Текст книги "Непереводимое в переводе"

Автор книги: Сергей Влахов

Соавторы: Сидер Флорин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

4. Немалые трудности представляет для переводчика и целый ряд узуальных фраз и формул, в том числе обращений.

По-английски даже в самых официальных письмах и к совершенно незнакомым людям нельзя обратиться иначе, как dear sir', dear madame, а к высокопоставленным лицам (даже к президенту США) —только sir и, соответственно, madam. По-русски к незнакомому лицу или в коммерческом письме не обратишься «Дорогой...» – звучит фамильярно, а обратиться к высокопоставленному лицу просто «Господин X.» или (по старому образцу) «Сударь» было бы даже неучтиво. По-немецки пишут Geehrter Herr, что вполне соответствует болг. уважаема господине, но по-русски без фамилии так не напишешь. С другой стороны, англ, my dear general считается более официальным, чем dear general, а фр. mon general, наоборот, официальнее, чем mon cher general!

5. Нередко камнем преткновения для переводчика бывает перевод многих из эмоционально окрашенных обращений; трудность заключается прежде всего в тонкости нюансировки, которую не всегда легко уловить и, кроме того, в бедности, а иной раз и в отсутствии соответствующих средств выражения в ПЯ– Это и заставило нас включить их в категорию «непереводимого» как достаточно яркие единицы речевого этикета.

Наличие уменьшительных и увеличительных форм имен существительных нарицательных в одном языке (русском, болгарском, немецком) – возьмем, к примеру, хотя бы рус. бабушка, бабуся, бабусенька, бабу ля, бабу-ленька – и отсутствие или незначительное их число в другом (англ., фр.) создает затруднения «в обоих направлениях». Даже, казалось бы, соотносительные уменьшительные формы в двух близкородственных языках не всегда соответствуют одна другой по своему эмоциональному оттенку.

Сопоставим, например, русские и болгарские слова

¹ Напомним писанное К. И. Чуковским о слове dear, которое, «судя по всем словарям, значит по-английски дорогой. Между

.  тем оно употребляется при сухих, официальных отношениях: dear Sir, dear Mr. Randel и скорее всего соответствует нашему слову уважаемы и..» (Высокое искусство, с. 69—70)

240

– фамильярное и дружеское обращение к мужчине, юноше, мальчику; обращение к монаху.

– ласковое к б р а т; то же, что и брат.

– уничижительно-ласк.

– просторечие, то же, что братишка.

– свойское или дружественное обращение к мужчине; обрашение к монаху. Звательные формы: брате, братко.

– обыкновенное ласковое. Звательная форма: б р а т ч е.

– интимное обращение к товарищу, другу.

– уменьш. от брат   и   братец.

– ласковое; наименование русского солдата или русского вообще, оставшееся со времен русско-турецкой войны.

Во многих других случаях «просто перевод» окажется неверным, так как некоторые экспрессивные обращения скрывают в себе специфическое содержание, понимание которого связано не столько со знанием языка вообще, сколько с фоновыми знаниями. Так, англ, my duck (т. е. утка или уточка) по тону совершенно противоположно болгарскому словарному значению «патка», а по-русски должно быть, примерно, голубка (но отнюдь не голубушка!); болгарское обращение патка по-немецки будет dumme Gans (т. е. глупая гусыня), а в русском языке не имеет никаких орнитологических соответствий и в переводе будет просто дура.

6. Таких же фоновых знаний требует и категория окликов, окриков или обращений к животным. По-русски к кошке обращаются киска, по-английски – pussy, по-немецки – Miezekatze, по-французски – minet (minette), по-болгарски – мацо. К медведю по-болгарски всегда обращаются в женском роде и величают «бабушкой» – бабо мецо, к волку – кумчо вълчо, к лисе – кума лиса, что уводит нас обычно в страну сказок; но лиса и по-русски «кума», а по-немецки и по-французски к ней обращаются в мужском роде – Reinecke Fuchs и Maltre Re-nard (по-немецки – по имени Reinhard, а по-французски – «господин»); однако в американских негритянских сказках (Joel Chandler Harris) все звери обращаются друг к другу brother («брат»), например, Brother Rabbit. Естественно, «переводить» все эти обращения следует не по словарю, а функциональным аналогом – скажем, как перечисленные выше обращения к кошке: в противном случае мы не только не передадим никакого колорита, но и лишим текст его сказочного «духа».

