – без вести пропавшего в польском концлагере.

Жив и при деньгах буду…

Последнее с себя продам!

Но обязательно памятник мраморный у скульптора закажу: православный крест и скорбящий ангел, подле него…

***

Контракт с тремя немцами-телохранителями закончился: устраняя все возникающие угрозы для моей «священной тушки» – они в целостности и сохранности сопроводили меня до Ульяновска.

Подписав бумагу, по которой они через «Межрабпом» получат крупное вознаграждение в Германии, предлагаю им следующий контракт.

За время нашего путешествия я с этой «троицей» хорошенько познакомился и, достаточно хорошо изучил их биографии. Ганс и Франц – недоучившиеся студенты, которые с началом Великой войны добровольно пошли на фронт и, будучи неоднократно ранеными, пройдя сущий ад этой «мясорубки» – дослужились до офицерских званий. Первый из них перед окончанием войны, например, командовал ротой штурмового батальона. Второй – штурмовой группой.

«Тактика небольших групп» – самое слабое место Красной армии, по унаследованной привычке от Императорской – умеющей воевать только массированным натиском кое-как вооружённых и обученных толп вчерашних крестьян-мужиков. Даже заимев танки, командиры РККА не изменив обычаю – посылали их в бой слабоуправляемыми стальными табунами.

Весьма заманчиво было бы, чтоб немцы натаскали в подобной тактике «футболистов» Саньки да Ваньки. Я накоротке познакомил их с Борщёвым (Слащёвым) и те, как будто подтверждая народную поговорку – «рыбак рыбака видит издалека», с ним моментально снюхались

Языковых проблем быть не может: Яков Александрович знает немецкий не хуже русского и напомню – официально работает в Ульяновской школе второй ступени (средней) учителем математики и, одновременно – преподаёт язык Гёте, Шиллера и Геббельса. Наши будущие командиры, как язык наиболее вероятного противника – тоже усердно штудируют дойчемову, установив даже дни немецкого языка – вторник и пятницу – когда меж собой общаются только на нём.

Особенно усердствуют, что касается допроса военнопленных. Взятого на учениях «языка» из конкурирующей «футбольной команды» – допрашивали только на немецком и, причём довольно жёстко – почти «по-настоящему».

Присутствовал как-то раз на таком, ещё этим летом:

– Wo ist deine Artilleriebatterie? Antworte mir, du Rohling, bevor du deine Eier schießt!

– Ich werde dir nichts sagen, fick dich!

Отведя в сторонку «наставника», спрашиваю:

– Яша, о чём это они с такой экспрессией шпрехают?

Тот, охотно объясняет:

– Один молодой человек предлагает другому рассказать, где находится артиллерийская батарея – в противном случае, обещая лишить его способности любить женщин и иметь детей. Тот, отказывается совершать этот позорящий военнослужащего поступок, предлагая «любопытствующему» совершить пешую прогулку в некий «вонючий тоннель»…

Враз охреневаю:

– В жоппу, что ли? Ты чему детей учишь?

Тем временем, допрос продолжился, плавно перейдя с военных секретов на личности на личности:

– Der Vermaledei Tunichtgut!

– Der Schwuler!

– А вот за «дер швулера», Филька – ты мне сейчас ответишь!

Под аккомпанемент раздавшейся смачной плюхи, «Генерал Яша», невозмутимо, как двугорбый верблюд:

– Ничего! Коль решили стать военными – пусть знают, что их ждёт в плену.

Меж тем, допрашиваемый парнишка, вытирая кровь с разбитой губы, тем не менее с усмешкой:

– А как же Женевские конвенции, Scheisskerl?

– Scheiss drauf! Ты на меня в Совет Антанты пожалуйся, Wichser!

Видя мою негативную реакцию, Борщёв:

– Ты же сам говорил: «Учи их всему, что пригодится на войне»… Вот я и учу!

Ничего не сказал, но про себя подумал:

«Научи их ещё вешать, педагог фуев».

Знающий практически в совершенстве русский язык Фриц – более интересный тип.

Бывших авантюристов не бывает, согласен, но бывает опытный, постаревший и несколько в связи с этим остепенившийся авантюрист.

Этот – из таких же!

