Текст книги "Непереводимое в переводе"

Автор книги: Сергей Влахов

Соавторы: Сидер Флорин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Не только неустойчивость и возможность смешивания с «варваризмом», но и узость значения делает термин «экзотизм» в значении реалии неприемлемым. Экзотизм, во-первых, подобно варваризму, является только иноязычным словом для ПЯ; значит, своя для ИЯ реалия экзотизмом быть не может; во-вторых, в отличие от варваризма, это слово, уже вошедшее в лексику соответствующего языка, тогда как реалии могут быть и своего рода окказионализмами. И, наконец, определения, которые мы встречали в литературе, не включают в содержание понятия «экзотизм» исторические реалии, рассматривая эту лексику только с точки зрения местной, но не временной отнесенности.

Имеется еще одно возражение, обратное приведенному А. Е. Супруном и достаточное, чтобы -воздержаться от использования термина «экзотическая лексика» в его прямом значении – «иноземный, чужестранный» (ЛРС): само по себе слово «экзотический» гораздо чаще используется и воспринимается в своем пе-

реносном значении как «причудливый, диковинный поражающий своей странностью» (Ож.), такой, который «кажется необычным, причудливым для иностранца» (БАС), а нередко и связанный с какой-то романтической привлекательностью.

Это приводит нас к мысли о возможности иного, в отличие от реалии, применения термина экзотизм, исходя из обоих его значений – прямого и переносного. Таким образом, в рамки его содержания войдут слова – реалии и нереалии, 1) на которых лежит налет экзотики, 2) в том числе и коннотативные слова, слова из национального или международного «экзотического реквизита», 3) целенаправленно используемые для придания произведению определенного колорита, 4) нередко с юмористическим или неодобрительным оттенком; экзо-тизмами в этом значении можно считать и те слова, которые переводчик неосновательно принимает за реалии – мнимые реалии.

5. Совсем иначе обстоит дело с «б е з э к в и в а л е н т-н о и лексикой». Термин этот встречается у многих авторов ', которые, однако, трактуют его по-разному: как синоним «реалии», несколько шире – как слова, отсутствующие «в иной культуре и в ином языке», несколько уже – как слова, характерные для советской действительности, и, наконец, просто как непереводимые на другой язык слова.

Говорить о БЭЛ, рассматривая ее в плоскости одного языка, в принципе, вообще не следовало бы, поскольку этот термин можно считать обоснованным лишь для науки, для которой сравнение категорий одного языка с категориями другого или других языков является ведущим методом исследования; таковы переводоведение, сопоставительное языкознание, контрастивная, конфрон-тативная лингвистика, отчасти методика преподавания иностранных языков, отчасти лингвострановедение. Подтверждает это и сделанное, правда, по другому поводу, высказывание А. Н. Ониани: «В каждом конкретном языке выделение лингвистических единиц и установление лингвистических понятий осуществляется не путем сопоставления с другими языками, а путем сравнения с другими единицами того же языка, путем установления

¹ Супрун   А. Е. Указ, соч., с. 51.

–² Гвоздев   А.   Н.   Очерки по стилистике русского языка. Изд. 2-е М.: Учпедгиз, 1955, с. 85—86.

40

' d' г' ,^ЧеР^нов' Я. И. Рецкер, А. Д. Швейцер, Е. М. Верещагин и ь. 1. Костомаров, А. А. Брагина, Л. С. Бархударов, В. Н. Круп-нов и др.

41

их внутренней природы»¹. Согласно этой логике, определять безэквивалентность нужно, опираясь на принятое в теории перевода представление об эквиваленте, в частности на дефиницию, которую дает понятию «эквивалент» Я– И. Рецкер². При этом положении БЭЛ будут лексические (и фразеологические) единицы, не имеющие постоянных, не зависящих от контекста, эквивалентов вПЯ.