Своеобразными обращениями, уже не к животным, можно считать и ряд слов-окликов или окриков вроде международного алло, рус. гей и гой («Гей, человек добрый!» и «Ах ты гой еси, правда-матушка...»), болг. просторечные бе, бре, ма, мари, хей, мами, баби, нем. he („He, Sie, ist dafi..."), англ. I say, фр. dites done, и целый ряд других на всех языках. Их можно считать единицами, переходными к вокативным междометиям (см. гл. 4), которые следует передавать функциональным эквивалентом или просто опускать.

Подытоживая, еще раз отметим, что:

– вежливые обращения либо переводятся своими со-

242

ответствиями в ПЯ, либо транскрибируются, если содержат яркий национальный колорит;

– при обращениях сообразно чину, званию, профессии и т. д. следует прежде всего принимать во внимание узус, не забывая об эпохе, социальной среде и отношениях персонажей, что часто приводит к использованию функциональных замен;

– обращения, выражающие родственные и вообще близкие отношения, приравниваются к существующим в ПЯ, или, реже, транскрибируются на правах реалии (национальный колорит); маловажные опускаются. И наоборот, когда в ИЯ нет таких обращений, они вводятся в перевод по мере надобности в соответствующих ситуациях;

– узуальные обращения замещаются аналогичными формулами на ПЯ;

– экспрессивные обращения, обращения-окрики и оклики и традиционные обращения к животным передаются функциональными эквивалентами или опускаются.

И все это – транскрипция, перевод, замены – осуществляется в зависимости от контекста.

Глава 4

ЗВУКОПОДРАЖАНИЯ И МЕЖДОМЕТИЯ

Собака залаяла, и то не так, отдает чужим, как будто на иностранном языке лает.

И. А. Гончаров

В самом ли деле в разных странах собаки лают по-разному? Если наблюдение объехавшего свет И. А. Гончарова соответствует действительности, то это несомненно сближает звукоподражание (ономатопею) с реалией– национальный колорит!

Такая близость действительно существует, но, конечно, собаки и разница между ними ни при чем. Француз и венгр, русский и испанец, грек и поляк, услышав лай одной и той же собаки, воспроизведут его по-разному – так, как каждый из них привык воспроизводить этот определенный звук. Разница здесь в национальной

243

Язык

традиции, и именно это обусловливает присутствие настоящей главы в очерках о «непереводимом в переводе». «Звуковой материал речи, – пишет И. Левый, – приобретает действительную «значимость», если этим материалом имитируется какой-либо природный звук, т. е. в словах звукоподражательных..» ^; Но к этому нужно добавить, что, наряду со значимостью, т. е. наряду с чисто содержательной стороной (если допустить, что звукоподражания обладают ею), у этих слов есть и коннотативное значение, частью которого является национальный колорит. Только для англоговорящего петух кричит «кок-а-дудль-ду», только для русского – «кукареку»... Небольшой перечень подобных звукоподражаний даст более яркое представление об этих национальных различиях..

Крик петуха        Лай собаки

англ.

болг.

венг.

гр.

йен.

ит.

лит.

нем.

пол.

рум.

РУС-фр. чеш. шв. • эст.

ЯП.

уау-уау

бау-бау

вау-вау

гав-гав

гуау-гуау

бау-бау

ау-ау

вау-вау

хау-хау

бау-бау

(хам-хам)

гав-гав

ау-ау

хаф

вув-вув

аухх

ван-ван

кок-а-дудль-ду

кукуригу

кукуреку

кукурико

кикирики

киккерику

кака-рьеку

кикерики

кукурику

кукуригу

кукареку

кокорико

кикирики

кукелику

кукулээгу

(кикерикии)

кокэкокко

Приведенные примеры говорят, наряду с различиями, и о сходстве и даже идентичности звукоподражательной записи. При крике других животных эта близость еще заметнее. Например, кукование и мяуканье большинством народов воспринимается одинаково или с очень незначи-

"Левый   И.   Указ, соч., с. 326. 244

тельными фонетическими оттенками: «куку(к)» и «мяу (мьяу, няу)»'.