Недаром, он влёт сдружился с Гусаром, с Ипполитом Степановичем – моим «офицером по особым поручениям», с которым мы возвращались из Питера.

Как говорится – «два сапога пара».

Он намного старше первых двух, выходец из Прибалтики – где когда-то немцев было полным-полно, учился в петербургском университете, но за участие в революционном кружке был исключён с третьего курса.

Отсидев в участке, обидевшись на «тюрьму народов» и, в то же время поняв, что быть маргиналом – не есть хорошо для молодого организма, он перебрался на историческую Родину. Где получил гражданство и, до четырнадцатого года – перебрал великое множество профессий. Был простым полицейским, полицейским детективом, когда надоело ишачить на дядю – стал владельцем частного сыскного бюро, занимающимся в основном охранной деятельностью.

Пошёл добровольцем на фронт, но несколько позже своих коллег и, до конца войны служил на Восточном фронте:

– К тому времени навоевался уже до сыта и, когда ваши с нашими заключили Брестский мир – удалось устроиться переводчиком, не попав таким образом под раздачу на Западе.

Согласитесь, человек с таким опытом – может быть весьма полезным «в хозяйстве».

Во-первых, пора уже всерьёз задуматься об безопасности собственной персоны.

Давно пора!

Во-вторых, наряду со Школой секретарей-референтов – неплохо было бы иметь Школу телохранителей. Ибо, свой человек возле нужных людей из «власть придержащих» – это очень хорошо…

А целых два – ещё лучше!

Когда я предложил немцам новые контракты на два года, они были в принципе не против: в Веймарской Республике с работой – не то чтобы «ахти», а я им заплатил более чем щедро… Но, надо полагать, поинтересовались насчёт условий и окладов.

В ответ, как и водится при приёме нужных специалистов в моей «Империи», я раздал им чистые бланки:

– Сами пишите, сколько и что хотите. Я не так богат, чтоб платить мало нужным мне людям.

Те едва с дуба не рухнули, но придя в себя, написали цифры с нужным количеством нулей и подписали.

Взглянув на «нули», чуть «с дуба не рухнул» уже я!

В отличии от большинства наших специалистов, эти немцы от ложной скромностью не страдали. Не будь я уверен, что они с лихвой эти деньги отработают – причём с немецкой педантичностью, я б их послал, конечно. А так, не подав вида, подписал контракты и пожал им руки, закрепляя сделку.

***

«Но примешь ты смерть от коня своего…», – хотелось мне процитировать пророчество древнего волхва князю Олегу из Александра Пушкина на могиле Фрола Изотовича Анисимова. Однако на коротком траурном митинге, я в говорил совсем другое, закончив несколько оптимистично:

– Спи спокойно, дорогой наш товарищ, соратник и друг и, знай – дело всей твоей жизни будет продолжено! Первый пятилетний план развития Ульяновска – будет выполнен точно и в срок.

В четыре часа дня выехали обратно в Нижний Новгород.

Впереди так же – «разведдозор»: наши комсомольцы на «Рено» – который как бы по наследству от отца перешёл к Анисимову-младшему. За ними мой старенький «Форд» с вновь назначенными начальниками вневедомственной и ведомственной милиции и «Полицейской академии» – в том числе, едущих «в губернию» для утверждения в должности. Следом вместительный как автобус «Мак-Бульдог» с большей частью арестованных заговорщиков и их конвоирами. Затем, принадлежавшая Климу чешская однотоннка «Татра» с его племянником за рулём, с телами двух вагнеровцев в гробах.

В кузове последней, меж тех гробов – двое их мучителей в наручниках британской фирмы «Peerless» (как уже говорил, купил в Париже с десяток в качестве образца для копийратства), недавние узники ульяновских застенков – Васильцев и Купцов. А также ещё трое вагнеровцев – из самых надёжных и лично мне знакомых.

Это – будущие первые ученики Фрица и мои секьюрити.

Замыкал колонну я на своём новеньком «Форде-Т», с Фрицем в салоне. Двое других немцев остались на ПМЖ в Ульяновске.

Отъехав подальше от Ульяновска, я побибикал и «Татра» – заглохнув, встала как вкопанная.