Однако если это определение верно, то придется признать, что выделение группы единиц на основе такого критерия не имеет ни теоретического, ни, тем более, практического оправдания. Поскольку «эквивалент» предполагает тождество, т. е. полное покрытие между соответствующими единицами двух языков в плане содержания (семантика, коннотация, фон), БЭЛ окажется совершенно необъятной группой слов (и словосочетаний), практически включающей чуть ли не всю лексику (и часть фразеологии) данного языка; исключение составят большинство терминов, небольшое количество общеязыковой лексики (обычно однозначные слова) и некоторое число имен собственных. Нетрудно увидеть, что такой необозримый материал не может ни для теории, ни для практики перевода служить источником исследований или опыта.

Чтобы добиться практического решения, идеальный «логический» критерий (эквивалентный = равнозначный, тождественный) придется несколько модифицировать в целях снижения его потолка до практически достижимого. Для этой цели можно позаимствовать у В. Н. Комиссарова термин «переводческая эквивалентность» на уровне языковых знаков³, несколько уточнив его используемым Я. И. Рецкером⁴ делением эквивалентов на полные и частичные, абсолютные и относительные. Полученная в результате дефиниция БЭЛ – лексические (и фразеологические) единицы, которые не имеют переводческих эквивалентов в

¹ О н и а н и А. Л. Фразеологизм и слово. – Сб. Труды Самаркандского Гос. ун-та. Вопросы фразеологии. III. Самарканд. 1970, с. 140.

² «Эквивалентом следует считать постоянное равнозначное соответствие, как правило, не зависящее от контекста». (Рецкер Я. И. Теория перевода и переводческая практика. М.: Меж-дунар. отнош., 1974, с. 10, 11)

'Комиссаров  В. Н. Слово о переводе. М.: Междунар. отнош., 1973, с. 75.

⁴ Рецкер Я. И. Указ, соч., с. 11.

42

г-* а _ уступает предыдущей по точности, но зато заметно сужает границы БЭЛ.

В частности, в теории перевода, на наш взгляд, нужно более четко отграничить БЭЛ от реалий. Мы предложили бы следующую схему взаимоотношений (и расхождений) между ними, а также между ними и остальными понятиями, затрагиваемыми в нашей работе.

Наиболее широким по своему содержанию является понятие БЭЛ (в приведенном выше значении). Реалии входят, как самостоятельный круг слов, в рамки БЭЛ. Отчасти покрывают круг реалий, но, вместе с тем, отчасти выходят за пределы БЭЛ термины, междометия и звукоподражания, экзртизмы, аббревиатуры, обращения, отступления от литературной нормы; с реалиями соприкасаются имена собственные и фразеологизмы (и те, и другие – со множеством оговорок); большинство упомянутых лексем и выражений (исключение составляют главным образом термины) обладают и кон-нотативными значениями разного рода и различной степени, что позволяет причислять их и к коннотативным словам. Все в тех же границах БЭЛ значительное место занимают слова, которые мы назвали бы собственно безэквивалентной лексикой или БЭЛ в узком смысле слова¹– единицы, не имеющие по тем или иным причинам лексических соответствий в ПЯ; обычно они также, подобно терминам, лишены коннотаций.

Нам хотелось бы здесь отметить еще один момент, отличающий реалию от безэквивалентного слова: в общих чертах слово может быть реалией по отношению ко всем или большинству языков, а безэквивалентным – преимущественно в рамках данной пары языков, то есть, как правило, список реалий данного языка будет более или менее постоянным, не зависящим от ПЯ, в то время как словарь БЭЛ окажется различным для разных пар языков.

Эта схема, вероятно, не исчерпывает вопроса; найдутся, конечно, примеры, которые,– не ложась послушно на соответствующие полочки, покажут, таким образом, несовершенства схемы. Тем не менее она необходима, чтобы уточнить терминологию и расставить по местам различные категории «непереводимого», наметив вместе с тем и взаимоотношения между ними.

Л. С. Бархударов называет их «случайными лакунами»—'термин, который нам кажется неудачным (указ, соч., с. 95).