Впрочем, сходство и национальные различия звукоподражаний не отражаются на приемах перевода этих своеобразных единиц (лексических? фонетических?), по вопросу о природе и признаках которых мнения специалистов в значительной степени расходятся. А так как мы не собираемся давать исчерпывающую информацию о всех включаемых разными авторами единицах этой категории, приведем три авторитетных определения и укажем на их основе границы нашей темы.

О. С. Ахманова (СЛТ) определяет звукоподражание как «условное воспроизведение звуков природы и звучаний, сопровождающих некоторые процессы (дрожь, смех, свист и т. п.), а также криков животных».

В КЛЭ два определения ономатопеи: «1) В лингвистике звукоподражание, имитация фонетическими средствами того или иного языка неречевого звука.. 2) В поэтической речи – художественный прием имитации звуковых явлений, о которых идет речь в стихах или прозе». «Звукоподражание»: «1) В лингвистике – слова, основа которых представляет собой попытку передачи к.-л. нечленораздельного звукокомплекса, имитируя неречевой звук фонетич. средствами данного языка; ..2) В поэтической речи – художественный прием имитации звуковых особенностей явлений действительности, о которых идет речь в стихах».

Наконец, в БСЭ это – «Изобразительные слова (зву-коизобразительные, ономатопоэтические), слова, в которых звучание частично предопределено значением слова. Различают звукоподражательные слова, использующие звуки, акустически напоминающие обозначаемое явление (рус. «буль-буль», «ку-ку»), .. звукообраз н ы е (идеофонические) слова, в которых звук создает образное впечатление о форме предметов, их движении, расположении в пространстве, качествах и пр. на основе ассоциаций между звуками и незвуковыми явлениями (движением, формой и пр.)». А «ономатопеей называют условную словесную имитацию звучаний жи-

Большинство данных о криках разных животных получено у собравшихся на III конгресс МАПРЯЛ (Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы) руссистов в Варшаве, за что авторы выражают благодарность коллегам, охотно воспроизводившим на их родных языках требуемые звукоподражания.

245

вой и неживой природы и Мира вещей («ку-ку», «бум-бум»)».

Именно такие фонетические изображения нечленораздельных звуковых явлений, а не их производные – существительные, прилагательные, глаголы и пр., рассматриваются в настоящей главе как звукоподражания или ономатопеи.

Исходя из их происхождения, мы предлагаем следующее их деление:

1) природные (гром, треск, шелест, морской прибой);

2) животные (крики или вообще звуки, издаваемые животными, птицами, насекомыми);

3)  механические (клаксон, лязг металла, звонки). С другой стороны, в зависимости от их употребительности в литературе, их можно разделить на:

1) общепринятые – как их слышат все члены данной языковой общности;

2) индивидуальные – как их слышит автор, или как он хочет, чтобы их услышал читатель.

Все общепринятые природные, животные и механические звукоподражания (кроме неологических) в разных языках имеют свои установленные звуковые формы. Возвращаясь к примеру о петухе, следует отметить, что все русские скажут «кукареку» и даже совсем близкое по звучанию «кукуригу» сразу выдаст болгарина, а греческое «кукурику» прозвучит странно для болгарского уха, несмотря на то, что разница только в созвучных «г» и «к».

С другой стороны, будучи именно подражаниями, все они должны войти в общую ткань переводимого текста совершенно естественно, создавая такой же эффект, как и на ИЯ. Иными словами, правильнее всего прибегнуть к подстановке, т. е. следует подменять их соответствующими им языковыми средствами ПЯ, которые иногда могут оказаться очень далекими по звучанию. Возьмем, к примеру, подражание резкому, сильному звуку, шуму, вызванному ударом, выстрелом и т. п. (по определению MAC):

рус.   – трах!                           кит. – дун!