Я, объехав его, тоже остановился, заглушил мотор и, помахал впереди едущим, мол:

– Езжайте, мы скоро догоним.

Вылезший из-за руля Кузя-Домовёнок озадаченно почесал пятернёй свою рыжую голову и, пожав плечами:

– Компрессия куда-то пропала, надо долить.

И полез по плечи в мотор, шутник-самоучка.

Как только «Бульдог» скрылся с глаз долой, командую:

– Вывести арестованных и снять наручники: пусть оправятся и разомнутся.

Когда тех, буквально вышвырнули из кузова, подойдя поближе, негромко говорю:

– Бегите!

Переглядываются в изумлении:

– Куда?

– Мне похер. Бегите, сказал!

Один, как на автопилоте развернулся – видимо ничего не соображая и, как-то неловко спотыкаясь – побежал в сторону не так уж и далёкого леса. Когда расстояние сократилось наполовину, с борта грузовика раздался выстрел из «Винтореза».

Мне никогда не нравился звук выстрела из хроноаборигенских винтовок: слишком он оглушающе-резкий – как удар двумя ладошками по ушам. «Выхлоп» же из «Винтореза», даже без несуществующего пока встроенного глушителя – мягкий и затяжной, как будто гигантскую бутылку шампанского откупорили.

Девятимиллиметровая тяжёлая дозвуковая пуля, в патроне выглядевшая несуразно крупной по сравнению с «промежуточной» коротенькой гильзой – ударила в спину бежавшего человека с силой лома или кувалды. На испытаниях, с одного выстрела – даже лошадь садилась на жоппу, а этот бегущий человек – беззвучно упал, как подкошенный и, даже ни разу не шевельнулся.

После недолгого молчания – ни к кому впрочем, не обращаясь, я негромко сказал:

– Так и запишем: убит при попытке убежать.

Затем, повернувшись ко второму:

– Теперь давай беги ты.

– КОНТРА!!!

Рыча, тот крысой загнанной в угол – со всей яростью молниеносно бросился на меня, нацелившись вцепиться в глотку и задушить.

Не успел я даже шевельнуться, как мягкий, приглушённый выстрел – раздался казалось, у меня из-под мышки и, нападавший получив в грудь несовместимую с жизнью пулю – опрокинувшись на спину, упал и после недолгой агонии, затих.

– Так и запишем: убит при попытке улететь.

– Товарищ Заведующий…?

– При попытке оказать вооружённое сопротивление, – поправляюсь, – вещественные доказательства не забыли прихватить?

– Нет, не забыли, тааащ…

Мне показали какой-то ржавый нож, впрочем – достаточно острый и длинный, чтоб выпустить кому-нибудь кишки.

– Приобщите к делу.

Немного подождав чтоб поменьше кровянили, закинули трупы в кузов, поехали дальше и вскоре догнали колонну.

***

В Нижний Новгород прибыли с опозданием на час – к девяти часам вечера: перед самым городом нас застал проливной дождь и, пришлось немного повозюкаться в холодной осенней грязи. Однако, прицепив тросами к «Мак-Бульдогу» «Татру» и оба «Форда» – удалось всё-таки доехать таким «автопоздом», хотя и с часовой задержкой.

Заодно, ещё раз убедился в правильности своего выбора и, причём впервые на наших – российских «направлениях»: этот пятитонный американский грузовик – просто зверюга по проходимости.

Прёт, буквально как танк!

Хотя и со скоростью мирно пашущего трактора.

В Губернском управлении НКВД, застал какой-то нездоровый ажиотаж. Везде на всех этажах горит свет, слишком много вооружённых людей с озабоченно-серьёзными лицами и все туда-сюда бегают…

Неуж, случилось что?

Пока выгружали и оформляли задержанных, туда-сюда, неведомо как возле меня на улице материализовался Упырь и плотоядно щерясь, проинформировал:

– «Кольку-Мясо» пришлось зарезать да скормить свиньям, двое других сейчас уже «поют исповедь» операм.

В жисть теперь свинину не буду жрать.

– Хорошенькое дельце… Премного благодарен за помощь, друзья! Что-то спросить хочешь?