43

После этого сравнения близких категорий и после отсева синонимов, истинных и мнимых, можно уже составить себе более или менее четкое мнение о той своеобразной категории слов (и словосочетаний), которые мы назовем реалиями. Однако прежде чем формулировать свою концепцию, полезно привести дефиниции других теоретиков перевода.

Многие из авторов, говорящих о реалиях, дают приблизительные, неполные определения, отмечая лишь те или иные из признаков, тот или иной вид этого класса, употребляя неодинаковые, как мы видели, термины для их обозначения ¹. Для одних в группу БЭЛ «входят слова, обозначающие иностранные реалии, как, например, особенности государственного строя, быта, нравов и т.д.»²; отсюда следует, что к собственно реалиям относятся только чужие реалии. Другие толкуют реалии непомерно широко, выходя даже за пределы «непереводимого в переводе»: «К числу реалий можно отнести события общественной и культурной жизни страны, общественные организации и учреждения, обычаи и традиции, предметы обихода, географические пункты, произведения искусств и литературы, имена исторических личностей, общественных деятелей, ученых, писателей, композиторов, артистов, популярных спортсменов, персонажей художественных произведений, явления природы (в последнем случае реалии носят региональный характер), а также множество разрозненных фактов, не поддающихся классификации»³. Значительно ближе к нашему толкования некоторых из крупнейших специалистов. Так, у Л. Н. Соболева «термином «реалии» обозначаются бытовые и специфически национальные слова и обороты, не имеющие эквивалентов в быту, а следова-

ельно, и в языках других стран¹, и слова из национального быта, которых нет в других языках, потому что нет тих предметов и явлений в других странах»². Вл. Рос-лье _вИд_ИТ в реалиях «иноязычные слова, которые обозначают понятия, предметы, явления, ..не бытующие в обиходе того народа, на язык которого произведение переводится»³, т. е. рассматривает их с точки зрения ПЯ, а в К.ЛЭ дает уже значительно более развернутую дефиницию, выходящую даже за рамки теории перевода (поскольку толкуется реалия вообще, как понятие): «Реалия.. – предмет, понятие, явление, характерное для истории, культуры, быта, уклада того или иного народа, страны, не встречающееся у других народов; Р. – также слово, обозначающее такой предмет, понятие, явление; также словосочетание (обычно – фразеологизм, пословица, поговорка, присловие, включающие такие слова)». Некоторые авторы, принимая реалию как «реалию-предмет», не толкуют особо «реалию-слово». А. В. Федоров пишет о словах (не давая им никакого названия), «обозначающих реалии общественной жизни и материального быта»⁴, т.е. таких, которые обозначают «чисто местное явление, которому нет соответствия в быту и в понятиях другого народа»⁵, а в другом месте⁶ предлагает обозначать их как «названия реалий» или «слова-реалии»; Я– И. Рецкер говорит о «безэквивалентной» лексике, представляющей собой «прежде всего обозначение реалий, характерных для страны ИЯ и чуждых другому языку и иной действительности»⁷. В таком же духе толкуют реалии Г. В. Чернов⁸ и А. Д. Швейцер⁹, первый – как экзотическую, второй – как безэквивалентную лексику. Довольно широко охватывающая, но не особенно

¹ Для внесения ясности нужно оговориться: во-первых, в большинстве работ материал о реалиях не занимает центрального места, так что нельзя и требовать от них исчерпывающих дефиниций; во-вторых, исходя из других критериев, многие авторы дают реалиям другие наименования («БЭЛ», «экзотическая лексика»), причем нельзя ожидать совпадения определений; в-третьих, мы приводим определения не только теоретиков перевода, но и других специалистов, которые, естественно, толкуют понятие с учетом своей специальности; наконец, в-четвертых, на характере дефиниций не могла не отразиться и заметная эволюция во взглядах на реалии со времен первых публикаций.

²Левицкая Т. Р., Фитерман А. М. Теория и практика перевода. М.: Изд. лит. на иностр. яз., 1963, с. 116.