англ. – бэнг!             нем. – буме!

болг. – прас!             рум. – бам!

исп.   – трас!             фр.   – влан!

Или щелканье ножниц:

нем. – клип-клап англ. – снип-снип

рус.   – чик-чик болг. – кръц-кръ

Однако многие ономатопеи, в особенности механические, воспринимаются (и передаются) авторами чрезвычайно индивидуально. Например, механические: «В ж их, в ж и х... Вжих, вжих – раздается на всю опушку леса странный пилящий звук...» ' (Разрядка наша – авт.) «Дл яньг-дил инь!.. Д л и н ь-д л я н г... Дляньг-дилинь!.. Бьют склянки».² (Разрядка наша – авт.)

Встречаются и индивидуальные звукоподражания животным. Так, Э. Сетон-Томпсон передает даже различные настроения собаки Скукума («Рольф в лесах»): «Яп-яп-яп» – сердитый лай, «йип-йип-йип» – веселый лай при виде тетерева, «яу-яу-яу» – протяжный, веселый лай при погоне за оленем, «рряп-яп» – ненависть к дикобразу.

Нередко такие звукоподражания явно «торчат над строкой», так как они рассчитаны на определенный стилистический эффект. Во всех этих случаях переводчик должен постараться сохранить их, ибо, как говорит И. Левый, «нельзя перевести или заменить звукоподражательный ряд, возникший в единичном случае, специально созданный для передачи того или иного природного [а мы настойчиво прибавим: или механического] звучания; здесь возможна только фонетическая транскрипция»³.

Исключением будут только неудобочитаемые, трудно произносимые на ПЯ, или же неадекватные по звучанию или значению ономатопеи. В таких случаях переводчик должен войти в роль соавтора и создать функциональный «звуковой эквивалент». Вот пример, взятый из периодики, в котором, на наш взгляд, звукоподражания не поддаются перенесению транскрипцией ни на какой другой, даже на близкородственный болгарский язык: «Лично мне известны их [билетных полуавтоматов] три вида. Должен сказать, что они сильно отличаются друг от друга. Один из них, например, когда выдает билет, издает звук «хрым-с-с». Другой «цхам-схам», третий – «з в я н ь – ц е н ь – ц е н ь». Одним словом – все разные»⁴ (Разрядка наша – авт.)

И, наконец, переводчик может натолкнуться на неологические звукоподражания – обозначение звуков и при-

¹ Шапошникова   Л. В.   Австралоиды живут в Индии, с. 199.

² Кассиль   Л.   Далеко в море. М.—Л.: Детгиз, 1948, с. 3.

³ Л е в ы и   И.   Указ, соч., с. 126.

⁴ И, 13.11.1975,

247

246

родных, и животных, и механических, бытующих в ИЯ, но незнакомых для ПЯ, как встречаемое и у Джека Лондона, и у Сетона-Томпсона, и у Джэмса Кэрвуда подражание крику полярной куропатки «кррр», или же одинаково новых и для ИЯ, и для ПЯ, как следующие, тоже «полярные» ономатопеи:

«Магеллановы пингвины не замолкали ни на минуту.. Они кричали «хонк-хонк-хонк»...»'

«Арра-арра! – громко орут кайры – белобрюхие в черных пингвиньих смокингах»².

И здесь, опять-таки, переводчик может поступить двояко: либо ввести неологизм в ПЯ, либо, если он труден для восприятия – для графического или звукового воспроизведения, – создать функциональный аналог. л,

Междометия, будучи не подражательными, а спонтанными, членораздельными звукосочетаниями, но употребляющимися «обычно для непосредственного выражения чувств и волевых побуждений (например, «о!», «ах!», «ай!»)» (ЭС; см. также ст. «Междометие» в БСЭ), близки к ономатопеям, что и дает нам известные основания рассматривать их в одной главе.