Тот, несколько опасливо косясь на Фрица:

– Ксавер спрашивает: когда придёшь с инфой?

Отмахиваюсь досадливо:

– Передай ему: «как только – так сразу». Пока же пускай к «Швейному синдикату» подбирается – как мы с ним условились.

Секретарша, завидев меня подскакивает как на пружине:

– Вас ждут, товарищ Свешников!

Притягиваю руку к знакомой двери, но она делая большие глаза:

– Не здесь! Этажом выше – в кабинете у «самого»…

Изнутри обдало холодком:

У Погребинского?

ДА НАС РАТЬ!!!

Я обладая такими документами, уликами и свидетелями – имею право арестовать его, или даже пристрелить на месте при попытке сопротивления.

Поправив свой «Настоящий Руби» в подмышечной кобуре, бегом взлетаю на нужный этаж. Бесцеремонно растолкав плечами очередь в приёмной, без стука, открыв ногой дверь – решительно врываюсь в кабинет Начальника Губернского отдела НКВД…

– Явился не запылился!

Подняв голову от кучи бумаг, товарищ Кац, вновь в них уткнулся, перебирая руками.

– Лучше поздно, чем…, – положив на стол всю документацию по контрреволюционному заговору, – а вот я Вам ещё работёнки подкинул, Абрам Израилевич

Но тот, в свою очередь молча подвинув ко мне какую-то измятую депешу, «радует»:

– В Москве попытка государственного переворота, заговорщиками убит Куйбышев… Как ты и говорил – шерстят Лубянку. Вроде бы как арестован Ягода, но пока точно не известно.

По ходу, Мишка-Барон – хоть и, чуть-чуть – но всё-таки Бог.

Поднёс-таки «фитилёк» к заложенной мной бомбе!

Искусно изображаю бурное шевеление мозгами:

– Значит, «цепочка» ульяновского заговора ведёт в столицу… Надо срочно арестовать Погребинского!

Кивает на незамеченные мной небольшие капли крови на стенах, язвительно:

– Хватился! Буквально час назад застрелился здесь в кабинете. По приказу товарища Жданова и с согласия Начальника отдела ГубГПУ, исполняю его обязанности.

Оторопев, только диву даюсь: в «реальной истории», более чем на десять лет позже, «Человек в кубанке» – тоже застрелился, узнав про всё тот же арест Генриха Ягоды. Ну, что ж… Значит, «такая у него планида» – как любила говорить в подобных случаях моя бабушка.

Только и осталось, что:

– Ну и, дела в городе творятся… Поздравляю с назначением, Абрам Израилевич!

– Спасибо.

Шутейно, улыбаясь, но с серьёзно-отмороженными глазами:

– «Спасибо» – это слишком много, товарищ Кац… А вот оправдать народное, а также наше с Андреем Александровичем доверие – тебе в самый раз будет.

По его лицу было видно, что оправдает. Но всё равно при первой же возможности – продаст. Поэтому немного позже, надо будет обязательно приставить к нему своих людей.

Только, надо поделикатней как-нибудь: Абрам Израилевич – воробей стрелянный и умный и, уже достаточно хорошо изучил меня и мои «методы»…

Уже второй «контрреволюционный заговор» раскрывает с моей помощью и, третий вполне возможно – попробует разоблачить сам.

***

Что было дальше, в принципе рассказывать неинтересно – поэтому максимально кратко.

Через три дня состоялись похороны двух нижегородцев – комсомольцев и бойцов группы «Вагнер», погибших от рук заговорщиков-контреволюционеров. Траурная демонстрация, собравшая чуть ли не полгорода, митинги, речи…

Брат-Кондрат и его пропагандисты из Отдела пропаганды при Исполнительном комитете ГубРКСМ, охрипли – создавая образ двух героев-мученников в борьбе за правое дело и образец для подражания всем сознательным комсомольцам Нижегородчины.

Рисунок 27. Станция «Пушкино» Нижегородской детской железной дороги.

Согласен – несколько кощунственно звучит, но так надо.

Пару речей толкнул и я и, в каждой практически открытым текстом заявил:

– Наших трогать не надо. НИКОМУ!!! НИКОГДА!!! Опасно для здоровья и жизни.