³ В а и с б у р д  М.  Л. Указ, соч., с. 98.

44

'Соболев   Л. Н.  Пособие по переводу с русского языка на французский, с. 281.

²Соболев   Л.  Н.  О переводе образа образом, с. 290.

³ Россельс   Вл. Перевод и национальное своеобразие подлинника, с. 169. Федоров  А.   В.   Основы общей теории перевода, с. 175.

* Там    же,   с. 160.

См. рецензию   на книгу Л. С.    Бархударова   «Язык и перевод». – ТП, 1977, № 14, с  131

; Р е ц к е р   Я.  И. Указ, соч., с. 58.

Чернов    Г. В.   К вопросу о передаче безэквивалентной  лексики Ж* ^пеР^ев°Де советской публицистики на английский язык, с. 223—

Швейцер А. Д.   Перевод и лингвистика, с. 250 («предметов или явлений, связанных с историей, культурой, экономикой и бытом»).

45

четкая дефиниция «безэквивалентной лексики», которую Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров приводят в первом издании своей работы ', не фигурирует во втором издании, где на основе примеров отмечается только, что эти слова «отражают советскую действительность и культуру, т. е. именно их лексическим понятиям присущ своеобразный, специфический культурный компонент»² и что они «не имеют смысловых соответствий в системе содержаний, свойственных другому языку; их существование в конечном итоге объясняется расхождением двух культур»³. У В. П. Беркова «под экзотизмом., подразумевается употребляемое в данном конкретном языке слово, обозначающее реалию – явление быта, социальных отношений, природы и т. п., – специфическую для иного языкового коллектива и чуждую для данного языкового коллектива»⁴, но также и «реалии, которые ранее были характерны для жизни данного языкового коллектива, но которые впоследствии исчезли», а также «кальки», поскольку «экзотизмы выделяются именно по признаку чуждости обозначаемого ими понятия для данного коллектива»⁵. Здесь особенно важно указание на временной фактор (намек и на исторические реалии), а также подчеркнутое значение элемента чуждости, весьма характерного для «чужих реалий». Очень сжатую дефиницию реалий дает Л. С. Бархударов: «слова, обозначающие предметы, понятия и ситуации, не существующие в практическом опыте людей, говорящих на другом языке»⁶, развивая ее дальше путем перечисления возможных референтов («предметы материальной и духовной культуры..», например, «блюда национальной кухни», виды «народной одежды и обуви», «народных танцев», «политические учреждения и общественные явления» и т.д.), аналогичного резюме перечисления объектов в нашей работе (1960); с нашей постановкой вопроса совпадает и причисление группы реалий к безэквивалентной лексике в качестве ее подгруппы.

¹ Верещагин  Е.  М.,  Костомаров  В.  Г.   Язык    и культура. М.: Изд. МГУ, 1973, с. 53.

² Верещагин   Е.  М.,  Костомаров  В.  Г.  Указ. соч. Изд. 2-е, с. 71—72.

³ Там    же, с. 73.

⁴ Берков   В.   П.  Указ, соч., с. 109.

5 Там   же, с. 111.                                                                                                             •   ..._;,._;;– .-••-•

⁶ Бархударов  Л.  С. Указ, соч., с. 95.                                     м ." • :

46

Из всего вышеизложенного    вырисовывается    облик

_лий как особой категории средств выражения.

В нашем понимании это слова (и словосочетания), называющие объекты, характерные для жизни (быта, культуры, социального и исторического развития) одного народа и чуждые другому; будучи носителями национального и/или исторического колорита, они, как правило, не имеют точных соответствий (эквивалентов) других языках, а, следовательно, не поддаются пере воду <ша общих основаниях», требуя особого подхода.

Поскольку почти каждое слово этого краткого определения нуждается в комментарии (например, «объекты характерные для жизни народа» столь многообразны', что любое перечисление оказалось бы недостаточ^-ным), естественным продолжением и развитием нашей дефиниции логично будет считать приведенную ниже классификацию реалий.