Поспешим оговориться: в круг междометий, рассматриваемых нами с точки зрения возможностей и приемов перевода, не входят «полнозначные слова, утратившие свое лексическое значение и служащие для выражения эмоций»³, так же как и словосочетания с эмоциональным зарядом, употребляемые в функции восклицаний и приравниваемые в словарях к междометиям пометой «в значении междометия». Эти производные (вторичные) междометия обычно неполностью утрачивают свое семантическое значение, что и позволяет при переводе искать аналогов в ПЯ (например, болг. майчице! как выражение испуга вполне поддается переводу рус. матушки, но также и батюшки! или батюшки светы!).

¹ Йильсетер   Св. Остров за островом. М.: Мысль,    1974, с. 214.

² Стоценко  Вл.   Командорские встречи, с. 35.

³ Грамматика      современного      русского    языка      под    редакцией Н. Ю. Шведовой. М.: Наука, 1970, с. 313—314.

248

Здесь мы ограничимся лишь первичными междометиями—«внутренне нерасчлененными и грамматически неоформленными знаками эмоционального и волевого выражения» (СЛТ).

Частным случаем, однако, является положение, когда на одном из данной пары языков (ИЯ и ПЯ) междометие– полнозначное слово, утратившее свое лексическое значение, а его эквивалент в другом языке – обычное междометие. Примером этому могут послужить упомянутые в предыдущей главе англ, say или нем. du, соответствующие часто рус. эй или ну.

Говоря особо о междометиях в художественном переводе, независимо от всех других классификаций, по внешним признакам их, так же как и звукоподражания, можно разделить на две группы: 1) междометия обычные для данной языковой общности и 2) междометия индивидуальные, представляющие собой авторские неологизмы, которые используются в первую очередь в функции речевой характеристики.

Первые большей частью можно перевести функциональными эквивалентами. Это нетрудно показать на простом примере:

нем. – ау!

– аулеу

– вай!

– ай-ай!

рум тур фр.

рус. – ой!

англ. – ау!

болг. – олеле!

Исп.   – ау-ау-ау!

То же касается междометий вокативных и императивных: вокативные – рус. цып-цып!, болг. кът-кът-кът!, англ, chuck-chuck, фр. poule! poule! poule!, нем. Putput; императивные – рус. но!, болг. дий!, англ, gee, фр. hue, нем. hu(h)!.

Бывает, однако, и так, что даже при наличии полного или приблизительного соответствия на ПЯ переводчик предпочитает, в интересах сохранения колорита или «атмосферы» ритмо-мелодических и интонационных особенностей переводимого текста, транскрибировать встреченное им междометие. Тогда там, где контекст остается неясным, он может добавить объяснительную фразу.

Следующий характерный пример мы заимствуем не из собственно перевода, а из пересказа алеутской сказки «Мальчик в девичьей одежде»: «Ауага ! – закричал К.а-наагутух. Так всегда люди кричат в с и л ь -

249

ном   и с пу гe»'. Разумеется,   такие пояснения должны быть не правилом, а исключением.

Что касается индивидуальных междометий, которые, к счастью переводчика, встречаются сравнительно редко, здесь мудрствовать лукаво не приходится: их почти всегда транскрибируют, как, например, в следующей выдержке из «Фрегата «Паллады» И. А. Гончарова: «Вандик придерживал лошадей. «Annл!» (разрядка наша – авт.) —кричал он по временам. Мы не могли добиться, что это значит: собственное ли имя, или так только, окрик на лошадей.. Когда мы спрашивали об этом Вандика, он только улыбался»². Исключением могут быть лишь такие междометия, которые не поддаются транскрипции или же являются неподходящим или неудобным омонимом междометия или полнозначного слова на ПЯ.

Глава 5

ные слои языка подчиняются своим нормам и не имею! ничего общего с намеренным или ненамеренным коверка-нием разговорной речи»'.