Неделю в городе шло два процесса: следственно-судебный по делу об антисоветском заговоре – возглавляемому бывшим Начальником Губотдела НКВД и, строительный – по возведению первой в мире(!) детской железной дороги.

Я участвовал в обоих: был одним из главных свидетелей по обвинению арестованных в их злодеяниях и одновременно – главным архитектором, главным проектировщиком, главным подрядчиком, главным прорабом и так далее.

По последнему, я особенно мудрствуя париться не стал и, не оригинальничая – взял за основу проект подобного же сооружения: самой протяжённой (одиннадцать с небольшим километров) в СССР Горьковской детской железной дороги – возведённой в «реальном» 1939-м году.

Конечно же, я несколько его переиначил – в основном с названиями и архитектурой.

«Декавильки» немецкого происхождения, были с минимальным изменением ландшафта проложены треугольником по маршруту «Канавино – посёлок Молитовка (будущий Ленинский район) – посёлок Комсомольский, или в простонародье Ждановка – по названию его первой улицы (в «реальной истории» – Автозаводской район. Авт.).

Таким образом, полезное было совмещено с приятным: до этого, к примеру – в бурно растущую Ждановку, можно было добраться только на извозчике или пешком. Первое – дорого, второе – долго. Теперь же, даже по всей протяжённости игрушечной «чугунки», можно было промчаться менее чем за час.

Главный вокзал (здесь же Управление и учебный центр Нижегородской ДЖД) сохранил своё «старое-новое» название – станция «Родина». Расположен он также – на обширной площади рядом со строящимся Дворцом культуры имени Ленина.

Другие две главные станции поменяли «реальные» наименования и вместо «Счастливая» и «Пушкино», в честь погибших вагнеровцев были названы – «Петров» и «Баширов»…

Ну, совпало так – я не виноват!

Может, стебается кто «сверху» – разве узнаешь?

Две промежуточные станции получили названия «фифти-фифти»: «Пушкинская» осталась, а вот вместо «Маяковской» – появилась станция «имени Марка Бернеса».

Ибо, Владимир Владимирович пока не заслужил такой высокой чести – он ещё не застрелился (да и, навряд ли это сделает) и не был посмертно объявлен классиком пролетарской литературы… А вот автор многочисленных сверхпопулярных на просторах СССР шлягеров – «погиб в бою за дело освобождения народов всего мира от гнёта помещиков и капиталистов».

Я, уже начинаю несколько беспокоиться: к Вере Ивановне Головановой – моему литературному агенту, уже забегали любопытные журналисты и любопытные историки, с целью узнать факты биографии столь выдающегося… Бла, бла, бла… А мне их придумать пока некогда.

Наиболее разительные отличия «оригинальной» Горьковской ДЖД от «альтернативной» Нижегородской, конечно, были по части архитектуры. Даже фотографий зданий станций в моём «послезнании» нет, тем более совершенно невозможно их воздвигнуть в столь короткий срок. Поэтому пришлось на скорую руку мастырить наскоро «перезапиленные» копии павильонов Московской выставки 1923 года, благо Сухарев Иван Иванович и его АО «Жилстрой» – руку на них уже набили в Ульяновске. Главная станция же – вокзал «Родина», был нагло скопирайтен с советского павильона на Всемирной парижской выставки этого года.

В строительстве принимали не только профессиональные строители и комсомольцы из «Красных бригад», но и очень много народа из нижегородцев – всего порядка свыше сорока тысяч. Причём – добровольно, бесплатно и с песТнями.

***

К восьмой годовщине Великого Октября, в принципе успели сделать всё: осудить-расстрелять-посадить заговорщиков (в подобных делах пролетарское правосудие осуществляли небезызвестные «тройки») и пустить первый поезд Нижегородской ДЖД.

Конечно, не без существенных недоделок и недостатков – вполне объяснимых недостатком времени и средств и жоппорукостью неквалифицированных исполнителей.

Конечно, новая мини-железная дорога – пока была не совсем детской: ею управляли взрослые, опытные железнодорожники – хотя и с ребятишками в кабинах паровозиках для антуража. Персонал из детей от двенадцати до шестнадцати лет – ещё только-только набирали, с конкурсом как для первого полёта на Марс.