Глава 5

КЛАССИФИКАЦИЯ РЕАЛИИ

Прежде чем приступить к изложению собственно классификации реалий, необходимо дать несколько ссылок на литературу и сделать некоторые оговорки.

1. О видах реалий, о делении их по тем или иным признакам упоминается у многих из писавших по этим вопросам, но более или менее оформленные классификации созданы лишь несколькими авторами.

У А. Е. Супруна реалии делятся, главным образом, по предметному принципу на «несколько семантических групп»¹, которые мы учли уже в первой нашей работе.

Таблица А. А. Реформатского², составленная для курса введения в языкознание, построена на предметно-языковом принципе: отмечается, из каких языков в русскую лексику вошли иноязычные слова, означающие: 1) имена собственные, 2) монеты, 3) должности и обозначения лиц, 4) детали костюма и украшения, 5) кушанья и напитки, 6) обращения и титулы при именах. Все это достаточно подробно было отражено в наших

'Супрун   А. Е. Указ, соч., с. 52—53. Реформатский   А. А. Введение в языковедение, с. 139.

•47

работах, за исключением имен собственных, которые мы предпочитаем выделить в самостоятельную группу (см. ч. II, гл. 2), не считая их реалиями; здесь мы обособили и обращения (ч. II, гл. 3).

Интереснее в этом отношении статья В. Дякова'. Разбирая в деталях нашу классификацию (за объективную и доброжелательную критику мы ему глубоко благодарны), он делает ряд ценных замечаний и приводит свой вариант в пяти пунктах. Мы воспользовались отдельными его предложениями, в частности разукрупнили и переставили некоторые из рубрик; что же касается его классификации в целом, то в ней многое нам кажется спорным, причем основным недостатком мы считаем отсутствие единого разграничительного критерия; в результате получается некоторое смешение не только различных видов реалий и планов их подачи, но и реалий с нереалиями, с иноязычными вкраплениями, со словосочетаниями афористического характера, реалий с их референтами и т. д. На наш взгляд, автору не удалось уточнить и «место, занимаемое реалиями во временном аспекте», к чему он стремился, приводя свой вариант классификации.

2. Как любая классификация единиц, не поддающихся слишком четкой «регламентации», и наше деление реалий на основе нескольких показателей в значительной мере условно и схематично, не претендует ни на абсолютную полноту, ни, тем более, на окончательную закрепленность отдельных единиц за соответствующими рубриками; впрочем, это достаточно ясно вытекает и из нашего сопоставления реалий с другими переводовед-ческими категориями. Резюмируя, хотелось бы только отметить, что многие из реалий можно отнести одновременно 1) к нескольким рубрикам предметной классификации, 2) к различным делениям классификации – местному и временному (II и III), 3) к другому или другим классам переводоведческих единиц, рассмотренных в части II нашей работы (обращения, иноязычные вкрапления, отступления от литературной нормы и т. д.), 4) к обычной, общеязыковой лексике, к «нереалиям», например, при многозначности, или 5) к словосочетаниям.

3. В рамки этой работы мы сознательно не включили

¹ Д яков  В.   Още веднъж за   реалиите (Еще   раз о реалиях).– Език и литература, 1974, № 3, с. 69—76.

48

некоторые языковые и, в особенности, внеязыковые ка-егории, предложенные теми или иными авторами. На-^Т мер' _мыне занимались «психологическими реалиями» предлагаемыми в качестве самостоятельной группы единиц В. Д. Уваровым'. Автор настолько расширил границы понятия «реалия», что включил в него особенность национального характера, «черты психологического склада нации», «то, что присуще восприятию только одного народа». «Еще одной итальянской психологической реалией,– пишет автор, – является возвышенность стиля», и это напоминает нам сказанное по этому поводу И. Левым: «Трудности в переводе порождает также романская импульсивность, чувствительность, приносящая в текст экзальтированные выражения в превосходной степени, которые звучат в переводе неестественно.. Еще менее приемлем для нас в иных ситуациях испанский пафос»². Рассматриваемое В. Д. Уваровым явление чрезвычайно интересно с точки зрения как перевода, так и лингвострановедения, но не относится к реалиям в нашем понимании.