Нельзя не согласиться с тем, что диалект, просторечие, жаргон «подчиняются своим нормам»; с другой стороны, определенные нормы можно обнаружить и в ломаной речи, в речи иностранца, коверкающего язык. Но если исходить из понятия о нормах литературного языка, то наиболее удобным можно все же считать термин «отклонения от литературной нормы», объединяющий все случаи искажений литературного языка и речи. Вместе с тем замечание Я– И. Рецкера об отличии между «периферийными слоями языка» и «намеренным и ненамеренным ко-верканием разговорной речи» (он называет его «конта-минированной речью») наводит на мысль о двух типах отклонений, которые мы условно назвали коллективными и индивидуальными.

I. Коллективные

1. Просторечие.

2. Диалекты.

3. Жаргоны¹.

4. Арго²

5. Сленг².

6. Профессиональные языки³.

Те или иные из перечисленных отклонений используются авторами

а) как основное языковое средство (отклонения группы I), т. е. определенное отклонение во всем произведе-

'Рецкер   Я. И. Передача контаминированной речи в переводе и роль традиции. – ТП, 1968, № 5, с. 92.

² «Жаргон», «арго» и «сленг» – понятия очень близкие; четкий границы между ними нет (например, для СЛТ и С-СЛТ разница между первыми двумя заключается лишь в уничижительном оттенке первого; согласно БСЭ, жаргон и просторечие образуют сленг).

³ Профессиональные языки являются социальными диалектами (СЛТ); выделяем их особо в связи с их значением с точки зрения перевода.

⁴ Термин и несколько примеров заимствуем у Н. А. Я н к о – Т р и -н и цк о и (Вольности устной речи. – РР, 1968, № 5).

9*

ПРОСТОРЕЧИЕ, ДИАЛЕКТ, ЖАРГОН, АРГО, ЛОМАНАЯ РЕЧЬ

(Отклонения от литературной нормы)

«..Непередаваемые особенности действительно есть. Это не те специфические для одного языка элементы, которым нет прямого формального соответствия в другом и которые тем не менее могут быть переданы, компенсированы с помощью определенных грамматических или лексических средств, способных воспроизвести их роль в системе контекста. Действительно непереводимыми являются лишь те отдельные элементы языка подлинника, которые представляют отклонения от общей нормы языка, ощутимые по отношению именно к этому языку, т. е. в основном диалектизмы и те слова социальных жаргонов, которые имеют ярко выраженную местную окраску», – пишет А. В. Федоров³. А Я. И. Рецкер считает, что к нарушениям литературной нормы не следует относить просторечие, диалекты, жаргоны. «Эти периферий-

¹ Журавлиное перо. Сказки народов Севера. Пересказали для детей Н.  Гессе и 3. Задунайская. Л.: Детская литература,  1968, с. 291.

² Гончаров   И.  А.   Фрегат «Паллада». Т. I. M: Гос. изд-во худ.

лит-ры, 1957, с. 179. ³Федоров   А.  В.   Указ, соч., с. 145.

250

II. Индивидуальные

1. Вольности устной речи⁴.

2. Детский язык.

3. Ломаная речь.

4. Дефекты речи (косноязычие, шепелявость, сюсюканье, гнусавость, картавость, пришепетывание, заикание и пр.).

251

5. Ошибки в произношении и правописании.

нии (в том числе авторская и/или прямая речь), например, сленг в романе «Над пропастью во ржи» Дж. Сэлинджера, баварский диалект во многих произведениях Лудвига Томы, родопский диалект в «Диких рассказах» Н. Хайтова, диалект софийских шопов в ряде произведений Элина-Пелина и т. д.;

б) как речевые характеристики отдельных персонажей (этот прием настолько широко распространен, что не нуждается в примерах) и

в) как отдельные вкрапления – для колорита (к ним вполне применимо сказанное в гл. 6).

А. В. Федоров, упомянув об их (в частности, диалектизмов) «непередаваемости», тут же рассматривает примеры их передачи, хотя и другими средствами, т. е. допускает возможность их функционального перевода или компенсации, а И. Левый уточняет: «...вовсе не обязательно, чтобы в народной речи каждому разговорному обороту оригинала отвечало просторечие в переводе: оно может быть использовано в другом месте, лишь бы общее впечатление от речевой характеристики сохранилось неизменным» '.