Железнодорожное полотно не везде смогли уложить идеально ровно и, кое-где – даже невооружённым взглядом можно было заметить «амурские волны». Опять же все станции, кроме головной – вокзала «Родина», достроить не успели…

Но эти мелочи никого смутить не могли!

7 Ноября 1925 года, после традиционной демонстрации трудящихся, на площади между станцией «Родина» и строящимся Дворцом культуры имени Ленина, состоялся грандиознейший митинг посвященный вводу в эксплуатацию первой в мире(!) Нижегородской детской железной дороги.

Я выступал пятым или десятым – точно не помню: после Андрея Жданова, других руководящих товарищей из Губисполкоса ВКП(б)… Ефима Анисимова и, других комсомольцев из Губисполкома РКСМ… Те, в основном про международное положение, да про происки недремлющих врагов. Я же, хорошенько пропиарив настоящие и грядущие достижения Ульяновской кооперативной промышленности, в завершение произнёс:

– МЫ, НИЖЕГОРОДЦЫ…

Вдруг потеряв дар речи от спазмы перехватившей горло, махнул рукой и сошёл с трибуны.

Моё состояние вполне объяснимо: человек только тогда чего-нибудь стоит и может что-нибудь совершить – когда за нам стоит могущественная группа единомышленников: семья, род, клан, класс, партия, государство…

Я, до сих пор чувствовал себя одиноко-безащитным – как голым в колючем кустарнике. И наконец-то моими тяжкими трудами свершилось то, что ещё не понял никто из хроноаборигеннов:

В составе Всесоюзной коммунистической партии (большевиков), наряду с ленинградской, московской, украинской, грузинской и прочими – родилась Нижегородская партийная мафия, при наличии некоторых обстоятельств – обещающая стать очень влиятельной. Смогу ли я подобно Архимеду, опираясь на эту «опору» – «рычагом» технического прогрессорства, перевернуть историю страны?

Как знать, как знать!

Я отнюдь не преувеличиваю – ни свои способности, ни возможности нижегородской партийно-комсомольской группировки. По большому счёту, всё будет зависеть – от итогов процессов происходящих в стране и в мире, после изменений «реальной» истории – случившихся в результате проведённой мной операции «Вброс дохлой кошки».

А не пора ли нам присмотримся к ним повнимательней? К этим – происходящим в данный момент в мире и стране, процессам…?

Глава 13. Время разбрасывать камни.

А тем временем…

Практически, до самого конца октября 1925-го года, все без исключения официальные рупоры большевистской пропаганды – от газеты «Правды» до «Сельской нови», от журнала «Коммуниста» до «Мурзилки» – продолжали поддерживать у читателей ощущение близости долгожданной Мировой революции. Мало того, согласно им, колониальные и полуколониальные страны и народы – все как один поднимались против империалистических угнетателей на громадных пространствах: от Атлантики до Тихого океана и, от Арктики до Антарктиды.

В Марокко восстали классово близкие советскому пролетарию кочевые бедуины под предводительством Абд эль Карима… Ведомые лучшим другом СССР – султаном Атрашем, в Сирии восстали друзы, в Ираке – поднимались на борьбу и мировым империализмом социально близкие нам курды… На юге Африки – зулусы, бушмены, пигмеи и, другие братско-людоедские народы – успешно боролись против колонизаторов-общечеловеков за попранные права негроафриканцев.

В Индонезии у голландских колониальных властей были проблемы с партией «Сарекат ислам», объединившихся в нерушимый блок с местными коммунистами.

В Иране генерал Реза хан Пехлеви совершил государственный переворот, сверг шаха из династии Каджаров и, объявил шахом лично себя… Правда, коминтерновские планы: захватить контроль над Северной Персией руками сепаратиста Кучук-хана – воспользовавшись этим событием, получили с его же стороны жёсткий отпор:

«Советизация, как и везде на Востоке, превратится в оккупацию. Политика подзадоривания революции превратится в наступательную коммунистическую войну, а этого нам не позволяет ни наше внутреннее, ни наше внешнее положение. Итак, от всей этой системы действий надо безусловно отказываться».