Приблизительно на том же основании мы не причисляем к реалиям и предложенные В. Н. Крупновым «рек-. ламные реалии» и «политические реалии»³. Первые представляют собой по большей части всевозможные клише и штампы, которые можно отнести к узуальным фразам, отчасти к фразеологии, отчасти к торговому жаргону. Кроме того, мы не причисляем эти единицы к реалиям по той причине, что в нашей работе мы старались не выходить за пределы художественной литературы.

Та же аргументация относится и к «политическим реалиям». По-видимому (мы не знаем, что точно имеет в виду автор), в значительном большинстве случаев это будут либо термины (политические, экономические) типа эносис, военно-промышленный комплекс, либо реалии общественно-политических рубрик, или же советизмы. Например, слово ударник (реалия, названная автором политической) следует, по нашему мнению, отнести к рубрике «Люди труда» и к советизмам (см. гл. 11).

Уваров    В. Д.    Материальные и психологические реалии    и их значение    для перевода. – Сб. Учебно-методические разработки    к курсу теории перевода. М.: Изд. МГПИИЯ, 1972, с. 68. Левый   И.   Указ, соч., с. 129.

Крупнов  В.  Н.   В  творческой  лаборатории   переводчика.  М.: Междунар. отнош., 1976, с. 150.

49

4. Старую классификацию реалий мы строили почти исключительно на предметном принципе, то есть исходя из смыслового содержания, семантического значения единиц, с учетом признаков их референтов. Полученные в результате новых исследований и из литературных источников данные позволили добиться более детального освещения материала, что и потребовало рассмотрения его под разными углами зрения, а это, в свою очередь, привело к расширению классификации, на этот раз за счет деления реалий по их коннотативным значениям, т. е. в зависимости от местного (национального, регионального) и временного (исторического) колорита. Наряду с этим учтены и некоторые другие показатели, такие как язык, степень освоенности (знакоместа), распространенность, форма и, разумеется, приемы перевода и способ их выбора.

В результате общая схема новой классификации реалий приобрела следующий вид:

I. Предметное деление.

II. Местное деление (в зависимости   от национальной и языковой принадлежности).

III. Временное деление (в синхроническом и диахрони-, ческом плане, по признаку «знакомости»).

IV. Переводческое деление.

Первые три деления (МП) приведены в настоящей главе, а четвертому (IV) посвящена глава 6 и последующие главы.

Быть может, с точки зрения лингвистической, стоило бы выделить особо деление реалий по признаку освоенности, или знакомости, или распространенности. Поскольку такая категоризация едва ли будет иметь большое значение для переводчика-практика, а также учитывая относительность разграничительных критериев (в частности, наличие или отсутствие единицы в словарях), мы предпочли рассматривать этот вопрос в рамках временного деления, тем более, что освоение чужой реалии опять-таки тесно связано с продолжительностью ее употребления.

Иллюстрируя соответствующие категории нашей классификации, примеры реалий мы подбирали с таким расчетом, чтобы показать разнообразие включаемых единиц. При их размещении в отдельных рубриках и подрубриках мы старались придерживаться также их

50

зко тематической принадлежности, не соблюдая при lom алфавитного порядка, практически не имеющего данном случае никакого значения. Полезными могли бы быть сведения о значении и происхождении каждой _из приведенных реалий, но это значило бы создавать целый словарь, что не входило в наши задачи и значительно увеличило бы объем книги.

I . Предметное деление

Упомянутое выше расширение классификации распространяется и на предметное деление. Изменения, внесенные в него, сводятся к большей детализации, соответственно увеличению числа рубрик, к изменению отнесенности отдельных единиц к той или иной из них, к перенесению реалий в другие категории «непереводимого» (при сохранении за многими их статуса реалий).