Выходит так: с одной стороны, если принять формулировку Э. Г. Ризель, «писатель имеет полное право для разрешения творческих задач (речевая характеристика, описание социальной среды и исторического .колорита и т. д.) отобрать любое слово или выражение, любую морфологическую форму или синтаксическую конструкцию из нелитературных источников»², а с другой, учитывая, что переводчик всегда в принципе подчинен воле автора, т. е. обязан передать действительность такой, какой ее видит автор, он должен дать понять читателю, что в данном случае прямая речь и/или авторские отступления ненормативны. И не только дать понять, но в некоторой степени создать и соответствующую атмосферу.

Итак, при жаргоне, арго и сленге самым естественным, бесспорно, будет прибегнуть к функциональным аналогам при наличии их в ПЯ– Известные соответствия существуют почти на всех языках (в частности, о чешском И. Левый говорит: «Некоторые языки обладают гораздо более богатыми, чем наш, возможностями оттенять

'Левый   И.   Указ, соч., с. 148.

² Ризель   Э. Г.    Языковые нормы и так называемые «нарушения

языковых норм».—Ученые   записки  1-го МГПИИЯ,   т. IV,  1957,

с. 295—298.

252

социальные различия персонажей, поскольку их разговорная речь располагает значительно более широкой стилистической шкалой» ^!). Трудности возникают при отсутствии двуязычных и даже одноязычных словарей жаргонов и арго, в том числе на русском и болгарском языках².

Где-то на грани между жаргоном и просторечием стоят и профессиональные диалекты (Л. И. Скворцов называет их профессиональным просторечием³); к ним относятся и элементы терминологии, принятые в среде данной профессии как обиходные слова; к ним переводчик, очевидно, тоже должен подыскать соответствия, если они существуют в ПЯ-

Особым явлением считается англ, (ам.) сленг, который большинством ученых определяется как «экспрессивное англ, (ам.) просторечие»⁴ и который Л. И. Скворцов отождествляет с «групповым говором» вообще, а последний– с просторечием⁵.

В общем все эти категории (арго, жаргон, профессио-нализмы, сленг), по мнению многих авторов, в конечном счете тесно связаны с просторечием и нередко отождествляются с ним или переходят в него. Следовательно, при отсутствии соответствий или функциональных аналогов, переводчик может прибегнуть к просторечию, которое и придаст переводимому тексту необходимую характеристику отклонения от литературной нормы.

Некоторые авторы намечают и дальнейшую эволюцию или «олитературивание» более устойчивых жаргонизмов и диалектизмов, «превращение нелитературных языковых средств в литературные через посредство стилистических приемов» в художественной и общественно-политической литературе⁶.

При диалектизмах, по сути дела, разница в положении состоит в том, что, согласно давно принятой в искус-

¹ Левый   И. Указ, соч., с. 118.

² Об этом см.: Флорин С. Чем словари не удовлетворяют переводчика?—МП, 1974, 10, с. 397—398.

³Скворцов  Л. И. Литературный язык, просторечие и жаргоны в их взаимодействии. – Сб. Литературная норма и просторечие. М.: Наука, 1977, с. 29.

⁴ Исчерпывающий анализ понятия «сленг» и соответствующую библиографию см.: Крупнов В. Н. Указ, соч., с. 98—100; Рози-н а Р. И. Американский сленг XX в. в аспекте перевода. – ТП, 1977, № 14, с. 36—37.

⁵Скворцов   Л.  И. Указ, соч., с. 55. Р и з е л ь Э.  Г. Указ, соч., с. 297; ср.: Скворцов Л. И. Там же.