Не знаю, что это событие привнесло в копилку международного рабочего движения – кроме лишнего разочарования, но наши с Иохелем Гейдлихом банковские счета – заметно округлились из-за игры на биржевых нефтяных котировках.

Однако, наиболее обнадёживающие для коминтерновского уха известия, приходили из переживающего «Эпоху перемен» Китая.

Весь юг этой огромной страны, уже находился под контролем союзной партии Гоминдан и его трёхсоттысячной армии – вооружаемой, снабжаемой Советским Союзом и обучаемой советскими специалистами.

На севере, генерал Фэн Юйсян – также используя советское оружие и советских военных советников, наносил один удар за ударом по прояпонским армиям диктатора Маньчжурии Чжан Цзолиня.

Правда, в странах Восточной Европы активно судили коммунистов – в основном за попытки вооружённых мятежей и террористическую деятельность, но этим можно было пренебречь…

И вдруг, всё это «великолепие» – практически одномоментно, с грандиозным грохотом и оглушительным треском – рухнуло как библейская Вавилонская башня – кривл сложенная жоппорукими строителями!

Сентябрьским разгромом Советского посольства в Париже, цепь неприятных для СССР событий – отнюдь не закончилась, а только-только началась.

Найденные там документы разожгли международный и, в первую очередь – правительственный скандал во Франции. Левое правительство вынужденно было уйти в отставку и, президентом страны стал «Старый тигр» – Раймонд Пуанкаре, тут же разорвавший дипломатические отношения с СССР и отправивший на «курорты» в Гвиане и Новой Каледонии (аналог нашей Колымы, только тропический) более сотни выловленных по городам и весям коминтерновцев – как своих, так и пришлых.

Спустя буквально пару недель, полыхнуло в Лондоне.

Троцкий, в не так давно шумно презентованной книге «Куда идёт Англия» – легко и непринуждённо, как «дважды два» доказал, что та «идёт» – прямиком и напрямую к пролетарской революции. Хотя глава Коминтерна Григорий Зиновьев с эти новоявленным «Нострадамусом» категорически не дружил, а даже как бы совсем наоборот – тем не менее в соответствии с его пророчеством, агенты Коминтерна приступили к подготовке её осуществления. По их задумке, всеобщее восстание британского пролетариата должно начаться с всеобщей забастовки, приуроченной к 1 мая 1926 года.

Такое событие в «реальной истории» действительно происходило, когда пять миллионов англичан – не ходило на работу, живя на щедрые коминтерновские субсидии… Правда восстания британского пролетариата, в Кремле так и не дождались: революционная ситуация закончилась вместе с финансовыми вливаниями из СССР.

В «текущей» же реальности – не обломилось, даже со всеобщей забастовкой!

Суровые британцы обошлись без «прелюдии» в виде демонстраций белоэмигрантов, как в Париже. Британская полиция, почти за полгода до предстоящих событий, бесцеремонно вломилась в Советское дипломатическое представительство и, произвела там обыск – найдя крупные суммы в валюте и инструкции самого Зиновьева по организации будущих майских беспорядков.

Хотя, Наркомат внешних сношений открещивался, а Зиновьев отмалчивался – рассвирепевшее, как взбесившийся бульдог английское правительство – разорвало дипломатические отношения с СССР, закрыло все торговые советские представительства, а с десяток пойманных коминтерновцев – посадило всерьёз и надолго.

Одновременно в Вене, советских торговых и дипломатических представителей – обвинили в систематических подкупах нищих австрийских чиновников и полицейских, а при обыске Советского диппредствительства – используемого Коминтерном в качестве «крыши», нашли столько взрывчатки – что «хватило бы взорвать сам Ад», по выражению одного газетчика, сразу же ставшим крылатым.

Отмазка, что взрывчатка якобы предназначалась для горных работ на Балканах – не помогла и, трое агентов – то ли Разведупра, то ли – ИНО ОГПУ, то ли – Отдела международной связи (ОМС) Коминтерна, получили реальные срока и надолго обосновались в австрийских тюрьмах – ещё довольно-таки далёких от первых евростандартов.

Всего же, произошёл разгром советских торговых и дипломатических представительств в восьми странах. Польша, Литва, Болгария…