А. Географические реалии

1. Названия объектов физической географии, в том числе и метеорологии: степь, прерия, пампа, пушта; сопка, сырт; солончак; фиорд; вади, кобы, крики; самум, мистраль, горняк, южняк, развигор, торнадо.

2. Названия географических объектов, связанных с человеческой деятельностью: польдер, крига, язовир, грид, арык, чалтык.

3. Названия эндемиков: киви, снежный человек, йети, пицундская сосна, секвойя, корковый дуб.

Реалии группы географических (связанных в первую очередь с физической географией и ее разделами или смежными науками – ботанической географией, зоогеографией, палеогеографией и т. п.), в особенности п.п. 1 и 3, стоят ближе всего к терминам; поэтому и четкое их отграничение практически невозможно. Возьмем следующий пример. Степь, согласно определению КГЭ, – это «тип растительности, представленный травянистыми сообществами из более или менее ксерофильных.. растений». «Степи свойственны умеренным поясам обоих полушарий» [стало быть, «степь» нельзя считать реалией?]., «в пределах Венгрии степи называются пушта-ми» [значит, типичная реалия!].. «Степи Сев. Америки., подразделяются на луговые прерии, настоящие прерии, низкозлаковые прерии [тоже реалии!].. Степь Южной Америки называется пампа» [типичная реалия!]. Полу-

51

чается, во-первых, что степь, как родовое понятие, не реалия, а термин; ее виды – пушта, прерия и пампа – реалии. Во-вторых, как географическое понятие степь путем транскрипции вошла в другие языки (англ, и фр. steppe, нем. Steppe) —т. е. типичный как для терминов, так и для реалий способ передачи (!). И, наконец, в-третьих, Чехов, когда писал «Степь», имел в виду отнюдь не «тип растительности в обоих полушариях», а характерный русский ландшафт, иными словами, безусловную реалию.

Близок к этому пример с джунглями: санскритское «джангала» перешло во многие языки мира в приблизительно одинаковом фонетическом облике: англ, jungle, фр. jungle, нем. Dschungel, рус. «джунгли», болг. «джунгла», являясь международным термином или реалией. В словарных толкованиях, при некоторых различиях по существу, везде фигурирует Индия («заросли, типичные для Индии», «встречаются главным образом в Индии», «в некоторых частях Индии» и т. д.), т. е. дается указание на «национальную принадлежность» как характерный признак реалии. С другой стороны, в известных нам языках развилось еще одно, расширительное значение джунглей; «густые заросли», «густой болотистый лес» вообще или «местность такого типа», а в некоторых языках – и переносное значение (например, «в джунглях бюрократии», «каменные джунгли») – признак, мы бы сказали, обыкновенного заимствованного слова общего значения.

Все это лишний раз указывает на чрезвычайно зыбкие границы географических реалий и необходимость сугубо индивидуального подхода к их передаче при переводе; приходится учитывать множество показателей: данные словарей (в том числе и отсутствие данных), степень «знакомости» и «распространенности» как самого слова, так и его референта, колорит и контекст, прежде всего широкий, но, в первую очередь, может быть, степень «освещенности» слова в переводимом тексте.

Б. Этнографические реалии

Толкуя слишком узко понятие «этнография», в нашей прежней классификации мы недостаточно обоснованно связали этнографические реалии с географическими. Поскольку этот термин намного более емок, здесь мы сочли возможным включить в группу этнографических

52

пеалий большинство слов, обозначающих те понятия, которые действительно принадлежат науке, «изучающей быт и культуру народов», «формы материальной культуры, обычаи, религию», «духовную культуру», в том числе искусства, фольклор и т. д. (Кстати на этот недостаток нашей классификации указывал в своей статье и В. Дяков.')