253

стве художественного перевода аксиоме, диалектизм вообще нельзя переводить диалектизмом («..немыслимо переводить южнофранцузские диалектизмы с помощью особенностей южнорусских диалектов»¹). Поэтому нам кажется неправильным, например, подход Майкла Хол-мана, английского переводчика «Диких рассказов» Н. Хайтова, который заявил на международном симпозиуме^ в Софии (1975 г.), что переводит родопский диалект йоркширским на том основании, что в английском языке нельзя найти другой сниженной лексики такого рода и что йоркширцы, как социальная группа, имеют что-то общее с родопчанами (впрочем, сам М. Холман сознался, что тем самым он рискует превратить для читателя родопчан в йоркширцев). Явно, единственную возможность нюансировать текст перевода предлагает опять-таки просторечие, о чем говорит целый ряд теоретиков перевода², добавляя, что делать это нужно осторожно и экономно, с чем мы вполне согласны. Возражение против этого мы находим в цитированной выше статье В. Г. Гака, где сказано: «Так же невозможно передать французское просторечие, лежащее за пределами литературной нормы, русским просторечием»³. Однако, очевидно, это только различие в терминологии или в разграничении различных лексических пластов, так как далее сам же В. Г. Гак пишет: «В этих случаях показывают лишь некоторое отклонение речи говорящего от «выдержанной» литературной речевой нормы, что достигается не употреблением русских диалектизмов или вульгаризмов, но использованием некоторых разговорных элементов языка»⁴.

Частным случаем являются места, где автор оговаривает диалектную речь своего героя. В таких местах, на наш взгляд, сказанного автором достаточно, и лучше пе-

¹ Г а к В.   Г.   «Коверкание» или «подделка». – ТП, 1966, № 3, с. 38.

² См., например, кроме Федорова А. В. (Указ, соч., с. 314– 318), Гак В. Г. Указ, соч., с. 38; К о п а н е в П. И. и др. Просторечие и проблема перевода (Тезисы). – ТПНОПП, ч. I, с. 174—176; Коптилов В. В. Высказывания на V конгрессе славистов. – Славянская филология, т. П. София, 1963, с. 245; Кашкин Ив. Указ, соч., с. 457—458; Левый И. Указ соч., с. 139—140; Рецкер Я– И. Теория перевода и переводческая практика, с. 60; Р о з и н а Р. И. Указ, соч, с. 45; Швейцер А. Д. Указ, соч., с. 25; Перевод и социолингвистика (Тезисы) – ТПНОПП, ч. I, с. 67 и др.

³ Г а к В.  Г. Указ, соч., с. 38.

⁴ Т а м   ж е.

254

редать самую реплику на литературном языке, не подыскивая никаких аналогов: «..каза с характерния си вят-ски говор:» – Глей да те не у те па попътя!»¹ (Разрядка наша – авт.) Здесь можно было бы обойтись без просторечия «глей» и диалектизма «утепа».

Интересно, что диалект и говор везде определяются, как понятия местные, территориальные (см. MAC, ЭС), но в США, где сожительствуют большие национальные группы иммигрантов, выработались и существуют и говоры (диалекты?) группово-национальные – итальянский, креольский, негритянский (их несколько), немецкий и т. д. Все эти «диалекты», так же как и пиджин-инг-лиш (англо-китайский гибридный язык), отличающиеся фонетическими и морфологическими искажениями английского языка, приближаются к ломаной речи, о которой мы будем говорить дальше.

Поскольку жаргоны, арго и сленг подвержены частым изменениям, переводчик, подыскивая им соответствия, не должен упускать из виду и временной фактор. Например, сленг нередко становится «языковой приметой поколений» (БСЭ), так что неудачно подобранное соответствие грозит иной раз обернуться анахронизмом.

Не менее опасно и пренебрежение к местному фактору, что особенно касается применения в ПЯ отдельных диалектизмов, стоящих на грани просторечия.

В отношении профессионализмов переводчику нужно чутье—зачастую он должен распознать их, выделить из кажущегося гладким текста, что бывает трудной, почти невыполнимой задачей, в особенности когда он соприкасается с переводом каламбуров или фразеологизмов.

Переводчик должен угадать профессионализм и там, где его нет в оригинале, т. е. при безэквивалентности или недифференцированности. Так, по-русски и конторский служащий, и столяр, и сапожник употребят в разговоре слово клей, но по-болгарски первый скажет лепило, второй– туткал, а третий – пап или чириш, например, в фразе «Пахнет клеем»; с другой стороны, и болг. лепило может быть клей или клейстер.