1. Быт:

а) пища, напитки и т. п.: щи, чебуреки, баница, пирог, пай, спагетти, эмпанадос, кнедли; мате, кумыс, эль, бо-за, 'сидр, цуйка, чихирь; бытовые заведения (общественного питания и др.): чайхана, таверна, пирожковая, салун, драгстор, бистро, шкембеджийница; хамам, сауна, термы.

б) Одежда (включая обувь, головные уборы и пр.): бурнус, кимоно, куладжа, дхоти, сари, саронг, сукман, тога, чембары; варежки, унты, мокасины, лапти, царву-лы, улы, черевики; сомбреро, кубанка, шлык, купей, мурмолка, чалма, фередже, паранджа; украшения, уборы: кокошник, фибула, пафты, верик, синцы, пендара.

в) Жилье, мебель, посуда и др. утварь: изба, хата, юрта, иглу, вигвам, чум, бунгало, сакля, тукуль, хасиенда (гасиенда); горница, одая, девичья, буржуйка (печка); ракла, софра; гювеч, амфора, ибрик, чапура, бомбилья; кубышка, куманец, стомна.

г) Транспорт (средства и «водители»): рикша, фиакр, кэб, тройка, нарты, ландо, паланкин, пирога, катамаран, джонка; рикша, ямщик, каюр, кэбмен, гондольер.

д) Другие: саквы, махорка, ароматные палочки, базовый санаторий, дом отдыха, путевка, кизяк.

2. Труд:

а) Люди труда: передовик, ударник, бригадир, табельщик, фермер, гаучо, консьержка, дворник, дхоби, беркут-чи, феллах, грум, теляк.

б) Орудия труда: кетмень, мачете, бумеранг, кобылка, губерка, лассо, болеадорас.

в) Организация труда (включая хозяйство и т. п.): колхоз, ранчо, латифундия, главк, агрокомплекс, бригада, еснаф, гильдия; лапаз, керхан, зенн, мандра.

¹ Дяков    В.   Указ, соч., с. 69—76.

63

3. Искусство и культура:

а) Музыка и танцы: казачок, гопак, лезгинка, краковяк, тарантелла, хоро, раченица, хоруми, хорал, канцонетта, блюз, конфу, рил, хали-гали, хоппель-поппель.

б) Музыкальные инструменты и др.: балалайка, тамтам, гусли, гусла, кавал, кастаньеты, най, банджо, гаме-лан, сямисэн, сэрге, хура.

в) Фольклор: сага, былина, руна, касыды, баяты, газели, частушки; витязь, богатырь, батыр. (Фольклорные понятия тесно переплетаются с мифологическими – см. п. «и».)

г) Театр: кабуки, но, комедиа дель арте, мистерия, хэппенинг, арлекин, коломбина, петрушка, каспер, панч, полишинель.

д) Другие искусства и предметы искусств: икэбана, сино, маконда, чинте, пеликены, халище.

е) Исполнители: миннезингер, трубадур, акын, менестрель, скальд, кобзарь, бард; скоморох, гейша, гетера, ояма.

ж) Обычаи, ритуалы: мартеница, проштапалник, коляда, конфирмация, баннз, вендетта, церемония тя-но-ю (чайная церемония); сурвакар, кукер, ряженые, тамада; заговезни, масленица, маттанца, задушница, рамазан.

з) Праздники, игры: Первомай, День Победы, холи, джатра, мела, пасха, коледа, День благодарения, лапта, городки, крикет, тарок; городошник, питчер.

и) Мифология: леший, Дед Мороз, тролль, валькирия, гурия, сомодива, таласым, вурдалак, эльф, гном, Баба Яга, ракшас, пена, Сынчо, песочный человечек, вер-вольф, ковер-самолет, жар-птица.

к) Культы – служители и последователи: лама, ходжа, ксендз, аббат, шаман, бонза; гугеноты, хлысты, мормоны, богомилы, квакеры, дановисты, дервиш, хадж; хультовые здания и предметы: мечеть, пагода, костел, синагога, скит; распятие, мани, молитвенное колесо.